Текст книги "Лестница Пенроуза (СИ)"

Автор книги: maryana_yadova

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 20 страниц)

– Darling, – позвал он.

– Мм?

– Знаешь, о чем я думаю? – спросил Имс.

Артур смерил его взглядом и подтянул штаны повыше.

– Фу, – сказал Имс. – Какой ты пошлый!

Артур тут же надулся, потом очень быстро передумал и съехал ниже по дивану – с недвусмысленным приглашением.

– У меня страноведческий вопрос, – чопорно сказал Имс, тоже сползая вниз и забираясь пальцами ноги под артурову штанину.

– Это какой же? – поинтересовался Артур. – О способах употребления московских ассистентов?

– Смею думать, что с означенными способами я неплохо ознакомлен, – парировал Имс. – Или есть что-то, о чем я еще не знаю?

Артур разулыбался и спрятался за бокалом, хитро прищурив глаза и напомнив Имсу недавнего себя пару месяцев назад: со всеми этими двусмысленными улыбочками и прочими ужимками из арсенала эротической мечты. Было ужасно приятно думать, что сейчас не надо прикладывать никаких усилий, очаровывать и завлекать, а можно просто подтянуть этого красивого мужика к себе и трогать везде и знать, что это нравится вам обоим.

Имс посмаковал эту мысль, усмехнулся на понимающую артурову улыбку и сказал:

– Держи себя в руках, Арти.

Артур даже отвечать не стал, только приподнял брови – с большим скепсисом.

– Так что? – спросил он.

– Расскажи-ка мне про эти ваши «московские шутки», – попросил Имс. – Не люблю, когда все вокруг переглядываются с понимающим видом, а я один стою дурак дураком.

– Ох... – протянул Артур. – Ну это так просто не расскажешь... Есть одна книга. Она, как бы тебе объяснить... Ну, она считается классикой русской литературы, и каждый образованный человек должен прочитать ее хотя бы один раз... Есть некий список книг –он, конечно же, неофициальный, но не прочитав их, ты не можешь считаться по-настоящему интеллигентным человеком...

– Отлично, – прервал его Имс. – Вот так всегда: спроси о чем-нибудь еврея, и все сведется к русской классической литературе. Пупсик, ты не оригинален.

Артур швырнул в него диванным валиком.

Мерлин с любопытством поднял голову, прислушался.

– Я вот не буду ничего рассказывать! – обиделся Артур. – Кому в конце концов это надо?

– Ладно, ладно, – примирительно сказал Имс. – Расскажи мне об этой вашей книжке-must-read. Кто-нибудь из Толстых? Или этот – как его? – Пелевин? А хотя вряд ли – он же вроде еще не классик, потому что живой, не так ли?

Артур в это время встал, вышел из гостиной и тут же вернулся со своим лэптопом. Быстро постучал пальцами по клавиатуре, задумчиво прикусил губу, нахмурился, постучал еще, сердито бурча себе под нос и поминая черта и гугл в одном предложении, после чего с полным удовлетворения вздохом подвинулся к Имсу и сунул ему лэптоп на колени. На мониторе латиницей значилось: The Master and Margarita. А novel by Mikhail Bulgakov.

– И что? – спросил Имс. – Мне надо это читать?

– Ну хоть прогляди, – сказал Артур. – Правда, я на английском не читал, кто знает, как там перевели... Но все же это будет лучше – эту книгу не перескажешь, ну никак.

– Ладно, – пробормотал Имс, двигая курсором мышки по странице. – Откроешь еще шампанского?

– Хорошо, – Артур встал.

Глава первая называлась просто и незатейливо: Never Talk to Strangers.

Имс хмыкнул, уселся поудобнее – и пропал.

***

Голова гудела как Биг Бен. Периодически к гулу Биг Бена присоединялись и остальные колокола Вестминстерского аббатства, и вот тогда Имсу было особенно хорошо. Зубная паста отдавала известкой, кофе – картонкой, несмотря на то, что Артур сделал его, разумеется, в машинке Нэспрессо, а на самого Артура Имс смотреть вообще не мог.

Если вчера вечером Артур напоминал счастливую новобрачную, то сегодня поутру был похож скорее на мегеру с тридцатилетним стажем семейной жизни. Надо ли говорить, что Имс страдал?

– А какого черта ты читал всю ночь напролет? – спросил жестокий Артур, вытягивая из-под одеяла Имса, только-только успевшего задремать.

– А какого черта ты подсунул мне эту твою книжку? – проныл Имс, которого Артур, одевая, вертел словно куклу.

– Заметь, что я пытался заставить тебя лечь, – раздраженно сказал Артур, поправляя Имсу галстук. – А ты что сказал?

– Что? – обессиленно пробормотал Имс, пытаясь прислониться к дверному косяку.

– Ты сказал, чтобы я оставил тебя в покое, – мстительно сообщил обиженный Артур. – Я и оставил, и вот результат!

– Ну прости-и, – забубнил Имс, но сердце Артура не смягчилось. – Я больше не буду так говорить, не оставляй меня в покое ни за что! А?

Но Артур не обратил на нытье Имса внимания, собрал в сумку ноутбуки, вывел Имса на лестничную клетку и прислонил к стене, а сам стал возиться с ключами. Имс снова закрыл глаза – слизистую как будто посыпали солью. Спать хотелось просто зверски.

Приехал лифт. Имс пытался подремать и там, но не вышло: этажом ниже лифт остановился, двери разошлись, и появилась Эльвира, бодрая, сияющая и благоухающая, как майская роза. Артур заулыбался, Имс вякнул что-то о погоде – некоторые вещи английские мальчики впитывают с молоком матери.

Эльвира оживленно защебетала с Артуром, понимающе поглядывая на Имса.

Имс мужественно держался, чтобы не сползти по стенке лифта на такой удобный, зовущий пол.

Журчание беседы действовало убаюкивающим образом, голос Эльвиры гипнотизировал, вводил в транс. Имс опомнился, когда Артур ущипнул его за бок: оказывается, они уже спустились на первый этаж, и Эльвира даже успела попрощаться и пожелать им доброго дня.

Имс, зевая с риском вывихнуть челюсть, пошел вперед, ориентируясь по виднеющейся впереди спине Эльвиры, обтянутой желтым платьем.

Так, гуськом, они проследовали через обширный холл, украшенный зеркалами и вездесущими вазами, и вышли во двор, где Эльвира махнула им напоследок ручкой, уселась в свой желтый кабриолет, и пропала, будто ее и не было.

Имс повалился на сиденье мерседеса, даже не в силах ответить на приветствие Миши. Миша, впрочем, не обиделся, покладисто кивнул, выслушав указания Артура, и они, наконец, отправились в офис.

Расчеты Имса, что ему удастся поспать, пока они будут пробираться сквозь утренние пробки от Нового Арбата к Крылатскому, не оправдались. Стоило ему пристроить голову в уютную ямку между подголовником и мягкой, обитой кожей дверцей автомобиля, как Артур принялся дергать его за рукав. Имс не реагировал. Тогда Артур стал тыкать пальцем ему в ребра, очень чувствительно, и щипать колено – тут пришлось проснуться, делать было нечего – щекотки Имс боялся ужасно.

– Ну что?

– А ты давно знаешь эту Эльвиру? – прошептал Артур.

– Арти, ты сбрендил? Нафига тебе Эльвира? – спросил Имс, протирая глаза.

– Ты ведь с ней Мерлина оставлял, когда мы уезжали? – продолжал допытываться Артур, не обращая никакого внимания на страдания Имса.

– Ну с ней, а что? – зевнул Имс, снова попытался прикорнуть и снова получил щипок. – Артур! Прекрати меня щипать, озверел совсем? Что такое-то?

– А то, – сказал Артур торжествующе, – что подтверждаются мои опасения, вот что!

Видимо, беседа должна была занять все время поездки. Имс с тоской поглядел на мишин затылок, уселся ровнее и повернулся к Артуру. Глаза у Артура блестели подозрительным фанатичным блеском.

– Ну? – спросил Имс.

– Она не отражается в зеркалах! – поведал Артур шепотом.

– Угу, а я сплю в шлеме из фольги, – буркнул Имс. –Ну что ты несешь, Арти, дорогуша?

– Имс, прекрати! Ты же читал книгу? Ты что, не видишь?

– Артур! Книга как книга, хорошая книга, да, но чем таким она особенная, чтобы так зациклиться, а?

– А какого черта ты не мог от нее оторваться до утра? – зло спросил Артур. – Если она не особенная? Ты подумай сам: кот, крайне странный, соседка твоя тоже не простая... Я заметил, еще когда мы вышли из лифта – там прямо напротив зеркало висит...

– Артур! – перебил его Имс. – Зеркало напротив лифта висит под углом! Ты просто отвлекся, а Эльвира вышла из лифта первой и пошла сразу к выходу, вот тебе и мерещится всякая чепуха. Ну? Я понимаю, детка, с нами происходит что-то странное, но давай еще чертей-то сюда тащить не будем, а? Пожалуйста!

– Я смотрел и потом, – упрямился Артур. – Хуй с ними, с зеркалами, но Имс! Она не отражается ни в одной поверхности! Все люди отражаются в окнах, витринах, стеклянных дверях... а она – нет! Она к машине подошла, я смотрел же! В тачке тонированные стекла, я там свое отражение видел, а ее – нет!

– Арти! Арти! – примиряюще сказал Имс. – Погоди, послушай... У нас выдались тяжелые три дня последние, все эти сны странные, дневник дедушки твоего... Надо успокоиться немножко.

– То есть, ты хочешь сказать, что я несу бред? – Артур прищурил глаза, и вид у него сделался крайне злобный. – Так что ли?

– Ну Арти, – пробормотал Имс, который именно это и хотел сказать, но не решился.

– Ну спасибо! – прошипел Артур. – Отлично просто! Стоило мне к тебе переехать, и на второй же день ты мне сообщаешь, что у меня галлюцинации! Вот спасибо!

Артур было отвернулся к противоположному окну, но вдруг опомнился и снова дернул Имса за рукав:

– Это какие еще сны? У тебя что, опять был какой-то сон? – подозрительно спросил он.

Имс сообразил, что едва не проговорился.

– Артур, – сказал он, сердясь на самого себя. – Отвяжись уже! Дай мне подремать десять минут, мне сейчас стафф-митинг вести! Помолчи хоть до офиса, ладно?

– Ах вот как! Конечно, сэр, отдыхайте! – сказал Артур ледяным голосом.

Оставшийся путь до офиса был проделан в гробовой тишине, вот только спать Имсу как-то расхотелось. Тем не менее, он упорно делал вид, что дремлет, откинув голову на подголовник. Артур сердито сопел, щелкая по клавиатуре с такой скоростью, словно задумал взять приз на соревнованиях по скорости печатания.

На свой этаж они поднялись все так же молча и немедленно разошлись в разные стороны.

***

Кабинет был как родное гнездо среди враждебного мира. Хотя прежде Имс обошел офис, поздоровался с сотрудниками, произнес импровизированную маленькую речь о будущих трудовых свершениях и рабочем энтузиазме, который с появлением генерального менеджера непременно должен был охватить всех окружающих. С недосыпа пламенная речь больше походила на ничем не завуалированную и прямую угрозу, и опытный офисный планктон, привычный к постоянным бурям и штормам в океане бизнеса, понятливо скис, поблек и разбрелся по своим рабочим местам.

Проклятый ассистент на глаза не попадался, видимо, опять отирался в отделе кадров. Что бы там Артур себе не думал – Имс прекрасно и давным-давно заметил все эти подозрительные шушуканья с Амалией, вот и сейчас сделался недоволен, попробовал самостоятельно победить окопавшегося поблизости от кабинета врага в виде кофемашины (с предсказуемо отрицательным результатом) и вернулся в кабинет – как гладиатор на песок арены.

Аутлук живо откликнулся на движения мышки и обрушился водопадом накопившихся писем. Имс смотрел на меняющиеся цифры в инбоксе – 300, 427, 513 и так далее – и гладиатор внутри него немного понурился, подозревая, что битва затянется.

А между тем отдел снабжения сделал все, чтобы облегчить шефу возвращение в родные пенаты: стекла стен были столь прозрачны, что казалось, что Имс вместе со столом и креслом парит в воздухе над Крылатскими холмами, ковролин был вычищен так, что при некотором напряжении фантазии можно даже было проследить его сходство с персидским ковром, а на круглом столике, за которым Имс любил проводить совещания в узком составе, красовалась шикарнейшая цветочная композиция: гортензии, цветущие яблочные ветки и сирень. Откуда взялась такая красота в Москве в начале октября, было решительно непонятно, впрочем, Имс не был удивлен – в Москве, похоже, было возможно все. Он убедился в этом за последние месяцы наглядно.

Экран призывно мигнул, Имс последний раз глянул в сторону артурова стола. Стол был пуст. Имс нахмурился и даже подумал, что вот чего только не сделаешь, ночей не спишь, ублажая некоторых обнаглевших господ, а тебе поутру даже чашки кофе не дадут. Но сладостно ковыряться в ранах было все же недосуг – почта алкала имсова внимания, так что поневоле пришлось окунуться в работу.

Вынырнул Имс из делового моря уже много позже ланча. Несмотря на утреннее плохое настроение работа, как всегда, отвлекла его. Где-то на пятом письме Имс уже забыл про книги, сны, чертей и все остальные закавыки – таблицы эксель в чем-то похожи на танцы фей: начнешь смотреть и забудешь о времени надолго.

На круглом столике Имс увидел маленький айсберг, после протирания глаз превратившийся в поднос, прикрытый снежно-белой салфеткой. Похоже, Артур все же вспомнил про страдальца-шефа, принес еды и кофе. Имс встал, потянулся, посмотрел по сторонам. За стеклянной стеной, отделявшей его от остального офиса, вовсю трудились. Тогда Имс встал, пошел на балкон, с большим наслаждением выкурил сигаретку и вернулся, чтобы посмотреть, что же такого притащил ему Артур.

После еды опять сильно потянуло в сон. Имс пообещал себе, что еще минутка, и он встанет и вернется за компьютер продолжать битву, но сидеть развалившись в мягко покачивающемся кресле было так уютно, подголовник поддерживал голову так удобно, а сирень из букета пахла так нежно и вкрадчиво, что веки Имса тут же налились тяжелым и горячим, и закрылись сами собой. Ладно. Он посидит так пять минут, а потом уже...

***

Весна сорок пятого года в Лондоне была как первая весна в только что созданном богами мире.

Богами, которые очнулись от тысячелетнего сна юными, невинными и прекрасными, не отягощенными болью и тоской, знающими только красоту, молодость и благоденствие.

И все вокруг оглушительно пылало счастьем: никогда еще так победительно не всходило на востоке солнце, являясь из-за Ла-Манша словно едва отлитый, еще горячий золотой шар, еще никогда так ослепительно не сияли звезды в вечернем небе, будто написанном кистью Моне, еще никогда так буйно не цвели жасмин и сирень в садах вокруг Лондона. Еще никогда не были такими прекрасными женщины, никогда не светились такой радостью лица, никогда мир еще не кричал изо всех сил, так громко и исступленно – жизнь, жизнь, жизнь!!!

Как можно было не поддаться этой эйфории? Как можно было подавлять вдруг снова воспрянувшую надежду, навзрыд вопящую внутри о том, что еще не все, не все потеряно, о том, что все еще может быть, о том, что когда ничего не известно точно, надо ждать, ждать, ждать...

И Имс не устоял. Его цинизм, врожденный и выпестованный многими годами на службе Ее Величества и богатым жизненным опытом, рухнул под натиском этой новой, долгожданной весны. Внутренний голос, давно уже бубнящий свою, одну и ту же надоедливую, тоскливую мантру «семь лет, семь лет никаких вестей», умолк и больше не давал о себе знать. Скорее всего, спроси его кто-нибудь, Имс не смог бы даже точно сформулировать, на чем же зиждется его хрупкая, эфемерная надежда. Любому эти неясные, иррациональные мечты, похожие на неумелые акварельные картинки, показались бы смешными, наивными. Ну так Имс никому о них и не рассказывал, так же, как не рассказывал ни о чем последние семь лет...

И все же надежда цвела внутри него, как гроздья вьющихся роз в английских деревнях. В конце апреля Имсу пришлось на пару дней съездить в поместье – все шло к тому, что ближайшие месяцы он будет занят, очень сильно занят, и требовалось оставить денег и распоряжения старику-управляющему.

Авто Имса летело мимо зеленеющих садов, ярко-изумрудных полей, обсаженных по периметру буками, мимо деревенек, словно висящих в облаках свежераспустившихся цветов и лопнувших почек, и эта ослепительная, неповторимая весна вливалась в него как молодое вино, вдыхала новые силы в спрятанную внутри него надежду, окутывала Имса как сверкающая вуаль.

Имс видел, как у соседа-приятеля на выгоне пасутся два совсем маленьких жеребенка, и остановился поговорить с конюхом и погладить шелковые носы. Жеребята смотрели на него настороженными карими глазами, прикрытыми длинными загибающимися ресницами, а Имс видел другие глаза, так отчетливо и ярко, как давно уже не мог увидеть в последние годы...

Он сделал еще одну остановку – в городке по соседству с поместьем, и там тоже встретил знакомых – старую миссис Эдгрейв с внучкой, которую Имс помнил еще крошечной девчушкой на трехколесном велосипеде, а теперь ему улыбалась тоненькая хорошенькая девушка, и в ее улыбке он тоже увидел мираж другой, совсем другой улыбки...

Даже то, как выбежал на крыльцо старый Перкинс, встречая хозяина, и засиял, вставая навытяжку, – во всем глупое сердце Имса видело знаки будущего, тайные, словно только его взгляду доступные свидетельства того, что – все еще будет.

Вечером позвонил Рональд Торнли и приказал назавтра прибыть к месту службы. Майор Имс включен в список делегации, отправляющейся в Берлин.

***

В Берлине не было весны. Зимы, впрочем, там не было тоже. Было там – отсутствие жизни. Как в трупе нет ничего кроме тканей, жидкостей и костей, ничего кроме жалких органических соединений, так и тут не было ничего, кроме пустоты. Здесь на пахло ни кровью, ни болью, как можно было бы подумать, здесь не резало глаза страданиями, нет –это уже осталось в прошлом. Все эти вещи относились к жизни, к агонии, подобно тому как умирающее до срока тело стремится во что бы то ни стало вернуть себе силы, пусть через грязь и боль и мучения, здесь же не было уже ничего. Имс смотрел на истерзанные бомбежками и пожарами здания, на развороченные артиллерийскими ударами улицы, на треугольные стеклянные зубы в оконных проемах кое-где сохранившихся стен, и думал почему-то о небесных когтях, дорвавшихся наконец-то до своей жертвы.

Берлин был мертв, мертв навсегда, Имсу казалось, что невозможно найти такой силы, которая вернула бы этот город к жизни. Жертва, отдавшаяся взращенным ею же палачам, отдавшая последний вздох еще до того, как на шею ей наступила нога победителя... Имс бывал здесь прежде, в двадцатых, и ничего не было в этой выжженной, укрытой пеплом могиле от того города, который он знал раньше – жемчужины европейской культуры, творческого, научного центра, точки притяжения всех интеллектуалов...

Статус особого посланника, полная автономность и неподотчетность в своих действиях, практически вседозволенность, которую Имс получил вместе с назначением, позволяла ему все. Торнли даже не дал ему никакого конкретного поручения, но –неограниченные полномочия, сказав лишь: «осмотрись там».

Вопросов Имс задавать не стал, бывают случаи, когда слова могут только запутать положение. Он привычно быстро собрался, да и что тут было собирать – чемодан со всем необходимым постоянно ждал его в углу спальни. Вечером он сидел в кабинете, выудив из сейфа тощую серую папку, с обтрепанными по срезу ленточками завязок, но так и не открыв ее, забывшись, засмотревшись в пространство. В папке хранились несколько жалких бумажек, которые он смог добыть за эти годы. Бумажки эти он знал наизусть: каждая складочка, каждая морщинка, каждый оторванный уголок были вечными оттисками отпечатаны у него в сердце. Когда за ним прибежал ординарец, с сообщением, что машина прибыла, серый картон уже догорал в камине, обещая вот-вот превратиться в невесомые хлопья бледного пепла.

И вот теперь Имс шел по обугленным костям бывшей Фридрих-штассе, про себя отсчитывая дома, хотя кое-где еще встречались грязные черно-белые таблички с цифрами – бывшие номера. Особенной насмешкой выглядели они на отдельно стоящих фасадных стенах – когда за выбитыми окнами просматривались только груды развороченных кирпичей. Все вместе производило на Имса жутковатое впечатление ужасной кинодекорации, где любые стены суть имитация настоящих, где любая жизнь – лишь фальшивая иллюзия.

Зачем он шел по этому адресу – он не знал. Скорее всего, там ничего нет, кроме такого же мертвого куска городской плоти, что он видел по обе стороны от себя. А даже если и есть – что, что он рассчитывает там найти? Смешно! Но просто это было почему-то надо, и даже не ему, а той неуемной надежде, которая так и пульсировала внутри, тикая как метроном, окатывая нервы горячим, как тающий воск. И Имс шел, не в силах больше усмирять жажду, которую он так терпеливо сдерживал эти годы...

***

Это было страшно: серые закопченные стены с провалами разбитых окон, а по обеим сторонам от каким-то чудом сохранившегося дома – две глубокие воронки от упавших авиационных бомб. Да и в самом этом доме не было крыши, съеденной пожаром, и сквозь обугленные балки Имс видел пустое пепельное небо над Берлином. Он тяжело ходил по квартире, у одного окна нашел россыпь гильз, коричневое пятно засохшей крови и детскую кепку – похоже, тут убили какого-то мальчишку из гитлерюгенда. Искать было бесполезно, он это знал и не рассчитывал ни на что, но ничего не мог с собой поделать: его надежда не давала ему поверить, что Артур ничего не оставил. Только не Артур. Поэтому Имс начал обыскивать, а затем и принялся крушить уже мертвую квартиру, доводя начатое войной до конца, в поисках сам не зная чего. И конечно, проклятая его удача его не подвела и в этот раз, он оказался прав – за печью, оторвав кусок обоев, он нашел нишу и в ней – растерзанный, знакомый вдоль и поперек молескин, с единственным оставшимся листком, на котором четким родным почерком было выведено: «Мы никогда не умрем».

«Это ведь обещание», думал Имс, бессильно опустившись на засыпанный кирпичной пылью пол. Типичное, такое по-настоящему артурово, парадоксальное такое обещание! Артур не мог написать: «Ищи меня!», размышлял Имс, не замечая, как жалко кривятся его щеки в безумной улыбке, нет, Артур ведь никогда не мог ничего сделать по-простому, всегда с каким-нибудь наворотом, а значит... значит, есть еще шанс. Значит, нужно искать дальше.

Надежда пела внутри него трубным ангельским гласом, перекрывая все, что мог бы сказать разумный внутренний голос, если бы его еще не задавили на корню.

***

На старика Имс старался не смотреть, но ничего не мог поделать с собой, и взгляд постоянно возвращался к высушенному как у мумии лицу, седым желтоватым волосам, неровно окромсанным, к пальцам, похожим на птичьи лапы, с желтыми потрескавшимися ногтями. Пальцы эти беспрестанно шевелились, разглаживая грубую дерюгу штанин, глаза старика слезились, глядел он ими куда-то поверх плеча Имса, словно пытался там что-то увидеть. Взгляд его сфокусировался только один раз, когда Имс подсунул ему под нос фотографию. Старик долго смотрел, а Имс в это время пытался унять бешено ноющее сердце: ему было страшно. Ему было страшно до слабости в коленях, до отказывающихся слушаться рук – он боялся того, что старик скажет «нет». И еще больше он боялся того, что старик скажет «да». В первом случае можно было бы продолжать жить, а вот во втором...

– Да, я его знал... – сказал старик и уставился Имсу за плечо.

Имс сел на стул у окна. В голове стало гулко и пусто, и казалось, что весь мир отдалился от него, словно Имса посадили в прозрачное, звуконепроницаемое яйцо, и сидеть там, в этом яйце, он будет вечно, слепой и глухой, никому не нужный.

– Артур, да? – спросил старик у воздуха. – Я помню, да... Все его офицер один куда-то таскал – Артур этот был вроде ученый какой-то, вот и таскали... Приносили всегда таким избитым, мы его пытались хоть согреть чуть-чуть, да куда там... мы, знаете, все старались лечь теснее, чтобы согреться, но вот... получалось плохо...

– Его пытали? – глухо выдавил Имс. Зачем он спрашивал? Он словно сам кромсал себя – на живую, безжалостно, но остановиться было не в его воле.

– Конечно, – согласился старик будничным тоном. – Да. В начале зимы даже в лазарет положили – тот офицер надеялся, видно, что Артур передумает... Девчушка там какая-то его выходила, да потом все равно обратно вернули... Его должны были вместе с другими евреями в начале апреля вывезти, но не успели...

– Как он умер? – снова перебил старика Имс. Слушать он больше не мог, мозг сворачивался в черепе, как прокисшее молоко в кастрюльке, и только одно желание оставалось живым – выбраться отсюда прочь. Сейчас – только выбраться прочь, а остальное потом, потом...

– Очень тихо, – ответил старик. – Тихо, будто заснул. Он и до этого так отключался, мы уж не раз думали, что конец... Но потом приходил в себя, смотрел на нас поначалу так, словно не понимал, где оказался. Вот и последний раз, лег, заснул, и больше уже не просыпался, хотя долго еще лежал теплый, мы его за собой прятали, чтобы быстро не нашли – думали, может, проснется.

– Заснул? – спросил Имс. Сердце рвануло вверх, застряло в горле жгучим комом. – Заснул?

– Да, господин. Все что-то считал перед этим, я еще подумал было, что он молится... но непохоже на молитву оказалось, больше на формулы какие-то... ну да я не ученый, я и не понял ничего...

– Значит, у него получилось... – пробормотал Имс себе под нос едва слышно.

Имс встал. Делать ему здесь было больше нечего. Вот все и прояснилось теперь. Жизнь его кончилась, но появилась цель, ради которой стоило еще существовать.

– Спасибо, – сказал он от двери. – Вас сейчас проводят...

Старик кивнул, все так же уставясь во что-то, чего не было в этой комнате.

Имс замялся и спросил зачем-то:

– Простите, сколько вам лет? – И тут же пожалел – ну что за глупость?

Старик вдруг склонил голову к плечу, посмотрел на Имса. Ресниц у него не было.

– Мне? – удивился он. – Не помню... Кажется, двадцать три.

В деревьях за воротами Бухенвальда надрывно кричали едва вылупившиеся птенцы.

***

Пощечина звонко хлопнула по уху, зазвенела внутри головы, как упавший на каменный пол серебряный поднос.

Имс заморгал, подавился воздухом, стал хвататься руками за пустоту, сердце норовило выскочить прочь, пробив в ребрах дыру.

Руки тотчас же поймали, кто-то прижал его голову к теплому и мягкому, и Имса вдруг как наотмашь ударило – знакомым родным запахом. Он дернулся, моргнул и понял, что притиснут скулой прямо к артурову животу, горячему под тонкой рубашкой.

– Имс! – Артур ухитрялся орать шепотом. – Да что с тобой, Имс?! Тише, тише!!!

И все продолжал обнимать за голову, прижимая к себе.

Спазм в горле прошел, воздух полился в легкие, Имс всхлипнул и тут понял, что ткань рубашки под его щекой уже насквозь мокрая. Кажется, он рыдал во сне.

Артур отпустил его, только чтобы встревоженно посмотреть в глаза. День возвращался к Имсу с напором горного обвала: гудками машин в пробке перед Живописным туннелем, смутным гулом офиса, тихим жужжанием компьютера на столе.

– Я заснул, да? – хрипло спросил Имс, трогая горящее лицо и медленно приходя в себя.

– Ты не просто заснул, ты... Я, блядь, разбудить тебя не мог! Ты опять чего-то тяпнул? – воскликнул Артур со злостью и тревогой.

– Нет, Арти, ну что ты... на работе же... – пробормотал Имс и с благодарностью хлебнул воды из протянутого стакана. – Просто задремал...

– А потому что надо спать ночами! – зашипел Артур и вдруг осекся, схватил Имса за лицо и повернул вправо и влево. – Что тебе приснилось? Выкладывай!

А Имс все не мог заставить себя отцепиться от Артура – сжимал в пальцах его рубашку, потихоньку превращавшуюся от слез и скрюченных имсовых пальцев в тряпку.

– Где ты был, Артур, где же ты был? Как ты мог меня оставить? – вырвалось у Имса с такой жуткой тоской, что Артур вздрогнул и взглянул на него растерянными испуганными глазами.

Имс застонал от пережитого ужаса, разбитый до такой степени, что не мог даже удержать себя в руках и смолчать.

Артур глянул через стеклянную стену на офис – как бы ни беспокоился, забыть о том, что они у всех на виду он, видимо, никак не мог, и вынул телефон. Через пару секунд Имс услышал, как Артур приказывает Мише немедленно подавать машину, прямо ко входу и держать двигатель включенным.

– Артур... – сказал Имс противно ослабевшим голосом. – Не истери, я сейчас приду в себя... Подумаешь, ну приснился кошмар...

– Что-то мне кажется, тебе последнее время как-то часто стали кошмары сниться, – тускло сказал Артур, натягивая пиджак.

В машине он, не стесняясь Михаила, заставил Имса лечь, насколько это позволяло сидение, устроил голову Имса у себя на коленях и запустил пальцы в его волосы. Имс млел, так было хорошо. Он повернулся, поймал губами запястье Артура и длинно выдохнул. Тело все еще время от времени сводило судорогой ужаса, но уже реже, Имса потихоньку отпускало, только вот все мышцы ломило так, будто он сутки не вылезал с ринга.

– Так что тебе приснилось? – спросил Артур, продолжая перебирать волосы. – Когда я тебя увидел, в кресле, заснувшего, у тебя глаза были мокрые от слез и лицо такое, будто ты вернулся с того света.

– Чего только во сне не увидишь, – неохотно ответил Имс, щурясь. – Может, и вернулся...

– Я все равно из тебя все вытрясу, – пообещал Артур.

– Меня надо не трясти, а жалеть, – поведал Имс. – У меня стресс от недосыпа.

– Некоторые слишком быстро приходят в себя, – с неопределенной угрозой в голосе сказал Артур.

– Знаешь что, Арти? – тягуче сказал Имс. – Кажется, пора уже поиграть начистоту.

– Ты о чем?

– А, я неправильно сказал – вывести на чистую воду, – поправился Имс.

– И кого это ты собрался выводить на чистую воду? – поинтересовался Артур, все так же поглаживая Имсу кончиками пальцев затылок.

– Да чертей твоих, – ответил Имс. – Сейчас приедем, поймаем кота и будем трясти, пока все не вытрясем.

– Ну-ну, – сказал Артур одними губами. – Попробовать нам точно никто не мешает...

Глава 21

Артур

Возвращение в осеннюю Москву само по себе уже не стало для Артура радостью, и уж совершенно точно он не стремился увидеть лица коллег – вся эта офисная обстановка теперь виделась ему настолько неправильной, что, казалось, произошел сбой в системе движения Вселенной. Как если бы Артура вдруг забросило на другую планету – чужую, холодную и, главное, невыносимо скучную.

В качестве отдельного бонуса стоило отметить состояние Имса, так что Артур, приняв на себя штормовой шквал писем и звонков, еще вынужден был следить за ним, да так, чтобы Имс об этом не подозревал.

Он и не заметил, как наступило время обеда, и в кабинет вплыла Амалия, покачивая серьгами в виде зеленых виноградных гроздей. И эти огромные грозди были целиком из натурального камня. Определенно, Амалия имела эксклюзивные связи с самыми лучшими екатеринбургскими ювелирами.

– Да вы сегодня настоящая Деметра, – очаровывающе улыбнулся Артур – почти искренне: обед пришелся как нельзя кстати, а Амалия своей фантастической болтовней всегда умудрялась доводить перегруженный мозг до состояния блаженной, звенящей пустоты.

– Артур! Сколько у меня впечатлений накопилось за время вашего отъезда! Как будто вечность прошла за эти две недели… и я совсем новая, словно бы родилась второй раз!

Это точно, подумал Артур.