Текст книги "Искупление (СИ)"

Автор книги: Леди Феникс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц)

***

– Все слышал?

Клавиша телефона громко клацнула, диктофонная запись прервалась. Афанасьев, ерзающий и бледный, стянул фуражку и принялся тереть вспотевший лоб, переводя взгляд с застывшего на стуле Климова с хмурым лицом на сохранявшую ледяную невозмутимость Зимину.

– Ирина Сергеевна… Вадим Георгиевич… Да я же… да я никогда… Да врет он, как!..

– Серьезно? – вздернула бровь Ира. – Я бы очень удивилась, скажи ты что-нибудь другое. Но сам посуди, как все сходится: на тебя указали; возможностей прикрывать и предупреждать о нежелательных визитах у тебя было предостаточно.

– Ирина Сергеевна…

– Значит так, Афанасьев, – Ирине уже надоел этот спектакль. – Либо ты сейчас рассказываешь все нам здесь, все, подробно, потом пишешь рапорт и сваливаешь на все четыре. Либо я сейчас вызываю парочку оперов, которые отвезут тебя в тихое место и будут долго и старательно выбивать из тебя правду. Надеюсь, ты не сомневаешься, что я могу это сделать? Так какой вариант ты предпочитаешь?

– Да я же… я правда ничего такого не делал… меня попросили… просто один раз помочь…

Все началось вполне невинно: в один ничем не примечательный день к Афанасьеву заявился человек, назвавшийся хозяином увеселительного заведения, а проще говоря – обычного борделя, и попросил, за приличное, разумеется, вознаграждение, уладить дело с неугомонными соседями, постоянно вызывающими наряды на подозрительные звуки из квартиры и строчившими бесконечные жалобы куда только можно. Дело было ерундовым, а сумма весьма приличной, и отказать такой любезной просьбе Афанасьев не смог. Способов унять беспокойных граждан, донимающих дежурку надоедливыми звонками, у него имелось достаточно, так что решилось все к взаимному удовольствию обеих сторон.

С кем он связался, Афанасьев понял намного позже, когда этот же человечек нарисовался снова, уже с куда более дикой просьбой. Приехав вместе с одним из своих пэпээсников на место событий – на этот раз не в обычную квартиру, а в какой-то подвал, он вполне понял панику хозяина заведения – в одной из комнат обнаружилась мертвая девушка со сломанной шеей и клиент в невменяемом состоянии. Дело приняло совсем уж скверный оборот, когда оказалось, что клиент – не кто-нибудь, а целый сотрудник ФСБ, причем в немаленькой должности. Кое-как придя в себя, фээсбешник принялся клясться, что все произошедшее чистая случайность, и просить помощи, естественно, не за просто так. С одной стороны, девушке уже ничем нельзя было помочь, с другой, ссориться с таким человеком и лишиться приличных денег, которые ему предлагали хозяин борделя и клиент… В общем, оказываться от такого подарка судьбы Афанасьев посчитал глупым, и той же ночью патруль ППС наткнулся в парке на труп молодой девушки и мирно дремлющего рядом на лавке ничего не соображающего пьяницу, в карманах которого нашли кошелек и мобильный погибшей…

– Да не знал я ни о чем таком, правда! – снова запротестовал майор, вертя в трясущихся пальцах чистый лист бумаги. – Ну да, о проверках там предупреждал, но это все, Ирина Сергеевна! А кто у нас таким не занимается? Я же ведь…

– Вон пошел, – процедила Ира, швырнув на стол ручку, которую крутила в руках. – И про рапорт не забудь!

***

Ирина отлично понимала, что по сути все приложенные усилия ни к чему не приведут: увольнение Афанасьева, арест Пырьева и его сестры, ловко вертевшей полусумасшедшим братом, чтобы избавиться от надоевшего мужа, который знал о ней немало неприглядного, – это все никаким образом не решало главную проблему и не могло избавить район от уродов, организовавших страшный бизнес. С гибелью тех, кто заправлял всем на единственной известной точке, оборвалась последняя ниточка – о других местах никто из участников событий был не в курсе, а уж при мысли, какая может быть крыша у этих деятелей, если клиентами были даже фээсбешники, Ире становилось совсем паршиво. Неужели опять, как в истории с “палачами”, придется ворошить очередное осиное гнездо, тратить кучу времени и сил, чтобы доказать очевидное, наталкиваться на огромное противодействие, поднимать шумиху и даже рисковать жизнью? И ведь не факт, что все получится, что кто-то захочет копаться в такой грязной истории, идти против высоких чинов, да если и поднимется волна, все ли понесут наказание? Но решать самим – как? Что они, несколько простых сотрудников районного отдела, могут против целой организации высокопоставленных извращенцев? Не отстреливать же создателей этого “клуба по интересам”, в самом деле… Ира совершенно не представляла, какие действия в сложившейся ситуации будут самыми правильными, но неожиданное и жестокое решение пришло само.

***

– Сколько вы хотите за помощь? – смуглый мужчина в кожаной куртке не по сезону нервно убрал руки в карманы, от волнения еще сильнее проявляя восточный акцент. – Ирина Сергеевна, этот мальчик…

– Этот мальчик попался на месте преступления, а девушка, которую он избил, между прочим, лежит в больнице с переломами и сотрясением мозга! И вы мне предлагаете его отмазать?

– Ну зачем так говорить… О помощи прошу, мальчик мне не чужой, нехорошо будет, если в тюрьме окажется… Вы уж помогите, а я вам помогу. Сколько хотите?

– Поможете, говорите? – Только что отстраненная, с явным нетерпеливым раздражением выслушивавшая просьбу, моментально подобралась, глаза настороженно и хищно сверкнули. – Что ж, я подумаю, что можно сделать. Если вы и в самом деле мне поможете…

========== II. 21. Последний день уходящего года ==========

– Очередная кровавая драма произошла сегодня ночью в элитном доме отдыха, на поверку оказавшемся настоящим притоном. Ворвавшиеся с битами неизвестные жестоко избили тех, кто находился в тот момент внутри, начиная от обслуги и заканчивая посетителями. После чего нападавшие успешно скрылись. Четверо человек скончались на месте, один умер в карете “скорой помощи”, еще трое находятся в реанимации. Следствие…

– Ир… А не слишком круто? – Измайлова первой неуверенно нарушила повисшую в кабинете тишину. Зимина, переведя остановившийся взгляд с погасшего экрана, холодно и совершенно спокойно посмотрела ей в глаза. С глухим стуком отшвырнула стиснутый в руке пульт; вскинула подбородок, обведя ледяным, ничего не выражающим взглядом притихшую команду.

– Слишком круто? Ты это серьезно, Лена? Тебе напомнить, сколько крови на этих уродах? Или показать фотографии тех, кого они отдали на растерзание извращенцам, лишь бы платили? Или кто-то здесь забыл, какая крыша и какие клиенты у них были? Кто-то из вас, хоть один, действительно верит, что их удалось бы остановить по закону?

Ответом послужило молчание.

– Если никто больше не хочет высказаться, то все свободны, – отчеканила Ирина Сергеевна, не изменившись в лице. Когда переглядывающиеся сотрудники, отодвигая стулья, потянулись к выходу, не сбавляя тона приказала: – Ткачев, задержись!

Паша, притормозив и дождавшись, когда закроется дверь, опасливо оглянулся на начальницу, пытаясь припомнить, где успел изрядно накосячить, однако на ум ничего не шло.

– Да ладно, расслабься ты, – фыркнула полковник, чуть смягчившись. – Никто тебя убивать и пытать не собирается. Просто спросить хотела, какие планы на вечер.

– Ч-чего? – выдавил Паша, подозревая, что имеет донельзя глупый вид.

– О господи, – тяжело вздохнула Ира, без лишних слов выражая отношение к его несообразительности. – Я спрашиваю, отмечать как собирался? Сегодня Новый год все-таки, помнишь еще об этом?

– Да я чего-то как-то… – забормотал Ткачев, пытаясь соредоточиться, – ничего не планировал особо…

– Ну вот и хорошо. А то мама мне уже раз пять, наверное, звонила, в гости звала, и непременно с мужем. Я уже и не знаю, какие отмазки придумать! – страдальчески поморщилась, припоминая устроенный в прошлый раз спектакль.

– Никогда б не подумал что вы, Ирин Сергевна, так маму свою боитесь, – глаза Ткачева заискрили неприкрытым весельем. Вот уж действительно, видеть неуверенной в себе и даже немного перепуганной суровую начальницу было, мягко сказать, непривычно.

– Ничего я не боюсь! – яростно возмутилась Зимина. – Смеется еще… Щас как дам по башке!

– Молчу-молчу-молчу, – примирительно поднял руки Паша, продолжая улыбаться. – Ну чего, значит опять вечер художественной самодеятельности будем устраивать? Смотр талантов, так сказать.

– Иди уже, талант, – проворчала Ирина Сергеевна, погасив рвущуюся с губ улыбку. Со вздохом откинулась в кресле. – Лучше бы еще на пару разборок съездила, честное слово, чем вот это вот все!

***

Паша, уже стоя у двери с ключами наготове, в который раз убедился, что Ирина Сергеевна – женщина поистине уникальная. Даже такая сверхважная вещь, как собраться в гости в праздничный день, не вывела ее из равновесия – ровно через семь минут товарищ полковник в полной боевой готовности, то есть с неброским макияжем и в простом элегантном платье, появилась в прихожей, напрочь разрушив очередной стереотип по поводу прекрасного пола. Интересно, сколько женщин из всех, живущих на планете, пропускают в сборах такие стадии как переворачивание кучи вешалок, критические оценки себя в зеркале, причитания “господи, какой кошмар!”, “это меня полнит!”, “мне нечего надеть!” и другие не менее захватывающие моменты?

– Что-то не так? – вздернула бровь Зимина, и Паша опомнившись, торопливо отвел глаза, подавая шубу и раздраженно осадив себя на мысли, что уж слишком пристально и с явным удовольствием оглядывает начальницу. Но уж очень непривычно было видеть ее такой – не в строгой казенной форме, не в обыденной домашней одежде, а такой женственной, откровенно-изящной и, блин, неприлично красивой.

– П-простите, – пробормотал Ткачев, поспешно распахивая дверь. Ирина Сергеевна, на мгновение цепко и пристально взглянув ему прямо в глаза, чуть заметно усмехнулась и, обдав невесомым ароматом дорогих духов, первой шагнула на лестничную площадку.

***

В этот раз им даже почти ничего не пришлось изображать – сама по себе празднично-легкая атмосфера настраивала на мирный и беззаботный лад. Все, такое родное, привычное, знакомое с детства, наполняло каким-то тихим, уютным покоем, удивительной расслабленностью: и разноцветные стеклянные игрушки на перевитых гирляндами пушистых еловых ветках; и запахи запеченной курицы, мандаринов, каких-то специй, душистой выпечки, ванили; и хлопотавшая у стола мама, расставлявшая посуду, пока Сашка втихую отщипывал кусочки от горячей ватрушки на большом фарфоровом блюде. Вдруг вспомнилось о нормальном, простом, человеческом; кровавое, тяжелое и грязное будто стерлось, куда-то ушло. Ира все больше молчала, со стороны наблюдая за ними – что-то весело рассказывающим Ткачевым, Сашкой, слушавшим его с горящими глазами, улыбающейся мамой, заботливо наполнявшей тарелки и то и дело одаривающей внимательно-теплыми взглядами. А ведь со стороны они, наверное, и впрямь выглядят прекрасной семьей, подумала с горькой усмешкой, отходя в темной гостиной к окну, за которым красочными вспышками разрывались фейерверки.

– Ирин Сергеевна, вы идете? Там мама ваша торт разрезала, прикольный такой, зеленой елочкой, Саня уже два куска умял, – голос Паши совсем рядом заставил вздрогнуть – погрузившись в мысли, она даже не услышала шагов.

– Да-да, сейчас, – отозвалась рассеянно, продолжая завороженно наблюдать за яркими всполохами за стеклом. Где-то внизу, на улице, слышались шумные голоса и взрывы смеха, доносилась музыка из машин. Странное чувство пробуждало это созерцание чужого праздника – она ведь, если разобраться, тоже не одна. Там, за столом на кухне, ее вечно беспокоящаяся за нее мама; сын – еще один ее самый родной человек, несмотря на все его порой не безобидные выходки; а еще…

– Устали?

Паша стоял совсем рядом, но в полумраке она не могла видеть его лица, выражения глаз, да и разобрать эмоций в тихом и ровном голосе тоже было невозможно. Чувствовала только тепло крепкого плеча, легкий запах парфюма, внимательный взгляд, неотступностью обжигающий кожу вдруг запылавших щек.

– Давайте вам чаю сюда принесу, отдохнете, потом домой поедем. Ну или можно остаться, в принципе, если вы…

– Стой! – негромкий голос все равно прозвучал требовательно, даже властно, а пальцы, коснувшиеся запястья, показались ледяными.

– Что? – Замер, боясь не то что пошевелиться, даже вдохнуть. – Пальцы ледяные у вас… Замерзли, наверное, совсем?

– Паш… обними меня…. пожалуйста. – Показалось, что по телу пустили разряд – он и сам не понял, от чего его так прошибло: от совершенно невинного прикосновения или от этой неожиданно-неуверенной, такой простой и такой одновременно невероятной просьбы. И еще до того, как успел хоть что-то понять, осознать причину порыва, осторожно коснулся ладонями трогательного выступа изящных лопаток, обтянутых тонкой тканью. С удивительной, отчетливой ясностью ощутив, как необъяснимо-сильно это ей сейчас нужно. И не только ей.

– Не обращай внимания… Так, заскок. С беременными бывает, – пробормотала куда-то в плечо, потираясь щекой и жадно вдыхая. – Блин, как же от тебя охренительно пахнет…

– Серьезно? – с растерянной усмешкой переспросил Паша, вдруг со стыдом признавая, каким удивительным чувством отзывается все внутри – никогда, никогда прежде он не ощущал себя таким сильным. Таким способным защитить.

– Угу, – пробубнила Ирина Сергеевна, чуть прижимаясь к нему. – Парфюм классный такой. И машинным маслом кажется. И снегом.

– Снег пахнет разве? – улыбнулся Паша, все меньше способный справиться с этой яростно-жаркой радостной волной, наплывающей откуда-то изнутри. И каким же ребенком она сама показалась ему сейчас – такая забавная, беззащитная, доверчивая и, блин, настолько нереально, невозможно родная.

– Еще как, – энергично подтвердила начальница и, как ему показалось, с неохотой отстранилась. – Так что ты там про торт говорил?..

***

Домой возвращались ближе к утру – Ирина Сергеевна, сонная, непривычно спокойная, затихла на соседнем сиденье, наблюдая за мчащимися по проспекту машинами и лениво падающими хлопьями снега. Как говорится, ничего не предвещало…

– Ой, Паш, смотри! – Ткачев, мягко сказать, прибалдел – уже в который раз за все время общения с этой невозможной женщиной. Ну никак не укладывался у него в голове привычный образ жесткой, грубой, циничной и умной начальницы с тем, что то и дело проскальзывало в обычной жизни – какая-то невероятно-подростковая безответственность к нынешнему положению, способность теряться от самых обыденных ситуаций, даже этот детский страх взволновать и расстроить свою маму… А вот сейчас эта железобетонная дама, невозмутимо делавшая уколы и перевязки, с каменным лицом пытавшая шокером подозреваемого, на утреннем разборе полетов виртуозно несколько минут крывшая матом накосячивших пэпсов, умудрившись ни разу не повториться, с восторженно-детским выражением на лице уставилась… на котенка. Маленькое пушистое существо, замерев под горящим фонарем, жалобно мяукало вслед проносящимся автомобилям. – Какой хорошенький… Вот уроды, а! Додумался же кто-то!.. Паш, – видя, что Ткачев, заметив нужный сигнал светофора, уже собрался нажать на газ, испуганно придержала его за рукав, – а давай его возьмем?

– Чего? – вытаращился Паша. Вот уж чего-чего, а милосердия к какому-то случайно увиденному животному от непробиваемого товарища полковника он ожидал меньше всего.

– Жалко ведь, замерзнет, – беспомощно протянула начальница, уставившись на него широко распахнутыми глазами. – Холодно же. И есть, наверное, хочет…

Ткачев перевел взгляд на съежившегося на обочине котенка, потом снова на Зимину, опять на котенка и снова на Зимину, а затем, чертыхаясь и отказываясь понимать, с какой стати вообще ведется на это все, полез из машины. Нет, ну вот че за фигня?!

– Ой, какой хорошенький! – восхитилась Ирина Сергеевна, тщательно отряхивая от снега пушистую серую шерстку. – Голодный, наверное?..

Паша, с трудом оторвавшись от сюрреалистического зрелища умиляющейся начальницы, заботливо укрывавшей новое приобретение теплым шарфом, только покачал головой. Убойная сила эти беременные…

– Да-а, Ирин Сергевна, если вы так с котенком возитесь, страшно представить, какой вы будете мамой, – усмехнулся Паша, вдоволь насмотревшись на залипнувшую над спящим животным начальницу. Котенок, обнюхав все углы, исследовав пространство за диваном и креслами и вылакав блюдце кефира, моментально свернулся в клубок и закрыл глаза, тихонько заурчав. Зимина, будто только сейчас вспомнив о присутствии в квартире еще одного человека, вздрогнула, переведя на Пашу растерянный взгляд.

– Скорее всего, отвратительной, – произнесла очень тихо, вновь отворачиваясь – Ткачев мог видеть только тщательно уложенные рыжие локоны на фоне изящной шеи и темной ткани платья.

– Странно от вас такое слышать. Вы же…

– Хочешь сказать, что одного я уже подняла, причем не в самое лучшее время? А что мне оставалось? Вот только любая нормальная мать на моем месте никогда бы не пошла работать в ментовку. Сутками на работе, зарплата крошечная, ребенка почти не видеть… Нет, ни одна нормальная мать на такое бы не согласилась. А я вот, как видишь… И знаешь что? Даже теперь, понимая, что это все неправильно, я не смогу по-другому. Просто не смогу. Вот тебе и еще один повод для недовольства, – усмехнулась криво.

– Понимаю, – очень спокойно ответил Паша. Опустился на край дивана, привалившись плечом к стене. – Да и я, честно говоря… Я ведь тоже не смогу без этой работы. Вроде как должен о будущем думать, чтобы и работа нормальная, и зарплата, и времени свободного больше, и знать, что тебя не подстрелят в любую минуту… Но нет, не смогу я по-другому.

– Видимо, какие-то мы с тобой ненормальные. Парочка дефектных, – хмыкнула Ирина Сергеевна.

– Ну хоть что-то у нас общее будет, – засмеялся Паша. Поднявшись, протянул начальнице руку: – А теперь дефектным пора уже спать. – Невольно сжал тонкую ладонь, ощущая напряженную прохладу, и поспешно выпустил, не позволяя ни одной лишней секунды прикосновений. – Спокойной ночи. Ирина Сергеевна, – тихо произнес уже в спину, – вы только знайте… Как бы там ни было… Я сделаю все, чтобы вы ни о чем не пожалели. Помните об этом, ладно?

Зимина только чуть заметно кивнула, не оборачиваясь – он не мог видеть, как мягкой теплотой вспыхнули ее глаза. И вряд ли мог осознать в полной мере, насколько важными и нужными были эти неуклюжие, неловкие слова – для него самого тоже.

Комментарий к II. 21. Последний день уходящего года

Автор берет паузу на отдохнуть, разгрузить голову и обдумать дальнейшие повороты сюжета. Терпение, дорогие :)

========== III. 1. Новые лица ==========

– Майор Земцов. Переведен из управления. – Короткие, сдержанные фразы, но голос вальяжно-неторопливый, а взгляд небольших светлых глаз пронзительно-самоуверенный, с какой-то наглецой даже. Молодой и дерзкий, сделала вывод Ира, и неким нахальством не обделен. Впрочем, для его должности только плюс: может, и толку от него с подобной прытью будет побольше, чем от бывшего нача оперов, который тупо отсиживался в отделе, перебирая бумажки.

– Нескромный вопрос можно? Чем вы так не угодили начальству, что вас отправили в подобную ссылку?

– Скажете тоже, ссылку, – сдержанно хмыкнул Земцов.

– И все же? – настойчиво повторила Ира.

– Да ничего особенного, товарищ полковник. Знаете ведь, как это бывает: начнешь какое-нибудь “неправильное” дело раскручивать, а начальству это не по душе… Ну а дальше понятно – переведут куда подальше, а дело тихо сольют.

– Действительно, ничего особенного, – усмехнулась Ирина и поднялась. – Ну что ж, пойдемте, покажу вам ваше рабочее место, с коллективом познакомитесь, – и закусила губу, скрывая улыбку – слишком уж явное недоумение промелькнуло на лице нового сотрудника. И правда, не царское это дело – подчиненных опекать… Но Ира теперь использовала любой повод и любую возможность, чтобы как можно меньше времени проводить за столом в кабинете – заранее “предвкушала”, как в дальнейшем придется в буквальном смысле ныкаться от любопытных взглядов и перешептываний, да и физическая активность лишней не была: и прогулки на свежем воздухе, и специальные упражнения, и небольшие нагрузки в спортзале являлись еще одним пунктиком, от которого Ира не собиралась избавляться. Пока смутные, туманные страхи постепенно начинали обозначаться где-то в глубине души – она отлично представляла, какие риски может иметь ее положение в далеко не юном возрасте, что для ребенка, что для нее самой, и даже обнадеживающие с долей удивления заверения врача после очередного обследования успокаивали мало. И еще одно, изрядно удивившее, чисто женское опасение имелось тоже: ей вовсе не хотелось, чтобы раньше времени посторонним людям стало заметно и очевидно то, что она старательно пыталась скрыть, да и подвергать бедного Ткачева, которому и без того досталось, испытанию в виде подурневшей начальницы тоже не имелось желания. Впрочем, это ей еще несказанно повезло: воспринимай Паша ее как женщину, и каждая малоромантичная сцена типа утреннего приступа токсикоза или внезапной обморочности добила бы окончательно…

***

Дни рождения в жизни капитана Ткачева всегда выдавались бурными и запоминающимися, особенно лет этак с шестнадцати, когда, попробовав с закадычными приятелями самогона дачного соседа Степаныча, он набрался храбрости и полез через забор к местной красавице, дочке участкового, то ли Ниночке, то ли Валечке, а может Машеньке… Подвиг был оценен в полной мере: и цеплючей проволокой забора, и злым разбуженным участковым, и бешеными собаками, которые гнались за незваным гостем несколько улиц, клацая челюстями и взрывая лапами снег. Ниночкой, впрочем, тоже был оценен: горячее восхищение смелостью симпатичного героя она выразила со всей пылкостью, свойственной юным особам… Празднования в студенческие годы тоже были богаты на приключения, да и позже скромностью и сдержанностью не отличались, насчет чего не упускал случая подколоть Савицкий. Но так было раньше – на этот раз как-то категорически не задалось: ночное весьма “веселое” дежурство, богатое событиями – от пьяной поножовщины до ограбления кассы в супермаркете; потом вместо долгожданного отдыха – какое-то очередное усиление; а под занавес на его глазах чуть не подстрелили молоденького опера-стажера, видевшего вооруженных уголовников только в крутых ментовских сериалах. В общем, денек выдался неважнецким, настроение было и того хуже, и заявляться в подобном расположении духа домой к начальнице желания не имелось. Возвращаться в свою давно заброшенную квартиру, впрочем, желания имелось еще меньше, и Ткачев не придумал ничего лучше, как по старой доброй традиции зависнуть в знакомой пивнушке – без компании развеселых приятелей, которые как-то резко разбрелись кто куда, и даже без Ромыча, который вот уже как неделю освежал отношения с Измайловой где-то вдали от московской суеты.

– Ткачев! Ты, что ли? Ну охренеть встреча! – Веселый возглас сопроводился внушительным тычком в плечо – Паша, стремительно обернувшись, непонимающе посмотрел на притормозивших возле его столика парней: крепкого смазливого блондина и худощавого брюнета с задорным взглядом. Лица показались смутно знакомыми – он точно видел где-то этих двоих, но вот где? Память упрямо отказывалась давать подсказку.

– Чего, не узнал, что ли? Богатыми будем, – засмеялся блондин и плюхнулся на свободный стул. – А ведь в школе вместе у Данки Ивлевой контрольные списывали… А в десятом классе, помнишь, чуть не подрались из-за нее на дискотеке?

– Витька Тобольцев! Макс Синцов! Ну офигеть, не узнал даже сразу! – За озарением и радостными восклицаниями последовали ритуально-дружеские объятия с похлопываниями по спине, град взаимных бессвязно-торопливых вопросов “ты как?”, “че нового?”, “куда пропал?” и еще всевозможных вариаций, упоминания общих знакомых и воспоминания о бурной юности… После пива перешли на что покрепче, от туманно-общего – к личному. Макс, довольно скрытный, хмуроватый в школьные годы, приобрел какую-то радостную уверенность и спокойствие, женился на какой-то повернутой программистке, ваяющей графику для игр, а сам заведовал целым отделом компьютерной безопасности в какой-то крутой фирме. Весельчак и бабник Витька, дослужившийся до капитана ФСБ, напротив, как-то сдал, даже потух, и в признании о женитьбе не промелькнуло ни намека на радость.

– Чего так мрачно-то? – Паша разлил еще по стопкам, подцепил вилкой кусок огурца. – Дело хорошее.

– Угу, хорошее, – криво усмехнулся совсем захмелевший Витька. – Счастливый ты, Ткачев… Небось до сих пор баб меняешь как перчатки? Такие, как ты, вообще не женятся. И правильно, не женись, херня это полная…

Паша, с трудом разжав отчего-то сведенные пальцы, медленно отставил нетронутую стопку. Он, разумеется, в отличие от давних друзей не торопился делиться радостями и горестями собственной личной жизни: не упомянул ни про Катю, ни про свой нынешний статус и даже будущее отцовство… Не те это были подробности, о которых можно и нужно рассказывать, даже давним друзьям.

– Что, с женой не повезло? – полушутя поинтересовался Ткачев, пытаясь сгладить обстановку. Друг помрачнел еще больше.

– Ну как тебе сказать… Ольку Смольскую помнишь? В универе с нами вместе училась.

– Олька, Олька… Это че, та, у которой папаша какой-то полковник из чекистов? Помню-помню, огонь-девка была, и красотка какая…

– Была да сплыла, – безрадостно хмыкнул Витька. – Я когда на ней женился, о детях и думать не думал… Она ж всегда безбашенная была, какие тут дети… Ну, думал жить станем вместе, девка она красивая, да и тесть такой, без работы не останусь… А она взяла и залетела. Это ж жесть какая-то! Это она сейчас, на шестом месяце, как маленький слон весит, а че дальше будет? И ноет, ноет, ноет… То у нее спина болит, то ее мой одеколон бесит, то черешни ей свежей среди ночи достань… Это в январе-то! А уж когда мы с ней спали в последний раз, вообще хрен вспомнишь! И еще мозг мне выносит, мол, не любишь, не хочешь… Не, ну нормально? У нее живот скоро на нос полезет, какое тут “хочешь”? Да она раньше вообще ко мне ненакрашенная не приближалась, а щас… Ходит бледная как смерть, непричесанная толком, расплывшаяся – врач, видите ли, любые нагрузки запретил! И добро бы еще парня родила, так ведь девка будет – даже тут ничего нормально не смогла…

Паша хотел было резонно ответить, что за пол ребенка вообще-то отвечает мужчина, но вовремя промолчал. И о многих других моментах тоже: теперь в некоторых аспектах он был весьма подкован благодаря “самообразованию” – раньше ему бы и в голову не пришло, сколько всяческих тонкостей таит в себе такое деликатное положение, и уж тем более не пришло бы в голову выяснять все подробности, особенности и правила. Впрочем, и подобной своей реакции – недоверчиво-ошарашенной радости и растерянности, – он, хронически-легкомысленный раздолбай, представить тоже не мог. Да уж, забавная штука жизнь…

– А чего такого-то, девчонка тоже хорошо, – и снова на удивление отчетливо-красочно представилась маленькая копия – его и Ирины Сергеевны. Интересно, что у нее (а может быть, у него) будет от мамы, а что от папы? Дай бог, не мамин во всех смыслах убийственный норов…

– Была бы у тебя баба беременная, я б на тебя посмотрел, – усмехнулся Тобольцев. – Это ж понимаешь, вроде как я и не мужик вовсе, даже наследником обзавестись не смог…

Паша, не вслушиваясь в пространные рассуждения, потянулся к тихонько звякнувшему телефону, отвлекаясь от нетрезвой шумности пропитанного алкогольными парами и сигаретным дымом тесного помещения.

“У тебя все в порядке?”

Лаконично-спокойное простенькое сообщение и безлично-сухое “Зимина” в заглавии диалога – никаких собственнических “жена” или нелепо-слащавых “солнышек” и “зай”. Да уж, о “нормальной семье” он в свое время изрядно загнул… Взгляд метнулся к наручным часам – десять минут второго. Неплохо загулялся, однако… И невольно передернуло, прошибая ознобом – Катя в подобных обстоятельствах давно бы уже оборвала телефон и забросала ворохом панически-нервных смс, накручивая не только себя, но и его тоже…

“Все нормально. Просто встретил старых друзей”

“Хорошо. Смотри не увлекайся” и ехидно улыбающийся смайлик. Да уж, товарищ полковник не только житейски мудра, но и неисправима в своей язвительности… Убирая мобильный в карман, Ткачев невольно улыбнулся совершенно непозволительной по своей теплоте очень простой, обыденной мысли: все-таки, несмотря на всю специфичность и странность их отношений, в некоторых вещах жена у него идеальная. И пожалуй впервые за все время Паше нисколько не было стыдно за подобные эмоции – эмоции по отношению к ней.

========== III. 2. Утренние вести ==========

Если накануне вечером было очень-очень хорошо, то утром будет очень-очень плохо. Подтверждение этой незамысловатой мудрости Паша получил, едва раскрыл глаза, тут же пожалев о пробуждении: во рту пересохло, башка гудела, а встать вообще казалось непосильной задачей на грани настоящего подвига. После контрастного душа стало чуть полегче, и Ткачев выбрался на кухню, мечтая только об одном: живительном глотке воды. Однако, едва переступил порог, обалдело остановился, уверенный, что представшее глазам – не что иное, как похмельный глюк: суровая начальница в смешном цветастом фартуке, мирно переворачивавшая блинчики на сковороде, была зрелищем гораздо более фантастическим, нежели какое-нибудь нашествие пришельцев или внезапно ушедший в завязку Фомин.

– Хоро-ош, – с ласковым сарказмом протянула Зимина, окинув помятого подчиненного выразительным взглядом и выключая плиту.

– Ирин Сергевна, ну не издевайтесь, а? – страдальчески вздохнул Паша, невольно поморщившись от нового приступа головной боли и рушась на стул. И, тут же подняв глаза, удивленно воззрился на начальницу, обнаружив на столе весьма странный для этой квартиры натюрморт.

– Да пей, пей, не отравлено, – фыркнула Ирина Сергеевна, правильно истолковав его взгляд. – Я ж все понимаю, пиво с похмелья это святое.

– Спасибо, – с неподдельной признательностью пробормотал Паша, блаженно зажмурившись: после нескольких глотков превосходного темного пива жизнь показалась чуточку прекрасней, а головная боль совсем ушла. Нет, все-таки идеальная у него жена…

– Кстати, Паш, с прошедшим тебя. Я, конечно, понимаю, что тебя и без меня уже наверно поздравили, но… В общем, вот, – Ира протянула ему простенькую коробку без всяких оберток и дурацких ленточек. – Надеюсь, воспользоваться не придется, будет сувениром.

Паша машинально открыл коробку и восхищенно замер, уже второй раз за утро изрядно растерявшись.