Текст книги "Возвращение Черного Еретика (СИ)"

Автор книги: lisimern1

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 27 страниц)

– Я не одна, – отвечает Астори, щурясь. – У меня есть… кавалер.

– Неужели? Но я что-то его не вижу. – Незнакомец показательно вертит головой. – В любом случае, оставлять такую роскошную женщину – непростительное преступление. Считайте, вашего кавалера уже нет.

Она выпрямляет спину.

– Это решать мне, а не вам. Могу я попросить вас удалиться?

Незнакомец насмешливо ухмыляется и подмигивает, ухватив Астори под локоть.

– Можете. Но это не значит, что я послушаюсь.

Судорожно подавив вскипающий гнев, она вцепляется ему в руку ногтями и улыбается напряжённо и жёстко.

– Советую вам уйти.

– Иначе что? Позовёте своего кавалера разобраться со мной? – хохочет незнакомец.

– О, поверьте, если ему останется, с чем разбираться, – вам очень крупно повезёт.

Астори жалеет, что не взяла с собой пистолет. Впрочем, у неё есть зубы… и ногти.

– Милая, у тебя всё хорошо?

За спиной вырастает настороженный Тадеуш с криво приклеенными усами. Незнакомец оглядывает его с ног до головы и отступает, сверкая белозубой усмешкой.

– Всё хорошо. Я взял на себя смелость позаботиться о вашей даме, пока вы…

– Я позабочусь о ней сам, – вежливо перебивает Тадеуш, опуская ладонь на плечо раздражённой Астори. – Не так ли, дорогая?

– Именно, – выдыхает она. – До свидания.

Незнакомец отвешивает чопорный поклон. Гагатовые глаза скользят по Астори.

– До свидания.

***

– Ты уверена, что не выдала себя? – спрашивает Тадеуш уже в гостинице, устраиваясь в кресле с неизменной папкой документов.

Астори плюхается на кровать. Тяжело светит лампа.

– Уверена. Вряд ли он меня узнал… просто очередной подвыпивший нахал, вот и всё. Не волнуйся, Тед.

– Постараюсь. – Он чешет затылок и облизывает губы. Астори устало зарывается пальцами в волосы и прикрывает веки с коротким стоном.

– Надо было взять деньги… купила бы сувениров детям, они ведь ни разу не были в Эльдевейсе… и отцу ещё…

Тадеуш бегло смотрит на неё из-под очков.

– Отцу?.. Значит, ты… снова к нему…

– Да, снова, – произносит Астори с нажимом, распахивая глаза. – Мы это уже обсуждали, Тед.

– Нет, не обсуждали, – ты сама решила, не послушавшись меня.

– Не начинай, пожалуйста…

– Астори, я только хочу понять, – горячится он, складывая очки нервным жестом, – почему ты снова и снова едешь в Аштон, зная, как это опасно? Ты ставишь под угрозу нашу с тобой репутацию и карьеру! Я просил тебя, просил, а ты носишься с этим… этим преступником!..

– Он мой отец! – ощетинивается Астори.

– Он убийца! И ты должна об этом помнить! – Тадеуш мотает головой. – Почему бы тебе не определиться? То ты утверждаешь, что видеть его не желаешь, то проводишь в Аштоне чуть ли не каждые выходные… Астори, пойми уже, чего ты хочешь!

Она ударяет ладонью по кровати.

– Я знаю, чего хочу! – Громко дышит, проводит языком по нижней губе и близоруко прищуривается, сглатывая. – И прямо сейчас – тебя.

Мгновение. Тишина. Тадеуш изучает её взглядом и наконец сдаётся – откладывает папку и развязывает галстук.

– Хорошо.

========== 6.2 ==========

Астори нервно облизывает губы, выходя из машины. На газоне перед изысканно-строгим Дворцом Славы толпятся журналисты, вооружённые телекамерами, микрофонами и энтузиазмом; раздаётся смутный гомон. Сзади, шипя шинами, тормозит автомобиль Тадеуша. Астори глядит наверх. Вивьен Мо, улыбаясь, ждёт их обоих на ступеньках. Солнце печёт затылок; ладони в перчатках преют, от плотной ткани невыносимо душно, но Астори держится: оборачивается, кивком приветствуя прессу, и неспешно поднимается. Краем глаза замечает Тадеуша, – тот запахивает полы пиджака, отдуваясь от жары, – и принимает его поклон. Короткий обмен взглядами – вдох – выдох. Он пропускает её вперёд. Астори спиной ощущает его близость и шагает уверенней.

Сегодня – полуофициальный обед с семейством президента; Вивьен Мо зазывал столь любезно, что отказаться не было никакой возможности. Да Астори и не думала отказываться. Через день-два они отбывают в Эглерт, глупо портить окончательно налаженные отношения перед самым отлётом. Договор о вечной дружбе в силе. Они подумывают ещё и о паре контрактов с эльдевейсийскими транснациональными корпорациями, так что у Астори есть все основания полагать, что поездка удалась на славу.

Она довольна собой и Тадеушем.

А если Вивьен Мо до сих пор ей подозрителен… это не имеет значения.

Президент встречает их хватким и властным рукопожатием и уводит вглубь Дворца Славы. Изнутри он не менее ослепителен, чем снаружи: светлые округлые потолки, раскинувшиеся шатрами над блестящим от чистоты полом, точёные упругие линии стен, герметичные коридоры и деловой уют маленьких кресел. Ещё изумительнее, чем Астори помнит по репортажам.

– Моя жена и брат уже на террасе. – Вивьен Мо нажимает на кнопку лифта. – Надеюсь, вы не возражаете, Ваше Величество. Знаю, вы предпочитаете лестницы, но не мне в мои годы покорять их.

Астори согласно молчит. Конечно, президент лукавит – он вовсе не стар и сохранился отлично. За ним во Дворце Славы глаз да глаз. Его жена, Илада, которая младше Вивьена на пятнадцать лет, тоже необыкновенно хороша собой: смуглая, с пылающими карими глазами и тонкой шеей. Кажется, у неё таспасийские корни. А вот президентского брата ни Астори, ни Тадеуш прежде не встречали и толком не слышали о нём; он то ли предприниматель, то ли ювелир, владеет солидным состоянием и большую часть времени проводит за границей. Астори он не особенно интересует. Ей бы отсидеть обед и вернуться в «Глобус» – вечером она планирует почитать Тадеушу вслух, он давно просил.

– Ваше Величество, господин Бартон… – Вивьен Мо распахивает дверь, ведущую на плоскую крышу. – С Иладой вы знакомы… а это, прошу любить и жаловать, – Вэриан, мой брат.

Сердце чутко дрожит в груди. Что-то не так.

– Это огромная честь для меня, – мурлычет бархатный голос, и перед Астори вырастает тот самый незнакомец из бара. Он ухмыляется. – Чрезвычайно рад.

Она ошарашенно моргает, невольно делает полшага назад, но Вэриан почти хватает её за руку и стискивает ладонь. Гагатовые глаза холодно смеются. Астори, лихорадочно сглатывая комок в горле, слышит тяжёлое дыхание Тадеуша.

– П-приятно познакомиться, господин… Вэриан, – отвечает она, прикусив язык. Вэриан кланяется.

– Вы очаровательны, Ваше Величество. А, господин Бартон!.. Буду счастлив считать себя вашим другом. Знаете, у вас необыкновенно знакомое лицо… скажите, вы никогда не носили усы?

– Нет, никогда, – твёрдо произносит Тадеуш, встряхивая Вэриану руку.

– Жаль. Вам бы пошли.

Илада приветствует их жизнерадостными кивками. Они рассаживаются за низким столиком на залитой солнечной кипящей пеной крыше. Пахнет тёплым камнем. Внизу зеленеет парк, белой рассыпчатой крошкой раскинулся гравий тропинок и утоптанных дорожек; сухой ветер колышет фигурные кусты. Приносят еду. Астори едва дышит, не поднимая взгляда от тарелки; изредка смотрит на Тадеуша, взволнованного не меньше, чем она. Их раскрыли. Вэриану всё известно. Их репутация, честь, доброе имя… целая жизнь может погибнуть в одно мгновение, если нахальный брат президента вздумает поведать о забавном приключении в баре.

С другой стороны… он молчит. Значит, хочет поторговаться.

Что ему нужно?

Они ведут непринуждённую светскую беседу, и Астори сидит как на иголках. Ей кусок в горло не лезет. Так глупо рискнуть… зачем она согласилась? Она боится представить, каково сейчас Тадеушу и какими мыслями он должен уже себя истерзать. Нужно успокоить его по возвращении в гостиницу и заодно обсудить, что им теперь делать. Астори тыкает вилкой в кусок зажаренной с чесноком говядины и кусает губы. Проклятье.

Вэриан, развалившись на стуле и размахивая бокалом с ториком, чувствует себя вполне вольготно. Он с ленивой насмешливой простотой разглагольствует о конфликте Северной и Южной Ситтин, собственном банковском деле, ценах на нефть, пожарах в Эл-Сайдже и вспыхнувшей эпидемии в Матеке – из-за неё на прошлой неделе пришлось закрыть границу. Вивьен Мо временами перебивает брата шутливыми сдержанными замечаниями, завязывается остроумная перепалка, которую ласково прекращает Илада.

Тадеуш и Астори больше молчат. Тревога медным привкусом сковывает язык.

Поскорее бы в «Глобус»… Астори становится дурно. Она кожей чувствует медленные неотступные взгляды Вэриана, которые щекочут гордость. Она что, похожа на товар в витрине, чтобы её так осматривать? Будь он приличным человеком, притворился бы, что не помнит о том вечере… Она с плохо скрываемой злостью всаживает вилку в бок печёной картошки. Вэриан усмехается.

Невыносимый тип. Астори жалеет, что не расцарапала ему тогда его наглое самодовольное лицо. И как она не узнала Вэриана при встрече? Он очень похож на брата: смуглый, черноглазый, темноволосый и высокий.

Наконец обед подходит к концу, и Астори почти физически чувствует прокатившееся по мускулам облегчение. Вивьен Мо, извинившись, удаляется чуть раньше остальных, отговорившись срочными государственными делами; Тадеушу ничего не остаётся, как предложить Иладе руку и увести её – не может он на глазах у двоих пристрастных свидетелей сделать то же самое с королевой, о них и так ползут слухи, – и Астори остаётся наедине с Вэрианом. Она комкает салфетку.

– Позволите, Ваше Величество?

Астори высокомерно оглядывает протянутую ладонь и встаёт сама.

– Благодарю.

Вэриан хмыкает ей в спину.

– Вы умеете кусаться… и царапаться, не так ли?

Шаг за шагом – к двери. Не оборачиваться.

– Думаю, СМИ дорого дадут за такую историю. Её Величество и королевский премьер… вдвоём… поздним вечером…

Астори передёргивает плечами.

– Чего вы хотите? – отрывисто спрашивает она. Вэриан подходит ближе.

– А что вы можете мне предложить?

Она ловит воздух ртом. Жилка на виске исступлённо бьётся, и мурашки пробегают между сведённых лопаток.

– Не пытайтесь играть со мной, господин Вэриан. Отвечайте: чего вы хотите?

От глухого смешка волосы встают дыбом. Он касается её локтя.

– Поужинаете со мной сегодня?..

Сердце подпрыгивает в груди, и Астори не выдерживает: разворачивается на каблуках и сдавливает его запястье, напряжённо встряхивая головой. Вэриан улыбается.

– Не касайтесь меня без разрешения, – раздельно выговаривает она и отходит к двери. – Сейчас вы возьмёте меня под руку и выведете отсюда. В девять вы приедете туда, куда я вам скажу.

– И куда же?

– Ресторан на первом этаже «Глобуса», четвёртая закрытая кабинка, если считать от стены.

Вэриан усмехается краем рта и кланяется.

– Как прикажете, Ваше Величество.

***

Тадеуш наливает в стакан торик и залпом выпивает его.

– Чёрт!

Сидящая на кровати Астори молчит, хотя внутренне с ним полностью согласна. Тадеуш мечется по комнате, пьёт, ерошит волосы и громко топает.

– Всё плохо, – в конце концов произносит она, чтобы прекратить его непрерывное хождение из угла в угол. Лучше сразу обозначить истину, с которой придётся работать. Тадеуш нервно улыбается, опёршись на стол, и проводит рукой по линии рта.

– Да. Проклятье. – Он овладевает собой, пожимает плечами. – Вернее… Ну, я полагаю, ситуация… несколько критична…

Астори фыркает. Ох уж эта его привычка к вежливости и проглатывании собственных чувств.

– Несколько… что? Ты серьёзно? Тадеуш, не пытайся меня успокаивать, говори честно. Я заслуживаю знать правду.

Он со свистом втягивает воздух и хлопает кулаком по стене.

– А если честно, мы по уши в дерьме, и я не представляю, как нам из него выбираться. Ты говорила с Вэрианом? Что ему нужно?

– Не успела… пока что, – врёт Астори и опускает голову. Она ничего ему не расскажет. У Тадеуша хватает забот, незачем волновать его сомнительной сделкой, на которую ей пришлось пойти, чтобы спасти их обоих. Она сама вытянет их из этой передряги… слишком часто Тадеуш работал за двоих.

И потом… Астори не уверена, что он одобрил бы её план. А ссориться ей не хочется.

Тадеуш сдавленно рычит и ругается сквозь зубы.

– Чёрт, чёрт, чёрт!

Он падает в кресло и закрывает ладонями глаза. Надорванно вдыхает. Астори виновато рассматривает узор на ковре, постукивая каблуком о ножку кровати.

– Хотя я должна была его узнать… он так похож на Вивьена. Плохая память на лица вечно меня подводит.

– Да уж, – истерически усмехается Тадеуш. – Это верно.

Астори хмурится.

– Постой, что? Ты о чём?

Он поднимается, непослушными пальцами заправляет выпроставшийся галстук и, откинув со лба отросший тёмный вихор, прислоняется к подоконнику.

– Ты так и не вспомнила меня.

Астори приоткрывает от удивления рот. Зрачки расширяются.

– Т-то есть? Мы… ты хочешь сказать, мы… – Она неловко жестикулирует. – Мы уже встречались раньше?

– Ага, – кивает Тадеуш и набирает воздуха в грудь. Нос морщится от горькой улыбки. – Шесть лет назад… твоя первая поездка в Эглерт… ты была секретарём атташе по культурным связям, припоминаешь? Посещение Серебряного дворца… знакомство с королевской семьёй, потом – с премьер-министром и его штатом…

Астори сглатывает и впивается ногтями в простынь. Неужели… но ведь нет же, она бы… она бы точно запомнила и узнала…

– И где-то в толпе – неприметный юноша с папкой…

Той самой папкой. Ничуть не изменившейся за годы.

Лучатся невесёлые морщинки; Тадеуш шмыгает носом.

– Это был я.

И Астори вспоминает. Как молнией вспарывают мозг отрывочные видения, отголоски далёких шумов и призрачно-неуловимые образы, понемногу складывающиеся в цельную осязаемую картинку. Да, вот она – стоит посреди приёмной Серебряного дворца. Молодая. Смущённая. Рядом – подруги-секретари и улыбающаяся атташе, которая оживлённо беседует с Фаушем, тоже окружённым личной секретарской свитой. И где-то там, за чужими спинами – робеющий вихрастый паренёк, веснушчатый, нескладный, угловатый, с застенчивой полудетской улыбкой и восторженными зелёными глазами. Глядит на неё – только на неё.

– О Мастер… – шепчет Астори. – Я не… не…

– Не заметила меня? – Тадеуш опускает голову, издаёт нечленораздельный кашляющий звук. – Я понимаю. Ты ведь уже виделась с Джоэлем… он очаровал тебя, я же видел. Но всё равно… я был мальчишкой, глупым, глупым, и решил познакомиться с тобой. Этого, правда, ты тоже не помнишь.

Астори не отвечает.

– На следующий день к концу смены я примчался к посольству. Ждал тебя около часа…

В разуме щёлкает, и скряга-память вновь приотворяет створки.

Жаркий эглертианский день клонится к вечеру, и густой тягучий зной осел на запылённых листьях тополей и ясеней за оградой. Астори с группой подружек выходит на улицу, хихикая и болтая. Придерживает сумочку. Отводит за уши вьющуюся прядь и, звякнув браслетами, небрежно отшучивается на какое-то ехидное замечание, как вдруг раздаётся взволнованный оклик:

– Постойте! П-постойте!..

К ним подбегает молодой человек лет двадцати пяти, пожалуй, хотя на вид ему дашь не больше двадцати двух; хватается за грудь, чтобы отдышаться, теребит галстук и приглаживает растрепавшиеся курчавые волосы.

– Я… я вот… вас… – Он мнётся, потупив взгляд, и улыбается нерешительно и виновато. – Я об-бычно такого не д-делаю, знаете, но… но вы… словом…

Он суёт недоумевающей Астори в руки визитку.

– Тут мой номер и… я думал… может, мы могли бы куда-нибудь сходить…

Подруги перешёптываются и смеются; Астори вспыхивает стыдливым румянцем. Ну что за глупости, пристал какой-то сумасшедший, привалил же Мастер счастья…

– Спасибо, – цедит она, щурясь. – Но я не заинтересована. Всего доброго.

Она всучивает ему визитку, разворачивается и уходит, цокая каблуками. Ошеломлённый и моргающий незнакомец остаётся смотреть ей вслед.

Всё это проносится перед глазами Астори в считанные секунды, и она хватается за волосы.

– О… О Тед… я… мне ужасно жаль, прости, прости…

– За что? – Он подходит и садится рядом, нашаривая её ладонь. – Это было сто лет назад, Астори.

– Я… твоё лицо казалось мне знакомым, но… тебя ведь крутили по телевизору, я думала, поэтому…

– Послушай, я ни в чём тебя…

– Думала, мне почудилось, – захлёбывается она. Тадеуш касается её щеки.

– Астори, не нужно. Глупо сейчас жалеть о том, что прошло. Ведь мы же… вместе. Здесь. – Он целует ей запястье, утягивает к себе в объятия и ставит подбородок на затылок. Астори притихает. – Но знаешь, я… я часто думал, как оно сложилось бы, если бы ты встретила первым меня, а не Джоэля… или если бы пошла тогда со мной на свидание.

Астори напрягается.

– Если бы ты… полюбила меня.

Тадеуш крепко смыкает кольцо рук.

– Стала бы моей женой. У нас были бы дети… две девочки и мальчик. И домик у моря. И сад. Яблочные пироги по выходным… Хотела бы ты?

Зачем он спрашивает, зачем? Чтобы сделать ещё больнее?

Она вздыхает и осторожно высвобождается из ласкового тёплого плена. Смотрит на Тадеуша печально и упрямо, наклоняется, горячо целует его и встаёт.

– Бесполезно вспоминать и жалеть… ты сам сказал. – Её слегка потряхивает. – Не жди меня, ложись, я буду поздно… хочу проветриться.

Астори снова целует его, гладит на прощание по макушке и выходит из номера, прихватив сумочку. Тадеуш провожает её молчаливым отчаянным взглядом.

***

– Ваше Величество!

Багровыми разводами горит люстра за абажуром. В кабинке тесно. Вэриан встаёт из-за стола, плутовато улыбаясь; Астори прикрывает за собой дверь – достаточно плотно, чтобы их не увидели любопытные зеваки, и достаточно свободно, чтобы позвать на помощь и выбежать при необходимости. Садится ближе ко входу.

– Добрый вечер, – здоровается холодно. – Как видите, я пришла и выполнила свою часть сделки. Жду от вас того же.

Вэриан подмигивает.

– Нет, не выполнили. Вы ещё не поужинали со мной.

– Так давайте приступим. – Она вскидывает голову и одаривает его пронзительным надменным взглядом. – И перестаньте подталкивать мою ногу под столом, иначе я вас застрелю. У меня пистолет в сумочке.

– Неужели? – выгибает правую бровь Вэриан. Астори выгибает левую.

– А вы хотите проверить?

Стынет ужин.

========== 6.3 ==========

Тяжёлый осенний вечер. Холодно. За окном царит гулкая темнота узких, слабо освещённых бульваров Метерлинка, наполненная скрежетом моторов проезжающих мимо машин и шарканием торопливых пешеходов. В квартире на Ореховой улице тихо и скучно. Тадеуш и Эйсли собрались в гостиной; монотонно гудит телевизор, по которому показывают очередную нудную политическую программу с неизменным составом участников и набором тем для обсуждения. Шелковисто горят лампы. На столике разбросаны пачки сегодняшних, вчерашних и позавчерашних газет; стоят тарелки с остатками ужина и вазочки с конфетами и мармеладом. Тадеуш – усталый, серьёзный и в очках – листает бумаги и время от времени что-то ожесточённо подчёркивает и строчит на полях убористым чётким почерком. Эйсли, сидя в кресле с ногами, жуёт жвачку, причмокивая, переписывается в социальных сетях и кутается в вязаную шаль. Зелёные глаза прищурены.

У обоих был непростой день. Эйсли в очередной раз вернулась из университета хмурая и раздражённая; огрызнулась на приветствие брата и скрылась в своей комнате, включив музыку на полную громкость. Тадеуш аккуратно посматривает на неё поверх очков, но заговорить не решается. С Эйсли очевидно творится что-то неладное: она поправилась за последние полтора-два месяца, совсем забросила любимый зелёный чай, питается подозрительного вида едой наподобие жареных огурцов под сырным соусом или конфет с сёмгой, плохо спит и ходит мрачнее тучи. Он волнуется о ней. Может, проблемы с учёбой? Или она поссорилась с тем парнем, рыжим таким, как же его по имени… они, кажется, встречались, Тадеуш помнит, Эйсли рассказывала об этом.

Он её брат. Он имеет право знать, в чём дело.

Но Эйсли упорно молчит, и Тадеуш слишком боится утратить её доверие, чтобы так нагло лезть ей в душу. Между ними разница в одиннадцать лет, большую часть жизни они виделись от силы три месяца в году и редко созванивались. Он не набивается ей в отцы или советчики. Эйсли взрослая и самостоятельная (по крайней мере, он позволяет ей так считать), она сама может управлять своей жизнью, и пытаться контролировать её было бы просто невежливо и глупо.

Конечно, их сблизила смерть отца. Семь лет назад на похоронах Тадеуш по-настоящему сошёлся с сестрой и её матерью Луменой; Бартон-старший десятилетиями состоял в тайной любовной связи со своей соседкой, она даже родила ему дочь. Об этом не знал никто, кроме пары человек, не знала даже мать Тадеуша. Уже тогда было решено, что он пойдёт в политику. Никаких внебрачных сестёр… достаточно сомнительной истории с металлургической компанией на Севере.

Тадеуш с детства понимал, что его мама и папа друг друга не любят. Вокруг мамы, привыкшей к мужскому вниманию, всегда крутилось много кавалеров, не покидавших их дом, даже когда Тадеуш приезжал туда на школьные и университетские каникулы, – сам он по соглашению родителей остался жить с отцом. У отца была только Лумена… красивая и добрая, а главное – не пытавшаяся заменить пасынку-не-пасынку мать.

А Эйсли… маленькая забавная девочка, неожиданно оказавшаяся его сестрой, – что он мог испытывать к ней? Любопытство. Вялую отстранённую симпатию. Они вращались в разных мирах, росли врозь, и теперь, когда по просьбе Лумены Тадеуш приютил Эйсли у себя, он отчётливо осознаёт, какая бездна пролегает между ними. Эйсли полукровка, но южная кровь и привитые матерью манеры берут верх. В ней никто не угадает северных корней. А Тадеуш чувствует эту острую замаскированную грань, непреодолимым водоразделом пролёгшую между чванливым Югом и затравленным Севером.

Он слышит в себе зов предков-северян. И он готов бороться за свою родину и свой народ.

А Эйсли бороться не за что и не за кого, и слава Мастеру. Разобраться бы, что с ней происходит, и можно будет дальше жить спокойно.

Тадеуш грызёт карандаш. У него день тоже день выдался не из лёгких: муторная работа в министерстве – он трудится над проектом конституции для северных провинций, – затем четыре часа непрерывных дебатов во Дворце Советов, подготовка договора с гайслардской корпорацией «Эникберт Ассамтил Дейл», чей глава должен прибыть через месяц, короткая внеплановая аудиенция во дворце… Астори. Он вздыхает.

Разумеется, Астори.

Во-первых, она всё ещё продолжает навещать отца, и Тадеуша это выводит из себя. Она ведь умная, она чертовски умная, так почему не желает замечать очевидного? Этот циничный старикашка манипулирует ею! Вытащил из неё радио, газеты, телевизор, телефон… мало того, он заманивает её к себе из раза в раз! Тадеуш беспомощно злится. Астори и слушать его не хочет, моментально прекращает разговор на эту тему: пристукивает ладонью по столу, щурится, склонив голову набок, и отчекнивает: «Я сказала, мы не станем это обсуждать. Вам ясно?»

Тадеушу ясно. И он по-прежнему бесится.

А тут ещё этот Вэриан, прилипчивый, надоедливый и нахальный. Он увязался за ними из Эльдевейса под предлогом открытия новых филиалов на территории Эглерта, но Тадеуш не поверил в этот бред ни на секунду. Вэриан, конечно, банкир, а у банкиров голова хорошо варит, но у политиков она варит лучше. А Тадеуш политик. Он умеет читать эмоции по лицу, а по взглядам – тем более.

И взгляды Вэриана ему совсем не нравятся. Особенно те, что направлены в сторону Астори.

Тадеуш не понимает, почему она позволяет этому скользкому типу ошиваться около себя, почему принимает его приглашения на ужин (спасибо хоть, от лица их обоих – её и Тадеуша), и вообще… что она нашла в нём?

Если уж на то пошло… чем Вэриан лучше него, Тадеуша?

Тадеушу порой кажется, что с этим проходимцем королева честнее, чем с её собственным премьером, потому что в их отношениях они так и не разобрались до конца. Кто они друг другу? Этот запретный вопрос, на который Астори наложила табу, мучит Тадеуша уже давно. Кто они? Коллеги? Друзья? Любовники? Кто? Как Астори назовёт то, что происходит между ними, если он потребует ответа, если будет некуда бежать и негде прятаться от правды?

Он устал от этого. Возможно, ему стоит взять отпуск недели на две и уехать в премьерское поместье, захватив с собой Эйсли. Пусть подышит свежим загородным воздухом, ей полезно. Да и ему тоже.

Эйсли с аппетитным хрустом разгрызает орех и чешет кичку, позёвывая, затем лениво тянется к пульту и переключает канал. Тадеуш поднимает взглят, стукнув кончиком карандаша по столу.

– Нет, нет, постой! Не надо.

– Ты же не смотришь, – возмущается сестра.

– Это меня настраивает. – Он снимает очки и изнеможённо трёт переносицу. – Хотя, если хочешь… телевизор в твоём распоряжении, а с меня, пожалуй, хватит на сегодня. Я выпью кофе. Заварить тебе зелёный чай?

– Не-а, спасибо, Тед. Меня в последнее время выворачивает от него. Я сейчас ма звякну… она днём просила перезвонить, вдруг что-то срочное.

Тадеуш встаёт, с наслаждением хрустя затёкшей спиной, и хмурится.

– Ты всегда обожала зелёный чай… слушай, ты точно здорова? Как-то неважно выглядишь вообще, и…

– Здорова я! – огрызается Эйсли. – Всё со мной отлично, не приставай!

Тадеуш обиженно умолкает. Она дёргает щекой, что-то печатая в телефоне, и внезапно замирает: лицо зеленеет и вытягивается, мобильник выпадает из ослабевших рук, и она, зажав рот руками, бросается к лестнице, путаясь в ногах и спотыкаясь о ковёр. Слышится топот и скрип отворяемой двери в ванную. Рвотное покашливание. Хрипы. Тадеуш кидается на первый этаж, перепрыгивая через три ступеньки, и обнаруживает сестру, склонённую над унитазом.

– Эйсли!..

Он придерживает её волосы одной рукой, другой приобнимая за плечо. Потом Эйсли садится на ванном коврике, подобрав ноги и уткнув лицо в колени; Тадеуш приносит ей воды и устраивается рядом, озабоченно наблюдая, как она пьёт.

– У тебя это уже не впервые. Может, ты отравилась, ну?

– Нет, – бормочет сестра. Он вздыхает и опускает стакан на бортин раковины.

– Ты в норме? Врача вызвать?

– Да не надо ничего, говорю же, всё отлично! – Эйсли утирает припухшие глаза кулаком. – Я прилягу и оклемаюсь. Нечего разводить трагедию.

Тадеуш приоткрывает рот, намереваясь возразить, бессильно захлопывает его и страдальчески сводит брови. Что же происходит с его младшей сестрёнкой? Он оглядывает ссутулившуюся пополневшую Энки, который дышит редко и с присвистом, и внезапно разум пронзает страшная и простая мысль.

О нет. О, чёрт возьми, нет-нет-нет.

Тадеуш напрягается.

– А ты… ты не, случайно, ты…

Эйсли поднимает на него вопросительный взгляд. О Духи, пусть она скажет, что это неправда, что он переутомился и ему мерещится всякая всячина. Смешно, до чего же смешно. И глупо.

– Ты не… беременна?

Пожалуйста, нет. Пожалуйста, нет.

Она нервно улыбается, глотая судорожный вздох.

– Заметил, да?

Проклятье. Тадеуш покачивается, цепляясь за полку у висячего зеркала, и со стоном проводит рукой по лбу. Он не был к такому готов. То есть, предполагал, но… но убедиться на деле – совсем другое.

– И… и давно это у тебя? – отупело выдавливает он. У Эйсли подёргивается глаз.

– Давно, – передразнивает она. – Три месяца.

У Тадеуша сдаёт самообладание. Поперёк горле встаёт горький комок.

– Ма-а-ать твою…

Чёрт. Чёрт. Чёрт. Какого, спрашивается, это могло произойти? И именно сейчас, когда и так полно забот у них обоих? Что он скажет её матери, которой обещал приглядывать за Эйсли? Как они будут воспитывать малыша – он работает, а ей нужно учиться? В курсе ли будущий отец? И кто он вообще – тот рыжий паренёк?

– Я же… я же п-просил тебя быть осторожнее…

– Ничего ты не просил! Ты вообще не говорил со мной об этом!

– Но я… – Тадеуш растерян и сбит с толку. Он разевает рот, как высунутая из воды рыба. – А твоя мама не… то есть… о том, что стоит предох…

Эйсли шмыгает носом. Её губы дрожат, и Тадеуш мысленно приказывает себе заткнуться. Хорош. Начал нести чушь, а этот ребёнок испуган в сто раз больше него самого.

– О, детка… – Он опускается на колени, подползает к ней и нежно прижимает готовую раздрыдаться Эйсли к себе. – Ладно. Не плачь. Это вовсе не беда.

– Да коне-е-ечно, – всхлипывает она. – Коне-е-ечно…

Её плечи трясутся, и Эйси неумело размазывает по лицу слёзы. Тадеуш укачивает её.

– Три месяца… И ты… ты не сказала мне? Почему? Эйс, я не сержусь ни капли, поверь. Тебе не стоило копить это в себе.

– Думаешь, я только это копила, да? – истерически спрашивает она. – Да у меня вся жизнь катится под откос! Отчего я больше не разрешаю тебе меня подвозить? Отчего езжу на метро и автобусах? Отчего мы разошлись с Голтером, ты не задумывался, а?

Тадеуш в изумлении глядит на неё.

– В университете как-то прознали, что я живу у тебя. И пошли… пошли слухи. «Давняя знакомая», бла-бла-бла – Тед, не можешь ведь ты реально считать, что на это клюнут? – Эйсли прикусывает губу. – Короче, все… все решили, что я сплю с тобой. Дали кличку… «премьерская подстилка».

Тадеуш попёрхивается воздухом. Он и вообразить не мог, какой кошмар творится в жизни сестры. А ещё гордился тем, что хорошо с ней ладит и у них нет секретов друг от друга.

Кроме одного коронованного секрета…

– О Мастер, Эйс, я… почему ты не рассказала раньше?

– А смысл? Типа ты сказал бы им заткнуться, и они бы заткнулись? Чушь. – Эйсли приглаживает растрепавшиеся волосы. – В СМИ это не просочилось, потому что всем гораздо интереснее читать о том, как ты занимаешься любовью с королевой на всех кроватях, диванах и столах Серебряного дворца… но Голтеру сплетен хватило. Он… он бросил меня.

В прохладном бело-голубом пространстве ванной Эйсли беззвучно плачет. Тадеуш рассеянно гладит её по спине и плечам. Ему тяжело. Очень.

– Голтер… он отец ребёнка?

Сестра кивает.

– Он знает?

Эйсли отрицательно мотает головой, давится слезами.

– И никогда не узнает. Я ему не скажу. Тед, м-мне… мне не нужен этот ребёнок. Ты ведь знаешь, я хотела доучиться, найти работу… ребёнок будет тормозить мою карьеру. И потом… Голтер не вернётся, а я не смогу растить малыша одна.

Он не верит своим ушам. Она же не собирается… она не имеет в виду… нет…

– Я сделаю аборт. По срокам ещё можно. Просто найди мне хорошую клинику, я прошу…

– Эйсли!.. – Тадеуш легонько встряхивает её. – Детка, одумайся. О каком аборте ты говоришь? Не надо.

Он берёт её ладони в свои.

– Слушай, тебе не нужен Голтер, чтобы воспитать ребёнка. Я помогу. Останетесь у меня здесь, хорошо? Я буду помогать и…

– Нет! – внезапно истошно вопит Энки и обхватывает голову руками. Её колотит. – Нет! Я сказала, не хочу, не хочу, ясно?! Мне не нужен этот ребёнок!

Она рыдает, глухо повторяя: «Не нужен! Не нужен! Не хочу!». Тадеуш смотрит на неё с болью и отчаянным щемящим смирением. Его бедная, бедная девочка…

– Хорошо, детка. – Он вновь притягивает её к себе, позволяя ей использовать свою домашнюю рубашку в качестве носового платка. – Я найду тебе клинику. Хорошо. Завтра же. А теперь… ложись в постель и постарайся отдохнуть, идёт?