Текст книги "Тень с запахом гвоздики (СИ)"

Автор книги: Little Enk

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 29 страниц)

Дима многозначительно поднял указательный палец вверх.

– Твой Ктулху доказанная выдумка! – сказал парнишка с гитарой.

– С чего это?

– Так Лавкрафт придумал этот мир, как Роулинг свой Хогвартс. Это все знают.

– Вообще-то рассказы Лавкрафта частично были основаны на старых мифах, которыми он и вдохновлялся, – вставила Алиса. – А конкретно прототипом Ктулху могло быть полинезийское морское божество. Тангалоа или Тангароа, как его там…

– Точно. Спасибо, Лиса, – поблагодарил Дима.

– А что вообще мешает существовать одновременно вампирам, Ктулху, Гарри Поттеру и еже с ними? Земля огромная! Призраки же вон есть, – заявила Маша, уже немного опьяневшая и полулежащая на Алисе. Она незаметно от Константина Николаевича допила и свое, и Алисино пиво.

– Начинается! Давайте хотя бы призраков сюда не приплетать, –взмолился Леша.

– В смысле, нет? Сегодня Хеллоуин вообще-то! Самое то говорить о призраках. Ну, точнее, был несколько дней назад…

Над костром снова разнесся общий смех.

Компания просидела еще какое-то время, рассказывая разные истории, и не только страшные. Постепенно ребята стали расходится. Алиса с Машей ушли около часа, но, периодически просыпаясь посреди ночи, она все еще видела через брезент палатки свет от костра и слышала тихие голоса. Последний раз она просыпалась около пяти утра, и лишь тогда в лагере наступила полная тишина.

Алиса снова проснулась без будильника, несмотря на то, что легла поздно и вообще спала на природе, а не дома. Сняв ночную маску и перевернувшись на спину, она полежала еще пару минут, прислушалась к окружающим звукам, тихонько потянулась и взглянула на часы – семь утра с небольшим. Полежав еще чуть-чуть и осознав, что сон не вернется, она начала вылезать из спальника, стараясь не шуметь, чтобы не разбудить сладко посапывающую Машу. Раз такое дело, решила Лиса, то можно и правда успеть поймать рассвет и даже заснять его. Выглянув из палатки, она убедилась, что на поляне никого нет – лишь заброшенный костер и одинокий черный пикап, угрожающе возвышающийся над палатками. Значит, Ле́рон тоже остался. Неужели он решился ночевать в палатке с Константином Николаевичем? Алиса бы не удивилась, если бы он отказался от таких удобств и предпочел спать в кабине пикапа. Что ж, наверняка размеры кабины позволяли расположиться там с относительным комфортом.

С этими мыслями Алиса осторожно вылезла из палатки, накинула куртку, натянула походные ботинки, вытащила термос с остатками давно остывшего вчерашнего кофе, подставку для телефона и свой спальный мешок, который она тут же смяла и сунула подмышку. Наконец, выпрямившись и развернувшись лицом к озеру, она еще раз хорошенько потянулась свободной рукой и глубоко-глубоко вдохнула утренний морозный воздух. На ее лице засияла счастливая улыбка. Она застыла в предвкушении. Вокруг была сонная тишина, казалось, спали не только птицы и насекомые, но и растения, а солнце еще даже не начало вставать. Алиса проснулась вовремя, чтобы не пропустить первые его лучи. Однако ночь уже начала активно сдавать свои позиции, уступая место предрассветным сумеркам, и уже было достаточно светло, чтобы разглядеть силуэты деревьев, палаток и всего окружающего пространства. Поэтому Алиса не стала включать фонарик, и, к тому же, ей совсем не хотелось портить эту естественную таинственную атмосферу. Над озером тонким слоем распластался утренний туман, совершенно неуловимым темпом развеиваясь и обнажая горизонт и противоположный берег.

Алиса чуть-чуть постояла, привыкая к сумеречному свету, сделала пару глотков холодного кофе и, когда поняла, что может видеть все вокруг без риска споткнуться обо что-то и упасть, стала присматривать наиболее удачную позицию, чтобы разместить телефон для съемки и с комфортом устроиться самой. Она положила спальник на ближайший к ней стул возле остывшего костра, подошла ближе к озеру, достала телефон, открыла камеру, навела на озеро. Присела, оценила получающийся кадр. Не то. Горизонта не видно. Встала, отошла на пару шагов назад и чуть левее, снова присела, посмотрев в камеру. Уже лучше, но снова не то. Потом отошла еще чуть левее, снова присела.

– Что ты делаешь?

Голос раздался столь внезапно и резко, что Алиса чуть не выронила телефон. Она подскочила и обернулась в сторону голоса. Сердце ее бешено стучало. Голос принадлежал Ле́рону Аскала. Оказалось, что он все это время сидел в кузове своего пикапа лицом к озеру и с интересом наблюдал за ней. От осознания этого, Алисе стало не по себе, будто без спроса вторглись в ее личное пространство. Наверное, именно так он и чувствовал себя, когда она сама наблюдала за ним… «Один: один, – подумала она. – Точнее, один: два…».

– Вы меня напугали, – вместо ответа на вопрос сказала Алиса. Она отвернулась, скрывая смущение, и попыталась мыслями вернуться обратно к своему процессу. Но через мгновение все же добавила: – Хочу посмотреть на рассвет и заснять его на таймлапс.

– Серьезно? Ради этого ты встала в такую рань?

Алиса посмотрела на Ле́рона почти с вызовом:

– Не такая уж и рань. Я и дома встаю так же… А что в этом такого?

– Ничего, – Ле́рон пожал плечами. – Просто интересно. Если хочешь, устраивайся рядом. Отсюда должен быть хороший вид.

– Нет, спасибо…, – слегка удивленно, но без промедления отказалась Алиса.

– Да ладно, здесь явно будет удобнее. И теплее.

Ле́рон встал со своего места, подошел к краю пикапа и протянул руку Алисе. Девушка неуверенно потопталась на месте, но, немного подумав, решила, что он прав по всем пунктам. Она подошла к пикапу, захватив по пути свой спальник, закинула его в пикап и залезла следом, приняв помощь Ле́рона. Лиса отметила, что ладонь у него была теплая, несмотря на холод и отсутствие перчаток. И необычайно мягкая... Окинув взглядом кузов, она увидела, что на полу лежал какой-то то ли тонкий матрас, то ли мат. Естественно, тоже черного цвета. Ле́рон плюхнулся обратно на свое место, сдвинувшись чуть правее, освобождая Алисе место. Она снова попыталась сделать вид, что нисколько не смущена этим, кинула на мат спальник, термос и стала пристраивать камеру на подставку на краю пикапа. Закончив, включила запись, после чего закуталась в спальный мешок и, следя, чтобы от ее движений не упала подставка, осторожно уселась рядом с Ле́роном. Он все это время продолжал наблюдать за всеми ее действиями. Похоже, его это забавляло. Наконец Алиса спросила, почему же он сам не спит в столь ранний час.

– Еще не допил, – Ле́рон слегка улыбнулся и продемонстрировал бутылку виски, в которой оставалось чуть меньше половины.

– Ну, таким темпом, вы и к ночи не закончите, учитывая, когда вы ее начали пить, – попыталась пошутить Алиса, чтобы разрядить обстановку. Все же ей было чуть-чуть не по себе.

– Это вторая. И прошу, обращайся ко мне на «ты», – безмятежно произнес Ле́рон. – Будешь?

– Нет, спасибо…, – удивленно протянула Алиса. – Вы…ты выглядишь совсем трезвым…

– Так и есть. Я абсолютно трезв.

– Невозможно быть абсолютно трезвым после почти двух бутылок виски.

– Как видишь, возможно. Меня уже давно алкоголь не берет. Пью как воду, лишь слегка расслабляет, не более.

– Хм…, – только и смогла растерянно вымолвить Алиса. Она закуталась в спальник поплотнее и уставилась на озеро, пытаясь вспомнить, какие вопросы у нее были к этому человеку раньше, но не могла ничего придумать. Ле́рон сам прервал молчание:

– И часто ты таким занимаешься?

– Чем именно?

– Встречаешь рассветы, снимаешь их на камеру.

– Ну, даже не знаю. Смотря, с чем сравнивать. Вообще, если честно, у меня приличная коллекция видео всевозможных рассветов и закатов. Про фото вообще молчу.

– И что ты с ними делаешь?

– Ничего, – снова немного удивленно ответила Алиса и посмотрела на Ле́рона. Он посмотрел на нее в ответ. – Просто снимаю и все.

– Зачем тогда снимать столько?

– Хм… Просто так. В моменте хочется это запечатлеть. Я изредка даже пересматриваю то, что засняла. Ну и выкладываю иногда в социальные сети. Вообще, странный вопрос, – заключила она. – Зачем люди вообще делают фотографии?

– Вот и мне интересно. Никогда этого не понимал.

– Хотите сказать, у вас пустая фотогалерея? – с улыбкой спросила Алиса. Ле́рон достал свой телефон, что-то полистал и изрек, убирая телефон обратно:

– Сто двадцать элементов вместе с видео.

– Считай, совсем пусто… Ого. Ну, в общем, я и правда не знаю, зачем я это снимаю. Просто хочется.

– Ладно, – Ле́рон пожал плечами и потянулся за бутылкой. Снова повисло молчание. Алиса чувствовала себя очень некомфортно, хотя такое с ней происходило крайне редко. Обычно она с легкостью находила общий язык с кем угодно. А сейчас судорожно пыталась найти тему для разговора, чтобы разрядить это гнетущее молчание. Хоть Ле́рон и пригласил ее присоединиться к нему, сам он не выражал почти никакого интереса к общению. От этого Алиса терялась еще больше. Наконец, пробежавшись по воспоминаниям прошедшего вечера, она все-таки нашла, за что зацепиться.

– Интересную историю вы вчера рассказали…

– Ты, – перебил Ле́рон.

– Что?

– Интересную историю ТЫ вчера рассказал.

– Ах, да, извини. Ты, – еще больше смутилась Алиса, но не показала виду. – А… Как бы правильно спросить… Ты так говорил, будто это правда, но ведь… Ведь это не может быть правдой?

– Разумеется, это выдуманная история. Придумал ее на ходу. Но неплохо вышло, да? – ухмыльнулся Ле́рон.

– Хах, да, очень даже, – тоже смогла улыбнуться Алиса и слегка расслабилась. – А то я уже подумала, неужели ты веришь в такую чушь.

– Не веришь в вампиров?

– В вампиров нет. В оборотней тоже, – и, секунду подумав, добавила: – В инопланетян, возможно. А вот в духов всяких, приведения верю.

– Интересный выбор. Почему же не веришь в вампиров и оборотней?

– Слишком нелогично их существование, много несостыковок. А существование привидений я могу объяснить, потому что верю в загробную жизнь и, возможно, даже в перерождение.

– А в единорогов?

– Пф, тем более!

– Понятно, – снова ухмыльнулся Ле́рон и приложился к бутылке. Алиса понаблюдала за этим действием и нахмурилась:

– С трудом верится, что это и правда вторая бутылка. Давно у тебя такой иммунитет к алкоголю?

– Лет с двадцати, я думаю. Уже и не вспомнишь точно, так давно это было.

– Давно? Тебе что, сорок?

– Нет, не сорок, – Ле́рон улыбнулся и посмотрел на Алису. – Действительно, если считать годами, прошло всего ничего, а кажется, будто уже полжизни прожил.

– А сколько тебе сейчас?

– Это важно? Почему люди так зациклены на возрасте?

– Вопрос риторический, судя по всему. На самом деле, абсолютно не важно, конечно, просто мне интересно.

И снова повисло молчание. Ле́рон отвернулся, сделал еще один большой глоток, поставил бутылку рядом с собой, полез в карман куртки за портсигаром и закурил. Алиса почувствовала яркий запах гвоздики, а ее взгляд застыл на тихой глади озера. Сумеречный туман покрыл всю его поверхность красивой дымкой, остатки листьев на деревьях казались очень темными и создавали атмосферу какого-то безграничного спокойствия и таинственности. Легкий мороз цеплял нос и щеки, но спальник хорошо согревал тело. Без него было бы худо. А Ле́рон сидел в куртке нараспашку, без шапки и не показывал никаких признаков, что ему было холодно. Что же с ним не так? Интерес Алисы возрастал все сильней, ей хотелось продолжить разговор, ведь казалось, что если не сейчас, то другого такого удачного случая может и не представиться. Перебирая в голове множество вариантов, она все-таки определилась и спросила:

– То есть в двадцать лет у тебя появился иммунитет к алкоголю, а до этого все было как у всех?

– Вроде того.

– Как это возможно? На тебе провели эксперимент? Или ты чем-то переболел?

– Нет, ничего такого. Думаю, я просто в какой-то момент достиг точки невозврата, когда мой организм настолько устал от всей гадости, которой я его пичкал, что просто перестал все воспринимать.

– Какой гадости?

– Алкоголь, курение всякой дряни, всевозможные наркотики в соседстве с очень хреновым питанием и в целом хреновым образом жизни.

– Ты принимал наркотики? – Алиса во все глаза уставилась на собеседника.

– Ну да, – ответил Ле́рон так, будто это было обычным делом. – Принимал их долгое время и в больших количествах. Потом бросил, когда понял, что они меня больше не берут.

– Давно это было? – у Алисы пробежали мурашки по телу. Она смотрела на Ле́рона и пыталась понять, шутит он или говорит правду. Может быть, это была очередная выдуманная на ходу история. Но по его безмятежному лицу нельзя было определить ничего.

– Как раз лет в двадцать и бросил. К этому времени я перепробовал много всего, что было мне тогда доступно. Но уже толком ничего не брало. Точнее, не приносило никакого веселья. Но при этом стоило огромных денег, которых тогда у меня было не так, чтобы очень много. Поэтому наркотики я бросил, но алкоголь пью до сих пор по привычке.

– А как ты смог бросить?

– Просто решил бросить и бросил. Это не так сложно, как кажется.

– Если бы это было просто, то не было бы столько зависимых, – не согласилась Алиса.

– Это всего лишь выбор. Люди становятся зависимыми, потому что не хотят завязывать на самом деле. Любые наркотики люди не могут бросить потому, что у них проблемы с башкой. Они просто не могут выживать в реальном мире. И поэтому им сложно сделать этот самый выбор. Вот и вся причина.

– Да, с этим я могу согласиться. Но ведь организм привыкает к наркотикам и без них человеку физически становится больно и плохо.

– В целом, если достаточно давно сидишь на них, то да. Но это можно перетерпеть, – Ле́рон кинул в остатки костра окурок сигареты. – А вот боль в голове не так просто заглушить, поэтому многие срываются.

– А у тебя не было ломки?

– Может и была, я уже и не помню. Но срывов не было.

– Не знаю… Ни разу не встречала человека, кто так легко смог избавиться от зависимости…

– У меня не было зависимости.

Алиса снова нахмурилась:

– Мало кто признает себя зависимым.

– Разумеется. Но не я.

– Ладно, допустим… А, ты сказал, наркотики перестали приносить тебе веселье. Что ты имеешь в виду?

– Организм быстро привыкает к наркотикам и такого эффекта, как в самом начале, уже не происходит. Ты увеличиваешь дозу, но того самого крышесносного эффекта все равно нет. Просто начинаешь проваливаться в какое-то болото, но там уже абсолютно не весело. Большую часть времени чувствуешь себя каким-то безжизненным овощем и размазней.

– Не знаю, что вообще веселого может быть в наркотиках…

– Никогда не пробовала?

– Ну, травку пробовала пару раз, но мне не зашло.

– Тогда тебе и правда не понять, – Ле́рон усмехнулся и вернулся к бутылке.

– А что с алкоголем? – внезапно вспомнила Алиса начало разговора. – С наркотиками понятно, но почему ты не пьянеешь с алкоголя?

– Пьянею, просто слишком медленно. И мне нужно гораздо больше, чем другим.

– Ты сказал, что это стало происходить тоже лет в двадцать. Значит, раньше он на тебя действовал так же, как и на других?

– Это да, раньше я быстро пьянел. Не знаю, – задумался Ле́рон. – Или отказ от наркотиков так подействовал, или я просто допился до крайности.

– Но организм не может просто взять и перестать воспринимать яды. Ты можешь перестать чувствовать кайф, но организм-то все чувствует. И тем более продолжает разрушаться.

– Ты это точно знаешь? – Ле́рон ухмыльнулся.

– Ну да…

– Человеческий организм до сих пор не изучен досконально. Поэтому все может быть. Как минимум на моем примере ты можешь убедиться, что такое вполне реально, – Ле́рон снова продемонстрировал бутылку и заодно сделал еще один глоток.

– Ну да. Получается, ты уникум. Если, конечно…

– Если я не вру?

– Если ты не врешь, – подтвердила свою мысль Алиса и улыбнулась.

– В любом случае, вряд ли ты когда-нибудь узнаешь, вру я или нет.

– Ну да, – рассмеялась она. – Но я предпочитаю верить людям, даже если меня реально пытаются обмануть. Так жить приятнее.

– Согласен.

– А почему алкоголь не бросил?

– Время было такое. В моем окружении все, что я употреблял, было нормой. А здоровый образ жизни порицался. Быть трезвенником в моих кругах было опасно, слишком бы выделялся. Отказавшись от наркотиков, я не мог бросить еще и алкоголь с сигаретами. К тому же, мне правда нравился вкус спиртного и запах сигарет. Вместо одной пачки в день я выкуривал, бывало, по две, по три. Изредка курил травку просто по привычке. Ну и тешил себя надеждами, что чувствительность вернется.

– А ты много чего успел попробовать из наркотиков?

– Все, что на тот момент было доступно. Абсолютно все.

– Как ты жив остался после такого…

– Магия. Или просто чертовски хорошее везение, – пожал плечами Ле́рон. – А ты чересчур спокойно на это реагируешь. Будто мы разговариваем всего лишь о глютеновой зависимости.

– А как я должна реагировать?

– Ты – никак не должна. Просто сравниваю тебя с другими. В большинстве случаев у людей реакция одна: страх и неприязнь.

– Ну, не скажу, что я прям спокойно реагирую. Я считаю, что это все страшно, правда. Но стараюсь контролировать свои эмоции. Если ты сам так спокойно об этом рассказываешь, значит, тебя это уже не беспокоит. А я не вправе тебя судить… Во-первых, это уже твое прошлое, а сейчас у тебя другой образ жизни, положительный с точки зрения общества и интересный для тебя самого, я думаю. А вообще, если говорить в целом… Не знаю, я к этому отношусь как-то проще…, – Алиса задумалась, стараясь подобрать правильные слова. Она сама толком не могла понять, почему ко многим маргинальным личностям относилась спокойно, а объяснить это другому человеку было тем более сложно. – Знаешь, мне кажется, у каждого свой путь. Человек не может быть плохим или хорошим сам по себе, есть только хорошие и плохие поступки. Люди с таким образом жизни мне лично ничего плохого не делают. Да, меня могут обокрасть или угрожать моей жизни, но у меня как-то получается всегда вовремя проанализировать ситуацию и не попасться под какие-то опасные ситуации. Вообще, я стараюсь не общаться с такими людьми просто. У меня был грустный опыт и повторения мне бы не хотелось. Но людей плохими я все равно не считаю из-за этого. Просто так получилось, они не виноваты. Как-то так.

– Интересная позиция.

– Ага… А зачем ты рассказываешь о себе такое незнакомым людям?

– Просто разговор зашел об этом, – Ле́рон снова пожал плечами.

– Странно, конечно. Будто ты специально пытаешься от себя людей оттолкнуть. Ну или проверяешь их таким образом… Вообще интересно, что такого должно произойти в жизни человека, чтобы в двадцать лет уже завязать с наркотиками по собственной воле… У тебя было трудное детство?

Ле́рон усмехнулся:

– Как сказать. Учитывая, что обычно подразумевают под этим выражением, нет, у меня было совершенно обычное детство, обычные родители. Трудное детство я устроил себе сам.

Алиса вопросительно посмотрела на Ле́рона. Он неотрывно смотрел на озеро и стал рассказывать, словно полностью погрузившись в свои воспоминания:

– Я родился, как часто говорят, в интеллигентной семье. Мама была учительницей, отец инженером. Я рос смышленым и подавал большие надежды. В пять лет выигрывал отца в шахматы, в семь построил первый инженерный аппарат. В школу пошел с шести лет, после второго класса перешел сразу в четвертый. А когда мне исполнилось одиннадцать, я резко взбунтовался без всякой на то причины. Сдружился с неблагополучными ребятами, стал с ними пропадать, пропускать школу. Уроки вообще забросил, стал получать двойки. Родителей постоянно вызывали в школу за мои хулиганские выходки. А они ничего не могли со мной сделать. Я рано понял, что фактически никакой власти родители надо мной не имеют. Выгнать из дома они меня не могут, отдать в детдом тоже. Хотя я и там бы не пропал. Ругать бесполезно, бить тоже. Я ничего не боялся. Мог вытерпеть любую боль, а потом все равно сделать по-своему. Иногда родители пытались меня запирать в квартире, но я все равно удирал. Мне просто было скучно жить их жизнью, а со шпаной мне было весело. Постепенно градус моего хулиганства увеличивался. Я подрос, лет в тринадцать попал в компанию старших ребят, которые давали нам разные несложные задания: тут украсть, там залезть, здесь что-то подложить, поломать. Тогда же и появились первые наркотики. Курить сигареты я уже научился, подошла очередь травки. Хотя первым наркотиком, который я попробовал, были какие-то таблетки. Я уже не помню, что конкретно это было. А потом уже пошла трава, за ними разные порошки. Амфетамин был самым популярным и доступным у нас. Когда стал чуть взрослее, в моем окружении появился даже героин. Его я тоже пробовал пару раз. Мерзкая штука. Дома же я стал появляться совсем редко, родители отчаялись бороться со мной и старались жить хотя бы своей жизнью. А я успешно шел по карьерной лестнице в мелком преступном мире. Меня сделали старшим, стали давать более сложные и ответственные задания. Много всякой дряни случалось, но мне всегда удавалось выходить живым и почти невредимым из любой ситуации. Когда мне стукнуло шестнадцать, меня заметили совсем серьезные ребята, завербовали к себе. Вот там я познал все радости и тяготы жизни. В полном понимании этих слов. Я уехал от родителей и почти перестал поддерживать с ними связь. Почувствовал, будто уже остался один, и это словно развязало мне руки полностью. Наличие родителей перед глазами, видимо, все-таки было каким-то моральным сдерживающим фактором. Хотя и до этого о чувствах родителей я не задумывался вообще. Конечно, с возрастом, я осознал, что поступил с ними жестоко. Но было поздно. Сейчас их обоих уже нет.

Алиса слушала, не перебивая. Ей стало невыносимо грустно. История Ле́рона казалась совершенно нереальной, но она верила каждому его слову. У нее совершенно не было сомнения, что он не лжет и даже не преувеличивает. Удивительным было лишь то, с какой легкостью он все это рассказывал ей – совершенно незнакомому человеку – так спокойно, будто и правда прошло огромное количество лет, как о чем-то, давно забытом и пережитом. Алиса подумала, что должно быть Ле́рон был морально очень сильным человеком, чтобы так равнодушно об этом рассказывать без тени сожаления или чувства вины. В ее голове возникали все новые и новые вопросы, но она не осмеливалась его перебивать, и в тоже время сильно сочувствовала ему. Да, дети часто в таком возрасте бывают очень жестоки… Как жаль, что он понял это слишком поздно…

Тем временем Ле́рон продолжал говорить, периодически прикладываясь к бутылке:

– Был момент, когда я словил звезду от своего успеха, от бесконечной везучести. Думал, что так будет всегда, – он криво ухмыльнулся. – Перестал напрямую подчиняться боссам, поручения исполнял как хотел и когда хотел, часто подставляя этим других. Иногда пропадал на несколько дней в бесконечных трипах и алкотурах так, что никто не мог меня найти, пока я сам не объявлялся. А когда приходил в себя, не мог вспомнить, что происходило все эти дни, еле как собирая себя по частям. Меня терпели только из-за моих, так скажем, уникальных способностей, – Ле́рон громко фыркнул. – Но, в конце концов, мое поведение всех достало, и от меня решили избавиться. Почти получилось, но опять-таки я был слишком везуч. Мне удалось выбраться. Я решил, что все, это край, надо брать себя в руки, потому что при всей своей пофигичности, помирать я не собирался. На какое-то время я залег на дно, немного восстановился, потом перебрался в Хельсинки. Там пристроился к одним ребятам и снова начал строить карьеру. Местная компания оказалась поинтеллигентнее, и работать с ними оказалось намного интереснее. Та же незаконная деятельность, но под видом культуры и внутренних законов, – Ле́рон снова ухмыльнулся. – Мне стали попадаться очень сложные задачки, над которыми приходилось ломать голову. Когда мне было чуть больше двадцати, я уже был на хорошем счету и мне доверяли. Я, в основном, стал заниматься поиском людей для разных нужд. Оказалось, у меня особенный талант к этому делу. Я перестал употреблять наркотики и, чтобы восполнить их отсутствие, даже ударился в спорт. А после смерти родителей меня заметили совсем крупные ребята и переманили к себе. Сейчас я работаю на них. Такие дела.

– В смысле, крупные ребята? – глаза Алисы сами по себе раскрылись максимально широко. – Ты не социолог?

Ле́рон улыбнулся, бросил взгляд на Алису, поднял бутылку, оценил остатки содержимого и допил одним большим глотком.

– Социолог. А крупные ребята – это ученые и профессора разного уровня. Один хороший человек увидел во мне потенциал и указал на верный путь. Я ему доверился и вот я тут. Цел, здоров и весел. Ты очень доверчивая, ты в курсе?

– В курсе, – смутилась Алиса. – Ничего не могу с этим поделать. Наверное, и не хочу, как я сказала…

– С верой жить приятнее, помню, – договорил за нее Ле́рон.

– Именно, – улыбнулась Алиса. Она поняла, что он закончил и еще спросила: – Получается, тебя пытались убрать свои же? То есть прям убить?

Ле́рон кивнул.

– Какой ужас… И сильно тебе перепало?

– Достаточно, чтобы восстанавливаться намного больше, чем пару дней. Если бы я имел возможность посетить больницу, восстановился бы быстрее, конечно. Но обратись я туда, точно был бы уже мертв.

– Что они с тобой сделали?

– Ты хочешь рассказа во всех красках? – саркастичным тоном спросил Ле́рон, бросив на Лису косой взгляд. – Может, этой информации будет все-таки достаточно для тебя?

– Я не настолько нежный цветочек, как может показаться, – Алиса нахмурилась и поджала губы.

– Верю, – внезапно засмеялся он. – Но все же боюсь, что ты слишком впечатлительна. К тому же, склонна жалеть людей. А в моем случае это ни к чему. Уверен, твое воображение сможет достроить картинку самостоятельно.

– Ладно, я поняла тебя. Больше не спрашиваю о кровавых подробностях. Тогда вот что: раз ты после всего этого стал социологом, значит, тоже пишешь книги?

– Изредка, – Алисе показалось, что Ле́рон сказал это с сарказмом. Он отставил пустую бутылку в сторону и снова закурил, кивком указывая на озеро. – Смотри, начинается.

И действительно, спустя пару мгновений над пустой серой линией горизонта засветились сначала первые отблески, затем медленно-медленно показалась золотистая макушка солнца. Сначала будто скромно оценив обстановку, потом, осмелев, стало подниматься все выше и выше, раскидывая все шире и дальше свои лучи. Небо стало преображаться: мрачное безжизненное месиво смешалось с ярким светом и приобрело сначала фиолетово-багровый оттенок, затем темные краски стали уходить все больше и больше, уступая розовым. И вот уже все небо стало гореть розово-желтым пламенем, слово кто-то взмахнул кистью и одним движением закрасил всю эту мрачную мглу, отгоняя прочь все дурное, что скрывала в себе уходящая ночь. Солнечный диск все увереннее вставал над горизонтом, смелее охватывая свои владения, прогоняя сумрак и заставляя природу потихоньку просыпаться. Тут и там стали слышны разные живые звуки. Осторожно стали подавать свои голоса птицы, в воде началось какое-то еле заметное движение, тихие всплески. Туман еще больше рассеялся и обнажил у берега еще не замерзшие до конца листья кувшинок.

Алиса сидела, затаив дыхание и полностью наслаждаясь этим зрелищем. В такие моменты ей всегда хотелось внезапно стать художником, чтобы передать миру подобную красоту. Конечно, ни одна картина в мире не сможет передать всех реальных красок, но хотя бы немного… Хорошо, что сейчас хотя бы есть камеры. В городе рассветы были совершенно другими – с этими огромными нелепыми зданиями, которые постоянно портили ту самую загадочную атмосферу– и никогда не сравнятся с тем, что она наблюдала сейчас. Это сочетание осеннего холодного леса и яркого пламени разгорающегося солнца, которое будто совершенно небольшим усилием прогоняло прочь тьму и возвращало к жизни все живое.

Ле́рон тоже сидел молча, но лицо его как обычно не выражало абсолютно никаких эмоций, в отличие от Алисы, у которой просто мурашки бегали по всему телу. Она от удовольствия укуталась еще глубже в свой спальник, оставив наружу только голову и кончик носа. Она просто не могла передать словами, насколько ее трогала эта картина. Алиса словно вся замерла сама, и время остановилось вместе с ней. Обычно в такие моменты она чуть не попискивала от восторга, но сейчас все было иначе: одновременно с восхищением от этой природной красоты она ощущала дикую тоску при взгляде на Ле́рона. Такую же, как в их первую встречу. Это точно была не жалость и не совсем сочувствие. Он казался каким-то потерянным и действительно одиноким. Возможно, сам он не чувствовал от этого какой-то боли, но Алисе было очень грустно от осознания, что кто-то может быть настолько одинок.

Ле́рон внезапно прервал молчание:

– Действительно, красиво. Не помню, чтобы я вообще когда-нибудь сидел вот так и целенаправленно наблюдал за рассветом. Никогда особо не придавал значения таким явлениям.

– А я люблю такие вещи, – тихо ответила Алиса, – только обычно делаю это в одиночестве. Я в такие моменты ухожу далеко в свои мысли, для меня это своего рода медитация. Знаешь, заглушает бесконечный внутренний шум. Это приятно…

– Хм. Внутренний шум. Интересно. Ну что ж, надеюсь, ты не в обиде, что я нарушил твой привычный уклад.

– В каком смысле? – не поняла Алиса.

– Ты сказала, что предпочитаешь делать это в одиночестве.

– Не предпочитаю, так получается, – и через некоторую паузу добавила. – Если честно, я, наоборот, благодарна возможности немного пообщаться с… тобой... Так странно это произносить, – внезапно рассмеялась она своим мыслям. – В своей голове я до сих пор называю тебя «мистер Аскала».

Алиса снова рассмеялась – озвученное вслух показалось ей очень глупым. Ле́рон тоже улыбнулся, но лишь уголками губ.

– Понимаю, – сказал он. – Константин бывает чересчур учтивым и вежливым, даже без видимой необходимости. Вот и вас приучает. Наверное, это хорошо. Однако, меня так никто почти не называет. Поэтому это немного режет мой слух, должен признаться. Почему тебе хотелось со мной пообщаться?

– Ммм…, – «черт, – подумала Алиса, – зачем я об этом вообще сказала». Она уже жалела, что призналась в этом, потому что теперь не знала, что сказать, и уклончиво ответила: – Это не просто объяснить…

– Попробуй.

Алиса нервно зашевелилась под спальником. Она, конечно, могла попробовать объясниться, но боялась, что Ле́рон ее поймет слишком превратно, не так, как есть на самом деле. А ей очень не хотелось, чтобы он ее не так понял. Возможно, это не последний их разговор и ей не хотелось рисковать. Оттягивая время, она потянулась за термосом, открыла крышку и стала пить остатки кофе маленькими глотками. Допив до конца, она отложила термос и снова закуталась.