Текст книги "Круги на воде (СИ)"
Автор книги: Lone Molerat
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 20 страниц)
========== Глава 1 ==========
– Шестнадцать недель, – сказал доктор Хофф.
– Что, простите? – переспросила Эмили.
– Шестнадцать акушерских недель, – уточнил доктор, стягивая с рук перчатки и усаживаясь обратно за письменный стол. – Реальный возраст плода на две недели меньше, просто так уж принято вести отсчёт. Медицинские тонкости, едва ли вам будет интересно. Так что, мисс Барретт, – он потянулся к деревянному вечному календарю, – поздравляю. Предполагаемая дата родов… Ну надо же, первого января. Такой вот подарочек на Новый год. И кстати, мисс, вы уже можете одеваться. Правда-правда.
Эмили не ответила. Не смогла.
– А что, вы совсем-совсем ничего не заподозрили за три с половиной месяца?
Она только головой помотала.
– Ну, человеку без медицинского образования простительно, – со снисхождением кивнул доктор Хофф. – Зато вот как вам повезло: треть беременности уже позади, причём самая нервная и опасная треть…
Это всё не про меня, подумала Эмили. Не про меня и не со мной.
Нет, если бы она совсем ничего не заподозрила – ну, наверное, она бы не заявилась под чужим именем на приём к незнакомому врачу. И не сидела бы сейчас в кабинете клиники у Анкориджского мемориала, вцепившись побелевшими пальцами в края простыни, – да только удержаться не получалось. Мир рушился, беспощадно и бесповоротно, под бодрую трескотню доктора:
– Сердце у него бьётся, отлично бьётся, скажу я вам, сто пятьдесят ударов в минуту. Ближе к двадцатой неделе вы и шевеления почувствуете… Что с вами, мисс Барретт?
– Да как же так? – с трудом проговорила она.
– Ну, видите ли, когда мальчик и девочка любят друг друга… – Хофф нервно кашлянул. – Извините. Как вас по имени?
– Кэтрин.
– Извините, Кэтрин. Просто вы так удивлены, будто речь идёт о чём-то невозможном. А процесс-то естественный.
Эмили не сказала бы, что она так уж удивлена. Раздавлена. Это слово подходило больше. В Убежище материнство казалось ей чем-то столь же неизбежным, сколь и абстрактным. Потом – чем-то немыслимым, но не менее абстрактным. А теперь – о, это было конкретно, конкретнее некуда. Как удар в солнечное сплетение. Как приговор.
А Хофф между тем продолжал:
– По мне, так беспокоиться вам не о чем. Вы молодая крепкая женщина, сильному воздействию радиации не подвергались, судя по внешнему виду. Препаратами не злоупотребляете… ведь не злоупотребляете же?
Эмили пробрал мороз по коже.
– А если вдруг… – тихонько спросила она.
– Природа мудрее нас, мисс Барретт, – улыбнулся доктор. – Большая часть беременностей с серьёзными пороками развития прерывается самопроизвольно до двенадцати недель. Вы же этот рубеж успешно преодолели. Говорю же: вам не о чем беспокоиться, – повторил он с нажимом. – Берегите себя, ведите спокойный образ жизни…
Видимо, он прочитал что-то такое в её взгляде.
–… И не глупите, Кэтрин. Шестнадцать недель – большой срок. Аборт ни один порядочный врач делать не возьмётся.
– Нет, – испуганно пробормотала она, поднимаясь с кушетки. – Нет, я не об этом. Просто как проверить… всё ли в порядке?
– В условиях моей клиники – никак, – доктор развёл руками. – Нужно качественное диагностическое оборудование. Вроде бы в Тенпенни-Тауэр был исправный автодок, но от доктора Бэнфилда давно уже ни слуху ни духу. Или, если вдруг у вас есть знакомства в Цитадели…
Эмили торопливо помотала головой.
– Ну, в любом случае я уверен: всё у вас отлично, Кэтрин. Считайте это профессиональной интуицией. И не изводите себя понапрасну.
Да, всё отлично. Только отец ребёнка – гуль. Только… три с половиной месяца, да? – только этот несчастный ребёнок, получается, вместе с ней прошёл через Восемьдесят Седьмое, Рейвен-Рок и Оазис.
– Да, думаю, всё будет хорошо, – улыбнулась Эмили в ответ, подхватывая за лямки рюкзак. – Спасибо вам, доктор Хофф.
Она вышла – точнее, вывалилась – на улицу. Утреннее солнце светило ярко и приветливо, но в глазах Эмили было темным-темно от отчаяния.
Она бессильно опустилась на ступеньки клиники. Нужно второе мнение. Да. Экспертное. Можно, конечно, сходить в Ривет-Сити к доктору Престону. Дотащиться до Мегатонны, да хоть до Бостона – ха, с этого же всё и начиналось, Эми Данфорд идёт на север, – до января ещё времени навалом…
… А в том гигантском универмаге на Дюпон-Сёркл были детские коляски. Нет, точно были. Прямо в витрине и простояли все двести лет, кто бы на них позарился? Люльку, ясное дело, полностью менять придётся, но вот ходовая часть…
Какие ещё коляски, Господи? – зло оборвала себя Эмили. Нет, она же знала, просто знала, что это невозможно. Что там заявлял ей доктор Чёрч из Мегатонны? Что если бы в природе существовала четвёртая стадия спаечного процесса, то именно её бы он своей дуре-пациентке и диагностировал. Такая вот цена позднего оперативного вмешательства – «и, милочка, с учётом всех обстоятельств тебе ещё очень повезло». Никаких детей, говорил док Чёрч. И думать забудь. А доктор Берроуз – не с меньшей уверенностью – утверждал в своей книжке, что гули стерильны. Ну что ж, надо будет послушать, что он скажет зимой. Что они оба скажут.
Оконная рама с треском распахнулась прямо над её головой – Эмили даже не шелохнулась.
– Кэтрин? – окликнул её доктор Хофф с лёгкой тревогой. – Вы в порядке?
Для настоящей Кэтрин чудо рождения обернулось обширным инфарктом и остановкой сердца, мрачно подумала Эмили. Дивный семейный анамнез, который, пожалуй, стёр бы улыбку с лица добрейшего доктора Хоффа.
… А коляска, наверное, вещь не такая уж бесполезная, особенно зимой. Да и весной. От дома до набережной рукой подать, можно будет гулять там в хорошую погоду…
Что я наделала, Харон? – захотелось закричать ей. – Что мы оба наделали? Да вот только Харона здесь не было. И что хуже всего, Эмили не представляла, вот совершенно не представляла, как рассказать ему обо всём.
– Нет, док, – Эмили тяжело поднялась на ноги. – Я не в порядке.
И медленно побрела в сторону моста.
*
С самого утра Ленни места себе не находил от радостного и, что уж там, тревожного предвкушения – мистер Бёрк наконец-то дал отмашку. Из каких-то неясных соображений работодатель тянул с этим делом до последнего, а Ленни не понимал: чего ждать-то? Ведь контракт Харона был у них в руках уже две недели.
Добыть контракт оказалось куда проще, чем Ленни предполагал, но куда сложнее, чем он надеялся. Лезть в жилище в отсутствие хозяев было делом рискованным: мало ли какие ловушки подготовил этот чёртов психопат для непрошеных гостей? Поэтому Ленни пришлось несколько удлинить маршрут и сперва наведаться в Подземелье. Если совсем уж начистоту, Ленни совсем не хотелось соваться в этот гадюшник, но мистер Бёрк настоял.
– Я, Леннарт, предпочитаю сам выбирать себе врагов, – сказал он. – И лично мне с этими мизераблями из Исторического музея делить нечего. Это твоя оплошность – ты и исправляй.
Что поделаешь, пришлось исправлять.
Ленни подкараулил Тюльпан в фойе Исторического музея, куда она иной раз выбредала покурить в одиночестве. Бухнулся перед старушкой на колени, не щадя новёхонького костюма, продекламировал заученную речь о нестерпимых муках совести – какую-то жалостливую муть в духе Диккенса, от которой мистера Бёрка, наверное, стошнило бы. Но Тюльпан была тёткой доброй и невзыскательной. Растрогалась, всплакнула даже. А потом возьми да и поделись с Ленни своей заповедной мечтой.
Всё складывалось до того удачно, что Ленни сначала ушам своим не поверил. Он-то думал, придётся долго блуждать вокруг да около, намекать, подталкивать – а Тюльпан сама открытым текстом заявила: хочу, мол, повидать Эми Данфорд. Оказывается, бедолаге уже давно страсть как хотелось выбраться на поверхность, чтобы навестить старую знакомую. Да вот беда, провожатого всё не находилось.
Откладывать дело в долгий ящик Ленни не стал, наученный горьким опытом. И уже через несколько дней они с Тюльпан заявились на Арлингтонское кладбище (перед этим Ленни, само собой, удостоверился, что Харона нет дома).
Тюльпан чуть подотстала – тётка тащила под мышкой гигантскую вышитую подушку, запоздалый подарок на новоселье, – так что на вершину холма Ленни взобрался первым.
Мисс Эмили Данфорд развешивала во дворе свежевыстиранное бельё. Прищепок ей явно не хватало, а тяжёлые накрахмаленные простыни так и плясали в прохладном утреннем воздухе. Очередной порыв ветра сорвал с верёвки белую рубашку. Вот он, прекрасный момент – лучше не придумаешь.
– Держи, хозяюшка! – Ленни подхватил тряпку на лету (Интересно, руки-то чистые? Вроде бы мыл недавно…) и улыбнулся. Так искренне и радостно, как только мог.
Девчонка резко обернулась – и Ленни на миг показалось, что он обознался. Ну не было в этой девке ничего общего с той перепуганной малышкой из Подземелья.
Она в два счёта выхватила из-за пояса джинсов пистолет. И Ленни отчётливо понял: выстрелит. Только и оставалось держать рубашку на вытянутых пальцах, как белый флаг.
– Какого хера ты тут забыл? – рявкнула девка, взводя курок. – Три секунды на ответ.
– Я… да просто узнал, что ты тут живёшь… вот и решил… ну, извиниться… – забормотал он. – Ну… за то… за Тюльпан. Я тогда как урод себя повёл…
– А теперь ты, значит, переменился? С чего бы вдруг?
У Ленни были заготовлены ответы – чёртова уйма прекрасных ответов. Но сейчас, под дулом пистолета, на ум не приходил ни один.
– Ты рубашку хоть забери… – севшим голосом проговорил он, не отрывая взгляда от пальца, лежащего на спусковом крючке. – Не отстираешь потом. Кровь плохо отмывается.
– Эми? Эми, милая, вот ты где! – запыхавшаяся Тюльпан (вот где её черти носили?!) наконец-то выползла на вершину холма. – А мы к тебе в гости, Ленни и я!
– Тюльпан?.. – растерянно проговорила девчонка. Но пистолет, зараза, так и не опустила. – А этот подонок что тут делает?
– Эми, ну зачем же ты так? Он ведь передо мной извинился, – Тюльпан болезненно нахмурилась. – Специально пришёл в Подземелье, чтобы попросить прощения у меня. У нас с тобой. Он всё понял, ему очень стыдно… Правда же, Ленни?
На взгляд Ленни, тётка могла бы разродиться и более убедительной речью в защиту лучшего друга. Но что уж тут поделаешь.
– Прости меня, сестрёнка, – кивнул он. – Прости, если сможешь. Всё. Больше мне сказать нечего. Хочешь – пристрели меня. Имеешь право.
– Господи, Ленни, да что ты такое говоришь? – залопотала Тюльпан. – Это же Эми!
– Сестрёнка? – усмехнулась девка. – Шёл бы ты отсюда, братец.
Улыбка вышла кривоватой – правая сторона лица, изуродованная неровными широкими рубцами, оставалась почти неподвижной. Кто же её так располосовал? Ленни даже жалко девку стало: за несколько месяцев такую коллекцию шрамов собрать, это ж, блин, вообще.
Но мистер Бёрк, на удивление, не огорчился, когда об этом узнал.
«Ничего ты, Леннарт, не понимаешь, – улыбнулся он почти мечтательно. – Жизнь и страсть оставляют следы. Сейчас мисс Данфорд куда интереснее, чем год назад. Ты видишь, что она потеряла, а я вижу, что приобрела». Спорить Ленни не стал, соглашаться – тоже.
… На пороге вышла заминка.
– Заходи, – сказала девчонка, выразительно глядя на Тюльпан. – Одна.
– Эми, да что ты? – заканючила Тюльпан. – Нехорошо же так. Ленни ведь тоже устал с дороги. Он вёл меня от самого Подземелья, всю ночь не спал… Я понимаю, ты сердишься. Но он правда изменился.
На секунду Ленни показалось, что девчонка сейчас захлопнет дверь перед ними обоими. Но Тюльпан, умница, очень вовремя положила ему руку на плечо. Прикосновение маленькой лёгкой ладони, почти невесомое – и так много значащее. Да здравствует сила слабых, подумал Ленни.
– Ладно, – проговорила Эмили с тяжёлым вздохом. Взгляд, которым она наградила Ленни, способен был, наверное, прожечь насквозь не слишком толстую броню. И уж точно мог заставить тревожно заворочаться не слишком чистую совесть.
Они вошли в развороченную гостиную – видно было, что в этой комнате сейчас в разгаре ремонт. Полосы старых обоев валялись вдоль стен, как сброшенная кожа, в углу выстроилась батарея здоровенных вёдер с краской. Тюльпан, тем не менее, восторженно охала и ахала, а оказавшись на кухне, чуть в пляс не пустилась от восторга. Даже Ленни не мог не признать: уютненько. Обжились, что надо, сволочи. И сразу ясно, кто установил стальную решётку на окно и заменил прогнившие столешницы, а кто аккуратно склеил разбитый абажур и поставил на стол букетик полевых цветов в бутылке из-под ядер-колы.
– Я на поверхность уже лет тридцать не выбиралась, – глаза Тюльпан по-прежнему слезились от света, хотя Эмили наглухо задёрнула портьеры. – Тут всё так изменилось. От города уже, считай, ничего и не осталось, я Молл совсем другим запомнила. А уж как я в метро страху натерпелась… Там рейдеры живут, настоящие бандиты, Эми, представляешь? Спасибо Ленни, довёл меня без приключений.
Ленни осторожно пригубил цикорий из выщербленной кружки. Сказать по правде, он с большей охотой выпил бы чего-нибудь покрепче: долгая прогулка с Тюльпан вымотала ему все нервы. Тётка говорила, и говорила, и говорила – и ладно бы она рассказывала что-нибудь интересное о довоенной жизни, чтобы Ленни потом мог козырнуть эрудицией перед мистером Бёрком! Нет же, большую часть времени старушка пела дифирамбы треклятой Эми Данфорд, которая сейчас сидела напротив и смотрела на Ленни куда внимательнее, чем того требовала вежливость.
Взгляд девчонки не имел ничего общего с дружелюбием. Неприятный был взгляд. Ленни понимал: если бы не заступничество Тюльпан, валяться бы ему на солнцепёке с дыркой в многострадальной башке.
– Уинтроп мне столько о вашем доме рассказывал, вот мне и захотелось на него хоть одним глазком посмотреть, – Тюльпан не умолкала ни на секунду. – Какие же вы с Хароном молодцы, так всё красиво… Ой!
Рукавом она задела чашку, и цикориевая жижа выплеснулась на белую скатерть. Эмили вскочила на ноги, чтобы метнуться за тряпкой, лежащей на краю мойки – но вдруг ноги девчонки подкосились, и она, побледнев, начала медленно оседать на пол.
– Эми! – испуганно всплеснула руками Тюльпан, опрокинув вдобавок ещё и кофейник.
У Ленни с реакцией, слава богу, оказалось получше. Он успел подхватить девчонку – за миг до того, как она ударилась бы головой об острый край столешницы. Дотащил до дивана в гостиной, укрыл пледом – пальцы девчонки оказались совсем ледяными, и губы посинели, как у покойницы. Чёрт, у неё же с сердцем проблемы. А уж какие проблемы будут у старины Ленни, если этот вдруг вернётся и обнаружит свою подругу без сознания в компании двух незваных гостей…
– Ленни, принеси аптечку! – велела Тюльпан. – Посмотри в ванной, на втором этаже! Там должен быть нашатырный спирт…
Ленни взбежал по лестнице со всей скоростью, на которую был способен. Едва ли юная мисс Данфорд одобрила бы его скитания по sancta sanctorum¹ дома на холме. И едва ли ему ещё раз представится такой случай.
На самом деле, утверждал мистер Бёрк, можно обойтись и без контракта. Хватит и тех документов, которые у него уже есть. Но с контрактом, говорил он, всё будет правильно. Работодатель Ленни любил, когда всё правильно. А сам Ленни нипочём не отказался бы от возможности соломки подстелить в тех случаях, когда речь шла о бывшем слуге Азрухала.
Азрухал, мир праху его, не таскал контракт с собой, а хранил в сейфе «Девятого круга». Наверняка девчонка последовала его примеру и держит ветхую бумажку где-нибудь дома, в месте, которое считает безопасным. Ленни сунулся было в спальню, но чуйка подсказала ему: не-а, не здесь. (На самом деле, как он понял позже, помогло ему банальное чистоплюйство и нежелание рыться в ящиках с чужими труселями). Рядом со спальней располагался кабинет – туда-то Ленни и направился. До этой комнаты ремонт ещё не дотянулся, да и прибирались тут, похоже, давненько. На полу валялся продавленный матрас, почти невидимый под ворохом исписанных от руки листов. Повсюду были разбросаны книги, утыканные закладками, вокруг терминала на столе громоздились кружки с недопитым кофе – ну что за бардак!
Не то чтобы Ленни был таким уж аккуратистом, хотя жизнь с мистером Бёрком, безусловно, повысила его стандарты. Он понимал, почему ему так невыносимо видеть этот беспорядок – слишком много в этой комнате было от хозяйки. От обоих хозяев. Слишком легко было представить, как девка валяется на матрасе в этой вот ночной рубашке, что сейчас висит на спинке кресла, – и, сосредоточенно нахмурившись, выводит буквы на листе бумаги. Вокруг настольной лампы вьются ночные мотыльки, а в комнате душно, несмотря на распахнутое окно, и на плечах девчонки поблёскивают бисеринки пота… А этот приходит, когда она уже засыпает, так и не успев закончить очередную строчку. Вытаскивает шариковую ручку из разжавшихся пальцев, аккуратно складывает исписанные листы в стопку на краю стола, гасит свет – а потом подхватывает девчонку на руки и относит в спальню, а она сквозь сон бормочет его имя…
Ленни сердито затряс головой, отгоняя непрошеные видения. Ещё чего не хватало. Ну, раз уж в этой комнатушке так много бумажек, так может, найдётся и ещё одна?
Нашлась. В самом верхнем ящике письменного стола.
Ленни торопливо запихал контракт под куртку. Метнулся в ванную за аптечкой, на всякий случай спустил воду в унитазе – чтобы было чем объяснить долгую отлучку. И сбежал обратно на первый этаж.
Девчонка возлежала на диване с мокрым полотенцем на лбу. С пушкой своей она не расставалась даже в полуживом состоянии: «Кольт» валялся на журнальном столике, на расстоянии вытянутой руки.
– И что ты забыл наверху, братец? – сквозь зубы спросила Эмили , как никогда похожая на злобную суку, которая может укусить в любой момент. Хотя следовало признать: то, что девица стала такой – это его, Ленни, личная заслуга. Он стал соавтором истории юной мисс Данфорд. Не сведи он её тогда с Хароном, не вынуди, пусть и косвенно, уйти из Подземелья – где-то она была бы теперь?
– Эми, милая, это я его попросила, – склонилась над девчонкой Тюльпан. – Не переживай.
Ленни молча положил аптечку на журнальный столик и отправился убираться на кухне, попутно додумывая мысль: а может, и тихоня из Убежища дописала пару строк в его книгу жизни? Ведь ему действительно стало легче, когда он извинился перед Тюльпан. Просто гора с плеч. И сейчас этот чёртов контракт лежал за пазухой – вот как хорошо да гладко всё прошло, сам мистер Бёрк не справился бы лучше – а на душе у Ленни было так погано, хоть вешайся.
Вскоре Тюльпан засобиралась домой, хотя девчонка и предлагала ей остаться на ночь. Ленни подозревал, что причин тут несколько: во-первых, Тюльпан, похоже, слегка побаивалась Харона (ну, не она одна), а во-вторых, ушлой тётке приспичило воспользоваться услугами бесплатного гида и полюбоваться на обновлённую набережную: анакостийцы, к их чести, прилично расчистили участок от станции Вильхельма до Арлингтонской библиотеки. Так что пришлось Ленни весь остаток дня таскаться по берегу Потомака, сходя с ума от девяностоградусной жары – неудивительно, что девчонка в обморок грохнулась.
Вот в Содружестве, думал Ленни, топая по набережной, такого пекла не бывает. Воздух даже летом чистый и свежий. И деревья повсюду – настоящие деревья, а не палки эти обгорелые…
Скажи ему кто год назад, что он будет скучать по Содружеству – да Ленни бы этого болвана на смех поднял. И всё-таки он скучал. По пляжам Бостона – скрипучим деревянным сходням, ярким вывескам бесчисленных пабов и кофеен, леденцовому хрусту ракушечника под ногами. По извилистым улочкам исторического центра, живописным, нарядным зданиям – у каждого своя душа, своя история… Да как можно всё это в здравом уме променять на ту груду радиоактивных обломков, что осталась от столицы?
… А неплохо было бы обжить какой-нибудь коттедж на Севере, в Конкорде или там в Лексингтоне, рассеянно думал Ленни, пока мистер Бёрк жадно читал контракт, поднеся к самому лицу – будто выцветшие буквы нашёптывали ему на ухо что-то очень соблазнительное. Обставить домик на свой вкус, подновить веранду, чтобы можно было сидеть вечерами в кресле-качалке и любоваться янтарными закатами. Мистер Бёрк, конечно, удивительный человек, и за год в Вашингтоне Ленни повидал столько интересного, что на несколько жизней хватит. Но вот сейчас, глядя на радостную и – самую малость – пугающую улыбку работодателя, он понял: пора. Пора домой. Но сначала надо закончить все дела на Столичной Пустоши.
И первой в списке этих дел была месть.
*
Харон вернулся вскоре после полудня. Достаточно рано. Слишком рано – а впрочем, Эмили и полугода не хватило бы, чтобы подготовиться к такому разговору.
Снаружи отцветал жаркий, душный июль, но Эмили бил озноб. Она сидела на диване в гостиной, завернувшись в шаль, и неотрывно следила за движениями Харона, привычными и размеренными.
Он разулся у порога – неторопливо и аккуратно, как обычно; это Эмили всегда сбрасывала обувь где придётся, лишь бы поскорее ощутить ступнями прикосновение прохладных половиц. Поставил ботинки у двери, пристроил дробовик на оружейную стойку. Поздоровался с Эмили – а она только и смогла, что кивнуть в ответ и вымучить жалкую дрожащую улыбку.
Харон сел рядом с Эмили – пружины дивана знакомо заскрипели под его весом.
Боливар, зачем-то вспомнилось Эмили. Так они оба называли этот чёртов капризный диван. Такая вот семейная шутка. Боливар, который, как известно, не выдержит двоих. А как насчёт троих, а?
Харон потянулся к забытому на журнальном столике стакану с водой: Эмили принесла его из кухни несколько часов назад, да так к нему и не притронулась… Затаив дыхание, Эмили смотрела, как он пьёт. Как ходит вверх-вниз кадык под полупрозрачной, испещрённой ожоговыми тяжами кожей, как медленно опускаются усталые веки. Эмили всегда любила наблюдать за ним. Любоваться чудовищной красотой жилистых рук, угрожающей грацией движений – зрелище, которое немногие могли вынести, не отводя глаз. Но она его не боялась. Никогда, даже сейчас. Она боялась за него.
Не говорить, подумала Эмили, отстранённо глядя, как бьётся в пыльное оконное стекло первый вечерний мотылёк. Не сегодня. А завтра, может, оно всё как-нибудь само…
Мотылёк описал неуверенный круг под потолком и спрятался в складках портьеры.
Эмили зажмурилась. Не говорить.
– Маленькая, что-то случилось? – хриплый голос Харона заставил её вздрогнуть. – Ты уже второй день сама не своя.
не говорить не говорить не
– Да, – она открыла глаза. – У нас будет ребёнок.
И тут же подумала: а собственно, почему – будет? Он уже есть. Жестокое чудо, о котором никто из них не просил.
Харон медленно поднял взгляд. Взгляд человека, у которого отобрали точку опоры.
– Только, пожалуйста, очень прошу, не говори мне, что это дурная шутка и не спрашивай, уверена ли я, потому что… – голос Эмили надломился. Слишком много слов. И все – лишние.
Он молчал. Молчал так, что она поняла: эта спасительная мысль ему даже в голову не приходила. Он поверил сразу. Может быть, потому, что это было достаточно ужасно, чтобы оказаться правдой.
– И когда операция? – спросил он наконец.
– Какая операция? – опешила Эмили.
– Ну, ты же не собираешься рожать? – он тяжело усмехнулся. – Господи, да о чём речь? Нет, конечно. У тебя полгода назад была операция на открытом сердце. С твоей-то наследственностью…
– По-твоему, я об этом не думала?
– А откуда мне знать, о чём ты думала? – огрызнулся он. – Ты мне что говорила?
– Все претензии – к этому тупорылому доктору из Мегатонны, – Эмили до крови прикусила губу. Ей было стыдно, мучительно стыдно. А почему, собственно? Она чувствовала себя обманщицей и предательницей – но, чёрт, виноваты-то оба!
– Господи, Эми… – он покачал головой. – И когда?
– В январе, – бесцветным голосом отозвалась она. – На Новый год.
– В январе, – повторил он, отводя взгляд. Эмили увидела, как побелели костяшки его пальцев. – Значит, ещё есть время.
– Харон, – Эмили беспомощно уставилась на него. Упасть бы в обморок, горько подумала она. Как было бы кстати. Ничего не говорить, ничего не слышать.
– Ты вообще понимаешь, насколько это опасно? – зло спросил он. – Чем это может закончиться? С Лэйси в одной палате лежала женщина с пороком сердца – она умерла прямо на операционном столе. И это было до войны! Лучшие врачи, лучшее оборудование – и её всё равно не смогли спасти.
– О да, – криво усмехнулась Эмили. – Спасибо, что напомнил о Лэйси. Именно то, что мне сейчас нужно было услышать. Спасибо, Харон.
– Спасибо? – заорал он. – Да ты на меня посмотри! Я гуль, чёртов гуль! Что, по-твоему, таким, как я, стоит заводить детей? И на что эти дети будут похожи?
– Да мне плевать! – заорала Эмили в ответ. – Каким бы он там ни был – он мой. Наш с тобой. И по-твоему, мне следует прямо сейчас пойти и убить его?
– Да лучше уж сейчас, чем когда он родится, – его голос упал до шёпота. – Что ты тогда будешь делать с этим… существом?
– Любить, – тихо и твёрдо сказала Эмили. – По крайней мере, я буду его любить. Всё то время, которое… – она не смогла договорить.
– Любить, – тяжело повторил Харон. Стакан хрустнул в его ладони. – Или плакать и просить, чтобы я унёс это несчастное существо куда-нибудь подальше, чтобы ты его не видела?
– Да когда ты поймёшь уже, что я не твоя грёбаная безумная жёнушка? – в бешенстве выкрикнула Эмили. И испуганно замерла.
– Знаешь, Эми, лучше мне уйти, пока мы не наговорили друг другу того, о чём будем жалеть, – медленно произнёс он, поднимаясь на ноги.
– Да, – подтвердила Эмили. – Тебе лучше уйти.
Он швырнул раздавленный стакан в угол комнаты. Распахнул дверь – окровавленные осколки блеснули в лучах заходящего солнца. Подхватил ботинки и дробовик и вышел за порог, даже не оглянувшись.
Вот и поговорили.
Эмили разревелась от обиды, жалости и гнева. Да что он, в самом деле, думает, что она всё это нарочно подстроила? Обманула его из желания стать мамашей в двадцать лет? Предположительно – мёртвой мамашей, тут Харон прав. Но что ей теперь делать-то? Искать какую-нибудь безумную резчицу, которая не откажется руки замарать за полсотни крышек? Бежать к доктору Престону за рецептом на мифепристон – для лучшей подруги, конечно же, что это вы такое выдумали, док? Хорошо, а потом – что? Расправить крылья и жить дальше? Чёрт, да не сможет она. И Харон не сможет. А значит, ничего им обоим не остаётся, кроме как ждать января. Раз уж они пережили прошлый январь, едва ли этот сможет их добить.
Эмили со злости саданула кулаком по диванной подушке – подарку Тюльпан. Яростно смахнула разнывшейся рукой слёзы с глаз.
– Справимся, – сказала она сквозь зубы то, что следовало сказать десятью минутами раньше. – Со всем мы справимся, Харон. Слышишь?
И отправилась убирать осколки.
*
С первой попытки воплотить в жизнь план мистера Бёрка не удалось: подвела логистика. Харон выскочил из дома как ошпаренный, торопливо обулся и так резво помчался в сторону метро, будто за ним черти гнались. От облюбованного Ленни склепа до кладбищенского холма было достаточно далеко. А вдвоём бежать вдогонку за гулем, обливаясь потом и размахивая контрактом, было как-то…
– Ничего, – сказал мистер Бёрк. – Вернётся.
А вот Ленни не был в этом так уж уверен. Гуль выглядел дико злым. Даже ещё злее, чем обычно. И… растерянным, что ли. Может, с девчонкой своей поссорился, и она его выставила за порог? В таком случае мистеру Бёрку долго ждать придётся.
Но гуль и правда вернулся – часов через шесть. К тому времени уже стемнело, и Ленни, к стыду своему, начал придрёмывать. Однако мистер Бёрк бдительности не терял.
– Идёт, – сказал он, отложив в сторону бинокль. Ловко подхватил с каменной скамьи папку-скоросшиватель с двумя документами: другого оружия мистер Бёрк из принципа с собой не брал. Ленни-то вооружился, как мог: китайский пистолет, удавка, свинчатка… Вот только были у него определённые сомнения в том, что этот арсенал поможет ему сравнять счёт, если что-то пойдёт не так.
Чем ближе они подходили к кладбищенским воротам, тем сильнее тряслись поджилки у Ленни. Вроде бы он так ждал этого момента, столько усилий приложил – но, блин, страшно же! И мысли в голову лезли отнюдь не героические. Может, пожаловаться мистеру Бёрку на внезапный приступ медвежьей болезни (что, увы, было не так уж далеко от истины)? Или соврать, что настоящий контракт до сих пор у девчонки, а тот, что лежит в папке – фальшивка? Бёрк, конечно, будет рвать и метать – ну и пусть, и ладно. Зато хоть жив останется, балбес самонадеянный.
Но тут мистер Бёрк поравнялся с Хароном, и Ленни обречённо понял: поздно. Деваться некуда. Не бросать же работодателя наедине с этим чудовищем?
– Вы что же, ограбить меня решили? – издевательски осведомился гуль, глядя сверху вниз на Ленни с мистером Бёрком.
– Ни в коем случае! – заверил мерзавца мистер Бёрк с приветливой улыбкой.
– Разумно. Ну тогда прочь с дороги, – презрительно бросил Харон. – Я тороплюсь.
– Мне так жаль, но придётся очаровательной мисс Данфорд подождать ещё немного, – что ни говори, а яйца у мистера Бёрка были адамантиевые. – Видишь ли, Харон, нам с тобой надо кое-что обсудить. Полагаю, имя моё ты слышал. Мистер Эдвин Бёрк.
– Бёрк? – медленно, врастяжку повторил наёмник. – Любитель махровых халатов из Тенпенни-Тауэр? Неплохо выглядишь для покойничка.
– Вот это да, – одобрительно кивнул мистер Бёрк. – Всегда ценил людей с чувством юмора. И всё-таки, Харон: есть одно дело, ради которого мне и пришлось покинуть царствие теней. Прошлой осенью мы с мисс Данфорд заключили деловое соглашение…
– Меня это не касается, – перебил его гуль. – Закопайся уже обратно. Вместе с этим бостонским недоумком.
Узнал всё-таки. В виске Ленни запульсировала знакомая боль.
– О нет, Харон, – мистер Бёрк печально покачал головой. – Боюсь, это касается тебя напрямую. Вот это самое соглашение, – он раскрыл папку. – Вот подпись нашей дорогой Эмили – действительно её, я до подделки документов не опускаюсь. Тут достаточно много текста, можно, я перескажу? Суть в том, что я выделил мисс Данфорд достаточно крупную сумму – две тысячи крышек – на то, чтобы она наняла для меня специалиста, который решил бы проблему с гулями со станции Уоррингтон и помог активировать бомбу в Мегатонне. Ни в сроках, ни во времени я свою поверенную не ограничивал. А зря, наверное. Я ведь и помыслить не мог, что она подойдёт к заданию столь ответственно: доберётся до Подземелья, выкупит твой контракт у Азрухала, назначит тебе испытательный срок длиной почти в десять месяцев… Понимаешь? Она наняла тебя для меня. На мои деньги. Так что твой настоящий хозяин – я. Ты мой, Харон. Мой со всеми потрохами. Что подтверждает второй документ в этой папке… – мистер Бёрк не спеша перевернул страницу, – …который, полагаю, тебе отлично знаком.
