Текст книги "Вопросы и ответы (СИ)"

Автор книги: love and good

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 27 страниц)

Шквал аплодисментов, криков, свиста и улюлюканья обрушился на голову Аэлухеля, стоило ему показаться перед публикой. Он ослепительно улыбнулся, загоняя остатки воспоминаний, страха и боли обратно на самое дно своей души. Поднёс к лицу микрофон, и публика затихла, в то время как по воздуху разлетелись первые ноты песни.

Музыка была единственным, что не дало Аэлухелю сойти с ума. Единственным, что поддерживало его и вдохновляло. Теперь это была его профессия, его призвание – лучшее средство для исцеления. И Аэлухель пел, вкладывая в каждую песню, в каждое выступление частичку себя и своей души, и боль отступала, давая место долгожданному покою.

========== Вопрос 9 ==========

Комментарий к Вопрос 9

«Что значит для персонажа его имя?»

«Что означает твоё имя? Почему Ридраил назвал тебя именно так?»

– Как тебя зовут, парень?

Он не вздрагивает от этого вопроса и даже не опускает глаза. Юноша без имени, без судьбы, без прошлого и будущего – всего лишь раб, вещь, которая не должна переживать из-за подобного. Наверно, он слишком много времени провёл в этом статусе, отчего вопрос не отзывается внутри него даже тупой тянущей болью.

«Кто ты, парень?» – слова господина можно прочитать и так, и на языке юноши вертится чёткий лаконичный ответ:

«Никто»

– У меня нет имени, господин, – он отвечает на услышанную формулировку сразу же, не мешкая, и даже не удивляется смирению в своём голосе.

«Я никто, господин. Раб, всего лишь вещь – мне не положено иметь имя»

Имя – это был первый урок, который Силсан заставил усвоить едва купленного ребёнка. Имя – это индивидуальность и личность, память и осознание самого себя. Имя связывает с прошлым, с узами дома, семьи, родины, окружения. Имя – последний островок надежды, за который рабы пытаются удержаться, чтобы окончательно не потерять себя.

Имя – это опасность, ибо раб, стойко сносящий все издевательства хозяина и помнящий, кто он есть, опасен. Он не склоняет голову до конца, он не ломается, но он копит ярость и ненависть и ждёт подходящий момент. Такие рабы – брак, смутьяны, которых приходится утилизировать первыми. Во избежание неприятностей и в назидание другим: будете выделываться – вас постигнет такая же судьба.

Поэтому от имён избавляются первыми. Попадая в чужую собственность, рабы перестают быть личностями. Вещи – а у вещей нет имён. Нет судьбы. Нет прошлого и будущего. Только настоящее. Только исправное служение, а если нет, то их ждёт лишь помойка, с которой нет возвращения обратно – Силсан очень хорошо научил этому новоприобретённого раба, который даже сменив хозяина, не перестал быть вещью без рода и имени.

Синие глаза всматривались внимательным взглядом в покорного юношу меньше мгновения. А потом вождь прикрыл веки, задумавшись на долю секунды, и произнёс уверенно, не сомневаясь в своих словах:

– Хорошо. Тогда отныне тебя будут звать Аэлухель.

Спокойный взгляд встретился со взглядом, полным неподдельного искреннего удивления. Впрочем, хозяин всегда слыл эксцентричной личностью, и юноша, названный Аэлухелем, знал, что у каждого из его рабов есть своё имя. Личная характеристика, подчёркивающая достоинства, вселяющая уверенность и дарующая гордость. Рабы вождя – не просто серая безликая масса, но у каждого из них есть что-то, за что хозяин ценит их особенно. И имя – то, чего так боятся другие – лишь крепче привязывает их личной верностью к тому, кто вдохнул в них надежду и хоть какую-то призрачную тень будущего.

Аэлухель, пусть и жил здесь уже не первый месяц, всё ещё не мог привыкнуть к порядкам, так кардинально отличающимся от порядков в доме Силсана. Не мог поверить в то, что его они тоже касаются и рано или поздно коснуться напрямую. И вот теперь он тоже получил своё имя.

Аэлухель – печальный рыцарь. Ирония ли, или же хозяин увидел в безрассудной храбрости мальчишки что-то, о чём он сам не подозревал? Юноша не знал, но пребывал в замешательстве, снова и снова прокручивая в голове своё новое имя и примеряя его к себе. Оказывается, это так странно, волнительно и необычно, когда у тебя есть имя, и все будут звать тебя им, а не просто «парень», «мальчик», «эй ты» и иже с ними. Имя – щепотка индивидуальности, новая страница в жизни и самовосприятии, странная надежда и волнительность будущего – поразительно, сколькими красками тут же заиграла жизнь, стоило одному-единственному слову сорваться с чужих губ.

Аэлухель почувствовал, как против воли его глаза стали влажными. Он больше не был безымянной вещью, и иррациональная радость захлестнула его всего изнутри. В искреннем порыве он опустился на колени перед хозяином и поклонился до земли, касаясь лбом холодного пола, неразборчиво бормоча какие-то слова благодарности. Но практически сразу он ощутил прохладную ладонь на своём плече, и хозяин властно, но мягко заставил его подняться и посмотреть себе в глаза.

Тогда, в ту ночь, Аэлухель не просто получил имя. Он получил то, что определило всю его дальнейшую судьбу. Он получил будущее и цель. Он получил того, ради кого вполне искренне был готов умереть. Верность печального рыцаря была неоспорима и непоколебима, и он был готов доказывать её тысячей смертей врагов хозяина и тысячей секретов, не выданных даже под самыми страшными пытками.

Он был готов доказывать – и он доказывал, и до конца своих дней хранил память, так никогда и не расставшись со своим именем.

========== Вопрос 10 ==========

Комментарий к Вопрос 10

«Когда ты попал в рабство к Ридраилу, было ли удивление, что он так… заботлив, особенно после тех издевательств, которым ты подвергался много лет у Силсана?»

Пиратское логово гудело. Мрачные сырые подземелья отступников давно не видели столь грандиозной пьянки, поводом к которой послужила смена лидера в клане Сумеречных клинков – одном из авторитетнейших кланов среди пиратского сброда. Поводом к смене власти в клане послужило стремительное возвышение первого советника при бывшем главе, хозяина широкой шпионской сети не только по всему пиратскому миру и знаного мастера интриг и заговоров.

Ридраил ещё до возвышения был фигурой видной и знаной. Целеустремлённый, хитрый и изворотливый, он всегда добивался поставленных целей, пусть далеко не всегда прямыми и честными путями. Он был идеальным кандидатом на место главы клана, и вот наконец-то он это место занял.

Дом Ридраила сверкает от обилия золота, серебра и драгоценных камней, красивые и стройные юные рабы и рабыни разносят гостям изысканные яства и напитки, ублажают их и развлекают. Сам хозяин вечера явно не скупится на демонстрацию своих достижений, выставляя все трофеи, добытые в последнем сражении. Те трофеи, благодаря которым он и смог наконец-то занять место главы клана. Добыча и вправду поражает своей роскошью и богатством: совместный торговый эльфийско-оборотничий флот, плывущий из Лесного царства в изобилии награждает захватывающих корабли пиратов, пополняя также их гаремы молоденькими рабами-оборотнями и эльфами. Пиратам под руководством Ридраила удаётся захватить всю добычу вместе с экипажами и даже привести в гавани такие редчайшие трофеи как грузовые галеры краснолюдов, которые эльфы арендовали у императора для перевозки грузов. И разумеется столь успешная облава не может остаться без внимания – такие поистине царские трофеи может добывать только глава клана, а потому Сумеречные клинки без раздумий передают власть новоявленному триумфатору: раз уж он, будучи всего лишь советником, так обогащает всех их, то к какой добыче он приведёт клан, возглавив его?

Силсан хищно ухмыляется, глядя на Ридраила. Эльф с кем-то беседует – наверняка принимает очередные поздравления с возвышением, – улыбается снисходительно, хотя его красивое бледное лицо остаётся всё таким же непроницаемым, и пригубляет вино из дорогого, украшенного сапфирами серебряного кубка, прикрывая глаза. Силсан хорошо знает, каков Ридраил на деле – такого, как он, всегда следовало иметь скорее в друзьях, чем во врагах, а теперь так и подавно. А потому глава клана Ядовитого тумана натягивает на лицо дежурную маску дружелюбия и приветливости и, продираясь сквозь толпу, приближается к Ридраилу.

– Поздравляю, мой дорогой друг! – Силсан салютует ему своим бокалом. – Наконец-то Сумеречные клинки выбрали себе достойного предводителя! Не то, что размазня Зотрил – я был уверен, что рано или поздно его прирежут свои же, – саламандр рассмеялся кашляющим смехом.

– До тех пор, пока Зотрил был союзником Ночных теней и любовником главы гильдии ассасинов, его никто бы и пальцем не тронул, – флегматично хмыкнул Ридраил, скашивая глаза на собеседника. – Однако теперь, когда он потерял покровительство и Андвии, и Цинина, его судьба находится исключительно в руках Госпожи, и честно говоря, мне нет до неё никакого дела.

– И правильно, – Силсан отпил глоток. – Сумеречным клинкам теперь нечего опасаться.

– Да ну? – новоявленный глава изогнул бровь и насмешливо спросил: – Самый маленький и самый мятежный клан считает меня достойным вождём?

– Ядовитый туман не преклоняется ни перед кем, – отрезал Силсан и более миролюбиво добавил: – Однако, думаю, мои люди могли бы сотрудничать с тобой, господин.

– Даже так? – эльф прищурил синие глаза, пристально глядя на собеседника.

– Позволь мне преподнести один скромный подарок… в качестве свидетельства моей лояльности к тебе, – саламандр почтительно склонил голову, а после обернулся через плечо, щёлкая пальцами.

Через пару мгновений рядом с ним оказался паренёк. Он был явно ухожен и хорошо одет, однако на его шее красовался чёрный кожаный ошейник, от которого вёл тонкий ремешок к запястьям, скованным точно такими же кожаными наручниками. Силсан грубо схватил паренька за ремешок, дёргая на себя и заставляя того подойти ближе. Мальчишка зажмурил глаза, делая пару коротких шагов вперёд, и Ридраил смог его рассмотреть получше.

Юный раб по сути был ещё совсем ребёнком: лесной эльфёнок (это выдавала более смуглая, чем у горцев, кожа и более длинные уши) только-только перешёл порог между детством и юностью. Он был для своего возраста достаточно высок и хорошо сложен, однако ужасно худ – под полупрозрачной шёлковой туникой просматривались рёбра, а руки и ноги были настолько тонкими, что казалось, их можно сломать как спички. Впрочем, несмотря на это, мальчишка был красив – утончённые черты лица, плавные скулы, мягкая кожа, длинные вьющиеся рыжие волосы, красиво обрамляющие лицо, и большие серые глаза, которые, тем не менее, были совершенно пустыми. Без всякой искры. Абсолютно безжизненные. И Ридраил, глядя на раба и слыша, как Силсан, ухмыляясь и развязно шлёпая мальчика по заднице, говорит, что «он идеальный слуга: тихий, кроткий и трахается хорошо», думает над тем, что перед ним стоит обычная кукла. «Ну точно, кукла», – губы Ридраила кривятся в презрительной усмешке, на языке вертится вопрос из серии «игрушка надоела, решил выкинуть её кому-то другому?», но вместо этого вождь лишь сдержанно благодарит новоявленного союзника, принимая его подарок.

Одной куклой больше, одной меньше… Такой господин, как Ридраил, в любом случае найдёт ей применение – он кивает ближайшей рабыне, которая, кланяясь, тут же уводит новое приобретение в свою часть дома.

Раб послушно идёт за ведущей его девушкой. Бывший хозяин только что подарил его, как какую-то вещь. Впрочем, он и был этой самой «вещью», стал ею в тот самый момент, когда его впервые продали на аукционе за баснословные деньги. Его, взятого в плен мальчика из приморской эльфийской деревни на границе с Империей гномов. И с тех самых пор у него нет ни прошлого, ни будущего, ни имени, ни элементарных прав. Даже говорить он теперь может только тогда, когда ему прикажет хозяин. Как собака. И с этим стоит смириться, потому что любое неповиновение жестоко карается – хозяин питает особую любовь к наказаниям и умеет наказывать действенно, так, что всякое желание противостоять ему выжигается с корнем. Поэтому теперь он просто безымянный раб, один из многих таких же безымянных и безликих игрушек, которыми потешается господин.

Какая в таком случае разница, какому садисту служить?

У Судьбы, однако, занятное чувство юмора. Она потешается над страданиями ребёнка, но в конце концов вознаграждает его за них. И Ридраил удивляет мальчишку с первых мгновений его пребывания в его доме. Хотя бы уже тем, что его отводят не в гарем, а к домашним рабам.

– Хозяина называют чудаком, – однажды признаётся Шаэвар, и юнец слушает её внимательно, не перебивая. – Потому что он хоть немного ценит нас и признаёт, что мы такие же живые существа, как наши господы.

Её слова вынуждают мальчишку нахмуриться – что-то в них есть, он ведь и сам заметил. Практически у всех рабов хозяина были имена, никто из них не казался измождённым и уставшим. Даже старые рабы, такие как Шаэвар, всё равно выглядели здоровыми и полными сил и продолжали служить хозяину. У Силсана они давно были бы затравлены, словно звери на арене, или убиты как-нибудь ещё потехи ради.

У Силсана в принципе все рабы были скорбными бледными тенями. Молчаливые, с потухшим взором – вещи, потерявшие искру и блеск. Рыжий эльфийский мальчик был таким же, и наверно, именно поэтому хозяин так быстро пресытился им. Он надоел ему, как игрушка надоедает капризному ребёнку, и больша́я удача, что он просто выбросил её, а не решил сломать.

Это была норма пиратского общества. Их набеги часто бывали удачными и богатыми добычей. Приток рабов был воистину впечатляющим, и именно поэтому их было совершенно не жалко. С ними можно было делать всё, что угодно, и никого не волновало, что игрушки могут быстро износиться и сломаться. Было откуда брать им замену, поэтому незачем было о них беспокоиться.

Ридраил же был другим. Таких, как он, среди пиратов были единицы. Если хочешь, чтобы вещь прослужила тебе как можно дольше и принесла как можно больше пользы – позаботься о ней. С живыми вещами это правило работало аналогичным образом, а Ридраил был хорошим хозяином.

Он был умён, спокоен и терпелив – именно потому он смог возвыситься. Он заботился о вещах, которыми владел, потому что знал, что они – подручное средство, помогающее достичь поставленных целей. Надёжные, проверенные инструменты, которыми мастер творит свой шедевр – работа и обязанности рабов были незаметными, но оттого не менее важными. Базовые шестерёнки в сложном механизме – они должны исправно функционировать, чтобы механизм работал идеально.

Другие пираты смотрят на Ридраила с насмешкой. Зовут его чудаком, не понимая или не желая понимать причины его действий. Но его это и не волнует: он прагматичен, практичен и бесконечно терпелив. И пиратское общество ещё по достоинству оценит его тактику.

========== Вопрос 11 ==========

Комментарий к Вопрос 11

«Разрывался ли ты между чувствами к Эрувэ и Ридраилу? Или за годы службы “на два фронта” чувства к барону поутихли?»

Любовь – это слабость. Так же, как слабость привязанность, дружба, верность. Всё самое лучшее и светлое, что хочется разделить не только с самим собой – так считают пираты, и по такому кодексу они живут. Не верь никому, кроме себя. Не люби никого, кроме себя. Не заботься ни о ком, кроме себя. И тогда, возможно, у тебя будет больше шансов выжить.

Пиратское общество – огромное змеиное кодло. Шипящие змеи, которые жалят, кусают и убивают собственным ядом себя же. Жалкое зрелище, на самом-то деле. Аэлухель, гармоничная часть его, так никогда и не смог полностью слиться с ним. Наверно это было потому, что он с самого начала был неправильным.

Его жизнь принадлежала Ридраилу – фигурально и буквально. Пока он был рабом, вещью, хозяин мог сделать с ним всё, что угодно. Но он выбрал обучать юношу, вести себя с ним как с равным, в конце концов дать ему имя, и Аэлухель на это ответил не просто благодарностью и гробовой верностью.

Ридраил был для него всем. Другом, любовником, отцом, братом, наставником, возлюбленным. Сердце и жизнь Аэлухеля принадлежали ему даже тогда, когда раб обрёл свободу и влияние. Он был волен делать что угодно и идти куда угодно, но он добровольно остался рядом с Ридраилом, словно верный пёс.

Аэлухель любил его, и в конце концов Ридраил ответил ему тем же.

На барона всегда смотрели как на чудака, но у него была железная воля, невероятная удача и его попросту боялись, а потому не было смельчаков, которые рисковали бы высказать всё Ридраилу в лицо. Но Аэлухель был шпионом, он знал обо всех слухах и сплетнях, которые ходили за спиной барона, как и знал, что его в них тоже активно обсуждали.

Один партнёр на многие годы – неслыханно. Любовь – неслыханно. Ещё и к кому? Ко вчерашнему рабу! Но Ридраил никогда не обращал внимания на эти слухи – в его сердце у Аэлухеля всегда было особенное место.

Он берёг эти чувства и эти отношения. Даже когда в его жизнь внезапно ворвалась Эрувэ, Аэлухель не сомневался. Любить одного партнёра, по меркам пиратов, было так глупо и скучно, и теперь Аэлухель сам понял, что скрывается за этим убеждением. Утверждение ветреных романтиков или консерваторов, что настоящую любовь можно подарить кому-то одному. Глупость несусветная.

Сердце Аэлухеля принадлежало двоим. С появлением Эрувэ оно стало принадлежать двоим. И после смерти Ридраила, и после женитьбы на королеве, оно всё равно принадлежало двоим. Ридраил был его частью, неотъемлемой, важной частью – другом, отцом, наставником, братом, любовником, возлюбленным. Едва ли появление Эрувэ могло что-то в этом изменить.

Он любит их обоих – всегда любил их обоих, когда осознал чувства к каждому из них. Никогда не задавался вопросом, кто из них дороже и ближе. Никогда не выбирал. Ведь как нельзя выбрать между солнцем и луной, одинаково важными светилами в небе, так и нельзя выбрать между двумя частями сердца, составляющими единое целое. Аэлухель и не выбирает. Он и не хочет этого делать.

========== Вопрос 12 ==========

Комментарий к Вопрос 12

«Самая ужасная ситуация в жизни персонажа»

«Помнишь ли то самое нападение, после которого ты оказался в плену, а после – на рынке рабов?»

– Аэлухель? – негромкий женский голос ласково коснулся его слуха вместе с тёплыми подушечками пальцев, что дотронулись до обнажённого плеча. Аэлухель с усилием вытолкнул из груди застрявший в ней воздух и болезненно прикрыл глаза, потерев их кончиками пальцев.

– Прости, – виновато отозвался он, накрыв тонкую ладонь на своём плече, и заглянул в голубые глаза, с тревогой глядящие на него. – Я снова разбудил тебя?

Эрувэ отрицательно качнула головой, но Аэлухель знал, что она врёт. Поморщился недовольно – что-то в последнее время кошмары зачастили к нему опять, словно он вновь был напуганным мальчишкой, живущим в самом сердце ада. Спокойная жизнь определённо странным образом влияет на него.

– Ты говорил с кем-нибудь об этом? – Эрувэ подвинулась совсем близко, и Аэлухель почувствовал рукой её бок. – Ты рассказывал кому-нибудь, что ты пережил и что чувствовал?

– Иногда Ридраил спрашивал меня, – он выдохнул смиренно, вновь прикрыв глаза. Юлить и убегать не было смысла и желания, по крайней мере, не от Эрувэ и не сейчас. – Но мы мало говорили об этом. В основном его интересовало, что со мной было у Силсана… Он хотел помочь мне избавиться от пережитков травмирующего опыта… Не только чтобы раскрепостить в постели, – на всякий случай скосил глаза на внимательно слушающую его женщину, сам не зная, почему чувствуя необходимость оправдаться самому и оправдать барона.

Эрувэ понимающе кивнула, и Аэлухель почувствовал, как она крепче в жесте поддержки сжала его плечо. Задумалась на несколько мгновений, а после спросила:

– Ты помнишь то нападение, после которого оказался в плену, а затем на рынке? – и тише добавила, осторожно попросив: – Расскажи мне, если ты можешь это сделать.

Аэлухель озадаченно вскинул брови: он не ожидал именно такого вопроса. Теперь сам задумался, заглядывая в глубины своей памяти, и трогательно нахмурился, мучительно пытаясь вспомнить то, что он и так никогда не забывал. То, что тенью преследовало его уже далеко не одно столетие.

– Я помню тот день, – медленно начал он, чувствуя, как образы мучительно накатывают, словно волна прибоя. – Почти не помню лиц и голосов, не помню имён, но помню хаос и ужас, которые в одночасье сменили расслабленную радость и безмятежность обычного дня простого приморского поселения. Тогда на небе не было ни облачка, и солнце в зените бросало яркие лучи на берег. Искрилось на воде, переливаясь драгоценными самоцветами – когда я был ребёнком, мне нравилось подолгу наблюдать за солнечными бликами, воображая, что так блестят груды богатств и золота.

Он замолчал, с удивлением отмечая, что каждое новое слово даётся ему со всё большим трудом – даже об издевательствах Силсана в своё время ему было не так тяжело говорить. Или, возможно, всё дело было в собеседнике? Ведь перед Ридраилом он и так был рабом, бесправной вещью – он видел его в наихудшем и унизительном положении. Но Эрувэ всегда знала его как сильную и умелую личность, и открывать перед ней слабость было… стыдно?

Словно чувствуя его замешательство и трудность, она успокаивающе погладила его по плечам. Заглянула с тревогой в лицо и шепнула что-то вроде «если не хочешь, можешь не продолжать». Но Аэлухель качнул головой, и вздохнув, продолжил:

– Я не помню тот миг, когда пираты наводнили улицы. Я даже не могу с уверенностью сказать, пришли ли они с моря, или с суши, или и оттуда, и оттуда. Я помню только крики, ругань, лязг металла… огонь. Мне было тринадцать, я был ещё ребёнком, и я помню, что я был ослеплён и оглушён ужасом, совсем не зная, что делать. Мне кажется, я слышал голос матери, она пыталась добежать до меня. Она кричала мне прятаться, пыталась отбиваться, но её пронзили насквозь, ударили в спину, прямо у меня перед глазами, и я как будто врос в землю там, где и стоял.

Воспоминания уносили его всё дальше вглубь памяти, и Аэлухель словно вновь оказался в самом сердце своего страшнейшего кошмара. Он снова слышал запах крови и гари, слышал какофонию звуков – крики, треск горящего дерева, хаотичный топот ног, звон металла; снова видел оранжево-красное зарево, чёрные тени и мечущихся эльфов, тщетно пытающихся уйти от неминуемой гибели. Часть из них, кто пытался хоть как-то сопротивляться, зарубали на месте; часть пираты хватали под мышки, словно мешки, и тащили к себе, не обращая внимания ни на крики, ни на мольбы, ни на слёзы, ни на тщетные попытки вырваться. Воспоминания были такими яркими, как наяву, как будто он вернулся на несколько веков назад.

– Я не знаю, что случилось с отцом, – голос Аэлухеля осип и звучал почти не слышно. – Надеюсь, он получил быструю смерть. Я поздно пришёл в себя и попытался скрыться – меня поймали без особого труда. Их добычей тогда в основном и были дети – взрослые почти все полегли. Они оставили их трупы и горящие дома, а нас увезли туда, откуда не бывает возвращения. И нас ждала судьба, что была хуже смерти. Мне было тринадцать, и тогда я впервые пожалел о том, что всё ещё жив. Я был совсем ребёнком, и я был в ужасе.

Погружение в пучины собственной памяти мучительно, и Аэлухель не замечает, как впивается в собственные волосы, а в его глазах отражается тот самый ужас. Холодный пот стекает по спине, а с ресниц срываются слёзы – отнюдь не позорное напоминание о том, что он всё ещё жив и способен испытывать боль.

В себя его приводит искреннее заботливое тёплое объятие. Он смаргивает наваждение, с трогательной растерянностью глядя куда-то вперёд. Эрувэ обнимает его, гладит по спине и волосам, и Аэлухель судорожно выталкивает застрявший в груди воздух. Неуверенно, будто впервые, отвечает на объятие, и прячет на женском плече мокрое лицо.

– Спасибо, – она не утешает словами, но мягко перебирает волосы. Объятиями и присутствием даёт понять, что он не один. Благодарит за доверие и разделяет кошмар подсознания и яви, и Аэлухель крепче смыкает объятие.

Боль постепенно проходит, как и приходит успокаивающее осознание: всё это осталось в далёком прошлом и едва ли повторится опять.

========== Вопрос 13 ==========

Комментарий к Вопрос 13

«Как консервативная знать отнеслась к тому, что их по факту возглавил иностранец, бывший пират, да ещё и в придачу этнический лесной эльф? Не пытались ли замутить против тебя заговор какой?»

– Вы шутите? – взгляд Эрувэ нервно метнулся от одного непроницаемого лица к другому. – Народ не признает! Начнутся волнения! Лучше выберите кого-то другого! – она также нервно посмеялась, неуютно поведя плечами, и её взгляд стал напуганным и умоляющим.

– Боюсь, миледи, для того чтобы избежать смуты и кровопролития мы должны сделать это, – советник Халлон покачал головой. Недовольно нахмурился и перевёл взгляд на невозмутимого Аэлухеля, стоявшего за спиной Эрувэ. – Пусть король Эйладар женился на вас тайно и о том никто не знал, вы не перестаёте быть королевой. Король умер бездетным, иных родственников у него нет. Кризис престолонаследия и пустующий трон начнут анархию и станут поводом для наших внешних врагов. Единственный способ сохранить хотя бы относительную стабильность – признать вас… моя королева.

Эрувэ вздрогнула от этого обращения и обернулась, беспомощно посмотрев на Аэлухеля. Тот едва заметно ободряюще улыбнулся уголками губ и сжал её ладонь.

– Меня не примут, – сокрушённо покачала головой она. – Как и не примут моего супруга…

Не нужно было быть гением, чтобы понимать очевидные вещи. Но Эрувэ зрила в корень, прекрасно осознавая, что народ не будет в восторге. Королева-простолюдинка, которая к тому же вышла замуж за лесного эльфа – а дальше что?

Народ роптал. Пусть эра террора короля-параноика закончилась и альвы могли выдохнуть с облегчением, свою гордость и высокомерие он всё равно не растеряли. Однако вместе с тем народ был слишком уставшим и обескровленным постоянными войнами и усилившимся в последние годы давлением, так что советник Халлон тоже оказался прав. Пусть королева и была простолюдинкой, а её муж иностранцем, всё было законно и легитимно, и придраться было не к чему.

– Нам повезло и не повезло одновременно, – Аэлухель ухмыльнулся, размышляя вслух, вместе с супругой перебирая гору бухгалтерии, пытаясь вникнуть в финансовые дела нежданно-негаданно свалившейся на его плечи страны. – Народ слишком слаб, чтобы бунтовать так, чтобы это стало для нас проблемой. И в то же время государство находится на такой грани, что любая незначительная ошибка приведёт его к краху.

Эрувэ на это ничего не ответила, лишь устало потёрла глаза. Как и Аэлухель, она не ожидала когда-либо очутиться на такой вершине власти и теперь чувствовала себя не на своём месте. Аэлухель, честно говоря, тоже, но он был умён, и годы в среде пиратских интриг научили его многому.

Знать, вернее, её жалкие остатки, изначально от отчаяния пошедшие за бунтарями, конечно, тоже была недовольна. Хоть это и было её решение, ответственность за него она пыталась переложить на плечи королевы и её консорта. Высокородные благородные альвийские аристократы не стеснялись выражать своё пренебрежение. Некоторые даже пытались плести интриги; возможно даже подумывали об устранении неугодных монархов. Но их было немного, и они были слабы – Эйладар ощутимо проредил их ряды, поддавшись своей паранойе.

Опытному шпиону и манипулятору было несложно разобраться с ними. Кого-то подкупить, кого-то запугать, кого-то – ах, какая жалость! – скоропостижно похоронить. Это Эрувэ чувствовала себя не в своей тарелке, не знала, за что схватиться в первую очередь, и напоминала растерянного ребёнка. Но за её спиной стоял её консорт, который никогда и никому не позволит навредить своей жене и самому себе. Пусть недовольные возмущаются, сколько им влезет – это было их решение возвести на престол законную королеву. Теперь они могут с ним лишь смириться или сгинуть.

Первые годы выдаются сложными, но постепенно волнения стихают. Необычная, неожиданная чета оказывается не так уж и плоха в управлении, и вопреки мрачным ожиданиям страна не летит ещё глубже в бездну. Скорее наоборот, постепенно возрождается из пепла, медленно отвоёвывая былое величие, и на Эрувэ с Аэлухелем и народ, и знать смотрят совсем по-другому. А уж когда, спустя меньше столетия, королева объявляет, что ждёт наследника, и вовсе затихают окончательно, расценивая это как определённо добрый знак.

Недовольные есть и всегда будут, каким бы хорошим монархом ты ни был, однако бо́льшая часть подданных наконец-то принимает их.

========== Вопрос 14 ==========

Комментарий к Вопрос 14

«Никогда не было желания вернуться к пиратству? Или ты полностью доволен ролью принца-консорта?»

«Что ты испытал, когда пиратское логово было уничтожено?»

Над бухтой поднимались тонкие извивистые ленты сероватого дыма. День медленно клонился к закату. Небольшие волночки лениво качали корабли, также лениво разбиваясь об острые камни, защищающие подходы бухты. Природная преграда, что так удобно защищала вход в самое сердце пиратского логова – лишь сами пираты знали, как её обходить так, чтобы не разбиться.

Им не повезло: извечных врагов возглавил один из них. Правая рука убитого барона, безусловно талантливая и очень видная фигура – от него следовало избавиться едва ли не в первую очередь, но Аэлухель был умён. А ещё он оказался мстителен, и пока его враги размышляли, как ударить его, он сам нанёс им упреждающий удар.

Конечно, Аэлухель прекрасно знал, как устроены пиратские города, где находятся их слабые места и как их можно застать врасплох. Жажда мести, боль, что не может найти выхода, двигала им, и он без труда смог нанести этот ужасный и сокрушительный удар. У пиратов было много врагов на континенте, и объединить их не составило особого труда.

Он принимал непосредственное участие в облаве. С мрачным тёмным удовлетворением он убивал сопротивляющихся одного за другим. Как они когда-то перебили всё его поселение, не щадя никого, так теперь и он безжалостно обрывал их жизни точными ударами, переступая через трупы и добивая раненых. Продвигался вглубь, пока союзники перекрыли все пути к отступлению: из самого сердца пиратских владений никто не уйдёт живым.

Он никогда не был их частью, пусть и формально принадлежал к их числу. Проданный в рабство не по своей воле, освобождённый чужой милостью – Аэлухель был верен конкретному существу. Вся его деятельность была ради него и для него, и пока Ридраил был жив, Аэлухель продолжал оставаться пиратом. Даже если не слишком этого хотел – он любил Ридраила и ради него был готов на любую службу. Но как только его не стало…