Текст книги "Возвращение Черного Еретика (СИ)"

Автор книги: lisimern1

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 27 страниц)

– Мы обязаны понимать, что высказанное господином ди Хифельду предложение неприемлемо для нас в силу ряда причин, обозначенных мною выше, и в первую очередь…

Она коротко вздыхает и начинает энергично перечислять тысячу и одно «почему»; подаётся вперёд, вскидывает брови в немом изумлении, жестикулирует с напором и гневом, несколько, быть может, излишними для дебатов. Пытается не искать взглядом Тадеуша.

Находит.

Астори знает наизусть, где он обычно сидит: в третьем ряду, пятый слева.

В полутьме его не видно, но Астори почти наверняка уверена, что он сжимает кулаки, тяжело сглатывает и ловит каждое слово, не сводя с неё зелёных серьёзных глаз. Волнуется не меньше – а возможно, и больше – чем она сама.

– И мы обязаны понимать, что, беря во внимание обстановку в стране, в частности, военные действия на Севере, которые мы не сможем свернуть в ближайший год, было бы совершенно неразумно…

В горле пересыхает. Астори облизывает губы, делает нетерпеливый жест рукой и говорит дальше. Усиленный микрофоном голос, неустойчивый, нервный, дрожит у потолка.

Она заканчивает, в абсолютной тишине садится на место – второй ряд, одиннадцатое слева – и убирает бумаги в папку. Касается пальцем нижней губы и задумчиво молчит. Следующий оратор уже подходит к стойке.

Второй тур оканчивается голосованием. Партия «зелёных», за которую выступала Астори, партия Тадеуша, проигрывает в соотношении пять к трём. Астори хочется кусать перчатки от досады. Она работала над своей речью неделю… неделю! И всё зря…

Она выходит из зала, прижимая к груди папку. Её нагоняет Тадеуш. Астори оборачивается на его сбивчивое «Ваше Величество!», тормозит, дожидаясь, слегка кивает головой и приветливо улыбается.

– Вы замечательно выступили.

– Правда? Кажется, «жёлтые» считают иначе. Вы слышали замечания Пелитто о моей речи?

– Они бесятся, – простодушно отмахивается Тадеуш. – Вы их вывели из себя. Им сказать было нечего…

– Но они победили, – уточняет Астори, встряхивая головой и не останавливаясь.

– Сегодня. Неизвестно, что будет завтра… мы ещё отыграемся.

Он неожиданно берёт её за локоть, бережно и почтительно, и отводит к окну, подальше от идущих мимо советников.

– Только, Ваше Величество, прошу вас, – шепчет Тадеуш, оглядываясь, – не голосуйте за нашу партию каждый раз, иначе станут говорить, что вы слишком пристрастны… Законопроект можно попробовать провести вновь. Репутацию короны заново не выстроишь.

Астори прикусывает уголок рта и кивает. Конечно. Она повела себя глупо… Тадеуш заметил это, а значит, и кто-то ещё… какой позор, о Мастер…

– Да… хорошо. Разумеется.

Он улыбается и отходит на шаг, поправляя пиджак.

– Мне бы хотелось ещё обсудить отдельные… пункты… проблемы, которые вы затронули в вашей речи… если вы не против…

– Нет, естественно. Я буду рада. Мы можем сделать это сегодня, у вас намечен приём…

– Ваше Величество… – тихо говорит Тадеуш, и Астори прерывается на полуслове. В его глазах сквозит мутный призрак вины. В чём дело? Она недоумённо склоняет голову, касается подбородком папки и щурится.

– Да?..

Ей почему-то страшно.

– Я… я никак не смогу сегодня, – говорит он, моляще глядя на неё. – Прилетает… знакомая… первый раз в столице, запутается… и… я должен её встретить… иначе никто… пожалуйста…

Астори понимает примерно половину того, что слышит. Наконец до неё доходит; она торопливо проводит языком по нижней губе и расправляет плечи. Папка оказывается неожиданно к месту – есть чем занять руки, которые норовят опуститься. В груди становится тяжело.

Знакомая.

Которую надо встречать лично.

О которой он так заботится.

– Конечно, – выдавливает она как можно равнодушней. – К тому же мы… можем встретиться в любой другой день…

– В четверг? – спрашивает Тадеуш и улыбается. Пытается извиниться?

Хотя за что ему извиняться?

– В четверг, – бездумно повторяет Астори.

Тадеуш хочет добавить что-то ещё, но его окликают: он поворачивается, машет рукой, взглядом испрашивает у Астори разрешения. Она растягивает губы в подобии улыбки и кивает:

– Идите. Всего доброго.

– Увидимся в четверг, – улыбается он на прощание и скрывается. Астори стоит у окна одна, сжимает папку и мучается гадким сверлящим чувством, на которое она не имеет никакого права.

***

Астори расчёсывается перед зеркалом, напевая детскую песенку, и вспоминает своё расписание на сегодня. Кажется, утро и день планируются загруженными – прения в Совете, потом благотворительный вечер, а надо ещё погулять с детьми в саду, она вторую неделю не может собраться… зато вечер относительно свободен. Впервые за месяц.

Ей думается, что можно куда-нибудь выбраться. Она давно не гуляла просто так. Давно… не веселилась. Есть варианты позвонить подругам, сыграть в тау-ро с пожилым камердинером, почитать, посмотреть фильм, наконец, но всё это кажется таким скучным и домашним… Астори хочется развеяться. Сделать то, чего она никогда не делала.

Нет, не прыгнуть с парашютом и не проскакать через столицу на коне… но что-то манящее, необычное, из ряда вон.

Да хотя бы…

Пойти в оперу.

Она никогда не была там: на родине не хватало времени и денег, а потом, когда вышла за Джея, они как-то чаще посещали театры и бегали в кино. Но теперь… есть шанс наверстать упущенное.

Она звонит секретарю, просит заказать ей места в Королевском театре оперы и балета. Неважно, что идёт. Ей просто хочется в оперу.

В этот вечер королевская ложа, пустующая уже два года, примет единственного зрителя.

На дворе середина апреля. Вечера стоят звёздные и прохладные, пахнущие ландышами и прогорклой сиренью. Мерцают фонари на узких улицах Метерлинка – столицы Эглерта.

Метерлинк спускается потёртыми неровными ступенями к ласковому Бронзовому морю; из окон Серебряного дворца, обращённых на восток, можно разглядеть голубую полоску за шпилями намин и покатыми крышами старинных низких домов с изящными балюстрадами, потрескавшимися колоннами и аккуратными садиками за медными потемневшими оградами. На западе вырастают иглами морского ежа небоскрёбы, блестят стёклами в свете ранних звёзд, теплеющих в разводах вечереющего неба.

Астори гладит большим пальцем пуговицу кремового пальто, наблюдая за маячащими в окне машины фонарями и неоновыми вывесками. Шею холодит подвеска с аметистом. Они подъезжают; водитель открывает перед Астори дверь, помогает вылезти из автомобиля. Театр сияет огнями, он опалён мечущимися тенями, шлейфами лунного света и вечерним свежим воздухом. Не узнанная никем Астори поднимается по ступеням. У входа её встречает улыбчивая служащая: принимает пальто и берет, проводит тайной лестницей в ложу, отодвигает кресло и предлагает бинокль. Астори благодарно соглашается.

Зал понемногу наполняется людьми. Астори глядит сверху, как расходятся по местам шуршащие платья, галстуки-бабочки, тяжёлые причёски и надушенные воротники.

Шепчутся и смеются.

На волосах оседает плотный запах пудры и старых портьер. Под потолком, изукрашенным многочисленными изображениями вездесущих лис, висит крупная хрустальная люстра, увитая металлическими листьями и цветами. Астори ждёт, когда начнётся спектакль.

Показывают «Страсти в Мурфе» Шанэ – Астори узнала это по пути в театр. Шанэ она слышала часто, а вот «Страстей», которые написал, кажется, Ренье л’Идье, не читала ни разу. Что ж, тем интереснее.

Гаснет свет. На сцене появляются люди в костюмах века эдак восемнадцатого или около того, из оркестровой ямы гремит тяжёлая, насыщенно-яркая музыка, в которой переплетается визг озлобленной скрипки, робкий плач фортепьяно и уверенный рокот контрабаса. При первых же звуках голоса, глубоко выводящего самые нежные и грудные ноты, Астори изумлённо склоняет голову на бок.

Поют на рецанском.

Слава Мастеру, она выбрала этот язык в качестве второго иностранного во время учёбы в университете. До уровня носителя не дотягивает, но владеет достаточно свободно.

Астори наводит на сцену бинокль и обращается в слух. Главная героиня, стройная блондинка, долго и выразительно страдает в одиночестве, затем к ней присоединяется её мать, потом жених, затем следуют новые страдания в одиночку, потом появляется местный герцог со своими слугами (источник страданий состоит как раз в том, что герцог собирается жениться на главной героине против её воли), и вся компания продолжает страдательно страдать.

Астори становится скучно.

Она скользит взглядом по залу. Ни одного знакомого затылка. Наводит бинокль на соседние ложи, безразлично оглядывает их одну за другой и вдруг – застывает на месте.

Она различает в полумраке профиль Тадеуша.

Астори торопливо прячет бинокль, поворачивается к сцене и усиленно делает вид, что увлечена оперой. Выходит ужасно. Она морщит лоб, покусывает губы и невольно косится туда, где сидит премьер-министр. Взглянуть ещё раз, что ли?.. Просто чтобы удостовериться, что это он. Конечно, только для этого.

Астори настраивает бинокль, оборачивается – и видит поблёскивающие в сумраке зала два стёклышка такого же оперного бинокля. Тадеуш смотрит на неё. Астори вспыхивает, по спине бегут мурашки, и она спешно потупляет взгляд. Заметил ли он её? Узнал ли? Руки в длинных перчатках мнут светлое шёлковое платье. Щёки и шея пылают.

Кажется, она ещё никогда в жизни так не краснела.

Астори заставляет себя взглянуть на сцену и сосредоточиться на спектакле. На минут пять это срабатывает, но мысли навязчивым роем продолжают крутиться вокруг соседней ложи.

Часто ли Тадеуш посещает оперы? Какие ему нравятся? А нравится ли эта?

Астори оправляет аметистовую подвеску. Она всего лишь взглянет ещё раз… ничего особенного.

Ей везёт: Тадеуш смотрит не на неё, а куда-то в сторону, в глубь ложи; наклоняется, кивает и указывает рукой наверх. С кем он разговаривает?

Он пришёл не один?

Сердце Астори падает. Она вспоминает его знакомую.

Она резко разворачивается лицом к сцене и не сводит с неё глаз. Там действие идёт полным входом: выясняется, что герцог вампир, но главная героиня успела его полюбить, и все начинают убиваться уже по этому поводу. Брови Астори ползут вверх.

Она точно на тот спектакль попала?

Она чувствует чей-то взгляд у себя на шее: на неё в бинокль смотрит Тадеуш… и улыбается. Астори ощущает его улыбку каждой клеточкой тела.

Сколько можно?..

Включается свет. Антракт. Астори поднимается и выходит в коридор – подумать и подышать.

Большинство зрителей в зале; Астори становится у окна, спиной к выходу, чтобы её никто не узнал. Сглатывает. Опускает плечи. Ей одновременно и жарко, и холодно, обхватывающий талию шёлк нестерпимо жжётся, и хочется бежать со всех ног… куда-нибудь подальше. Она касается лбом прохладного стекла. Там, на улице, – бархатная ночь, шипят колёсами по асфальту автомобили, горит вывеска Национального Банка через дорогу… там нет её. Там нет Тадеуша.

Астори зарывается пальцами в тяжёлые тёмно-каштановые волосы. Надо думать о детях. Как они? Уже спят? Прочитали ли няня им сказку, как она просила, или…

– Ваше Величество?

Тихо, еле слышно. Астори обречённо поворачивается. Тадеуш стоит в шаге от неё, держа в руках бокалы с водой – наверно, принёс из буфета – и улыбается дружелюбно. Проклятье. Она опирается о подоконник, кивает.

– Добрый вечер, господин премьер-министр.

– Добрый. Тоже прячетесь от прессы?

Она улыбается в ответ.

– Можно и так сказать.

– От них нигде нет прохода, – вздыхает Тадеуш. – Вот… у меня всегда пересыхает в горле в театре, я… подумал, вдруг у вас тоже… хотите воды?

– Да, не откажусь, спасибо.

Она отпивает. Тадеуш становится рядом, заслоняя её от любопытных взоров проходящих мимо людей. Снова. Он снова просто делает то, что надо, что будет ей приятно – сам. Его не надо просить. Астори слизывает с уголков рта капли воды и задаётся лишь одним вопросом: зачем?

Зачем ему… это всё? Потому что она королева? Или потому… Она незаметно щипает себя. Перестань. Хватит.

– Вы одна? – спрашивает Тадеуш, задерживаясь взглядом на её лице не дольше положенных этикетом полутора секунд, но успевая рассмотреть всё: нежное шёлковое платье до колен с аккуратным поясом, изысканную аметистовую подвеску на смуглой шее, кудрявые волосы, лежащие на покатых плечах… и глаза цвета горького шоколада, в которых вспыхивают золотистые крапинки. И губы, тронутые лёгкой улыбкой.

– Да. Решила в кои-то веки выбраться в свет, – непринуждённо отвечает она, замечая, что премьер-министр сегодня выглядит как-то… иначе. Тёмно-зелёный пиджак и галстук оттеняют глаза. – А вы?

Астори глубоко в душе знает ответ, но не спросить не может. Это выше её сил. Тадеуш смущается.

– Вообще-то я… прибыл с одной хорошей… знакомой…

Астори склоняет голову набок. Она была готова. И ей… совсем ничего и никого не жаль. Даже себя. Себя – меньше всех.

– Но… она уехала после первого акта… и… я теперь совершенно свободен.

Свободен для чего?

Астори поднимает взгляд: она точно поняла всё правильно? Ей кажется, что да…

Она не должна, не должна, не…

– Тогда составите мне компанию?

От изумрудных глаз расползаются лучики-морщинки.

– С огромным удовольствием, Ваше Величество.

Антракт заканчивается, и они размещаются в королевской ложе, вооружившись биноклями и терпением. Опера длится необычайно долго. Астори уже не пытается сделать вид, что ей интересно, Тадеуш – тем более. Оба ждут случая заговорить и не знают как.

– Ну и… как вам? – неловко запинаясь, спрашивает Астори.

– Неплохо, – пожимает он плечами, – но главная героиня явно переигрывает.

– Определённо. Хотя, мне думается, во многом ответственность лежит на сюжете… или я совсем не разбираюсь в классической литературе.

Она видит, как критически изгибаются его брови.

– Не будьте так строги к себе. Сейчас многие склонны судить о классике предвзято… в положительном смысле. Клеймо «классика» – как гарант качества, а я считаю, что это далеко не всегда так… К примеру, тот же Фитке переоценён. А «Страсти»…

– Вы читали?

– Нет. Но что-то мне подсказывает, что в своё время они были бульварным романом. Как пьесы ди Шавиль, например.

На сцене происходит бурное объяснение незадачливой невесты с экс-женихом. Астори откладывает бинокль и качает головой.

– Ох, ну что это такое…

– Всё так плохо? – спрашивает Тадеуш, поудобнее усаживаясь в кресле и глядя на Астори.

– Да, она просто… погодите, а вы… вы разве не понимаете?

Он простодушно морщится.

– Нет. В школе выбрал оспинский, как последний дурак… хотя все советовали рецанский. Это, конечно, родственные языки, но всё равно я понимаю не больше четверти.

Астори медлит не дольше полминуты.

– Хотите… я буду вам переводить?

Он замирает, потом робко кивает, одаривая её по-детски радостной улыбкой.

– Это было бы… чрезвычайно любезно с вашей стороны.

Он придвигает своё кресло ближе, чтобы лучше слышать, и Астори ощущает, как тепло и страшно становится внутри, ощущает его дыхание, запах его одеколона – мирт и верба – и ей по-прежнему хочется сбежать.

– Я… я люблю вас так сильно, так давно, так нежно, – заикаясь, начинает она, в то время как герцог-вампир ползает перед главной героиней на коленях от одного конца сцены до другого. – И я… я не могу позволить, чтобы мы… не были вместе… так как именно теперь я со всей возможной остротой ощущаю… как фальшиво моё положение… и всё, чем я жил… и единственное, что есть в моей жизни правдивого, это… вы…

Астори заливается краской: понимает, как топорно и косноязычно переводит, и уже жалеет, что вызвалась. Но Тадеуш слушает внимательно, изредка взглядывая в бинокль на сцену.

– Финальный монолог правда хорош, – говорит он в заключение, когда герцог трагично закалывает себя на руках у главной героини. – Этого не отнять… спасибо, Ваше Величество.

Зажигают свет; потерянную и смятённую Астори поднимает с места общий рывок: она аплодирует, пока не начинают болеть ладони, и позволяет Тадеушу вывести её из зала. Ей подают пальто. Она уже протягивает руку, но её опережает Тадеуш. Астори останавливается, моргает. Она не до конца пришла в себя.

– Я помогу даме надеть пальто, – кивает он служащей и смотрит Астори в глаза, улыбаясь. Астори кажется, что он ей подмигивает.

Это просто жест вежливости. Не более.

Тадеуш очень осторожен, почтителен и мягок; он отступает в сторону, едва она справляется с рукавами, и протягивает ей берет.

– Проводить вас до выхода?

Они работают вместе, напоминает себе Астори. Это нормально. Тадеуш обходителен, но лишь потому, что она королева, женщина, его знакомая…

Знакомая…

– Вас ждёт водитель? – спрашивает Тадеуш, когда они оказываются на улице. Гудят машины; апрельский гуляка-ветер забирается под воротник.

– Он…

Астори думает, что легко могла бы соврать. Тадеуш подвёз бы её, она бы послала водителю сообщение, отпустила бы его домой, а сама…

Только что это даст?

У него есть знакомая, у неё есть… дети. Муж. Пусть покойный, но…

У неё есть королевство.

– Он ждёт за углом. Спасибо. Я получила огромное удовольствие от сегодняшнего вечера.

Тадеуш улыбается, когда она подаёт ему руку на прощание, и внезапно касается её губами.

– Всего доброго, Ваше Величество.

Астори усилием воли напоминает себе, что это тоже – часть этикета.

***

Тадеуш открывает дверь своим ключом, тихо входит и запирает её. Снимает пальто и шляпу. Вешает их. Садится на стул и медленно снимает ботинки, стараясь не шуметь. Он надеется, что Эйсли уже спит.

Конечно, нет: он видит полоску света, ползущую с кухни. На пороге появляется жующая Эйсли в шортах, майке и домашних тапочках с помпонами. Смотрит на него в упор.

– Эта скукотища шла так долго? – возмущается она. Тадеуш качает головой.

– Тебе стоило остаться. Под конец стало интереснее.

– Да ну, не люблю вампиров. Одна чепуха с ними. Давай, Тед, заходи, я открыла йогурт.

Эйсли быстро подходит, приобнимает его и тыкается носом в щёку.

– Замёрз, да?

– Нет… Пойдём. Надеюсь, ты меня накормишь, а то я жутко голоден.

Она фыркает.

– Надо было есть в буфете. Я говорила. Хотя у вас в столице цены страшные, одни колготки чего стоят, я вчера была в магазине…

Тадеуш потягивается. Он дома.

========== 3.1 ==========

Астори качает головой и отряхивает снег со штанишек Джоэля, умудрившегося упасть в сугроб. Стоящая рядом Луана шмыгает носом.

– Кажется, вы совсем замёрзли. Не надо было так долго гулять.

– Ну ма-а-ам, – хнычет Луана, хлопая голубыми глазками и плаксиво морщась, – ну ма-а-ам, ну давай ещё немножечко, ну чуть-чуточку…

Джоэль только вздыхает. Астори решительно поднимается.

– Нет, солнышко, нельзя. Вдруг вы заболеете.

– Не заболеем, – вполголоса произносит сын. Астори гладит его по голове.

– Завтра. На сегодня всё. У вас урок по рецанскому языку, не забывайте, котята.

Луана надувает губки, Джоэль притихает. Они знают, что когда мама говорит так ласково, спорить с ней бесполезно. Она может и прикрикнуть, и мягко шлёпнуть, и отправить коротать наказание в спецкресле, но тогда её можно хотя бы попытаться разжалобить. А вот если она начинает гладить их по макушке и улыбаться, значит тут уж ничего не попишешь.

В три года они изучили свою маму достаточно хорошо.

Джоэль дёргает её за пальто.

– Ты плидёшь на обед?

– Разумеется, мой зайчик. – Астори подхватывает дочь на руки и прижимает сына к себе. – Идёмте. Может, я ещё успею…

– Ваше Величество!

Не успеет.

К ним спешит камердинер.

– Ваше Величество, Ваши Высочества… простите, но господин Бартон здесь… мне передать ему, чтобы он подождал?

– Не стоит, благодарю.

Астори с сожалением опускает Луану на землю.

– Простите, дорогие, маме нужно… заняться делами. Я приду к обеду, ладно? – Она целует их в обе щеки. – Идите к няне, она проводит вас наверх. Пока.

Она машет им на прощание рукой в перчатке и смотрит вслед. Они такие смешные, эти маленькие комочки, тёплые частички её самой… Её и Джея. В равной степени. Пятьдесят на пятьдесят. И она снова предаёт их. Разменивает минуты с ними на законопроекты и выигранные прения.

Астори кажется, что она ужасная мать.

Дети дали ей так много… а она не может уделить им два часа в день без того, чтобы куда-нибудь не сорваться.

Это нечестно по отношению к ним.

Астори разворачивается к камердинеру с тяжёлым сердцем.

– Скажите господину Бартону, что я буду ждать его у восточного входа, на аллее.

Ей хочется ещё побродить по заснеженному парку, и она надеется, что премьер-министр не станет возражать. Они почти не встречаются вне стен дворца, одни душные помещения со спёртым воздухом. Астори теребит сумочку с детскими игрушками, которую забыла отдать няне, и ждёт, ковыряя носками полусапожек свежий полуденный снег, искрящийся в солнечном свете. На берете тают снежинки. Полы белого пальто намокли от возни с детьми.

– Ваше Величество?

Она знает этот голос: звенящий и мягкий, ласково окликающий её среди снежного безмолвия огромного пустынного парка. Тадеуш машет ей рукой, другой прижимая папку к груди, и быстро подходит. Астори оборачивается, соединяет ладони. Улыбается – и видит в ответ приветливую улыбку, от которой расходится паутинка морщинок.

– Нет, не стоит, – быстро предупреждает она прежде, чем он опустится на колено. – Мокро, запачкаете брюки…

Тадеуш неловко поводит плечами.

– Тогда… позволите…

Астори понимает, протягивает руку, и Тадеуш бережно берёт её. Астори чувствует его пальцы сквозь ткань. Он улыбается с застенчивой нежностью, стягивает перчатку, наклоняется и запечатлевает на коже Астори почтительный поцелуй.

Астори находит в себе силы не смотреть ему в глаза.

Тадеуш возвращает ей перчатку и как ни в чём не бывало удобнее перехватывает папку.

– Я не помешал вам?

– Нет, вовсе нет… я только закончила гулять с детьми, думала, вы приедете позже… не хотите пройтись?

– С удовольствием, – кивает он, и его лицо светлеет.

Они бредут бок о бок по заледенелым аллеям мимо голых кустов, блестящего слюдяным озером фонтанчика с фигурами лис, сиротливых фонарей – влево и влево, вдоль восточного крыла дворца. Тадеуш на ходу достаёт ручку и документы, что-то отмечая, расспрашивая Астори и рассказывая о текущей ситуации в Эглерте.

– Выступления продолжаются в тринадцати провинциях из двадцати семи… я полагаю, этой весной и летом нам стоит ждать кризиса. Вы сами понимаете, работа Уолриша и его друзей из СМИ не могла пройти незамеченной… нам важно не выпустить это из-под контроля. Если волнения достигнут критической точки… и наступит гражданская война, а это вполне возможно, не стану скрывать, Ваше Величество… тогда это может стать поводом для введения в Эглерт миротворческих сил СОС. И в первую очередь – Райвенлока. Это будет катастрофой…

– Знаю, – сухо кивает Астори и поджимает губы. Она понимает, насколько всё серьёзно. Уолриш умело будоражил Север эти два года, подливал масло в огонь, и сейчас тлеющие угли готовы разгореться – достаточно одной искры. Им надо быть осмотрительными.

Она вздыхает, проводит ладонью по пушистой еловой лапе, припорошенной снегом.

– А о трагедии на борту «Фидии» узнали? Наших граждан среди пострадавших нет?

– Наши дипломаты уже работают… информация поступит в ближайшие сутки.

– Держите меня в курсе.

– Обязательно, Ваше Величество.

Она перекладывает сумочку из руки в руку, рассеянно наступает ногой на лёд и поскальзывается: падает вперёд, громко ахнув. Тадеуш роняет папку и удерживает Астори за локоть. Сумочка шлёпается в снег. Астори тяжело дышит; кровь приливает к лицу, ей жарко и стыдно из-за своей неуклюжести, хочется провалиться сквозь землю – в таком дурацком и двусмысленном положении они оказались. Тадеуш тянет её на себя, помогает встать и бросается поднимать сумочку, стряхивая с неё липкие комья снега.

– Вы… Вы в порядке?

– Да… спасибо большое… – Астори прячет румянец в воротнике пальто. На локте всё ещё ощущается хватка цепких бережных пальцев. – В-ваша папка…

– О, это ерунда, – отмахивается Тадеуш. – Папки – дело наживное.

Они робко улыбаются. Дальше идти уже веселей.

– Чудесная погода, правда? – спрашивает Астори. – Снег… он вообще редкость в Эглерте, а тут… идёт третий день подряд… и так много… дети просились гулять. Они почти не видят снега.

– Да, зима необыкновенно снежная в этом году. Природа нас балует, – соглашается Тадеуш. – Не припомню такого уже… десять или двенадцать лет.

Астори задумчиво почёсывает волосы под беретом.

– У меня на родине снег тоже идёт редко и мало.

– В… Эльдевейсе? – тихо осведомляется Тадеуш. Она кивает.

– Да. Знаете, он… чем-то похож на Эглерт. Горы… море… правда, больше в два с половиной раза, но всё же относительно маленький.

Она по привычке склоняет голову набок. По губам блуждает мечтательная улыбка, и Тадеуш почти задерживает дыхание: боится её спугнуть.

– Я… я хочу туда. Если быть до конца честной… я очень хочу…

Тадеуш вздыхает.

– Я понимаю вас… Нет, правда, понимаю, что значит жить вдали от дома… это тяжело. Я знаю.

Их взгляды встречаются: на Астори смотрят изумрудные успокаивающе-мягкие глаза, и ей до боли хочется взять Тадеуша за руку. Она подавляет дрожь.

– Я…

И обрывается на полузвуке. Не может придумать, что сказать. Так глупо… Почему-то в голову приходит мысль, что целоваться под заснеженной молодой липой – очень романтично.

Астори прикусывает щеку, чтобы привести себя в чувство. Дура. Перестань сейчас же.

Шорох в кустах спасает их от неловкой паузы. Астори оборачивается. Шорох повторяется, и из кустов вылезает юркая тёмно-рыжая стрела, шаркает лапами по снегу и скрывается позади мраморной статуи мальчика с кувшином. Тадеуш провожает её взглядом.

– А, это Кнапс. – Астори опускается на корточки, причмокивая губами. – Иди сюда, мальчик… иди…

Лис не показывается. Наверно, убежал.

– Вот непослушный. – Тадеуш подаёт Астори руку, помогая встать. – Ни за что не придёт, упрямец.

Она подтягивает перчатку.

– Они так и не привыкли ко мне. К детям ещё льнут, а я… до сих пор как чужая. – Астори пожимает плечами. – Да, вы знали, что у Шелди родились лисята? Жаль, придётся раздать, когда подрастут… мы не можем держать столько лис во дворце.

Она помнит, как непросто свыкалась с пушистыми обитателями Серебряного дворца в свои первые месяцы в Эглерте. Топот лап, фырканье, тявканье, касание хвоста под столом во время обеда… это пугало поначалу. Астори чувствовала себя не в своей тарелке. Но лисы были членами королевской семьи – семьи Джея. И Астори понемногу научилась дружить с ними – постольку, поскольку они сами изъявляли желание дружить с ней.

В конце концов они сошлись на нейтралитете.

Астори понимает, что пора сменить тему.

– Что с запланированными поездками? – спрашивает она, шагая дальше. Тадеуш энергично кивает и раскрывает папку.

– В следующем году надо посетить Райвенлок… встреча двух монархов… это важно. Король официально признал вас, но это прозвучало холодно. Неплохо было бы наладить дружбу и возобновить старые связи… обезопасить себя на случай, если волнения усилятся.

Астори облизывает губы.

– Да. Хорошо. Значит, мне обязательно нужно будет поехать?

Тадеуш забегает вперёд, поворачивается к Астори лицом и бойко пятится, лучисто улыбаясь, так что тянет невольно улыбнуться в ответ.

– Разумеется. Представьте, как будет изумлён райвенлокский двор… они не присылали официального приглашения… никак не ждут, что вы отважитесь на встречу.

Астори проглатывает смешок.

– По-вашему, я должна их поразить своей храбростью?

Ей снова кажется, что Тадеуш подмигивает.

– Преданность и мужество – ключи от величия.

Да. Он прав. Королевский девиз…

Тадеуш предан ей, Астори знает, чувствует. А ей… ей остаётся только собрать всё своё мужество в кулак и опять показать им, кто здесь королева.

Вдруг что-то становится не так: Тадеуш путается в ногах, нелепо взмахивает руками, роняя папку, и поскальзывается. Падает на спину. Астори торопливо бросается вперёд и хватает его за запястье. Тянет. Помогает обрести равновесие.

– Ох… – Тадеуш приподнимает брови, смущённо извиняясь. – Простите… я иногда такой… такой… неуклюжий…

– Я тоже… со всеми бывает, ничего…

Тадеуш уже твёрдо стоит на ногах, но Астори его почему-то не отпускает. Даже не думает об этом. Мало того: руки Тадеуша плавно поворачиваются в её руках, и его пальцы ласково сжимают ей запястья. Тепло. Чутко. Астори изо всех сил старается не смотреть ему в глаза, смотрит на нос: слегка вздёрнутый, с редкими веснушками. Молчит.

В кустах шныряет рыжий длинный хвост.

Зима.

========== 3.2 ==========

Конец второго тура дебатов. Советники поднимаются, начинают расходиться: шаркают подошвы ботинок, слышится чихание и перешёптывание. Астори благодарит пожилого политика, придержавшего перед ней дверь, и вступает в прохладно-деревянное пространство коридора. Руки в перчатках уютно прижимают папку к груди. Дышится легко и весело.

Сознание победы заглушает голод и притупляет усталость.

Астори знает, что превосходно выступила сегодня, и совершенно уверена: этот старый змей Уолриш нос себе готов откусить от злости. Она довольно улыбается и расправляет плечи, откидывая голову назад. Так ему и надо. Мерзавец.

Она опротестовала законопроект, позволяющий губернатору вводить чрезвычайное положение на Севере без согласия Совета, только чтобы побесить Уолриша.

Он слишком много о себе возомнил в последнее время.

Астори видит Тадеуша – беседует с каким-то малознакомым политиком, энергично размахивая руками. Спорит. Переубеждает. Астори останавливается, отводя за уши тёмно-каштановые пряди, и смотрит на него. Он был изумительно хорош сегодня на прениях… как политик, разумеется. Говорил ясно и чётко, блестяще парировал каверзные вопросы «жёлтых», отвечал со здоровой умной злостью, от которой у Астори захватывало дух. Она бы тоже так хотела.

Тадеуш замечает её. Прощается с политиком, дружески хлопает его по плечу и, зажав папку под мышкой, направляется к Астори. Улыбается – уши слегка двигаются, расползается паутинка морщинок, зрачки теплятся лаской. Астори улыбается в ответ, протягивает ему руку. Пусть они виделись не больше пяти минут назад, но она не может отказать себе в удовольствии снова ощутить свою ладонь в его мягкой ладони.

– Ваше Величество… выступили отменно. Я впечатлён. И все наши… тоже.

– О, вы мне льстите. – Астори качает головой, смущённо вспыхивая. – Ваша речь была в разы лучше. И все это знают.

Тадеуш неопределённо поводит плечами. Ему явно неловко от похвалы.

– Не стоит, Ваше Величество… это моя работа. Вы уже собираетесь домой?

– Да… думала. Дебаты окончены.

Он прикусывает губу, и Астори, склонив голову набок, недоумённо смотрит на него. К чему он ведёт? Зачем спрашивает очевидное? Внезапно он решается: лицо светлеет, брови приподнимаются, уголки рта ползут вверх.

– А хотите… пообедаем внизу? Здесь, в баре… просто… вы ни разу не обедали во Дворце Советов, а тут хорошо готовят… может, оцените? Если у вас нет… других планов или…