Текст книги "Лестница Пенроуза (СИ)"

Автор книги: maryana_yadova

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц)

– Сука, – бессильно сказал Артур.

– Еще какая, – согласился Имс.

Они полежали и помолчали.

– Знаешь, когда только вставил тебе, думал, и двух минут не продержусь... Ты такой, малыш... Такой...

– Лучше бы не продержался, – буркнул Артур.

– Да ладно, Арти, ну ты же не злишься... Первый же раз... Я так хотел! Иди сюда...

Артур покорно лег головой на имсову руку, стал водить пальцами по его груди.

– А знаешь, – вдруг сказал Имс. – Не первый. Это был второй раз, Артур.

– Что? – Артур изумленно поднял голову и уставился на него.

– Мне приснился сон, где мы с тобой словно бы давно уже любовники... и ты подошел, так привычно... голый... а я растерялся даже сперва... потрясен был до такой степени, у меня руки тряслись от страха и жадности... ты потом сказал, что «как в первый раз» и что синяки будут... Вот так все странно.

Артур перевернулся на спину и посмотрел в потолок. Потом отчетливо произнес:

– Вот же ж ебаный пиздец.

– Что? – поразился Имс.

– Просто пиздец. Мне тоже снятся эти сны.

– Что?!

– Мне тоже снится, что мы любовники и занимаемся какими-то опасными делами, и что мы живем не здесь, не в России, и вообще – другой жизнью. Постоянно у нас какие-то незаконные дела... оружие, погони... Один раз я видел тебя в казино, в другой раз – мы скрывались от мафии, третий раз мы вели переговоры с каким-то парнем, которого оба хорошо знали, и речь шла о краже картины. Кажется, его звали Кобб. Блондин такой пухлый. Симпатичный. Американец. И ты там такой... опасный. Игрок с большой буквы. Вроде с виду ленивый, но такой обманчиво ленивый, как тигр на солнцепеке. Я даже не знаю, как к тебе подступиться. А ты все меня странным называешь.

– Ты там тоже другой. Такой – как пружина напряженная. Язвительный. И с оружием ловко обращаешься. Но шмотки и там любишь. Я тоже не знаю, как с тобой быть. Такое... юное божество.

– И помнишь, я спрашивал тебя про Санторини? Так вот, мы от мафии скрывались на Санторини... Ты большие деньги получил от кого-то за какую-то вещицу, сверток передавал парню-посреднику в зеленой рубашке...

– О, это статуэтка была раритетная, она потом на Сотби ушла за бешеные суммы... Дьявол! – Имс осекся.

– Ты помнишь, значит...

– Что творится-то?

– На самом деле мне страшновато становится, Имс... Фишка, которую тебе Мерлин принес, – я ее тоже во сне видел... Она там у тебя постоянно была. Как... оберег какой-то, что ли.

– Это невозможно. Но вот это-то – совсем невозможно!

– На ней следы твоих зубов! Хоть у дантиста проверь! Ты все время в рот ее тянешь, когда скучно!

– Да не тяну я ничего в рот!!! Хотя... Черт, ну я не знаю... Как это может быть? Как?! Подожди, малыш, надо покурить...

Имс сел на кровати, спустив на бедра простыню, нащупал на тумбочке смутно белеющую в темноте пачку. Взял одну сигарету себе, вторую протянул Артуру, щелкнул два раза зажигалкой – по спальне поплыл терпкий сладковатый дым

– Есть соображения?

Артур помолчал, потом выдавил:

– Есть. Но лучше бы не было.

– Выкладывай.

– В последнем моем сне вы с Коббом говорили о неких технологиях, связанных с исследованиями снов. В общем, если кратко, я понял, что мы там занимаемся извлечением информации из снов разных людей. Не знаю, как. Не разобрался пока… Но это так.

– Невероятно... – прошептал Имс. – А ты, вижу, все анализируешь?

– Ну... да... Меня все это измучило, и я не мог просто наблюдать.

– Измучило? Да брось...

– Там все так реально, что я не знаю, что я делаю здесь.

Имс снова прилег и пощекотал голый смуглый бок губами, держа сигарету на отлете.

– Даже сейчас, со мной?

Артур что-то невнятно промычал в подушку.

– А мне кажется, это прекрасно... У нас не одна, а целых две жизни. Ну, пусть они разные... пусть мы в них разные... Но это в два раза больше, в два раза ярче! Darling, ты только подумай! Это же такой огромный подарок...

– Имс, а ты не думаешь, что это такая зеленая дверь в стене... как у Уэллса? Ты ведь, как англичанин, не можешь этого не знать... И что рано или поздно придется выбирать... А фишка эта вообще меня ужасает. Я не хочу думать о том, что это значит, не хочу даже думать!

– Darling, ты слишком мрачно, по-еврейски, смотришь на вещи! – ласково сказал Имс.

– Моя национальность здесь не при чем! – процедил Артур. – Хотя нет, при чем – она хоть немного дает здравого смысла!

– Ладно, Артур. Посмотрим, может, первый совместный сон что-то прояснит...

Артур вздернул бровь, и что-то было в этом жесте, он сам почувствовал, – от того, другого Артура.

– А ты уверен, что совместный сон положительно отразится на нашей работоспособности?

– Более чем, – усмехнулся Имс, обнимая Артура и прижимаясь грудью к его спине. – Утром не поверишь просто.

Последним, что увидел Артур, засыпая в теплых руках, стала красная фишка, ярким пятном лежавшая на прикроватном столике. Только сейчас рядом с ней лежал еще красноватый прозрачный кубик – игральная кость.

Но удивиться Артур уже не успел.

Глава 9

Артур

Обычно говорят: «Это было как кошмарный сон». Когда с человеком происходит что-то страшное, странное, такое, чего он не способен осознать, его мозг начинает с ним примитивную игру – представляет происходящее кошмаром. Не беспокойся, как бы шепчет он, это я, твой разум, опять кручу свое вечное кино, пусть и ужасное, но кино – расслабься, этого не может быть, потому что не может быть никогда.

Но в таком случае разум Артура играл с ним в какую-то нечестную, двойную игру.

А теперь оказалось еще, что это игра на двоих.

Артур встречал в своей жизни людей, которые считали сны ярче, вкуснее, чем реальность. Сейчас он пытался представить себе, как это бывает, как если бы именно он был человеком, цеплявшимся за свои иллюзии.

Это казалось ему чертовски грустно, мир таких людей периодически должен был идти трещинами и неловко, коряво, как тысячу раз склеенная ваза, собираться вновь.

Только что ты был на волшебном острове, а потом ты снова там, о чем уже успел накрепко забыть. Вот она, твоя жизнь, говорит тебе это привычное место. А ты говоришь: да нет, это не может быть моей жизнью! И погружаешься в очередной сон. Пока воспоминания о нем живы, все хорошо, ты можешь терпеть реальность – она теперь не более чем проекция, серая и почти прозрачная. Ведь никто не хочет жить в бедности, скуке, болезни, одиночестве, непонятым или в неприятном себе самому теле. Никто не хочет быть тем, кто ему самому не нравится. И никто из нас не хочет умереть насовсем. Подсознательно мы желаем только проснуться. Пусть мы умрем здесь, в мрачном для нас мире, где мы не те, кем хотели бы себя видеть, и не с теми, с кем хотели бы быть, и не в тех декорациях. Умрем здесь, и проснемся там, где все наконец-то будет правильно, так, как должно быть.

В общем-то, все религии основаны на этом.

Это было понятно, но Артур никогда не принадлежал к подобному сорту людей. Его вполне устраивала его жизнь, и он был активен, энергичен, он считал себя сильным и способным постоять за свою реальность. Ему удалось справиться в своей жизни со всем, с чем он должен был справиться. И преследовавшие его сны теперь казались ножом в спину – они как бы утверждали, что он обманывался, думая, что он тот, кто он есть.

И все же значительно больше его интересовало, как такое вообще возможно.

***

В следующую неделю Артур перерыл в сети все, что касалось осознанных снов. Он прочитал рассказы Борхеса и Кастанеды. Он нашел описание растений, сок которых использовался индейцами для достижения осознанных сновидений. Да что там, он даже нашел сайты реальных групп, которые практиковали осознанные сновидения – доморощенными методами, но это было уже неважно – главное, тема путешествий по мирам снов уже была распространена в умах.

Артуру доверия сновидческие группы не внушали, слишком уж походили на секты, но где еще было найти информацию? Не у индейцев же, в конце концов.

Так, на сайте одного сновидческого клуба, существовавшего еще с начала 90-х годов прошлого века, высказывался один интересный вывод: все сны являют собой некие «пузырьки», висящие непонятно где. Идейный вдохновитель клуба решил попытаться объединить их все в один большой пузырь. Методику выбрал самую простую: картографировать сны. Хакеры сновидений срывались в сон с исходной точки и следовали дальше по четко обозначенным пунктам.

Артур с интересом, от которого волоски шевелились на загривке, читал о том, что, кроме этого, сновидцы оказались способны использовать сны для общения. Они условливались встретиться в определенном месте карты сна – и встречались. И беседовали. При перекрестной проверке рассказы о темах таких бесед почти стопроцентно совпадали.

В свои сны хакеры также помещали архетипические объекты, такие, как Библиотека, Университет, Школа магии… Хакеры снов посещали их, читали находившиеся в них книги, запоминали тексты и приносили в реальность. Вдохновленный этими опытами, владелец клуба поставил новую задачу – научиться приносить из сна предметы (и вот тут Артур почувствовал, как у него леденеют пальцы)… Однако результата гуру достичь не успел: был убит, по всей видимости, спецслужбами. И теперь клуб представлял собой жалкие обломки корабля, некогда гордо бороздившего океаны сновидений. Без капитана он был плохо управляем и непредсказуем.

Главная проблема заключалась в том, что Артур не знал, что ищет. Разгадку общих с Имсом сновидений? Ответ на вопрос, который из миров реален? Ответ на вопрос, что означают эти сны: кармическую близость с шефом, который вдруг обернулся давним любовником-преступником, меняя лица, как лукавый Янус, побег из реальности, важный урок, который давали силы свыше, решение проблемы, над которым трудилось подсознание?

Хотел ли он прекратить эти сны, или же, наоборот, поставить их на регулярный просмотр? Хотел ли он контролировать их, менять по своему усмотрению – или же просто смотреть, как фильм, удивляясь сюжету, восхищаясь фантазией их создателя? И кто и где создавал эти сны?

Артур всегда был прагматиком, реалистом до мозга костей. Он никогда не задумывался о таинственных силах, о станках судьбы, где челнок скользил по нитям и плел ткань будущего вполне предсказуемо, планомерно, о том, что в обычное событие может вмешаться нечто странное, и вот карточного домика привычной реальности уже нет, все спутано, и ничего уже не восстановишь. Да и надо ли?

К сайту клуба был прикреплен чат с весьма пошлым названием «Кроватка», однако пошлость здесь получала совсем другой подтекст. Артуру не понадобилось много времени, чтобы найти администратора чата – главного активиста клуба, и договориться о встрече.

Имсу он ничего не сказал.

Администратор сообщил, что клуб теперь собирается ради сонных практик крайне редко, так что если Артур настроен поговорить, то пусть приезжает в рабочий офис, не связанный с клубом.

Артур ожидал увидеть нечто среднее между юродивым и ученым, а слово «офис» показалось ему сильнейшей гиперболой, тем более он так долго ехал по указанному адресу – на самый север Москвы, где случалось невероятное для столицы – кончался метрополитен, а население перемещалось на огромных старомодных, пахнущих бензином и безысходностью автобусах с «гармошками» посредине. Из окна машины он наблюдал множество маленьких базарчиков, переходящих друг в друга и тянущихся непрерывной пестрой линией вдоль дороги. Славянские старушки и чумазые таджики, выстроившись в ряд на своих самодельных скамеечках, продавали укроп, чеснок, кабачки, малину, вишню, грибы, гладиолусы... Исход лета был прекрасен, как никогда. Воздух пах то ли цветением, то ли тлением – словно бы крепким кислым вином.

Артур ощущал себя так, как будто одна его жизнь не закончилась, а уже началась другая. Словно одна песня на радио наложилась на другую.

Офис, а это была редакция журнала о стиле жизни, располагался на территории цементного завода. Чтобы попасть к цели, Артуру пришлось преодолеть проходную, белый от специфической пыли огромный заводской двор, несколько заброшенных цехов и непонятного назначения пристрой-галерею. После прохождения этого лабиринта он действительно оказался в редакции. И было тут очень уютно, если не сказать – роскошно.

Секретарша восседала в кресле стальной орхидеей, этакой сильно сдавшей Марлен Дитрих, охраняя большую кожаную дверь кабинета редактора – с латунной табличкой, словно вышедшей из булгаковских рассказов. Редактору оставалось походить на Мефистофеля, чтобы достойно завершить атмосферу… однако лысый низенький колобок, который выкатился из двери, ничем дьявола не напоминал.

– Артур? Вы все же приехали? Надеюсь, не так долго добирались? Ну заходите, заходите. Алиса Федоровна, плесните-ка нам коньячку!

Коньяк оказался армянским, и лимон к нему был нарезан толстенными ломтями и зачем-то посолен. Однако Артур протестовать не стал, скривился только мысленно.

– Ну, что вас интересует, юноша? Мы многого в свое время натерпелись от разных структур, я вообще предпочитаю не говорить на эту тему... Но вы меня чем-то убедили, даже не знаю. И сейчас убеждаете, этим своим невинным взглядом. Спрашивайте – отвечу!

Артур, насколько мог, туманно и кратко обрисовал ситуацию.

– Хм, – задумчиво сказал Павел Алексеевич, именно так звали последнего активного сновидца. – Честно говоря, я впервые сталкиваюсь с подобным. Ну, то есть, наши люди видели, конечно, своих двойников, но урывками, мельком, как в тумане... Но чтобы постоянно, ярко, да еще и с двойником другого человека вместе... Такого не встречал. Хотя, конечно, такие случаи описаны в литературе очень подробно, и теорий на этот счет существует немало. Ну, хотя бы начать с самой популярной в психологии – традиционно считается, что все персонажи нашего сна – эта мы сами, и уж тем более – наши двойники.

– Проекции, – машинально сказал Артур. Просто вдруг пришло в голову.

– Ну, проекции – немного другое, это всего лишь продукт деятельности мозга, иногда вообще «левый», часто просто фон. А вот именно ярко осознаваемые персонажи сна – это наши личные воплощения, перевернутые субличности, которые пытаются намекнуть нам на некие «толстые» обстоятельства. Однако, кроме таких классических раскладов, есть и другие.

– Какие? – спросил Артур.

Он сидел хмурый, сцепив руки на коленях, во рту сохранился отвратительный сивушный вкус. Редактор же непринужденно пил и курил, коньяк убывал, кабинет наполнялся дымом.

– В литературе двойник воплощает желания или инстинкты, которые были вытеснены субъектом как несовместимые с моральными и социальными ценностями, с его «приятными и приличными» представлениями о самом себе.

Артур поневоле распахнул глаза, услышав, как гладко, шелково, музыкально-привычно полилась сложная речь из уст «колобка». Этого он никак не ожидал. Он почему-то был настроен на косноязычие, на бред, на примитив... И в который раз проклял свое высокомерие.

– Нередко двойник «питается» за счет протагониста, по мере его увядания становясь все более самоуверенным и как бы занимая его место в мире. Один из первых таких двойников в европейской литературе – Джеральдина, теневая сторона идеализированной Кристабели в одноименной поэме Кольриджа, написанной в 1797 году. Доппельгангеры, а именно так принято называть двойников, не раз появляются у Гофмана, от которого тема мистического, часто демонического двойничества перекочевала в произведения русских классиков – Пушкина, Одоевского, Гоголя и Достоевского, куда же мы без него... Западные, особенно английские, романисты тоже были без ума от этой идеи – Эдгар По, Диккенс, Стивенсон – вспомните Джекила и Хайда! Многие повести о двойниках, чтобы подчеркнуть их внутреннее родство, делают их близкими родственниками либо фиксируют смутное эротическое притяжение между двумя «половинками». В эпоху модернизма тема двойничества обрела второе рождение – да я даже могу для вас составить список литературы, если заинтересовало... И, конечно, говоря о двойниках, нельзя не упомянуть старину Зигмунда. Преинтересный, кстати, был субъект, вы знаете, что зависимость от морфия он лечил кокаином? Я вообще не любитель Фрейда, но кое в чем он до сих пор – краеугольный камень, что делать! Так вот, Фрейд считал, что двойник – это нарциссическая проекция субъекта, препятствующая формированию отношений с лицами противоположного пола...

Артур почувствовал, что лицо у него запылало.

Редактор стрельнул глазами.

– Сексуальная подоплека вас очень интересует, как я посмотрю? Или вы склонны к нарциссизму?

– Может быть, – севшим голосом ответил Артур.

– Ну, значит, это вам хорошая будет почва для размышлений... Есть и еще одна сторона. В фантастических романах двойник, доппельгангер – это оборотень, способный с высокой точностью воспроизводить облик, поведение (а иногда и психику) того, кого он копирует. В своем естественном облике доппельгангер выглядит как человекоподобная фигура, вылепленная из глины, со смазанными чертами. Впрочем, в этом состоянии его редко можно увидеть: доппельгангер предпочитает маскироваться, понимая, какую ненависть вызывают его способности.

– Голем?

– Ну, как одна из вариаций. Своеобразный голем, да.

– А как вы сами оцениваете синдром двойников?..

Павел Алексеевич задумчиво пожевал лимон.

– Трудно сказать... Никто из нас не хочет быть один. Но... фактически мы всегда наедине с собой, это ничем не заглушить. Это тоска по глобальному информационно-энергетическому полю, откуда мы пришли и куда неизбежно вернемся, потеряв все то, что называется личностью. И, может быть, сны – только усилия нашей души по сохранению какой-то целостности. Зачем нам все эти таинственные практики? Зачем мы занимались осознанными сновидениями? Мы тоже пытались вернуться к этому полю. Сон – лучший вариант. В смерти теряется личность, «Я» не играет роли. А во сне оно имеет колоссальное значение. И одновременно это то же самое стремление обратно, к воссоединению прерванных цепей. Интернет в данном контексте, кстати – то же самое. Понимаете, о чем я?

– Да, – сказал Артур.

– Ну вот и все, я дам вам список литературы, в том числе по психологии. Суть наших практик почти вся изложена на сайте, мы ничего не скрываем. Практиковаться, к сожалению, мы уже не собираемся, предложить вам этого не могу. Да вы и без меня неплохо практикуетесь, не так ли? Артур, а вы не подвезете меня в центр? А то нам, безлошадным, отсюда выезжать – целая эпопея каждый раз...

– Подвезу, – кивнул Артур.

Молча он наблюдал, как редактор прощался с Алисой, долго заматывал красный шарф, искал кепку, запахивал маргиналистский бушлат, потом осторожно спускался по обколотым ступенькам высокого старомодного крыльца пристроя. И почему-то в эту минуту смертельно завидовал ему – с его брюшком, лысиной, дешевым бушлатом, старомодными ботинками, ясным умом и железобетонным собственным мнением.

Он персонаж не Булгакова, подумал Артур, высадив редактора на названной им улице. Он персонаж скорее Стругацких. Какая-нибудь «Хромая судьба».

Список литературы был аккуратно сложен вчетверо и засунут в кожаный артуров молескин.

***

Артур не был бы Артуром, если бы, едва расставшись с Павлом Алексеевичем, не направился в библиотеку.

Можно было, конечно, отыскать книги в сети, однако ассистент питал даже ему самому плохо понятную, вовсе несовременную слабость к бумажным книгам. На него все производило впечатление: оформление обложки, толщина и структура бумаги, выбранный типографом шрифт, рисунки, предисловия и послесловия, справочные сноски; он помнил фамилии многих переводчиков и даже литературных редакторов, не говоря уж об особенностях, историях и сериях самих издательств. Ему казалось, в вещественных книгах заключен особый дух. Они несли энергетику всех людей, приложивших руку к их созданию: от самого автора до издательского корректора, от типографского переплетчика до библиотекаря – и всех тех, кто книгу читал.

Вообще, Артур обожал книги и теперь только радовался этой линии своеобразного расследования.

В центре его внимания, – как, впрочем, и в центре внимания Павла Алексеевича, судя по жирной красной линии под названиями нескольких книг, – конечно, находились труды Стивена Лабержа.

Лаберж был абсолютно убежден: человек вполне способен достичь состояния, при котором осознает, что видит сон, и может контролировать ход его течения. И, судя по всему, Лабержа нельзя было обвинять в необоснованном романтизме, так как был он одновременно психофизиологом, математиком, химиком, физиком и фармакологом.

В настоящее время, с любопытством читал Артур, «Стивен является сотрудником кафедры психологии Стэнфордского университета и координатором исследовательских программ Института осознанных сновидений».

Но еще больше Артура заинтересовала другая фраза: «Широко известны изобретения команды Стивена Лабержа: аппараты для вызова осознанных сновидений DreamLight и NovaDreamer. Специально для этих устройств есть разработанный «Курс осознанных сновидений».

Был ли этот прибор похож на тот, что они использовали во сне с загадочным Коббом?

И, кстати, откуда взялся сам Кобб – уж не из таких ли загадочных лабораторий?

Артур вспомнил вдруг, яркой вспышкой, его фразу из сна: «Наконец-то ты сам можешь построить лабиринт». Лабиринт. Зачем? Что значит – построить?

На ум приходила только одна версия: построить некие декорации внутри сна.

Очевидно, их команда шагнула гораздо дальше картографов – и дальше тех испытателей, кто по договоренности помещал в свои сны общие для группы сновидцев архетипические объекты. Извлекатели строили собственные декорации внутри сна. Были ли они общими для серии снов, где разворачивались похожие события, или же специально делались для каждого конкретного сна, пока было непонятно. Но, судя по слову «лабиринт», они были еще и сложными. Правда, тоже пока было непонятно, зачем.

Артур попробовал представить, смог ли бы он воссоздать в подробностях интерьер библиотеки, где сейчас находился, – одной из самых грандиозных и живописных в мире: с ее темным и светлым резным старинным деревом, фресками на потолках, громадами книжных шкафов, уходящих ввысь, и лестницами, к ним прислоненными, люстрами, похожими на гигантские восточные светильники, и маленькими зелеными лампами, прикрепленными к миниатюрным шкафчикам на каждом читательском месте? Смог ли бы точно повторить в воображении античные статуи в нишах, белые – где мраморные, а где гипсовые – бюсты, строго взирающие со стен, шахматные золотисто-коричневые плиты пола, вытершиеся красные и зеленые дорожки? И еще ему было интересно, можно ли воссоздавать во снах запахи? Звуки? Саму тишину, ее особенности? И, наконец, атмосферу, настроение?

Если да, то более захватывающего занятия Артур не мог вообразить.

Но... зачем вообще людям строить и декорировать общие осознанные сновидения, держа в уме, что это весьма опасная, связанная с риском для жизни секретная работа? Имс и Кобб своими ужимками и движениями бровей красноречиво намекали на кражу, ограбление, но... как это было возможно?

Да и что можно украсть из сна?

Заверения сновидцев, что возможно приносить из сна предметы, казались Артуру полным бредом и утопией.

Он отогнал мысли о невесть откуда взявшейся фишке, с этим он потом разберется. В конце концов, возможно, он сам подтасовал аргументы, увидев ее, а во сне у Имса просто была похожая... А так, если рассуждать здраво, черт его знает, откуда Мерлин мог мелкую штуковину притащить. Вытащил лапой откуда-нибудь... закатившуюся... Артур сильно сомневался, помня наглую морду кота и постоянно открытые окна в квартире Имса, что Мерлин не шляется по крышам и чужим квартирам. Животное, судя по всему, попалось крайне свободолюбивое и независимое.

Нет, скорее всего, «сонный» гуру имел в виду, что группа сновидцев заранее уславливалась о неких предметах, не описывая их подробно, по заданию видела их во сне, а потом каждый из них описывал, как именно выглядел загаданный предмет. Если следовать теории сновидцев, эти описания должны были совпадать.

Так что речь шла, скорее, об идее предмета.

Стоп!

Конечно же. Ответ был настолько очевиден, что Артур сперва его проглядел, рисуя себе уж слишком загадочные версии.

Из человеческого разума можно украсть только одно, зато самое ценное, – идею.

И раньше, еще в древности, это пытались сделать всеми возможными способами – с помощью гипноза, наркотиков, пыток, секса, стресса, подвергая носителей идей самым разным испытаниям, изменяя их сознание. Почему бы не делать это с помощью снов?

Наверное, это сложно. Приходится разгадывать символы конкретного воображения, а попадаются такие игры разума – сам рискуешь стать безумцем.

Хотя, может быть, фантазии уж не настолько индивидуальны? Может быть, все мы по большей части даже в совершенно иррациональных сновидениях мыслим интуитивно понятными символами?

Ну хорошо, пусть не всегда интуитивно понятными, но, по крайней мере, несущими в себе намеки? Архетипы – раз, исследование культурного воспитания объекта, чтобы было понятно, в какую сторону двигаться, – два. Да и, наверное, извлекатели владеют приемами, которых Артур сейчас и представить-то не способен.

Однако чтобы строить даже во сне, надо знать что-то о пространстве, об архитектуре. Значит ли это, что тот, «сонный» Артур, являлся еще и архитектором? А может быть, художником? Речь ведь шла о каких-то картинах. И вроде он в них разбирался, там, в том мире. Сыпал именами и терминами, сейчас ему незнакомыми.

Но дальше память подводила его, он не мог вспомнить подробностей той странной беседы.

Его вообще удивляло, что он многое так хорошо, отчетливо запомнил, хотя прошло уже немало времени.

И еще Артур думал, конечно, о том, что эти сны связаны с появлением в его жизни Имса. Тот словно бы открыл в нем шлюзы нестерпимо яркой, звучной энергии, которая хлынула с такой силой, что пробила течь в другую реальность…

Также он думал, хочет ли вернуть все назад. Хотя вот об этом думать было точно бессмысленно, ничто не воссоздается как прежде, даже воспоминание об одном и том же событии каждый раз предстает разным.

Но Артур и не хотел становиться прежним.

В конце концов, можно бы было восстановить прежние ритуалы привычной жизни – он же пил тот же самый кофе, курил те же сигареты, носил те же галстуки… Но вместе с тем он чувствовал, как в нем все ярче присутствует иная личность, она все больше подменяла прежнего Артура. И это не было страшно, скорее это было захватывающе. Никакого Джекила и Хайда, нет, все было не так. Это было похоже на то, как герой кинофильма сходит с экрана в зрительный зал. Как если бы можно было остаться во сне. Многие люди мечтают об этом, ибо в некоторых снах ощущают себя больше самими собой, чем когда не спят.

И Артуру повезло ощутить то, о чем мечтают самые странные умы.

Это было как… как если бы какой-нибудь безумный профессор увлеченно разговаривал с лошадьми и кошками, с чашками и креслами, в то же время прекрасно сознавая, что страдает легким расстройством психики.

Белые кролики, ныряющие в нору среди причудливо постриженных кустов в одном английском саду, черные коты, раскачивающиеся на люстре в одной московской квартире с примусом в лапах… Вот какой мир приоткрывала едва отворенная зеленая дверь.

Определенно, это было безумие. Но такое пьянящее!

И Артур уже не боялся. Он хотел понять, как это работает.

***

На площадке перед квартирой Имса стояла роскошная блондинка и картинно курила, точно фотографу позировала. На ней было отвратительного цвета желтое платье. Ей больше пошло бы красное или зеленое, но желтое – било наотмашь, хотелось закрыть глаза или же, наоборот, смотреть не отрываясь.

– Добрый вечер, Артуррр, – поприветствовала она ассистента, мягко грассируя. – Я Эльвира, Имс наверняка говорил.

Артур крепко сжал пальцы, когда ключи уже были готовы скользнуть на звонкие плиты пола.

– Насколько я помню, это вы рассказали ему про примус...

– Ну конечно, примус – вещь необходимая в обиходе, – покивала Эльвира.

Артур внимательно на нее посмотрел, но не нашелся, что ответить по существу.

– Красивое платье, – сказал он.

– Тревожное, – улыбнулась она. – А мимозы вам нравятся?

– Я к ним равнодушен, – слегка пожал плечами Артур, отсчитывая в голове секунды – когда же можно будет вежливо, наконец, погрузить ключ в замочную скважину. Эльвира его чем-то напрягала. Каким-то холодком загадочным от нее сквозило.

Она вдруг засмеялась.

– А это обнадеживает. А то некоторые считают их прямо-таки отвратительными... А мне вот тоже кажется, ничего особенного, цветы как цветы, и хуже бывают. И желтое платье это – я по нему прямо с ума сходила, пока не купила. Хотя, знаете... – она понизила голос, и он обвился вокруг Артура бархатом, – я предпочитаю вообще без платья... Мне скрывать нечего. Ну разве что передничек и наколка. Как у горничных, знаете ли...

Артур сглотнул и решил, что пора, аккуратно вставил ключ и повернул.

Похоже, безумие имело свойство множиться.

Он наклеил улыбку и пробормотал что-то на прощание. Эльвира тихо посмеивалась, разглядывая его зелеными, чуть косящими глазами. В чудном освещении Артур вдруг показалось, что она и не блондинка вовсе, а рыжая, ослепительно.

Он буквально ввалился в квартиру, повесил пиджак, снял мокасины и почти на цыпочках вошел в студию.

Имс спал на диване, раскинув руки в стороны, как морская звезда, мотал головой и что-то жалобно, как-то удивленно стонал и бормотал во сне. В бормотании то и дело мелькало имя ассистента.

Глава 10

Имс

Имс считал, что с полным правом может объявить себе благодарность за находчивость: идея переключить внимание Артура на теоретическую подоплеку происходящих странностей оказалась вполне успешной. Артур тут же развил бурную деятельность. Пользуясь затишьем в офисе в связи с мертвым отпускным сезоном, мотался куда-то добывать всю возможную информацию о снах, вечерами сидел, уткнувшись в ноутбук, и даже на бесстыдные поползновения Имса отвечал с легким замедлением, с задержкой выплывая в действительность. Последнее обстоятельство Имса забавляло: еще пару недель назад Артур немедля бросил бы все и вся, стоило бы Имсу только показать краешек своего интереса, но не сейчас. Уже – не сейчас. Артур действительно менялся прямо на глазах, и изменения эти вызывали в душе Имса странное, трепетное и радостное ощущение, похожее на пробуждающиеся воспоминания о чем-то прочно забытом, случайно утерянном, но от этого не менее ценном.

Как бы то ни было, Имс радовался про себя, что Артур с таким пылом окунулся в исследования, так как сам он собирался также провести некий эксперимент и справедливо опасался, что Артур может помешать этой проделке.

Оставалось только выбрать время. Накануне вечером, отправившись на пробежку по бульвару, Имс попутно посетил ближайшую аптеку и имел там поучительную беседу с сочной дамой-фармацевтом, с большим сочувствием отнесшейся к страданиям несчастного иностранца, оторванного от прелестей родины. Имс разливался соловьем, вещая об измучившей его бессоннице, да так правдоподобно, что под конец чуть сам не поверил в собственные россказни. Потом, правда, пришлось контрабандой переть в дом здоровенный аптечный мешок, набитый яркими коробками и прятать его от Артура в гардеробной. Ну а утром Имс очень натуралистично изобразил приступ неизвестной болезни, многозначительно помянув сосуды и мигрень, сделал страдальческое лицо и разлегся в кровати с видом самого больного в мире генерального менеджера.