Текст книги "Северянин (СИ)"

Автор книги: Nnik

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 23 страниц)

          Фрей кивает: она и сама чувствует, что надо идти, только не хочется. На мгновение она прижимается губами к потной шее мужчины и убегает.

          И к собственному ужасу на полпути сталкивается с Холь. Та плачет и, кажется, совсем не понимает, куда бежит. Что-то тарабарит, но Фрейдис никак не разберет о чем. Она пытается поймать, успокоить девушку, но та с ужасом отшатывается. Фрейдис это не нравится, ух как не нравится. Потому что движется Холь со стороны их деревни. А значит, что бы ни произошло, виноват в этом кто-то из них. Плохо.

          Значит, нужно просто бежать быстрее. Предупредить брата с Нордом. Или… они же были на Костре. Фрейдис замешкалась. Потом решила, что если они еще у скралингов, то и без нее все скоро узнают. А если нет?

          И она побежала. Видеть в темноте, как Кани, она не могла, так что то и дело спотыкалась, обдирала ноги и цеплялась за ветки. Ночь душная, и даже ветер бега не холодит кожу. Дышать тяжело, бок начинает колоть, на коже выступает испарина, пот щиплет свежие царапины.

          В темноте мелькают причудливые силуэты деревьев, кустов, загадочно шебуршат листья, и тихо попискивает зверье. Темные пятна чередуются лужицами лунного света на траве и серебристыми всполохами листьев.

          Вдруг мимо проносится светлое пятно, подозрительно напоминающее сидящих на земле людей. Фрейдис тормозит, едва не теряет равновесие, возвращается и пораженно ахает.

          – Торвальд? – спрашивает осторожно, будто боится спугнуть. Брат выглядит так, будто сейчас без чувств упадет. Торвальд вздрагивает и поднимает на нее какой-то больной взгляд. Сам он бледный, глаза ввалившиеся, на подбородке бурые разводы подсохшей крови, видно губы кусал. И несет он него такой болью, что у Фрей внутри все сжимается. – Там Холь… В чем дело?

          Ей страшно. Очень страшно. Ее сильный смелый Торвальд выглядит так, словно ходячего мертвеца увидел.

          – Фрей, иди домой, – отвечает за Торвальда Норд, – и если кого встретишь, тоже вели не гулять.

          – Что вы натворили? – Фрейдис старается говорить твердо, но голос дрожит. Как же ей плохо!

          – Фрейдис, уйди! – звучит, скорее, как мольба, чем приказ. Но…

          – Не смей на меня орать! Так, оба, быстро! Подняли свои задницы и пошли в деревню, – ей необходимо вернуть своих брата и друга. И если для этого их надо взбодрить добротным пинком – она взбодрит. Потому что всем слабыми быть нельзя, кто-то да должен продолжать думать. Сегодня, видать, ее очередь.

          Сопротивляться у мужчин сил нет. Они встают и идут. Норд напуган до трясучки. Он всегда боялся, что их сожгут за богопротивную любовь. Вот ведь – пришла беда откуда не ждали. Теперь скралинги могут потребовать казни Торвальда. Хочется завыть, как раненный зверь. Что еще жив, но уже не жилец.

          Но скралинги ничего не требуют. Они вообще ничего не говорят. Просто едва Норд с Торвальдом входят в поселение, из темноты возникают низкорослые воины с копьями и луками. То, что начинается потом… Так Норд представлял Рагнарек, когда слушал старые песни. Крики, стоны, лязг оружия, испуганные лица и кровь, кровь, кровь. Страшная пляска дрожащего огня факелов и черный дым. Сонные, ничего не понимающие викинги растерянно отбиваются, толком не осознавая из-за чего драка.

          Зато Норда с Торвальдом бой бодрит, они словно просыпаются. Застоявшаяся в членах кровь снова быстро бежит по жилам. Думать, раздирать себя на лоскуты острыми когтями мыслей становится некогда. Потому что любое промедление – и тебя и впрямь разорвут. Но и сейчас, в пылу боя, лихого сражения за каждый новый вздох, над ними летает отчаянье.

          Норд впервые участвует в заведомо проигрышной битве. Он привык нападать, а не защищаться. Скралингов больше викингов, много больше, они злы – ярость за поруганную честь Холь кипит в их жилах, дает силы. Они не боятся, не сомневаются: биться за правое дело их ведут высшие силы.

          Первыми гибнут дети. Два глупых смелых мальчишки. Отчаянно закрывает собой женщина единственного младенца в поселке – ребенка, родившегося уже на новой земле. Дитя кричит, оплакивая уже павших и тех, кому только предстоит умереть.

          Хельги встает на входе в землянку, где прячется Сольвейг. Сольвейг, носящая под сердцем его дитя. Нельзя отступать, нельзя бежать… нельзя даже сместиться на шаг, потому что это откроет ход к его семье. И он стоит, даже когда короткая стрела попадает в бедро и ногу обжигает болью.

          Норд радуется, что не снял с пояса охотничий нож. Против копья он ничто, но все лучше, чем голые руки. Скралинги умелые охотники, но в воинском деле им с викингами не тягаться. Норду даже удается отобрать у одного из нападавших копье и, извернувшись, прошить тому бок некогда его же оружием. Из раны брызгает кровь, течет по древку и смачивает пальцы Норда – слишком долго он стоял неподвижно. Норд вырывает оружие из мертвого тела и оглядывается, проверяя как там Торвальд.

          Торвальд бьется. На нем тоже кровь, но вроде чужая. Это радует. А еще на сердце теплеет от сосредоточенности в его глазах. Он снова стал решительным лидером, вожаком северных волков. И он думает, как вывести свою стаю из ловушки, пусть сам в нее и загнал.

          Торвальду по-прежнему плохо, но теперь он переживает не за себя, а за других. Не меняя выражения лица, он умерщвляет еще одного. Резким ударом, вторя другу, Норд добивает своего противника.

          Но скралингов все еще слишком много. Пусть даже на каждого падшего скандинава придется по два врага, по три… Все рано – им не победить.

          Лицо Торвальда на мгновение мрачнеет, ему не нравится принятое решение, но по-другому, видать, не получится.

          – На корабль! – отчаянный крик перекрывает шум битвы. Крик, ставший спасением для пары дюжин жизней. И концом – для одной: голос Торвальда скралинги знали хорошо.

          Норд смотрит, как медленно оседает тело, с торчащей из груди стрелой. Алая кровь бежит по светлой рубахе. Еще темно, но Норду кажется, что страшное пятно горит красным. Цветом силы, цветом страсти, цветом смерти. Не помня себя, он кидается к другу, любовнику, единственному родному человеку во всем мире. Раньше думалось, что случись подобное, это будет… громко. И ясно. Ну не мог, не мог Торвальд пасть, а мир остаться прежним. Но он остается. Земля не испещряется глубокими рытвинами, небеса не обращаются острыми осколками, звезды остаются на привычных местах. И это – так неправильно.

          Руки Норда сами, без воли хозяина, шарят по еще теплому телу, осторожно касаются растрепанного оперения стрелы, скользят по древку. И отдергиваются, словно обжегшись, когда доходят до раны чуть левее грудины. Дрожащие пальцы ложатся на шею, чуть надавливают. Судорожно скользят по влажной коже в поисках пульса. Еле слышных толчков крови, ритма жизни. Но не находят.

          Норд вздрагивает, когда в уже мертвое тело запускают еще стрелу, и еще. Словно им все мало, все недостаточно. Очередная предназначенная Торвальду стрела раздирает плечо Норда, но он не чувствует – плоти не может быть хуже чем душе.

          Вроде бы Норд кричит. Наверное, он пытается вытащить стрелы. Как? Как они могут? Как могут издеваться над его Торвальдом… Торвальду же больно! Только руки отчего-то не слушаются. Вместо того чтобы тянуть стрелы, они сжимаются на плече мертвеца. Мышцы под ними все еще привычно упругие, в них нет трупной окаменелости. Широко распахнутые глаза все такие же яркие, ничуть не поблекшие. Но совершенно безжизненные, пустые.

          Кажется, Норду что-то говорят, куда-то тянут. Он не хочет уходить: зачем, в чем смысл? Он не может уйти. Норд крепче цепляется за Торвальда. Он хочет остаться здесь, с ним. Нельзя его оставлять. Или пусть тогда забирают обоих.

          Но тот, кто тянет, неумолим. Он рывком поднимает Норда и орет, почему-то голосом Фрейдис, чтоб он шевелил задницей, а потом тянет за шиворот, как нашалившего мальчишку.

          Викинги сбиваются в кучу, заталкивая в центр уцелевших женщин и детей. Норда, неотрывно смотрящего стеклянными глазами на тело Торвальда, зашвыривают к ним же. Он не сопротивляется. Лишившись контакта с Торвальдом, он обмяк и ушел в себя.

          Снова осознавать происходящее Норд начинает уже на корабле. Сидя на своем привычном месте, на носу. Кто-то даже накинул ему на плечи одеяло. Шерсть знакомо колет шею и плечи в широком вырезе рубахи. Слышится шелест волн и ритмичные хлопки весел по воде.

          Норд вздрагивает, когда чувствует, что по пальцам заелозило что-то теплое и влажное. Берси возит носом по рукам хозяина, испуганно переминаясь с лапы на лапу: качка ему не нравится.

          – Ты тут? – Норду даже удается подивиться, как животинка попала на борт, неужто занес кто? Вряд ли, не до того было, самим бы ноги унести. Значит, самостоятельно залез. Чем почуял только, что бежать надобно? Берси жалобно скулит. Норд поднимает теплую тушку себе на колени. – Как мы теперь? Без него?

          Из глаз бегут слезы, но Норд их не чувствует. Берси плачет еще печальнее и лижет соленые щеки глупого человека. Тот вжимается мокрым лицом в мягкий мех. Это он виноват. Во всем виноват, с самого, чертового, начала. Хочется утопиться. Вот встать сейчас и прыгнуть за борт. И не видеть вопрошающих лиц израненных людей, ждущих его объяснений. Не думать о том, как жить дальше. Не рассказывать Фрейдис, почему погиб ее брат. Из-за чего она теперь бежит в неведомом направлении прочь от того, кого любит. Это ведь так просто: один шаг – и нет ни боли, ни горя, ни пустоты внутри. Ты сам – лишь пустота. Один шаг – такой простой, такой короткий. Прыгнуть и не сопротивляться, перестать бороться, отдаться на волю стихии.

          Останавливает лишь одно: крохотное, походя произнесённое слово «мы».

========== Эпилог ==========

        Где сокровище ваше,там будет и сердце ваше.

(Евангелие по Матфею, 6:21)

          Темные волны наскакивали на громаду Киннаруддена, цеплялись за могучие твердое тело белыми гребешками пены и медленно соскальзывали вниз, чтобы, поднабравшись сил, снова бросится на холодный камень. Сердитый ветер то помогал им, скорее гоня на утес, то мешал, сдувая обратно в море. В такие моменты волны злились и шипели, как взбесившиеся змеи. Тогда ветер срывал с пушистых макушек грязно-белые шапки и подкидывал их вверх, превращая в россыпь колючих брызг. Ему ужасно хотелось донести капли до человека, так беспечно сидящего на вершине утеса, но Киннарудден был слишком велик, и ветру не хватало сил, но он, уверенный в собственном могуществе, не сдавался.

          Норда, впрочем, эти потуги ветра ничуть не пугали. То ли он знал, что у того ничего не выйдет, то ли не боялся промокнуть. А что вернее – попросту был в мыслях слишком далек от черного скалистого утеса с его ветром и волнами.

          В шелесте волн он слышал нежный шепот так и непозабытого голоса, а хлесткие порывы казались ему осторожными касаниями теплых сильных рук. Норд вспоминал. Горящие взгляды, жаркие ночи, разделенные триумфы и поражения, согревающие объятия, слова поддержки и глупые томные признания. Он заново переживал счастье, радость, гнев, неуверенность, боль. Уютные вечера в мягкой постели и самые нешуточные драки. И по чахлому телу пробегали теплые волны наслаждения. Каждая улыбка, каждый жест, каждый синяк и бранное слово грезились маленькими искорками чуда, превращающими существование в жизнь.

          Сейчас Норд отчаянно, до зубовного скрежета, завидовал Ёрмунганду: вечное продолжение, беспрестанное повторение. От головы к хвосту и хвост в пасти – замкнутый круг, ловушка бесконечности. Но какая сладкая! Норд не жалел ни о миге собственной жизни и душу был готов продать любому желающему, от последнего ётуна с мелким бесом, до самого Дьявола, взявшего в поверенные Хель*. Желание еще раз окунуться в кипящую молодость, пройти по самому краю, играя, обманывая, льстя и дразня. Пробежаться наперегонки со смертью, надерзить сильным мира сего и протянуть руку слабому, услышать проклятия вослед и насладиться хвалебными речами.

          Снова, всегда и еще раз… Быть счастливым и любить.

          – Довеку, – одними губами произносит Норд, когда перед ним появляются темно-синие, глубокие как Гинунгагап** глаза.

          – Дед, замерзнешь же, вставай, – лицо, навеки оставшееся молодым, тает, и Норд понимает, что эта синева принадлежит совсем другому человеку. Тонкие, необычные черты лица, смуглая кожа и темные, едва ни черные волосы. От Торвальда – только глаза. – Домой пойдем, отец уже волнуется.

          Да, Вестмар***, очень переживает за названного отца. А Норд упорно видит перед собой растрёпанного зашуганного мальчишку, много лет назад привезенного Фрейдис из Винленда. Поехала за любовником, а вернулась с племянником и кровавой раной в душе.

          Внук тянет Норда прочь, и тот идет. Но перед тем как спуститься с утеса, оборачивается и смотрит на море. Уже скоро над равнодушными водами полетит его прах. Как несколько лет назад унеслась Фрейдис. На запад. Туда, где осталось сердце.

__________

* Хель – не только мир мертвых, но и имя богини смерти.

** Гинунгагап – "Мировая Бездна".

*** Вестмар – "Западная земля".