Текст книги "Искупление (СИ)"

Автор книги: Леди Феникс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 19 страниц)

Ирина Сергеевна.

Вот так очевидно-безжалостно и удивительно просто. Ирина Сергеевна – неподвижная, смертельно бледная, в выстуженном зимней морозностью салоне “скорой”; Ирина Сергеевна – несвойственно растерянная, жалобно вцепившаяся в его плечи и отчего-то чуть заметно вздрагивающая; Ирина Сергеевна – покорно замеревшая на соседнем сиденье, а после – устало затихшая в полумраке спальни. Ему ведь даже не пришлось настаивать, спорить, убеждать – она вырубилась, едва коснулась головой подушки, оставив нетронутой чашку с мятным горячим чаем.

Это ломало – все. Мог ли он представить когда-то, что сдержанная, безжалостная, неизменно державшая себя в руках начальница окажется такой… беззащитной. Зимина – беззащитной. Самое бредовое определение по отношению к непробиваемой циничной полковнице, способной с каменным выражением лица приказать любую жесть, а если потребуется – то и совершить самой. Но именно это дурацкое, неподходящее слово всплыло в тот момент, когда встретился с ней взглядом – столько непритворного, смешанного с отчаянной надеждой страха было в застывших, панически потемневших глазах.

Испугалась. За него испугалась.

Он едва не рассмеялся в первое мгновение нелепости собственного предположения, а потом… А потом покрасневшие, подрагивающие от холода пальцы неловко сжались на ткани его пальто – он будто со стороны увидел перепуганную девчонку со смазанной тушью, прилипшими к влажной щеке рыжими завитками и с обледеневшими без перчаток руками.

Начальница. Полковник. Зимина. Да ему бы и в голову не пришло в тот момент назвать ее так. Ее – с худенькими дрожащими плечами в тонком не по погоде пальто, ее – в чуть уловимой смеси дорогих приятных духов и каких-то лекарств, ее – так удивительно растерявшуюся и сжавшуюся от недавнего ужаса.

Неподвластное. Несдержанное. Неподконтрольное.

И ужасно, преступно неправильное. Неправильное во всем – в ее внезапном волнении, в его собственном… неужели испуге? Страхе за нее. А еще – жалости. Жалости, блин! У него – к ней. Точнее – невесть откуда взявшемся сочувственно-неуклюжем желании защитить. Закрыть. Оградить. И – самое поразительное – у него в тот момент не возникло и мысли о главном, самом важном и ценном. Самое важное оказалось вдруг совершенно иным – низко склоненная рыжая макушка в рассеянных отблесках света, мягкая ткань пальто под его ладонями и мерно бьющаяся жилка на виске – почему-то непозволительно-близко от его сжатых губ.

Непозволительное. Преступное.

Неподконтрольное.

========== III. 6. Сблизившиеся ==========

Три фотографии, перечеркнутые черными траурными лентами в углу. Растрепанные красные гвоздики – кое-как набитые в вазу, небрежно сложенные на зеркально-гладкой деревянной поверхности. Ира, зацепившись взглядом, невольно вздрогнула, сбиваясь с шага – накатил, пробрал до озноба на долю секунды нахлынувший ужас. Ужас при мысли, чья фотография могла оказаться здесь среди прочих.

– Ирина Сергеевна, все уже собрались, ждут только…

– Сейчас буду, – бросила отрывисто, не дав договорить. Рывком дернула дверь кабинета, отрезая привычный гул и суету. Опустилась на диван, тяжело переводя дыхание, неловко, едва не оторвав, расстегнула несколько пуговиц на пальто. Совсем сдала, совсем расклеилась, подумала с кривой усмешкой, и, уловив осторожный стук в дверь, резко выпрямилась, готовая сходу гаркнуть и осадить.

– Ирин Сергевна, ну вы как вообще?

Негромкий, мягкий голос, внимательно-сосредоточенный и вместе с тем неосознанно-цепкий, готовый отметить малейшую деталь взгляд. Как вчера, как позавчера, как несколько дней назад. Странные это были дни – он, придавленный, растерянный, чувствующий за собой вину, не закрылся, не поддался эмоциям, все больше и чаще предпочитая находиться рядом с ней: заботился о самочувствии, поддерживал в непростых моментах, брал на себя немалую часть тягостных хлопот. И самое удивительное – она его ни о чем не просила.

– Ткачев, ты который раз за последние дни мне этот вопрос задаешь? – хмыкнула невесело, с неохотой поднимаясь. Пристроила на вешалку пальто, поправила перед зеркалом сбившийся галстук, предпочитая не смотреть на свое отражение: догадывалась, что ничего хорошего не увидит. Вымотали, измучили последние дни – похороны, поминки, траурные собрания, тяжелые разговоры с родственниками, разборки с начальством и официальным следствием, выволочки начальнику СКП с требованиями разобраться… Благо Паша во многом помогал: со всякого рода организацией, со сбором денег, с визитами к родственникам погибших и всевозможной поддержкой, в том числе и материальной.

– Ну что, идем? – спросила со вздохом, повернувшись к двери. Встретив изменившийся взгляд, невесело усмехнулась. – Господи, Ткачев, не надо на меня так смотреть, как будто я сейчас в обморок грохнусь. Со мной все нормально, пойдем уже.

Нормально, как же. Паша только качнул головой, заметив разливавшуюся по лицу бледность и залегшие под глазами темные круги. Хотя глупо ожидать другого ответа – разве бывало у нее когда-нибудь по-другому…

***

В квартире царили сумрак и безмолвие, только из-под приоткрытой двери кухни слабо мерцали отблески светильников, да тихонько потрескивали стрелки настенных часов. Ткачев, стараясь не шуметь, нащупал в темноте выключатель, пристроил на вешалку пальто и тихо прошел в кухню. На его почти что законном месте – тесном диванчике – закутавшись в плед, в неловкой и наверняка неудобной позе спала Ирина Сергеевна. Пустая чашка и раскрытая книжка на столике явно говорили, что в кои-то веки неугомонная товарищ начальница решила провести вечер спокойно и мирно, не нарываясь на очередные приключения и не ввязываясь в сомнительные истории.

– Ирина Сергевна, – вдоволь налюбовавшись на столь идиллическую картину, Ткачев деликатно тронул начальницу за плечо. Зимина, чуть повернувшись, что-то неразборчиво-сонно пробормотала, но не проснулась. – Видимо, это значит, что мне предлагается спать на полу, а че, говорят даже полезно, – беззлобно пробурчал Паша, растерянно замявшись на месте. А затем, невесть откуда набравшись смелости, осторожно поднял начальницу на руки, в красках представляя, какая страшная казнь его ждет, вздумай товарищ полковник проснуться прямо сейчас.

В святая святых – спальне начальницы – по счастью, горел свет, так что водружение на законное место обошлось без происшествий. Даже не озаботившись тем, чтобы “отвоевать” свой плед, Паша накрыл Ирину Сергеевну одеялом и устроился на краешке постели, облегченно выдыхая: остаться наедине с голодным тигром затея и то менее безопасная, ей-богу. Хотя при взгляде на утомленное, привычной бледностью обесцвеченное лицо меньше всего верилось, что эта усталая, измученная женщина способна на достойный отпор – снова болезненно сжалось сердце от этой непозволительной, недопустимой совсем сочувственной теплоты.

На пределе.

Опалило, пробрало острой горечью простого и ясного понимания. Она могла сколько угодно храбриться, проявлять бескомпромиссную жесткость, делать вид, что ее ничего не трогает и не задевает – возможно, и сама верила в это. Верила, не осознавая, насколько близка та черта, переступив которую можно легко и безвозвратно сломаться. Он никогда и нисколько не сомневался в ее силе, решимости, твердости – раньше. Раньше, когда она не была столь беззащитна и уязвима в невероятной хрупкости своего положения, к которому, он видел, все никак не могла привыкнуть и приспособиться. Она сколько угодно могла строить из себя непробиваемо-сильную и безжалостную, но то женское, неподвластное и неконтролируемое, не могло не брать верх уже сейчас, а что будет дальше? Как она, неизменно привыкшая взваливать на себя непосильный груз, сможет смириться с собственной слабостью и невозможностью ни на что повлиять? Вообще – сможет ли?

И снова невольное, неосознанное заставило протянуть руку, бережно-мимолетным движением отвести с лица трогательно растрепавшиеся рыжие прядки; расправить сбившееся одеяло. И так, не отводя смягчившегося, растерянного взгляда, Паша осторожно пристроил голову на соседней подушке – всего лишь на миг: перевести дыхание, остудить кипение сумбурных мыслей. Всего лишь на миг, за который, не заметив и сам, погрузился в плотную пелену крепкого сна.

***

Что-то тихонько ткнулось в плечо; резануло, ударило по глазам слепяще-ярким светом. Стремясь уйти от источника раздражения, Ткачев немного подвинулся, краем сонного сознания успев удивиться: насколько он помнил, окна кухни располагались так, что утренний свет туда не попадал… И тут же почти что в панике распахнул глаза, моментально встретившись с таким же изумленно-растерянным взглядом напряженно-карих напротив.

– Ткачев?!

Кажется, надо было вчера все-таки составить завещание, решил Паша, торопливо вскочив.

– Да я это… закемарил, походу, вчера чуток… сам не заметил даже… Простите, я…

Зимина, с тяжелым вздохом приподнявшись, мазнула взглядом по дисплею электронных часов и тут же рухнула обратно, выдав такое, что Паша немного поперхнулся:

– Да лежи ты, чего вскочил, рано еще. – И, не замечая откровенного охренения в лице мужа тире подчиненного, снова уткнулась щекой в тонкую ткань светлой наволочки, обхватив руками подушку.

– Нет уж, спасибо, я еще жить хочу, – проворчал Паша едва слышно, с сожалением покосившись на просторную кровать: что ни говори, а спалось здесь не в пример лучше, чем на привычно-обжитом диванчике в кухне.

– Слушай, Ткачев, этот твой диван, оказывается, жутко неудобный, – заявила за завтраком Ирина Сергеевна – Паша, готовый к любым темам, начиная от выпуска новостей и заканчивая методами сокрытия трупов, от такого поворота едва не подавился. – Я вот думаю, может, тебе новый купить? Тем более в квартире перепланировку все равно делать рано или поздно придется, и мебель менять тоже… – столь милую тему для обсуждений прервал вежливый звонок в дверь. – О господи, кого это там принесло ни свет ни заря? – как-то по-особенному уютно ворча, все еще сонная Зимина побрела в коридор. Паша, не успев захлопнуть дверь кухни, заметил форменное пальто и фуражку, в полумраке у выхода не сразу различив знакомое лицо. А вот его, напротив, разглядели куда как хорошо.

– Ткачев тебе рассказал уже?

– Что рассказал? – заспанная, растрепанная и слабо соображающая начальница явно хотела прибавить что-то недоумевающее, но на следующей реплике вмиг проснулась.

– Ир, нашелся свидетель перестрелки, в которой погибли наши ребята.

========== III. 7. Ненужный свидетель ==========

– Рядом с тем притоном, возле которого ребят грохнули, через дорогу какая-то отстойная пивнуха, там всякий местный сброд собирается. Ну и один из завсегдатаев приперся уже к закрытию, начал в дверь долбиться… И пока ждал, что ему откроют, видел, как у забора остановилась тачка. И номер, и водилу он разглядел, но мне сообщить отказался, – Климов, сосредоточенно наблюдая за дорогой, не заметил, как начальница, недовольно вздохнув, покосилась на часы. Вообще-то раньше обеда Ирина в отделе появляться не собиралась: новый виток больничной суеты мог затянуть почти на полдня, но со всеми этими разборками…

– А ты что, надавить не мог? Информацию у какого-то алкаша узнать? – бросила раздраженно и торопливо опустила стекло – от езды и внезапно обострившегося запаха мужского парфюма начало мутить.

– Ир, я правда пытался добиться, чтобы он мне все рассказал, но он ни в какую, уперся и все. Сказал, что будет разговаривать только с начальством и что у него есть какое-то условие… Ир, с тобой все нормально? – уже открывая дверцу, обернулся на побледневшую начальницу, опередив вопросом заметно напрягшегося Ткачева.

– Ирин Сергевна, может мы и правда сами попробуем еще раз? Зачем вам с каким-то алкашом… – на лице Паши, когда открывал полковнику дверь, снова возникло это забавное выражение: смесь тревоги, как будто готовился к тому, что она рухнет прямо здесь, и какой-то мальчишеской растерянности, даже неловкости, словно чувствовал себя в чем-то виноватым. Ире, несмотря на невеселую ситуацию и не проходящую дурноту, стало смешно: можно себе представить, каким охренением для него является осознание ее нынешнего положения и его причины… Она и сама до сих пор никак не могла в полной мере привыкнуть к своему новому (точнее, уже давно забытому) состоянию, что уж говорить про Ткачева, который детей и беременных женщин в реальности видел разве что в уличной толпе…

– Ирина Сергевна, может, не стоит вам… – снова начал Паша, уже стоя у двери в допросную.

– Ткачев! – моментально осадила начальница, более чем выразительно нахмурившись. Климов, наблюдая за этой странной сценой, только перевел недоуменный взгляд с одного на другую.

– Давайте я все-таки сам сначала зайду, да? – и Паша, не дожидаясь ответа, скрылся за дверью. За плотной створкой не было слышно звуков, но Ира, ступившая следом, уловила досадливый возглас и, встретив растерянный взгляд, только после врубилась в смысл сказанных слов.

– Твою ж дивизию… Ирин Сергевна… он, походу… ну, в общем, того…

***

– Как такое могло случиться?! – Зимина, раздраженно выстукивая каблуками по кабинету ни больше ни меньше похоронный марш, вся кипела негодованием. – В нашем отделе, в закрытой камере!..

Климов, переминаясь на месте, имел вид не менее выразительный, чем вытянувшийся в струнку Олег – точь-в-точь постоянно косячившие школьные хулиганы, разбившие окно в кабинете директора.

– Вадим, как ты вообще додумался его там без присмотра оставить! Ну это ж надо! – и, ненадолго прекратив метание по кабинету, выразительно постучала пальцем по виску, намекая на понятно чей уровень сообразительности. – А ты! – набросилась на дежурного. – Ты вообще кому ключи раздаешь, что потом у нас трупы появляются?!

– Да я… Ирина Сергеевна… у меня все ключи на месте, можете проверить…

– Из дежурки выходил? – Заметив ускользающий взгляд, добавила в голос децибел: – Врать мне не вздумай!

– Ну было дело… Да на минуту всего, Ирина Сергеевна, правда, я…

Зимина, шумно выдохнув, на секунду прикрыла глаза.

– Идите отсюда. Оба. Быстро, – отчеканила подозрительно тихим голосом. Олег, не веря в свое счастье, вылетел за дверь как ошпаренный. Климов, помедлив, оглянулся, собираясь не то что-то сказать, не то спросить, но связываться с начальницей в гневе все-таки не решился.

***

– Ты чего такой, проблемы? – Паша, отметив до невозможности хмурый вид давнего приятеля и весьма красноречиво помятую физиономию, подумал лишь, что в подобной ситуации и с таким настроем только и остается, что пить. Он в свое время именно так и пытался забыться…

– Да у меня вся жизнь теперь одна сплошная проблема, – мрачно хмыкнул Тобольцев, прибавив нечто весьма красочное. – Позавчера тесть, чтоб его, визитом почтил, угрожал, нервы мотал, чуть в драку не полез… А вчера вечером я коллеге свою тачку одолжил, его машина сломалась… Ну а сегодня с утра его опознавать пришлось. Грузовик в тачку въехал. Водила клянется, что угнали, да так, походу, и есть. И я че-то нихрена не верю, что это простое совпадение.

– Ну нихрена себе! – присвистнул Паша. Пользуясь тем, что в кабинете, кроме них, никого нет, все-таки полез в сейф за бутылкой: “на сухую” подобная инфа воспринималась с трудом. – То есть ты думаешь, что тесть… Да ладно. Он че, совсем больной? И потом, нет же никаких доказательств, ничего…

– А на кой ему доказательства? – скривился Виктор, проглотив дольку лимона. – Следак настоящего убийцу искать не чешется, у меня, как ты понимаешь, тоже не особо выходит… А этот вбил себе в голову, что я в смерти его драгоценной доченьки виноват, вот и пошел вразнос, – выпалил зло, тут же забивая эмоции спиртным. – Достали…

– Да, дела, – только и смог протянуть Паша, не находя нужных слов. А в следующее мгновение закрытая дверь кабинета возмущенно дрогнула, и тут же следом раздалось весьма выразительное, могущее исходить только от одного человека в отделе:

– Бардак, совсем распустились!

Скорости, с какой Паша уничтожал следы дружеских посиделок, мог позавидовать вдоволь навеселившийся подросток, пытающийся одновременно проветрить квартиру, вытолкать пьяных вхлам приятелей и полуголых подружек, выкинуть разбросанные пустые бутылки, сделать уборку и накормить кота недельной нормой еды.

– Та-ак! Рабочий день только начался, а опера уже вовсю окончание отмечают!

– Да мы, Ирин Сергевна…

– Здрасьте, – как воспитанный мальчик поздоровался как-то сразу притихший Тобольцев, осторожно продвигаясь к выходу.

– И вам не хворать, – не слишком-то любезно буркнула Зимина, не сбившись с начальственно-грозового тона. Едва за приятелем Ткачева закрылась дверь, опустилась на край дивана, сморщила носик.

– Коньяк, значит. С лимоном, – вынесла безошибочный вердикт.

– Как вы догадались? – поразился Паша, тщетно пытаясь уловить запах. – Мы выпили-то по паре глотков всего…

– Как в песне поется: “И нюх как у собаки, и взгляд как у орла”, – смешливо фыркнула Ирина Сергеевна и тут же озадаченно нахмурилась. – А чего я приходила-то? Блин, забыла совсем…

– Девичья память – признак влюбленности, – с умным видом процитировал Паша фразу из какого-то сериала.

– Дурень, – усмехнулась Ира и тут же посветлела лицом. – Точно, номер пробить хотела. Дежурный, в отличие от некоторых, этого алкаша обыскать догадался и нашел бумажку какую-то с номером. Вряд ли, конечно, это та самая машина, но проверить-то надо… Только не забудь!

– Будет сделано, – кивнул Ткачев, забирая листок. Залипнув на плавную походку удаляющейся из кабинета начальницы, от колкости не удержался: – Так это ж вроде вас память по известной причине подводит, или вы и об этом забыли уже?

– Очень смешно! – дернула плечом Зимина и, одарив лисьим лукавым взглядом, парировала с этой своей неподражаемой заботливой издевкой: – Ты смотри, не увлекайся тут, не забывай тоже: мне муж трезвый и адекватный нужен.

***

В такси Иру заметно укачало: нынешнее состояние давало о себе знать, а беготня по больничным кабинетам и вовсе измотала – она за целый рабочий день и то уставала меньше, чем за какие-то пару часов всяческой врачебной суеты. Так что телефонный звонок услышала не сразу, да и ответив, не сразу сообразила, о чем речь.

– Ирин Сергевна, это по поводу номера машины, ну, вы просили… Короче… Это тачка Витькиного тестя, генерала Смольского в смысле…

========== III. 8. Противодействие ==========

– Паш, что-то я совсем запуталась, давай еще раз, – Ирина, нахмурившись, опустила взгляд в чашку, сосредоточенно помешивая ложкой чай. Сделала глоток; поморщившись, чертыхнулась. – Фу, че не сладкий-то такой…

Паша, деликатно промолчав о том, что сахар добавить дорогая начальница попросту забыла, бросил в чашку два кубика рафинада. Затем пододвинул Зиминой вазочку с полюбившимися крекерами и, больше не отвлекаясь, повторил уже озвученную информацию:

– Машина, номер которой нашли у того алкаша, оформлена на генерала Смольского, тестя Витьки Тобольцева. Правда, фиг его знает, та ли тачка была возле притона, когда наших расстреляли, выяснить-то теперь не у кого. И кто за рулем был, тоже вопрос, может, номера вообще левые или машину у генерала угнали…

– Меня вот что напрягает, – Ира, разломив печенье, задумчиво посмотрела прямо перед собой. – Кто мог знать, что этот алкаш находится у нас и собирается давать показания? И тем более пробраться в отдел, незаметно тиснуть ключи, задушить этого свидетеля, потом вернуть ключи и незаметно смыться… Нет, не бывает так. Если только… – и, не договорив, уставилась на него расширившимися глазами.

– Если только… – повторил Ткачев и протестующе дернул рукой – пустая кружка из-под чая опрокинулась набок. – Вы чего, думаете, кто-то из наших… Да не, не может быть!

– Быть, Паша, может все что угодно. И кто угодно, – невесело усмехнулась Зимина. – Вопрос, кто именно.

– Да не, бред какой-то! Ну сами посудите, кто знал, что этот алкаш у нас? Климов его привез, потом мы приехали… Не думаете же вы…

– Да успокойся, не думаю я, – тяжело выдохнула, потерла лоб рукой, ощущая вновь накатывающую дурноту и притаившуюся в висках головную боль. – В конце концов, мало ли кто мог его увидеть в отделе…

– Вопрос, каким боком тут целый фээсбэшный генерал. Если, конечно, тачка действительно его. Не мог же он своими руками расстрелять троих ментов. Да и зачем ему это? Нет, чего-то не складывается ничего…

– Аналогично, – снова поморщилась Ирина Сергеевна. Запила чаем дольку лимона, отставила чашку, собираясь с мыслями. – Вот что, Ткачев. Не будем пока напролом переть, тем более если там такие люди замешаны… Ты вот что, пробей сначала, что это был за притон, кто там, что там, понял? Ну а дальше уж будем думать, когда хоть какая-то информация появится… Все на сегодня, отбой. – Взглянула на часы, сладко потянулась – Паша, поперхнувшись, в последнюю секунду отвел глаза: пара верхних пуговиц домашней рубашки, разойдясь, открыли взгляду скромную полоску черного кружева, на светлой коже выглядевшего особенно завлекательно. Твою ж дивизию… Спокойной ночи, называется…

***

– Это я, – голос в трубке дрожал неприкрытой нервозностью. – Вы просили сообщать, если вдруг что… Так вот сегодня… Ко мне какой-то левый мент приходил, я его не знаю. Расспрашивал про клуб, типа кому продал, почему продал… Я ему, конечно, чего-то наплел, он вроде поверил, но черт его знает…

– Мент, говоришь? Сказал, из какого отдела? Как фамилия, запомнил?..

***

– Значит, этот Сизов утверждает, что клуб давно продал и понятия не имеет, кто нынешний хозяин? – Зимина, откинувшись в кресле, отбросила ручку на внушительную стопку документов. – Интересно…

– Ирина Сергеевна, – Щукин, мельком просмотрев лежащие перед ним бумаги, хлопнул рукой по одному из листов, – ну это же точно такая же схема, как с тем борделем. Сизов этот купил помещение, начал там ремонт, то-се… Потом вдруг решил продать клуб, покупатель тоже недолго промучался, перепродал кому-то. Теперь по бумагам здание вообще какому-то зэку принадлежит, который год назад в колонии кони двинул. В общем, концов не найдешь, как и в предыдущем случае.

– Ну нихрена себе, – озадаченно протянул Савицкий. – Это что, получается, наши ребята случайно наткнулись на еще одну точку, которую те уроды организовали? Ничего себе поворот…

– Ром, притормози. Тот факт, что неизвестный хозяин действовал по той же схеме, что и эти любители острых ощущений, мать их, еще ни о чем не говорит. В конце концов, это может быть простым совпадением.

– Но, Ир!

– Рома, остынь! Даже если наши догадки верны, надо соблюдать осторожность, проверить все как следует. Выясните с Ткачевым, что это был за клуб, кто там тусовался и вообще…

– Уже, Ирина Сергеевна, – вздохнул Рома. – Были мы там, только хрен теперь узнаешь, чем они занимались. Там голые стены тупо, ни вещей каких-то, ни мебели, даже обои содраны и перегородки сломаны. Ни одной зацепки в общем.

– Подожди, то есть как? – Ира, приподнявшись, тут же снова опустилась в кресло. – Ну тогда я совсем ничего не понимаю. Что тогда наши ребята там могли проверять? И если никаких зацепок нет, почему их убили?

– Да в том-то и дело, что этот так сказать ремонт совсем свежий, буквально на днях все уничтожили. А на момент, когда наши туда явились, все, видимо, работало как часы.

– Кто-то слил, – медленно произнесла Ира, сжав пальцы в замок. – Они откуда-то узнали, что мы заинтересовались, и быстро все подчистили.

– Да чего тут гадать, – снова вступил Щукин. – Вы же Ткачева отправляли к этому бывшему хозяину, а он вполне мог… Черт! – выругался, встретившись взглядом с Савицким, который тут же подорвался с места. – Ром, ты хоть в курсе, где этот Сизов живет?..

***

Умная, жесткая, крутая баба. Не какой-то заурядный начальник занюханного райотдела – настоящая хозяйка на своей земле, держащая под каблуком не только своих подчиненных, но и всякую местную отморозь и бизнесменов, ведущих дела на ее территории. Еще не так давно распоявшиеся уголовники сидели тише воды, коммерсы исправно платили дань, а всяких залетных и обнаглевших моментально ставили на место – у Зиминой имелась самая настоящая свита, выполнявшая все указания. Вот только, несмотря на вполне очевидные выводы, никаких доказательств ее противозаконной деятельности нарыть не получилось – действовала полковник крайне аккуратно, не давая шанса себя поймать. Можно было, конечно, пойти на откровенную провокацию, попросту подставив эту нахальную бабу, лезущую куда не надо, но рисковать, открывшись раньше времени… Зачем? Все концы, включая трусливую пешку Сизова, были обрублены, зацепок никаких… Может, не все так страшно, подергается и успокоится? Тем более что даже при самом скверном раскладе выйти на него не получится – из оставшихся в живых в курсе только один, который уж точно сливать его не побежит, и не только потому, что сам замазан по самые уши.

Так он думал ровно до тех пор, пока за ужином в тихом ресторанчике его собеседник, надежный друг и правая рука, вдруг не произнес, мрачно глядя на фужер дорогого коньяка:

– Мне кажется, ты под ударом.

– С чего вдруг такие выводы? – сурово сдвинул брови, зная, как на его собеседника действует такой простой признак молчаливого неодобрения. И точно – тот, заерзав, принялся водить вилкой по пустой тарелке, не торопясь отвечать. – Ну?

– Дело в том, что тебя кое-кто видел в тот день, когда оперов положили… Я не хотел тебе говорить, но… В общем, зам Зиминой где-то откопал алкаша, который у пивнушки в тот день отирался. Я аж глазам не поверил, когда его в отделе увидел…

– То есть ты хочешь сказать… – застывшим голосом уточнил он, сжимая в руке вилку – металл под сильными пальцами начал гнуться.

– Я хочу сказать, что не знаю, что он успел взболтнуть, – торопливо перебил собеседник. – Я, конечно, все исправил, но что-то он мог сказать. В общем, в любом случае надо подстраховаться.

– И что ты предлагаешь? Эту Зимину, по-моему, зацепить нереально, по крайней мере, не спалившись. У нее, похоже, слабых мест вообще никаких нет.

– Да нет, вот здесь ты ошибаешься, есть одно, – и, выдержав вопросительный взгляд, победно закончил: – Сын.

***

Ира, притворив дверь, устало опустилась на стул в прихожей, с облегчением стянула сапоги – после привычных каблуков надеть мягкие домашние тапочки оказалось настоящим наслаждением. Забросила на вешалку пальто и, повернувшись, вскрикнула: у входа в кухню, похоже, случилась настоящая битва – опрокинутый стеллаж с книгами и комнатными растениями, разбросанные вещи, разбитое зеркало… Вспомнив телефонный разговор и строгое предупреждение явиться домой, ощутила, как от сердца отхлынула кровь и потемнело в глазах.

– Саша!

========== III. 9. Новые роли ==========

Опоздал. Савицкий, досадливо выругавшись, прикрыл дверь и нашарил в кармане телефон. Аккуратно, однако, работают ребята, никаких концов – набухался мужик и утонул по пьяни в собственной ванной. Вот только Роме в совпадения верилось меньше всего: стоило только Ткачику появиться с расспросами, как почти тут же бывший хозяин клуба отправился на тот свет. Скорее всего, вышестоящее “начальство”, узнав об интересе ментов, для подстраховки решило убрать и эту зацепку. Сразу видно – люди серьезные и подвергать себя лишнему риску совсем не намерены. Весело, нечего сказать…

***

Вырубился Паша, едва добрался до дивана: сначала ночное дежурство выдалось богатым на происшествия, и он вдоволь замотался на выездах, потом утро порадовало новостью об очередном усилении, так что домой Ткачев явился только ближе к вечеру, отчаянно завидуя Савицкому, который формально все еще был в отпуске. Может, и ему пару выходных выпросить, небось расщедрится дорогая начальница, как-никак, не совсем чужие люди… С этой изрядно насмешившей мыслью Ткачев и проснулся: как ни странно, вполне бодрый и на редкость в хорошем настроении. Привычно поставил чайник, заглянул в холодильник, оглядывая полки и соображая, что надо купить. Как-то так получалось, что большинство хозяйственных хлопот он взял на себя, и это даже нравилось: вся эта бытовая суматоха неплохо отвлекала, не позволяя лишний раз задумываться о всякой фигне и перемалывать малоприятные мысли. Зато появлялась какая-то иллюзия непривычной стабильности, нормальности даже: ведь именно так живут обычные люди – заботятся о семье, бродят по магазинам, обсуждают меню на ужин и суетятся по утрам, спеша на работу… Миллионы семей существуют по заведенному ритму, и его, удивительно, это нисколько не напрягало – где-то в самой глубине души, неосознанная, скрытая, зарождалась смутная уверенность: именно так должно быть, именно так правильно. А ведь когда-то он так отчаянно бежал от малейшего намека на ответственность и серьезность: меньше всего это ему было нужно. Что же изменилось теперь?

– Сань, ты чего такой? – Паша, складывая на тарелку бутерброды, удивленно взглянул на влетевшего в квартиру Зимина – запыхавшегося и явно перепуганного.

– Там это… на улице… машина… какие-то мужики…

– Да не части ты, расскажи толком, – Ткачев придвинул Александру чашку с чаем, но тот, кажется, ничего не заметил, все еще пытаясь отдышаться. Заговорить Саша не успел – в коридоре послышался какой-то скрежет, а потом тяжелые, постепенно приближающиеся шаги.

– Блин, дверь! – шепотом ахнул Сашка, испуганно замерев. После пережитого страха и беготни соображалось плохо – захлопнул дверь или нет, он не помнил.

А потом все смешалось: неясная тень в дверях кухни, замерший у косяка Паша, какой-то грохот, удар, сдавленный мат, снова грохот и звон, шум борьбы, отлетевший прямо к его ногам пистолет… В повисшей тишине – особенно отчетливое и странно беспомощно-сдавленное:

– Саша…

***

Домой вернулись поздно ночью. Сначала вызванный Климов вместе с Савицким увезли изрядно помятого непрошеного гостя – продолжить содержательную беседу и выяснить имя заказчика похищения, а также личность второго типа, заметившего шум и успевшего смыться. Потом заметно пришедшая в себя Ирина Сергеевна непререкаемым тоном приказала Саше собирать вещи – билет на самолет уже был заказан, а бабушка ждала в аэропорту. На робкие вопросы и возражения последовало категоричное: “Все потом! А здесь без тебя разберутся” и нетерпеливый тычок в спину. Прощание в аэропорту вышло скомканным, как и торопливые объяснения маме, но Паша ясно видел, что начальница сдерживается с трудом – снова кольнуло этой неожиданной, неуместной совсем болезненной жалостью.

Потом был долгий допрос – хотя бы здесь Ткачеву удалось убедить Зимину, что справятся и без нее: разъяренная, пышущая возмущением, на пределе эмоций, она поначалу порывалась присутствовать при “беседе”, но после все-таки сдалась. Видимо, усталость и пережитое волнение взяли свое.