Текст книги "Искупление (СИ)"

Автор книги: Леди Феникс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 19 страниц)

– Я, знаешь ли, в отличие от некоторых не специалист в бордельной сфере, – съехидничала Зимина, выразительно приподняв бровь. – Хотя… что-то такое припоминаю. Кажется, статья какая-то громкая была про публичный дом, где богатым извращенцам оказывали “особые услуги”. И что? Какая связь?

– Да я вот подумал просто, – Паша потер подбородок, – может, это из той же оперы? Дело свернули, подождали, пока шумиха уляжется, ну и снова здорово.

– То есть я так понимаю, вам нужно мое благословение на погружение в бордельную среду? – снова съязвила Зимина. – Ну что ж, даю. Благословение, в смысле. Лишь бы толк был. И без фанатизма, – добавила с тонкой ехидцей. – Не перетрудитесь, так сказать.

– Ты это слышал? – восхищенно покачал головой Савицкий, очутившись в коридоре. – “Без фанатизма”. Да меня Лена бы на месте за один намек зашибла… И ребенка получи, и по борделям ходи сколько хочешь… Везучий ты, Ткач, как я не знаю кто.

– Ром, да иди ты знаешь куда?! В бордель иди! – сердито отмахнулся Ткачев и торопливо зашагал по коридору, оставив друга отходить от ржача.

***

– Ирин Сергеевна, поговорить надо, – Ткачев под вечер снова заглянул в кабинет начальства – какой-то непонятно задумчивый, растерянный и даже нерешительный.

– Говори, раз надо, – рассеянно кивнула Зимина, убирая в сейф документы. Взглянула на часы. – А ты чего здесь, вы же с Савицким должны были… как это у вас называется, “агентуру подключать”?

– Савицкий за меня “наподключается”, – буркнул Паша. Ирина Сергеевна приподняла бровь, не сдержав смешок.

– Ткачев отказался идти в рейд по проституткам? Звучит как название фантастического фильма прям.

– Издеваетесь?

– Есть немного, – фыркнула начальница, накидывая на шею шарф. – Так о чем ты хотел поговорить?

– Только не здесь, хорошо? Давайте я вам все на месте скажу. – В самый последний момент отступил, поняв, что просто не хватит смелости, даже просто слов сейчас не хватит – наедине с ней, такой привычно-насмешливой, уверенной в себе, он моментально растерял всю решимость. И сам растерялся тоже.

– Ну хорошо, – пожала плечами Зимина и захлопнула дверь кабинета. – Загадочный ты какой-то сегодня…

Всю дорогу молчали – Ирина Сергеевна, глядя в окно, кажется, выпала из реальности; Паша безуспешно пытался справиться с неожиданным дурацким волнением, хотя и сам не мог понять причину – это же просто формальность, пустая формальность… Только когда машина притормозила в переплетении улиц, Зимина отошла от задумчивой полудремы, бросив взгляд на высокое здание. И, стремительно обернувшись к Паше, с яростным непониманием впилась в него взглядом.

– Ткачев, ты куда меня привез?!

========== II. 9. Пустая формальность ==========

Слишком стремительной и запутанной оказалась цепь быстро раскрутившихся событий – одни случайности накладывались на другие, соединяясь в какую-то нелепую на грани сюрреализма картину, а ведь еще совсем недавно все было предельно просто. Была непоколебимая преданность начальнице, с которой столько прошли и которая так много им всем помогала; потом была дикая, неуправляемая злость и ненависть, разъедающая изнутри до опустошающей боли; и попытка жестоко и кроваво отомстить была тоже. А потом потянулись случайности, совпадения, причудливые стечения обстоятельств: всего один взгляд на какую-то бумажку – и решение отступить, смириться, перетерпеть. Случайное столкновение в больничном коридоре – и перевернувшаяся, исказившаяся реальность: та, которую объявил предательницей и врагом, вдруг подарила ему шанс, возможность вернуться к чему-то нормальному, простому, обыденному, подарила какой-то смысл в бесцельной жизни, лишиться которой ему в последнее время вовсе не казалось чем-то страшным. Невольно пробрала ледяная дрожь при мысли, что все могло сложиться иначе – там, в расплющенной машине, могла оказаться женщина, беременная от него. Еще один кульбит судьбы: человек, спасший ему жизнь, когда, отчаянный и пьяный, собирался покончить с собой, снова предотвратил непоправимое – на этот раз ценой собственной жизни. А тот, кого считал поначалу союзником, объединенным общим прошлым, общим несчастьем, общим врагом, моментально перешел в разряд противников, едва попытался задеть то, что теперь оказалось для него важнее, чем что-либо иное – противоречия, ненависть, даже чужая жизнь. Ткачев не хотел думать, что бы случилось, не окажись он возле дома Зиминой в нужный момент – рехнувшийся от жажды мести Терещенко просто не смог бы остановиться. Паша понимал его как никто, еще недавно разделяя желание отомстить – недавно, но не сейчас. Не сейчас, когда она и его будущий ребенок были неразделимым, единым целым. Простой инстинкт – не допустить, спасти, защитить. То, из-за чего он, даже не попытавшись договориться, остановить, вразумить, безжалостно и просто нажал на спуск, сделав выбор между жизнью своего ребенка и тем, кто мог эту жизнь отнять. Практически так же, как она в свое время сделала выбор между жизнью одного из них и свободой всех остальных. Тот выбор, сам факт которого еще недавно показался бы ему чудовищным, непростительным, невозможным. Это ли не ирония судьбы?

***

– Ткачев, ты куда меня привез?!

– А что, не видно? – вопросом на вопрос ответил Паша, даже не вздрогнув от грозных начальственных ноток.

– Это смешно, по-твоему? – вспыхнула Зимина. – Открой дверь, я выйду!

– Да щас прям! – Ткачев не обратил ни малейшего внимания на то, что она постепенно начала закипать. – Паспорт дайте мне свой.

– Ткачев, прекрати этот балаган! – рявкнула Ирина Сергеевна, зло дернув ручку двери.

– Вы никуда не пойдете, я сказал, – отчетливо повторил Паша – что-то такое очень спокойное и нехорошее прорвалось в голосе. Бесцеремонно выхватил у начальницы сумку и, высыпав содержимое в открытый бардачок, сгреб красную книжечку.

– Паш, стой! Ткачев, твою мать! – донеслось вслед, но он уже захлопнул за собой дверцу автомобиля, сделав вид, что ничего не услышал. Ира, выругавшись, вышла из машины вслед за ним.

Встретились они уже выхода – Ирина снова заплутала в хитросплетениях коридоров, массивах одинаковых дверей и лабиринтах бесконечных лестниц. И только выбравшись на исходную, столкнулась с Пашей лицом к лицу, даже не успев понять, откуда он появился. Молча сунул ей паспорт и спокойно спустился по ступенькам. Ира машинально раскрыла корочки и несколько мгновений глупо моргала, пытаясь осознать написанное.

– Ткачев, да это же просто смешно! – накинулась на невозмутимого как скала “молодожена”. – Филькина грамота какая-то! Да ее оспорить!..

– Только попробуйте, – все с тем же странным пугающим спокойствием предупредил Паша, повернувшись и взглянув ей прямо в глаза. Очень твердо и серьезно взглянул – Ира даже на секунду опешила от этого хладнокровия.

– Это просто смешно! – повторила упрямо, пытаясь побороть недоверие и растерянность.

– Смейтесь сколько хотите, – великодушно разрешил Паша, помогая ей усесться в салон. – А вот то, что мой ребенок родился бы у матери-одиночки и еще наверняка с прочерком в графе “отец” – вот это было бы ни хрена не смешно.

– Бред какой-то, – беспомощно пробормотала Ира. – И сколько ты заплатил?

– Сколько ни заплатил, все свои, – ушел от ответа Ткачев и неожиданно улыбнулся: – Вы еще спасибо скажите, что я вам вашу фамилию оставил, исключительно из уважения, между прочим.

– Да ну тебя, – сердито буркнула Ирина Сергеевна, отворачиваясь к окну. Такая – по-детски растерянная, недоверчивая, даже пришибленная, она вдруг показалась ему какой-то невероятно забавной и милой. И, выезжая из вереницы машин, добрая половина которых была украшена дурацкими куклами, лентами и шариками, Паша против воли впервые за долгое время искренне и широко улыбался.

***

Ткачев и не подумал отреагировать на протестующее восклицание, когда вслед за начальницей внедрился в квартиру. Ира, бросив взгляд на его каменно-непроницаемое лицо, мысленно махнула рукой: да фиг с ним, пусть делает че хочет! Муженек, блин…

Однако пофигизм довольно быстро сменился возмущением, когда Паша, деловито осмотрев квартиру, принялся наводить свои порядки. Первым делом, заметив на подоконнике практически полную пачку сигарет, отправил ее в мусорный пакет, кажется, не заметив тихого обалдения хозяйки. Потом зачем-то распахнул холодильник, осмотрел практически пустые полки, где скучал кусок сыра и бутылка питьевого йогурта, выразительно чему-то хмыкнул и направился в спальню. Ирина даже не успела отреагировать – начатая упаковка снотворного и целый блистер с успокоительным составили компанию сигаретам.

– Ну знаешь ли… Ну вообще… – только и смогла сказать Ирина, наблюдая такое варварство. – Ты хоть знаешь, сколько эти таблетки стоят?

Паша, отвлекшись от кухонного шкафчика, который обыскивал следующим, повернулся и пристально посмотрел на нее. Очень выразительно посмотрел – как на клиническую идиотку.

– Это вы так прикалываетесь или реально думаете, что я позволю своего ребенка травить всякой гадостью? – Не дожидаясь ответа, нашарил в кармане джинсов кошелек, поворошил лежащие там бумажки и направился из кухни, предупредив: – Решите закрыться – дверь вынесу, сразу говорю.

Ира, не найдя достойного ответа, только смешно развела руками.

Явился Паша буквально через полчаса – Зимина, глядя на кучу лопающихся от содержимого пакетов, только подивилась, как он успел скупить весь супермаркет в такой короткий срок – именно такая мысль пришла ей, когда Ткачев принялся выгружать покупки. Йогурты, сметана, сладкая творожная масса, огурцы, морковь, помидоры, какая-то зелень, кусок мяса и замороженная курица, лотки с клубникой, вишней, смородиной, огромная гроздь винограда, абрикосы, персики, мандарины… Это только то, что успела заметить, пока Паша забивал холодильник – от обилия лотков, пакетов и упаковок зарябило в глазах. Но окончательно добили Иру баночки с какими-то витаминами, огромная стопка книг и брошюр и несколько дисков – классическая музыка.

– Будете каждый вечер перед сном слушать, – объявил Паша, пододвигая ей диски. – Ему, – бросил взгляд на еще совершенно плоский живот начальницы, – полезно.

– Паш, ты как, нормально себя чувствуешь? – заботливо осведомилась Ирина Сергеевна и даже, протянув руку, коснулась ладонью лба. – Я уж думала, у тебя горячка.

– Издевайтесь, издевайтесь, – кивнул Ткачев и, прихватив всю внушительную груду макулатуры, удалился на диван – изучать.

Начало своеобразной семейной жизни было положено.

========== II. 10. Тихий семейный вечер ==========

– Паш, ну это просто смешно! – Зимина, покосившись на брошенную около дивана сумку, отодвинула от себя стакан сока. – Ты что, серьезно решил у меня поселиться?

– А что, есть какие-то возражения? – осведомился Паша с этой своей невозмутимостью, которая постепенно начала выводить Иру из себя. – Места достаточно вроде у вас… Или вы к тому, как сын ваш к этому отнесется?

– Господи, да при чем тут мой сын! – чуть не взвыла Ирина. – Тебе самому не кажется, что сама ситуация… ненормальная ситуация!

– А что ненормального в том, что я хочу жить вместе с матерью своего ребенка? – Паша преспокойно убрал в мойку грязную посуду и уселся напротив начальницы. – По-моему, ненормально как раз было бы сделать вид, что я тут совершенно ни при чем.

– Вот именно, Паш, ни при чем! Ты что, всерьез считаешь нормальным из-за какой-то случайности портить себе жизнь? Я же не против того, чтобы ты потом видел своего ребенка! Будешь видеть сколько захочешь и когда захочешь! Но все остальное… Паш, да это же просто бред! Ты же просто не сможешь жить со мной под одной крышей! И сам знаешь, почему!

– А по-моему, бред как раз то, что вы щас говорите, – не дрогнул Ткачев. – Мой… наш с вами ребенок заслуживает не только вашего участия, сами так не думаете? И семьи нормальной тоже заслуживает.

– Что? – вскинув голову, несколько мгновений недоверчиво смотрела на него, а потом рассмеялась – нервно, зло. – “Нормальной семьи”? Ткачев, ты себя вообще слышишь? Какая, нахрен, семья? Семья из-за ребенка, который появился только потому что родители один раз случайно перепихнулись? Семья, где отец шарахается от матери и молча ненавидит? Тебе самому не смешно?

– Прекратите, – жестко оборвал Паша, потемнев лицом. – И не напоминайте мне об этом никогда больше, ясно! Отделаться от меня вам все равно не удастся! – Сорвавшись из-за стола, подхватил куртку и вылетел в коридор. Звякнули упавшие ключи, щелкнул замок, хлопнула дверь и повисла тишина.

– Дурдом какой-то, – подытожила Ира, проводив его взглядом. Без энтузиазма посмотрела на тарелку заботливо приготовленной каши, стакан сока, с тоской вспомнила куда-то подевавшуюся банку с кофе и неохотно встала из-за стола, недобрым словом помянув диктаторские замашки будущего папаши.

***

Крышу у Ткачева и впрямь сорвало капитально: кто бы поверил, что этот беззаботный раздолбай, никогда не утруждавший себя ответственностью, провожающий заинтересованными взглядами любую попавшуюся на пути симпатичную девушку, просиживающий вечерами в баре, вдруг превратится в примерного семьянина, помешанного на здоровье будущего ребенка. Все, признанное вредным, было безжалостно выброшено, изгнано и запрещено: сигареты, любой, в том числе некрепкий алкоголь и даже кофе перешли в разряд недозволенного, туда же отправились хот-доги, гамбургеры и прочие вкусности, которыми Ира иногда позволяла себя побаловать в минуты особенно дурного настроения. На завтрак теперь, как в далеком детстве, ей предлагались всевозможные каши, запеканки, тосты и свежевыжатые соки, ужин в плане полезности ничуть не уступал. На обед они теперь часто ходили вместе, и Паша успел довести до белого каления всех официантов, дотошно выясняя состав блюд и условия приготовления. Впрочем, неожиданные плюсы в его паранойе нашлись тоже: к готовке, уборке и мытью посуды Ира теперь не допускалась на пушечный выстрел – начитавшись всяких страстей на специальных сайтах и во всевозможных руководствах, Ткачев уверился, что горячая плита, моюще-чистящие средства и пыль для начальницы чуть ли не смерти подобны. Квартира теперь сияла чистотой, в холодильнике, кроме всего полезного и витаминизированного, ничего не водилось; ко всему прочему, заметив однажды, как Зимина наслаждается каким-то кровавым сериалом, Паша буквально выхватил пульт у нее из рук и швырнул на тумбочку возле телевизора какие-то диски, выдав:

– Не хватало еще его пугать всякой жестью! Мультики про богатырей вон лучше смотрите.

Ира, не найдя что ответить, молча, но очень выразительно закрыла лицо рукой.

Следующим испытанием оказалось посещение больницы: отвязаться от сопровождения Ткачева Ирине, несмотря на все усилия, не удалось. Но самый цирк начался на месте: Паша, обведя взглядом коридор – выцветшие плакаты, обшарпанные стены, давно просившие покраски, и всего одна скамейка у входа в кабинет – состроил выражение, которое смело можно было запечатлевать на холсте: такая гамма эмоций отразилась на его лице. А уж когда сидевшая в ряду девица на сносях злобно зашипела что-то о блатных, которые внаглую лезут без очереди, и вовсе не выдержал.

– Ирин Сергевна, а че мы тут вообще делаем? – И, не дожидаясь ответа, под обстрелом любопытных взглядов буквально потащил начальницу за собой.

– Ткачев, куда ты меня тащишь? – возмутилась Ира, но Паша, не обращая никакого внимания на ее недовольство, запихнул начальницу в машину, на ходу доставая мобильный. Что-то там быстро полистав, уселся в автомобиль и решительно нажал на газ, выезжая на противоположную от дома улицу.

– Ты что, с ума сошел? Тут же дорого! И от обычной ничем не отли… – очутившись в идеально чистом, недавно отремонтированном здании, начала было Ирина, но Ткачев, крепко схватив ее за руку, сказал как отрезал:

– Во-первых, отличается хотя бы тем, что здесь ремонт свежий, кресла удобные и в очереди никто не будет хамить. Во-вторых, экономить на своем ребенке я не собираюсь. Вы это на будущее запомните, хорошо? А теперь пошли.

И уже в который раз непрошибаемая полковник Зимина просто не нашлась, что ответить.

***

– Ребят, я понимаю, что ситуация непростая… много всего случилось в последнее время, да еще и не закончилось. – Зимина стиснув, пальцы в замок, перевела взгляд за окно. – Но то, что сейчас происходит… Мы просто не можем оставаться в стороне. На счету этого маньяка, или кто он там, уже пять трупов. Пять! И все только в нашем районе. СК, конечно, работает, копают что-то… Но это будет неправильно сейчас, если мы сделаем вид, что нас это не касается. Я не буду никого сейчас заставлять, чего-то требовать… Разобраться с теми, кого мы найдем, тоже не буду просить, обещаю. Просто хочу попросить у вас помощи, у всех вас. Если кто-то не хочет в этом участвовать… ваше право. Но если мы будем действовать все вместе, есть хоть какой-то шанс выяснить, что происходит у нас на районе. Выяснить… своими методами. Если для кого-то это неприемлемо, он может встать и уйти. Только хочу сначала напомнить, что меньше чем за месяц у нас на районе нашли пять трупов изуродованных девушек, которых насиловали и запытали до смерти. И неизвестно, сколько их еще будет, если мы все это не остановим. А теперь те, кто хочет, может уйти. – Повернулась, холодным и пристальным взглядом изучая лица собравшихся. – Савицкий, Ткачев, Щукин, Жигаев, к вам отдельно обращаюсь. Если вы считаете, что я прошу вас о чем-то недопустимом, можете сделать вид, что этого разговора не было.

Никто не шелохнулся.

– Мы с вами, Ирин Сергеевна, – первым нарушил тишину Савицкий. – Как бы там ни было… Я согласен, что этого урода или уродов надо найти. И, думаю, не я один.

– Что нужно, Ир? – деловито спросил Климов, подобравшись.

– Ну если все здесь присутствующие согласны действовать… Рома, расскажи, что ты выяснил по тому делу.

– Да глухо там все, Ирин Сергеевна. Де… в смысле, проститутки, с которыми я разговаривал, – в этом месте Измайлова послала мужу убийственный взгляд, – ничего не слышали, подработку им никто не предлагал, на сторону не переманивал… У нас же из крупных деятелей массажный салон у Сивого, ну, который Сивушкин, и сауна у Ильдара. Так вот они ни о чем таком не слышали, хотя должны по идее о конкурентах знать.

– Ну либо просто не хотят делиться, либо эти “конкуренты” хорошо шифруются. Но так ведь не бывает, где-то все равно бы хоть что-то слилось. – Ира, прервавшись, жадно схватилась за бутылку с водой. – В общем, ищите лучше.

– Муж мой, а откуда это ты так хорошо осведомлен о всех подробностях бордельного бизнеса? – выразительно прошептала Измайлова.

– Я тебе дома расскажу. И покажу, если хочешь, – многозначительно пообещал Савицкий, поймав взгляд откровенно давившегося от смеха Паши. – Есть искать лучше, – кивнул Рома на последнюю реплику начальства и не удержался: – Вы только Ткачева со мной отправьте, у него проституток лучше всего разводить получается. На откровенность, я имею в виду, – добавил, в последний момент уходя от внушительного тычка кулаком.

***

Впервые за все время весьма специфического совместного проживания Паша вернулся домой позже начальницы: она, вопреки обыкновению, не стала засиживаться допоздна с бумагами, а вот ему пришлось задержаться, смотавшись на вызов вместо сачканувшего дежурного опера. И, взглянув на часы – время было уже позднее, Ткачев удивился, заметив начальницу, скучавшую за столом на кухне: в это время она должна была уже видеть десятый сон. Рассеянно кроша в пальцах печенье, Зимина выглядела не просто задумчивой, а какой-то растерянной, если не сказать перепуганной – подобное выражение он видел у нее только раз, в тот день, когда в ее паспорте без лишних церемоний появился штамп.

– Ирин Сергевна, чего случилось? – от неприятного предчувствия похолодело в груди – что могло довести невозмутимую, бесстрастную начальницу до такого состояния? – Что-то не так с обследованием? Из клиники звонили?

– Да нет, с этим все нормально, – бросила Зимина, не поднимая взгляда. Паша медленно выдохнул.

– С этим? А с чем ненормально? Ирин Сергевна, ну чего вы молчите?!

Зимина вскинула голову – Пашу снова обдало этой совершенно несвойственной, какой-то детской потерянностью.

– Сашка маме проболтался, что я… ну, в положении. И… и про то, что ты у нас живешь теперь…

– Так вы чего, из-за этого? – Ткачев, в этот момент заваривая себе чай, едва не разлил кипяток. – Она бы все равно ведь узнала. Чего не так-то?

– Паш! – Ира сердито отодвинула от себя тарелку с несчастным печеньем, разломанным на куски. – Ну что я ей скажу? Что в свои сорок второй раз собралась рожать непонятно от кого?! Как ты себе это представляешь?

– Ну, во-первых, не сорок, а гораздо меньше, паспорт ваш я видел, так что не надо преувеличивать. А вот за “непонятно кого” сейчас обидно было. Если хотите, могу вашей маме даже паспорт показать, там русским по белому мой статус указан. И вообще, прекратите паниковать уже из-за всякой ерунды! – решительно отставил чашку, не терпящим возражений тоном объявив: – Вот что, Ирин Сергевна, мы завтра с вами идем в гости. Пора мне уже, наверное, с тещей познакомиться. – Заботливо похлопал поперхнувшуюся начальницу по спине и отобрал у нее кружку. – И хватит полуночничать, вам сейчас высыпаться надо за двоих, так что идите-ка вы спать.

– Деспот, – буркнула Ирина Сергеевна, выбираясь из-за стола.

– Угу, – невозмутимо подтвердил Паша, прихлебывая чай.

– Диктатор!

– Точно.

– Сатрап!

– Именно.

– Тиран!

– Ирин Сергевна, если через минуту вы не окажетесь в постели, то узнаете, какой я тиран и все прочее, – предупредил Ткачев, скроив забавно-грозную физиономию. Ира, не сдержавшись, фыркнула и рассмеялась.

– Дурень ты, Ткачев. За это тебя и люблю. – И, прикрывая за собой дверь, победно улыбнулась: в этом поединке взаимного обалдения последнее слово осталось за ней.

========== II. 11. Идиллия ==========

– И что, вот так прямо в час ночи поехал за попкорном?

– Вот так прямо и поехал, – хмыкнула Ира и, привычно развернув обертку конфеты, тут же поморщилась – даже один вид сладости вызвал содрогание.

– Да-а, Ир, вот это любовь… Интересно, сколько мужиков из всех, кто живет с беременной, среди ночи сорвались бы из-за какого-то каприза?.. Витамины вон тебе дорогущие покупает, – Измайлова кивнула на баночку с кучей каких-то наклеек, – фрукты таскает… Может, он и правда в тебя…

– Лен, ерунды не говори! – резко оборвала Зимина. Между бровей пролегла сердитая складка. – При чем тут я?

– Ну здрасьте! – опешила Измайлова. – А кто при чем? Он так, развлечения ради, по-твоему, с тебя пылинки сдувает?

– Все просто, Лен. – Криво усмехнулась, опуская взгляд в чашку. – Это не забота, это меры предосторожности. А то, если что не так, инкубатор сломается, из строя выйдет… Непорядок.

– Ты циник, Ир, – выдавила Измайлова, несколько секунд разглядывая подругу – похоже, была уверена, что она так своеобразно шутит.

– Да нет, я не циник. Я реалист, Лен, – снова чему-то ухмыльнулась; пододвинула поближе тарелку с конфетами и печеньем. – Ты чай-то пей, остынет.

Измайлова оказалась первой (Ирине очень хотелось надеяться, что и последней), кто догадался об ее интересном положении – запрет курить в здании, постоянно распахнутая форточка в кабинете, неизменная бутылка воды под рукой, на столике возле чайника – тарелка с фруктами вместо привычных сладостей… А уж когда Ира на ее глазах едва не рухнула в обморок, все сложилось окончательно. И раскрутить на откровенность начальницу не составило особого труда – ей и самой хотелось обсудить с кем-то откровенно бредовые изменения в жизни, в том числе и то, что касалось Ткачева.

Ире и впрямь все казалось какой-то нелепостью, дурацким сном – внимательно-обеспокоенные взгляды сухо здоровавшегося в коридорах Паши; его присутствие в своей квартире, идиотское “замужество”… Что мешало ей просто выставить его из своей квартиры; послать его куда подальше вместе с этой маниакальной заботой; избавиться от дурацкого штампа в паспорте? Она была уверена, что сделает это при первой же возможности, но – не смогла. Слишком разительные, удивившие своей стремительностью перемены стали заметны ей, как и невероятная по своей искренности забота и радость – кажется, неожиданная новость его просто окрыляла. Все, такое почти незаметное, но по-настоящему важное, не проходило мимо внимания: то, как фанатично шерстил интернет, выясняя все нюансы ее нынешнего положения и даже отрыл где-то рацион для беременных с рецептами буквально по неделям; как запрещал ей засиживаться по вечерам (впрочем, это при всем желании было неосуществимо – сонливость ее одолевала страшная); как, узнав, что она купила новую машину, не позволял садиться за руль, предпочитая, чтобы она ездила с водителем или на такси; как, заметив ее однажды в прихожей, собирающуюся в ночной супермаркет – внезапно дико захотелось соленого попкорна и газировки – чуть ли не силой запихнул ее обратно в комнату и, сонный после весьма “бурного” дежурства, сам потащился в магазин, а потом давил на кухне апельсиновый сок для домашней газировки – “нечего ему пробовать всякую гадость”… И ни вырвавшимся словом, ни случайным взглядом не дал ей понять, как сильно его задолбали ее заморочки, странные желания – любой другой списал бы все это на идиотские капризы, исполнять которые вовсе необязательно; ее дурное самочувствие и настроение – на работе всем доставалось ничуть не меньше, чем раньше. И, порой замечая, как меняется его напряженный, сдержанный взгляд, становясь растерянным, взволнованным, мягким, Ира невольно задавалась вопросом: кто из них двоих сильнее на самом деле?

***

– Ирин Сергевна, у вас такой вид сейчас, как будто в логово дракона собираетесь, а не к маме в гости, – подначил Паша, видя, как начальница зависла перед дверью, не решаясь нажать на звонок.

– Очень смешно! – сердито огрызнулась Ира, переминаясь на лестничной площадке. Идея провести тихий семейный вечер вместе со своим фиктивным мужем с каждой секундой нравилась ей все меньше. Да и устраивать целый спектакль ради спокойствия мамы и Сашки резко расхотелось – кому это вообще нужно? Самих себя им все равно не обмануть, как ни старайся.

Ира покосилась на привычно невозмутимого Пашу: похоже, отыграть свою роль он решил на все сто – цветы и коробка конфет, белая рубашка и широкая обаятельная улыбка в придачу. Этакий голливудский красавец с налетом исконно русского беззаботного раздолбайства. Зачем-то неосознанно протянула руку, поправляя сбившийся ворот рубашки, видневшийся из-под распахнутой куртки – Ткачев удивленно приподнял брови на этот типично-семейный жест автоматической заботы, но ничего не сказал. И снова что-то необъяснимо дрогнуло внутри, сдавило горло болезненным спазмом, как от подступающих слез. Разреветься еще сейчас не пойми из-за чего не хватало…

– Не обращай внимания, Паш, это так, бабское, – выдала ослепительную улыбку, но глаза оставались серьезными и какими-то погасшими – сердце необъяснимо и глупо сжалось от этого диссонанса. Избегая его пристального взгляда, Ирина Сергеевна резко развернулась к двери, вдавив палец в кнопку звонка.

Несмотря на все опасения, вечер прошел вполне мирно: Ткачев, неожиданно проявивший себя как галантный кавалер, сыпал шутками и веселыми байками, будто невзначай касался ее руки или плеча, подкладывал на тарелку всевозможные вкусности, подливал сок или чай, улыбался. В общем, и впрямь справился со своим амплуа заботливого мужа и будущего отца на пять с плюсом; довольно быстро раскрутил Сашку на оживленный разговор и совершенно очаровал ее маму. Ира только изумлялась, глядя на эту актерскую игру – еще об одном его таланте среди прочих она даже не догадывалась.

– Да, Ткачев, не ожидала, ты, оказывается, еще и артист, – усмехнулась Ирина Сергеевна, скользнув в галантно приоткрытую дверцу машины. – Так натурально все сыграл. Даже с Сашкой нашел общий язык.

– Так мне есть у кого поучиться, – парировал Паша, усаживаясь на соседнее сиденье. – А сын реально у вас классный парень, и на ситуацию отреагировал адекватно. А то что заморочки у него свои… Так возраст такой, кто из нас в шестнадцать лет не чудил?

– Психолог, блин, – проворчала Ирина, немного задетая тем, как легко Ткачев смог поладить с ее сыном, который в последнее время совершенно отбился от рук. Может и правда ему просто не хватало мужского влияния… – Я посмотрю, как ты заговоришь, когда свои дети появятся, – и, осекшись, по-дурацки залилась краской, запоздало поняв, что сморозила.

– Посмотрим, – весело фыркнул Паша. – Тем более что недолго осталось. Покажете мне мастер-класс беспощадной мамы-полковника.

– Шутник, – проворчала Зимина, отворачиваясь к окну. Паша, пользуясь тем, что они как раз остановились на светофоре, протянул руку, поправляя выбившуюся из строгой прически непослушную рыжую прядку – как-то вдруг непонятно-сладко заныло в груди, когда представил смешную рыжую девчонку, так похожую на маму: забавно морщащую лоб, хмурящую брови, тонко улыбающуюся…

– Знаете, – тихо произнес Ткачев – задорная улыбка сменилась какой-то растерянно-мягкой и немного смущенной, – в такие моменты я вас почти люблю.

И, отвлекаясь на загоревшийся сигнал светофора, не заметил, каким изумленным, неуверенно-теплым и недоверчиво-сияющим стал ее взгляд.

***

– Ирин Сергевна, у вас телефон звонит, – Паша, ради приличия постучав и не дождавшись ответа, заглянул в спальню – забытый на тумбочке в коридоре мобильный начальницы уже по третьему разу завел знакомую мелодию. – Ирина Сергевна? – и в нерешительности замер, остановившись в шаге от кровати: Зимина спала, как-то неловко-трогательно подвернув под голову одну руку, другой прижимая к себе книжку в яркой бумажной обложке – кажется, какой-то легкомысленный любовный романчик.

Его накрыло – опять. Сейчас, такая мирно-усталая, вымотанная тяжелым суматошным днем и семейным вечером, она снова вызывала у него эти странные, непозволительные чувства – и вовсе не как мать его будущего ребенка – сама по себе. И, усевшись на край постели, Паша застыл в каком-то опустошающем оцепенении, где не было ни привычной вражды, ни вполне логичной неприязни, ни даже раздражения на самого себя – вообще не было никаких мыслей. Просто смотрел на спокойное, утомленное лицо без привычного макияжа, на упавшую на лоб челку, на бледные пальцы, сжимавшие книгу…

В такие моменты я вас почти люблю.

Криво усмехнулся, расправляя свернутое в кресле одеяло, осторожно подоткнул край; убрал на тумбочку книгу, прикрыл форточку, из которой ощутимо сквозило. И, уже остановившись у двери, снова бросил взгляд на начальницу – сейчас она сама показалась ему хрупким, растерянным, испуганно-притихшим ребенком. А еще – почему-то ужасно одиноким.