Текст книги "Третий муж герцога Литерского (СИ)"

Автор книги: Jailex

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 22 страниц)

– Вот именно, семье, – хрипло отзывается Риэль, – а ты разводишь какие-то тайны. Разве мы не доверяем друг другу?

Вопрос маг ставит ребром.

– Полностью, счастье мое, – со вздохом отвечает Кисиль, целуя кончики пальцев мага.

Эжен отщипывает сочную ягоду, берет ее в рот и тянется, желая угостить Риэля. Тот послушно откусывает половинку. Сок тонкой струйкой течет по их подбородкам и Кисиль подается вперед, собирая языком сладкие капли.

– Кисиль, – Риэль внимательно смотрит на ласкового графа.

– Хочу сделать сюрприз, – качает головой Кисиль. – Пожалуйста, дай мне время, хорошо?

Риэль явно недоволен, но больше не продолжает разговор, позволяя увлечь себя интимной игрой.

Охота начинается после полудня веселыми скачками. Эжен долго пытается выиграть у соперника, но тот, имея лошадь из конюшни Глиссеров, ничуть не уступает Эжену в скорости. В итоге, Эжен все-таки приходит вторым.

– Поздравляю, – теплые руки Леона смыкаются на плечах, – герой!

– Да ну, – весело хохочет Эжен, смущенно отталкивая мягкие ладони.

Леон был шестым, от чего, впрочем, не расстроился сильно.

Эжену, как участнику тройки победителей, вручили маленький приз – хрустальную статуэтку коня.

Они долго гоняли лисиц по лесу, но шумные собаки, взятые с собой на охоту, только пугали добычу. Так что до привала не было ни одного улова.

Привал был устроен около охотничьего домика, где слуги прямо на поляне расставили накрытые столы.

– У вас прекрасный конь, Эжен, – похвалил подошедший Шай.

– Благодарю, но с вашим красавцем ему не сравниться, – отозвался тот, разглядывая лошадь принца.

Тот был словно из красивой сказки – тонконогий, с огромной огненной гривой.

– Боюсь, что только в красоте. Мой Балу не слишком быстр. Впрочем, я люблю его не за это, – смеется принц.

Эжен послушно улыбается.

– А за что?

– За непокорную красоту, – отзывается Шай. – Некоторых нельзя пленить. Им воля нужна также, как воздух. Мой Балу такой. Силой его не удержишь.

– Непохоже, – пожимает Эжен плечами, – он стоит вполне мирно.

– Он друг. Он здесь, со мной, по своей воле. Не потому, что его поймали и притащили. Когда я только приехал в чужую страну, то, чтобы побыть в одиночестве, уходил в леса. Конечно, куда без стражи? – Шай грустно усмехнулся. – Но они шли достаточно далеко, чтоб я мог пофантазировать, что нахожусь один. Так мы и познакомились с Балу.

– Романтичная история, – Эжен ехидно фыркает.

– Это точно, – смеется принц.

Момент, когда они с Леоном остаются вдвоем, наступает неожиданно. Эжен все еще рассказывает что-то, впечатленный насыщенным днем. Леон смотрит, не отрываясь ему в глаза. Оше стоит слишком близко и Эжен чувствует жар, исходящий от разгоряченного конной прогулкой тела.

– Ты такой… – произносит Леон и замолкает.

– Я думал, тебе нравится принц? – спрашивает Эжен, чувствуя неловкость.

– Это – эстетическое любование, не больше, – отмахивается Оше. – Знаешь, я покорен с того момента, как увидел тебя. Ты, конечно, не веришь. Но мой папа говорил, что некоторые души соединяют еще на небесах. Я знаю, что ты – моя душа. Ты не думай, я ничего не требую.

Оше срывает быстрый поцелуй с губ Эжена и убегает. А Эжен остается стоять, пытаясь понять, что произошло.

Наконец, словно очнувшись, он вытирает губы рукавом и возвращается к шумной толпе. Оше нигде нет.

– А где Леон? – спрашивает он у хозяина охоты.

– О, он сказал, что плохо себя чувствует и уехал.

Эжен кивает и остается на вторую часть охоты в надежде, что поймает хотя бы птичку, не говоря уж о крупной добыче. Есть, конечно, еще и то, что у него слишком сумбурно на душе, чтоб ехать сейчас домой. Этот поцелуй совершенно не то, что стоит обсудить на семейном совете. А его теперешнее состояние хоть кто-нибудь да заметит.

глава 53.

Глаза Кисиля, когда Эжен заносит домой тушку лисицы, надо видеть. Такого ужаса он еще не наблюдал.

– Зачем ты тащишь его сюда? – шипит граф, вскакивая с кресла.

Какие-то бумаги падают на пол.

– На кухню, ясно?

– Кисиль?

– Я не любитель кровавых туш, так что повторяю… – голос графа набирает высоту и Эжену становится весело.

– Ну! Это моя первая жертва с такой охоты. Неужели ты не хочешь меня похвалить?

– Нони! – кричит Кисиль.

Слуга вбегает мгновенно.

– Убрать! Живо! – Кисиль указывает на лису и слуга тут же бережно забирает мертвое тельце.

Эжен не слишком доволен окончанием представления.

– Ты – принимать ванну, – продолжает отдавать распоряжения граф нервным высоким голосом. – Потом придешь ко мне. Обниму, поцелую. Поздороваемся.

Эддрик, бывший герцог Литерский, довольно быстро привык к жизни в другой стране. Он даже не ожидал от себя, что для него это будет так просто. Здесь никто не видел в нем младшего сына. Не приходилось добиваться торговли, договоров и союзов кропотливыми переговорами, угрозами и взятками. Нет, говорить не о чем в стране, где весь государственный принцип построен на торговых отношениях, от переговоров и взяток деться некуда, но здесь его рассматривали как полноценного игрока на рынке деловых взаимоотношений. Не оборачивались на Кисиля за его спиной. Не расценивали его, как заигравшегося младшего супруга. Фамилия Глиссер, безусловно, играла свою роль, но в другом ключе.

Когда они только приехали в Карумию, Кисиль был приятно внимателен и предупредителен. Не окунался с головой в дворцовые интриги, посвящая себя введению семьи в новой жизни в незнакомой им стране. Приятные и нужные знакомства, кофе в постель и долгие разговоры в библиотеке о принципе построения торговых и политических отношений в Карумии.

Эддрик искренне считал, что граф Глиссер сделал много для того, чтоб они с Риэлем чувствовали себя комфортно на новом месте проживания. Конечно, его отношения с Кисилем тогда были омрачены дурной выходкой графа с подстроенным побегом Эжена. Эддрик считал, что мальчик не готов к такому повороту событий, что это плохо отразится на его психике. Но Кисиль поставил его перед фактом. Все уже случилось, так что нужно было только найти в себе силы простить графа за такое самоуправство. В плане иностранного шпионажа такой поворот событий сыграл решающую роль, забив, так сказать, последний гвоздь в недовольство традиционных семей. Они высказались о том, к чему приводят одни только мысли о свободном выборе для младших супругов, и Эжен – лучший тому пример. Так что вместо свадьбы тогда вышел грандиозный скандал.

Кисиль долго извинялся, поясняя, что Тори обязан привести Эжена в его, Кисиля, поместье. Так что Эжен должен был оказаться там даже раньше, чем они. Однако, этого не произошло. И это был очередной повод для серьезного разговора с Кисилем.

Карумия была совершенно иной страной, нежели Кальрадия. Это чувствовалось в скупом убранстве домов, отсутствии садов и других наружных украшений.

Семья Кисиля, люди практичные и увлеченные семейным делом, отнеслись к внезапной женитьбе сына (и брата) с вежливым интересом, и его решение не оспаривали. Титул графа Кисиль уже давно носил за личные заслуги. Конечно, и речи не могло быть о том, что в Кальрадии такое сошло бы с рук сыну любой знатной семьи. Но наступило время привыкать к другим порядкам.

Самое печальное было в том, что Риэль, вначале так зажегшийся новой страной, достаточно быстро потух. Превратившись из их любимого мужа, в того самого королевского мага, которого Эддрик знал еще в Кальрадии. Разница была лишь в том, что в голосе Риэля теперь частенько проскальзывали нотки эмоций. По большей части плохих: злость, раздражение, печаль, обида. Эддрик искренне не знал, как поступить, чтобы исправить это.

Кисиль на родной земле стал довольно самостоятельным и самую каплю жестким. Так что вряд ли это был тот человек, которого Риэль мог привычно опекать. Конечно, Кисиль позволял так к себе относиться, но и маг дурачком не был, понимая, что граф Глиссер не лучшая кандидатура для ласковой опеки.

Кисиль, сняв в Карумии полностью все маски, оказался вполне самодостаточной личностью, способной о себе позаботиться. От этого чувства Эддрика к нему ничуть не ослабли, скорей наоборот. Появилась охотничья страсть. Ему доставляло извращенное удовольствие доказывать этому мальчишке, что он до сих пор остается главным. В доме и постели.

Покушения на их жизнь тоже не стали приятной особенностью жизни в Карумии. Но граф Глиссер, после первого нападения, весь бледный, в крови убийцы, пообещал решить этот вопрос немедленно. Эддрик сильно сдерживал себя, не потребовав с того отчет о том, как он собирается бороться с наемниками. Бывший герцог хорошо помнил, что граф Глиссер сейчас старший муж. Он также помнил, что в Карумии это несколько другой титул, но он считал, что обязан позволить Кисилю быть старшим, состоятельным в обеспечении и защите семьи. Риэль тогда с ним согласился. Но Эддрик точно знал, что его карманы полны ядов и кислот. Да и сам он носил в рукаве тонкий стилет.

Может, это и было неверным решением, позволить Кисилю утвердиться за счет такого серьезного вопроса, но Эддрик не собирался менять решения.

Появление Эжена вселило в Эддрика надежду, что Риэль займется мальчиком и ободрится. Однако за прошедшее время Эжен достаточно изменился, чтоб быть в состоянии вести диалог и не истерить. Будучи честным с собой, Эддрик признавал, что рад изменениям, произошедшим с Эженом. Мальчик вырос и стал вполне приятным человеком, способным не только стать украшением их семьи, но и вести диалоги, решать проблемы, а в будущем, возможно, иметь собственный бизнес, приносящий семье доход. Вот только Риэль все также оставался не у дел, проводя слишком много времени в своих покоях. Он варил и коптил что-то в комнатке, выделенной ему для работы с зельями. Возможно, это было ему интересно, но Эддрик искренне считал, что душа и личность любимого погибают там, за стенами среди ядовитых паров зелий.

Ревность мага, вдруг вспыхнувшая к Кисилю, добавила сложности в их мирок. Риэль наотрез отказывался слушать разумные доводы о невиновности Кисиля. Уперся и ревновал, словно впервые влюбившийся юнец. Изредка Эддрик чувствовал даже обиду на такое пристальное внимание Риэля к Кисилю. Помимо графа в их семье был еще и Эжен, и он, Эддрик. Так что зацикленность мага он не понимал.

Впрочем, граф, правда, словно сорвался в последнее время с цепи, проводя вне дома большую часть суток. Не сказать, чтоб Эддрик тоже ревновал. Но он определенно скучал по отсутствующему мужу и сгорал от любопытства о его делах. Кисиль только отмахивался – пустяки, ерунда, все под контролем. Так что Эддрик искренне надеялся, что это не проблемы, а жажда деятельности, проснувшаяся в графе.

Приятным сюрпризом для Эддрика стало и то, что Эжен легко влился в среду местной знати и даже, некоторое время спустя, завел себе приятелей. Не хотелось думать еще и о том, что и у самого младшенького в их семье тоже душевные проблемы.

Когда они только начали жить в Карумии, Кисиль сразу сказал, что их главная задача – жить в собственное удовольствие, но если у Эддрика или Риэля появится желание заняться каким-либо делом, он будет рад и поддержит.

Эддрик искренне не мог сообразить, чем можно заняться. Чтоб это было не только ему по душе, но и прибыльно, и выгодно.

Дело пришло к нему само, совершенно случайно. На одном из балов, куда постоянно таскал их Кисиль с целью познакомить с «нужными» людьми, он разговорился с генералом Карумийской армии и дал ему несколько советов, исходя из личных знаний родной страны. Так и вышло, что он стал военным советником в текущей войне. Эддрик старался не думать, насколько такие действия являются предательством. Он считал, что после того, как он позволил иностранному шпиону закончить свою миссию по развалу страны, при этом частенько помогая ему, после того, как он сбежал из собственной страны, нет смысла рассуждать о предательстве. Так что теперь он с удовольствием занимался планированием военных действий вместе с генералом Хофманом.

Так что сейчас, возвращаясь с очередного совета с генералом, он искренне не понимал, с чего на него нашли столь философские размышления.

Приятным сюрпризом для Эддрика стал Кисиль. Граф Глиссер расположился гостиной, задумчиво теребя корешок книги, которую, похоже, и не открывал.

– Какой приятный сюрприз, – улыбнулся Эддрик.

– И не говори, – отозвался Кисиль, хотя его взгляд до сих пор где-то блуждал.

– О чем думает мой старший муж? – игриво-заискивающий тон отвлек графа от размышлений.

– Эддрик, я же просил!

– Я не схожу с ума от осознания того, что стал вторым мужем. Если ты не забыл, изначально так и предполагалось. Так что моя психика вполне цела, – рассмеялся Эддрик.

Они уже не раз вели подобные разговоры.

– Люблю тебя, – тихо отозвался Кисиль, упираясь лбом в плечо мужа.

– И я тебя, – сказал Эддрик, приглаживая волосы Кисиля. – О чем ты думаешь?

– О том, что я хотел, чтоб вам тут было лучше, чем в Кальрадии, но не вышло.

– Кисиль, мы со всем справимся, – Эддрик подцепил подбородок мужа и заглянул в печальные глаза.

Кисиль так искренне старался держать при себе переживания такого рода, что Эддрику постоянно хотелось забрать эти мысли и заботы из и так занятой головы графа.

– Это точно. Даже с трупом.

– Каким трупом? – насторожился Эддрик.

– С трупом лисицы, – недовольно ответил Кисиль.

– Ты о чем?

Эжен тихо кашлянул на входе.

– Это чудовище, – ответил Кисиль, пристально оглядывая Эжена, – притащило прямо в гостиную окровавленный труп лисицы.

Эжен тихо засмеялся. Мокрые после ванны волосы разметались по плечам, на влажных губах сияла улыбка, и в этот момент Эддрик искренне верил, что они действительно со всем справятся и будут жить так, как написано в книжках – долго и счастливо.

– И в чем проблема?

– Я ненавижу трупы животных, – нахмурился граф, – еще с детства. После того, как чертов братец подсунул мне на подушку тельце птички.

– О, детские страхи, – понимающе улыбнулся Эжен, – тебе пора от них избавиться, в твоем-то старческом возрасте.

– Что? – Кисиль угрожающе приподнялся, в глазах сияла готовность к игре, – кого ты назвал стариком? А ну иди сюда!

Они выбежали из гостиной, громко топая ногами.

Эддрик улыбнулся и велел подать ему чай. Определенно, сегодня был неплохой день.

глава 54.

Риэль не мог сказать, что в Карумии все оказалось противно ему. Безусловно, было множество минусов. Среди них главным была невозможность пользоваться магией открыто. Те мелкие опыты, которые он проводил, отгородившись от всех дубовой дверью, не давали магии достаточной свободы. Это давило, вызывая головную боль и тошноту.

Он ни в коем разе не хотел опечалить Кисиля тем, что его физическое состояние в Карумии приходит в упадок. В сложившейся ситуации вряд ли возможно что-либо изменить. Такая новость лишь опечалит возлюбленного. Кисиль и так достаточно переживал о том, что им не слишком комфортно на его родине, чтоб радовать его еще и этим.

Несмотря на то, что Риэль много времени проводил, закрывшись ото всех, он старался быть в курсе событий, происходящих не только в доме, но и в стране. Привычка, выработанная за время жизни при дворе Генриха, никуда не делась.

Один из слуг, сына которого он спас сразу по приезду в страну от воспаления легких, верой и правдой служил Риэлю, по несколько раз на дню клянясь, что душу продаст за мага в благодарность за сына.

Проверять, насколько верным было это утверждение, маг никогда не планировал, а вот пользоваться для удобства услугами мужчины он никогда не отказывался. Этот же слуга нашел ему занятие, начав просить за своих односельчан: от кашля, от ожогов, от простуды. Им всем были нужны зелья. Они готовы были отдавать последние гроши, лишь бы выжить, победив болезнь. Ни разу Риэль не брал денег, выполняя регулярно просьбы слуги. Риэлю нравилось просто приносить людям помощь. Не тем, кто после дорогой покупки зелья типа поддержания мужской силы, шепчет за спиной дрянные слова. А тем, кому твоя помощь действительно нужна.

Он не знал, в курс ли его маленького увлечения Кисиль, но считал, что ничего, что могло бы расстроить мужа, он не совершает. Впрочем, и кричать на каждом углу о добрых делах он не собирался. Хвастовство не добродетель. Хотя, может, дело было в том, что отношения внутри их семьи изменились. Немного, неуловимо, но стали другие. Все они выросли за это время, поменялось видение мира. Возможно, перемены были связаны с этим.

Кисиль пропадал, занимаясь какими-то делами. Ведь ничего бы не стало, если он, этот упрямый и самостоятельный граф, рассказал им, что он делает. Они были бы спокойны, зная, что Кисиль в безопасности, и все было бы отлично.

Серых стражей, которых Кисиль приставил к ним, маг видел с первого дня. Такова уж его природа. Он искренне считал, что если Генрих всерьез возьмется за то, чтоб их достать, стражи не станут серьезной преградой. Их единственным достоинством была возможность нахождения в Тени. Это тонкая грань между миром бытия и небытия, которая не видна обычному глазу. Это место, где нет потребностей – ни голода, ни усталости не чувствуют стражи. Вот только находятся они там благодаря амулетам, а не исключительности своих способностей. И если король пошлет магов разобраться со сбежавшей семейкой, роль стражей будет совсем невелика.

Говорить об этом Кисилю он не собирался. Риэль разбирался с проблемой самостоятельно, тщательно расставляя по дому магические ловушки и сигналки.

Риэль никогда не жалел о своем выборе последовать за супругами. Он и не размышлял никогда о такой возможности, как сомнение в выборе. Возможно, он вел себя резко в последнее время. Он часто винил себя за такое поведение, но головные боли всегда рождали в нем волны раздражения. А действия Кисиля, вдруг решившего, что справится со всем в одиночку, только подогревали злость.

Эжен искренне старался наладить не только отношения внутри семьи, которую он вдруг и резко принял спустя столько времени, но и улучшить настроение мага. Но дело было совсем не в том, о чем беспокоился юный мальчик. Риэля это печалило – он не хотел, чтобы Эжен забивал себе голову той проблемой, которой в принципе нет. Его любовь не станет слабей от того, что сейчас происходит. Ему не нужно слишком много, чтоб обожать тех, кто прочно сидит в его сердце. Проверено на короле. И нет, никому точно знать не стоит, что коварный монарх до сих пор не покинул сердце своего мага. Любовь ведь не проходит от того, что кто-то поступил плохо. Иначе, какая это любовь? Так подумать, и Кисиль, шпион в чужой стране, ее не достоин. Но он же любит Кисиля. А вот то, что он, будучи замужним мужчиной, делит место в сердце между семьей и посторонним мужчиной дело совсем иное, уже плохое. Но Риэль ничего поделать не может. Тем более, что он искренне считает, что об этом никто не узнает. Так что это не будет проблемой.

Стук в дверь отвлекает его от размышлений. Эддрик с чашкой чая оказывается вполне вовремя, так что Риэль с удовольствием пускает его.

– Ты опять грустишь в одиночестве? – спрашивает Риэля муж.

– Я не грущу, – качает он головой.

– Что с тобой Риэль? Я не узнаю того человека, на котором женился.

– Мне кажется, – аккуратно замечает маг, – что перемены в характере неизбежны с возрастом и кардинальной сменой места жительства.

Он совершенно не хочет, чтоб его слова выглядели грубыми, но все равно, когда он произносит это вслух, кажется, что он дерзит.

– Конечно, – тем не менее соглашается Эддрик, – все мы получили изменения в жизни. Даже Кисиль, который раньше никому не был должен. Но я беспокоюсь, что для тебя это были исключительно плохие перемены.

– Не стоит, – голос мага смягчается, на губах появляется улыбка. – Не стоит беспокоиться обо мне. Все хорошо.

– Я тебя люблю, – медленно говорит Эддрик, словно боясь, что Риэль не поймет. – Люблю и готов помочь, Риэль.

– Я тоже тебя люблю, – тут же отзывается маг.

Они нечасто говорят друг другу именно эти слова, сохраняя их значимость и ценность, не желая превращать их в пустословие вроде «привет» и «пока».

– Риэль, – снова начинает Эддрик, но тот перебивает его:

– Все образуется, Эддрик. Всему свое время и свой черед.

Герцог улыбается.

– Узнаю мудрого и невозмутимого королевского мага.

– От него остались лишь воспоминания, – пожимает плечами Риэль.

– Ты грустишь от этого?

– Всему свое место и время, – повторяет Риэль. – Я не грущу о своем выборе, Эддрик. Я рад, что с вами.

Они встречаются за ужином всей семьей. Риэль подмечает веселье в глазах Кисиля, легкую растрепанность Эжена. Граф сблизился со своим женихом в последнее время, как когда-то с самим Риэлем. Сейчас их сближение прилично обусловлено тем, что Эжен не задает лишних, неуместных для графа вопросов, в отличие от мужей. Он хочет поступать точно также, но страх за то, что Кисиль, проворачивая дела в одиночестве, натворит бед, не отпускает его. Он тщетно напоминает себе, что граф справлялся самостоятельно раньше, и у него это неплохо выходило. Предчувствие беды не отпускает Риэля, заставляя судорожно сжимать пальцы под столом.

Кисиль вежлив и немного отстранен.

– Как прошел день? – спрашивает Риэль, не обращаясь ни к кому конкретно.

– Неплохо, – отзывается Эддрик первым, – но утомительно.

От него нечасто услышишь подробности, если ничего страшного не произошло и если не просить, так что Риэль удовлетворен этим ответом.

– Я был дома целый день, – мягко улыбается Кисиль, – но ты так и не обратил на меня свое внимание.

«А потом жалуешься» граф не произносит, но Риэлю это понятно и так.

– А я был на охоте, – весело заявляет Эжен и Риэль вспоминает, что тот говорил накануне что-то такое. – Я поймал лису.

– Кстати, – мурлыкающе говорит Кисиль, – ее можно отведать, она на столе.

Граф тыкает вилкой в блюдо с мясом. У Кисиля похоже получается завоевывать признание Эжена намного лучше, чем у Эддрика в свое время. Эжен тут же улыбается и берет внушительный кусок.

Риэлю точно не хочется мяса сегодня, но раз такое дело, надо вкусить.

– Как тебе новые знакомые? – спрашивает маг, отрезая тонкий кусок мяса.

– Они, – Эжен пожимает плечами, – обычные.

Но что-то смущает мальчика, что-то, о чем он не сказал. Иначе, зачем прятать глаза?

В Карумии Эжену пришлось повзрослеть, пытаясь самостоятельно выстроить свою жизнь. Но сейчас в доме Кисиля он, похоже, оттаивает и расслабляется, вспоминая, что еще вполне молод. Не успеешь оглянуться, заведет роман на стороне. Риэль улыбается этой мысли. Ничего хорошего из этого, конечно, не выйдет, если у Эжена до сих пор есть сомнения по поводу них. Но Риэль наделся на лучшее.

– Возможно, нам тоже устроить охоту? – предлагает Эжен, резко сменив тему.

– Плохая идея, – тут же отзывается Кисиль и Риэль вспоминает, что граф не любитель кровавых развлечений.

– Ну, Кисиль, – фыркает Эжен.

– Нет, – сухо отзывается граф. – Может просто пикник? – предлагает он компромисс, пытаясь заглянуть Эжену в глаза.

– Можно съездить к озеру и покупаться, – предлагает Эддрик.

– Завтра? – похоже, Эжену идея понравилась.

– Нет, завтра я не могу, – хмурится Кисиль. – Может, дня через три? Как думаешь, Риэль?

Он, и правда, до сих пор не участвовал в беседе.

– Неплохая идея, – соглашается маг, чувствуя, как головная боль, ушедшая, пока он варил бальзам, снова возвращается.

– Значит, решили, – бодро подводит итог Эддрик.

Ночь Риэль встречает в одиночестве, удобно устроившись на подоконнике. Он глубоко вдыхает вечерний воздух, пытаясь успокоить боль, нещадно бьющую по вискам.

Риэль часто отказывается от вечерних забав, чувствуя, что не готов к ласкам при такой боли. Он ссылается на дела или усталость, стараясь не замечать внимательных взглядов в спину.

На шум у двери он оборачивается мгновенно. Но видимо слишком поздно – он успевает заметить лишь расползающиеся тела серых стражей. Кислота разъедает их тела в обход амулетов и медальонов, ограждающих их от всего немагического.

А гости, столь бесцеремонно вошедшие, уже стоят напротив него.

– Эдин, – мягко приветствует королевский маг лучшего воина Генриха.

– Господин маг, – тут же откликается тот, не склоняя, впрочем, головы.

Риэль швыряет разряд в Эдина и его спутника, но те достаточно ловки, чтоб уклониться. Шкаф с шумом рушится. Риэль слышит, как по коридору бегут. Он вновь пытается ударить противника, и, кажется, попадает в спутника Эдина. Но упускает самого воина из виду. Жидкость, попавшую точно в лицо, он смахивает в ужасе, отстраненно замечая, что головная боль уходит. Еще пара ударов выходят совсем кривыми. Он видит сквозь дымку, как дверь распахивается. Эдин подхватывает его за талию, одним ударом разбивая окно. Риэль с трудом вскидывает голову, чтобы увидеть, как кинжал, брошенный умирающим спутником Эдина, попадает Эддрику в область сердца.

глава 55.

Все происходит слишком стремительно, и Кисилю остается лишь наблюдать неудачные итоги своих трудов.

Провалы и неудачи – слова, по сути, незнакомые графу. А сейчас он наблюдает самый грандиозный собственный провал в жизни. Он смотрит на захлебывающегося болью мужа и не может пошевелиться, чувствуя, как тело сковывает ужас.

– Врача! – кричит Эжен вбежавшим на шум слугам. – Живо!

Кто-то послушно убегает, а Кисиль все также стоит, свесив безвольно руки вдоль тела. Все рушится, весь его идеальный мир, до которого оставался лишь шаг.

– Кисиль! – окликает Эжен. – Ну же!

Кисиль с трудом заставляет себя повернуть голову. Но, глянув на перекошенное от ужаса лицо Эжена, склонившегося перед Эддриком на корточки, вдруг резко приходит в себя. Что он, тряпка что ли?

– Убрать трупы, – велит он слугам. – Нужно переложить его на кровать.

Он помогает Эжену донести Эддрика до кровати, принадлежавшей магу.

– Начальника охраны ко мне в кабинет! Организовать погоню, живо!

Погоня – самое правильное. Почему он не подумал об этом раньше? Столько времени потеряно зря! А он растерялся, словно мальчишка.

Лекарь входит спустя пару томительных минут.

Эддрик лежит на кровати, плотно прикрыв глаза. Эжен куском какой-то тряпки зажимает рану. Они оба безобразно перемазаны в крови. Кисиля мутит от красно-коричневых пятен и резкого запаха металла. Но позволить себе уйти сейчас он не может. Поэтому стоит, опираясь на дверной косяк, и смотрит, как лекарь споро орудует, промывая рану.

– Стоит поговорить с начальником охраны, так что иди, – мягко говорит Эжен, гладя Кисиля по плечу. – Я здесь пригляжу за всем.

На миг графу кажется, что они поменялись ролями, и это он, Кисиль, сейчас маленький капризный мальчик, коим бывает Эжен. Но он все же кивает и выходит в коридор, чувствуя облегчение от струи свежего воздуха, дующей из окна.

Эжен возвращается к Эддрику, запрещая себе анализировать происходящее. Он смотрит за умелыми движениями лекаря, находя в этом довольно странное успокоение.

– Господину очень повезло, – говорит лекарь, оглядываясь на Эжена, – чуть правее и удар был бы точно в сердце.

– Он выживет? – спрашивает Эжен, пугаясь собственного хриплого голоса.

– Да, но… – лекарь опускает глаза, – кровь никак не останавливается. Это слишком опасно. Боюсь, что самым надежным будет прижечь рану. Вы позволите это?

Эжен задыхается, чувствуя, как воздух плотной пробкой замер посередине движения в легкие.

– Это больно. Он может умереть от боли, так? – спрашивает он лекаря.

– Я дам ему настойку опиума, – лекарь кивает на слова Эжена.

Если бы рядом был Риэль, такой вопрос даже не вставал бы. Эжен сжимает руки в кулаки, ощущая ярость бессилия.

– Может, есть другой способ? – спрашивает он лекаря, но тот грустно качает головой.

– Мне нужно, – Эжен кусает губы, – поговорить с графом. Готовьте все пока что.

Эжен быстро шагает по коридорам в сторону кабинета Кисиля, чувствуя озноб от гуляющего ветерка. Или от нервов.

В кабинете Кисиль не один. Напротив него стоит начальник охраны. Разговор у них похоже не самый приятный.

– Что такое, Эжен? – граф внимательно смотрит на Эжена.

– Рану Эддрика нужно прижечь, – устало говорит любовник.

– Иного выхода нет?

– Похоже, что в отсутствие Риэля нет.

Кисиль кивает и Эжен тут же уходит, решив, что все остальное можно будет обговорить тогда, когда жизнь Эддрика будет в безопасности.

В комнате, где лежит Эддрик, пахнет жаром углей и кровью.

– Эддрик, – пытается позвать Эжен, но тот не приходит в себя.

Крови вокруг герцога, похоже, прибавилось, несмотря на попытки лекаря остановить ее, так что Эжен кивает:

– Делайте.

Рана от ножа небольшая, но глубокая. Лекарь прижигает ее одним уверенным движением. Эддрика выгибает, и он кричит от боли. Комната наполняется запахом горелой плоти вдобавок ко вкусу крови, не сходящему с губ Эжена. Он чувствует, как желчь подкатывает к горлу, сжимается в рвотных спазмах желудок. Эжен плотно сжимает губы, не желая опорожнять желудок при десятке свидетелей.

– Вода, – тихо произносит слуга.

Эжен жадно пьет ледяную сладкую воду, спасаясь от тошноты.

На теле Эддрика язвенным пятном сияет ожог.

Эжен велит принести теплой воды, тряпки и убрать комнату от крови.

Он сам обтирает тело герцога от пятен крови и пота, аккуратно водя по телу мягкой губкой. Эддрик тихо стонет, ловя скудные капли воды, которые ему позволяет лекарь.

– Когда он придет в себя? – спрашивает Эжен.

– Если ему станет лучше, то к утру его забытье перетечет в обычный сон, – расплывчато отзывается лекарь, – я приду проверить его через час. Пусть с ним это время кто-нибудь остается. А вам я настоятельно советую пойти отдохнуть.

– Это предательство – оставить его одного, – поджимает губы Эжен.

– Вы неправы. Это безразличие к нему, неразумно расходовать ресурсы собственного тела. Ему будет лучше, если вы будете в состоянии сидеть с ним, когда он будет в сознании, – отвечает лекарь и уходит.

Эжен, чувствуя, что усталость наваливается на него, все же следует совету лекаря и уходит, оставив с Эддриком служку. Он точно помнит, как плохо переносит кровь граф, но ему сейчас нестерпимо хочется человеческого тепла и участия.

Кисиля он находит в кабинете. Граф сидит сгорбившись, спрятав лицо в ладонях. Эжен садится перед Кисилем на пол, ожидая, что тот отправит его в ванну.

– Все хорошо? – спрашивает Кисиль.

– Насколько это возможно, – соглашается Эжен.

– Устал? – Кисиль подтягивает Эжена к себе на колени и тот благодарно прижимается к груди любовника.

– Ты тоже, – отвечает Эжен. – Что известно о Риэле?

– Ничего. Они словно растворились. Даже следов коня нет, – Кисиль ощутимо злится.

– Не вини себя, – тут же откликается Эжен на невысказанные графом мысли.

– Шутишь? – хрипит тот. – Как я могу иначе?

– Потом. Повинишься потом, когда все будет хорошо, – шепчет Эжен куда-то в грудь Кисилю.

– Надо помыть тебя, – говорит Кисиль, желая, похоже, отвлечься.