Текст книги "Зов пустоты (СИ)"
Автор книги: Lone Molerat
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 19 страниц)
– А в чём подвох?
– Ни в чём, – устало произнёс Квинлан. – Вы, Харон, спасли нас от довольно-таки позорной ситуации, которая к тому же могла оказаться довольно-таки кровопролитной.
– Он бы всё равно не выстрелил, – Харон помотал головой. – Хотя вы и приложили немало усилий, чтобы его довести.
– Неважно, – поморщился скриптор. – Я насчёт Мемориала Джефферсона. И мистера Данфорда.
– Есть проблемы? – подобралась Эмили.
– Есть, – скриптор сердито фыркнул – и Эмили поняла, у кого юный Мэксон позаимствовал это выражение лица. – Орденом Щита заправляют идиоты. Они отказались выделить людей для охраны Мемориала, представляете? Я им объяснил, что очиститель исключительно важен, что безопасность такого учёного, как ваш отец, бесценна… Без толку. «Это частный проект», и всё тут. Один Лэниган всё понимает, но что он может сделать?
– Спасибо за участие, – растерялась Эмили. – Но это ведь действительно частный проект.
– Неважно, – упрямо заявил Квинлан. – Нельзя, чтобы учёные оставались там совсем одни. Любой, кто хоть сколько-нибудь смыслит в технике, сумеет сообразить, какую выгоду можно извлечь из работающего очистителя. А дальше – да ему достаточно будет заключить контракт с «Когтями», чтобы присвоить все труды вашего отца! Я бы сказал, что появление такого человека – это вопрос времени.
– Спасибо, – неожиданно поблагодарил Харон. – Примем к сведению. Ещё что-то?
– Нет, – скриптор тревожно обернулся. – Мне пора. С этой шустрой покойницей работы – непочатый край.
– Скриптор Квинлан! – мальчишка-послушник подбежал к ним. – Рыцарь Льюис связался с Цитаделью. Они говорят – возвращаться.
– Что? – возмутился тот. – Это же важно! Они там совсем рехнулись? Давай сюда рацию!
Разом позабыв об Эмили и Хароне, он бросился обратно к посёлку, придерживая заляпанные грязью полы рясы.
– У этого юноши редкий дар, – задумчиво сказал Харон, провожая его взглядом. – Дар неуместности. Как он только до сих пор не вылетел из Братства, ума не приложу.
– Дался же ему этот Мемориал, – проворчала Эмили. – Наверное, таким сыном папа гордился бы. А вот мне, знаешь ли, совершенно неинтересно…
– Мы проведаем твоего отца, Эми, – Харон еле заметно улыбнулся. – Не волнуйся. И не оправдывайся. Передо мной – так точно не надо.
Она смущённо уставилась на него. Пора бы уже было и привыкнуть к тому, что он понимал её с полувзгляда.
– Ну, может, на пару минут я и загляну в Мемориал, – проворчала она. – Но ненадолго. Хватит с меня Сто Двенадцатого.
*
К мосту они подошли только к четырём часам пополудни. За день земля согрелась и оттаяла, так что теперь казалось, что замёрзший вечерний воздух робко жмётся к ней, чтобы урвать частичку тепла.
Эмили подняла воротник ветровки и тревожно оглянулась. До сих пор ей доводилось видеть болотников только в жареном виде – да и то издалека – и рассказ Аннет её порядком напугал.
– Не думаю, что наши друзья-технофашисты пойдут этой дорогой, – Харон по-своему истолковал её беспокойство. – Цитадель вообще в другой стороне. К счастью.
– Да ладно тебе, – вступилась Эмили за Братство. – Не все же они отмороженные расисты. Вот как вы с этим Льюисом сработались.
– Эми, мы сработались несколько раньше, чем тебе кажется, – вздохнул гуль. – Льюис вовсю вёл дела с Азрухалом. Он тогда служил не то в комендатуре, не то в санчасти Цитадели. Так или иначе, у него был доступ к препаратам. И была потребность в крышках.
– Дивная комбинация, – нервно усмехнулась Эмили. – Но он же рыцарь!
– Видишь, и среди них встречаются люди с практической смёткой.
– И его до сих пор не поймали?
– Теперь-то, полагаю, он отошёл от дел. А до этого был достаточно осторожен. За исключением, разве что, того печального эпизода, когда он сам пристрастился к «Психо». Тогда наш друг начал жульничать с прейскурантом, задерживать поставки. Азрухала такое положение дел не устраивало, и он отдал мне на откуп решение этой проблемы. Я и решил – на свой манер.
– Странно, учитывая, что он всё ещё жив.
Харон пожал плечами:
– До того, как подсесть на «Психо», Льюис был хорошим сбытчиком, с которым приятно вести дела. Значит, оставалось просто вернуть его в прежнее состояние.
– Детоксин же ужасно дорогой.
– Возможно. Я, знаешь ли, и не собирался его покупать. Три жестяных ведра мне вообще даром достались, спасибо Уинтропу.
– Три ведра?
– Одно для пищи, одно для воды. Третье – для прочих потребностей, – Харон поморщился. – Досадная необходимость. У меня не было ни времени, ни желания сидеть рядом с Льюисом весь период реабилитации.
– И он сам всё это вытерпел? – удивилась Эмили. – Ломку и всё остальное? И не сорвался?
– Он бы не смог. Чтобы раздобыть дозу, ему пришлось бы выбраться из подвала, где я его запер. А для этого – взломать очень непростой замок. А для этого, в свою очередь, привести в порядок мозги и мелкую моторику.
– Он, должно быть, благодарен тебе за это. Ты же ему жизнь спас, как-никак.
– Ты сейчас про Льюиса? – хмыкнул Харон. – Он меня ненавидит. И попытается убить при первой реальной возможности. Но во всём остальном мы можем друг другу доверять.
– Сложно у вас всё, – Эмили прищурилась, вглядываясь в месиво из тины и мусора у кромки воды. – А это что?
Похоже было, что этот вещмешок кто-то уронил – или сбросил – с моста совсем недавно. Та его часть, что возвышалась над мутно-коричневой поверхностью воды, была вызывающе чистой.
– Маленькая, потрошить бесхозные вещи – не лучшая затея, – проворчал Харон. – Чёрт с ним.
– У Квинна был такой рюкзак, – нахмурилась Эмили.
Харон кивнул и, не говоря ни слова, начал спускаться к реке по вязкому заболоченному склону. Оглянувшись, Эмили последовала за ним. Ни Братства, ни болотников рядом не было – а вот прошлое, похоже, подобралось куда ближе, чем ей бы хотелось…
Полгода назад гуль по имени Квинн встретил в окрестностях Тенпенни-Тауэр бледную немочь, без цели и смысла бредущую по дороге с неисправным револьвером в руках, и довёл до Подземелья – просто так, потому что мог. Первое время Эмили всё ждала, когда же он придёт к ней, чтобы предъявить счёт за спасение – но Квинн не пришёл и не предъявил; скорее всего, как она поняла много позже, гуль и думать забыл о своей попутчице с тех пор, как за её спиной сомкнулись двери Исторического музея. Но она-то всё помнила. И живой Квинн был неотъемлемой частью того мира, в котором Эмили была согласна существовать.
Загаженный мусором склон незаметно превратился в топкий берег. От реки так несло тухлятиной, что у Эмили глаза заслезились. Ботинки при каждом шаге вязли в прибрежном иле – как будто ей было мало пары фунтов грязи, налипшей на подошвы за время спуска. Харон придержал Эмили за локоть, помогая спуститься к самой кромке реки.
– Ребята? – слабый охрипший голос донёсся словно бы из-под воды.
Квинн полусидел на куче водорослей, привалившись к опоре моста и держа в руках видавшую виды винтовку.
Эмили опрометью бросилась к нему – прямо по мелководью, не обращая внимания на протестующее потрескивание счётчика Гейгера. Что там той радиации – а вот Квинна спасать надо.
– Справа! – испуганно крикнул Квинн, вскидывая винтовку. – Болотник!
Почему-то Эмили раньше представлялось, что эти создания немногим крупнее собаки – а этот бронированный монстр оказался огромной тварью, почти с человека ростом. Но страшно не было; у её страха с недавних пор появился тумблер. Пусть по умолчанию он был выкручен до отказа, отменяя всё, кроме отчаяния и бессилия – но всё-таки даже с этого дна можно было дотянуться до переключателя и приглушить ужас.
Она выхватила «Магнум» из кобуры, взвела курок. Харон, ясное дело, оказался быстрее. С расстояния в неполные двадцать футов заряд дроби просто размозжил панцирь болотника, и пуля сорок четвёртого калибра впилась в хитиновое крошево, не встретив особого сопротивления. Для верности Эмили выстрелила ещё дважды – и, придерживая разнывшееся запястье, замерла, не в силах отвести взгляд от толщи воды, в которой причудливым чёрным цветком расплывалась кровь болотника.
– Ребята, да вы чего? – Квинн добродушно усмехнулся. – Мы с этим парнем уже практически сроднились. Он ближе подходит – я в него стреляю для острастки, он назад топает…
– На берегу обсудим, – проворчал Харон, выразительно глядя на Эмили.
– Я бы с радостью, – Квинн развёл руками. – Но с моей ногой только крабов пугать.
– Сколько же ты тут просидел? – с жалостью спросила Эмили, глядя на неестественно вывернутую в колене правую ногу гуля.
– Да часов пять, наверное, – нахмурился он. – Ты, правда, вылазь уже из воды. А то станешь такой вот симпатягой, как мы с Хароном.
– Пять часов? И за всё это время никто мимо не проходил?
– Да нет, почему же. Проходили. Ребятишки из местных, бродяга какой-то с собакой, – Квинн отвёл глаза. – Просто останавливаться не захотели.
– Сволочи, – сквозь зубы процедила Эмили. Типичная Пустошь, во всей, мать её, красе. – Я посмотрю, что с твоей ногой, ага?
– На берегу, – хором сказали Харон и Квинн.
Ничего хорошего с ногой не было. Открытый перелом, со смещением, а то. Оставалось только надеяться, что не оскольчатый. С грехом пополам Эмили удалось промыть и перевязать рану и – не без помощи Харона – наложить шину. Лучший вариант из доступных, но определённо не лучший из возможных.
– В посёлок идти есть смысл? – спросила Эмили без особой надежды. – Хоть какой-то медик там должен быть, верно?
Харон что-то угрюмо проворчал.
– Да лучше бы в Подземелье, – сказал Квинн осторожно. – Не станут они тут с гулем возиться. Вы идите, ребята. Я допрыгаю как-нибудь сам, не впервой. Вон тут деревяшек сколько. Я уже одну присмотрел – классная трость выйдет.
Харон поднял с земли винтовку. Повертел в руках, рассматривая.
– Она паршивенькая, конечно, – Квинн смутился. – Не «Гуанлон». Но стреляет, и то хлеб.
– Не «Гуанлон», – кивнул Харон. Вытащил из кармана разгрузки отвёртку и моток изоленты. – Эми, если не трудно – поищи у меня в вещах какую-нибудь плотную тряпку.
– Эй, ты что делаешь? – тревожно спросил Квинн.
– Костыль, – невозмутимо ответил Харон. – По крайней мере, то, что заслуживает им называться. Вот это будет подмышечным упором.
Квинн огорчённо крякнул, глядя на отсоединённый от винтовки приклад.
– Смотреть больно.
– Так отвернись, – посоветовал Харон.
– Ты расскажи, как тебя угораздило с моста упасть? – Эмили присела рядом с Квинном, с опаской заглядывая в рюкзак Харона. Его вещи были упакованы с такой аккуратностью, что рыться в них казалось святотатством.
– Дурацкая история вышла, – смущённо пробормотал гуль. – Я-то водные процедуры не планировал, сама понимаешь. Шёл себе через мост, в Грейдич собирался заскочить, и тут мне навстречу караван летит. Чудной караван. Я народ из Кентербери хорошо знаю, но этих не видел никогда.
Вернулся Харон – с крепкой раздвоенной веткой, которой, видимо, было предназначено стать основанием костыля. Остановился рядом, прислушиваясь.
– Караваны, они же обычно еле тащатся, – продолжил Квинн. – Особенно через мост. А эти мчались, как Дикая Охота. Даром что совсем налегке, из поклажи – один ящик, здоровенный, правда. Я сразу сообразил, что торговать они не станут, ну и ладно бы. Иду себе и вдруг понимаю: что-то не так. Оборачиваюсь – а двое из этих караванщиков, или кто они там, остановились у входа на мост и лазерки на меня нацеливают. Я и сиганул. Не стал уж разбираться, что к чему.
– Расскажи о них, – Харон настороженно оглянулся. – Всё, что помнишь.
– Я особо и не помню ничего. Ну, трое их было. Лица… я лица обычно не рассматриваю, людям не нравится. Но если бы было что-то необычное, я б заметил, – Квинн задумался. – Ботинки у них были хорошие. На вид совсем новые. И одинаковые. Может, склад с армейской снарягой распотрошили?
– Какая разница, – Эмили пожала плечами, не желая развивать болезненную тему распотрошённых складов. – Главное, ты жив остался.
Харон не сказал ничего.
*
На ночлег они устроились на станции «Арлингтон». И месяца не прошло с тех пор, как Эмили, Харон и доктор Ли останавливались тут на пути в Сто Двенадцатое – а казалось, миновала целая вечность. Впрочем, вдаваться в метафизические рассуждения не было ни времени, ни сил. Пока Харон проверял тоннель, Эмили помогла Квинну устроиться на диване в кабинете начальника станции, сменила повязку и, невзирая на протесты, вколола гулю половинную дозу «Мед-икс». Если бы в Никсонвилле жили не засранцы – или хотя бы не только засранцы – Квинн бы уже давно отдыхал, получив настоящую помощь. А они с Хароном уже преодолели бы половину пути к Мемориалу Джефферсона…
Сослагательное наклонение, как обычно, приносило одни огорчения. Так что Эмили переключилась на изъявительное, в режим настоящего времени. Теперь можно было подвести итог первого дня на Пустоши. Насквозь мокрые ботинки, провонявшие гнилыми водорослями джинсы. Минус три патрона, два стимпака и чёрт знает сколько бинтов и антисептиков. Надежду на обеспеченную старость тоже можно отминусовать. Плюс… одна жизнь, наверное. А может, и больше – открой Братство пальбу в том поселении… Неплохой итог, пожалуй.
– Эми, – негромко окликнул её подошедший Харон.
Она обернулась – и радостная улыбка сползла с её лица. В руках Харон держал пакет с Антирадином. Самой Эмили ещё не доводилось пользоваться этим чудо-средством. Но в клинике Престона она вдосталь насмотрелась на зелёных от тошноты бедолаг-антирадинщиков, дружно склонившихся над особой лоханью, специально заведённой для таких случаев. Очевидно, рвота была основным способом выведения радиации из организма. Не то чтобы это вдохновляло.
– Я хорошо себя чувствую, – жалобно сказала она, прекрасно понимая, как ничтожен шанс переубедить Харона.
– Удивительно, – проворчал он. – С твоей-то любовью к купаниям в Потомаке.
– Ну, тогда мне имеет смысл перетащить спальный мешок поближе к стратегически важным местам, – Эмили со вздохом взяла прохладный пакет, заполненный янтарной жидкостью. Ночь обещала быть долгой и не слишком приятной.
– В стратегически важном месте уже есть матрас. Видишь? Одной проблемой меньше, – подбодрил её Харон.
– Да уж. Эй, ты что, со мной собрался? – испугалась она. – Не ходи. Незачем тебе на такое смотреть.
– Этим ты меня не напугаешь, – пообещал он, распахивая перед ней дверь уборной. Довольно чистой уборной, надо сказать. И матрас тут действительно был, аккуратно накрытый сорванными со стены рекламными плакатами.
– Ты, я смотрю, подготовился к романтическому вечеру, – Эмили присела на край матраса, нерешительно вертя в руках пакет с Антирадином. – Разве что свечи не зажёг.
– Чем меньше света, тем легче, – спокойно отозвался он. – По крайней мере, мне в своё время было легче. Но если хочешь, я тебе хоть тысячеваттный прожектор притащу – только пообещай больше не нырять в Потомак.
Эмили грустно улыбнулась. Сняла разгрузку, вытащила из кармана герметичный контейнер с проспиртованными салфетками.
– Ты или я? – Харон сел рядом с ней.
– Лучше ты, – она виновато потупилась. – Не люблю уколы.
Он осторожно закатал рукав её рубашки. Протёр локтевой сгиб салфеткой, потянулся к инфузионной системе.
– У меня тяжёлая рука, – предупредил он.
Эмили закусила губу, глядя, как заострённый кончик иглы входит под тонкую кожу.
– Жжётся, – поморщилась она. – Так должно быть?
– Да.
Харон осторожно, одной рукой привлёк её к себе – другой рукой он придерживал пакет с Антирадином. Эмили хотела было предложить закрепить пакет на чём-нибудь – да хоть бы и на дверце кабинки – но довольно быстро поняла, что это не лучшая идея.
– Закрой глаза, маленькая, – посоветовал Харон. – У тебя будут как минимум пятнадцать спокойных минут.
– А потом?
– А потом как минимум двести сорок неспокойных. Это уж как повезёт.
– Я ведь знаю, что ты бы сам вытащил Квинна, – она медленно откинулась назад, всей кожей ощущая знакомое тепло. – Что сам справился бы с болотником, без моей дурацкой помощи. Просто я…
– Всё я понимаю, маленькая, – проговорил он, целуя её в висок. – Я просто боюсь, что когда-нибудь не успею оказаться рядом. Не смогу защитить тебя от твоего альтруизма.
– Ты не сердишься? – спросила она, поудобнее устраиваясь в его руках. Голова уже начала кружиться, но голос Харона и его ровное горячее дыхание по-прежнему оставались точкой опоры. – Что мы встряли во всё это в Никсонвилле, и вообще…
– Я уже начинаю привыкать, – он взъерошил ей волосы.
– Горбатого могила исправит, да? – вздохнула Эмили, закрывая глаза. – Ну, такой вот у меня трагический изъян.
– Это не изъян, – сказал Харон наконец. – Нечто иное. Зла в мире слишком много, злом все обожрались – должно ведь быть и противоядие?
– Это сейчас была индульгенция на хождение по граблям?
– Частичная. В следующий раз Братство и без нас справится, я считаю. А если не справится – горевать не буду.
– Итак, у Диего и Анжелы свадьба, – Эмили помолчала. – Есть какие-то мысли по этому поводу?
– Если мне полагаются отгулы, то я хотел бы взять один, – задумчиво сказал Харон.
– Вредина.
– Ну правда, Эми. Приводить гуля на свадьбу подруги – это неприлично.
– Неприлично? – Эмили подняла бровь.
– Ну, может, не так неприлично, как-то, что мы вытворяли в Мегатонне. Но по шкале от одного до десяти это твёрдая восьмёрка.
– Будет тебе отгул, – Эмили вздохнула. – Только расскажи мне про свадьбы. Ни разу ни на одной не была. В Убежище-то всё не так, расписались в книге у Смотрителя, вещи в свободную комнату перетащили – и вперёд.
– Эми, я в последний раз был на свадьбе больше двухсот лет назад,– Харон усмехнулся. —Во-первых, молодым положено вручать подарки. Что-нибудь общепринято полезное и дико дорогое. Во-вторых, все произносят длинные речи в честь жениха, невесты, их родителей, их будущих детей…
– Речи? Ужас какой.
– Точно. А ещё на свадьбу нельзя заявиться в нормальной человеческой одежде. Мужчины приходят в костюмах, а дамы – в вечерних платьях.
– Вечерние платья? – через силу спросила Эмили. – Это такие… совсем красивые?
– Да, – он погладил её по руке. – Не передумала?
– Нет, – мрачно заявила она.
========== 2 ==========
Рассвет Эмили встретила с твёрдым убеждением: никогда больше, ни единого раза в жизни она не подойдёт к реке без защитного костюма. А если и подойдёт – то лучше уж гулификация, чем чёртов Антирадин.
Голова отчаянно кружилась. Тошноту вызывало всё, вообще всё: и запах собственных ботинок, и еле различимый шум Потомака, и солнечный свет, такой ясный и ласковый – и так беспощадно выжигающий сетчатку… Эмили бы с радостью отсиделась в метро до наступления темноты, но, похоже, отведённое ей время dolce far niente, сладостного безделья, истекло. Она просто не представляла, как ей всюду успеть. О том, чтобы бросить охромевшего Квинна на полдороги, и речи быть не могло, сколько бы гуль ни заверял её, что он будет в порядке. До свадьбы Анжелы и Диего оставались считанные часы – а у неё по-прежнему не было ни платья, ни подарка. Значит, сначала Подземелье, потом Ривет-Сити…
А Мемориал Джефферсона – потом, с нескрываемым облегчением подумала Эмили, щурясь от яркого солнца, раздробленного речной гладью на тысячи осколков. Нехорошо это, конечно, – но что поделаешь?
Потом, когда Эмили вспоминала эти апрельские дни, – когда у неё не осталось ничего, кроме воспоминаний, – она так и не сумела понять: как, вот как она могла не замечать чёрную тень, нависшую над ней, над всеми ними? Но, чёрт возьми, ведь не было же ни тени этой, ни дурных предзнаменований, ни шёпота сердца. А что было? Тихое весеннее утро и свежий ветер с реки; и Харон шёл рядом, и побочные эффекты капельницы с Антирадином казались действительно серьёзной проблемой.
*
До Исторического музея они добрались только к полуночи. Квинн, бедняга, держался из последних сил. Как, впрочем, и Эмили: без «Психо» переход от Арлингтона до «Фогги Боттом» дался ей ох как нелегко. Ныть и жаловаться при виде Квинна, сосредоточенно скачущего на одной ноге, было как-то стыдно, но к концу пути Эмили больше всего на свете хотелось заползти в один из вагонов метро, рухнуть на прогнившие сиденья или прямо на пол – и валяться там до Судного дня.
На главной площади Подземелья почти никого не было, за исключением компании выпивох, передававших по кругу баклажки с каким-то немыслимым пойлом. Над Квинном, как и полагается, сочувственно поохали, помогли ему добраться до «Разделочной». С Хароном вежливо поздоровались. Эмили же не удостоилась ничего, кроме настороженно-неприязненных взглядов.
– Думаешь, они уже знают про Роя Филлипса? – тихонько спросила Эмили, глядя вслед Квинну, окружённому гулями. – Сильно злятся?
– Это их проблемы, – привычно отозвался Харон.
– Но что-то не так, да?
– Мне не нравится видеть тебя здесь, – ответил он неохотно. – Только и всего.
Ломиться на постой к Тюльпан было бы, пожалуй, малость невежливо, так что пришлось идти на второй этаж. Сонная Кэрол обменяла сто двадцать крышек на ключ от «номера люкс» (на самом деле – от закутка, кое-как отгороженного фанерными ширмами от общей комнаты). Эмили так устала, что даже ужаснуться цене не получилось.
Она навзничь рухнула на покрывало, не разуваясь. Разводы плесени на потолке поплыли перед глазами, превращаясь то в диковинные соцветия, то в неясные, но угрожающие силуэты.
Харон опустился на одно колено, развязал шнурки, стащил мокрые ботинки с её ног. Эмили благодарно улыбнулась – на большее сил уже не было.
– Только бы не проспать свадьбу, – пробормотала она, забираясь под колючее одеяло. – Анжела мне голову откусит.
– Во сколько тебя разбудить?
– В шесть, – грустно сказала Эмили, глядя на экран «Пип-боя». 01:43, с ума сойти. – А ты куда?
– Я буду недалеко, – Харон поправил одеяло и украдкой поцеловал её в лоб. – Отдыхай.
Чёрт бы побрал эту конспирацию, мрачно подумала Эмили, глядя ему вслед. Она и не собиралась предаваться безумствам страсти за тонкой ширмой на радость постояльцам Кэрол. Просто так уж вышло: или с ней рядом был Харон, или его место занимала тяжёлая неотвязная тревога.
Сегодня – уже второе апреля. А по-хорошему, надо было зайти к папе ещё вчера. И, может, с Цитаделью связаться, как бы Харон ни ворчал. Наверное, Квинлану стоит знать про этот странный караван, раз уж он расследует смерть девчонки из Никсонвилля. А ещё Рейли… Рейнджеры наверняка уже вычеркнули её из списка желанных гостей – но модуль-то им надо вернуть?
Холод привычно въедался в кости. Здесь всегда было холодно – и тогда, осенью, это было хорошо и правильно. Ледяные стены хранили Эмили, приглушали отчаяние и боль. Иногда она чувствовала себя нелепым неоконченным изваянием, которому просто нужно время, совсем немного времени, чтобы стать частью этого оцепеневшего мраморного мира. Но сейчас – ей было холодно. И жутко.
Захотелось прижаться к Харону, обнять его – ну хоть за руку взять. Ну что ж. «Я буду недалеко» – это всё-таки лучше, чем «Поговори с Азрухалом».
*
Как и всегда, чуть свет Тюльпан сидела за прилавком, перелистывая страницы очередного любовного романа. Она ничуть не изменилась за полгода – разве что стала надевать очки для чтения. Эмили отчаянно хотелось верить, что это не из-за удара Ленни.
– Доброе утро, – нерешительно пробормотала она.
– Эми? – Тюльпан сняла очки и бережно положила на конторку. – Надо же. Мы уж и не думали, что ты к нам заглянешь.
– Вот, заглянула, – она растерянно улыбнулась, присела на койку – и тут же поняла, что, наверное, зря.
– И как там дела снаружи?
– По-всякому, – Эмили с ужасом поняла, что просто не знает, о чём вести разговор. А ведь осенью они могли беседовать часами, если это можно было назвать беседами: Тюльпан говорила – Эмили слушала. Слушала всё, что угодно – сплетни о жителях Подземелья, воспоминания о былой любви, пересказ книжек, которые Тюльпан порядком перевирала…
И с папой будет так же. Ну придёт она в Мемориал. Спросит, как дела, перескажет соображения Квинлана. Дальше-то что? Такая же неловкая тишина?
– Тюльпан, я сегодня на свадьбу иду. Мне бы подарок подобрать.
– На свадьбу? – торговка, похоже, искренне удивилась. – Да к кому же?
– К Анжеле Стейли. Из Ривет-Сити.
– Ах, ну точно! – рассмеялась Тюльпан. – Это у нас тут ничего такого уже сотню лет не было, а гладкокожики-то, такие, как ты, часто свадьбы играют, верно?
«Такие, как ты». Теперь это было водоразделом. Хотя, наверное, всегда было.
– Если честно, не знаю, – Эмили покраснела. – Вообще не представляю, что к чему на подобных мероприятиях. Харон мне пытался объяснить, конечно…
– Харон? А сам он где? – Тюльпан прищурилась, словно вглядываясь в пустоту за спиной Эмили.
Эмили пожала плечами. Понятно: у него тут знакомые, друзья. Может, дела незаконченные. Но, чёрт возьми, как же ей не хватало его молчаливого присутствия.
– Хотя сейчас он нам и не понадобится, верно? Харон хороший мальчик, но вряд ли он разбирается в свадебных церемониях, – авторитетно заявила Тюльпан. – А вот я кое-чего в таких делах понимаю. Не бойся, организуем всё в лучшем виде.
И ведь организовали. Несмотря на ранний час, Тюльпан, Кэрол и Грета развили прямо-таки ураганную деятельность. В подсобке гостиницы Кэрол, откуда ни возьмись, материализовалось огромное зеркало в ржавой раме, сонный Снежок и ворох довоенных нарядов. Одно из платьев быстренько ушили по фигуре Эмили. Пятна плесени на юбке скрыли драпировкой, а к слишком просторному декольте присобачили газовый шарф, отчаянно пахнущий лавандовой водой и «Абраксо». Тюльпан занялась макияжем, пока Снежок колдовал над причёской. Изначально Эмили хотела просто умыться и подстричься покороче, но гули в один голос заявили, что об этом и речи быть не может. Грета притащила подарок новобрачным – статуэтку Линкольна из заброшенного музейного крыла. Снежок усомнился, что кого-то, кроме Авраама Вашингтона, может всерьёз порадовать подобное подношение, но его заверили, что антикварная вещь куда уместнее на свадьбе, чем какой-нибудь пошлый тостер.
Эмили было неловко служить причиной такого переполоха, но она понимала, что гулям это нужнее, чем ей самой – хоть какое-то развлечение. И она безропотно сидела, закрыв глаза – чтобы разбавленная маслом подводка двухсотлетней давности успела высохнуть – и пыталась хоть как-то уложить в голове те несомненно важные сведения, которые наперебой сообщали ей Тюльпан, Кэрол и Грета.
Подружки невесты надевают одинаковые платья пастельных тонов – и букеты по цвету должны с этими платьями сочетаться. Гости жениха в церкви сидят справа, а гости невесты – слева. После первых десяти тостов нужно держаться поближе к новобрачным, чтобы успеть поймать подвязку. У невесты должны быть при себе четыре вещи: новая, старая, взятая взаймы и… (тут Снежок включил фен, и Эмили так и не узнала, что же ещё). В общем, по всему выходило, что свадьба – дело очень и очень непростое.
…Эмили стояла напротив зеркала и отчаянно пыталась не рассмеяться. Тюльпан и компания постарались на славу, да. Просто исходный материал был, мягко скажем, не идеальным.
Прямо как Вера Киз, сказала Тюльпан на прощание. Эмили готова была поспорить, что у Веры Киз не было ни уродливых шрамов на шее и груди, ни грязных обломанных ногтей, ни – это уж точно – такого жалкого, растерянного взгляда.
Она попыталась поправить складки шарфа, чтобы хоть чуть-чуть скрыть доказательства хирургического мастерства доктора Престона – ничего не получилось, конечно же. Только брошь, удерживающая шарф, съехала куда-то на сторону.
– Что, Кэрол и Грета наигрались в куклы? – голос Уиллоу заставил её вздрогнуть и обернуться.
– Вроде как, – Эмили обхватила плечи руками. Снаружи, видимо, шёл дождь – на кожаной куртке Уиллоу поблёскивали мелкие капли. – Совсем ужасно, да?
Уиллоу не ответила. Молча вытащила сигарету из смятой пачки, повертела в пальцах – дрожащих пальцах.
– Так, значит, вы с Хароном теперь вместе, туристочка?
– У меня его контракт, так что да, – Эмили растерялась. Странное дело: сейчас, на каблуках, она была почти на голову выше Уиллоу, но почему-то чувствовала себя совсем маленькой и ничтожной.
– Я не об этом, – Уиллоу отшвырнула незажжённую сигарету. – Вы спите. И нечего на меня таращиться. Он не пришёл ко мне ночью. Раньше после таких долгих отлучек всегда приходил. И мы трахались. Ничего серьёзного. Когда вам обоим за двести, всё несерьёзно. Но мне нравилось, и ему, вроде бы, тоже, – она тяжело вздохнула. – Не бойся, гладкокожик, не собираюсь я устраивать сцену ревности. В этом смысла нет. Время-то не на твоей стороне. Мне просто нужно подождать лет двадцать.
– Лет двадцать? Оптимистично, – Эмили выпрямилась. – Что ж, спасибо за ценную информацию. Ещё что-то?
– Думаешь, он твой с потрохами? – Уиллоу горько усмехнулась. – Ну так спроси, как его на самом деле зовут. И увидишь, что к чему и насколько у вас всё серьёзно.
И она ушла, развернувшись на каблуках и оставив в комнате запах сигарет, дождя и тяжёлых, вязких духов.
Эмили набросила на плечи ветровку. Платье оскорблённо зашуршало – но что поделать, слишком уж холодно здесь стало. Температура определённо приближалась к нулю по шкале Кельвина. Вопреки весне.
*
Провожать Эмили никто не вышел – только пара нищих увязалась за ней до самых дверей в надежде выклянчить пару крышек. Харон ждал её в фойе музея. Один, конечно.
– Это что, блёстки? – только и спросил он, глядя на её причёску.
– А там ещё и блёстки есть? – ужаснулась Эмили. – Ну, Снежок!
– Всё замечательно, – успокоил её Харон. – Правда, Эми. Только в метро ты в этих туфлях ноги переломаешь.
– Дресс-код беспощаднее ветхозаветного Бога, – слабо улыбнулась она. И только сейчас заметила, что из-под отворотов куртки гуля виднеются лацканы серого пиджака.
– Азрухал как-то решил, что персоналу «Девятого круга» стоит выглядеть респектабельно. Неудачная была затея, – проворчал Харон, поймав её взгляд. – Но, как бы то ни было, костюм у меня есть.
– Ты что, со мной? – удивлённо и радостно спросила Эмили. – Я думала, ты захочешь остаться.
– Незачем мне оставаться, – он вздохнул. – Здесь я уже сделал всё, что мог.
– Попрощался?
– Да.
Эмили понимала, что и представить не может, сколько всего было в этом «да». Уиллоу, «Девятый круг», «Разделочная»… Её-то этот мир затронул по касательной. Она бросилась в него, как в омут головой, в том мрачном октябре – но глубина не приняла её, вышвырнув обратно, в Пустошь, в незаконченную жизнь. А Харон – сколько он прожил здесь? Сколько оставил?
Конечно, они могли вернуться в Подземелье в любой момент, хоть завтра – но вернуться чужаками; это Эмили чувствовала особенно остро.
– Ну, тогда… идём? – нерешительно улыбнулась она. – Привьём кротокрысам чувство прекрасного?
– По крайней мере, никто не скажет, что мы не старались, – кивнул он. И Эмили подумала, что это звучит как эпитафия.
