сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 29 страниц)
– Я не знаю, что думать, – Мирабель шагнула с прохода, пропуская дядю в комнату, а затем, закрыв дверь, прильнула к нему всем телом, – Ты действительно не собираешься жениться?
– Разве я когда-нибудь говорил о таком, сокровище? – тихо спросил Бруно, гладя её по волосам.
– Тогда зачем… Зачем абуэла это сделала? И Хуанита…
– Хуанита просила передать извинения за то, что могла задеть твои чувства.
– Пусть оставит свои извинения при себе, – пробурчала в плечо предсказателя девушка.
– Так нельзя, mi linda. Она ничего тебе не сделала.
– Зато ты от неё пострадал!
– Когда?
– Я… – Мирабель шмыгнула носом, указывая на стол, и Бруно узнал шкатулку, которую одолжил племяннице в день новоселья, – Я случайно её открыла, и там было твоё письмо. Я не хотела, правда.
– Ах, это… Ерунда.
– Не ерунда! Как она могла?! – тонкие пальцы взяли лицо предсказателя в мягчайший капкан, – Она тебя вообще видела?! Ты… ты же такой замечательный, руки у тебя золотые, глаза добрейшие!
– Мира, я… – от близости их лиц Бруно почувствовал дрожь в коленях.
– И веснушки! Наконец-то проявились. Антонио справился с миссией, Раз, два, три… – Мирабель провела пальцем по рыжеватым точкам и снова нежно обняла дядю, – А эта заводчица кур не видела дальше своего носа! Пришла к тебе гадать на суженого, потом невесту тебе искать… У неё вообще есть мозги или как?! Да и у тебя тоже! Нашёл в кого влюбляться!
– Кажется, я невезучий по этой части, – Бруно закрыл глаза, чувствуя, как каждое её прикосновение разносится по телу словно круги по водной глади.
Ревнует.
Ценит.
Любит.
Всё зашло слишком далеко.
И ладно бы это было просто увлечение 16-летней девушки, так нет же. Он и сам сильно привязался к Мирабель.
«Привязался», слово-то какое аккуратное. Будто если не признается в чувствах самому себе, всё мигом исчезнет. Вот прямо сейчас, когда он даже шевельнуться не может, овеваемый тёплыми волнами её нежности. С минуты на минуту.
– Что ты собираешься делать? – спросила Мирабель, делая шаг назад и заглядывая Бруно в глаза.
– Поговорю с мамитой, чтобы не лезла в мою жизнь. Ты не волнуйся, она уже пыталась меня остепенить, но я, видимо, сопротивлялся недостаточно яро… Хотя это странно, с чего она взметнулась теперь, да ещё и такими хитроумными путями… О, Боже.
Они обменялись долгим взглядом, осознавая очевидное: Алме не нравится их общение до такой степени, что она узрела в этом угрозу.
Мирабель обняла предсказателя снова, потираясь лбом об его грудь:
– Я боюсь тебя потерять.
– Я всегда буду рядом, Хвостик.
– Обещаешь?
– Да. Обещаю, – Бруно прокрутил в голове многолетнее одинокое прозябание и тут же безропотно подписался в каком-то невидимом документе. Раньше так жил – поживёт и ещё, – А ты обещай не расстраиваться по этому поводу, ладно?
– Ладно, – Мирабель смахнула остатки слёз, улыбаясь, – Я… пожалуй, продолжу вязать.
– Да, конечно. А я… – он указал на дверь, – Встречу мамиту. Увидимся за ужином.
– Бруно.
– Да?
Она бросила на него ласковый взгляд, садясь за стол:
– Так… ничего. Рада, что ты не женишься. И… удачи тебе с абуэлой.
О том, что удача действительно понадобится, Бруно догадался, едва мать переступила порог Каситы.
– Мам…
– После обеда, – Алма пристроила в углу нечто звякнувшее об плитку. Кажется, ловушка на зверя, а то и несколько. Идея отловить Вишнёвую тень никуда не делась, хоть и казалась более чем бредовой. Видимо, желание сделать хоть что-нибудь для успокоения совести пересилило здравый смысл.
– Хочешь сказать, я испорчу тебе аппетит? – проигнорировал её краткий ответ Бруно.
– Хочу сказать, что такое на горячую голову не обсуждают. А на сытый желудок разговор идёт спокойнее.
– Тогда у меня просьба, – он скрестил руки на груди.
– Я слушаю.
– Не делай так больше.
– Что именно?
– Не привлекай сторонних людей решать мою судьбу, если сама считаешь, что твоё вмешательство будет недостаточно… деликатным. Так ещё хуже.
– «Ещё хуже»? – глава семьи покосилась на него из-за плеча.
– Именно.
– То я слишком резкая и на всех давлю, то я отыскиваю способ сделать что-то иным способом и каким-то чудом снова делаю всё «ещё хуже», – мать отвернулась от него, глядя, как её ноша исчезает, движимая силами Каситы по плитке.
Бруно вздохнул, хмурясь. Возражать сейчас было себе дороже. Не зная, что делать, он свернул на кухню, доставая продукты для готовки.
– Ого, – обрадовалась вернувшаяся в свою вотчину Джульетта, – У меня сегодня новый помощник?
– Мне нужно перебеситься, глядишь, отпустит, – предсказатель опёрся об столешницу руками, потряхивая головой, – Дашь мне сделать то, что я точно не запорю?
– Бунуэлос. Замесишь мне тесто?
– С превеликим удовольствием.
– Славно, – старшая сестра бережно убрала прядку волос ему за ухо, как делала когда-то в детстве, – Иса рассказала мне, что ты сегодня брал мальчиков лазать по крышам.
– Не говори Пеппе.
– Как можно, ты гораздо больше нравишься мне живым… Рецепт помнишь?
– Ещё бы не помнить, – Бруно напомнил миску нужными ингредиентами, – Я ведь обожал их. И сейчас люблю.
– Поэтому я и решила их сделать, – сестра погладила его по плечу, – А то ты грустишь.
– Мамита начала какие-то игрища по моему пристройству в хорошие руки… Джу, ты меня слышишь? – предсказатель заметил, что целительница смотрит в сторону двери.
– Да, прости, я просто отвлеклась. Долорес опаздывает. Снова где-то гуляет с Мариано.
– Вернётся, дело молодое, – Бруно почувствовал себя несколько уязвлённым, но не подал вида.
– Я боюсь, как бы она не натворила глупостей.
– А разве молодость нужна не для того, чтобы совершать глупости? – мужчина выложил тесто в кратер из муки, замешивая его как можно тщательнее, – А то ведь можно и не успеть, а потом тоскливо покачиваться в кресле-качалке, понимая, что вспомнить нечего.
– Ладно, а вот представь на секундочку, – Джульетта оторвалась от приготовления чана супа, – Что где-то вот так же пропадает Мирабель?
– Мирабель? Ха, вот уж нет уж, она умничка, вон, сидит себе, вяжет. И вообще: при чём тут Мира? – предсказатель буквально впихал остатки муки в ком, смахивая прилипшие ко лбу волосы, – У Долорес с Мариано итак дело идёт к свадьбе, что мы тут вообще обсуждаем? – он от души бросил шмат теста на рабочую поверхность, проверяя его плотность, – Готово.
– Полегчало? – осторожно поинтересовалась Джульетта.
– Да, спасибо.
– Я тут, я тут! – в кухню на всех парах влетела Долорес, – Тётя Джульетта, извини, я опоздала! Просто Мариано… О, привет, дядя Бруно. Ты меня подменил?
– Да только тесто на пончики сделал, ничего особенного. Дальше сама, – предсказатель вытер руки, кивая сестре и стараясь не смотреть на полыхающее лицо Долорес.
Целовалась с Мариано, как пить дать.
Черти.
Может даже, не в рамках приличия, но это нестрашно для молодых людей из разных семей.
А ему-то, бобылю, что с того? Пусть себе развлекаются.
Слишком много размышлений за раз, ещё бы выдержать бой за независимость с Алмой.
И всё же сердце Бруно уже было привязано невидимыми нитями к юному существу, стучавшему спицами в самой обычной, не озарённой магией комнатке. И с каждым словом, с каждым объятием и взглядом эти нити становились только крепче.
========== Глава 25 ==========
Из всего приёма пищи Бруно запомнил только то, что суп был горячим, а тесто для пончиков получилось лучше не бывает. Предсказатель не ел, а, скорее, грузил в себя топливо для того, чтобы выдержать стычку с матерью.
Притихшая семья глядела на то, как младший из тройни Мадригаль и глава клана уничтожали свои порции, стараясь сохранить максимум достоинства, когда пересекались взглядами. Это было что-то новое. Раньше Бруно не решался идти против слова матери, обычно выбирая вариант отсидеться где-нибудь и переждать. Но в случае с поиском невесты это не работало. Алма подозревала какое-то непотребство и была готова сломать жизнь сыну, лишь бы держаться за это мифическое «у семьи Мадригаль всё прекраснее некуда». Пару раз Бруно ловил на себе взгляд Пеппы, но средняя сестра так и не решилась ничего ему сказать. Возможно, дело было в Феликсе, ласково похлопывающем её по руке, мол, дети целы и довольны, а значит, нет нужды понапрасну разбрасываться обвинениями.
Единственным забавным моментом стала неудавшаяся попытка Уго пометить горшок с Клайвом как свою щенячью собственность, но это так и не выросло да хохмы, несмотря на приложенные Агустином старания.
– Ко мне в комнату, – наконец, произнесла Алма, вставая. Её сын не шевельнулся.
– Бруно.
– Ты забыла слово «пожалуйста».
Мирабель казалось, что она, даже не будучи Долорес, слышит тихий хрип: абуэла наступала на горло собственной гордости.
– Пожалуйста, идём ко мне в комнату, – с нажимом произнесла Алма. На этот раз её младший сын подчинился.
«Какой же он красивый» – подумала Мирабель, любуясь волевым профилем дяди. Щекотливое чувство, похоже на птичку, снова шевельнулось где-то в животе, совсем как тогда, во время лепки вазы. Странно и приятно одновременно. Хоть бы у него всё получилось! А завтра, если всё пойдёт по плану, у победителя будет новое пончо. И поцелуй.
И не подозревая о планах племянницы, Бруно поднялся по лестнице вместе с матерью. Они хранили молчание до тех пор, пока не закрылась дверь. Волшебная комната Алмы была обставлена проще, чем у остальных членов семьи. При её появлении вспыхнули огоньки тысяч свечей и свечечек: в унисон с главной, той, что была выставлена на окне как символ магического дара Мадригалей.
Эта вспышка напомнила Бруно то, как он впервые открыл свою комнату и решил, что его благословили, а потом, год за годом, лишаясь друзей и нормального общения, думал, что всё же прокляли.
– Тебе надо жениться, – решила не медлить с первым раундом Алма.
– С чего бы это?
– Холостой мужчина в твоём возрасте вызывает подозрения.
– Я десять лет прожил в застенках вместе с крысами, а до этого как клеймёный даром предвидения – так неужели то, что я холост, перевесит то, с чем я уже живу?
– Это был твой выбор.
– Дар? Застенки? А, погоди, точно: жизнь в одиночестве. Если так, мы закончили?
– Нет, – Алма впервые обернулась к нему, пытаясь, как в детстве, приструнить сына одним взглядом. Тот лишь приподнял одну бровь: тревожный звоночек для той, кто привыкла держать под контролем всех живущих в Касите.
– Пойми, я желаю тебе добра.
– Я понимаю, но в своем желании сделать добро ты не спрашиваешь, чего хочу я.
– И чего же ты хочешь?
– Жить так, как живу сейчас.
– Ты не молодеешь, и если не поторопишься, то так и умрёшь бездетным, – выложила ещё один козырь Алма.
– У меня столько племянников и племянниц, не похоже, чтобы род Мадригалей оборвался на мне. И я обожаю проводить с ними время.
– Особенно с Мирабель.
– Да, особенно с Мирабель, – сказал он, не моргая, хотя в пальцах ног поселилось ощущение, будто предсказатель стоит на краю пропасти.
– И чем же вызвана такая нежная привязанность? – в голосе матери звучал металл.
– Оба носим клеймо. Смотрим друг на друга и любуемся.
– Не дерзи мне.
– Я всего лишь говорю правду.
– Кем ты пытаешься для неё стать? Отцом?
– У неё есть Агустин, и он прекрасный отец. А я её дядя.
– А говоришь так, будто ты её спаситель.
– А есть, от чего спасать? – Бруно сощурился, и Алма, должно быть, впервые в жизни испугалась собственного сына.
– Неважно. Я найду тебе невесту.
– Я не женюсь.
– Куда ты денешься.
– Куда угодно. Могу опять уйти в застенки. Я профи, вы меня так и не нашли бы, если бы не Мирабель.
– Я стараюсь, но не могу понять тебя, – зашла с другого угла глава семейства, – Ты то покладистый сын – то дерзишь. То ведёшь себя степенно – то носишься по крышам.
– Я странный, да. И всегда был таким. И уже едва ли смогу соответствовать твоим высоким стандартам, – Бруно хмыкнул, скрещивая руки за спиной, – Извини, мамита. Не вышло из меня образцового сына. А ты ещё и хочешь всучить меня какой-то несчастной сеньорите.
– И всучу.
– Нет.
– Волоком потащу, если понадобится, но ты, – Алма подошла к сыну вплотную, и её узловатый палец ткнулся ровно в переносицу предсказателя, – Не посмеешь выкинуть ни одного фортеля, тебе ясно?
– Ты о чём? – Бруно даже не изменил позы.
– О твоём предсказании. Ты что-то видел. И я выясню, в чём дело. И пойму, что происходит.
– Очень сомневаюсь. В этом мире был лишь один человек, который мог меня понять.
– И кто же это?
– Мой отец. Он бы меня понял.
Алма отшатнулась. Упоминание Педро считалось в семье запрещённым приёмом, и помогало выйти победителем практически из любой патовой ситуации. Но была у этой хитрости и обратная сторона: прародитель клана упоминался только в самых серьёзных случаях. Последний раз этот приём использовала Джульетта целых 28 лет назад, убеждая мать, что хочет выйти за Агустина. С сегодняшнего дня счётчик можно было обнулить.
– Если… если нам грозит опасность, ты… просто обязан сказать, – совершенно растерялась Алма.
– Можешь поставить капканы, если хочешь. Но ты ничего не поймаешь.
– Брунито.
Предсказатель обернулся. Ему было стыдно, что пришлось прибегнуть к авторитету отца, и теперь приходилось титаническим усилием удерживать себя от слёз. Папа был болезненной темой с детства.
– Я прошу… Просто прошу тебя не делать глупостей. Ты… можешь обещать мне это?
Младший из тройни Мадригаль не сказал ни «да», ни «нет», молча выйдя из комнаты. Он чувствовал себя выпотрошенным.
– Как всё прошло? – тихонько поинтересовалась Джульетта, как раз закончившая прибирать кухню после обеда. Её брат как-то неопределённо двинул плечом, направляясь в свою комнату к единственной вещи, которая могла сейчас его успокоить.
Сколько лет он уже не вёл этот странный диалог? Зайдя к себе, предсказатель нащупал потайной кармашек в подкладке пончо. Идти за ножницами не хотелось, так что Бруно просто перекусил пару грубых стежков. На его руку выпал медальон, лишённый какой-либо вычурности. Раньше можно было просто сходить к портрету на лестнице, но не теперь, когда в доме полно народу. Предсказатель щёлкнул замочком, и украшение открылось.
– Здравствуй, папа.
С маленького выцветшего фото на Бруно взирал красивый мужчина с мягкой улыбкой и лучистыми карими глазами. Когда Алма гордилась сыном (а бывало это нечасто), она говорила, что видит в отпрыске черты Педро. Лично Бруно казалось, что у них с отцом столько же общего, сколько могло бы быть у солнечного луча и покрытого мхом булыжника, но факт оставался фактом: этот чудесный человек, пожертвовавший жизнью ради общины и собственной семьи, был его родителем.
– Пап, я... – предсказатель сел на ступеньки, пытаясь привести мысли в порядок. Прошмыгнувшая в поисках корма пара крыс забралась ему на колени, одна даже понюхала цепочку медальона, но, быстро поняв, что предсказателю требуется уединение, зверьки убежали восвояси. Раньше было проще, в детстве, когда Бруно спрашивал отца, что же всё-таки значит быть единственным мужчиной в семье, когда защитник из тебя никакой, а чтобы ты ни делал, в основном выходит только хуже. Портрет Педро знал о даре сына, о том, как его гоняли остальные ребята, и даже о любви к Хуаните. Но всё это были ещё цветочки: теперь ему предстояло узнать нечто из ряда вон.
– Пап, я… кажется, я люблю того, кого не должен. Не так, как должен. И это разрывает меня на части. Я понимаю, что так не должно быть, но, кажется, меня любят в ответ, – Бруно смотрел в карие глаза портрета, словно ожидая, что отец нахмурится, но тот смотрел на него всё также приветливо, – И она замечательная, папа. Лучшая из всех. Ты сказал бы мне искать похожую, но другой такой просто нет и не будет. Должно быть, для человека моего возраста это последняя искра, последняя глупость и последняя надежда на счастье, но обстоятельства… Я не боюсь ошибки для себя, не думай – я совершил их достаточно – а для неё. Для неё я стану несмываемым клеймом позора. Могу ли я что-то ей дать? Я, предпочитающий прятаться в застенках в надежде, что всё образуется как-нибудь само по себе? Не знаю. Но я… я хочу быть лучше для неё. Смелее. Решительнее. Я сегодня даже по крышам скакал, хотя мне уже далеко не 16, и… Я будто схожу с ума, вспоминая её тепло, её запах, её бархатистую кожу и кудряшки, она – совершенство. Я буду гореть в аду за все мысли, что приходят мне в голову, но однажды наберусь смелости сказать ей, что она –лучшее, что со мной случилось, и что я люблю её, и пусть сам Бог будет мне судьёй, раз уж он создал правильную и неправильную любовь!
Почувствовав, что вот-вот начнет кричать, предсказатель осёкся и горько усмехнулся, снова глядя на портрет:
