Текст книги "Другой принц (СИ)"

Автор книги: Пайсано

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 25 страниц)

– Не успели вы свой указ огласить, лорд-десница, а у вас уже в приемной эти, как их, Поттерблэки трутся, – заметил хронист, снова водружая на стол принесенное с собой пиво, в трех больших бутылках из удивительно чистого темного стекла, заткнутых винными пробками.

– Кеттлблэки, – поправил лорд Эддард. – Знаю я этих лжесвидетелей, они даже врать не научились: немного напугаешь, и уже во всем каются. Сейчас я их погоню, им и одну женщину доверить боязно.

– Погоните их к чертовой матери совсем, – предложил хронист. – У них корона на женской голове почему-то непристойные мысли вызывает. Нечего таким людям при дворе делать.

Лорд Эддард быстро переговорил с Кеттлблэками, судя по звукам, спустив их с лестницы – врать-то они в ответ на прямой вопрос не умели, – а хронист тем временем разлил и нарезал, а как лорд Эддард вернулся, и за новую историю принялся, еще краше прежних.

«Давным-давно, еще при Аррене, когда в стране порядок был, мастера над монетой Петира Бейлиша десница к себе затребовал. Бейлиш уже тогда вину за собой чуял, но собрал побольше предложений и пошел: можно вот бордели новым налогом обложить, можно побольше шлюх завести – у Бейлиша все мысли только про бордели.

А Аррен встречает Бейлиша хмурый и злой, словно все вины за Бейлишем знает, и сразу к допросу приступает, еще даже обвинения не предъявив.

– Отвечай-ка быстро, не задумываясь, – требует лорд Аррен, и видит у него в руках Бейлиш листок с цифрами, и начинает понимать, что сейчас лорд Аррен ответа потребует, почему налоги растут, а бюджет все так и не сходится.

– А скажи-ка мне, Петир, как вассал сюзерену, – неожиданно спрашивает Аррен, – а землицей ты уже обзавелся?

– Да что там, одни развалины, только ветер свищет, негде главу преклонить, – бормочет Бейлиш, а сам пытается припомнить, сколько до него уже мастеров над монетой при короле Роберте было. Много, ой, много, и куда они только девались? У вдовы последнего он как раз развалины Харренхолла и приобрел, Речным лордом стать задумал, из-под руки сеньора вывернуться, уж больно она у Аррена тяжелая.

– Не бей на жалость, Бейлиш! – строго говорит Аррен. – А фальшивых невест тебе за благородных людей выдавать случалось?

– Ну, всего-то несколько раз, – признается Бейлиш и уже чувствует, что пропал: думал таким образом чужие замки после смерти доверчивых стариков к рукам прибрать, специально выбирал бессемейных, а девушек представлял своими внебрачными дочерями. Старики-то бессемейные, а как узнает про его внебрачных дочерей Лиза Аррен, единственный его в Гавани верный покровитель, так Бейлишу и конец: уж сколько раз Лиза по старой, детской еще дружбе его растраты покрывала, а теперь Аррен подобьет в следующем бюджете дебет с кредитом, на «особые статьи» посмотрит – и торчать голове Бейлиша на крепостной стене.

– А много ли ты уже приобрел в Гавани борделей? – продолжает Аррен.

– Бо.. бо.. бо… – начинает икать Бейлиш, это ж только обмолвится Аррен жене за завтраком, что Бейлиш по борделям каждый день ходит, а про то, что это просто хозяйский пригляд за делом, и не упомянет. И прощай тогда, детская дружба, прощай, печальные романтические взгляды, прощай, покровительство. Рыжая Талли сама его голову на стену водрузит, за то, что замарал Бейлиш свой собственный светлый образ, Талли они такие, горячие женщины. – Бо… борделей двадцать, лорд-десница. Но я уже продавать все хотел!

– Ну, значит, все сходится, – вздыхает Аррен. – Мелкие замки к рукам прибираешь, на Харренхолл уже разорился, борделей в Гавани накупил, чтобы чужие секреты узнавать и бесплатно морально разлагаться. Если до борделей дошло, значит, Бейлиш, и член у тебя есть. Выходит, так.

– Ак… Ак… Ак… – продолжает икать Бейлиш. – А к-как же… К-конечно есть. По-по-показать?

– Да он что, у тебя с собой?

Тут Бейлиш со стула вверх сапогами хлоп! Пришел в себя от того, что Аррен сжалился и воды на него полил. Вспоминается смутно Бейлишу, что был разговор почему-то о члене. Что-то Бейлиш с ним сделал не то, хотя даже и не мечтал… да нет, мечтал ведь, мечтал, хоть членом уцепиться за лестницу, ведущую наверх, к головокружительной власти. Сначала детскую влюбленность в жене десницы разворошить, а там чем черт не шутит, или Хранителем Востока так стать, или на юную принцессу перекинуться, или и то, и другое. И понимает теперь Бейлиш, что власть членом не удержишь, оттяпают тебе член, а то и горло вскроют в семейном кругу. Это же боевые лорды, а не олигархи и не купцы, у них даже девочки порой с малых лет оружие носят. Помаши в такой обстановочке членом, точно ведь оттяпают.

Встает Бейлиш на карачки и покаянно говорит:

– Мой лорд, если государству нужен мой член – я готов. Пусть Илин Пейн мне его отрубит, чтобы не доводить до греха. Только выпить дайте, я боли боюсь. И Лизе Талли ничего про это не рассказывайте.

А Аррен уже за столом сидит, бумаги перекладывает, смотрит на Бейлиша довольно дружелюбно.

– Ползи отсюда, – говорит, – послужи еще.

Выползает Бейлиш из покоев десницы и в латные поножи головой утыкается. Чуть снова чувств не лишился, но вспомнил, что Илин Пейн палач, он лат не носит. Стоит над Бейлишем лорд Ройс, суровый Бронзовый Джон, и слегка ухмыляется. Насмешливо, но вроде понимающе.

– Что, пуганул тебя сеньор? – спрашивает Ройс. – Про член поговорили?

Бейлиш снова икать начал, а Ройс поднял его за шкирку и ситуацию ему объяснил.

– Это так лорд Аррен проверяет, совсем вы, менялы и мытари, берега потеряли, или еще страх божий имеете. Когда вы из казны себе на шмотки и изукрашенные доспехи гребете, он терпит. Когда начинаете по мелочи землю прикупать, приглядывается. Когда Харренхолл покупаете, на хрен он вам, выскочкам безродным, сдался – тогда настораживается, смотрит, когда воровать по-крупному начнете. Но вот уже пятый придурок после Харренхолла бордели покупать начинает, видно, вам, штафиркам, по молодости бабы не дают. А потом мастер придурок, то есть мастер над монетой, начинает проворовываться и после кучи покорных ему шлюх себя демоническим мужчиной чувствует, покупает деревянный самотык, чтобы точно не оплошать, и начинает к жене десницы подкатывать с деревянным хреном в кармане. Это уже дело личное, тут приходится человечка в расход оформлять. А у тебя, я вижу, члена нет, так что гуляй.

– Ие.. ие… ие… – икает Бейлиш. – И-есть. Но не деревянный же.

– Вот поэтому ты и живой, что не деревянный, – отвечает ему Бронзовый Джон. – Только ты лучше к жене десницы больше не подходи. И продай всю эту свою ерунду да построй себе несколько кораблей. Может, хоть сын твой станет боевым лордом».**

Лорд Эддард над историей так смеялся, что даже все намеки на свою свояченицу мимо ушей пропустил, а хронисту подмахнул наконец вечную бумагу, «предъявитель сего обжирается за королевский счет по моему приказу и на благо Вестероса», в обмен на обещание все эти байки записать, чтобы на память остались.

Только утром, проснувшись рядом с женой и вспомнив вечер в Винтерфелле, когда Роберт сделал его десницей, а Кейтилин получила путаное письмо от сестры, Эддард припомнил все сказанное хронистом о Бейлише и Лизе Аррен и за голову схватился. «Детскую влюбленность в жене десницы разворошить», «чем черт не шутит, Хранителем Востока так стать»… Так ведь он и не знает, кто убил Джона Аррена, на Бейлиша он тогда не подумал, слишком быстро его порешил. А если и впрямь Бейлиш хотел стать Хранителем Востока, для чего и Аррена отравил? Может, и действовал-то Бейлиш не один, и теперь у Эддарда не свояченица и не Хранитель Востока, а предательница с черной душой. И черт его знает, как это теперь распутывать, не иначе как самому ехать придется и Орлиное Гнездо хитростью брать.

А хронист обещание свое выполнил и лорду Эддарду на хмурое утро все байки в кабинет подкинул, да еще и сверху доложил: и про двух паладинов, и про вестеросскую пленницу, и про туза в королевском рукаве. Выдумки и враки, конечно, но что, может, и пригодится, а не пригодится – хотя бы лорд Эддард не будет сильно по хронисту скучать.

_______________

** Оригинал истории хрониста из новеллы Олега Дивова “Сталин и дураки” можно прочитать здесь: https://divov.livejournal.com/215644.html

========== XXXVI ==========

Я ждал это время, и вот это время пришло:

Те, кто молчал, перестали молчать.

(с) Цой

Король Лионель въехал в Черный замок тихо, укрытый спустившейся на Стену вечерней темнотой. Санса и Арья вернулись в свою комнату, которая так и оставалась за ними, а Лионеля перехватил неведомо как узнавший о его приезде Самвел и потащил его в комнаты мейстера.

– Скучал по тебе, дорогой, – говорил улыбчивый Самвел. – Такую вещь тебе покажу, ты только сильно не удивляйся. Я тебе говорил, Джон как приехал сначала сюда, все тосковал, все судьбу свою бастардскую оплакивал – сначала самогона попросит достать, а потом сидит оплакивает. Сердце же ты знаешь мое, да? Я ему даже грамоту принес, что является он законным сыном Эддарда Старка и покойной Эшары Дейн, а он меня аж за горло. «Это, – кричит, – липовая бумага, каждый знает, что Эшара родила мертвую дочь и после этого утопилась!» Ну а кто бы мне за те деньги, которые у меня тогда были, не липовую-то сделал? – Самвел немного замялся, наткнувшись на неловкий факт, что в его карманы потихоньку утекает королевская казна, и сунул Лионелю в руки старинный свиток, в котором было указано, что женатый принц Рейгар женился вторым браком на Лианне Старк.

– Эта подлинная, – уверил опешившего короля Самвел. – Мамой тебе клянусь, священной горой клянусь!

– А что, так можно было? – помотал головой Лионель, припоминая, сколько проблем огреб Мейгор от Святого Воинства, всем последующим Таргариенам хватило.

– Да что ты, дорогой, – отмахнулся Самвел. – Конечно, нет. Рейгар сначала развелся с Элией Мартелл, но вот беда, разводное свидетельство куда-то потерялось, – и Лионель угадал, что потерялось оно где-то у Самвела.

– Ты даже не сомневайся, – продолжал Самвел, – пускай его в ход, второе свидетельство не найдется, а ты еще одному человеку поможешь. Вот, смотри, – и Самвел в покоях мейстера Эймона принес Лионелю целую книгу из дорнийской септы, открыв ее на том месте, где было записано, что в год от Завоевания Эйгона двести восемьдесят третий, в замке, прозываемом Башня Радости, у состоящих в законном браке Рейгара и Лианны Таргариенов родился на свет Джон Таргариен, первый своего имени.

– Не таргариенское имя, – с сомнением сказал Лионель, видя, впрочем, что книга настоящая. – Да и какие доказательства, что это наш Джон Сноу?

– Если только лорд Эддард даст слово чести, – признал Самвел. – Но споры будут, конечно. Хорошие, жаркие споры, про второй брак Рейгара под такие споры как по маслу проскочит.

Честному и прямому Лионелю не очень нравилась афера Самвела, но разговор был прерван мейстером Эймоном, который хоть и ослеп от старости, но словно всем назло сохранил весьма острый слух.

– И доказательств никаких не надо, – объявил мейстер, радуясь обретенному родственнику. – Ну-ка, Самвел, кликни-ка моего внучка! Ведь сердце как говорило мне, когда я его выхаживал, что не чужой он мне человек. И статью вышел, и характером, и на блондинок его тянет, – Самвел тем временем исчез за дверью, жестами велев не говорить Эймону, что Игритт рыжая, не расстраивать старика, но старого мейстера, почувствовавшего небывалый прилив энергии, может, и стоило бы расстроить, пока он не натворил дел.

– Садись-ка, милый юноша, – пригласил короля Эймон, ухватив его за рукав своими крепкими узловатыми пальцами. – Будем с тобой письмо писать, пока Самвел там бегает, да и не его ушей это дело. Был на твоем отце грех, хотел он детей Эйриса в Эссосе тайком истребить, отравителей к ним послать, – ты в светлую память о нем этот грех и загладишь. А то скитается там теперь моя правнучка, такая молодая, а уже вдовая, да и Джон наш аж больно смотреть, какой он холостой.

– Мейстер Эймон, – с укором сказал Лионель. – Она же ему тетей приходится. Надо же иметь какие-то границы.

– Вконец ты, что ли, задумал мой род погубить, а, Баратеон? – вдруг возмутился мейстер Эймон, в котором была своя доля таргариеновской наглости. – Имей совесть, достаточно мы от твоей семьи натерпелись, – но самую наглую ремарку, что Лионель и сам женится на сестрах, чтобы плодить полутораюродных братьев, мейстер все же пропустил.

– Пиши, – велел Эймон молодому королю, все-таки принц крови всегда остается принцем крови. – Дорогая моя правнучка! Пишет тебе Эймон Таргариен, сын государя Мейкара, первого своего имени, и брат государя Эйгона, пятого своего имени. Дней моих осталось немного, – Лионель с сомнением посмотрел на старого мейстера, который от приятных известий и прилива энергии помолодел лет на двадцать, – приезжай меня повидать, порадуй меня перед кончиной. Ждет твоего приезда и юноша из нашего рода, великий воин и прекрасный человек.

– Ты сама подумай, что там хорошего, в этом Эссосе? – продолжал Эймон. – Рабство и некультурность, степь да степь кругом, в городах вместо королей правят торгаши, укуренные кастраты называют себя безупречными солдатами, жрецы Многоликого бога режут людей безо всякой совести, если человек жалостливый – так обязательно наемный убийца, уж не говоря о Блэкфайрах, до сих пор не уверен, что их всех повывели.

– Род наш вновь процветет в Вестеросе, – уверенно обещал своей правнучке Эймон. – Новый король друг юного Таргариена и большой поклонник Эйгона Завоевателя…

– Шутим, мейстер? – немного угрожающе сказал Лионель, понимая, на что Эймон намекает, но старика Таргариена было не напугать.

– Весь Вестерос шутит, а мне нельзя? – дерзко сказал принц Эймон, брат Эйгона Невероятного, в детстве прозванного Невыносимым. – Новый десница воспитал юного Таргариена как своего сына и берег его как зеницу ока, а новый король на второй месяц своего правления отомстил убийцам твоих племянников и твоей золовки…

– Может, все-таки напишем, что имя десницы Эддард Старк, а я Баратеон? – предложил прямодушный король. – Ну ведь врете вы, мейстер Эймон, как зазывала в базарный день.

– Не, как говорили в Валирии, «так ты дракона не продашь», – усмехнулся Эймон. – Да и покажи, где я соврал. Просто не все рассказал, в одном письме же все не объяснишь.

– Съездили бы вы, мейстер, сами в Эссос, там бы и повидались, – предложил Лионель, не очень-то ему была нужна таргариенская принцесса в Вестеросе, если только замуж ее выдать за разумного и волевого человека. – Она ведь не одна приедет, она, говорят, с драконами приедет.

– Нам и драконы пользу принесут, – пообещал Эймон. – А то дождемся, что она не только с драконами, а и с дотракийцами приедет. Как говорит мой досточтимый коллега, папаша Мендель, оно нам надо, таких визитов? Шоб да, так нет!

Джон не знал, верить ему мейстеру Эймону или не верить, и, задумавшись об этом, он прежде всего не порадовался новым родственникам, по большей части покойным, но венценосным, а испугался окончательного расставания с родной семьей, пока не прикинул, что его сестры останутся его сестрами, и братья братьями, а сводными или двоюродными – не такая уж большая разница. Утром же мысли Джона попали в привычную им за последнее время колею, проходившую через его сердце, и, чувствуя свою тоску по разговору с родным человеком, он вдруг понял, что его семья останется той же, и Эддарда он всегда будет звать отцом – несмотря на старые метрики, не они связывают людей, а любовь и общая судьба.

Больше всего сейчас хотелось поговорить с Роббом, Арья для таких разговоров, наверно, еще маленькая, хотя и много уже повидала. Но, выйдя ранним утром во двор, под медленно падавший снег, Джон увидел Сансу – он и в первый ее приезд удивился, что она встает так рано, а не спит подольше и не валяется в постели, а потом увидел и Лионеля и усмехнулся: ну конечно, если Санса меняется, то для мужчины.

Санса была еще одна, она присев лепила снежок и явно собиралась запустить его Лео в окно, но увидела мрачного Джона, положила снежок и подошла к нему.

– Чего ты? – спросила Санса коротко и просто, ее давно пообтерла походная жизнь, и замечала она куда больше, чем думал Джон, и, может быть, любила его больше, чем ему казалось. – Так она и не вернулась?

– Вернулась, – неожиданно для себя ответил Джон, хотя все это время он об Игритт ни с кем не говорил, только огрызался зло, если спрашивали. – И убежала потом почти сразу же. И снова вернулась на два дня, дергает меня, когда ей удобно.

«Вот действительно, с Арьей об этом не поговоришь, – почему-то подумал Джон. – Она наверняка спросит, почему это мне должно быть удобно, а не Игритт. Обидится даже. Хотя… ладно, здесь я тоже ничего не понимаю».

– Ей с тобой быть негде, Джон, – мягко сказала Санса. – Здесь нельзя, а ждать тебя неделями у Крастера тяжело, я бы тоже, наверно, не согласилась.

«Согласилась бы, – подумала про себя Санса. – Извела бы просьбами взять с собой, но если делать нечего, то лучше видеться с Лео раз в месяц, чем никак, о «никак» даже и подумать невозможно».

– Есть ей, где здесь жить, вы же видели наверняка по дороге их стоянки, – ответил Джон. – Через Стену пропускают без оружия. Я ей так и сказал в последний раз: либо пусть ждет меня у Крастера, либо пусть сдает оружие и приходит сюда. Ну или тогда все, пусть остается в своем лесу, больше я к ней не выйду.

– А если она не сдаст оружие и уйдет со своими воевать к Суровому дому? – вдруг спросила Санса, ей почему-то захотелось Джона проверить: и что он почувствует, и как он отнесется. Может, тоже поговорить, когда Джон достаточно об этом подумает: Лео хочет, чтобы она и Арья остались здесь, всю дорогу до Стены это лежит между ними.

– А ты уже знаешь о войне за Стеной? – удивился Джон, и Санса окончательно решила отправить его подумать, сразу обо всем.

– Это ты ничего не знаешь, – весело ответила Санса, и Джон увидел в ее глазах такой же огонек, как у Арьи, у Арьи это раньше означало: «это у тебя пока были маленькие проблемы, а сейчас будут большие», – одни на двоих, конечно. – Например, что Арья выходит за Лео замуж.

– А ты? – опешил Джон.

– И я тоже, – весело сказала Санса. – Он на нас обеих женится, – и Санса убежала к вышедшему во двор Лео, словно в доказательство повиснув у него на шее и поцеловав, а растерянный и ничего не понимающий Джон так и остался стоять посреди двора.

Поговорить с Лео Джону так и не удалось, хотя ему было, что высказать. Но Дозор уже готовился выступать, люди из Сумеречной башни были в паре дневных переходов, и были поэтому более важные разговоры: Джон несколько раз беседовал во сне с дядей Бендженом, видел пространство за Стеной глазами орла и лучше других представлял, что их ждет у Сурового дома.

– Их не шесть сотен, как нас, – сказал Лионелю Джон, он с помощью дяди Бенджена научился считать получше, и уже видел разницу между двумя и пятью тысячами, не говоря уж о разнице между пятью тысячами и единицей. – Их не четыре тысячи, как Одичалых, вместе с теми, кто, может быть, придет. Их даже не в десять раз больше – их больше, наверно, раз в сто. Я даже не знаю, сколько это будет.

– Близко к полумиллиону, – прикинул Лео, который видел государственный бюджет и знал о долге Короны своим кредиторам. – Станнис ведет сюда флот, если у противника нет катапульт, он может подавить их огнем. Хотя было бы лучше, если бы ты заранее написал мне или Станнису, он отзывчивый. Подожди, я спрошу, может, Санса успеет кому-то здесь написать.

– Так ты правда? – неловко спросил Джон вслед.

– Правда, – ответил Лионель. – Потом поговорим еще.

А о чем было говорить, если Джон уже понял, что ничего не сделает: обе словно светятся, когда смотрят на Лео, и как он раньше этого не замечал? И как ни странно, Санса и Арья сдружились, это он заметил уже в походе за Стеной, просто не понял тогда, что Лео стал между ними мостиком, а не преградой. А что все это неправильно, невозможно, что такого быть не должно – у него вот женщина одна, как положено, а неправильно все у него, а не у них.

Отряд из Сумеречной башни должен был прийти на день или два позже, да и не мог он производить такой тихий гул, когда кажется, что гудит земля – многие в Черном замке недоумевали, что приближается с Севера, и только Лео и Санса, стоя на вершине Копья, видели ровные ряды пехоты и кавалерийские части под знакомыми Сансе знаменами. Север пришел.

– Ты написала им раньше? – догадался Лео, а Санса помотала головой.

– Болтон привел Амберов и Гловеров, – пояснила Санса. – Карстарки и Мормонты тоже идут походом с ним, что вообще-то небывалое дело. И Флинты, и горные кланы – они бы не успели так быстро собраться и договориться, даже если бы мы написали от Ридов. А наших почему-то нет, – Санса и сама не знала, досаду она испытывала или облегчение, это в книгах на битву уходят за славой, а она сейчас провожала Лео и Джона и боялась, что навстречу смерти.

Когда Лео и Санса спустились, встретив Арью на середине лестницы, у ворот Черного замка северные лорды и офицеры Ночного Дозора знакомились и вспоминали друг друга.

– Сколько раз караульный должен трубить, если приближаются Иные? – разъяснял Ночному Дозору тайну своего прибытия Большой Джон Амбер.

– Трижды, – ответил Боуэн Марш, стюард и большой буквоед.

– А что для этого караульный должен уметь, кроме как дуть в дудку? – пояснял дальше лорд Амбер. – Отличать Иного и мертвяка от обычного человека. И вы думаете, вы одни такие памятливые, что помните это целых восемь тысяч лет? Тенны воюют с ними каждое столетие, а Север раз в несколько веков, так что мы в первой линии свое дело знаем. Понятное дело, у меня нужные книги наполовину съели мыши, на Медвежьем острове они подмокли, а отважные горцы вообще книг не читают, но со всех-то мы собрали, что нужно.

– Я обещал, что приду, когда буду нужен, – сказал Лионелю Русе Болтон своим тихим голосом. – Здравствуйте, соседки. Постараюсь его вам вернуть, по всему ведь Северу идет шепоток… что Болтон слишком уж людей бережет.

«Его не убережешь, – подумала про себя Санса и крепко обняла Лео за руку. – Он прятаться не будет».

– Робб идет следом? – спросила Арья, ей, наверно, в первый раз в жизни хотелось с Болтоном поговорить. Он был совсем другой, ехал простецом, в армяке поверх красного фамильного камзола, и хоть его бледное бесстрастное лицо по-прежнему больше подобало нечисти, чем человеку, это уже была нечисть на нашей стороне, и глаза у нее оттаивали от близости к человеческому роду, чью судьбу Болтону приходилось разделить.

– Все уже пришли, – тихо ответил Болтон. – Этот враг не побежит, и большая армия его не испугает. А те, кто погибнет или на обычной войне мог бы сдаться в плен, пополнят его ряды. Ваша семья поведет вторую линию, если нас разобьют – они тогда будут знать больше. Живущие рядом с Перешейком выступят третьими. Когда Мандерли сделали знаменосцами, они по незнанию так гордились, так гордились мишенью для Иных, которую на них тем самым повесили, хе-хе. Где мы встречаем гостей-то, государь?

– В Суровом доме, – сказал Лионель, чувствуя вокруг тишину – негромко говорящего Болтона слушали. – С моря подойдет флот с Диким огнем и катапультами.

– Отступать нам будет некуда – может, оно и хорошо, – проговорил Болтон, разворачивая поданную ему карту. – С этим врагом надо насмерть стоять – если кто попадет к нему в руки живым, от того нашим будет потом много горя. А за Стеной не отсидишься: если верить легендам, что горцы помнят, – и по льду ее обходили, и через мост Черепов прорывались. А главное, чем дольше они стоят под Стеной, тем дольше зима, и тем слабее Север.

Болтон надолго замолчал, пожевывая губами и по-лягушачьи их втягивая.

– Болтон? – наконец не выдержал Большой Джон, подойдя к Болтону.

– Что – Болтон?

– Говори давай, ты знаменосец.

– А ты броненосец, – Болтон ткнул Амбера в доспехи узловатым пальцем. – Карта дрянцо, тут сопки должны быть. Если бы воевали с людьми, то хорошо бы стояли, нам бы тогда только уцепиться за высоты. А так… – Болтон еще немного покрутил карту, морщась, как от зубной боли. – Курва, мы как слепые, у нас даже оборотня нет, настоящего, а не варга, чтобы увидел, что они там с собой тащат.

– Я оборотень, – признался Джон. – Я видел их армию сверху.

– Осторожней, парень, Иные тоже не пальцем деланные, – предупредил Болтон, он действительно своих людей берег. – А на самые южные сопки мы поставим Одичалых, хе-хе. У них доспехи дрянь, как положат их да развернут на нас, мы-то с ними справимся – а наоборот уже вряд ли.

Арья немного обижалась на Сансу, что та рассказала все про них троих Джону, ее не спросив – как будто сама Арья когда-то кого-то спрашивала, прежде чем что-нибудь в очередной раз выкинуть – и даже стеснялась Джона немного, не зная, как он принял новость, и досадуя, что он так с ней об этом и не заговорил. Но провожали Лионеля Санса и Арья вдвоем, даже когда он вскочил на коня, стояли рядом по обе стороны – смотрели, к счастью, не на них, а на него, первого из королей Королевской гавани, кто уходил воевать за Север. Север помнит, и имена немногих легендарных южных королей, что помогли Северу в войне против его главного врага, забыли к югу от Перешейка, но их сохранила память северян. И в новой северной легенде, сложенной не для придворных дам и без особой литературщины, найдется место и для отчаянных девчонок, которые выпихнули ноги юного короля андалов из стремян и взлетели вверх, уперевшись одна в левое, другая в правое стремя, чтобы еще раз поцеловать его перед тем, как он уйдет в свой главный бой.

========== XXXVII ==========

Когда-то я был королем, а ты была королевой,

Но тень легла на струну, и оборвалась струна.

И от святой стороны нам ничего не осталось,

Кроме последней любви и золотого пятна.

(с) Наутилус

Брак Станниса с Селисой Флорент был неудачным, потому что Станнис решил поучиться на ошибках брата и сделать все как должно, то есть наоборот. Он взял в жены женщину хорошего рода, но из семьи, которая подчинилась бы ему и стала бы верно ему служить – и в этом Станнис не прогадал. Он специально взял в жены женщину строгую, не слишком красивую и богобоязненную – и вот тут грабли ахнули Станниса по лбу со всего размаху. Конечно, о леди Селисе никогда не ходили слухи, которые ходили о королеве Серсее, правда о коей оказалась потом хуже слухов. Но строгости и богобоязненности хлебнули не столько потенциальные придворные ухажеры, сколько сам Станнис, и легкомысленный брат Станниса Ренли говорил вполне справедливо, что Станнис идет на брачное ложе как воин на битву, но мог бы при этом брату и посочувствовать – характером Станнис был непохож на братьев, но и телосложение, и мужская сила были в нем те же. В довершение всего, Селиса, равнодушная, как и было задумано, и к мужским занятиям, и к красивым нарядам, решила духовно расти над собой, и то сжигала то, чему поклонялась, то поклонялась тому, что сжигала, а уж проповедников, сектантов, ворожей и магов в замке перебывала целая пехотная рота, и каждый изменял жизнь леди Селисы и ее кружка по-своему, но никогда не так, как это было нужно Станнису. Станнис был тверд характером и не дал леди Селисе погубить королевство, даже когда она притащила к больной дочери чудесного врачевателя, но, прослышав о выходке своего августейшего племянника, который, судя по всему, собирался жениться дважды, Станнис вполне этой идее посочувствовал, благо что и причина, отсутствие наследника, была у Станниса уважительной, и за судьбу рода Баратеонов Станнис тоже переживал.

Станнис решил не повторять ошибок прошлого и снова сделать все наоборот, а лежащие на его пути грабли в ответ на это только хищно позвенели зубьями и приготовили черенок, раз уж Станнис к тридцати пяти годам так и не заметил, что готовое платье покупают только нищеброды на базаре, а серьезные люди шьют его наново по своей фигуре, и не провел аналогии с семейной жизнью.

В тридцать пять лет глаз у Станниса по-прежнему был верный и даже стал еще зорче: как он и ожидал, красная жрица оказалась в постели огненной и безудержной, но справиться с ней было нелегко: одной реплики про «твое пламя едва горит» было достаточно, чтобы ее задушить, хотя Станнис наказал дерзкую женщину другим способом, на который она, собственно, и рассчитывала. Такое наказание Мелисандру к следующей встрече только раззадорило, а вовсе не сделало послушной, и побудило ее, к неудовольствию Станниса, к новым нахальным выходкам: нельзя сказать, что в тридцать пять мужчину можно шокировать мыслью, что оральный секс бывает обоюдным, но попыткой такового потребовать, сев на грудь, а потом выгнувшись назад, как стриптизерша на столе, – такой попыткой положительного и строгого в обычной жизни мужика удивить все-таки можно. Другое дело, если бы девочка Мелони, мило краснея, нашептала бы о своих непристойных фантазиях на ушко – тогда, может, все получилось бы и получше, и не пришлось бы ее наказывать, немного против ее воли, двойным проникновением, подключив к делу пальцы. А так мрачного по природе адмирала начали смущать мысли о том, что у служителей Рглора не то что нет целибата (что тоже красной жрице можно было бы недолго посимулировать, какой мужчина не обрадуется тому, что для него нарушают запреты), а что целибата у красных жриц нет совсем, и даже епитимья за распутную жизнь соблазнительно небольшая. А высшие силы, избавив Мелисандру от желаний производить окружающих в Азор Ахаи, живодерствовать и причинять разрушения, сдали ее Станнису, с удовольствием отряхнули руки и припечатали приговором «Дальше, мужик, ты сам», даже не смутившись тем, что закон сохранения энергии в грешном подлунном мире никто не отменял, и та энергия, которая раньше у Мелисандры уходила на околорелигиозные бесчинства, должна же куда-то теперь деваться.

Поединок продолжался и при свете дня: Станнис в свободные часы решил учить Мелисандру читать лоции и прокладывать курс, чтобы она поняла свое место ученицы, но утихомирить ее смогло совсем не это, а мимоходом брошенная Станнисом фраза: «В этом походе мы будем терять не корабли, а людей». «Он не Азор Ахай, – напомнила себе Мелисандра. – Он идет навстречу смерти, и, возможно, мне придется привести его корабль в Штормовой предел, а его останки – в усыпальницу Штормовых лордов». Ей было страшно и тоскливо, слишком пустым снова стал бы для нее мир без того, кто учил ее пить ром, спасал ее от страшных снов и единственный, кроме нее, знал ее старое имя и ее горькое прошлое. Наверно, в первый раз она подумала о том, что она дочь степняка и бывшая рабыня, а он ближайший родственник королей, который не обращает на все это внимание и ведет себя с нею даже лучше, чем мог бы вести с равной ему женой. Но таких мыслей хватило всего на одно занятие и одну ночь, и Станнис подумал, что его просто дразнят, давая ненадолго то, что он хочет, и снова ускользая. На втором уроке мореходства отвязная девчонка Мелони хулиганила и приставала, так что карту на столе пришлось немного помять, а перед третьим занятием у Мелисандры появились собственные идеи, о которых ее никто не спрашивал, и, чтобы корабль точно не лишился управления, она притащила за собой боцмана, квартирмейстера и младшего сына Давоса, который был еще и грамотный.