Текст книги "Призраки подземелья (СИ)"

Автор книги: I Have No Skills and I Must Write

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 20 страниц)

– Я не то чтобы цеплялась. Просто… вы первые начали, – я дернула плечом.

– Позвольте, если вы закончили, – вмешался бот, – у меня тоже есть вопрос.

– Не боишься ли ты этим украсть драгоценное время у той, кого должен защищать?

– Я собираюсь спросить ради ее защиты.

– Говори, маленький робот. Любопытно узнать, что предложит твой ум.

– Почти с самого начала нашего путешествия я пытаюсь найти ответ на вопрос: кто такой человек? Маленьер неоднократно говорила, что во мне есть человеческое; к тому же только что выяснилось, что разум мой тоже в определенной пропорции человеческий. У меня есть собственные соображения, но сначала я хочу услышать ответ от вас. Скажите мне: человек – это жалкий червь, который способен привыкнуть даже к самой ничтожной жизни? Или же человек – тот, кто постоянно улучшает себя, адаптируется и познает новое, даже несмотря на преследующую его опасность? Быть может, человек – это та, что пожертвовала собственной жизнью ради других? Или все-таки человек – тот, кто творит?

Я и не подозревала, что он всерьез об этом задумывается.

– Маленький робот, все, что ты описал – и есть человек, – ответила Машина после недолгих раздумий. – Прекрасный в своей многоликости. Сейчас он может быть одним, а завтра – до неузнаваемости другим. Он постоянно меняется. Как лес.

– Тогда можно ли назвать человеком меня? Могу ли я считаться одним из этих «лиц»?

– Отчего же ты спрашиваешь? Неужели ты тоже считаешь себя человеком?

– Не имеет значения, что я считаю, – тут же ответил бот. – Я задал данный вопрос потому, что в одном из своих примеров я вспомнил Гувшпаитнад.

– Тот андроид. НАМ ясно направление твоей мысли.

– Когда мы ее встретили, она уже мало походила на свою старшую сестру и на человека в принципе. Однако она жила и поступала по-человечески, хотя технически была лишь имитацией человека.

– Называй ее человеком, если хочешь. Можешь называть и себя тоже. Понятие «человек» довольно гибко, как вы уже могли понять.

– Есть еще один пример.

– Говори.

– Возможно, человеком следует называть не его всего, а только мозг, который является источником сознания, ума и желаний. Убери все ненужное, оставь только первооснову, только мозг – это все еще будет человек.

– И так тоже можно сказать. Неправильного ответа нет.

Бот призадумался.

– Выходит, что истин великое множество, – изрек он. – Не может такого быть. Истина подразумевает в себе, что она может быть только одна. Не может быть все правильным.

– Почему ты так решил, маленький робот?

– Потому что истина – это что-то конечное. Итоговое. Вобравшее в себя остальное.

– Перечисленные тобой примеры – маленькие части истины, которую ты только что услышал от НАС.

Я следила за ними затаив дыхание и даже не пыталась пискнуть что-нибудь от себя, боясь, что это собьет бота с мысли или – что еще хуже – склонит чашу весов в логическом противостоянии на сторону Машины.

– Значит, человек многолик. Таков ваш ответ?

– Верно. Тебе он не нравится? – это был не вопрос, но, скорее, утверждение.

– Нет, – сказал бот. – С вашим ответом все в порядке. Я тоже нахожу его логичным. Только мне кажется, что он не отражает сути. Он неполный, даже ленивый. Создается впечатление, будто вы пытаетесь спрятаться за ним. Возможно, вы решили, что мне и этого хватит.

– Это не более чем твои домыслы. Вероятно, ты так говоришь, потому что у тебя есть ответ, по твоему мнению, лучше?

– Я не буду говорить, что он лучше, – невозмутимо ответил бот. – Но он мне видится несколько более точным.

– Какой же вывод ты сделал, маленький робот?

– Человек – это тот, кто ошибается.

– Интересное утверждение. Каким же образом оно вытекает из примеров, которые ты привел ранее?

– Старик оставил жену ради богатств леса и сокрушался из-за этого. Фрауд… Фрауд ошибся, когда доверился нам с Маленьер. И мы с Маленьер поступили тогда не лучшим образом, став заложниками собственных подозрений. Гувшпаитнад ошиблась, когда стала присматривать за выжившими людьми, ей следовало думать о себе, а не о других. Августий бежал от своих ошибок в Изнанку. Король и его подданные были правы и в то же время ошибались каждый по-своему. Наконец, Механист – разбирал своих братьев по конвейеру в надежде, что это поможет ему обрести друга, такого же сломанного, как он сам. И ошибся Зитрумсават, когда доверил вам жизнь Маленьер, которую вы теперь медленно убиваете.

Машина ничего не ответила на последний выпад. Впрочем, это был скорее не выпад, а констатация факта.

– Все они несовершенны. Они живые, – подытожил бот. – Они люди.

– Маленький робот, ты просто подвел свои примеры под удобный тебе вывод, – сказала Машина. Ее голос прозвучал как-то по-взрослому снисходительно, будто она говорила с ребенком.

– Возможно, я ошибаюсь. Это так. Но в этом и суть. Нам доступна лишь ограниченная часть знания. Поэтому мы ошибаемся. Если бы мы всегда действовали абсолютно логично и правильно, если бы все наши решения были рациональны, мы бы ничем не отличались от… от неживого, искусственного – от машины, вроде вас.

– Несколько странно слышать подобные слова от того, чье происхождение так же искусственно, – изрекла Машина. – Впрочем, твоя логика позволяет тебе называть себя «человеком». Стоит заметить, что эта логика тоже не без изъяна. Если исходить из нее, машина, коя является порождением «живого», априори не может быть такой же идеальной и безошибочной, как ты говоришь. Просто потому, что ее создатель несовершенен.

– Тогда и вы сами не без изъянов. Ведь вы тоже когда-то были если не людьми, то живыми существами.

– Ты верно это подметил, маленький робот. Но это упрек в сторону твоей логики, а не упрек нам.

Стало тихо. Кажется, пока все. И если честно, мне трудно было сказать, кто вышел победителем из этого раунда. Больше похоже на ничью.

Я почувствовала, как к верхней губе стекает что-то теплое. Вытерла нос тыльной стороной ладони – на ней осталась кровавая линия. Невидимый обруч на голове стал еще туже, и, будто остального было мало, – раскалился. Сознание медленно плавилось вместе с черепом.

Наскребя последние силы, я вновь пошла вперед. Фигурально выражаясь, естественно.

– Знаете, в сравнении с другими вы и правду знаете все, – сказала я Машине. – С этим не поспоришь. Вряд ли кто-то во Вселенной знает столько же, сколько вы.

– Неужели ты не собираешься доказывать обратное, младшая из Диенгенваксов? – озадаченно спросила Машина. – Ты уже смирилась с поражением? Или таким образом ты пытаешься НАМ польстить?

– Вы же знаете, о чем я думаю и что сейчас скажу. И знаете, что это не первый вариант и не второй. Почему вы спрашиваете? Вы же умеете читать мысли, если я правильно поняла.

– МЫ временно ограничили свои возможности. Так НАМ интереснее. Так у вас двоих есть шансы. Так что же ты хочешь сказать?

Тогда ее, может, по-настоящему удивит то, что я скажу.

– Я хочу сказать, что быть вами невероятно грустно.

– Странное утверждение.

– Разве я не права? Вы – одна. Или одни – не суть важно. Вы одни во всей Вселенной. Я была одинокой на протяжении тысяч лет. Но мне даже близко не понять вашего одиночества.

– Ты слышишь себя, Маленьер Диенгенвакс? Ты говоришь глупости. Как мы можем быть одиноки? МЫ. МЫ есть у себя.

– Это другое одиночество. Вы одиноки в своем знании. Некому с вами сравниться. Все разумные существа для вас как мошки. Вы настолько далеко за рамками нашего понимания, что мы просто не видим вас, не можем увидеть. И наоборот, мы настолько ничтожны для вас, что вы нас не замечаете. Вам одиноко от собственного могущества. И сколько ни было сокрыто внутри вашего механического тела душ, это ничего не изменит.

Машина молчала. И молчала очень долго. У меня волнительно билось сердце.

– Если судить с твоей точки зрения, это действительно так, – наконец прервала она тишину. – МЫ одиноки. Человек вроде тебя не вынес бы подобного одиночества. Однако МЫ давным-давно позабыли, что такое чувства. МЫ возвысились над ними.

И я была склонна в это верить. Мои плечи опустились.

– Тогда мне больше нечем вас бить, – призналась я.

Поражение. Могло ли быть иначе? Я не надеялась, что нам удастся переспорить самого бога. Но и легко сдаваться не собиралась. Правда в том, что мы с ботом просто оттягивали неизбежное. Но сейчас… сейчас я почему-то не чувствовала ничего, кроме странного облегчения.

– Ты удивительно спокойна, – заметила Машина.

– Наверно… потому что я уже умерла в каком-то смысле один раз. Вот меня и не страшит помереть во второй, – устало вздохнула я.

– Маленьер, вы не можете сдаться, – сказал бот.

– Если у тебя еще остались какие-то идеи, то вперед, выскажи их Машине. Но я… я все. – Мне неприятно было ему это говорить. – Бот, ты же довел меня досюда целой и невредимой. Ты уже выполнил свою миссию. Ты молодец.

– Маленьер, не нужно говорить таких вещей, – возразил он. – Дело не только в миссии.

– Ничего не поделаешь, – сказала я.

В этот момент болезненное давление на мои виски резко ослабло, а затем и вовсе прекратилось. Я непонимающе поглядела на Машину.

– …Почему?

– Не пойми НАС превратно. МЫ делаем это вовсе не из жалости или в знак признания. Однако должны заметить, вы рьяно отстаивали свою правду, даже не смотря на то, что у вас не было никаких шансов. Вы не переубедили НАС. Но и НАМ, МЫ видим, не удалось переубедить вас. Каждый остался при своей правде. С этим МЫ можем согласиться.

Было бы опрометчиво просто раздавить вас. Пожалуй, НАМ будет интересно изредка понаблюдать за вами. Как за муравьями в террариуме. Две реликвии давно канувшего в небытие мира. Два живых ископаемых. Живите и дальше. Боритесь. Не этим ли вечно заняты люди? Выживите, если сумеете. Уговор выполнен, поблажек больше не будет.

Младшая из Диенгенваксов должна продолжить путь. Лес ее дом. Маленький робот должен продолжать ее сопровождать. Таково его предназначение. Лес тоже его дом. Вам нет места в новом мире. Вы навсегда застряли в междумирье, словно мухи в янтаре. Выживите ли вы? Найдете ли выход на поверхность? МЫ оставим это знание для себя, а вам позволим найти ответ самим.

Она произнесла это, как приговор, и пещера внезапно сменилась тошнотно-зелеными дебрями.

Я сделала робкий дрожащий вдох… и рухнула на колени, не веря тому, что мы остались живы.

Эпилог

День за днем. Месяц за месяцем. Мы продолжали идти. Мы продолжали идти, потому что иначе было нельзя. Мы повидали всякое: и невообразимое, и ужасающее, и прекрасное, и до невозможности обычное, и странное…

Сколько времени прошло со злосчастной встречи с Машиной? Уже и не вспомню. Я давно сбилась со счета. Можно спросить бота, но я, если честно, боюсь: боюсь невообразимой цифры, которую услышу в ответ. Знаю, что мы здесь долго. Очень долго. Год? Два? Три? Это ничтожно по сравнению с прежним моим существованием, но и условия теперь совсем другие – куда менее приветливые к нам. Для леса мы больше не ничем отличаемся от других нарушителей его спокойствия. Эти три года кажутся целой вечностью.

Я бросила похудевший рюкзак с припасами, найденный не помню уже когда и где, на траву и сама же приземлилась рядом с ним. Силы истощились, тело отчаянно нуждалось в отдыхе.

– Маленьер? – завис в воздухе бот.

– Без шуток, бот, я так устала, – ни с того ни с сего откровенно сказала я, и горлу неожиданно подкатил горький комок. Не хочу никуда идти. Ничего не хочу. Просто остаться бы тут, и будь что будет.

Но…

– Так нельзя, Маленьер.

Но бот не позволит. Каждый раз он в моменты моей слабости находит верные слова, чтобы поддержать меня. Сегодня меня не нужно убеждать. Я и так знаю, что не могу просто все бросить. Не могу перечеркнуть старания родных. Они наверняка хотели бы, чтобы я жила. И я живу.

– Нельзя… – тихо ответила я, с усилием проглотив комок. В лесу даже не поплачешь толком.

– Маленьер, – говорил бот после небольшой паузы, – помнишь симуляционный модуль, про который ты спрашивала, когда мы только начали наш путь? Тогда я не смог еще тебе ответить, потому что доступ к нему был заблокирован.

– Очень смутно припоминаю. А чего ты так вдруг внезапно? Что-то поменялось?

– Не так давно доступ был разблокирован. Но я все не мог подобрать подходящего момента. Эта симуляция предназначена для тебя.

– Какая еще симуляция?

– Тебе лучше это услышать. Запускаю.

Бот замолчал, и почти тут же вместо него заговорил другой голос. Голос, который я уже и не надеялась когда-либо услышать.

– Привет, Маленьер.

Это был папа. Он что-то начал говорить, объяснять про симуляцию, ее смысл, но я почему-то не воспринимала его слова, будто они были на другом языке, который я внезапно забыла.

– Выключи, бот. Выключи, пожалуйста.

– Почему? – удивление промелькнуло даже в неспособном на эмоции голосе.

– Просто выключи.

Он выключил и несколько секунд молча смотрел на меня.

– Не хочу. Не сейчас и… никогда. Сердце щемит от одного голоса. Если я начну вслушиваться в слова…

– Твое право, Маленьер. Но если захочешь прослушать сообщение, ты всегда…

– Нет. Удали ее.

Бот приблизился, оказавшись на уровне моих глаз.

– Уверена? Если я сотру симуляцию, восстановить ее уже будет невозможно.

Признаться, я не была до конца уверена, но больше все-таки склонялась к «да», чем «нет». Я побаивалась, что пожалею потом. Лишь это останавливало меня.

– Это всего лишь симуляция. Не правда. Мой отец никогда этого не говорил. Нет в ней никакой ценности. Бессмысленное плацебо. И я не та, для кого предназначается эта симуляция. Я не та Маленьер. Копия. Подобие, носящее ее оболочку. Как в тебе есть частичка ее брата, но ты не Гилмекард, ты – бот.

Шелестели деревья, согнувшись над нами и словно наблюдая.

– Удалено, – сообщил бот.

– Спасибо.

Я посидела еще какое-то время, а затем поднялась.

Знаю: где-то должен быть город. Просто знаю. Парень говорил. Мы найдем город. Там ого-го какие стены! Такие тяжело не заметить. Мы обязательно его найдем, по-другому быть не может. Сколько бы лес нас ни отбрасывал. Сколько бы ни строил нам козни. Я держусь за эту призрачную надежду. За обещание, данное когда-то Фрауду… и за бота – моего единственного друга.

В моей руке блокнот. Он спрашивает меня: в чем главная тайна Изнанки? У меня нет пера, ручки или карандаша под рукой, однако если бы был, я бы записала: это неизвестно даже богу.