Текст книги "Возвращение Черного Еретика (СИ)"

Автор книги: lisimern1

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 27 страниц)

Тадеуш вцепляется в кудрявые тёмные волосы и лохматит их с каким-то странным остервенением. Думай, думай, думай… Ну же, Тед, тебя всегда считали способным парнем, так напряги мозги… Свою первую речь он уже произнёс, остаётся вторая, но хватит ли её? Он не знает. В Совете присутствуют Уолриш и его команда – большая часть «жёлтых».

Опасные противники. Есть, конечно, ещё «дубоголовые», «зейкен» и прочие мелкие партии, прибивающиеся то к одному, то к другому крупному объединению, но это не так страшно.

Тадеуш дёргает себя за уши и опустошает третий стакан воды. Перерыв заканчивается через пятнадцать минут. Времени совсем мало.

Кто-то хлопает его по плечу и садится рядом. Тадеуш оборачивается: Касс, старый приятель, вместе учились в Академии. Тадеуш улыбается, крепко пожимает ему руку. Касс усаживается рядом.

– Эй, как ты? Слышал твою речь: отжёг, как всегда. «Жёлтые» поразевали пасти, ну да к чёрту их! Ты их уделаешь во втором туре, я уверен.

– Будем надеяться, – отвечает Тадеуш, подтягивая ослабившийся галстук. – Ты знаешь, у Массима острый язык. Да и Дього режет, как бритва. С ними тяжело тягаться.

– Справишься, – уверенно говорит Касс и заказывает им обоим тёмный торик. – И всё равно до сих не понимаю… чего ты влез в это дело? Считай, безнадёга… нет, я знаю, ты самого чёрта уломаешь на что угодно, но, Тед…

– Я просто должен это сделать. – Тадеуш смотрит в пустой стакан и не поднимает головы. – Должен. Мне пора, Касс: надо готовиться. Пожелай мне удачи.

В зал Тадеуш идёт, как на казнь. Галстук жмёт; в руках – папка, слова вертятся на языке, готовые в любой момент разразиться потоком красноречия. Он готов. Наверно.

Но королева ждёт хороших новостей, и он не может её подвести.

***

Астори кажется, что она готова сгрызть собственную ручку от волнения. Уже три пополудни, дебаты должны были кончиться час назад! И где носит Тадеуша? Она стучит носком туфли о ножку низкого удобного кресла и смотрит в окно. На душе муторно. Он ведь обещал приехать… но когда же, когда? Она не вынесет больше ни минуты в неизвестности!

Астори встаёт и меряет комнату шагами. Тикают часы, раздаётся мягкий звук впечатывания каблуков в ковёр – и только. До оторопи тихо. Астори кусает губы: не в её натуре сидеть сложа руки и ждать непонятно чего. Её разрывает беспокойство. А вдруг – нет?..

А вдруг…

Стучатся. Это камердинер. Астори оборачивается, отводит пряди и читает по губам: премьер-министр-здесь.

Тадеуш приехал. Наконец-то.

Её несёт, как на крыльях, хотя ноги подгибаются от тревоги, совсем выевшей Астори за эти часы изнурительного томления. Нет. Стоп. Стоп. Остановиться, не мчаться на всех парах – куда это годится? Она не девочка – королева. Надо держать марку.

Тадеуш стоит у дверей; они встречаются глазами, миг – и Астори понимает, что полностью выгорела. Сил нет совсем. Абсолютно ни на что. Она застывает, глядит на него и смазанно осознаёт, что просто рада его видеть. Как будто они вечность не встречались. Тадеуш мгновенно понимает всё – с первого взгляда, и слава Мастеру, – ему даже объяснять ничего не надо. Астори и не смогла бы. Морщится нос в редких веснушках, губы расходятся в знакомой мальчишечьей улыбке, в зелёных глазах пляшут искорки. Он кивает, и Астори чувствует, как на неё льётся поток тепла и света:

– Мы победили.

Кажется, она только этого и ждала, чтобы наконец позволить истощённому волнением телу сдаться: колени подкашиваются, и она падает в кресло, не отрывая от Тадеуша взгляда. Неужели. О Мастер, неужели.

– Пра… правда? – выдавливает она. Он энергично трясёт головой. – К-как?

– Было непросто, у нас перевес буквально в несколько голосов, до последнего шли ноздря в ноздрю – Уолриш постарался, но… но всё закончилось. Поздравляю, госпожа советница.

От его глаз разбегаются мелкие лукавые морщинки, и Астори переводит дыхание. Молчит. Пробует новое звание на вкус – как оно звучит?

Победа. Победа. У них получилось.

– Это была… маленькая революция? – улыбается Астори, встряхивая волосами.

– Да. – Брови Тадеуша радостно приподнимаются. – И мы сделали это.

– Вы. Вы сделали. Даже не представляю, как вам удалось, – честно говорит она, благодарно глядя на него. Тадеуш смущённо поводит плечами, не находит, что ответить, и Астори внезапно замечает, что он всё ещё стоит, – она не разрешала ему сесть. Торопливо старается исправить промах: встаёт, шагает к нему навстречу и берёт за руку. Отчего-то сейчас это кажется самым правильным, что можно сделать, словно у неё на свете нет никого ближе его. Они вместе совершили почти невозможное…

Он совершил для неё.

Эта мысль бьёт током и задевает какое-то смутное чувство в душе, но Астори гонит его прочь.

– Вы настоящий волшебник, – говорит она, сжимая тёплую и мягкую ладонь Тадеуша. – Если бы не вы… я… я даже не знаю, как и благодарить вас.

Тадеуш опять улыбается – беззащитно и ясно.

– Что вы, не стоит благодарности. Я всего лишь выполнял свой долг.

Они смотрят друг другу в глаза, молчат, и то самое странное чувство неправильности опять задевает Астори по сердцу. Что-то не так… с ней. С ним. С тем, как они глядят друг на друга. Астори понимает это в одно мгновение, и становится страшно, холодно и противно. Она видит себя со стороны – глазами Джея.

Нет. Ради Мастера, нет.

Она не может… позволить себе этого.

Астори отстраняется, заводит руки за спину и облизывает губы. Тадеуш явно растерян такой резкой переменой. Он сделал что-то не так? Позволил себе слишком много?

– Что ж, вы… вы проделали хорошую работу. Я никогда этого не забуду. Спасибо, – ещё раз сухо благодарит Астори, пряча взгляд. Тадеуш не смеет больше её задерживать. Королева ясно дала понять, что приём окончен. Он не показывает, что разочарован, быть может, и сам этого до конца не осознаёт, но уносит в сердце горькое тоскливое ощущение одиночества.

Наверно, виноват всё же он.

Дурак.

Астори смотрит на дверь, в которую он вышел, и не слышит окликающей её няни.

Ей жаль.

Но она никогда в этом не признается.

========== 2.2 ==========

Астори стискивает зубы: стоило ожидать, что Уолриш так просто не сдастся. Старая крыса. Она разглаживает пальцем лежащую на столе утреннюю газету так старательно, точно хочет протереть в ней дыру. Вот тут, прямо на его мерзкой ухмыляющейся роже.

Астори едва сдерживается, чтобы не зарычать. Подлец.

В трубке звучат гудки. Равномерно, долго и холодно: просачиваются каплями в мозг, выедают мысли. Астори ждёт, читая и не читая уже вызубренный наизусть текст. Внутри неё всё клокочет от злости.

Наконец слышится тёплый сонный голос, слегка севший, как после проглоченного зевка:

– Да?

– Читали с утра газеты? – в лоб спрашивает Астори. Ей сейчас не до этикета. В трубке что-то шуршит и щёлкает, кажется, ткань или пружины кровати, и она внезапно осознаёт, как неловко получилось: позвонила, считай, постороннему человеку в такой ранний (нет ещё восьми) час, не поздоровалась, не представилась даже… застала его в постели. Может, и разбудила. Астори невольно представляет Тадеуша – заспанного, со смявшимися тёмными волосами и остатками сна в зелёных глазах, в белой домашней футболке, и сжимает ладонь в кулак.

– Ваше Величество?.. – Она почти видит, как сходятся непонимающие морщинки надо лбом. – Н-нет… честно, нет, я только… вставал…

Одним движением головы Астори отгоняет ненужные мысли (за них она позже будет на себя злиться) и сосредотачивается на настоящем.

– Советую прочесть.

– Хорошо. – Тадеуш уже полностью серьёзен и собран. – Их должны были оставить внизу… я сейчас спущусь и…

– Я подожду.

Она чувствует себя глупо, стискивая трубку и до боли вслушиваясь в приглушённые звуки на том конце провода. Что он делает сейчас? Астори борется с желанием закрыть глаза и представить. Представить, как он откидывает простыню, как запахивает халат, надевает тапочки и спускается вниз по лестнице… она помнит квартиру на Ореховой улице. Её предоставляют в распоряжение каждого нового премьера и его семьи. В последний раз она была там в гостях у Фауша… он приглашал их с Джеем…

– Я здесь, Ваше Величество. – Хрустит свежая бумага (пару часов назад – из типографии), Тадеуш хмурится – судя по голосу – и тут же замолкает. Увидел. Ну естественно, трудно не заметить: первая полоса.

– Оценили? – Астори скрипит зубами. – Уолриш работает быстро. В прессе меня уже успели заклеймить «королевой-самозванкой» и «коронованной выскочкой»… конечно, с его подачи…

– Мы это предполагали. Не думали, что так скоро, но… Ваше Величество, мне очень жаль…

– Не надо. – Она резко вдыхает. – Господин премьер-министр, мы должны что-то сделать. Ответить. Это нельзя оставить просто так.

– Я знаю… но…

– Я не спущу ему это с рук! – Астори впивается ногтями в ладонь, сдерживая себя, и замолкает на секунду. – Ни за что. Вы слышите? Я сказала, ни за что.

– Могу вас уверить, я вполне разделяю ваше негодование, и всё же… не надо действовать сгоряча. Давайте так: на следующей неделе ваше первое выступление в Совете. Уолриш точно будет там. До тех пор ничего не предпринимайте… хорошо? К тому же выходные – не лучшее время для серьёзных решений.

Астори не чувствует в его спокойном умиротворяющем голосе упрёка, но ей всё равно становится стыдно. Подняла человека ни свет ни заря в его законный выходной… растормошила… навесила своих забот… он не обязан разбираться с Уолришем. С его репутацией всё хорошо – пока.

Но только пока.

– Да. Договорились. Приятного дня.

К прениям – её первым прениям в Совете! – Астори готовится тщательно и долго, не забывает ни единой мелочи. Всё это они старательно прорабатывали с Тадеушем. Речь, походка, мимика, жесты… Отточено вплоть до незначительнейшей подробности, хорошо поставлено и заучено. Впрочем, она никогда не узнает, готова ли, если не попробует. Астори репетирует часами перед зеркалом и вместе с Тадеушем, но это не то. Она рвётся в настоящую битву.

Народ смятён, кое-где вспыхивают волнения; большая часть знати и около половины виднейших политиков недовольны. Ещё бы. На их памяти такое происходит впервые: монарх-чужестранец, да вдобавок – женщина, которая к тому же вознамерилась войти в Совет! Где такое слыхано? Внимание целого мира приковано к тому, что происходит в маленьком Эглерте. СМИ бушуют. Астори прекрасно понимает, что нажила себе немало врагов и потеряла немало друзей. Коронации ей не простили. А уж того, что затевается теперь… тем более не простят.

Но у неё есть Тадеуш и привычка идти до конца.

Во Дворец Советов они добираются раздельно: Астори – от королевской резиденции, Тадеуш – от апартаментов на Ореховой улице. Обоим одинаково недалеко; они прибывают почти одновременно. Тадеуш слегка кивает Астори на улице, поправляя галстук, пропускает её вперёд и поднимается по ступенькам следом. Перед ними распахивают двери.

Астори на секунду замирает, но тут же берёт себя в руки. Внутри просторно, светло, прохладно; блестят деревянные полы и кожаные диваны и кресла, строгие, угловатые, не располагающие к уюту; светят аккуратные люстры. Всё дышит величием и сквозящим холодком высокой политики. Да. Такому месту она хочет принадлежать.

Ей уступают дорогу, кланяются; Астори старается не обращать внимания. Смотреть прямо перед собой – как Тадеуш учил. Дышать. Чувствовать облачёнными в перчатки пальцами папку… Астори прерывисто вздыхает. Трёхэтажное здание оборудовано шестью лифтами, но она выбирает широкую лестницу. По ней почти никто не ходит. В одиночестве легче собраться с мыслями и обуздать обжигающее волнение – а это сейчас необходимо.

Хотя она не совсем одна. С ней Тадеуш. Но это ничего, его словно и нет – он умело отходит в сторону, не донимает вопросами, он просто… рядом. Этого хватает, чтобы голова начала работать лучше.

Они на втором этаже. В конце коридора – дверь. В запасе ещё минут десять, и Астори, несколько разобравшаяся в себе, чувствует острое желание поговорить. Тадеуш улавливает его с полувзгляда.

– Мы репетировали. Без единой помарки. Всё пройдёт отлично, – отрывисто говорит он, и его короткие рубленые фразы, как швы, скрепляют расползающуюся уверенность Астори. Она кивает. Да. Да. Определённо.

– Говорите…

– Громко и чётко.

– Смотрите…

– В одну точку. Не искать вас взглядом, не отвлекаться.

– Потом…

– Выдержать паузу для вопросов. Даже если их не должно быть. Не забыть попрощаться, да, я помню.

– Замечательно. – Тадеуш бросает короткий взгляд на часы. – Семь минут.

Она слышит невысказанную просьбу в его интонации.

– Я справлюсь тут одна, вы вполне можете отлучиться… всё в порядке. Спасибо.

Тадеуш с благодарностью кивает, в последний раз встревоженно оглядывает её с головы до ног и исчезает. Астори кладёт папку на диван. У неё дрожат колени.

Мимо проходят советники; кто-то узнает её, кланяется, но Астори не слышит. Она ищет взглядом одного конкретного человека, ищет упорно и настойчиво – и находит его. Лорд Уолриш. Старый гад, переползший ей дорогу.

Она обещала Тадеушу ничего не предпринимать до дня дебатов… и он настал.

Она не прощает оскорблений.

Астори не дожидается, пока Уолриш заметит её: подходит первая, сцепляет пальцы и откидывает копну тёмно-каштановых волос на спину.

– Ваша светлость?

Он оборачивается, дёргает ястребиным носом, не в силах сдержать отвращения и ярости. Блёклые стариковские глаза сужаются.

– Ты? – выдыхает он тихо и жестом отпускает собеседника. – Всё-таки пришла, да?

– Вы забыли добавить «Ваше Величество», – поправляет Астори с обманчивой доброжелательностью. – Я всё ещё ваша королева.

– Пока что, – цедит Уолриш. Астори приподнимает бровь.

– Вот как?

Он наклоняется, и она едва подавляет желание отшатнуться, как от ядовитой змеи.

– Ты даже представить не можешь, во что влезла, девчонка. Замахнулась на то, что тебе не по силам. Эглерт никогда тебя не примет.

Астори старается сохранить хотя бы видимость хладнокровия, но дрожащие руки и голос её выдают.

– Посмотрим. – Она судорожно облизывает пересохшие губы и добавляет:

– Любопытные в последнее время статьи в газетах, не находите?

Уолриш всё понимает: пакостно улыбается.

– Вам понравилось, Ваше Величество? Я ведь предупреждал. Самозванке недолго быть на троне.

– Как мило с вашей стороны говорить мне об этом.

Астори, к счастью, находит нужную интонацию: ледяную, полную иронии. Она лишь сильнее выводит из себя Уолриша.

– Народ взбунтуется. Попомните моё слово. Вы навели шуму в целом королевстве, всё перевернули с ног на голову… Уходите сами подобру-поздорову.

– Иначе что? – Астори легко склоняет голову набок, отчего серёжки бьются о щёки. – Сожжёте меня на костре, когда это делалось раньше с неугодными девочками-наследницами?

– Может, и не зря делалось, – шипит Уолриш. – Женщина у власти – к беде.

Астори усмехается, прикусывает губу, съедая неброскую помаду.

– Значит, в этом вся моя вина? В том, что я – женщина, которая получила престол? Которая обставила вас? Да, ваша светлость? Вам стоит понять, что иногда лучший король – это королева.

Уолриш морщится, точно проглотил лимон.

– Неужели ты думаешь, будто сможешь победить? Это смешно, девочка…

Астори смеряет его полным презрения взглядом.

– А мне не нужно думать. Я уже победила. Я хотела стать королевой – и стала. Я хотела войти в Совет – и вошла.

– У тебя не получится выигрывать вечно, – выплёвывает Уолриш. – Все мы терпим поражения, и однажды…

– Все, кроме меня. Я всегда выигрываю. До свидания.

Она круто разворачивается и уходит, не давая ему возможности договорить. Она решает, что разговор окончен. Она решает, что победила. Опять.

Тадеуш встречает её у двери, взглядом спрашивает: «всё хорошо?» Астори быстро и слабо улыбается, на ходу кивая, берёт папку. Ни к чему тревожить его лишний раз. Они выжидают несколько минут; за закрытыми дверьми слышно, как беседуют и рассаживаются советники. Астори сглатывает ком в горле. Её немного колотит мандраж, но это скоро пройдёт. Она уверена.

– Вы справитесь, – шепчет Тадеуш.

Раздаётся громогласное «Её Величество королева Эглерта Астори Арвейн!»; тонко гремят трубы, распахиваются двери, и Астори входит в зал совещаний. Её приветствуют рукоплесканиями. Ещё пятнадцать секунд спустя сзади объявляют «Премьер-министр Эглерта Тадеуш Бартон». Снова аплодисменты.

Тадеуш, улыбаясь и кивая, проходит на своё место в одном из первых рядов, расположенных полукругом напротив стойки выступающих, у которой сейчас стоит Астори. Микрофон работает, проверять нет смысла. Текст вытащен из папки. Пальцы в перчатках впиваются в дерево до онемения.

В глазах гаснет свет. Она говорит.

Королева говорит.

========== 2.3 ==========

Астори просыпается от жажды. Так часто бывает в последнее время – горло сдавливает и словно скребёт наждачкой или полощет сухим песком. Неприятно. Она морщится, переворачивается на другой бок, выпрастывает руку из-под одеяла и распахивает слипающиеся глаза. Пора сказать себе «доброе утро» и встать. Даже если будильник ещё не зазвенел.

Семь часов. Только-только рассвело: зимнее розовое солнце прячется в бездонном омуте зеркала, играет крапинками и полосками на обоях. Астори подпоясывает халат и щурится. Ей всё ещё очень хочется спать, но если решила – нельзя – значит, нельзя. Она потягивается. Хрустит спина, мягкие кудрявые волосы тяжёлым водопадом опускаются на спину, по телу разливается прохладная бодрость, и дремота понемногу отступает. Вот так.

Выпивает стакан воды, проверяет детей – сопят в кроватках. Две пушистые головки-одуванчики. Две маленькие частички Джея. Астори нежно целует их и на цыпочках уходит.

Сегодня она ждёт Тадеуша спозаранку. Астори застёгивает свежую белую рубашку и хмурится. Нет. Это должно звучать не так.

Королева ждёт премьер-министра на аудиенцию.

Да. Именно.

Королева и премьер-министр.

Только деловые отношения.

Эти мысли придают ей уверенности, сковывают неуютное дрожащее смятение внутри. Она откладывает расчёску и пальцами взбивает у корней тёмно-каштановые густые волосы. Разминает шею. Когда у них следующие дебаты? Кажется, в пятницу… да, определённо. Речь пойдёт о проблеме с северными провинциями, и Астори хочется быть готовой к обсуждению такого важного вопроса, остававшегося болезненно актуальным уже очень давно. Едва ли не с самого образования Эглерта.

Северные провинции всегда были головной болью эглертианских правителей, раковой опухолью на теле страны, самой хлопотной областью королевства. Они меньше южных почти вдвое и во столько же раз беднее. Их движущая пружина, якорь, позволяющий оставаться на плаву – тяжёлая промышленность: на их территории находились короткие и невысокие пояса гор Эрко-Альбичче и Эрко-Ас-Малларас с богатыми залежами руд.

Астори прикусывает губу и думает.

Северные провинции. Больное место каждого эглертианца.

Она мельком слышала о них при жизни старого короля. Об этом велись ожесточённые споры в Совете и на всех телеканалах, на страницах даже самой захудалой газетёнки, но в семейном кругу эту тему затрагивали редко. Астори тогда в политику не вникала: она думала о Джее, своей семье и ещё не рождённых детях, которых носила под сердцем.

Теперь всё изменилось.

Родились дети. Нет короля – зато есть королева. Нет Джея… есть премьер-министр.

Всё изменилось. Ну, или почти всё.

Северные провинции по-прежнему – как бельмо на глазу.

Камердинер сообщает, что прибыл премьер-министр. Астори выходит его встречать. В кабинете тепло и уютно, шуршит под каблуками ковёр, мерно поскрипывает отворяемая дверь, в которой показывается кудрявая голова Тадеуша, а затем и он сам – целиком, с редкими веснушками, угловатыми плечами, неловкой робостью в движениях и ласковой улыбкой, от которой разбегаются мелкие морщинки вокруг глаз. Астори принимает его поклон, протягивает руку для поцелуя – Тадеуш плавно опускается на одно колено и касается губами её пальцев. Осторожно. Почти неощутимо.

Они садятся в кресла, и Астори расправляет бордовую юбку, не замечая – или позволяя себе не замечать – быстрый взгляд Тадеуша.

Одна секунда, ну, может, две, и он отводит глаза. Но успевает увидеть очень многое.

Например, как лежат небрежными волнами на плечах тёмно-каштановые кудри, как отражается солнце в карих, цвета горького шоколада, глазах, рассыпаясь золотистыми крапинками, как поджимаются губы и рука подпирает подбородок, когда она слушает его доклад… То, чего не следовало бы видеть. На что не стоило бы обращать внимание. Он утвердительно приподнимает брови, кивает, когда Астори задаёт вопросы. Тадеуш знает, что может взять себя в руки. Он политик. Он умеет контролировать эмоции.

И ему хочется понять лишь одно: она тоже умело сдерживает чувства… или сдерживать попросту нечего?

– Относительно пятничных дебатов… – протягивает он, листая бумаги и задумчиво щёлкая ручкой. – Вы уже решили, за кого будете голосовать?

– Я даже начала работу над речью. Позавчера днём. – Астори заводит прядь за ухо. – Я за Джемиша ди Марцесс. Однозначно.

Лицо Тадеуша вытягивается. Он закрывает папку и откладывает ручку, медленно выпрямляясь.

– Вы сказали… ди Марцесс? Который предлагает новые налоги для северных металлургических компаний?

– Именно, – спокойно кивает Астори. – А разве что-то не так?

– Но… но вы же не… вы…

Астори изумлена, растеряна, почти напугана и всё-таки пока ещё не рассержена: она впервые видит, как Тадеуш давится словами. Что она такого сказала? Она как-то… задела его? Обидела? Она хмурится, чувствуя неясную, но тяготящую вину. Наверно, стоит извиниться… непонятно, правда, за что, но…

Но она мгновенно чувствует: что-то между ними изменилось. И от этого не щекочуще приятно, не легко, не стыдно – от этого тяжело, словно наглоталась свинца. Глаза Тадеуша тускнеют. Улыбка гаснет. Астори осознаёт, как непривычно видеть его без этой постоянной лучащейся улыбки. Нет, он и прежде бывал в её присутствии напряжённым и сосредоточенным, да хотя бы на тех же прениях в Совете, Астори знает, как он выглядит в эти моменты – резче очерчиваются неявные скулы, стискивается челюсть, глаза становятся темней и жёстче, голос звучит непривычно отрывисто – но никогда не обращает внимания, потому что эта хлёсткая энергия направлена не на неё. Для неё у Тадеуша всегда припасена улыбка, тёплый кивок, редкое касание локтя – на ходу.

А теперь…

Неужели он злится на неё? За что?

– Может быть… чаю? – неожиданно предлагает она, не успев толком поразмыслить, и сама себе поражается. Тадеуш тоже удивлён. Что ж, отступать поздно.

– Вы…

– У меня есть. С мелиссой. Лимоном. Имбирём. И кексы есть. Хотите? Мы, кажется, почти закончили на сегодня…

Она дружелюбно изгибает левую бровь, словно упрашивая ошеломлённого премьер-министра принять приглашение, и встаёт. Чувствует интуитивно, что поступает верно. Сглаживает острые углы. Тадеуш покорно поднимается и идёт следом в гостиную. Астори указывает на кресло у стола.

– Сидите-сидите, я сама.

Тадеуш садится, не знает, куда себя деть, и потому скользит взглядом по стенам, шкафчикам и потолку с лепниной. Тихо кашляет. Исподтишка наблюдает за Астори. Она ставит перед ним кружку, даёт выбрать пакетик с заваркой и спрашивает, не хочет ли он шоколадку. Тадеуш отказывается.

От мысли, что его поит чаем королева, становится неуютно. К тому же… северные провинции. Разговор о них ещё не окончен.

Он совершенно нетактично пытается упомянуть об этом, но Астори вежливо прерывает его, размешивая сахар:

– Я помню. Давайте… давайте потом, хорошо?.. если вы не торопитесь… просто побеседуем. Мы давно этого не делали.

Тадеуш проглатывает изумление и чай. Астори и сама не до конца понимает, что ею движет. Она… берёт и делает.

Приглашает его на чай. Угощает шоколадом. Предлагает разговор ни о чём.

Это точно она?

Астори хочется думать, что это – часть хитроумного плана по разведыванию мыслей премьер-министра. Это было бы, конечно, погано и мерзко, но тогда она бы ощущала вину только перед собой.

А не перед мужем и детьми.

Они пьют чай. Беседуют о музыке и живописи. Тадеуш понемногу оживляется: искусство – явно его конёк, он говорит непринуждённо и увлекательно, перечисляет художников, расписывавших Серебряный дворец и Таффийскую намину, упоминает композиторов, скульпторов, слегка касается течений и школ… Астори слушает, почти не дыша. И откуда он это знает?

Её туфля упирается в мысок его ботинка. Ненарочно. Астори замирает на минуту, ждёт… ничего. Выдыхает. Она не отводит ногу. Мастер знает почему, это так неправильно… только сегодня. Только сейчас. Завтра она такого не позволит себе. Но сегодня… Особенный случай, она чувствует это. Сегодня можно.

Ей хочется в это верить.

Кексы съедены. Чай выпит. Она собирает чашки, шутливо приказывая сидеть протестующему Тадеушу, и достаёт коробку с тау-ро.

– Сыграем? Заодно и… обсудим… закончим обсуждать…

Он кивает, поправляет пиджак.

– Предупреждаю, я играю отвратительно.

– Я тоже, – доверительно улыбается Астори. – Тем интереснее.

Тадеуш хрустит пальцами, придвигает кресло ближе к столу, пока Астори расставляет фигурки. Эта версия рассчитана на двоих, не на троих, как обычно; Тадеуш разглядывает доску, берёт в руки остроносого советника из красного дерева.

– Что ж… – Астори передвигает белого крохотного пехотинца на две клетки вперёд. – Кажется, мы остановились…

– Да. – Один ход – и красный принц съедает белого пехотинца. Астори фыркает. Тадеуш улыбается одними губами. – Прения в Совете. Налоги.

Она неопределённо поигрывает бровями, и соглашаясь, и не подтверждая полностью. Она явно наступила на больную мозоль сорок минут назад. Теперь это очевидно для неё.

Астори привыкла учиться на своих ошибках. И она осторожничает:

– Так что… – Белый принц идёт на три клетки по диагонали. – Так что вы думаете об этом?

Тадеуш откидывается на спинку кресла. Его пальцы сжимают красного короля, его колено под столом соприкасается с коленом Астори – случайно, разумеется, случайно – и ей становится неожиданно тепло и страшно. Это так неправильно… и так прекрасно…

– Северным провинциям, – начинает он, тщательно подбирая слова, – безусловно, приходится очень… нелегко.

– Даже так?

– Именно. Ваше Величество, вы… вы…

Он не хочет её обидеть, это видно. Астори со вздохом подставляет белого мага под удар. Она всё ещё чувствует его колено.

– Говорите уж прямо.

Тадеуш сглатывает. Двигает красного полководца вперёд.

– Вы совсем недавно в Эглерте, вам… тяжело понять, каково это. Север и Юг… у каждого эглертианца это в крови. С молоком матери впиталось.

Астори не совсем понимает, да. Возможно, никогда не поймёт так, как Тадеуш, Джей, покойный король, продавец поношенной одежды, мусорщик, журналист… любой коренной житель Эглерта. Она чужестранка. У её родины другая история и другие заботы.

Но она выбрала Эглерт. Оставила всё, что было ей дорого, – и выбрала.

И она будет за это бороться.

– Я изучала этот вопрос, – говорит Астори, откладывая съеденного принца. – Да, Север беднее… у Юга есть текстиль, химическая и пищевая промышленность… через него проходят основные торговые связи…

– Север и Юг никогда не были единым целым, – добавляет Тадеуш. – И вряд ли будут.

Да. Астори читала. Северный и Южный Эглерт размежевались в конце двенадцатого века, до пятнадцатого оставались разъединёнными, затем вновь спаялись по какой-то там унии при короле Не-Помню-Как-Звать, и с тех пор Север не прекращал волноваться раз в двадцать пять лет как минимум.

Южане и северяне отличались друг от друга: особенности внешности (северяне мельче и светлее, южане коренастее и смуглее), обычаев, диалектов, традиций… Одно накладывалось на другое.

Присоединённый против воли Север всегда считал себя униженным. Гордый своим богатством и победой Юг всегда немного побаивался собрата.

– Вы… вы не знаете, как непросто сейчас северянам… как было непросто все эти столетия.

Тадеуш поджимает губы, делая ход. Астори слушает.

– Их притесняют. Посмотрите: Совет, пресса, телевидение… всюду на видных постах – только южане. Это несправедливо. Многим приходится скрывать своё происхождение… детей приучают стыдиться его… южане одержали верх, но до сих пор не могут остановиться!.. Ваше Величество… проект ди Марцесса – новый удар по северянам. Известно, что вы в Совете. Станет известно, что вы поддержали этот закон. И тогда… вы настроите против себя Север. Не говоря уже о том… что это просто нечестно.

Астори облизывает губы. Сжимает в потной ладони белого короля. Да, Тадеуш прав, прав, и всё-таки… у неё лишь один вопрос.

– А то, что они сделали с моей семьёй – честно?

Он поднимет взгляд от доски.

– Террористы-северяне, – спокойно уточняет Астори. Маленькая корона из белого дерева ощутимо колет ей большой палец. – Те самые, которые убили моего мужа и отца моих детей. Которые убили короля и принцесс. Вот они. Скажите, господин премьер-министр, это – честно?

Тадеуш моментально сбрасывает пелену собственных раздражения и обиды, чтобы погрузиться в чужие. Он читает у Астори в глазах – звеняще-чистых, с застывшими золотыми крапинками. Он видит, как бьётся жилка на виске. Он понимает.

– Ваше Величество…

Она качает головой и помимо воли улыбается застывшей улыбкой. Теряет контроль. Так нельзя.

– Нечестно. И знаете, знаете, что я хочу сделать?

Она-то знает что. Отомстить. Наказать. Сделать больно – им всем. Потому что они сделали больно ей.

Астори старается не злоупотреблять местью. Но налоги – меньшее, чем она может отплатить за смерть близких. И ей всё равно, что… ей всё равно…

Она чувствует себя беспомощной и глупой. Ей не должно быть всё равно. Она королева.

Тадеуш смотрит на неё. Ждёт. И… слегка надавливает коленом.

О Мастер, дай ей сил.

– Так вы…

Она молчит. Это не вопрос. Это мольба. Астори сглатывает накипающие в горле слёзы и раскрывает ладонь с красными пятнами – в ней тёплый белый король.

– Вы победили.

– Нет. Вы.

Тадеуш улыбается и, поставив короля на стол, аккуратно складывает её пальцы в кулак. Ему хочется поднести эту руку к губам и поцеловать – просто потому, что такая женщина заслуживает, чтобы ей целовали руки. Астори выдыхает. Получается нечто среднее между всхлипыванием и истеричным смешком.

И почему она вдруг так расклеилась? Поняла, какая она ужасная по сравнению с… О Мастер…

– Я не… я… – Она поднимает глаза, втягивает воздух и силится выдавить хоть какое-нибудь подобие улыбки. Тадеуш всё ещё держит её ладонь. – Не знаю…

Он кивает. Понимает. И принимает – это ещё важней.

Ей нужно время. И он готов его дать.

Их колени соприкасаются, а в шкафу есть ещё коробка печений.

И это лучшее, что могло случиться с ними сегодня. Астори уверена.

========== 2.4 ==========

Напряжённым пальцам больно: Астори почти слышит, как хрустят суставы – или, быть может, это сдавленный кашель и чихание в зале. Она крепче вцепляется в стойку, откидывается телом назад, выпрямляя спину и по привычке передёргивая плечами.