сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 29 страниц)
Заметив святотатство под названием «несерьёзное отношение к еде», бабушка метнула по диагонали осуждающий взгляд. Бруно тут же привычно присмирел, ожидая, когда закончится пытка смирным сидением за столом. Мирабель тоже уткнулась в свой кукурузный салат. Следы. Она подумала о следах. Если прикинуть, такие отпечатки могли получиться, если лапы зверя не были замараны, а если бы по ним что-то стекало, скапливаясь у самых подушечек. Краска. Или кровь.
И почему только она размышляет об этом настолько спокойно? Эта зверюга отплясывала на кухне какую-то сумасшедшую румбу, может быть, это бешенство, а она, Мирабель, не чувствует даже намёка на страх. Немножко испугалась, когда Гато попёр на неё сегодня, а вот неизвестное существо, которое не видит даже Касита, значит, полная ерунда?
Гато. Попытка Бруно защитить её.
В горле будто распустился цветок, на глазах выступили слёзы. Всеобъемлющее чувство благодарности рвалось наружу. Да, он был ей дядей, но Мирабель казалось, что он сделал это не как родственник, а как…
Нет.
Нет-нет-нет.
Что это?
Откуда эти мысли?!
Да, она обожает дядю Бруно за то, что с ним весело и интересно, за его мягкость, а порой и за его дёрганость и паранойю, за то, что оба были изгоями, за пережитые вместе приключения, за редкие прикосновения, за то, что он зовёт её «mi linda», за…
– Гато, ты куда? – Антонио попробовал схватить своенравного питомца за хвост, но не дотянулся: пальцы мальчика схватили воздух. Ягуар снова что-то увидел и полез под стол, по-пластунски подползая к Мирабель. Его любопытство должно было быть утолено немедленно!! Гато ни разу не видел такой тени, которая бы сгущалась независимо от владельца. Ничем не пахнет, но слишком интересно.
Пятнистый зверь не учёл одного: неведомое существо не было заинтересовано в близком знакомстве. И решило, что лучшая защита – это нападение.
Ягуар взвыл, подскочив вверх от вспышки острой боли. Конечно, наличие стола он попросту не учёл. Миг – и вся оставшаяся еда взметнулась на добрый метр, а потом весело ссыпалась вниз, сопровождаемая оглушительным грохотом бьющейся посуды. Разумеется, за этим самым столом сидели не степенные англичане, а горячие колумбийцы, которые просто были обязаны отреагировать на случившееся как можно более бурно.
Заводилой выступила Пеппа. Её перепуганный вопль был слышен даже на отдалённых окраинах Энканто. Окончательно дезориентированный ягуар рванул к своему хозяину, поскользнувшись на авокадо и перепачкавшись от усов до хвоста.
Поскольку было непонятно, откуда исходила опасность, семья Мадригаль принялась метаться по непредсказуемым траекториям, пока Луиза не схватила стол, подняв его. И… под ним, конечно же, никого не оказалось.
В выигрыше оказался один лишь Бруно: отработанные за 10 лет рефлексы позволили ему схватить ещё одну эмпанаду и эвакуироваться с добычей на край открытой веранды: абсолютно без умысла, скорее, даже инстинктивно.
Посреди всеобщего хаоса осталась стоять лишь Алма. Сейчас она напоминала гордое каменное изваяние, решившее, что её не сломит никакой шторм, и, тем более, превратившийся в сущий хаос обед.
– Джульетта, осмотри его, – негромко попросила глава семьи.
– Иди сюда, котик, – сочувствующе проговорила мать Мирабель, маня ягуара.
– Погоди лечить. Нужно взглянуть, чтобы понять, что случилось. Держи его Антонио.
Получив чёткие команды, семья дружно сгрудилась над питомцем младшего из Мадригалей. На носу Гато алела глубокая царапина, но при этом такая тонкая, что кровь на ней выступала бисеринками.
– Ничего не понимаю, – нахмурилась Джульетта, – Словно порез о край бумажного листа… Сейчас всё пройдёт, маленький. Съешь это.
Рана затянулась, но печальные глаза огромного кота говорили о том, что ему будет нелегко забыть об этом происшествии.
Все ждали решения Алмы. Как, собственно, и всегда.
– Полагаю, наш таинственный гость обживается если не в доме, то где-то в окрестностях. Если все наелись, предлагаю убрать весь этот беспорядок и пойти пить чай в дом.
Возражений не последовало, и только стоящая поодаль обделённая по части даров внучка перехватила взгляд бабушки.
Девушка слишком хорошо знала это выражение лица.
«Снова что-то не то с Мирабель».
========== Глава 6 ==========
Травяной чай, заваренный Джульеттой, показался её дочери безвкусным. Хотя было бы чему удивляться. Мирабель видела, как мимо прошествовала Пеппа с тазиком воды и мылом: Гато ждала ванна.
Конечно, никто не пострадал, разве что испугались порядком, но одно было очевидно, как и то, что днём на небе светит солнце: то, что Алма назвала «гостем», чувствовало себя тут настолько вольготно, что не побоялось дать отпор даже ягуару.
Признаться, наравне с этим Мирабель не покидало гадливое чувство, что пятнистый кот лез именно к ней, и то, что с ним случилось, было виной девушки. Вот только как?
Конечно, иногда Гато бывал чуток надоедливым, но не до такой степени, чтобы Мирабель хотелось его обидеть. Какие странные мысли. Чего в голову только не полезет. Особенно когда в принципе привыкла то быть бесполезной семье, то путаться под ногами.
Девушка воззрилась на подол юбки. Уже которую минуту она сидела на своей кровати, вертя инцидент на открытой веранде и так, и эдак. Могло ли это «что-то» прятаться у неё под ногами? Кажется, Гато интересовал именно этот сектор произведения Природы, носящий название «Мирабель Мадригал». И даже когда Бруно просил зайти ему за спину, ягуар смотрел именно вниз. Не на ноги. Под ноги.
В пятно тени.
– Что же ты такое, а? – пробормотала девушка, обращаясь неизвестно к кому. Мистическое переживание могло бы разыграться в полную силу, если бы в дверь не постучали.
– Да? – окликнула Мирабель, скашивая голову, чтобы увидеть гостя. На дверной косяк легла знакомая рука, а затем в промежуток сунулась растрёпанная голова Бруно:
– Не отвлекаю, mi linda?
– Нет, что ты, я рада, что ты пришёл. Не стесняйся, – девушка встала, жестом приглашая дядю в комнату, но он покачал головой, показав помятое жестяное ведро:
– Я на речку собрался. За глиной. Хочу сделать новую посуду, а то сегодня… сама знаешь. Хочешь сходить со мной?
– С радостью! – она ответила столь поспешно, что удивила даже себя. Со стороны могло показаться, что Мирабель сбежала бы из дома прямо сейчас, сверкая пятками. Бруно улыбнулся:
– Тогда я тебя жду.
– Не нужно, я готова идти прямо сейчас, – девушка шустро надела сандалии, следуя за ним.
***
– Сначала я думал сходить за глиной ночью, как привык, но мне кажется, если я продолжу так делать, кого-то из жителей в один прекрасный день хватит инфаркт от фигуры в капюшоне и с ведром, пересекающей Энканто при свете луны, – поделился соображениями Бруно, когда они с племянницей пересекли Каситу и двинулись в обход родного городка.
– Так ведь не с косой же, – усмехнулась Мирабель.
– Хуже, – дядя с мрачным лицом извлёк из ведра шпатель, которым собирался штурмовать залежи глины, – Это гораздо опаснее. Никто не ждёт зла от шпателя.
Девушка фыркнула, стараясь сдержать хохот. Бруно улыбнулся в ответ, меняя направление:
– Хороший берег вон там, сразу после ручья.
– А мы не… – Мирабель показала на проход между горами.
– Нет, что ты. Нам туда ни к чему.
– И даже на разведку не пойдём? Вдруг там тоже есть глина.
Предсказатель остановился, о чём-то думая, и, наконец, изрёк:
– Хм. А ведь по словам Алмы, по ту сторону просто ад кромешный. В детстве она пугала нас, чтобы не смели даже подходить к горам, и, конечно же, рассказывала про участь папы.
– Думаешь, это правда? – Мирабель снова оглянулась на большой разлом горы, который отныне мог стать дорогой в неизвестность. Худые плечи дяди дёрнулись:
– За 50 лет нашу общину точно забыли. Кто бы не гнался за нами когда-то, они уже и не подозревают, что в горах кто-то уцелел. Разве что сами наткнутся на нас, и, я думаю, это бы изрядно их удивило… Давай всё же отложим разведку на потом, хорошо?
– Договорились. Откладываем на потом.
Они дошли до ручья, и некоторое время следовали по его прихотливым извивам.
– «Два шага тут – два шага там», – вдруг вспомнила Мирабель, нерешительно переступая через журчащий поток, – Мы… так играли с Камило, когда были помладше… Кажется. Или нет, погоди.
***
Почти утерянное воспоминание. Мирабель увидела мир иначе. Огромным. Как во времена, когда она была совсем маленькая.
«Не бойся, mi linda, это нестрашно, переступай. Я ведь не смогу вечно таскать тебя на плечах. Давай ножками, топ-топ»
Зелёное пончо. Садится на корточки. Глядит прямо в глаза. Взгляд добрый.
«Я упаду, я неуклюжая. Упаду и испачкаюсь»
Ещё никто не догадался, что у Мирабель начались проблемы со зрением. Да и для самой девочки это пока оставалось загадкой, ведь миопия подкрадывалась тихо-тихо, словно охотящийся из засады хищник.
«Тогда…» – его тёплая рука коснулась головы девочки, – «Мы придумаем игру. Два шага тут – два шага там. Смотри. А посередине переступаем. Ну же. Иди за мной, Хвостик»
«А руку дашь?» – с сомнением протянула маленькая Мирабель.
«Всегда, mi linda»
***
– О, Боже, – девушка почувствовала, как в её глазах набухли слёзы, и быстро подняла голову, чтобы не расплакаться, – Это был ты! Ты играл со мной! Два шага тут, – она повторила действие, переступая ручей, – Два шага там! А уже после я научила этому Камило! Сколько мне было лет?
– Кажется, четыре, – ответил ей Бруно, – Удивлён, что ты вспомнила.
– И ты звал меня Хвостиком.
Он кивнул вместо ответа.
– Ты в курсе, что ты замечательный? – на всякий случай решила уточнить Мирабель, борясь со зверским желанием обнять эту сутулую фигурку в старом пончо. Предсказатель смутился:
– Скажешь тоже. Ручей научил переступать, тот ещё подвиг.
– Нет, не так! – девушка снова повторила заученное движение, – помню, что потом мне было не страшно, а весело! И я ждала момента, пока ты возьмёшь меня за… глиной. За глиной! Я помню, что ты делал посуду!
– Поэтому и предложил сходить сегодня, ведь много лет назад тебе нравилось составлять мне компанию.
Мирабель почувствовала горьковатый привкус во рту:
– Как я могла это забыть?
– Ты ведь была совсем крошка.
– Нет! После того, как ты ушёл, или, может, даже раньше… Семья сделала всё возможное, чтобы…
– Мира. Не будем об этом.
Она тяжело вздохнула:
– Ладно. Я лучше вспомню, как было круто играть в эту игру.
Бруно двинулся следом за ней. Ручей потихоньку расширялся, и Мирабель уже почти что прыгала, но это только веселило её ещё больше. Пока не…
– Ой, – девушка неловко улыбнулась, заметив, что теперь они оказались по оба берега небольшой речки, обеспечивающей водой весь Энканто.
– Ничего страшного, пройди немного назад, там перепрыгнешь… Мирабель?
Она прикинула расстояние, а затем улыбнулась:
– Это всего лишь речка, разве нет? Я ещё перепрыгну, если разбегусь.
– А Хвостик стал гораздо смелее, чем я помню, – одобрительно кивнул мужчина, – Но всё равно не забывай об осторожности. И, – он встал поувереннее, раскрывая объятья, – Я поймаю тебя, если вдруг споткнёшься.
– Договорились! – Мирабель сделала несколько шагов назад, и, разогнавшись, прыгнула через водную преграду.
Бруно сдержал обещание, действительно поймав её. Немного прогнулся назад по инерции, но всё же устоял на ногах:
– Ого! Хвостик ещё и стал крупнее.
– Да-а-а! – Мирабель прижалась к нему, смеясь, – Огромный такой Хвостик.
– Но не крупнее дяди, – почти проурчал предсказатель, кладя ладони девушке на плечи.
– Всего вот столечко осталось, – задорно ответила она, отмеряя незначительную разницу в росте большим и указательным пальцами.
Бруно ласково прищурился. Солнце уже клонилось к горам, и долину Энканто заливал золотой свет, игравший в кудрях двух очень похожих людей, замерших на берегу ручья.
– Я рада, что вспомнила эту игру, – Мирабель снова прильнула к дяде. Ей казалось, что Бруно обнимет её, но он отпрянул.
Обидеться девушка не успела, поскольку предсказатель осторожно чмокнул её в лоб:
– Я тоже рад, что к тебе вернулись воспоминания. А теперь пошли за глиной, Хвостик.
========== Глава 7 ==========
Золотой свет сменился на рыжую медь заката, тени удлинились, а Мирабель с Бруно наконец-то смогли набрать достаточно глины, перепачкавшись с ног до головы.
– Придётся заходить домой на цыпочках, – решила девушка, осторожно снимая обувь при входе в Каситу.
– Даже если наследим, уверен, родные сменят гнев на милость, когда получат новую посуду, – мудро изрёк предсказатель, впрочем, тоже привстав на носочки, – А ещё мы профукали ужин.
– Ты голодный? – заботливо поинтересовалась племянница.
– Нет, я больше о тебе волнуюсь.
– Я в порядке, и мне ничего не хочется, – Мирабель и сама удивилась этому факту, ведь добыча глины была какой-никакой, а физической нагрузкой. Вместо голода желудок тянул ноту «ля» с тщанием мальчика-служки в церкви. Вот и ещё один повод задуматься, что, собственно, происходит.
У Мирабель была одна, наиболее правдоподобная версия происходящего, но девушка гнала от себя даже малейшие мысли об этом.
Это не любовь.
Что угодно, пусть хоть отравление или лихорадка.
Что угодно – только не любовь.
– Я зайду к тебе завтра? – спросила девушка, истошно ругая сама себя где-то в глубине сознания.
– Конечно, Хвостик, могла бы и не спрашивать. А теперь беги сворачиваться в калачик.
– Спокойной ночи, – Мирабель проводила сутуловатую фигуру глазами, а затем, героическим усилием заставив ноги отлепиться от пола, побрела в ванную.
***
Оказалось, что глиняная пыль обожает не только ногти, но ещё и кудри, так что пока Мирабель приняла ванну, снаружи стемнело окончательно. Ещё немного, и кто-то из родных стукнет в дверь с посылом, что она вот-вот выльет на себя всю воду общины, если не целой Колумбии. Интересно, у дяди там тоже по плану наведение марафета? Странно, но Мирабель не могла представить его в чём-то кроме старой рубашки, штанов и пончо, и, тем более, вовсе без одежды. Цельнокроеный родственник. Наверное, он так и залезает под душ, а потом тихонечко сохнет, сидя посреди своей пустыни или карабкаясь по ступенькам наверх.
Придумать бы что-нибудь с этими ступеньками…
Уже упаковавшись в ночную рубашку, девушка заметила шкатулку, одолженную дядей ещё вчера. Совсем о ней забыла. Надо бы рассмотреть да вернуть владельцу.
В семье Мадригаль к искусству тяготели только она и дядя Бруно, хотя Мирабель знала, что дедушка Педро отлично шил. Если подумать, Антонио тоже иногда рисует, но пока нельзя было с уверенностью сказать, что это перерастёт в какое-то серьёзное увлечение. Любопытно, кто сделал эту шкатулку.
Пальцы девушки пробежались по лепесткам искусно вырезанных цветов. Внезапно раздавшийся «клик» заставил Мирабель вздрогнуть от неожиданности. Потайной замочек!
На кровать высыпались пожелтевшие от времени обрывки бумаги. Девушка, сама того не зная, держала затейливо украшенную вещицу вверх ногами.
Только бы не сломала!
Нет, вроде всё цело. Теперь нужно просто собрать содержимое, не разглядывая его.
«…искренне твой…»
Мирабель негодующе зажмурилась. Крохотный отрывок донёс до неё больше информации, чем хотелось бы. Судя по всему, это было порванное письмо.
Да ещё и почерк знакомый.
Руки сами потянулись к записке от дяди, в которой он приглашал племянницу в гости. Да, сходство налицо: наклон даже начертание букв совпадает.
Мирабель замерла, слушая, как её костерит голос собственной совести. Перед ней лежало старое письмо, написанное Бруно. Раз оно в шкатулке, значит, это не было предназначено для посторонних глаз. При этом оно было порвано: адресат его не дождался. Черновик, которому, возможно, минул не один десяток лет, и сейчас никому ни тепло, ни холодно от этих пожелтевших кусочков бумаги.
Да?
Верно?
Абсолютно верно! Пусть где лежало, там и лежит до скончания веков.
Девушка сделала всё, что могла, вплоть до воззваний к собственной лени, мол, обрывки слишком мелкие, да и поздно уже возиться с бумагой, но куда там.
Подвинув поближе столик, Мирабель взялась за этот квест, соединяя фрагменты канувшей в Лету жизни Бруно. То, что возникало под её руками, было написано поистине бисерным почерком, будто сочинитель мечтал исчезнуть с лица Земли в процессе создания письма. Было видно, насколько тщательно Бруно подбирал слова, боясь показаться смешным. Мама сказала, что ему было 16 или около того, когда он влюбился в Хуаниту. Робкий 16-летний юноша, от которого уже тогда чурались за его предсказания, сидел в своей комнате, сочиняя это. Мирабель могла представить себе, как он подпирал курчавую голову и покусывал костяшки пальцев. Ему было страшно, и при этом Бруно не мог совладать с чувствами, распиравшими его изнутри:
«Дорогая Хуанита.
Боюсь, что если я не напишу тебе, ты так никогда и не узнаешь, что я чувствую.