Текст книги "Возвращение Черного Еретика (СИ)"

Автор книги: lisimern1

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 27 страниц)

Но в любой войне кто-то должен остановиться первым. А это… это была непрекращающаяся безжалостная война с самого начала её правления, все восемь лет. И Астори устала от неё.

Она не сдаётся – она отходит в сторону, потому что наконец-то поняла: победит ли она Север или нет, это не принесёт ей удовлетворения, не заглушит сосущую боль, не излечит давние раны. Это будет всего лишь ещё одним шагом в пустоту.

Астори устала и хочет покоя, но для начала надо исправить то, что натворила.

На очередной аудиенции, когда Тадеуш в третий раз пересмотрел содержимое неизменой кожаной папки и уже поднялся с кресла, собираясь уходить, Астори окликает его:

– Постойте, господин премьер-министр.

Тадеуш выжидательно замирает. Зелёные глаза настораживаются. Астори встаёт и подходит к нему, расправляя плечи и сглатывая; обоняние щекочет аромает его одеколона – мирт и верба.

– Я хочу… кое о чём поговорить с вами.

Тадеуш приподнимает брови в немом вопросе.

– Я прошу вас помочь мне… в последний раз. – Астори сцепляет пальцы и вздыхает. – Я сделала много ошибок, которые стали нашими общими проблемами. И я… признаю свою вину. Искренне. Пожалуйста, помогите мне… всё исправить. Я готова слушаться вас.

– Неужели, Ваше Величество? – тихо переспрашивает Тадеуш. В его глазах что-то неярко и любопытно вспыхивает. – В самом деле?

– Да, – кивает Астори. – Мне давно следовало, но… вы поможете?

Тадеуш шагает к ней и смотрит странно и пристально.

– Помогу, Ваше Величество. Если вы… – Его пальцы как-то нечаянно, быстро, внезапно и до боли правильно обхватывают её запястье. Их взгляды пересекаются и звенят, Астори смотрит в лицо Тадеуша, и он наклоняется к ней. – Если вы и впрямь будете слушаться меня. Покоряться. Подчиняться. Исполнять всё, что я вам скажу.

К горлу подступает комок, и ноги слабеют. Они не должны – не должны, Астори знает, помнит, но что-то подталкивает её изнутри ближе и теснее, и она на секунду прикрывает веки. И не думает. Всего секунду, ведь она может её себе позволить, эту секунду, правда? Она может и хочет. Потому что Тадеуш… хочет тоже, она чувствует, они всегда чувствовали друг друга.

– Вы отмените чрезвычайное положение на Севере… и извинитесь перед северянами. Вам ясно, Ваше Величество?

– Да, господин премьер-министр.

И наваждение изсчезает: она высвобождает руку, отстраняется и улыбается ему, не вполне пришедшему в себя. Тадеуш моргает. Кажется, не понимает… не понимает.

Астори помнит о том, что любит его и не в силах сделать его счастливым, и поэтому обязана отпустить его. У него есть подружка. Так, наверно, лучше – Астори не уверена.

Но после ночи в храме она ощущает себя найденной и нашедшей. Она видит дорогу, по которой должна пройти до конца – а там, за горизонтом, будет покой. Она спасёт то, что ещё возможно спасти, не даст Эглерту разрушиться… и потом оставит его. Вызволит отца из тюрьмы и будет воспитывать детей. Станет мамой и дочерью.

Неважно, хорошей или нет. К чёрту.

Астори снова знает, что делать и куда идти, и ей от этого свободнее; конечно, ей не хочется расставаться с Тадеушем, она любит его и осознаёт это так ясно, что в голове звенит; любит, желает, хочет… но нет, нельзя, не надо. Она сломает ему жизнь – уже едва не сломала.

Это решение далось ей куда труднее прочих. Но Астори обязана поступить правильно… даже если от этого не станет легче.

Через неделю они проводят пресс-конференцию. Перед началом Астори и Тадеуш встречаются в отдельном кабинете словно невзначай, оглядывают друг друга, подбадривающе кивают.

– Будут какие-нибудь указания насчёт того, что мне отвечать? – осведомляется Астори, поправляя перчатку на левой руке. Тадеуш чешет в затылке.

– Полагаю, нет. Вы всегда хорошо справлялись. Не забудьте только упомянуть о Севере.

Она не забывает: улыбается репортёрам, аккуратно и вежливо поясняет проблему северных провинций, обещает, что режим ЧП снимут до конца года, потому что горы освобождены от террористов и мятежные настроения улеглись, а также приносит извинения за доставленные северянам неудобства. Тадеуш слушает. Он доволен.

Астори нравится делать ему хорошо. Она бы сделала ещё, если бы он ей позволил… и если бы она позволила себе.

Они поочерёдно отвечают на вопросы журналистов, и Астори дополняет Тадеуша, Тадеуш перебивает Астори – им пора бы отучиться договаривать фразы друг за другом, но куда уж там. Они улыбаются, изредка переглядываясь. И вот – новый провокационный вопрос, для вида – о политике, но на деле – об их связи.

О романе, внутренне поправляет себя Астори. О бывшем романе.

Прежде, чем Тадеуш успевает раскрыть рот, она отводит волосы с лица и сияет добродушной улыбкой.

– Мы оба повенчаны с государством, – звонко произносит она. – К тому же, господин Бартон счастлив в новых отношениях… а я счастлива со своими детьми. Мы лишь коллеги. Не более.

Глядит искоса на Тадеуша – он доволен, он же должен быть доволен? Она признала, что между ними ничего нет и быть не может. Она официально отпустила его. Разве не этого он хотел?

По изломанной линии рта Астори понимает – не этого.

И ей становится страшно.

========== 9.2 ==========

Астори ждёт Фауша в заснеженном королевском парке вокруг Серебряного дворца – так же, как несколько лет назад ждала Тадеуша. Такой же ослепительный полдень, так же чисто, свежо и морозно, такие же глубокие сугробы – хоть прыгай и плавай. Те же пальто с беретом. И только внутри, внутри что-то уже не то и никогда не будет тем. Астори вздыхает. Где-то на конце аллеи появляется грузная фигура, и Астори, прищурившись, добродушно кивает, почёсывая руки в перчатках. Она стоит у замёрзшего фонтана и приветливо улыбается семенящему навстречу экс-премьеру. Он целует ей ладонь и хватается за грудь: его мучает старческая одышка. Астори глядит сверху вниз на его плешивый затылок и сочувственно молчит.

– Добрый день, Ваше Величество, – наконец тяжело выдавливает Фауш, с трудом разгибая хрустнувшую спину.

– Добрый, господин ди Мульниче. Рада, что вы приняли моё приглашение.

– Грех отказаться… нечасто монарх жалует вниманием бывшим министров.

Астори глотает изящный упрёк и слегка морщится. Да, она… обделяла Фауша вниманием с тех пор, как он ушёл в отставку (и бросил её, испуганную и неопытную не-королеву, одну, как до сих пор считает Астори), но лишь потому, что тот сам оставил ей Тадеуша, молодую и лучшую версию себя. Лучшую во всём. Астори бы никогда не решилась выбирать между былым и нынешним премьер-министрами, потому что Тадеуш – это Тадеуш, он вне конкуренции, он на первом месте. Он просто… невероятен. И заслуживает быть счастливым, как никто другой.

Именно поэтому она отходит в сторону, чтобы он мог жить и быть свободным – от неё.

Фауш галантно предлагает Астори руку, и они неспешно прогуливаются туда-сюда, как старые друзья, хотя друзьями они, естественно, никогда не были – знакомыми, возможно, да и то не очень близкими. Не успели. Или не хотели. Астори беседует о кризисе на Востоке, о дипломатической поездке в Рецанию, о северных провинциях и попутно размышляет о том, что стоит позвонить отцу перед тем, как заедет Тадеуш. Гермион уже получил подданство; теперь адвокаты Вэриана готовятся обратиться в Верховный королевский суд и добиваться досрочного освобождения. Вэриан опять появился в Эглерте и колесит по стране, пару раз в месяц наведываясь в Метерлинк – Астори бесят его многозначительные улыбочки, подмигивания и насмешливый тон. «Не жмёт ли корона вашей маленькой умной голове?», «Как поживают усы господина Бартона?», «Моя королева, сегодня вечером я приглашаю вас на мою казнь в ресторан «Жемчужина». Обязательно приходите».

Он выводит её из себя методично, расчётливо и тонко. Со вкусом, как делает всё, за что берётся.

– Я полагаю, вы должны быть довольны? – спрашивает Астори, проводя рукой по ноге припорошенной рыхлым снегом статуи. Фауш выгибает седую бровь.

– Отчего же?

– Мы… мы с господином Бартоном расстались, как вы и хотели. Разве нет?

– Я… пожалуй, да. – Фауш пожимает плечами и глухо кашляяет. – Но я уже не уверен, будет ли так лучше не только для государства, но и… для моего мальчика.

Астори настороженно втягивает воздух.

– Для… Тадеуша?

– Ну разумеется, Ваше Величество, – горько усмехается Фауш. – Потому я… в отличие от… некоторых… я не слепой и вижу, что с ним творится. Как он чахнет. Высыхает. О Мастер, неужели женщина не чувствует, когда в неё кто-то влюблён?

Астори не знает, что ответить. Она ожидала совсем не этого, ей хотелось увериться в том, что она поступает правильно и в кои-то веки отпускает Тадеуша, а на самом деле… но нет же, нет… Фауш, конечно, ошибается. Он ошибается. Астори хмурит брови и поправляет сползший на бок берет. Тадеуш больше не любит её.

С другой стороны… разве в его взглядах, жестах и голосе ей не почудилось нечто?..

Какого чёрта это всё так сложно.

Тадеуш приезжает к трём часам. Астори видит, как он входит в кабинет пружинящей молодцеватой походкой, и поднимается из кресла: Тадеуш опускается на одно колено, нежно берёт её ладонь и целует. Астори думает о том, какой он красивый и как у них всё и всегда невовремя. Её обволакивает аромат парфюма – мирт и верба. Они усаживаются в кресла; Астори по привычке выпрямляет спину и складывает руки на коленях, Тадеуш закидывает ногу на ногу и расслабляет плечи, открывая чёрную кожаную папку. Астори скользит взглядом по мягкой линии его рта, по улыбающимся морщинкам вокруг зелёных тёплых глаз, по седине в кудрявых волосах и неприметным веснушкам на чуть вздёрнутом носу. Её премьер… её друг. Бывший любовник. Почти не изменился… или изменился, а она просто не замечает? Девять лет бок о бок… А изменилась ли она сама? Кого спросить?

– Я полагаю, Ваше Величество, – говорит тем временем Тадеуш, ёрзая и бессознательно трогая галстук, – целесообразнее будет вынести проект северной конституции на всенародное голосование. Протолкнуть его снова в Совете… провальная затея. Не стоит и пытаться. А вот референдум… вкупе с грамотной рекламой, лозунгом, приятной обложкой и хорошей программой… может сработать. И я бы поставил именно на него.

– Согласна… – Астори задумчиво выдыхает. – Но, кажется, нам больше ничего и не остаётся. А обложкой… станете вы, господин премьер-министр?

Тадеуш лучится смущённой снисходительной улыбкой.

– Что вы… я не могу.

– У вас бы получилось. Вы умеете… убеждать людей и располагать их к себе.

– Неужели?

Пунктиром обрывается напряжённая пауза: они зашли слишком далеко. О чём это было сейчас – вот это, о чём? Что они оба имели в виду? Астори моргает. Кажется, их разговоры стали чересчур двусмысленными за последние месяцы, и ей это не нравится, потому что… потому что она собирается отпустить Тадеуша, а не продолжать цепляться за него в призрачной надежде, что всё ещё ему не безразлична! Она не хочет обжечься и обжечь его. Разве любовь работает не так?

Астори понимает, что в попытках разобраться запутывается ещё больше. А странные слова Фауша только способствуют этому.

– У меня есть идея, господин премьер-министр, – произносит она, сдавливая виски: надо сосредоточиться на работе. Тадеуш заинтересованно поднимает взгляд. – Почему бы нам в этом году не провести конные игры на Севере?

Его мягкий рот округляется буквой «О»; Тадеуш подаётся вперёд, впиваясь пальцами в корешок папки. Его глаза возбуждённо загораются – от радости, надежды и окрылённого предвкушения.

– Это… изумительная идея, Ваше Величество! Такого никогда не было… северяне не смели и надеяться, что… – Он осекается, двигает горлом. – Вы… вы ведь не шутите? Или здесь где-то подвох и…

– Нет никакого подвоха, – с обречённой усталостью произносит Астори. – Я просто подумала, что это будет интересно… и полезно. Для меня, для вас… для северян. Тот инцидент с чрезвычайным положением следует как-то загладить.

Не то чтобы она действительно прониклась любовью к Северу – нет, всего лишь ушла полоумная ненависть. Она видела в лицо северян: женщин, детей и стариков. Они не святые и не маньяки, они – люди, и она сама – человек. К тому же… это народ Тадеуша.

А может, всё дело в том, что двух оставшихся в живых террористов она предала смертной казни, на которой присутствовала самолично. И чувство мести заглохло.

Астори делает это не от того, что любит Север, а от того, что любит Тадеуша и хочет, чтобы ему было хорошо. А если для этого надо провести конные игры в северных провинциях… что ж, это не так сложно.

– Да, и ещё кое-что на сегодня… – Она сводит брови к переносице, берёт с тумбочки ворох документов и приводит их в порядок. – Освободилась вакансия министра транспорта.

– Верно, – кивает Тадеуш, облизнув уголок губ. – Господин Панталео ди Савичи подал заявление об отставке… необходимо предложить кабинету министров несколько кандидатов, чтобы мы могли выбрать… вам уже подали заявки?

– Ага, штук шесть или семь. Глядите сами. Вот Эрмеш, вы его помните, из «жёлтых», Орешто ди Граччиви, Домильшо, Мафалдо… О, любопытно, единственная женщина… Сабрина ди Канти.

Тадеуш меняется в лице. Астори с удивлением смотрит, как он бледнеет, подпрыгивает в кресле и ожесточённо трёт лоб.

– Вы сказали… С-сабрина ди Канти?

– Именно… что с вами? Вы её знаете?

Выражение узнавания, робости и вины, которое мелькает в глазах Тадеуша в следующие секунды, отдаётся тянущей болью в глубине сердца Астори.

– Да… – медленно произносит он, расслабляя воротник. – М-мы… учились и работали вместе… когда-то… очень давно… потом она уехала из столицы. Я не видел её около пятнадцати лет. И тут она… неожиданно. Впрочем, это… это неважно, прошу прощения.

Астори считает это важным, но молчит. У неё нет права выспрашивать. Она удовлетворённо кивает для вида, легонько и вежливо улыбнувшись, и утыкается невидящим расплывчатым взглядом в документы. Пальцы отчего-то дрожат.

О, как это глупо.

***

Тадеуш идёт по полупустому коридору Дворца Советов и размышляет. Рабочий день почти окончен – но, разумеется, не для премьер-министра. Сейчас он поднимется в свой кабинет на третьем этаже, разберёт отчёты, присланные из провинций, поговорит с Беном (и спросит, как там Эйсли, заодно), а затем, наверно, переместится в министерство и засядет там до полуночи. Дома всё равно делать нечего. После ухода Леа исчезло и то зыбкое фальшивое ощущение уюта, в котором существовал Тадеуш эти месяцы. Теперь вновь остаются лишь пустота и холод унылой холостяцкой жизни, и даже сестра, появляющаяся на Ореховой всё реже и реже, не может скрасить тоскливые дни муторного и занудного одиночества. Тадеуш начинает думать, что Астори права: единственный брак, который выпал ему, – брак с государством. Работа – неизменная невеста и верная жена.

Хоть какое-то постоянство, чёрт побери.

Он смотрит на серебряные наручные часы, удобнее перехватывает под мышкой папку и ускоряет шаг. Зимой сумерки быстро скрадывают скучный бесцветный день, и за окнами уже темнеет: гудящие улицы Метерлинка и пустынная площадь наполняются вязким сумраком. Зажигают лампы. Тадеуш слышит чьи-то нагоняющие цокающие шаги за спиной, но не оборачивается, не до того. Пусть запишутся к нему на приём, если им позарез надо с ним встретиться.

– Барти?..

Он останавливается как вкопанный. О Мастер. Тадеуш переводит дыхание и расправляет сведённые тревогой плечи: вот так, сокращённым вариантом не имени, а фамилии, его зовёт всего один человек на земле. Один очень конкретный человек. Тадеуш оборачивается: высокая женщина с тёмными роскошными волосами, тёмными глазами, цепкими и надменными, осанистой фигурой и твёрдой уверенностью в жестах смотрит на него, стоя в отдалении. Она ничуть не изменилась.

– Са… Саб-брина? – неловко усмехается он, не зная, куда девать руки и взгляд. – П-привет. Не ожидал тебя увидеть… столько лет прошло…

– Пятнадцать, – уточняет она. – Прошло пятнадцать лет.

– Ну… да. – Он кашляет в кулак. – Немалый срок.

Сабрина оглядывает его с головы до ног.

– Вероятно.

Они громко и странно молчат с минуту. Потом Тадеуш широко и путанно машет рукой.

– Так ты, гм… вернулась? Я имею в виду… подала заявление…

– Да, Барти. Решила попытать счастья, – отчётливо проговаривает Сабрина. – Министр транспорта в тридцать шесть – это неплохое достижение. Хотя некоторым везёт раньше… и гораздо крупнее. Верно?

Тадеуш теряется. Кажется, это упрёк ему – вероятнее всего, это упрёк ему. Но за что? Где ему повезло – повезло стать премьером в двадцать восемь? Смешно. С такой королевой, как Астори, это можно считать, скорее, неудачей.

При мысли об Астори и странностях, творящихся с ней, Тадеуш вздыхает.

– Ты сердишься на меня? – осведомляется он. Сабрина с явным вызовом вскидывает изящную бровь.

– За что, Барти? За то, что ты всегда был любимчиком Фауша? За то, что ничего не сделал, когда меня сослали в провинцию? Или за то, что забыл обо мне на пятнадцать лет?

– Постой-постой! – трясёт головой Тадеуш. – Всё было не так!

– А как, Барти?

Тадеуш отлично помнит то время: он, молодой и подающий надежды политик, деятельный и преуспевающий член партии «зелёных», близкий знакомый Фауша, отцовского приятеля; он не боится рисковать, но достаточно благоразумен, чтобы делать это с умом, обезопасив себя и отыскав предварительно ходы отступления; он знает, как и с кем нужно поговорить, чтобы пробиться, он хочет пробиться и делает это. И Сабрина… тоже выпускница Дипломатической академии, его однокурсница, одна из немногочисленных женщин в партии. Хорошенькая и здравомыслящая. С железной хваткой.

Но увы… в выборе между мужчиной и женщиной порой определяющим становится вопрос пола; иногда женщине достаточно быть женщиной, чтобы ей отказали. К тому же, за Тадеуша стоял Фауш. И когда образовалось свободное место в штате премьер-министра, не оставалось сомнений, кто именно из перспективных начинающих политиков должен его занять.

Сабрину отправили руководить деятельностью партии за пределами Метерлинка: тоже неплохое дельце, но возможности карьерного роста сводились практически к нулю.

– Вы бросили меня глохнуть в провинции, – отчеканивает Сабрина.

– Ты знаешь, это была не моя вина, – пытается оправдаться Тадеуш. – Я ничего не мог сделать.

– Ты мог позвонить мне, Барти. Или написать. Хоть бы раз за пятнадцать лет я получила от тебя весточку!

Тадеуш замолкает и смотрит на Сабрину. Её смуглое лицо потемнело и подобралось, как небо перед грозой.

– Я писал, – роняет он. – Наверно, письма не дошли, затерялись на почте… и я хотел позвонить, но потом оказалось, ты сменила номер, я думал узнать новый в телефонной книге, но, знаешь, завертелось и… и как-то… не до этого было.

– Ясно, Барти, – говорит Сабрина. Усмехается полупрезрительно. – Что ж… пожелай мне удачи, господин королевский премьер.

Она круто разворачивается на каблуках и уходит. Тадеуш окликает её в спину:

– Сабрина, подожди!

Она оглядывается с безразличной заинтересованностью, и Тадеуш виновато засовывает руки в карманы. За окнами уже настоящая ночь. Горят лампы.

– Слушай… да, я был неправ, да, поступил плохо… мне жаль. Мне правда очень жаль. Но я… но могу я как-нибудь загладить свою вину?

– Например? – теплеющим голосом уточняет Сабрина.

– Например, ужином? – спрашивает он, робко и задорно улыбаясь. Глядит на часы. – Я… я могу выкроить сегодняшний вечер… наверняка в «Жемчужине» найдётся свободная кабинка на двоих. Мы бы поговорили за бутылочкой торика… ты всё ещё предпочитаешь светлый?

– Светлый. – Сабрина не двигается, но оттаивает. – Ты такой пройдоха, Барти… за это я тебя и люблю.

– Но всё ещё обижаешься?

– Всё ещё. Ты ведь не думал, что я прощу тебя… так быстро.

Он ловит её взгляд – и узнаёт его. Сглатывает. Сабрина… с ней было хорошо, даже очень хорошо, но… Он думает об Астори и о том, что происходит с ней, о том, как она намеренно не замечает его попытки и настойчивое желание простить её, отстраняется, прячется и уходит в тень. Снова. Они вернулись к тому, с чего начали, а заново проходить весь этот ад… невыносимо. И Тадеуш решает – ну и пусть.

Возвращаться на полпути – это так низко и глупо.

– Я свободен до завтрашнего утра, – сообщает он. И Сабрина улыбается.

– Я тоже, Барти.

========== 9.3 ==========

– Правда, что у вас был роман с королевой? – подаёт голос Сабрина из полутьмы за спиной: она лежит в постели, укутавшись в простынь, и скучает. Слабо светит настольная лампа. Тадеуш поправляет округлые очки на веснушчатом носу и оглядывается, вертя в пальцах огрызок карандаша. Молчит с минуту. Затем неловко и неубедительно пожимает плечами.

– Об этом болтают уже и в провинции?

– Об этом болтают по всему миру, Барти, – фыркает Сабрина и закуривает. Тлеющим огоньком вспыхивает огонёк тоненькой сигареты, и сквозняк из приоткрытой форточки уносит дым в весеннее ночное небо. Тадеуш морщится, но ничего не говорит. Лишь вздыхает.

– Допустим, был. И что?

– Ничего, Барти. Просто интересно. А долго?

Он усмехается деланно и неуклюже, опирается локтем на спинку стула, осторожно придерживая дужку сползающих очков. Откладывает карандаш.

– Зачем тебе знать, Сабрина? Это прошло.

– Мне любопытно, Барти. – Она перехватывает сигарету накрашенными губами с размазавшейся от долгих поцелуев помадой. – Скоро у меня первая официальная аудиенция с королевой… надо же подготовиться.

– Ты пойдёшь туда с мыслью о том, что она моя бывшая любовница? – недоумевающе спрашивает Тадеуш. Сабрина улыбается.

– Нет, Барти. С мыслью о том, что ты выбрал не её, а меня.

Молчание. Тадеуш вопросительно приподнимает брови и облизывает губы.

– Т-то есть?

Сабрина подаётся вперёд и выдыхает сизое облачко дыма. Её тёмные волосы в беспорядке падают с острых обнажённых плеч.

– Ну же, Барти, ты ведь всегда был таким умным… именно этим ты и брал девушек. Ну подумай.

Тадеуш знает, что он умный, но думать ему совершенно не хочется – хочется поработать перед сном и отправиться в кровать. И проветрить комнату, пожалуй. Он ненавидит запах сигарет, но Сабрину невозможно отучить от курения: он пробовал. Пятнадцать лет назад.

– Тебе не нравится Её Величество?

– Терпеть её не могу, – признаётся Сабрина, щуря тёмные глаза.

– Почему?

Это срывается с губ непозволительно быстро и отрывисто. Тадеуш елозит на стуле, запахивает расстёгнутую рубашку.

– Она чересчур везучая. Ну представь, Барти: раз! – и выскочила за принца, раз! – и ты помог ей короноваться, раз! – и помог войти в Совет в обход конституции. Она всё получает легко. Ей не надо… стараться, работать, бороться за своё место под солнцем…

– Сабрина, ты предвзято к ней относишься, – возражает Тадеуш, подпирая подбородок кулаком. – Это… всё было не так, как ты воображаешь. Астори работала над собой долго и упорно и… ей никогда не было легко. Не забывай: её дворец осаждали, террористы угрожали ей и детям…

Сабрина отмахивается.

– Ну разумеется. Это закономерно, Барти, не находишь? Она не на своём месте. Полезла, куда не просили, и расплачивается.

Тадеуш сводит брови над переносицей.

– Ты говоришь совсем как Уолриш.

– Я говорю как я, – отрезает Сабрина. – Это несправедливо, вот и всё, и я не стесняюсь об этом сказать.

Он качает головой и мягко пересаживается к ней на кровать, трогает за худое запястье. Сабрина отворачивается.

– Неужели ты ей завидуешь? – неверяще произносит он.

– А может, и да! – огрызается она. – Может, и да, Барти! Мне пришлось идти напролом, изо всех сил доказывать, что женщины не хуже мужчин в политике, а ей…

– А ей было не легче, чем тебе, – серьёзно говорит Тадеуш и приобнимает Сабрину, – если не труднее. На ней лежит большая отвественность, и она справляется с ней, как может. Это неправильно – так говорить о королеве, Сабрина.

Она утыкается ему в плечо.

– Ты же не вернёшься к ней, да?

Вместо ответа Тадеуш гладит её по спине.

***

Конные игры прошли лучше, чем можно было ожидать. В Эл Митас стеклись известнейшие наездники со всего Эглерта, чтобы в течение недели демонстрировать искушённым зрителям свои умения в джигитовке, выездке, конкуре, вольтижировке и троеборье. Эглертианцы очень любят конный спорт, и проходящие раз в двенадцать лет игры становятся главным событием года; они затмили даже в парад в честь двухсотпятидесятилетия обретения независимости. Астори знает, как Тадеуш волновался. Состязания впервые проходили на Севере, и это должно показать, что правительство ценит северные провинции не меньше, чем южные.

Вкупе с возобновлением работы по северной конституции… это важный шаг.

Астори делает его ради Тадеуша.

Ей всё ещё неуютно на Севере и вряд ли когда-нибудь станет уютно, но, в конце концов, Тадеуш любит эти места, Астори видит, как он счастлив вернуться домой, и не хочет портить ему настроение. Они снова в поездке – вдвоём. Почти как раньше… почти.

Только без смежных номеров.

Астори уже давно ни на чём не настаивает: ей известно, что у Тадеуша завязался новый роман с той самой его знакомой, Сабриной, которая несколько недель назад стала министром транспорта – возможно, не без содействия премьера. Единственная женщина-министр. Это любопытно. Астори со злостью кусает губы и думает, что Тадеушу это действительно должно быть любопытно: ещё одна влезшая в политику женщина, которую он возвёл на вершину и отпустил в свободное плавание, неизменно приходя на помощь, но позволяя считать себя самостоятельной.

О чёрт. У них всё так и начиналось.

Астори засиживается ночью допоздна над документами, затем устало снимает очки, выпрямляет затёкшую спину, достаёт бутылку из-под стола и выпивает стакан-другой торика перед сном. Спать после такого, конечно, не получается. Астори и не спит. Она ворочается в постели, сверля потолок неподвижным тяжёлым взглядом, старается размышлять о детях, об отце, о работе, да хоть о чёртовом Вэриане, но не о том, как Тадеуш сейчас, в эту самую минуту – там… с Сабриной.

Астори уже ненавидит её, сильнее, чем Леа, к которой питала лишь презрение и непризнь; может, дело в том, что они с Сабриной чем-то похожи. Обе политики, советницы, женщины, выбившиеся в мир мужчин, знающие, чего хотят, и идущие к цели. Делящие одного мужчину… нет, неверно. Астори уступила Тадеуша, отдала его, отпустила… и всё равно на душе погано и муторно.

Она думает о том, что он будет счастлив, а она на всю жизнь останется одна. Без него. Возможно, даже без себя.

И Астори снова навещает Иарам.

Возможно, это ошибка и так делать не стоило, возможно, она потеряет то, что с таким трудом обрела, собирая по крохам саму себя, свой разум и свою веру – не в Мастера, не в справедливость, не в то, что надо быть хорошей, нет, – всего лишь в то, что этот мир и люди в нём, в том числе и она, заслуживают шанса, неважно какого по счёту – но… но Астори едет к Иарам, чтобы поговорить. Ей это необходимо. Неизвестно, когда опять выдастся такая возможность: через неделю-две она отправляется в Рецанию на встречу с президентом Огюстом Эрриалем. Одна. Без Тадеуша. Он остаётся присматривать за государством… вместе с этой Сабриной.

Астори хочется взвыть.

На пороге знакомой маленькой намины её встречает Иарам в том же сером вязаном платье. Улыбается. Протягивает узкую в ямочках ладонь.

– Здравствуйте, Ваше Величество.

– Здравствуйте, святая мать, – кивает Астори и спешивается, прихватив Изюминку под узцы.

***

Астори сказала, что ей надо кое-куда отправиться, и исчезла, толком ничего не объяснив. Как обычно, впрочем. Разумеется, они теперь всего лишь коллеги, может, друзья, и она не обязана перед ним отчитываться. И тем не менее… под ложечкой у Тадеуша тревожно сосёт. Если Астори опять попадёт в неприятности, ему опять придётся её спасать, потому что он не может иначе. Это его раздражает и тяготит, но Тадеуш бессилен совладать со своими чувствами и своим непокорным сердцем. Он её любит. Безнадёжно и обречённо.

Пока Астори отсутствует по своим тайным и неотложным делам, Тадеуш скучает в гостинице. Конные игры завершились; со дня на день королева и премьер-министр отбывают в столицу. Тадеуш успел позвонить Сабрине и пригласить её на ужин, как только он приедет. Естественно, у неё, новоиспечённого министра транспорта, сейчас дел по горло, но… пару часов, чтобы заскочить на Ореховую, она выкроит, Тадеуш знает, как знает и то, что очень нравится Сабрине.

Возможно, сильнее, чем должен нравиться любовник, с которым она рассталась пятнадцать лет назад и сейчас возобновила отношения неизвестно отчего.

Тадеуш лежит на кровати в развязаном галстуке и распахнутом пиджаке и думает о том, что очень хочет навестить родной Лилуэн. Он не был там больше тридцати лет; почти забыл, как выглядят знакомые улицы, как вкусно пахнет из булочной на углу, какие пышные розы растут в садике соседки, госпожи ди Кальчи… как близко до реки от их дома: только свернуть вправо, спуститься по бульвару вниз, а там рукой подать и до леса, и до мелкой речки, и до гор Эрко-Ас-Малларас… это было так давно. Его, пятилетнего мальчика, навсегда оторвали от прошлого – чтобы он мог получить достойное будущее.

Несправедливо. Тадеуш скрипит зубами: он верит и знает, что справедливость работает не так.

Но всё ещё может измениться. В конце концов, они с Астори теперь по-настоящему заодно. Режим чрезвычайного положения на Севере отменён, конные игры проведены, инцидент почти заглажен, и остаётся только ввести проект конституции, чтобы отношения между Югом и Севером наконец-то пришли в норму.

Если ничего не сорвётся – снова. Тадеуш вздыхает.

Всё, что можно делать сейчас, – надеяться на лучшее и на Астори.

***

Первая аудиенция нового министра у монарха всегда волнительна. Астори это известно. Она отчётливо помнит, как встретилась с Тадеушем, недавно ставшим премьером, в этом самом кабинете девять лет назад: он тогда был моложе, стеснительнее, весь угловатый и бледный от робости, с размывами веснушек на носу, с восхитительной улыбкой, с морщинками у зелёных ярких глаз; он едва не споткнулся о ковёр, шагнув вперёд, почтительно поцеловал ей руку… и назвал «Ваше Величество».

И заставил Астори поверить в то, что у неё получится.

Он жутко нервничал, это было заметно невооружённым глазом, но и сама Астори, ещё не королева, не регент, вдова и мать-одиночка, была на взводе. Их взаимная напряжённость странным образом помогла им успокоить друг друга. Они были вместе – против всего королества. Бок о бок. Заодно. Они оказались в одной раскачивающейся лодке среди бушующего моря, и, чтобы не утонуть, приходилось работать слаженно и учиться друг у друга.

Теперь многое изменилось. Астори стала старше и опытнее, она королева со стажем, и она вовсе не собирается успокаивать нового министра транспорта – напротив, сделает всё, чтобы эта Сабрина чувствовала себя как можно более неуютно. Открытого конфликта, естественно, не будет, а вот относительно подспудного соперничества Астори не могла бы поручиться.