Текст книги "Возвращение Черного Еретика (СИ)"

Автор книги: lisimern1

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 27 страниц)

– Не надо! Они ведь дети! Они дети, не надо!..

Она не потеряет их. Нет. Никогда.

– Оставьте их, я умоляю! Пожалуйста! Пожалуйста!

Она ослабевает, она сходит с ума. Астори извивается в конвульсиях.

– Нет!..

Она всаживает каблук в ногу держащего её террориста; тот вскрикивает и от неожиданности выпускает её. Астори кидается к дочери, спотыкается и падает перед ней. Ярость и ужас придают ей сил. Она впивается зубами в руку – неважно, чью, эта рука угрожает её малышке. Астори рычит. Астори кусается. Астори взвизгивает.

Луана захлёбывается слезами; ей с дивана вторит Джоэль.

– Мамочка-а-а!..

Мамочку хватают и колотят. Астори пытается отбиваться, но тщетно. Пощёчина, зуботычина, пинок… Она уже почти не ощущает боли. Только голова дёргается из стороны в стороны от сыплющихся ударов.

– Ты её ухлопаешь сейчас, хорош!

Из неё прекращают выбивать воздух. Астори старается продышаться – не может. Сердце скручивает. Живи, живи… ты нужна своим детям. Ты королева.

Даже не смей умирать на радость этим сволочам.

Она касается пальцем вспухшей губы, пробует кровь. Поднимает дрожащий, исполненный ненависти взгляд, и в нём столько бессильного полоумного бешенства, что стоящий рядом террорист невольно испытывает облегчение от того, что у неё в руках нет пистолета.

Астори ненавидит Север.

Они перешли черту, отделяющую хрупкий мир от войны.

Едва она вернётся – а она вернётся – она истребит их всех, всех до единого, потому что они заслужили это. Они пошли против неё и её детей. Против всего Эглерта. Астори не простила им бунта на площади – и не простит сегодняшнего дня.

Бешеных собак пристреливают.

***

Тадеуш мерит шагами кабинет. На столе остывает четвёртая чашка кофе. Он рычит, тяжело топает, ерошит волосы и думает, думает, думает… Он сходит с ума. Ожидание выедает изнутри.

Наверно, он был чересчур резок с военными сегодня… ну да к чёрту. Ему всё равно.

«Если с головы королевы упадёт хотя бы один волосок, я лично позабочусь, чтобы ваша карьера была перечёркнута. Вы меня поняли? Её Величество должна быть жива и здорова».

Он боится за неё. Надо бы достать коньяк. Тадеуш дрожащими руками наливает себе, звякая горлышком бутылки о края стакана, залпом выпивает и трясёт головой. Пить на работе – непрофессионально.

Но он не может по-другому. Тадеуша мучает бессильный страх.

Мастер, храни королеву.

***

Когда в дом врывается освободительный отряд, Астори хватает только на то, чтобы дышать и ненавидеть. Один из террористов выставляет её перед собой как щит: дуло пистолета опаляет окровавленный висок ледяным поцелуем. Астори смотрит и не видит. Не чувствует.

Когда раздаются четыре одновременных выстрела и пуля чиркает возле её щеки, она прикрывает глаза. Террорист оседает мёртвым мешком.

Это закончилось.

Закончилось?

Астори знает: её месть только начинается, и она будет долгой и жестокой.

========== 6.6 ==========

До Метерлинка они добираются на вертолёте. Изморенные и заплаканные дети засыпают в пути на коленях Астори, не произносящей ни слова до самого Серебряного дворца: она лишь поджимает разбитые губы и моргает. Каждое движение отдаётся болью во всём теле. Её слегка потряхивает; скрежещущий гул винта царапает барабанную перепонку, а Астори буравит безжизненным взглядом носки своих туфель и молчит. Нет сил даже думать о том, что произошло.

Она уже всё решила.

Во дворце Астори решительно отмахивается от сочувственных причитаний камердинеров и запирается в своих покоях. На лицах придворных она успевает заметить ужас пополам с вежливо сдерживаемым отвращением. Значит, она выглядит совсем плохо. Уложив в кровати спящих детей, она нетвердой походкой выходит в гостиную. Щёлкает светом. Оглядывается, прищурившись. Мебель, полы, потолки… ничего не изменилось.

Только она сама.

Астори, касаясь бесчувственными пальцами изгибов дивана и кресел, следует через мертвенно-тусклое сухое пространство комнаты к зеркалу, дотрагивается до рамы и взглядывает на себя – пристально и внимательно, впервые за этот сумасшедший тяжёлый день. Рот прорезает желчная усмешка. На неё измученными глазами смотрит забитая женщина со спутавшимися волосами, кровоподтёками на бледном припухшем лице и раздражительной нервозностью в лихорадочными движениях.

Королева.

Астори передёргивает судорога; она падает в кресло и заливается бессильными истерическими рыданиями, зажимая руками рот, чтобы срывающиеся на дикий хохот всхлипывания не разбудили сына и дочь. Она плачет и смеётся. Смеётся и плачет. Сползает на пол, цепляясь за бархат подлокотников, утыкается носом в собственный локоть; ткань рубашки пропиталась слезами. Сердце рвётся от конвульсий, бешено качая яростную усталую кровь.

Королева рыдает одна в пустой комнате, потому что ей одиноко и плохо.

Астори не выходит из дворца три дня подряд, не показывается прессе, не общается с политиками. Она пьёт. Алкоголь и сердечные капли. Окончательно потерять контроль не позволяет лишь навязчивая мысль, что она нужна своим детям, которым не легче, если не труднее. Они маленькие. Они не знают, как с этим справиться.

Впрочем, она и сама не знает. И поэтому продолжает пить.

Она не читает газет и не берёт трубку, хотя Тадеуш звонит ей с завидным упорством практически круглосуточно. Но Астори не может показаться ему… такой. Униженной, раздавленной, побеждённой. Она не перенесёт, если он разочаруется в ней или начнёт её жалеть.

Королева не нуждается в жалости.

Уолриш и его племянник с племянницей навещают Астори; она принимает их официально, в своём кабинете, не глядит на них во время короткого разговора и быстро прощается. Их соболезнования и лживые уверения в дружбе бесполезны. Она найдёт Уолриша, когда наступит время, а Астори знает, что оно наступит. Её месть Северу невозможно провернуть в одиночку.

Теперь Астори умнее. Время и Тадеуш учат осторожности. Она не станет нападать открыто: выждет, затаится, даст северянам убедиться в своей безнаказанности… Они роют себе могилу. Рано или поздно, но карающая королевская десница настигнет их.

Астори ничего им не простила, но она повзрослела и научилась терпению. Тадеуш, конечно, будет против… будет против, но она заставит его и прочих советников повиноваться уговорами или силой. Долг королевы – служить народу, долг вассалов – служить королеве.

Так пусть служат.

Вечер. Нависшее покатое небо вымазано чернилами, листва на деревьях в парке зловеще шелестит от порывов жестокого ветра. Часы бьют полдесятого. Премьер-министр упорно просит об аудиенции уже четвёртый раз подряд за три часа, и Астори, взбалтывающая в бокале торик, наконец нехотя соглашается. Она не сумеет прятаться от него вечно. Надо расставить всё по полочкам, и чем раньше, тем лучше… и тем тяжелей. Астори боится реакции Тадеуша и глушит этот страх крепким ториком – если перепить больше положенного, может показаться, что ты и вправду пьяна.

Астори хочет опьянеть. Ей слишком хреново, чтобы оставаться трезвой.

Синяки на лице побаливают, говорить трудно; кровоподтёки ежедневно замазывают кремом и припудривают, чтобы было не так заметно, но это выглядит ещё ужаснее. Она похожа на клоуна. Астори почёсывает бровь и ждёт. Томительно, невыносимо долго.

Что он скажет, когда увидит её?

– Ваше Величество, господин премьер-министр.

– Просите.

Астори встаёт, доливает торик в бокал до краёв и отпивает, зажмурившись. Горло обжигает, она остро втягивает воздух и дрожащими руками отодвигает бутылку. Открывается дверь – Астори замечает краем глаза. Тадеуш почтительно склоняется.

– Ваше Ве… – он осекается на полуслове, распахивает зелёные изумлённые глаза. Рот округляется. С лица сбегают краски.

– Заходите, заходите. – Астори поворачивается, заправляет за ухо прядь и деланно улыбается. Левое веко подёргивается. – Рада вас видеть. Присаживайтесь, пожалуйста, не стесняйтесь.

– Ас… Астори… – выдавливает Тадеуш пересохшим горлом. – Астори, что они сделали с тобой?

У неё вырывается нервная усмешка; Астори неловко машет рукой перед лицом, трясёт бокалом.

– Заметно, да? А говорили, ничего не будет видно… льстецы. Все лгут. – Она с вызовом расправляет плечи, вперяет в ошарашенного Тадеуша прямой, слегка надменный взгляд. – Ну, вот она какая я теперь. Что скажешь?

Он с болью изламывает брови, шагает к ней и неверяще качает головой; Астори невольно прижимается ближе к столу, опирается на него и опускает бокал, затравленно глядя на Тадеуша. Глотает. Ей становится страшно. Пусть лучше он ударит её, чем начнёт жалеть.

– Моя милая… – произносит Тадеуш с разбитой щемящей нежностью, гладит её по щеке. Астори пытается отстраниться, закрывает глаза. Горло болезненно стискивает обручем. Тадеуш не отпускает, берёт за руку, перебирает волосы у виска. – Радость моя… Что ты пережила, родная… родная моя…

Он касается губами израненной припудренной кожи. Целует её синяки, следы её бессилия и позора. Астори вздрагивает, слабо толкает его в плечо – не надо – опускает голову и вся сжимается. Она чувствует себя маленькой девочкой. Тадеуш ласково выцеловывает ей лицо, проводя руками по волосам и мягко придерживая за подбородок.

Это не жалость. Это любовь.

И Астори, натужно всхлипывая, плачет. Она не заслуживает Тадеуша, не заслуживает этой любви, не заслуживает своих детей и короны… вообще ничего не заслуживает. Ей стыдно и противно самой себя. Астори хватается за него; колени подкашиваются, Тадеуш поднимает её на руки, рыдающую и опустошённую, и уносит в спальню. Усаживает на кровать. Он опускается у её ног, горячо и влюблённо целует ей холодные руки, трётся о них щекой:

– Родная, я здесь, я с тобой… моя любимая… я здесь… милая, дорогая, всё будет хорошо… ты слышишь? Я рядом… моя родная…

Астори рвано и сдавленно глотает воздух, силится овладеть собой. Кашляет сиплыми лающими рыданиями. Сердце колотится о рёбра, как птица о прутья клетки; лёгкие сдулись, вдохнуть невозможно, и горло рвут гневные душные слёзы, которые ни освежают, ни облегчают, ни утешают.

Тадеуш целует её в лоб и приносит воды. Астори лихорадочно пьёт, клацая зубами о грани стакана. Её знобит.

– Любимая, потерпи немного…

Он обмакивает вату в пиалу с водой и начинает стирать с лица Астори толстый слой крема и пудры. Астори морщится, шипит.

– Тихо, моя радость… я осторожно…

От его ласковых бережных прикосновений становится только больнее: кажется, с неё содрали кожу, оставив лишь обнажённые нервы и голое мясо. Астори прикусывает губу. Тадеуш кладёт руку ей на запястье, гладит его пальцами, не отрываясь от работы.

– Я убила их, – произносит Астори. Вытягивает ладони. – Вот этими руками. Я выстрелила. Дважды. Я убила их, Тадеуш.

– Я знаю, – спокойно отвечает он и поднимается, чтобы отщипнуть новый кусок ваты. Возится у комода, закатав рукава.

– Я бы сделала это снова. Не задумавшись. – Астори хмыкает. – Они не приходят ко мне в кошмарах, не мерещатся, не… я убила людей, Тадеуш. И меня не мучает совесть. Ты понимаешь?

– Да, милая. Понимаю.

Она шмыгает носом, вскидывает горящий взгляд.

– А ты не боишься, что я… я такая же, как мой отец? Я держала пистолет, я нажимала на спусковой крючок… я видела их глаза, когда они умирали. И мне плевать. Если нужно будет… я опять убью, Тадеуш. Я смогу. Я уже смогла.

Астори стискивает зубы.

– Я жалею только о том, что не успела уложить всех.

Тадеуш наливает свежую воду. Негромкий голос звучит твёрдо и жёстко.

– Это были полоумные придурки, ты помнишь; они не принадлежат официальным террористическим организациям Севера, просто нахватались оружия и дурацких идей и решили за раз изменить государство. Те двое, что выжили, проведут остаток жизни за решёткой. – Тадеуш оборачивается. – Я тоже жалею, что ты не убила их всех.

Воцаряется удивлённое молчание. Он продолжает оттирать ей лицо ненавязчиво и чутко. Астори облизывает губы.

– Они хотели изнасиловать меня. Об этом ты тоже знал?

Вата замирает у него в пальцах. Он приоткрывает рот.

– Н-не… нет…

Астори вымученно усмехается, глядя в потолок.

– Я никогда не рассказывала тебе, зачем училась стрелять? Вот именно за этим. – Глаза щиплет, она резко вдыхает. Улыбка змеится по разбитым губам. – Ты вообще представляешь, каково провинциальной девчонке-сироте в столице? Нет? Я чудом поступила на международные отношения в пелленорский государственный университет. Молилась на профессоров. Училась днями и ночами… денег на еду не хватало. Ты знаешь, какие там попадаются снобы из золотой молодёжи… у них есть деньги. У них папочки-дипломаты. Они приезжают на дорогих машинах… а ты глотаешь дешёвый кофе в столовой и трясёшься над конспектами.

Тадеуш смотрит на неё и держит за руку. Астори давится смешком.

– Устраиваешься на стажировку в МИД и – ты на вершине блаженства. Не платят, но это всё равно. Ты вкалываешь как проклятая: учёба – стажировка – подработка – учёба – ты пашешь, а потом приходят богатенькие мальчики и девочки и просто всё берут себе! Понимаешь? Потому что у них полно денег, а ты никто! А у тебя нет сил налить чай утром, потому что всю ночь готовилась к сессии!

Астори глухо рычит, стукает кулаком по коленям. Тадеуш крепче перехватывает её запястье.

– А потом… потом кто-то из них кладёт на тебя глаз. Они думают, что им всё можно… а ты такая глупая… – Пауза. – Меня пытались изнасиловать. Дважды. Оставили шрам… И после первого раза я поняла, что если ты не умеешь защищаться – ты пропал. В этом мире можно стать кем-то, только если ты богатый и со связями… или умный и сильный. Сила даёт свободу. Сила спасает.

Астори всхлипывает.

– И я решила стать ссильной, так-кой сильной, чтобы никто и никогда не см-мог меня достать… чтобы они все удавились от з-зависти… – Всхлипы становятся громче. – Я з-знала три правила, без кот-торых не выжить: никогда не п-плачь, никогда не прос-си пощады и н-никогда не сдавайся. Иначе тебя затоп-пчут. Пройдут мимо и не заметят…

– Родная… – шепчет Тадеуш. – Милая, я понимаю…

– Нет, не понимаешь! – Её снова терзают рыдания. Астори задыхается. – Ты даже представить не можешь, каково это – когда ты п-полностью… полностью сломлен… когда ты никто и у тебя ничего нет, а у них есть всё!

Она распахивает воспалённые глаза.

– Или ты не знаешь, как лежит путь женщины в политику? Я узнала, когда устроилась в МИД. Через постель. Мне предлагали, предлагали… а я работала дальше. Вкалывала из последних сил. Верила, что хорошего сотрудника не сократят, даже если ты отказалась переспать с хмырём из пятого отдела…

Она закрывает лицо руками и надорванно плачет. Тадеуш садится на кровать, обнимает её, притягивает к себе и целует в висок.

– Любимая… радость моя…

Астори рыдает у него на плече. Долго и устало. Тадеуш откидывается назад, ложится поудобнее, и Астори, опустив голову ему на грудь, сотрясается в судорогах. Она выпотрошена. Словно её вскрыли, поиграли с ней и выбросили на свалку, как ненужную бракованную вещь.

Когда она успокаивается, он опять наливает ей воды. Астори сидит, сгорбившись, и бессмысленно рассматривает узор на ковре. На улице поздняя ночь.

– Теперь… теперь тебе всё обо мне известно. – Она цокает языком. – Убийца отец… сама убийца… тяжёлое прошлое… Тадеуш, я боюсь себя. Я понятия не имею, на что ещё способна.

– Не волнуйся, Астори. – Он подаёт ей полный стакан. – Я и так знал, кто ты.

– Откуда? – фыркает она. – Даже я сама этого не знаю.

Тадеуш улыбается, трогает её щеку, поглаживая большим пальцем.

– Ты – Астори Гермион Арвейн. Королева Эглерта. Член Совета. Ты – женщина, которую я люблю. Поверь, родная, я тебя знаю.

Она криво усмехается. Отпивает.

– Я… я просто всю жизнь пыталась быть… хорошей. Хорошей ученицей. Хорошей женой. Хорошей матерью. Хорошей… королевой. И у меня ничего не получилось. – Астори отводит пряди волос с шеи. – Я вдова. Я кошмарная мать. И я ужасная королева. Мой народ ненавидит меня. Мои люди пытаются меня убить.

– Это не правда, – тихо произносит Тадеуш.

– Правда. Я вижу. Может, ты… – Она смотрит на дно стакана. – Может, ты сделал ошибку, выбрав меня. Я не справляюсь. Если бы был жив Джей, ничего бы этого…

– А теперь послушай меня, Астори. – Тадеуш стискивает ей ладонь. – Джея нет, но если бы он был жив, он бы сказал тебе то же, что и я: встань и сделай их.

Она недоумённо сводит брови.

– Ты королева. И я знаю, на что ты способна. Так прекрати сидеть и жалеть себя, Астори: покажи им, кто ты такая, покажи, что тебя не сломать, что ты достойна носить корону. И даже если я ошибся, родная… ты лучшая ошибка в моей жизни.

Она сглатывает, хватает его руку и прижимается к ней губами.

– Если бы не ты, я бы… я не представляю, что бы я…

– Я в тебя верю, родная. – Он распушает ей волосы. – И я рядом, моя королева.

***

Белая камера. Звук собственных шагов. Астори слушает скрип закрываемой двери, придерживает сумочку, проводя языком по слипшимся губам. С лица Гермиона сползает радостная улыбка.

– Солнышко… я читал в газетах, н-но…

Астори кивает. Рот изгибается в измученной улыбке.

– Здравствуй… папа.

========== 7.1 ==========

Астори заканчивает речь: пальцами впивается в дерево, откидывается назад, расправляя плечи, глядит в зал сухо и выжидающе. Окутанные полутьмой советники кажутся восковыми статуями. Сверху струятся лучи пыльного света; перчатки привычно щекочут кожу. Тихо. Слышны лишь дальние перешёптывания в задних рядах, у самого потолка. Астори собирает бумаги.

– Благодарю за внимание, господа советники.

Она поднимается на своё место рядом с Тадеушем. Садится. Нервно теребит застёжку-молнию на чёрной кожаной папке, покусывает губы, невидяще смотрит на стойку, к которой подходит следующий оратор; ей душно, сердце колотится в горле. Надо бы принять капли. Это первое её серьёзное выступление после летнего нападения на Медовый пик. Она боится, не растеряла ли сноровку, сможет ли держаться так же уверенно, как раньше.

Шрамы на лице зажили… а на душе не заживут никогда.

Тадеуш настоял, чтобы дети прошли реабилитацию у психотерапевта. Астори согласилась, но сама пройти курс отказалась. Она сильная и живучая. Она справится. Тадеуш горячился, мерил шагами её кабинет, стучал ладонями по столу: это глупо, так нельзя, она ведёт себя как ребёнок… Но Астори была непреклонна. Она не хочет – и точка. К тому же, у неё слишком много мыслей, делиться которыми опасно даже с психотерапевтом.

А пока она удваивает охрану в Серебряном дворце и «Зелёной ветви», разговаривает с Энки и Мелли, по-прежнему навещает отца в Аштоне и готовит речь о необходимости введения смертной казни за преступления против государства и королевской семьи. Это – официально. А неофициально – вербует союзников в антисеверный блок, чтобы запастись голосами на то время, когда она вновь попытается провести законопроект о чрезвычайном положении на Севере. А она попытается. Тадеуш пока не знает, и Астори не слишком хочется ему рассказывать, но рано или поздно придётся. Ей известно, каким ударом это станет для него. Он любит Север… а она ненавидит, и они оба желают блага для страны, но Астори желает ещё и выжить и спасти себя и своих детей. И отомстить.

Да, она дочь своего отца. Ей сделали больно – она делает больно в ответ.

Астори втягивает стылый воздух, постукивает каблуком о ножку сиденья. Её сгрызает нетерпение. На сегодня запланировано ещё много дел, и самое важное – посвящение Тадеуша в рыцари. Это было решено три месяца назад. Совет и кабинет министров одобрили предложение Астори, и Тадеушу, который смущённо отпирался и отнекивался, не оставили выбора. Эглерт и королева чересчур многим ему обязаны. Астори хочет отблагодарить его – и дарует ему титул кавалера Алой Подвязки и дворянское звание вместе с рыцарским почётным мечом.

Церемония состоится в шесть вечера.

Уже два пополудни. Прения никак не заканчиваются, а им надо успеть подготовиться… Астори притопывает ногой от досады, мнёт перчатки. Сидящий рядом Тадеуш замечает её раздражение. Он оглядывается, ёрзает, приподнимаясь в кресле, делает вид, что поправляет галстук, и наклоняется к ней, шепча:

– Всё в порядке. Не волнуйся.

Тадеуш слегка сжимает ей колено, массирует его. Астори вздыхает и перехватывает его руку.

– Хорошо.

Наконец заседание Совета завершается. Тадеуш и Астори выходят в коридор одними из первых; она приостанавливается у окна, притворяясь, что заправляет рубашку; он облокачивается на подоконник и ждёт. Большая часть советников проходит вперёд. Астори исподтишка наблюдает за разбредающимися по холлу политиками, бросает на Тадеуша быстрый взгляд и произносит почти не размыкая губ:

– Приедешь сегодня?

Он улыбается, морща веснушчатый нос; лучатся весельем мелкие морщинки вокруг зелёных глаз.

– Если ты приглашаешь…

– Приглашаю. У меня есть новая бутылка торика… и я свободна весь вечер.

Тадеуш усмехается, барабаня пальцами по краю папки.

– Не думаешь, что это опасно? Все газеты и так успели нас поженить после того, как я переночевал у тебя… тогда.

– Ну, значит, хуже уже не будет, – легкомысленно пожимает плечами Астори. – Приезжай.

Их ладони на миг соприкасаются.

– Приеду.

Она отряхивает тёмно-каштановые волосы, лукаво щурится, и в глазах цвета горького шоколада вспыхивают и гаснут золотистые крапинки.

– Отлично. – Астори оттягивает рукав бежевого пиджака, глядит на наручные часы. – Тебе пора… отправляйся домой, ладно? А я как раз доделаю одно дельце… мы встретимся в Серебряном дворце.

– Дельце? Ты о чём? – Тадеуш озабоченно щурится. – Я могу помочь?

– Нет… нет. Всё хорошо. Правда.

Астори дружески кивает, улыбаясь.

– Я сама всё улажу. До встречи.

Тадеуш с минуту медлит, затем вскидывание брови в знак согласия, улыбается в ответ и уходит. Астори наблюдает, как он скрывается в дверях лифта. Выдыхает. Ему бы очень не понравилось то, что она задумала… откровенно говоря, ей и самой это не слишком-то нравится. Но выбора нет. Если она действительно хочет добиться своего, придётся переступить через былые обиды и неприязнь.

Однажды Тадеуш узнает об этом и будет в ярости. Астори боится представить, что случится тогда.

Увы, ей не оставили шансов быть милосердной. Она не отступится.

«Жёлтые» после дебатов обретаются обычно на первом этаже, около бара, в укромном уголке, на серых низких диванчиках. Ни один уважающий себя «зелёный» туда даже не сунется. Но одно из преимуществ и в то же время неудобств того, что ты королева, – вынужденная беспартийность, своеобразная политическая изоляция. Астори не имеет права примкнуть ни к одному объединению, она выше их всех, она отстранённа и беспристрастна.

Должна быть беспристрастной, по крайней мере.

Негласно она с «зелёными»: во-первых, это партия Тадеуша, во-вторых, ей близка их программа осторожных реформ, сочетающая в себе новейшие идеи и древние эглертианские традиции. Золотая середина. Если бы Астори официально пошла на соглашение с «жёлтыми», консерваторами, в чьих заявлениях слышатся отголоски крайнего национализма, это был бы скандал.

Но Астори нужно другое.

Ей нужен Уолриш.

Лидер «жёлтых», старый лорд, почти выживший из ума, её давний противник, которого она ненавидит всей душой… Астори никогда не думала, что наступит день, когда она предложит ему союз. Но поддержка Уолриша, а значит, и большей части «жёлтых», необходима, чтобы перевесить «зелёных» и стайку дружественных им партий при голосовании. Когда её проект о чрезвычайном положении будет готов, она покажет его Совету, чтобы выслушать «за» и «против». Если она сумеет правильно разыграть карты и расставить акценты… даже Тадеуш не сможет ей помешать.

Астори решила окончательно и бесповоротно: она усмирит Север, а если он не пожелает усмиряться – заставит бунтовщиков захлебнуться в собственной крови. Верные ей правительственные войска втопчут мятежников в неблагодарную и лживую северную землю.

Она подходит к «жёлтым», настороженно умолкающим при её виде, и приветствует их деловым кивком.

– Здравствуйте, господа… Ваша светлость, можно вас на минуту?

– Разумеется, Ваше Величество. – Уолриш с кряхтением поднимается, хрустя суставами, и отходит с Астори за угол. Она оглядывается, лихорадочно облизывая губы.

– Чем обязан такой чести?

– У меня предложение к вам, – быстро говорит она, прищуривая глаза.

– Какое же?

– Не стану тратить ваше время и буду полностью откровенна: мы можем заключить сделку. – Астори остро вдыхает. Она рискует. Страшно представить, что сделается с Тадеушем, когда он узнает. – В скором времени я собираюсь повторить попытку… заново ввести проект о чрезвычайном положении на Севере. Вы помните его.

Уолриш кивает, засовывая руки в карманы. Астори смотрит на его запавшие глаза с тёмными кругами и вздёрнутый ястребиный нос.

– Помню. Только не понимаю, какая мне выгода…

– Запись с вашими угрозами всё ещё у меня. Если ваша партия поддержит меня… я отдам запись вам. – Астори поправляет перчатку. – Вы же понимаете, что висите на волоске. Если я обнародую запись, вы всё потеряете. А так… ваша безопасность в обмен на голоса.

– Интересно, – ухмыляется Уолриш. – Неужели вы настолько хотите отомстить, Ваше Величество? Настолько, что пришли за помощью ко мне?

Астори вскидывает голову.

– Это вас не касается, – ледяным тоном отрезает она. – Я предлагаю взаимовыгодный обмен – вы согласны или нет? Я спрашиваю лишь один раз. Второго шанса у вас не будет, ваша светлость.

Тонкие губы расплываются в усмешке.

– Согласен.

– Чудно. Запись получите после того, как я получу свои голоса.

– А я могу вам доверять? – тихо спрашивает Уолриш, изгибая бровь. Астори выпрямляется.

– Поверьте, я держу своё слово. Не сомневайтесь во мне – вы знаете, это плохо кончается. – Она разворачивается на каблуках, но внезапно останавливается. – Да… я думаю, нет надобности объяснять, что наш разговор надо оставить в тайне? Никто из посторонних не должен о нём узнать.

– А разве вы не рассказали господину премьер-министру? – ехидно интересуется Уолриш. Астори поджимает губы.

– Повторяю: вас это не касается. Всего доброго.

– А вы не боитесь, Ваше Величество? – окликает её Уолриш в спину. Астори замирает. Сводит лопатки. – Я одобряю ваши решения… в общем. Северян давно стоит приструнить, но вы ходите по тонкому льду… или вы не помните, что было этим летом? А четыре года назад на площади? Что будет делать Эглерт, если останется без монарха?

– Всё та же пластинка… – Астори оглядывается с вызывающей улыбкой. Упрямо выдвигает подбородок. – Эглерт не останется без монарха. Я знаю, на что иду… но это всё равно.

Она проводит языком по зубам.

– Мне больше не страшно. До свидания, ваша светлость.

Каблуки цокают по коридору.

***

В зале Серебряного дворца тесно и оживлённо; шепчутся приглашённые, достойнейшие люди королевства – политики, учёные, деятели искусства с родными и близкими друзьями. Каждый награждаемый имеет право привести с собой до трёх человек. С минуты на минуту начнётся церемония, затем будет долгий банкет.

Астори, стоящая за красным пологом, различает Тадеуша сквозь узкую щёлочку между сомкнутыми струящимися тканями: он сидит в первом ряду, седьмой слева, между Фаушем ди Мульниче и бактериологом Эделин ди Кармелл. Беседует с экс-премьером. Смеётся. Астори кажется, она различает его звонкий голос среди царящего вокруг гомона.

– Ваше Величество, мы можем начинать, – подсказывает выныривающий из-за красного занавеса камердинер. Астори кивает.

– Хорошо. Давайте.

Раздаётся густой бас диктора. Гул утихает. Галстуки и вечерние платья дышат напряжением и сдержанным волнением; Астори разминает руки в перчатках, поправляет тяжёлую корону, обручем сдавившую виски. Вдох-выдох.

– Её Величество королева Эглерта, Астори Арвейн!

Она выходит из закулисья на сцену: идеальная осанка, величавая грация в движениях, скользяще-ровные взгляды. Останавливается. Гремит торжественный, светлый, плывущий гимн Эглерта; присутствующие встают с мест, вытягиваясь как один по струнке. Астори взирает на них с возвышения. Снова отыскивает Тадеуша, три мгновения любуется его кудрявой тёмной головой и спокойным лицом и взглядывает на Фауша. Он постарел и подряхлел. Они очень давно не виделись.

Начинается церемония награждения. Фауш двенадцатый в списке; ему высочайшей королевской милостью жалуется звание кавалера Ордена Пера за заслуги перед отечеством. Астори прикалывает на лацкан строгого пиджака серебряную брошь в виде шести павлиньих перьев и жмёт бывшему премьер-министру руку. Фауш незаметно подмигивает ей. Астори читает по губам: «Хорошая работа, Ваше Величество».

Тадеуш. Он двадцать девятый. Астори следит за тем, как он поднимается к ней, на ходу заправляя галстук, как неловко улыбается ей и залу одновременно, как теплятся его глаза, когда она подвязывает ему алую почётную перевязь и приказывает опуститься на одно колено. Астори подносят меч. Рукоятка приятно холодит кожу даже сквозь перчатки; Астори трижды плашмя касается клинком плеч Тадеуша, осторожно, нежно, чтобы не навредить. Он встаёт.

– Примите в знак моего глубочайшего к вам расположения, – говорит Астори и протягивает ему меч. Это особая честь – получить оружие из рук монарх, за всю историю Эглерта её удостаивались лишь одиннадцать человек. Тадеуш станет двенадцатым.

Он смотрит на неё с благодарным восторгом. Улыбается. И – запечатлевает на лезвии почтительный поцелуй.

Щёлкают фотоаппараты, работают камеры; у дверей толпятся журналисты. Астори и Тадеуш обмениваются рукопожатием и оборачиваются к прессе. Мгновение – чтобы успели сделать снимок – и Тадеуш отправляется на место. Астори провожает его глазами.

Она знает, этот разговор они ещё продолжат. Сегодня. В спальне.

========== 7.2 ==========

Астори слегка пихает Изюминку коленом в бок и натягивает поводья. Кобылка послушно сворачивает влево, труся по шуршащему гравию дорожки; аллеи королевского парка оглашаются рассыпчатым дружелюбным ржанием. Преет сырой ноябрьский воздух. Астори потряхивает в седле; в лицо дует обволакивающий ветер, ероша темно-каштановые волосы за спиной. Крупно дышит лошадь – Астори всем телом чувствует её дыхание. Перехватывает уздечку уверенными руками. Изюминка ускоряет шаг, мгновение – и переходит на размашистый галоп, звеня копытами. Развевается длинная грива.

Астори прикрикивает, вдавливает пятки в раздувающиеся напряженные бока кобылы: быстрее, быстрее, чтобы сердце выскочило из груди, чтобы земля перевернулась от этой бешеной скачки. Прыжок – они берут барьер. Тяжелое приземление. Астори протяжно вдыхает носом, запрокидывает голову и смеётся. Изюминка фыркает.

– Молодец, девочка. – Астори хлопает её по шее. – Но ты можешь лучше, я знаю. Попробуем снова?

Холод щиплет обнаженную шею и лицо. Астори лукаво покусывает губы, расправляя плечи. Ей весело. Конные прогулки всегда помогают взбодриться, а сегодня она хотела ещё и пострелять. Это приятно вдвойне. Астори и Изюминка нарезают несколько кругов по парку, затем Астори спешивается, бросает поводья служащему и подходит к расставленным мишеням. Достает пистолет. Ласково взвешивает его на ладони – маленькая черная машина смерти, так уютно ложащаяся в руку.