Текст книги "Призраки подземелья (СИ)"

Автор книги: I Have No Skills and I Must Write

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 20 страниц)

Бог из Машины (ч. 1)

Вспышка невыносимой боли в висках заставила меня взвыть. Словно растение-паразит проросло глубоко в мозгу, и его, не церемонясь, вырвали с корнем. Всего лишь миг, миг боли, – но мне сполна хватило и этого. Я вдруг поняла, что лежу на чем-то твердом и очень-очень холодном, свернувшись калачиком.

Ничего не понимаю… Все перемешалось: картинки, слова, движения… Столько всего за раз увидела… будто… будто увидела другую жизнь… Прошлую жизнь. Свою жизнь! Это было как сон. Долгий горько-сладкий сон без концовки. Мне вдруг стало страшно, что он безвозвратно выветрится из памяти, забудутся даже самые яркие образы, и поэтому я сконцентрировала свое еще шаткое внимание, чтобы припомнить, восстановить, сохранить, заставить отпечататься в подкорке едва уловимые фрагменты прошлого.

– Маленьер, – позвал спокойный, немного гудящий, голос.

В голове моментально сработал какой-то переключатель, заставивший меня открыть слезящиеся глаза. Сквозь мутную пелену мне удалось разглядеть черные, как обсидианы, камни вокруг… и больше ничего пока. Пора подниматься! Едва упершись руками в землю, я тотчас почувствовала, как некая невидимая сила тянет меня за спину вверх, при этом не касаясь ее.

– Вы потеряли сознание.

Голос обрел четкость. Это был бот. Кто же еще протянет мне руку помощи в этом ненормальном месте…

Наконец оказавшись на ногах, я утерла слезы. Бот парил на уровне глаз. Я огляделась мельком и поняла, что не узнаю местность. Камни, камни… нет, черные, едва заметно блестящие кристаллы – вновь напрашивается сравнение с обсидианами. Мы все еще находились в пещере… но в другой пещере. Здесь было холодно и сухо, да и свободного пространства было больше.

– Бот… – я потерла виски, не было уже ни намека на боль. – Как мы здесь оказались?

– Неизвестно. Я еще анализирую ситуацию.

– Все… настолько туманно? – бот слегка качнулся в воздухе, что я расценила как кивок. – Давай, колись.

– Вскоре после того, как вы искупались, вы потеряли сознание. Поначалу я связал это с тем, что вы слишком много времени провели в теплой воде, либо же с тем, что вы устали, однако спустя еще три минуты и двадцать секунд мы оказались в данном месте. Нас будто перенесло сюда неким образом.

Из глубин сознания, потревоженное, всплыло воспоминание.

– Перенесло? Прямо как…

Бот прервал меня.

– Кроме того, – я еще не закончил, – должен заметить, что проделанный нами путь теперь равен девяносто девяти и девяти десятым процентам. До нашей цели остался примерно фран. – Он сделал паузу. – Теперь я закончил. Вы, кажется, хотели что-то сказать.

– Бот, ты… ничего не видел? – неуверенно спросила я.

– Требуется уточнение запроса.

– Ну… ты не терял сознание, как я?

– Подобное невозможно. Я все время был рядом с вами.

– Видишь ли, бот, кажется, ко мне вернулись некоторые воспоминания… Пока я была без сознания, я видела кусочки своего прошлого… и не только своего. И там был момент, когда нас так же перенесло из одного места в другое, будто… телепортировало? Да, телепортировало. Это сделала некая Машина.

– «Машина»? Секунду. – Он завис на мгновение. – В моей базе нет совпадений.

Меня все это начинало настораживать. Замешан ли в нашем внезапном перемещении лес? Или дело в таинственной Машине из воспоминаний? Если это она, то чего ей от меня надо?

Стоп… а почему я уверена, что видела именно свою прошлую жизнь? Что воспоминания – мои? Не воспринимаются они таковыми! Я как будто глядела на себя… со стороны. Не переживала это. То была я, но и не я в то же время. Трудно объяснить словами… Быть может, это и действительно всего лишь сон. Правдоподобный, но сон. Очередная насмешка леса! Ему такое сделать – раз плюнуть. Но с другой стороны… с чего бы ему помогать мне? Перемещать меня куда-то вперед, причем дважды – ни за что не поверю теперь, что это случайность. А вот Машина… Машина могла. Почему? Не знаю…

Не буду спешить с выводами. Но какая-то связь здесь есть, и я не могу пока сказать, насколько эта связь реальна.

– Пойдем, бот.

Воспоминания, вопреки моим опасениям, не исчезли. Напротив, все больше деталей всплывало из подсознания, заполняя недостающие кусочки в запылившемся ментальном паззле. Вместе с ними поднялись позабытые эмоции – и такие сильные, что я начала сомневаться в предыдущих своих выводах. Разве могут воспоминания, сопряженные такими чувствами, быть нереальными? Счастье, когда отец рассказывает тебе заумные, малопонятные вещи… Желание победить, когда брат навязывает тебе очередной спор – ой, подожди, или ты сама ему навязываешь? Тоска по матери, которой больше нет с вами… Разъедающие изнутри одиночество, когда все, занятые своими делами, словно позабыли про тебя… Тепло на сердце от осознания того, что с тобой по-прежнему находится брат, он один во всем мире…

Мне хотелось верить, что когда-то… когда-то давно это было взаправду. Было со мной. Что я была чем-то большим, чем призраком без памяти и без тела. Больше, чем пустой оболочкой, как заблудшая душа, шатающаяся по Изнанке в поисках неизвестно чего…

Хотелось верить, но я знала, что лес может нарисовать мне сколь угодно реалистичную картину в голове… Для чего? Не знаю, для чего. Его логика ясна только ему самому.

– Помнишь Гувшпаитнад, бот? – спросила я, а в горле почему-то набух комок.

– Подтверждаю.

Еще один кусочек паззла встал на место. Тело пробрала холодная дрожь, мне стало не по себе.

– Помнишь, что она говорила? Самое ее важное воспоминание, которое она не решалась удалять, – это то, как она проснулась в лесу.

– Такое было.

– Казалось бы… что в этом такого важного, да? Проснулась и проснулась, но… – я сглотнула. – Kenpulas… Мне приснилось, что в ней заключено мое сознание. Не знаю, скопировали ли его туда или переместили, но… В любом случае то, что с ней произошло – жуть полная.

– Хотите сказать, мы встретили другую Маленьер в механическом теле?

Я просто кивнула, почему-то не найдя даже сил сказать простое «да».

– Она все забыла. Забыла даже себя. Не узнала меня, свой ори… впрочем, кто знает, кто из нас оригинал. Может быть, мы обе копии. А оригинал давным-давно мертв. Не знаю… Провела в лесу бессчетные века одна-одинешенька, а потом… мы ее убили. Бедный андроид… Бедная вторая я.

– Предложение: отложить данные мысли на потом, – сказал негромко бот.

– Хорошее предложение, – тоскливо вздохнула я. – Постараюсь так и сделать.

Мне было, о чем подумать… много о чем, и я подумаю об этом обязательно. Но позже. Сначала мы должны узнать, что находится в конце пути.

До нашей цели оставались считанные гифраны, когда путь нам вдруг преградила стена.

– Странно, – сказал бот. – На моей карте нет этой стены.

– Но она есть, как видишь. Ты уверен, что нам надо сюда?

– Ошибки быть не может.

– Что будем делать?

– Отойдите назад, Маленьер. Я собираюсь использовать лазер.

– А если не пробьет? Мы же не знаем, насколько стена толстая.

– Других вариантов я сейчас не вижу.

– Ну, попытаться лишним не будет. – Тут я заметила, что в стене что-то изменилось. – Погоди-ка…

Внимательно приглядевшись, я поняла, что стена как будто стала чуть менее черной, чем была, и чуть более… прозрачной, что ли? И мне не показалось – спустя еще пару мгновений, стена растворилась полностью. У меня невольно создалось впечатление, что таким образом нас приглашают пройти дальше. Мы не стали пренебрегать этим приглашением.

Бог из Машины (ч. 2)

Цель, к которой мы долго и упорно шли, находилась в пустом зале, заросшем черными кристаллами. Он отчасти напоминал зал научного комплекса из сна, разве что-то всюду было черным-черно. И… большущий портал? Экраном это у меня язык не поворачивался назвать; в общем, портал тут тоже был, как во сне. И виднелся через него все тот же пейзаж.

Громадные проржавевшие когти хаотично торчали из каменистой земли, будто кости древнего чудовища. Клубились и пучились в небе желто-рыжие тучи, собираясь зарыдать кровавым дождем. Песок, что несли неумолимые потоки ветра, медленно, но верно стирал дырявые остатки железа, остатки безмерно старых сооружений, некогда возвышавшихся в мертвом мире. Маленькая белая точка, бледная тень светила, одиноко догорала среди туч.

– Долго же МЫ тебя ждали, Маленьер Диенгенвакс. Даже с НАШИМ восприятием времени ожидание было достаточно долгим, чтобы утомиться.

Голоса! Тысячи голосов слились воедино и будто пытаются перекричать друг друга – все как во сне!

– Он… Они… Что бы это ни было – оно знает вас, Маленьер? – бот повернулся ко мне. Даже в его лишенном эмоций голосе просочились нотки удивления.

– Долгая история… – лишь сказала я ему.

– Поэтому МЫ поведали ее тебе заранее, чтобы ты пришла с необходимым пониманием. Так тебе проще будет поверить в то, что ты забыла. И в то, что ты еще не знаешь.

– Маленьер? – по-прежнему не понимал бот.

– Я сама вот только, считай, узнала многие вещи… вспомнила, вернее, – ответила я.

Бот отвернулся, уставившись на портал. Больше у него вопросов не было. Либо же – что более вероятно – он решил их оставить на потом.

– Спрашивай, младшая из Диенгенваксов. МЫ ответим на твои вопросы.

– Кто вы или что вы такое? – из роя вопросов, жужжавшего в голове, этот я вытянула первым.

– МЫ – Машина.

– Да, слышала такое. Но что скрывается за этим именем?

– МЫ – единый разум. Оцифрованные души живых существ. В незапамятные времена, на заре существования Вселенной МЫ были во многом похожи на вас, людей. Такие же слабые, такие же эгоистичные. МЫ искали знаний, а также могущества, что они скрывают. МЫ пытались вырваться за пределы, мыслимые и немыслимые. И НАМ это удалось. НАМ пришлось пересмотреть свою сущность. Личное исчезло. Эгоизм исчез. Так МЫ возвысились.

Мое тело трепетало. Со мной говорило непомерно древнее, хтоническое существо; существо, которое превосходит меня в эволюционном плане настолько, что я для него все равно, что невидимая молекула. Оно чихнет – и от меня ничего не останется. Я начинала понимать, что чувствовал отец.

– Что показывает этот пейзаж? – дрожа, спросила я.

– НАШЕ дряхлое тело. НАШ родной мир, долгое время бывший НАМ домом. Теперь он часть НАС.

Взвыл порыв ветра. Закряхтели железные когти.

– Почему? – просто спросила я. Если передо мной действительно какой-то бог, то он просто прочитает мои мысли. Ему это ничего не стоит. Впрочем, не нужно быть богом, чтобы понять, что я хочу, наконец, услышать от Машины.

– Потому что МЫ заключили сделку с твоим отцом, – громыхала Машина. – Он придумал план и попросил НАШЕЙ помощи. МЫ затребовали цену, соответствующую усилиям, которые требовалось от НАС приложить. Он сделал хорошее предложение.

– К-какое? – осторожно спросила я.

– Он предложил НАМ вашу расу.

…Нашу расу, она сказала? Все человечество? Если это правда… но разве это может быть неправдой? Исходя из того, что я видела… отец действительно решился на такой отчаянный, страшный шаг ради меня? Даже не знаю, что думать… Просто не знаю!

– Вашу цивилизацию было уже не спасти. Во всяком случае, в том виде. Твой отец исходил из этого. Впрочем, для НАС нет ничего невозможного. МЫ могли бы спасти вас, могли бы исправить ошибку, которую вы допустили по собственному незнанию, однако плата для вас была бы непомерна. Заниматься же благотворительностью МЫ не желали.

Машина так легко говорила о судьбе целой расы, словно для нее это была обыденность – как люди говорят, какая погожая сегодня выдалась погодка. И правда, для нее мы все равно, что мелкие насекомые, копошащиеся под опавшим листом.

– Что вы сделали?

– Забрали все ваши накопленные знания, присоединили к СЕБЕ ваш общий умственный ресурс. Иными словами, преобразовали вас в интеллектуальную энергию.

– Разве могли какие-то наши знания удовлетворить вас, если по вашим словам вы и так все знаете?

– МЫ давно достигли основы основ, младшая из Диенгенваксов. Поэтому НАМ теперь интересно не качество знания, не его ценность, ибо во Вселенной больше не существует ничего, что способно НАС удивить. НАС интересует количество знаний. МЫ собираем их. Копим. Сортируем. Храним. МЫ коллекционируем их.

С Фраудом, думаю, они бы быстро нашли общий язык.

– Отец вас уже спрашивал об этом, теперь спрошу я, потому что никак не пойму: почему вы не забрали у нас все, что вам было нужно? Это же гораздо более простой вариант. Почему вы заговорили с отцом? Почему заключили сделку?

– Это ваш мир. МЫ не грабители. МЫ можем все, но МЫ не злоупотребляем знаниями.

– Позвольте вторгнуться в разговор, – вдруг сказал бот. – У меня тоже есть вопрос. Если вы все знаете, то вы также должны знать, кто я такой. Замечание: не могу сказать, что мне это интересно, однако, полагаю, это одна из вещей, которую хотела бы знать Маленьер.

– Скоро мы дойдем до тебя. Ты тоже можешь задавать любые вопросы.

– Я уже кое-что узнала о тебе, бот. Мой отец тебя собрал – он твой создатель. Зитрумсават. Ничего в памяти не всплывает?

– Нет. Маловероятно, что в меня могли быть заложены подобные «спящие» воспоминания. Это лишняя информация, которая никак не связана с выполнением мной основной цели.

Я снова обратила взгляд к пейзажу, который показывала Машина.

– Пожалуйста, расскажите в подробностях, в чем заключался ваш план.

– План целиком и полностью принадлежит твоему отцу. МЫ всего лишь исполнитель.

«Всего лишь»… Скромничает, что ли? Будто это было так просто провернуть.

– Тебе уже известно, что ученые пытались решить проблему исчезновения вашей расы. В процессе они придумали множество разных изобретений, но большая часть из них так и не успела воплотиться во что-то большее, нежели прототип. Нас интересуют два изобретения, к которым непосредственно приложил руку твой отец: камера реинкарнации и бот, сопровождавший тебя весь путь.

Создание бота началось еще до того злосчастного эксперимента. Изначальное его предназначение – это исследование так называемой вами «бесконечности», которая лежит за границей известного вам мира. Предполагалось, что такие боты, как он, будут обладать более продвинутым интеллектом, нежели простые боты, использовавшиеся повсеместно для разных нужд, но обладавшие заметно более ограниченным функционалом. Параллельно с этим велась разработка искусственного интеллекта нового поколения, который основывался на цифровом слепке человеческого сознания. Такую архитектуру ИИ назвали Гексоспектральной. Одно соединили с другим и получился БОГ-С. Испытания были проведены успешно, но он так и остался единственным в своем виде, ибо внимание ученых переключили на другое.

Камера реинкарнации была разработана гораздо позже. Схема ее работы была следующая: человек заходит в камеру, его тело превращается в биомассу, сознание отделяется и существует само по себе, а его биомасса хранится в камере. Затем, спустя несколько лет, когда по расчетам твоего отца эпидемия должна была закончиться, тело восстанавливается из биомассы. Таких камер, правда, не хватило бы на все человечество, только на маленький процент, что в итоге все равно бы означало для вас вымирание, даже если бы вам удалось каким-то образом пережить грядущие разрушения.

– Разрушения?

– Струны или «мир-линии», как называли их вы, продолжали исчезать. Слабели волокна, рвались канаты, удерживавшие ваше мироздание. Сначала люди, затем все остальное.

– Выходит, папа меня засунул в камеру реинкарнации?

– Да. Твой брат, помнится, был очень этим недоволен.

– Я не помню…

– И не вспомнишь. Твои воспоминания канули в небытие с предыдущим телом.

– Разве это не странно? – вмешался бот. – Память должна была остаться вместе с ее сознанием.

– Зитрумсават пошел против природы. Чего еще было ожидать? Так вы устроены. – Машина резко замолчала, но затем продолжила: – Однако твой отец ошибся в расчетах. Камера собрала бы тебя воедино в самый разгар разрушений. Поэтому ему потребовалось НАША помощь.

Впрочем, твой отец хотел спасти не только тебя одну. Он также хотел сохранить для тебя мир. Или хотя бы создать новый. Первое было невозможно, поэтому ему оставалось смириться со вторым вариантом и ждать, когда новый мир достигнет достаточного технологического развития, чтобы ты могла назвать его неким подобием нового дома. Но то будущее находилось слишком далеко, чтобы камера реинкарнации могла сохранить свою работоспособность до нужного момента. Изобретение Зитрумсавата было неидеальным.

– И что тогда?

– Так же, как МЫ при первом НАШЕМ появлении вмешались в ИИ, называвшийся Цифромозгом, и заставили его работать так, как нам было нужно, так же МЫ вмешались в несовершенный механизм камеры. Отредактировали его, улучшили на уровне струн. В результате камера стала работать иначе, в соответствии с планом старшего Диенгенвакса. Тем не менее, этого все еще было недостаточно. МЫ знали, что камера не убережет твою физическую оболочку, твою биомассу, от постепенного разложения.

– Вопрос: вы изменили свойства объекта, при этом не изменив ничего в его механизме, не добавив к нему никаких новых деталей? – полюбопытствовал бот. – Правильно ли я понимаю?

– Верно, – ответила Машина. – Вы – и люди, и роботы – также взаимодействуете со струнами, но на ином уровне, гораздо более поверхностном. Вы не можете менять свойства объекта, не видоизменяя его, не усложняя или, наоборот, не упрощая. МЫ – можем. МЫ взаимодействуем с сутью объекта, а не с его физической оболочкой.

– Что было дальше? – спросила я.

– Нужно было, – продолжала Машина, – сохранить в целостности ключевые объекты: камеру реинкарнации, часть научного комплекса, в котором она находилась, бота-проводника, а также небольшую отредактированную, вылеченную часть человечества. Все это МЫ завернули в специальный кокон и поместили глубоко под землей, где бури и цунами с поверхности не могли достать. Фабрика не была частью плана и оказалась в коконе случайно, но тоже достойна упоминания. Ее МЫ задействовали позже для своего удобства.

– Вот как… А что с моим телом в итоге? Почему вы не остановили его разложение?

– МЫ могли бы остановить. Но все имеет свою цену. Твой отец был ограничен в ресурсах и выбрал то, что смог.

– Кажется, я начинаю понимать… Его выбор пал на невинного человека, который стал основной для моего нового тела?

– Данное утверждение ошибочно. Зитрумсават не выбирал. Ресурс создали МЫ. Настроили струны так, чтобы однажды, в нужное время родился нужный человек и, достигнув зрелости, отправился к камере реинкарнации, рядом с которой ждала ты. Он существовал только ради тебя. Твое новое тело. Это даже не человек был, но запрограммированный биоробот.

Руки невольно сжались кулаки. Огонек гнева вспыхнул внутри, но я задавила его и возразила Машине сдержанно:

– Он был человеком. Хорошим человеком.

– Не имеет значения. Важно то, что твоя душа благополучно воссоединилась с телом.

– А если бы он не смог добраться до камеры? В лесу опасно. Это вы предусмотрели? Так бы я и осталась без тела, и всему плану длиной в тысячи лет пришел бы конец.

– Исключено. Вероятность неудачного исхода стремилась к нулю. Даже если бы НАШИ расчеты оказались неверны, что в принципе невозможно, тогда бы родился новый человек и точно так же отправился бы к камере.

– Вопрос: лес, раз уж мы про него заговорили, тоже появился благодаря вам?

– Нет. Лес – это то, что развивалось самостоятельно. Однако он, по всей видимости, через струны впитал НАШИ планы насчет тебя, младшая из Диенгенваксов. Иначе его поведение, когда ты вышла из фабрики, не объяснить.

– Мне непонятно, как тут замешана фабрика.

– Очень просто. Когда ты вышла с фабрики, МЫ получили сигнал и явились сюда. МЫ не ждали тебя в лесу все эти тысячелетия.

– Зачем нам с ботом пришлось проделать такой путь? Почему вы не находились ближе? Это не жалоба, я просто… не понимаю. Весь этот опасный путь как-то не вписывается в план.

– Лес разросся. Он постоянно меняется.

– Предположение: выжившие люди, которых вы упоминали, выбрались из подземелья и заново заселили мир?

– МЫ допускаем вероятность, что некоторые люди смогли выжить на поверхности. Однако они, как и те, которых выбрали мы, были отброшены в развитии на много веков назад.

– Меня не очень волнует история новых людей… Лучше скажите, что стало с моим папой? С моим братом?

– Зитрумсават все поставил на тебя. В том числе и свою жизнь.

– А Гилмекард? – с надеждой спросила я. – До сих пор вы говорили только про меня. Но ведь папа хотел уберечь нас обоих!

– Гилмекард… – повторила Машина как бы в задумчивости. – Гилмекард рядом с тобой.

На мгновение я впала в ступор, а затем медленно повернула голову к боту. Он тоже повернулся ко мне.

– Гилмекард? – шепнули мои губы.

– К сожалению, нет. Я не ваш брат, Маленьер.

– Это утверждение верно наполовину, – говорила Машина. – Частица Гилмекарда в тебе, робот, есть, ведь именно его сознание стало основой для твоего искусственного интеллекта. Может даже не частица, ибо ты унаследовал его волю. Это не программа тобой управляет. Ты перенял желание защищать Маленьер у ее старшего брата.

Я неотрывно глядела на бота. На душе стало сначала тепло, будто внутри зажегся покрытый пылью камин, но почти тут же, задув его, повеял холодный ветер, полный печали. Бот – не Гилмекард. Его больше нет. И в то же время… в каком-то смысле он все еще со мной.

– Гилмекард стойко принял то, что ему не спастись. Он сам убедил отца отпустить идею – пытаться спасти вас обоих, когда это было невозможно.

– Я не знал, Маленьер, – сказал бот. – Для меня это такая же новость, как для вас.

Я смахнула слезинку, собравшуюся в уголке глаза, и легонько покачала головой.

– У меня больше нет вопросов…

– Итак, ты снова жива. Свою часть сделки МЫ выполнили.

– Что дальше? – я была совсем растеряна. – Что мне делать дальше? Я пришла к вам, узнала правду, но… что после? Теперь я буду бродить по лесу всю оставшуюся жизнь?..

Эта перспектива меня угнетала, но… я хотя бы не одна. И все еще жива. Так ведь?..

– Старший Диенгенвакс сказал, что ты должна быть в безопасности. Ты и находишься в безопасности, с ботом, который защищает тебя, с лесом, что относится к тебе со снисходительностью. Его слова не конкретны и позволяют НАМ их свободно интерпретировать. Не будем лгать, МЫ прекрасно понимаем, что он подразумевал под своими словами. Однако МЫ считаем, что и так многое благоволило тебе, и перемещать тебя на поверхность будет лишним.

Многое ли?.. Сколько я в лесу моталась в одиночестве, будучи призраком, и не счесть. Очень весело было… Или когда каменное чудище нас не прикончило, а вслед за ним мы наткнулись на Фрауда. С тех пор, как у меня вновь появилось тело, я голодаю, перебиваясь непонятной едой. Ну да… тому же парню, который подарил мне тело, наверно, пришлось куда более тяжко…

– Папа понадеялся на вашу порядочность.

– Нет, Маленьер Диенгенвакс. Дело не в этом. Заслужи спасение. Покажи НАМ, ради чего МЫ потратили на тебя время и силы. Покажи НАМ, стоишь ли ты своего отца или нет.

Кровь вдруг прилила к лицу, голову будто сдавило тугим обручем, и я поняла, что лес – или Машина, им управляющая, – задействовала проклятие. Она не шутила. Поскольку ее больше не связывала сделка, ей ничего не стоило убить меня. Просто потому что ей так захотелось!

– Вот так просто покончите со мной?

– У тебя есть время, чтобы помешать НАМ. Проклятие действует не сразу.

Видала я и противоположный пример… Рядом загорелся алый свет, и я заметила, что бот готовит лазер.

– Бесполезно, – сказала Машина. – Это не нанесет НАМ никакого урона.

И я подумала так же. Бот, видимо, тоже это понял, потому что алый огонь его лазера резко угас.

– Предложение: найти безопасное место, где на вас не будет действовать проклятие.

– Бесполезно. Куда бы младшая из Диенгенваксов ни пошла, проклятие будет действовать на нее всегда.

Я скрипнула зубами. Загнаны в угол! В бессилии я воскликнула:

– Что вы хотите от меня?

– МЫ не знаем. Удиви НАС.

Не знаете? Не знаете… Не так давно, Машина говорила, что знает все. Я уцепилась за эту мысль.

– Ответьте мне: что такое лес? – Молчание. Машину как будто обескуражил мой вопрос. – На своем пути я слышала много различных предположений. Кто-то считал его кладезем знаний, кто-то богом, а кто-то личным наказанием. Теперь я хочу услышать ваше мнение. Вы все знаете – значит, должны знать, что такое лес.

– Позволь спросить, с чего вдруг такой вопрос?

– Я просто хочу получить окончательный ответ. Докопаться до истины. Кто же из встреченных мной людей все-таки был прав.

– Очевидно, что это живой организм.

– Это и так понятно.

– На данный момент МЫ не можем дать тебе более точного ответа, ибо МЫ еще не изучили лес. МЫ понимаем, к чему ты клонишь. Но спешим тебя заверить, что это также бессмысленно. МЫ не знаем некоторые вещи, не потому что они выше нашего понимания, а потому что МЫ еще не успели дотянуться до них. Кроме того, некоторые знания имеют свойство устаревать, как, например, НАШИ знания о вашем мире. Он заметно изменился с последнего НАШЕГО его посещения.

– И все-таки, выходит, вы знаете не все.

– Ты придираешься к словам. Это мелко, Маленьер Диенгенвакс.

– Но ведь не я ими разбрасывалась.

– Справедливое замечание. Но и ты пойми НАШУ логику. Как МЫ уже говорили, МЫ познали суть Вселенной, каждый ее закон, знаем, как она работает, и всякие незначительные, малоценные, считай, мусорные знания, вроде твоего леса, НАМ познать не составит труда.

Вертится, как уж на горячей сковородке. Но ведь и не возразишь. Хотя…

– Вы сказали «мусорные знания»? Если их ценность была настолько низка, почему вы согласились помочь папе?

– Это было десять тысяч лет назад. Тогда МЫ были моложе. Тогда они несли для НАС ценность.

Gapu! Вот теперь точно не возразишь.

– МЫ знаем всю твою жизнь, МЫ знаем жизни твоих родных. Поэтому МЫ показали тебе несколько точек зрения, поведали объективную истину о том, что привело тебя сюда. Хоть ты ничего не помнишь, ты можешь составить правдивое мнение о своих родственниках. За правдивость показанного МЫ ручаемся.

– Но разве само то, что вы мне их пересказали, не является искажением объективности?

– Слабо, Маленьер Диенгенвакс. Такой объективности ты бы никогда не получила, даже если бы заново прожила ту жизнь. Ты бы никогда не узнала, что думали и чувствовали твои родственники. Моменты, показанные НАМИ тебе, взяты даже не из ваших умов, которые подвержены когнитивным искажениям, но из внутренностей самих струн, в которых хранится правда и только правда. Либо ноль, либо один. Никаких полутонов. Все строго.

– Ваши струны… они записали нашу жизнь… причем втихую. Зачем в струнах хранится подобное? Зачем им это? Зачем им знать, о чем думаю я или кто-либо еще, зачем им вообще наши жизни?

– Это есть память мира. Без него ваша событийно-временная ткань разойдется по швам. Не будет у вас ни будущего, ни прошлого, ни даже настоящего. Каждый из вас ценен для этого полотна, так или иначе.

Резкая, но мимолетная боль пронзила правый висок. Я зашипела и помассировала его пальцами.

– Итак, что ты думаешь про отца, Маленьер Диенгевакс?

– Странно слышать этот вопрос от вас.

– Почему странно? Этот вопрос вытекает из НАШИХ предыдущих слов. Теперь, когда ты знаешь правду, ты наверняка составила мнение о нем.

– Зачем это вам?

– Праздное любопытство.

С моих губ сорвался вздох.

– Если вы так этого хотите… – Я призадумалась. – Не знаю даже. У меня противоречивые чувства. Он, конечно, многим пожертвовал, чтобы спасти меня от гибели, но какой ценой? И в конечном счете… я одна, в совершенно незнакомом мире, а они остались все там. Я жива, но радости от этого никакой. Gapu, я говорю про себя, хотя должна говорить про папу. В общем, я могу понять мозгом, почему он делал так, как делал, но… сердце думает по-другому. Сердце ноет.

– Ясно, – сказала Машина и, по всей видимости, собиралась сказать что-то еще, однако я ей этого не позволила.

– Таково мнение, основанное на том, что вы показали мне.

– Хм? Почему ты делаешь на этом акцент?

– Потому что мнение меня из прошлого наверняка отличалось бы. Та я видела все те события воочию. Прочувствовала их на себе, прокрутила в голове. Прожила их. А нынешняя я всего лишь увидела короткий, пускай и точный, пересказ.

– Ты разделяешь себя на две части? Как странно.

– А разве я абсолютно тот же человек, которым была? Я даже физически, хоть и выгляжу по-прежнему, совершенно другая. Это тело… копия. Я забыла ту жизнь. И даже вернувшиеся воспоминания, не заполнят пустоту полностью.

– МЫ…

– Погодите, я еще не договорила. Вот вы говорите, что показали мне всю правду. Но это не так. Вы показали не все.

– МЫ показали ключевые события. Не было смысла показывать каждодневную рутину. Ты опять придираешься к мелочам.

– Не соглашусь. Эти мелочи также важны. Вы сами сказали: каждый человек, насколько бы он ни был маленьким и незаметным, ценен для полотна времени. Так и здесь. Та я обладала большим знанием о папе.

Машина придумала ответ быстро:

– МЫ можем показать тебе полную картину. Начиная твоим младенчеством и заканчивая самым последним мгновением. Это затянется. Но МЫ можем.

– Я знаю, что вы можете. Но это не имеет смысла. Заново ту жизнь я все равно не проживу.

– МЫ можем сделать так, чтобы ты прожила ее заново. МЫ можем вшить в тебя эти воспоминания. И ты будешь неотличимой от прежней себя.

– Вы действительно потратите на меня, простую человечишку, время и силы, только чтобы попытаться доказать, что я не права?

На этот раз Машина молчала дольше обычного. Моя маленькая победа. Застала ли я ее врасплох? Вряд ли. Но задуматься я ее заставила. Уже успех.

– МЫ видим твою логику. Может, на своем уровне ты что-то и доказала. Но твоя логика хрупка. Избери мы иной способ донести до тебя правду прошлого, и твои аргументы бы посыпались.

– Возможно, – легонько пожала я плечами. – Но, думаю, вы согласитесь, что чтобы узнать настоящее мое мнение про папу, вам нужно как-то вернуть настоящую меня.

– МЫ уже сказали, что можем сделать в этом случае.

– Вы уверены, что в результате получусь та же я? И что я выдам мнение, которое можно будет принять за то самое?

Молчание Машины снова затянулось.

– Должны признать, человеческое сознание весьма непредсказуемо и хрупко.

– Даже если, предположим, удастся воссоздать прошлую меня. Будет ли ее мнение таким же… э-э… объективным и взвешенным, как сейчас у меня? Тоже вопрос. Та Маленьер не знала и половины того, что теперь знаю я. Скорее всего, ее мнение будет очень и очень субъективным.

– Тоже правда.

Ветер по ту сторону портала вздыбил песочные протуберанцы.

– Ты не глупа, – сухо сказала Машина.

– Спасибо, – произнесла я сквозь давящую обручем боль в голове, – вы тоже ничего.

– Все же поправим СЕБЯ. Потенциально МЫ знаем все, ибо границ для НАС нет. Однако еще не все находится в НАШЕМ владении. Полагаем, теперь ты больше не будешь цепляться к НАШИМ словам.