Текст книги "Искупление (СИ)"

Автор книги: Леди Феникс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц)

Он был уверен в ней больше, чем во многих других, и наверняка не он один – не зря же Ткачев так слетел с катушек, узнав правду. Он, в отличие от Паши, слишком задетого личной темой, умом прекрасно понял и принял все, что она совершила – спасла их так же, как он когда-то спас Вику. Но, вопреки логике, это оказалось настоящим ударом – слишком неприкосновенной, несмотря на все происходящее, она для него оставалась. Тогда, в тот морозный вечер, устало, с едва ли не жалобной просьбой понять смотревшая на него, она вдруг показалась ему невероятно измученной, какой-то резко постаревшей и очень несчастной – Щукин на своем опыте испытал, что значит скрывать в себе такое. И считал, что должен сохранить эту тайну, чуть ли не впервые за долгие годы испытав к жесткой начальнице, “главе” “семьи”, неизменной защитнице, простое человеческое чувство – подобие жалости.

Это уже позже понял, как наивно было бы полагать, что она оставит все просто так. Его оставит – единственного свидетеля ее тайны. Не могла же она всерьез верить, что он способен навредить ей, ее сыну, когда пришла к нему домой с какими-то нелепыми обвинениями? Повод, она просто искала повод, оправдание для себя, чтобы убрать и его. И это задело даже сильнее, чем то, как легко и умело дурачила их всех целый год, как в одиночку, не считая нужным поставить в известность остальных, решила проблему. Она не доверяла ему. Она вообще никому не доверяла, по себе зная, как сильно может ударить тот, кто казался надежным. И не захотела принять, отступить, поняв, что у него нет больше сил притворяться, сдерживаться, что-то решать – имеют ли они вообще на это право после всего совершенного? Но она снова поняла все не так, усмотрев в происходящем вызов, бунт, не желая услышать главного и смириться с чужим решением не желая тоже.

А дальше просто одна нелепая случайность, помноженная на невозможность тянуть в одиночку изматывающую правду – уж в ком-ком, а в Вике он был уверен. Но гребаное стечение обстоятельств… И выбор был прост: либо с ней, либо против. Но о каком “с ней” теперь могла идти речь? Оставалось лишь “против”…

А сейчас, в затихшей квартире начальницы, где витали запахи духов, каких-то лекарств, кофе, приготовленного Викой, он снова понял: все не так однозначно. И сыграла роль даже не ошарашившая новость о том, что начальница, в отношении которой никогда бы предположить не смог, не посмел чего-то подобного – простого, обыденного, женского – что она вдруг в интересном положении. Вдруг удивительно явственно стало то, чего не замечал прежде, да они все, наверное, не замечали – ей тоже невыносимо тяжело. Только сложив ее нынешнее положение; раненого Ткачева, которого внезапно обнаружил у нее в спальне; краем уха услышанные в отделе сплетни о неприятностях Измайловой; бесконечные проверки, совещания, затеянное расследование, он осознал, сколько она в одиночку тащила на себе, не поделившись ни с кем. Она, вытаскивавшая их из всевозможных неприятностей, порой даже рискуя, ни словом не обмолвилась о том, что ей нужна помощь. И прежнее восхищенное уважение вернулось вновь, смешавшись со стыдом – неужели они, которых так старательно тянула, выручала, спасала, считала близкими, ничем не могут ответить ей, погрязнув в каких-то обидах, дурацких разборках, дрязгах? Разве для тебя, всегда стремившегося к честности и справедливости, это кажется правильным – намного более правильным, чем то, что происходит сейчас?

***

– … Кто его попросил, Красавчик утверждает, что не знает, – Савицкий отставил пустую тарелку, отдав должное кулинарным талантам Минаевой. Впрочем, он был таким голодным, что съел бы и слона – мотаясь несколько дней подряд в поисках того, кто мог быть замешан в произошедшем с Леной, он даже толком не успевал перекусить. Хотя кое-какие результаты все же были: посетив кафе, где в то гребаное утро завтракала Лена, он вышел на некого Дибцева по кличке Красавчик – молодого бездельника, живущего за счет обеспеченных женщин и порой не брезговавшего воровством.

– Ты ему веришь? – скептически уточнил Щукин.

– Ну, не то чтобы верю… Но спрашивал я его хорошо, так что смысла врать у него нет, тем более пока все не выяснится, он у нас посидит. Есть фоторобот того чувака, который его попросил подсесть к Лене за столик и что-то сыпануть. Ну, тот, альфонс тупой, даже не насторожился, куда его втягивают, лишь бы бабки платили.

– Ну так надо этого типа в розыск объявить, попроси Климова по какому-нибудь левому делу его провести. Со стороны следака все глухо, уперся как баран, даже встречу с ней не дают. Хотя раз уж у Зиминой не получилось… С другого боку надо подбираться. Ром, ты ж в курсе должен быть, может Лена какие-то мутные дела вела, угрожал ей кто-то.

– Да не было ниче такого вроде. Последнее, что на ум приходит – дело с теми упырями, которые бордель организовали. Но, думаю, если бы она что-то узнала, то сказала бы.

– Может, просто не успела?

– Может и не успела, – помрачнел Савицкий, стиснув кулак. – Урою гадов!

– Давай их найдем хотя бы для начала. Похоже, сильно мы кому-то на хвост наступили, раз такой кипеш поднялся. Правда, непонятно, почему именно Лена, зачем вообще вся эта суета с задержанием. И плюс – кто должен за всем этим стоять, чтобы и проверку натравить вовремя, и задержания добиться, это ж надо совсем Зимину не знать, чтобы поверить, что она ничего предпринимать не станет.

– Да с самого начала было понятно, что с этим делом все не так просто. Это ж как надо шифроваться, чтобы никуда ничего не “протекло”? Да и без “крыши” такой бизнес затевать не то что борзо, просто глупо. Кто-то их прикрывал, по-любасу! И явно не какой-нибудь авторитет Петя с третьего подъезда, тут люди серьезные. И…

– И совершенно с другой стороны, – закончил Костя. – Ну что, Рома, я нас всех поздравляю, похоже, мы ввязались в очередную глубокую… яму.

***

– Костя?

– Добрый вечер, Ирина Сергеевна. Или правильнее будет сказать утро? – Щукина откровенно позабавил растерянный вид начальницы – увидеть поздно вечером у себя на кухне подчиненного, да еще из тех, с кем последнее время были не самые хорошие отношения, для нее оказалось сюрпризом. Бросив взгляд на часы, Ира озадаченно нахмурилась.

– А… Я что, целый день?.. Что вообще случилось? Чего-то я не помню почти ничего.

– Да уж не один день. В обморок вы упали, Ирина Сергеевна, прямо за рулем. Повезло еще, что дорога почти пустая была и врезались в нас с Викой. Врач сказал, сильное переутомление на фоне… – и, опомнившись, закашлялся.

– О господи, не отдел, а филиал агентства “Бабушки на лавочке”, – проворчала Зимина. – Ничего не скроешь.

– Ирина Сергеевна, нам Савицкий про Лену рассказал, ну, что ее задержали. Он нашел типа, который по заказу какого-то мужика в кафе подсел к Лене за столик, ну и… Фоторобот сделали, мужика этого в розыск объявили, хотя это вряд ли что-то даст, его, скорее всего, тоже кто-то нанял. Мы вот о чем подумали. Чтобы такую многоходовку провернуть…

– Надо иметь хорошие связи, возможно даже в прокуратуре, – кивнула Ирина, наливая себе чаю и устраиваясь за столом. С усмешкой покосилась на холодильник, где стояли кастрюльки и сковородки с предусмотрительно приготовленным кем-то ужином. Заботливые какие… – Я сама об этом думала. Похоже, с этой бордельной темой мы кого-то заметно задели. Только не понимаю, при чем тут Лена, ну хотели бы припугнуть, могли бы менее изощренный способ найти.

– Разберемся, – Костя, покрутив в руках мобильный, поднялся. – Ну раз вам лучше, то я, наверное, поеду, и так тут целый табор развели, пока вы в отключке были. – Замялся, остановившись взглядом на небрежно растрепавшихся рыжих прядках, поймав откровенно насмешливый взгляд начальницы, явно ощутившей его неожиданную неловкость. Что-то необъяснимо-растерянное, немного виноватое толкнулось в груди. Вдруг подумалось, что бы он испытал, если бы, не дай бог, Вика в таком же положении оказалась бы вынуждена решать подобные проблемы? Даже представить страшно. А Зимина решает – сама, в одиночку, и даже попросить помощи считает лишним. Сколько же сил в этой хрупкой женщине, непобедимом “железном полковнике”?

– Ирина Сергеевна, простите меня, – тихо сказал он, открыто и серьезно глядя на нее. – Я правда не хотел, чтобы так получилось. Вы правы, нам некуда сейчас отступать. Просто глупо делать вид, что ничего не было, что можно остановиться, что-то изменить… Простите, – повторил он и поспешно, будто опасаясь услышать ее безжалостно-жесткий ответ, закрыл за собой дверь.

Ира довольно долго просидела на кухне – недопитый чай успел окончательно остыть, замолкли неразборчивые голоса за стеной у соседей, а шумный поток машин, проносившихся по проспекту, стал реже и почти затих. Наконец, выйдя из оцепенения, поднявшись, убрала в мойку чашку; невесело чему-то усмехнувшись, оглядела пустую кухню, вдруг показавшуюся неуютной, если не сказать неприкаянной. И запоздало, впервые за все время – с того момента, как услышала неожиданную новость – теплая, радостная волна поднялась внутри, обдав простым и светлым пониманием: она действительно рада. Может быть, довольно эгоистично, но этот ребенок ей нужен – именно сейчас, когда уже окончательно и решительно поставила на себе крест как на человеке, способном что-то чувствовать, за что-то переживать. Работа-работа-работа… Да, она нужна ей ничуть не меньше, чем раньше – это вся ее жизнь, ее дело, без которого она не представляет своего существования. Но – кроме? Что есть у нее кроме бесконечной работы? И даже повзрослевший сын, с которым совершенно утратили взаимопонимание, не мог вытащить ее из этого ледяного омута всепоглощающей пустоты и одиночества, хотя она отлично признавала, что во многом виновата сама. Хотя, может быть, у нее еще будет шанс все исправить?

Паша впервые за долгое время спал крепким, здоровым сном – не метался, не бормотал что-то в горячке; даже внешне выглядел лучше, по крайней мере, не таким бледным. Ира сама не понимала свои неосознанные, совершенно ненужные жесты, на которые срывалась в который раз – поправить сбившееся одеяло, вытереть взмокший горячий лоб, погладить по руке. Какое-то чудо: эти простые, совершенно невинные жесты пробуждали в ней неизмеримо, невероятно больше, нежели все романтически-отвлекающие моменты с Андреем – милая беззаботная болтовня, восторженное чувство собственного превосходства от актерской игры и легкий, приятный адреналин; даже здоровый секс. Ничего не дергалось, не отзывалось на его внимание, взгляды, прикосновения. И тем поразительней оказался тот удивительный контраст, когда, сама растерявшаяся от своего порыва, прижималась к Паше в теплом полумраке кабинета, пронзенная неожиданной, необъяснимо-сладостной болью. Она отчетливо помнила, когда плакала в последний раз – в кабинете генерала Захарова, оглушенная неспособностью поверить, смириться, понять. Те последние, устало-горячие, неконтролируемые слезы будто осушили, очерствили, опустошили душу – с того дня она не плакала ни разу. Ни когда от рук психа погибло несколько ее сотрудников; ни когда безжалостно и жестко исполнила ему приговор, осознавая, в кого превратилась сама; ни когда с каким-то чудовищным решительным спокойствием устранила Русакову. Не было, просто не было у нее больше слез, и сил плакать не было тоже. Но в тот момент, когда осторожно и крепко ее обнимал Ткачев – так, словно никого важнее у него не могло быть, благодарно-горячие, освобождающие слезы прорвались вновь – она даже не пыталась их сдержать, изумленная этим открытием: она еще способна хоть что-то чувствовать.

И сейчас, сидя на краю постели, глядя на его спокойное, невероятно родное лицо, держа его горячую ладонь, она снова вспоминала то, что забыла, кажется, навсегда.

Она вспоминала, что значит чувствовать.

========== II. 16. Ультиматум ==========

Звонок раздался в самое неудачное время – Ира, сонная, мало что соображающая, только направлялась в ванную. С неохотой подняла трубку, готовясь к очередным “замечательным” новостям, и услышала приглушенный, какой-то бесполый голос:

– Ирина Сергеевна? Вам, наверное, интересно, что с вашей подругой? Так вот, пока с ней все хорошо. Но это пока. Все остальное зависит только от вас. От того, продолжите вы лезть куда не надо или все-таки умерите свой пыл. Думаю, вы понимаете, о чем я. Ее могут закрыть, а могут и отпустить. Вам какой вариант предпочтительнее? А еще представьте, что начнется, если выяснится, что начальница следствия в Пятницком наркоманка. А учитывая вашу с ней дружбу… Весело, наверное, будет: проверки, начальство, журналюги… Даже если с должности не полетите, крови много попортят, – и в трубке полились гудки.

Ира несколько мгновений смотрела на замолчавший телефон, а потом витиевато и очень красочно выругалась.

Утро доброе, блин.

***

Да уж, правильно говорят, что от судьбы не уйдешь, хмыкнула Ира, окидывая взглядом собравшихся. Были и нехорошие тайны, приведшие к расколу, и взаимное недовольство, и решение покончить со всем этим раз и навсегда, отойти от дел, предоставить самим себе этих людей, с которыми столько прошли и столько раз друг другу помогали. Но все пошло вкривь и вкось, спутались карты, а все решения обесценились моментально. Ткачев, который, наплевав на все, что их разделяло, решил, несмотря ни на что, стать идеальным отцом их будущему ребенку; она, неспособная оттолкнуть его в этом совершенно искреннем порыве; это его гребаное ранение, неожиданно вызвавшее сбой в системе привычных чувств; подстава Измайловой, которая попала под удар лишь потому что ей не повезло оказаться лучшей подругой начальницы; какие-то твари, развернувшие кровавый бизнес и уверенные в своей безнаказанности… Она не могла, просто не могла молча наблюдать за происходящим, позволяя каким-то больным уродам творить такое – на своей земле, в своем районе, на этих улицах, по которым ходил ее сын, где жили ее друзья и родные, где росла сама, где знала буквально каждый переулок и двор. Где за все происходящее она несла ответственность – в меру сил и возможностей. И бросить все сейчас было бы просто подло.

– То есть кто-то уже в курсе, что мы развили бурную деятельность и влезли куда не надо, – выслушав, мрачно подытожил Савицкий. – Вопрос – откуда.

– Давайте, ребят, вспоминайте, кто где мог проколоться. Может следаку чего-то лишнего сказали или еще что. Кто вообще мог догадаться, что мы серьезно интересуемся этим делом?

– А знаешь, Ир, – нахмурился Рома, – когда мы с Пашей приехали тот дом проверять… Короче, мне показалось, что нас уже ждали, палить начали, не успели мы на территорию зайти.

– Ну вспоминай, Ром, вспоминай, может, кто-то рядом стоял, когда вы обсуждали, или что…

– Блин, точно! Риелтор! Как я сразу-то не допер! Еще мозг нам с Ткачиком вынес: “А зачем вам?”, “А вы точно из полиции?”. Звякнул, видимо, тем, кто дом снимал, ну они и подготовились. Надо бы навестить этого типа, выяснить, то ли он завязан как-то, то ли его просто попросили сообщать, если вдруг кто-то заинтересуется…

– Ну вот и выясняй! – Раздраженно выдохнула, глотнула воды из бутылки. – Я сегодня еще раз попытаюсь устроить встречу с Леной. И надо копнуть под следака, который ее дело ведет, выяснить что-нибудь нехорошее, ну, чтобы как-то надавить. Похоже, другого выхода у нас нет, сам он ничего делать не будет, а начнем суетиться… только еще хуже сделаем. Пусть пока думают, что мы испугались и прекратили дело.

– А на самом деле? – уточнил Климов.

– А на самом деле продолжим все выяснять. Только тихо. Кость, надо пробить звонки тех типов, которые скрывались в доме, они могли успеть кому-то сообщить об интересе полиции. Возможно, тому, кто их прикрывал.

– Сделаем, – кивнул Щукин.

– Да, кстати, а что там по части экспертиз? Криминалисты ведь обследовали место, где держали девушек, что-то удалось найти?

– А вот тут есть и хорошие новости, Ирина Сергеевна. В одной из комнат нашли следы крови одной из потерпевших, их, правда, пытались замыть, но не слишком успешно. Причем, как говорит эксперт, кровищи там было чуть ли не море, так что если возьмут тех, кто этим всем заправлял, сказкой про то, что девушка порезалась, они не отделаются.

– Ну хоть что-то. Я думаю, эту информацию можно уже передать в СК, в конце концов, это их работа, да и ресурсов у них больше. Только сначала надо пробить следователя, который дело ведет, а то мало ли, может, его уже подкупить успели, тогда мы по полной подставимся.

– Ну, у меня, в принципе, есть знакомые в СК, думаю, можно выяснить, что за тип этот Мурашов, как он в плане взяток.

– Фомин с Исаевым могут за ним проследить, если надо, – добавил Климов.

– Нет, Вадим, думаю, это лишнее. Они пусть займутся тем, который ведет дело Лены. Что-то мне не нравится, как он активно хочет ее закрыть. Ну, в общем, это пока все, – и первой поднялась из-за стола, давая понять, что “совещание” окончено.

***

Лена выглядела неважно: растрепанная, в мятой форме, ко всему прочему еще и не выспавшаяся. Ира только вздохнула, отметив и распухший нос, и покрасневшие глаза – похоже, последние дни у нее выдались не менее веселыми.

– Так, Измайлова, а ну отставить ныть! – прикрикнула, уловив, что подруга вот-вот разревется. – А то без мороженого останешься. Давай рассказывай, что произошло. Так сказать, из первых уст.

– Да чего рассказывать, Ир? Ввалились эти прокурорские, перевернули все вверх дном. Я вообще нихрена не поняла, когда они на моих глазах этот гребаный пакет из ящика достали!

– А как он там вообще оказался, ты можешь хотя бы предположить? Он же на складе должен был быть!

– Вот именно что должен! Он там и был! Я когда вечером уходила, ключи от машины посеяла, весь стол перерыла и никакой наркоты там не было! Ир, ну ты-то мне веришь?

– Лен, успокойся, конечно верю. Но мы же должны разобраться, что произошло. Значит, когда ты уходила, ничего не было, – повторила Ирина и, покосившись на крошечное окошко в тяжелой железной двери, невольно поежилась. – А утром кто-нибудь в кабинет к тебе заходил?

– Да никого не было, я ж говорю, не успела сама зайти, как эти проверяющие на пороге! Я понять толком ниче не успела, а меня уже на выход тащат!

– Понятно, – задумчиво пробормотала Зимина, сцепив пальцы на темной ткани юбки. – Ну а как ты вообще умудрилась так подставиться, что тебе какой-то гадости сыпанули, а ты и не заметила? За одним столиком ведь сидели.

– Ир, я еще не проснулась толком, в кафе зашла кофе попить, а там народу битком в это время, мест нет свободных, сама же знаешь. Ну сидит рядом кто-то, я вообще внимания не обратила. Ну, видимо, когда отошла руки помыть, он и… Вот гад, а! А вы его нашли уже?

– Да нашли, нашли конечно, Рома твой расстарался, допросил его как следует, так что, считай, одной проблемой меньше.

Измайлова криво усмехнулась, покосившись на рукав несвежей рубашки, где расплывалось темное пятно.

– У меня теперь одна проблема, Ир. Как бы поскорее отсюда выбраться.

– Скоро, Лен, скоро. – Торопливо поднялась, снова окинув взглядом мрачную комнату для свиданий, мысленно поблагодарив судьбу за то, что среди всех ее испытаний оказываться по другую сторону ей не приходилось. – Измайлова! Не вздумай раскисать!

На улице надолго зависла возле машины, жадно вдыхая холодный воздух, показавшийся как никогда свежим. Вытянула из сумки мобильный.

– Олег, это Зимина. Кто дежурил числа… Какой еще новенький? А, понятно. Адрес мне скинь. Да, срочно!

***

– Ирин Сергеевна?..

Легкие шаги затихли совсем рядом. В комнате царила темнота, разбавляемая слабыми солнечными лучами, пробивавшимися сквозь плотные шторы, и в расплывающейся реальности Паша различал лишь неясный силуэт.

– Очнулся?

Шторы с легким шелестом разошлись, впуская золотистую прохладу солнечного дня. Зимина, с идеально уложенной сложной прической, в форме, босая, опустилась на край постели, коснулась ладонью лба. Паша неосознанно дернулся от прикосновения, и она, заметив, криво улыбнулась, поспешно убирая руку.

– Как себя чувствуешь?

– Бывало и получше, – слабо усмехнулся Ткачев, пытаясь приподняться. Изящная рука решительно подтолкнула его обратно.

– С ума сошел? Лежи давай, тебе вообще двигаться нельзя, неугомонный ты наш, – проворчала, слегка нахмурившись. Паша бросил взгляд на тумбочку – упаковка шприцев, куча каких-то лекарственных коробок, ампулы. Если учесть, что очнулся он не в больнице, а дома у начальницы, и вспомнить все, что этому предшествовало…

– Ирин Сергевна… вы… вы чего, сами… – пробормотал, уставившись с откровенным обалдением.

– Паш, ну вот только барышню кисейную делать из меня не надо! Чего я, по-твоему, сама какой-то укол не могу сделать?

– Ну вы, блин, даете…

– Будем считать, что спасибо ты мне сказал, – фыркнула Ирина Сергеевна, поднимаясь и выскальзывая за дверь. Вернулась с большим стаканом, позволила приподняться и, взглянув на его подрагивающие пальцы, помогла напиться. Ткачеву в этот момент больше всего захотелось провалиться сквозь землю, и чем глубже, тем лучше: здоровый крепкий мужик, а нянчатся с ним как с ребенком…

– Чего это за гадость? – буркнул, сглаживая неловкость.

– Сам ты гадость! – обиделась Зимина. – Гранатовый сок, после кровопотери самое то.

– Это типа месть за мое для вас правильное питание?

– Это типа я о тебе забочусь, дурень, – пробурчала полковник, отставляя стакан на тумбочку. Под правую ладонь подложила мобильник. – Я сейчас поеду, дел накопилось… Но если станет хуже, сразу звони, не выеживайся! А то мне, знаешь ли, трупы в квартире не нужны!

– Какая вы заботливая, Ирин Сергевна, – восхитился Паша и тут же моментально посерьезнел. – А вы… вы сами-то как?

– Странный вопрос, – вздернула бровь полковник. – Это вроде ты пулю схлопотал и кровищи потерял как не знаю кто, а потом без сознания несколько дней провалялся.

– Я… ну, в смысле… – стушевался Ткачев, покосившись на живот начальницы. Зимина, заметив его взгляд, улыбнулась – неуверенно, почти без насмешки.

– Все нормально, не волнуйся, – ответила неожиданно мягко. Пашу поразило это преображение – тихий, низкий, бархатистый тон, засиявшие каким-то особенным светом потеплевшие глаза. А ведь совсем недавно и в самом бурном порыве воображения не мог представить ее такой…

– Ну вот и хорошо, – выдохнул, закрывая глаза – какой-то незначительный диалог вымотал так, как не выматывали несколько дежурств подряд. Расклеился, перед беременной женщиной расклеился… Позорище.

– Отдыхай, – теплое дыхание ласково овеяло щеку – Ткачев изумленно впился взглядом в бездонно-темные, спокойно-внимательные глаза, не совсем понимая, что это сейчас было. Она… она его поцеловала?

========== II. 17. Оборванное звено ==========

– Значит так, лейтенант Демидов или как там тебя, – в лоб начала Ирина, не тратя время на деликатности и дипломатические трюки, – не знаю, откуда ты такой взялся на нашу голову, но тебя нигде не учили, что подставлять своих коллег как минимум нехорошо?

– Ч-чего? – вконец растерялся парень, и без того пришибленный – явление самой начальницы отдела прямо к нему домой, судя по всему, ввергло его в шок.

– Ты дурачка-то из себя не строй! – не сдержавшись, повысила голос. – Я ж не поленилась, выяснила про тебя кое-что, прежде чем приехать. А теперь попробуй меня убедить, что поступление на твой счет более чем приличной суммы и наркотики в столе у Измайловой это простое совпадение. Что скажешь?

– Я-я…

– Только прежде, чем начнешь врать, хочу тебя кое о чем предупредить. Ты у нас человек в отделе новый, всего несколько дней проработал, многого не знаешь… Так вот, у этой женщины, которую ты подставил, есть муж. Майор Савицкий, слышал о таком? Он человек вообще-то спокойный, но если его сильно разозлить… А как ты думаешь, сильно он разозлится, когда узнает, что это ты все подстроил? Что это из-за тебя его жена который день сидит в грязной вонючей камере, не имеет возможности нормально поесть, выспаться, увидеться с мужем или просто с ним поговорить по телефону? И во всем этом виноват ты и твоя жадность! Нет, ты, конечно, можешь все отрицать или вообще молчать… Но я не думаю, что продолжишь это делать, когда тебе сломают руку или ногу, а может, даже пару ребер. Нет, я не угрожаю! Я предоставляю тебе выбор: рассказать все сейчас мне и остаться живым и здоровым, или продолжать упрямиться и в результате оказаться в реанимации. Так что ты выбираешь?

***

В офис риелторского агентства с романтичным названием “Золотые ключи” Савицкий отправился в весьма боевом настроении – очень уж яркими были воспоминания о неожиданной перестрелке, ранении Паши, о том, как он истекал кровью у него на глазах… Роме даже думать не хотелось, чем бы все обернулось, не успей он вовремя отреагировать, а пуля – пройди чуть левее. И теперь, предвкушая серьезный разговор с этим гребаным деятелем, хозяином крошечной фирмочки, сдавшим дом каким-то долбаным уголовникам, которые творили натуральный беспредел, Савицкий был уверен, что разговорить его не составит труда, независимо от того, захочет он пойти на диалог или нет.

Хлипкая дверь под нетерпеливым напором распахнулась легко – похоже, грабителей здесь не боялись. И, между прочим, зря – небольшое, давно требующее ремонта помещение оказалось перевернуто вверх дном, как после нашествия каких-нибудь вандалов.

– Твою дивизию! – Рома медленно отступил назад, расширенными глазами уставившись на сидевшего в кресле директора, успев подумать, что увиденная жуткая картина еще долго будет сниться ему в кошмарах.

***

Больше всего в жизни Паша ненавидел две вещи: беспомощность и бездействие. Энергичная, веселая натура и профессия, не располагающая к покою, не давали расслабиться, увлекали в водоворот событий, а иногда и весьма опасных приключений, но никогда не позволяли на чем-то зацикливаться и унывать. А теперь, оказавшись буквально прикованным к постели, Ткачев просто изнывал, и даже не столько от безделья и скуки, сколько от навязчивых, малоприятных мыслей, а еще – невыносимого, жгучего стыда.

Савицкий, ненадолго заглянув, не поскупился на краски, расписывая последние события, упомянул и геройства Зиминой, помогавшей ему скрыть следы произошедшего и возившейся с раненым, поведал и последние новости о неприятностях Лены и подвижках в расследовании. Не преминул отметить, немного отойдя от мрачной загруженности, и повышенное внимание начальства к персоне скромного опера, не обойдясь без подколов. Паша, не сдержавшись, указал направление, куда может следовать слишком догадливый друг, хотя злился больше на себя. На ту неоднозначность, с которой не мог справиться, как ни старался: ну не получалось у него разделять все происходящее, хоть ты тресни!

Это поначалу объяснимыми и прозрачными казались все порывы – он точно знал что, зачем и для чего делает. Все удивительно сошлось – привычная неспособность сидеть сложа руки, оставаясь сторонним наблюдателем, и внезапный поворот в судьбе, о возможности которого не задумывался никогда прежде. Это был его шанс – отойти, отвлечься, погрузиться в заботы.

Стать кому-то нужным.

Удивительно – спустя столько времени одиночества, отчаяния и пустоты, вдруг оказаться кому-то нужным, пусть даже этого человека еще не было на свете. Он не задумывался, имеет ли право давить на начальницу, принимать за нее решения, вторгаться в ее жизнь, и даже ее возмущение не играло никакой роли. Все, на что прежде не обращал внимания, а то и вовсе не замечал, приобрело совсем иное значение – как она допоздна торчала на работе, питалась кое-как, а то и вовсе забывала о подобной потребности, травила себя сигаретами и алкоголем… Он не собирался клеймить ее плохой матерью, мало о чем думающей и легкомысленной – похоже, Зимина и сама еще не совсем свыклась со своим положением, не торопясь выходить из привычного круга жизни. Впрочем, в этом ему и в голову не пришло бы ее наставлять или устраивать сцены – в конце концов, все, что за пределами самого важного, его совсем не касается. А самое важное – это здоровье и благополучие их ребенка, ради которого он готов был переступить через многое – свое отношение к Ирине Сергеевне, давние привычки, не слишком хорошие стороны характера. Это то, ради чего просыпался раньше нее, принимаясь готовить завтрак; носился с веником и пылесосом, следя, чтобы нигде не было ни пылинки; мотался по магазинам и аптекам в поисках всяких прибамбасов для беременных; то, ради чего устроил дурацкий спектакль, налаживая отношения с тещей и сыном начальницы – в его семье должна быть здоровая атмосфера. Да это, к слову, и не требовало особых усилий – легкий, уживчивый характер не подвел и тут, а его отношение именно к Зиминой не имело ничего общего с ее близкими – смешивать все в одну кучу было бы как минимум странно.

Немало позабавила еще одна ирония судьбы – он, не потративший ни копейки на решение собственных проблем, моментально вспомнил о деньгах, добытых вместе с начальницей с риском для жизни. Что сказать, неожиданно пригодились кровавые карповские бабки: оказывается, ребенок – удовольствие весьма дорогое. Но так трудно добытые, деньги уходили легко и без малейших сожалений – дорогая частная клиника, оборудованная по последнему слову техники; витамины, правильное здоровое питание и еще всякая мелочовка тоже влетали в копеечку – это вам не бабам пыль в глаза пускать, тратясь на крутые рестораны, киношки и букеты. А дальше ведь будет только круче – содержание в самой лучшей палате, ремонт и расширение жилплощади – с учетом появления еще одного жильца уютная квартирка начальницы будет явно маловата… А уж приобретение всевозможных и невозможных детских наворотов вообще отдельная песня. Впрочем, это он что-то сильно увлекся, помчавшись впереди паровоза – когда еще это будет… И как только Зимина в свое время тянула такое на себе в одиночку? Фантастика. Еще один повод, забывшись, отдать должное и восхититься – сколько же в ней неизмеримой, невероятной силы…

И снова – непереносимое, навязчивое чувство вины и стыда, нет, не за то что посмел отстраниться от прошлого таким предательским образом. Вина перед ней – что-то невозможное, невероятное и ужасно неправильное, хотя более чем объяснимое: снова подвел, снова подставил… Возиться с ним, раненым и загибающимся, забыть о необходимости высыпаться и беречь нервы – совсем не то, что ей нужно в ее положении. Да и оставаться в стороне, когда сгущающиеся события в любой момент могут принять неожиданный оборот, не слишком-то достойно с учетом изменившихся обстоятельств. Но вместо того, чтобы хотя бы просто быть рядом в нужный момент, он не способен даже просто встать с постели. Отличная, блин, опора семьи…