Текст книги "Искупление (СИ)"

Автор книги: Леди Феникс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 19 страниц)

– Лен, занята? Обед уже, может, зайдешь?

Измайлова, в дверях столкнувшись с вылетевшим из кабинета начальства Ткачевым, только многозначительно хмыкнула. Устроившись на соседнем с подругой стуле, выразительно оглядела заставленный тарелками поднос и не менее выразительно протянула “ну нифига себе!”, в ответ получив мрачный взгляд.

– И не стыдно тебе мужика на “сухом пайке” держать? – улыбнулась хитро, приканчивая пятую по счету конфету, пока Ира вяло возила ложкой в тарелке с пюре.

– Чего?

– Чего, чего… Ир, ты школьницу-то из себя не строй, – поддела дружески. – Мужик вон вокруг тебя вьется, пылинки сдувает, чуть ли на руках не носит… Могла бы, так сказать, и благодарность объявить…

– Измайлова, меня твои эвфемизмы доконают когда-нибудь, – Ирина, поперхнувшись, закашлялась и тут же схватилась за стакан с водой. – Вот че ты несешь, а?

– Разумное, доброе, вечное. Не, Ир, серьезно, не стыдно тебе? Ну золото же, а не мужик – готовит тебе, заботится, обеды таскает… Уважает, типа, твое положение. А ты теперь подумай, ему-то каково? Не, я не о том, – предупреждающе выставила ладонь, видя, что Ира готовится что-то сказать, – что он, бедный такой, вынужден твое общество терпеть, это вообще фигня и заморочки ваши общие. Я про то… Ой, да можно подумать, ты сама не в курсе, какие о его подвигах легенды ходили… А вот теперь прикинь, каково ему сейчас? Изменить совесть не позволит, а тут еще ты из себя неприступную крепость строишь… Ну пожалела бы мужика, приласкала, а там, глядишь, все наладилось бы у вас, как в семье настоящей.

– Лен, ты че, издеваешься?! – Почувствовала, как щеки мучительно заливаются румянцем. Опять двадцать пять! Да что ж такое…

– Да нет, Ир, это как раз ты издеваешься. Причем капитально. Он, поди, извелся весь, а ты…

– Щас как дам по башке! – не найдя больше достойных аргументов, Ира шутливо замахнулась ложкой. – Семейный психолог, тоже мне…

***

– Ирин Сергевна, вы чего-то не едите ничего совсем, нормально себя чувствуете? Проблемы какие-то, неприятности?

– Нет, – хмуро буркнула Зимина, не поднимая глаз. Похоже, ее утреннее настроение к вечеру только закрепилось – домой она явилась еще более злая, дерганая и мрачная, чем была утром. Но вот понять, что с ней происходит, у Паши не получалось ни в какую.

– Точно? Может помощь какая нужна? Вы же знаете, я всегда…

– Спасибо за ужин, я отдыхать, – оборвала начальница, отодвигая тарелку – от неловкого движения раздраженно грохнул фарфор.

– Ирина Сергевна, – Паша в последний момент перехватил ее руку, останавливая, отметив, как полковник снова вздрогнула, – я что-то не то сделал? Обидел вас чем-то?

– Что за ерунда? – привычно-заученно приподняла бровь.

– Ну, мне показалось просто… что вы как-то избегаете меня, что ли…

– Все нормально, просто устала, день был безумный, – натянуто улыбнулась Ира, поспешно высвобождая ладонь.

– Доведете себя скоро с этой работой, – беззлобно проворчал Паша. – Служба службой, а отдыхать-то тоже надо. У вас вон завтра выходной, может, на дачу съездим, я отгул возьму…

– Типа романтический уик-енд? – иронично фыркнула Ира – Ткачев как-то забавно по-мальчишески залился краской.

– Типа воздух свежий, тишина… Раз выпали выходные, чего в городе-то сидеть?

– Резонно. Считай уговорил. – Ирина даже обрадовалась – сменить обстановку, отвлечься… Но самое главное – можно будет забиться куда-нибудь в укромную комнатку и не сталкиваться постоянно с Ткачевым – после дурацкой утренней ситуации видеть его стало совершенно невыносимо. Руки чесались выставить за дверь его вещи, сменить замки и наконец-то вздохнуть свободно – снова жить как жила, как привыкла, как считала нормальным. Ну в самом деле, дурацкое же положение! И отношения у них тоже дурацкие…

***

Ночью Ира проснулась от смутного беспокойства. За окном глухо гудел ветер; бились в стекло заснеженные ветки. Купающаяся в облаках луна светила слабо, а вот звуки в ночной тишине разносились отчетливо – под окнами совершенно точно кто-то ходил.

Осторожно, стараясь не шуметь, Ирина приподнялась, нашарила в тумбочке пистолет и только потом встала, беззвучно приоткрывая окно. Повеяло морозной свежестью, дымом откуда-то издалека, а еще, как показалось, запахом крепкого алкоголя и смутно знакомого мужского одеколона – где-то совсем рядом.

– Кто здесь? – И только через секунду осознала, что на фоне залитого лунным светом окна представляет собой отличную мишень. Отшатнулась почти инстинктивно, а в следующее мгновение в деревянную обшивку рамы совсем рядом вонзилось несколько пуль.

========== III. 17. Пыльные фотографии ==========

– Ничего, Ирин Сергеевна, – удрученно признался Паша, осторожно опускаясь рядом с уткнувшейся в монитор ноутбука начальницей. – Под утро снег пошел, если следы какие-то и были, то все замело. Обошли мы с Ромычем соседей, поспрошали, никто ничего как водится не видел и не слышал.

– Ну это уж как полагается, – хмыкнула Зимина, отвлекаясь от экрана. Вытащив из упаковки, опустила в тарелочку с земляничным вареньем кусок мела и преспокойно, с явным удовольствием, откусила. Заметив прифигевший взгляд Паши, великолепно пожала плечами. – Что? Мне очень даже вкусно… Я тут запись с камеры на въезде в поселок просмотрела, – перешла к делу. – Ночью никто посторонний на территорию не заходил и не заезжал, вообще ничего подозрительного.

– Ну, он мог, в принципе, со стороны леса подобраться…

– Мог. Но там нигде камер нет, так что уже не узнаем. Меня вот что напрягает, – задумчиво поболтала очередным меловым ломтиком в сладкой массе. – Какой-то одеколон у него знакомый, в смысле запах слышала где-то… Но вот никак не вспомню, где.

– Вы еще и одеколон учуять успели? – восхищенно протянул Ткачев. – Ну вы даете, Ирин Сергевна…

– Ир! – влетевший Савицкий вид имел более чем странный. – Лена только что из отдела звонила… Там взрыв…

***

– Гранаты кто-то сбросил в окна с квадрокоптера. Мощность, в общем-то, небольшая, но шумихи наделали изрядно. Стекла повылетали, естественно, кабинет начальника оперов изрядно разнесло…

– А где он сам? – И тут же, обернувшись, столкнулась с Земцовым лицом к лицу. Выглядел товарищ майор, обычно всегда одетый с иголочки, мягко сказать, непривычно – мрачный, помятый, с красной рожей, да еще и перегаром от него разило за версту. – Земцов, а ты чего это в таком виде?

– У меня выходной вчера был, – пробурчал майор, стараясь не дышать в сторону начальства.

– Понятно. Ну и кто мог это сделать, как думаешь? Думаю, сам понимаешь, что твой кабинет не по ошибке разгромили. Кому ты дорогу перешел? Может, дела какие-то были, может, кто-то угрожал?

– Понятия не имею. Не было ничего такого, – бросил торопливо и, не дожидаясь дальнейших расспросов, повернулся к окликнувшему его пожарному с какими-то бумагами в руках. Зимина, отвлекаясь на выбежавшую из отдела перепуганную Измайлову, не заметила, с какой откровенной ненавистью посмотрел на нее майор.

***

– Ирин Сергевна, вы вообще уверены, что это хорошая идея тут оставаться после вчерашнего? – Ткачев, отвернувшись от горящего камина, внимательно посмотрел на начальницу. – Может, лучше надо было домой вернуться?

– Сбежать? – вздернув бровь, уточнила полковник. – Из-за чьей-то пьяной выходки себе выходные испортить?

– “Пьяная выходка”? Убедительно звучит. Сами-то верите, что это просто случайность?

– Паш, ну не занудствуй! Вот что здесь со мной может случиться? Оружие у меня всегда под рукой. Да и ты рядом.

– Спасибо за доверие, – хмыкнул Ткачев. – Вот что, Ирин Сергевна, сегодня в моей комнате спать будете, – заявил решительно. Зимина, взявшаяся было за чашку с чаем, чуть не расплескала горячий напиток себе на колени.

– Ч-чего? – выдавила хрипло.

– А что? – совершенно невинно переспросил Паша, пожав плечами. – Я вон тут могу на диванчике перекантоваться, мне не привыкать. – На этих словах Ира выдохнула с облегчением, снова берясь за чашку. – Кстати, раз уж мы тут… Я спросить хотел, у вас старых фотографий нет?

– Господи, это-то тебе зачем? – чуть не поперхнулась Ирина, уставившись с неприкрытым обалдением. Кажется, Ткачев сегодня решил поставить рекорд по выведению ее из равновесия, не иначе, – большинство его заявлений и вопросов приводили полковника по меньшей мере в ступор.

– Да я просто… мне… – неожиданно смутился Ткачев, потерев подбородок ладонью, – ну, интересно… В смысле, когда у нас… ну, каким он… или она будет…

Ира несколько мгновений недоуменно моргала, пытаясь уловить хоть какой-то смысл в этой смущенно-несвязной речи, а врубившись, едва не рассмеялась.

– Где-то в кладовке была коробка кажется, – махнула рукой. – Осторожней там! – И, уловив нарастающий грохот, поняла, что предостережение несколько запоздало – судя по звукам, обрушилось не только содержимое кладовки, но и пара стен как минимум. Однако Ткачев, как ни странно вполне живой и невредимый, только изрядно припорошенный пылью, нарисовался почти сразу, да еще и с коробкой в руках. Ира, наблюдая, как он осторожно раскрывает первый попавшийся альбом, только непонимающе повела плечом – что это на него нашло?..

Странное это было чувство – все равно что заглянуть за какую-то ширму, отделяющую обыденно-строгое от чего-то потаенного, запертого, запретного даже.

Слишком личное.

Да, даже сейчас – когда пережили столько событий, когда оказались невероятно и крепко связаны ее нынешним положением и общим туманным будущим, – даже сейчас это казалось чем-то сокровенным.

Удивительно. Непривычно. Это все ломало банальные шаблоны, открывало привычное с иной стороны. Все – и школьные тетрадки, заполненные аккуратным торопливым почерком, и дневники с одними “хорошо” и “отлично”, и поздравительные открытки – кажется, от каких-то далеких друзей… И фотографии, фотографии, фотографии. Смешная девчонка с рыжими косичками, пышными бантами и стандартным букетом гладиолусов едва ли не больше ее самой. Какие-то школьные кадры – куча незнакомых лиц. Дачные – под раскидистой яблоней, с друзьями на речке, просто на крыльце… Так стремительно – уже выпускные. Замысловатая прическа, нарядное платье, искрящийся взгляд, аттестат в руках. Университет. Снова множество незнакомых лиц. Аудитории, выезды на природу, окончание курса… Еще несколько подобных снимков – год за годом. А потом внезапно все обрывается. Странно, а как же…

– А это чего?

Воздушная легкость под пальцами. Какая-то причудливая вышивка. Ткань немного пожелтевшая от времени, но еще хранящая чуть ощутимый аромат каких-то волнующе-тонких духов. Не свадебное, конечно, но очень похоже.

– А ну дай сюда!

Паша даже не успел отреагировать – от сердитого рывка тонкая ткань разошлась с треском. И тут же – бесформенно смятым комком прямо в разгоревшийся огонь.

– Ирина Сергеевна…

Жуткая бледность, залившая лицо, хищно раздувающиеся ноздри, сжатые губы, прерывисто-раздраженная неровность дыхания. И глаза – две черные бездны всколыхнувшейся боли, непонимания, злости.

Какой же ты идиот, Ткачев!

– Ирина Сергеевна, простите, я…

– Да ты-то здесь причем?

Уже совершенно спокойно – ни отблеска недавних эмоций, лишь усталость. Отошла от камина, неловко опустилась в кресло, медленно выдыхая и прикрывая глаза.

– Я наверное не должен был…

– Все нормально, проехали. И не смей меня жалеть! – с привычной властной строгостью.

Что-то дернулось внутри – от нахлынувшей боли на миг стало трудно дышать. Такая – с этим требовательным хрипловато-командным голосом, с напряженной складкой между бровей, с темными кругами под глазами после бессонной ночи – она показалась ему настолько живой, настоящей… родной?

Виновато-стыдливой горечью и обреченным приговором – ни одна женщина в его жизни еще не была настолько ему близка. И не будет уже никогда.

К сожалению. А может и к счастью.

========== III. 18. Отпустить ==========

– Зря ты это затеял, брат, очень зря, – темноволосый мужчина, укоризненно покачав головой, отодвинул от себя бокал с коньяком. – Он человек серьезный, шутить не любит. Не стоило тебе с ним связываться.

– Он меня обманул! – вскинулся сидящий напротив. – И людей моих обманул! Заплатить обещал, а не заплатил. Нельзя такое прощать!

– Не прав ты, Рашид. Смотри, как бы не ответили тебе…

– Да что он мне сделает? В тюрьму посадит, а? Ничего он мне не сделает. Да и не хожу я нигде один. Давай лучше выпьем еще, брат…

Спустя еще полчаса Рашид Мамедов наконец вышел из подъезда, беззаботно поигрывая ключами. Остановился, недовольно оглядываясь, – трое его людей, сопровождающих почти неотлучно, куда-то делись. Уже выхватил было из кармана телефон, а в следующую секунду что-то тяжелое опустилось на затылок, и мир перед глазами померк.

***

– Докатились! Только бандитских разборок у нас на районе не хватало! – Ирина торопливо отвернулась, не горя желанием наблюдать, как санитары упаковывают тела в пластиковые мешки. – Надо как можно скорее найти, кто это сделал, пока реки крови не полились. Земцов, ты меня слышишь?

– Так точно, товарищ полковник, – вяло отреагировал майор. Ира, скользнув недоверчивым взглядом, посмотрела на часы.

– К вечеру жду результатов, – заявила внушительно. – И желательно, чтобы эти результаты у нас в наручниках сидели. Давайте, работайте, шевелитесь как-то!

– Будет сделано, – буркнул Земцов, бросив не слишком-то приязненный взгляд. Ира, потянувшись в карман за трезвонящим мобильным, ничего не заметила.

***

– Интересное совпадение, Ирин Сергевна, – Паша, поворошив горящие в камине поленья, повернулся к начальнице, – один из типов, которых ночью завалили, в нашем местном магазинчике купил пару самых навороченных квадрокоптеров. И что самое интересное, буквально за пару дней до того, как кабинеты у нас взорвали.

– Вот как? – Ира, поудобнее устраиваясь на сложенном в несколько слоев одеяле у камина, настороженно замерла. – Думаешь, эти типы как-то причастны?

– А вы в такие совпадения верите? – ответил вопросом на вопрос. – Я лично нет.

– И что это может быть? – задумчиво нахмурилась. – Может, их кто-то нанял? А потом просто убрали, чтобы концы обрубить. Хреново, ох как хреново… Черт его знает, как нам это все отзовется.

– Поживем – увидим, – оптимистично утешил Паша. – Все равно раз эти мертвы, мы ничего не узнаем.

– Умеешь успокоить, – проворчала Зимина, поднимаясь. – Пойдем погуляем что ли, пока не стемнело…

Ей стало с ним просто и хорошо. Ира никогда не понимала расхожее “как за каменной стеной” – всегда и во всем полагаясь лишь на себя, иного сценария не признавала и не разделяла, сама себя привыкнув защищать, а часто и других тоже. Да и мужчин подобных на своем пути не встречала ни разу – ни преспокойно слившийся Глухарев, ни слабохарактерно-податливый Андрей на “настоящих мужиков” тянули мало. А вот в Ткачеве со всеми его недостатками она это разглядела почти сразу – и, как оказалось, не ошиблась ничуть. И этот логичный, закономерный более чем вопрос сорвался прежде, чем успела обдумать и себя остановить.

– Паш, а что дальше?

– В смысле? – Ткачев, притормозив, недоуменно оглянулся – Зимина, привалившись к стволу березы, отстраненно разглядывала небо в переплетении спутанных, припорошенных инеем ветвей.

– В прямом, – выдохнула устало, по-прежнему не смотря на него. – Это ты сейчас со мной возишься, чуть ли не пылинки сдуваешь… Но я же понимаю, как тебе это все непросто. Даже сейчас. А дальше что будет? Ты вообще способен нашу, блин, совместную жизнь представить?

– А почему нет? – невозмутимо пожал плечами. И, как ни старалась, рассмотреть что-то в его лице Ира не смогла. Как же невероятно он научился за последнее время владеть собой…

– Ты сам прекрасно знаешь, почему нет! – ударило раздраженной резкостью. – И напоминать смысла не вижу! Мне другое интересно. Вот сейчас ты суетишься, заботишься, зациклился на одном и ни о чем другом думать не хочешь. А потом-то… Ты, в конце концов, молодой здоровый мужик, тебе отношения нормальные нужны. Причем во всех смыслах. Или как ты себе это представляешь: вечером в фиктивной семье счастье изображаешь, а по ночам свою личную жизнь устраиваешь? Или что?

Вот сейчас она его задела – темные глаза стали совершенно черными, нервно дернулась щека, сжались губы.

– Так вы к чему клоните-то, я не пойму? – с каким-то обледеневшим спокойствием. Ирина Сергеевна неохотно опустила взгляд, рассматривая призрачно-синие тени берез. И выдала очень обыденно-простой ответ – у Паши что-то сжалось под ребрами, не позволяя вдохнуть от необъяснимой боли.

– Я думаю, нам нужно развестись.

***

Она искренне верила – именно такой выход будет лучшим из всех. Лучшим для всех.

Она не имеет права его мучить.

Тот разговор с пытавшейся вправить ей мозги Измайловой натолкнул на мысли, очевидные осознания, которые так старательно и трусливо гнала. Но только больше себя накручивала, зависала на размышлениях, подходя наконец к решению – смутному поначалу, а теперь ставшему таким очевидным и ясным.

Она ведь действительно была благодарна ему за все – за всю поддержку, помощь, просто за то, что рядом. А самое страшное – она начала к нему привязываться, привыкать. Воспринимать его как часть нужную, естественную, необходимую жизненно. Хотя умом понимала прекрасно: это все закончится сразу, едва отпадет необходимость трястись и переживать за нее. Правильнее – не за нее вовсе.

Она должна была остановить это все – чтобы потом не было больно. И ему, разрывающемуся в своих чувствах, и ей самой, вспоминающей то, на что с ним не имела ни малейшего права. И была уверена – он воспримет это с неподдельным облегчением, радостью даже. Свобода от нее – как ему это может быть не нужно?

Но она ошибалась.

***

Он плохо помнил, как и куда шел – только треск веток и хруст снега разрывались в мозгу оглушительной болью. Почти такой же, как ее отдающиеся эхом слова, все еще звучащие в ушах.

Откуда вдруг столько боли?

Она ведь права оказалась в чем-то: в том, как трудно ему было смириться и свыкнуться, как непривычно и странно примерить на себя новые роли – мужа и будущего отца, пусть и фиктивно отчасти. И в том, что семьи нормальной у них не может быть тоже – он и представить не мог, что заставило бы его осмелиться, взглянуть иначе и переступить черту. Но слова, такие разумные и правильные вроде бы, вызвали такой острый, непримиримый протест, как будто мог лишиться чего-то важного, привычного, без чего жизни уже давно не представлялось.

Смешно, странно и глупо – ну кто они друг другу? Какими связаны клятвами, обещаниями, обязанностями? Да ничем. Тогда почему так невыносимо и жутко?

Медленно вдохнул вечерний холодный воздух – легкие засаднило. Отлепился от шершавого древесного ствола, подумав впервые с сожалением, что больше не курит – сигарета сейчас бы точно не помешала. И наконец шагнул в сторону дома, освещенного приглушенно-оранжевым.

Он не знал, что ей скажет. Но он знал точно, что не позволит себе ее потерять.

Дверь скрипнула с негромкой осторожностью – Ира вздрогнула от неожиданности, выронив ватный диск, которым старательно снимала макияж.

– Паш? – вопросительно-требовательно, умело скрывая растерянность. Здесь, в этом просторном доме, где было столько комнат, а их спальни находились в разных концах коридора, он еще ни разу не осмелился нахально ввалиться к ней, не постучавшись даже.

И такого он себе не позволял тоже – подхватить бесцеремонно, притянуть к себе тесно-тесно, обхватывая руками и не обращая внимания на то, как она возмущенно дернулась, ничего не понимая отчаянно.

– Отделаться от меня вздумали? – разгоряченным выдохом куда-то в висок.

– Паша, я… я же ради тебя… как лучше… – совершенно растерянно, непонимающе: ну что снова не так?

– Какая же вы… – Уловив немое недовольство в том, как выразительно приподняла бровь, закончил снисходительно-мягко: – …Глупая. Не отпущу я вас никуда, не надейтесь даже. – И еще крепче, ближе – чтобы темный омут глаз совсем рядом, чтобы теплое дыхание у виска, чтобы морозный снежный запах потоком в легкие. Чтобы уткнуться осторожно-неловко в мягкую ткань пальто, чтобы зажмуриться сильно-сильно, чтобы на миг лишь поддаться слабости, понимая с ужасом: ей вовсе не хочется, чтобы он ее отпускал.

========== III. 19. Двадцать третье ==========

Преобразилась, похорошела, расцвела. Стремительная, поспешная походка стала мягче и будто осторожней; на бледном прежде лице заиграл здоровый румянец, разгладились морщинки, да и улыбка на чуть припухлых губах появлялась чаще. Но главное, неуловимое, неявное, было в другом – в спокойном, задумчивом, обращенном внутрь себя взгляде, когда посреди дружеского разговора или совещания вдруг выпадала из реальности, задумавшись о чем-то ином.

Ира не замечала за собой ничего особенного – ни внешне, ни как-то иначе: все то же утомленное отражение в зеркале, все та же привычно-казенная форма, все те же собрания узким кругом, все те же разносы обленившимся и косячившим сотрудникам. Только порой с недоумением ловила на себе взгляды – в магазинах, на улицах, даже в отделе. Непривычные или, правильнее сказать, давно забытые взгляды – полные интереса, а то и более чем откровенные. Измайлова, заметив что-то новое, воспрянула было духом и затащила на задушевную беседу, тут же разочаровавшись – никаких подвижек в личной жизни начальницы-подруги даже не намечалось: разумная и решительная Зяма по-прежнему строила из себя святую наивность и невинность, избавляться от своих заморочек не спешила и, похоже, искренне не понимала, что ей пытаются втолковать. Вся надежда оставалась только на новоявленного муженька – не привыкший лишать себя радостей жизни Ткачев, опомнившись и разглядев, вполне мог проявить инициативу и наглость, хотя верилось в подобное слабо. Видимо, этот детский сад никогда не прекратится – против таких тараканов и дихлофос не поможет. Муж да жена, как говорится…

***

– Ирин Сергевна, ну вы как ребенок прям, все, что не приколочено… – Ткачев, осуждающим взглядом проследив, как начальница откусывает от внушительного снежка, только покачал головой. Не, он, конечно, слышал про всяческие заморочки беременных, и не только слышал, но и читал, но вот наблюдать вживую, как товарищ полковник запивает клюквенным морсом ржаной хлеб со сгущенкой или лопает бутерброды из сдобного печенья и колбасы было еще тем испытанием. – Тут же, блин, вся таблица Менделеева…

– Если нельзя, но очень хочется, то можно, – отрезала Ирина Сергеевна и, раскинув руки, преспокойно плюхнулась на снег, уставившись в небо. – Звезды-то какие… В городе таких не увидишь.

– С ума сошли? Простудитесь же! – моментально всполошился Паша и, не предвидя подвоха, торопливо подал полковнику руку. А в следующую секунду рухнул рядом – только взметнулась снежная пыль.

– И когда ты таким занудой стать успел? – проворчала Зимина, но в глазах плескался откровенный смех.

– Ну вы пообзывайтесь еще, – фыркнул Паша, пытаясь вытряхнуть из-за ворота куртки снег. Ирина Сергеевна, протянув руку, смахнула с его небритой щеки несколько налипших снежинок, отметив с недоумением, как он странно напрягся.

Что-то было неправильно, двусмысленно даже – он понял не сразу. Только встретив насмешливый взгляд ее искрящихся глаз, осознал: так, почти на одном уровне, можно оказаться разве что в постели – от пришедшей мысли жгучим жаром обдало щеки.

– Вставайте давайте, заболеете еще, – бросил ворчливо, помогая подняться. Чисто машинально протянул руку, стряхивая снег с темной ткани пуховика и тут же почти испуганно отступил назад, оглушенный этим необъяснимым и острым желанием от нахлынувшей тихой нежности.

Желанием ее поцеловать.

***

К разгару утра у Ирины жутко разболелась голова: сначала “порадовал” Агапов, по старой дружбе решивший пожаловаться и повозмущаться тому, что его начальница Измайлова затыкает ему рот и не дает работать, зато скидывает все висяки; потом в двух шагах от отдела взорвалась машина начальника оперов; затем как всегда отличился Фомин, решивший на пару со своим закадычным другом Павловым срубить легкого бабла и едва не погоревший на этом: жертва оказалась “неразводимой” и побежала к начальству.

“Господи, как же вы меня все достали”, – подумала тоскливо Ира и выдала старательную улыбку, поднимаясь навстречу ввалившимся в кабинет проверяющим. Особых пакостей, впрочем, не ожидая: уже заметно поддатые и подобревшие, они рвения не проявляли и к диалогу, вернее умасливанию, оказались готовы.

Свободный кабинет нашелся почти сразу; проштрафившийся Фомин, желая загладить вину, быстро организовал стол, а главное спиртное. Проверяющие, вяло пошатавшись по отделу, сразу оживились и пообещали в рапортах указать то, что надо. Ира, выдохнув, оставила незваных гостей на попечение участкового и отправилась к себе, мечтая только о том, чтобы этот безумный день поскорее закончился, не преподнеся новых неприятных сюрпризов.

– Хорошая ты баба, Ирина Сергеевна, да еще и красивая, – распинался часом позже главный, долго тискал руку и смотрел масляно. – Может, подружимся? Я могу полезным быть…

– Грабли убрал!

Грозный окрик прокатился по кабинету в тот момент, когда Ткачев, забыв постучаться, приоткрыл дверь, изрядно прихренев – полковник из проверяющих, уже изрядно набравшийся, явно что-то попутал и потянулся куда не следует. Оперский инстинкт сработал раньше головы – тип метким ударом вылетел в любезно распахнутую дверь и хорошенько впечатался в противоположную стену, тут же заходясь бессвязными угрозами и отборным матом, которые, впрочем, пропали впустую – дверь кабинета уже закрылась.

– Вот урод, а! – высказалась Зимина, прибавив пару крепких словечек. – Спасибо, Паш, что вмешался, а то я бы сама ему влепила… И он потом отделу подгадить бы точно не забыл…

– Да ладно, чего там, – выдохнул Паша и подал начальнице стакан с водой. – Выпейте вот, успокойтесь, ни к чему вам нервничать… Я че зашел-то, – вспомнил наконец и потянулся во внутренний карман куртки, доставая пухлый конверт. – Вот, уладил все с нашими деятелями, обещали больше не выступать и платить исправно.

– Это хорошо, – рассеянно откликнулась Ира и потянулась к конверту. Тут же вздрогнула и лишь усилием воли не отдернула руку – ярко и жгуче прошибло от мимолетного касания крепких горячих пальцев.

Твою мать, да что ж такое-то!

Вспомнился снова не к месту очередной раздражающий сон, выветрившийся было из сознания. И это дурацкое чувство сладостной тяжести, и ленивая расслабленность, с которыми проснулась утром – уже не первый раз. Ну вот что ты будешь делать!

– Иди, Ткачев, свободен, – как-то разом помрачнев, бросила начальница, закидывая конверт в ящик стола и утыкаясь в бумаги.

– Есть, – кивнул Ткачев, бросив на Зимину озадаченный взгляд.

Он совершенно не понимал, что с ней происходит. И почему его это так задевает, не понимал тоже.

***

К вечеру все расслабились окончательно: дознаватели, игнорируя возмущения Щукина, закрылись в кабинете, отправили папки с делами с глаз долой и принялись отмечать. Измайлова, с предвкушением улыбаясь, отпросилась у Иры пораньше и тут же умчалась – видимо, налаживать семейную жизнь. Опера, пряча по сейфам загадочно звенящие пакеты, и вовсе разошлись, притащив якобы с рейда нескольких раскрашенных девиц – оставалось только ждать, когда отчалит начальство, и можно было смело веселиться.

– Ткач, а ты кого-нибудь уже присмотрел? – не удержался от подкола Савицкий, нетерпеливо взглянув на часы в ожидании, когда можно будет с чистой совестью свалить из отдела. – Дай-ка угадаю… Небось ту, черненькую, с ногами от ушей? Или нет, блондиночку с четвертым размером?

– Чего? – непонимающе вытаращился Паша, отвлекаясь от монитора, где разгоралась онлайн-битва.

– Чего-чего, – передразнил Ромыч. – Еще скажи, что и посмотреть не посмел, все равно не поверю.

– Да иди ты, – отмахнулся Ткачев и вновь уткнулся в экран. Однако Савицкий совету не внял.

– Не, Ткач, серьезно, которая приглянулась? Я ж так, чисто для интереса… Или, – замер, уставившись недоверчиво, – или у вас с Зямой все-таки намечается чего? Да ла-адно?! Не, просто я другого объяснения не вижу…

– Ромыч, заткнись, а? – дружелюбно попросил Паша, сердито клацнув мышкой.

– Ой, какой загадочный, сил нет, – хмыкнул Савицкий и наконец поднялся. – Развел партизанщину…

***

Ира раздраженно отодвинула в сторону бумаги, откидываясь в кресле и потянувшись к чашке с кофе. Время поджимало, а доклад все никак не заканчивался: то не состыковались и путались цифры, то куда-то пропадали важные данные. Да еще как назло из головы не выходила дневная сцена, вызывая кроме досады еще и невольную улыбку – с какой горячностью, с каким рвением Ткачев ринулся на защиту…

– Ирин Сергевна, можно?

Вспомни лучик – вот и солнышко, фыркнула мысленно Ира, выпрямляясь и усиленно изображая внимание.

– Да, Паш, что у тебя?

– Ирин Сергевна, я насчет экспертизы. Ну, те пули, которые вы на экспертизу просили отдать… Когда вас, помните…

– Захочешь – не забудешь, – перебив, дернула плечом Зимина. – Так что там?

– Да ничего толком. Пробили оружие, следов никаких, ствол не паленый и не зарегистрированный. Так что подозрительно это все для пьяной пальбы, согласитесь.

– Ну да, подозрительно. Только ничего нам это не дает, никаких зацепок. Это все? Тогда иди, – Зимина неторопливо встала с места, отходя к заставленному папками стеллажу и что-то выискивая на нижних полках.

– Ну да, пойду я, – торопливо согласился Паша, поднявшись было. И тут же уселся обратно, чувствуя, как щеки обдает удушливым жаром. – А может это, чайку? – предложил, потирая рукой подбородок.

– Можно, – согласилась Зимина, не отрывая взгляда от содержимого папки. – Заварка, чашки знаешь где.

Положение получилось откровенно дурацким – что на выход, что к столику с чайником и всем прочим пришлось бы протискиваться мимо начальницы – пространство между столом и шкафом было тесным до невозможности. А это значит, что она сразу же заметит, поймет… точнее – почувствует…

Не желая выглядеть совсем уж глупо, Паша снова поднялся; чтобы потянуть время, принялся старательно задвигать стул. Зимина, в этот момент подвинувшись в сторону и потянувшись к папкам наверху, тут же напряженно замерла. Сейчас начнется, подумал с ужасом Ткачев, борясь с соблазном постыдно зажмуриться. Вот же блин… Физиология, чтоб ее!

– Ткачев, ну че ты как маленький, я не знаю, – опалило неприкрытой насмешливостью.

Слишком близко. Слишком тесно. Слишком много настороженности в расширившихся темных зрачках. Слишком пронзительно-острый аромат каких-то цветочно-пряных духов.

Слишком восхитительно-мягкие горячие губы.

Слишком растерялся, чтобы ответить, податься вперед, притянуть к себе. И она тут же сникла, разочарованно отстранилась – он не успел удержать.