Текст книги "Призраки подземелья (СИ)"

Автор книги: I Have No Skills and I Must Write

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 20 страниц)

63.099–03=4

Следующий фрагмент. Перемотка на четыре года вперед.

Боты-уборщики сновали у обгоревших останков летмобиля, подхватывая железные кости вспомогателями и сгружая их в кузов роботизированного грузовика, что терпеливо ждал неподалеку. Быстро закончив с небольшими компонентами, они принялись за почерневший каркас, а именно – начали резать его на части тоненькими, но мощными лазерами. Лазеры были сделаны так, что не несли вреда человеку, однако, например, железо, они резали так же легко, как нож – подтаявшее масло.

Еще один бедолага погиб, подумал Гилмекард. Даже костей не видно, сгорел дотла. Либо боты их уже закинули в грузовик… Подобные аварии были не редкостью в последнее время. Не так давно даже ввели запрет на самостоятельное управление летмобилем – только автопилот – и хоть эта мера несколько уменьшила количество аварий, полностью они не прекратились. Все труднее было заставить людей следовать законам, которые прекрасно работали всего пару-тройку лет назад.

Исчезновения продолжались. Причем люди исчезали без каких-либо предпосылок. Просто были-были, а потом раз – и их уже нет, будто и не существовало никогда. Многих охватили апатия напополам с чувством безысходности. Зачем жить, если в любой момент ты можешь стать пустотой? Так что подобную смерть, которую он наблюдал сейчас воочию, Гилмекард еще считал нормальной. Естественной. К этой мысли пришел не только он – вспомнить хотя бы тех, кто не пожелал умирать «противоестественным» образом и взял дело в свои руки…

Он мотнул головой. Задумался, засмотрелся по какой-то непонятной причине. Что он, не видел разбившихся летмобилей? Видел, конечно же. Хоть и мельком. Это давно стало обычным делом. И все равно, почему-то засмотрелся именно на эти обломки. Надо идти, нечего тут рассматривать.

Гилмекард свернул за угол и пошагал прочь от безлюдного перекрестка. Внезапный холод пробрал его тело, причем этот холод не был связан с погодой. Погода на самом деле, вопреки всему, была теплая, приятная. Но вот атмосфера, нависшая над городом, была ровно противоположной. Тяжелой. Безнадежной. В воздухе висела почти гробовая тишина. Оживленные улицы со снующими туда-сюда людьми, летмобилями и ботами, словно в муравейнике, ныне стали практически полностью пусты. Редко кого можно было увидеть снаружи.

Ну, разве что этих людей… Проулок, в который повернул Гилмекард, оказался полон лежащих на грязной земле людей. Еще одно место облюбовали – в прошлый раз тут никого не было… Лежали они подобно бездыханным телам, однако сомнений не было – эти люди живы. Во всяком случае, пока. Запах в проулке стоял соответствующий: пахло – нет, смердело – тошнотворно сладким. Так пах мирдил – популярный наркотик, который позволял сбежать от мрачной реальности в мир фантазий. Гилмекард не испытывал к наркоманам ничего, кроме жалости. Ну и, может, самую капельку презрения. Он не мог их винить за этот выбор. Он бы и сам, наверно, проглотил эту наживку, если бы у него никого не было.

Он переступил мужчину в порванном пиджаке, бормотавшего себе под нос. Он добрался до станции и сел на скоростной поезд. В поезде, кроме него, было еще трое людей. Неизвестно, откуда они были и куда ехали, однако выглядели они нормально. Непривычно нормально для нынешних времен. Последние из тех, кто цеплялись за прежнюю жизнь. Должно быть, на работу даже еще ходили. В общем, занимались привычными человеческими делами и, может быть, даже сохраняли надежду на лучшее будущее…

Вскоре Гилмекард был дома. Едва переступив порог, он почувствовал, как шею окутывают руки – Маленьер бросилась к нему в объятья. Дверь за спиной с легким шумом автоматически закрылась. Несколько мгновений они стояли неподвижно, затем сестра отлипла от Гилмекарда.

– Братец! Какое счастье, что с тобой все в порядке! – на ее лице отразилось вселенское облегчение, однако полностью от волнения она не избавилась, и голос ее это выдавал. – Ты задерживался, и я уже начала думать, что с тобой что-нибудь случилось, я себе места не находила…

– Маленьер, – Гилмекард мягко прервал затараторившую сестру. Она стихла и вопросительно уставилась на него, елозя руками и мня пальцы. Выдержав короткую паузу, он сказал: – Я здесь.

– Да, ты здесь… – повторила она негромко, но слова ее как будто не убедили.

– Давай не будем стоять в прихожей.

Гилмекард скинул ботинки, и они с сестрой переместились в зал. В зале гундосил телевизор, на тонком и прозрачном стекле виднелось худощавое лицо репортера, который рассказывал о некоем происшествии в их районе. Это происшествие, как обычно, не имело ничего общего с реальностью. Умелая актерская игра, искусственные декорации, фантастика. Не новости.

– Все твердят, что вот-вот найдут лекарство… – проговорила Маленьер, заметив, что брат задержал взгляд на телевизоре. – Кого только обманывают – непонятно. В окно выглядываешь, и все становится ясно. Новости могут обмануть только того, кто сидит где-нибудь под землей, спрятавшись от всего мира.

– Не говори, – согласился Гилмекард.

– Я включила его, чтобы было не так одиноко, – призналась Маленьер. – Чтобы он говорил что-нибудь. – Она изобразила жест, и под ее рукой в воздухе возникла небольшая голографическая панель. Она нажала на нее, и телевизор умолк, став прозрачным и почти незаметным на фоне стены.

Они расселись. Она с одного краю дивана, он – с другого. Диван сам по себе был довольно короткий, и едва ли мог вместить третьего между ними. Выросли они, однако, подумал Гилмекард. Раньше этот старый диван с легкостью умещал троих…

– …Про папу ничего не слышал? – как-то робко спросила сестра.

– Не, – покачал головой Гилмекард со вздохом. Давным-давно отец хотя бы изредка звонил, хоть эти звонки и не отличались продолжительностью и состояли буквально из двух вопросов, которые всегда звучали одинаково: «Как дела?» и «Что делаете?». Хорошо бы было им самим позвонить ему… да только это просто-напросто невозможно: секретный объект и все такое. – Бесполезно. Может, я спешу с выводами, но…

– Я знаю. Не говори это вслух, – промолвила Маленьер, отведя взгляд. – Но, может, все-таки… у него есть серьезная причина, чтобы не связываться с нами?

– Твоя вера в отца неиссякаема.

– Как я могу иначе? Он наш папа… и раньше он всегда был с нами.

А теперь исчез. Но это неважно. Он исчез задолго до того, как мир начал сходить с ума. Остались только они двое. Они должны держаться друг за друга крепко-крепко, как две косички, сплетенные в косу. Захандрит один, рядом будет второй, чтобы его поддержать. «Мне хандрить нельзя», – подумал Гилмекард. Ни в коем случае. Сестра уже не маленькая, и все равно он должен за ней приглядывать. И ей так спокойнее, и ему самому, в конце концов…

– Гилмекард, – тихонько позвала Маленьер.

– Что? – отозвался он.

– Ты боишься исчезнуть? Просто ты выглядишь так, будто не боишься, – она натянула на губы улыбку. Фальшивую донельзя.

– Всего лишь выгляжу. Как картинка по новостям. Выглядит так, будто жизнь скоро наладится, но в сущности…

– Больше всего я боюсь, что в один момент исчезнешь ты, – проговорила сестра, и голос ее в последний момент дрогнул. Она тоже пыталась казаться спокойнее, чем была на самом деле.

Гилмекард помолчал недолго, а затем произнес:

– Могу то же самое сказать про тебя.

– Гилмекард… – Маленьер притихла, как будто набираясь сил, – можем ли мы что-нибудь сделать?

– Я… я не знаю, – неуверенно ответил он.

Никто не мог. Никто во всем мире. Что могли сделать они, недавние дети?

Маленьер кашлянула в ладонь, которую успела подставить в последний момент. Затем еще раз, уже сильнее. Мгновение – и она уже кашляет без остановки, так сильно и с таким неприятным звуком, будто ее легкие пытаются вырваться наружу. Гилмекард, не понимая, что нашло на сестру, сначала придвинулся и положил ладонь ей на спину, однако затем, осознав, что бездействует вместо реальной помощи, поднялся и поспешил на кухню. Там он налил теплой воды и со стаканом вернулся в зал. К тому времени сестра уже перестала кашлять.

Маленьер неотрывно взирала на ладонь с побелевшим лицом. Стакан выскользнул из пальцев Гилмекарда и, звонко стукнувшись об пол, расплескал содержимое. На ладони сестры блестели бусинки крови. Сердце Гилмекарда рухнуло в пятки. Он уже видел такое. Заядлые любители мирдила страдали от кровавого кашля. Но… она? Как же… Когда?..

– Маленьер? Ты…

Он так и не произнес этот вопрос вслух, но она поняла.

– Нет, Гилмекард, – прошептала она с перепуганным взглядом.

– Не нужно… – он опять оборвался на полуслове.

– Я никогда не прикасалась к мирдилу. Никогда! Пожалуйста, поверь мне, – жалобно сказала она и коротко, но совсем слабо, кашлянула. – Мне не нужны фантазии. Мне нужны вы с папой. Настоящие.

Он верил. Он хотел верить. У него в голове не укладывалось, что сестра могла подсесть на эту дрянь.

– Я вызову скорую!

.484=/=39.589

Тот же момент времени. Смена точки зрения. Выполнение…

В научном комплексе было тихо как на кладбище. Отделы пустовали, проекты стояли в полусобранном виде, заброшенные, позабытые и отвергнутые; белели безлюдные коридоры, чистые до боли в глазах; редкие шаги, что было слышно издалека, сопровождало многослойное эхо. Интеллектуальный ресурс человечества, сконцентрированный в комплексе, и вместе с этим единственная надежда на светлое будущее, единственная сила, растаял на глазах.

Зитрумсават протер пальцами красные глаза и тупо уставился на кружку, в которой не оказалось кофе. Он глядел на нее с добрую минуту без единой мысли в голове. Ступор, полная пустота – будто его мозг, его мыслительный процессор, просто перестал работать.

В кабинете гудел кондиционер. Его монотонный шум со временем привел Зитрумсавата в чувство. Он откинулся на спинку стула, с его губ сорвался протяжный вздох, впитавший в себя всю окружающую атмосферу безысходности.

Краем зрения он вдруг заметил, что загорелся монитор. На нем появилось лицо из символов.

– Создатель Зитрумсават, – позвало оно.

– …Да? – отозвался он с задержкой.

– Каковы наши дальнейшие действия?

И снова пауза.

– Глупый вопрос, – мрачно ответил Зитрумсават с очередным вздохом.

Цифромозг не был способен испытывать человеческие чувства, не умел он и понимать психологию человека – ни первое, ни второе не было заложено в его программу. Он сказал то, что можно было ошибочно принять за шаткую попытку поддержать своего создателя:

– Я буду терпеливо ждать вашей новой команды.

Зитрумсават не ответил.

– Пока я обновлю расчеты на основе последних данных.

– Какие расчеты? – рассеянно спросил Зитрумсават.

– Сколько времени у нас осталось в запасе. Вы, должно быть, забыли.

– Должно быть, забыл… – взгляд Зитрумсавата потянуло куда-то вбок неведомой силой. – Должно быть, еще одна бесполезная идея, пришедшая нам в голову. Когда мы успели ее?.. Неважно. Отмена, Цифромозг. Не нужно никаких расчетов.

– Почему?

– В этом никакого смысла.

– Тогда что мне делать? Я простаиваю без дела.

– Займись чем-нибудь другим… я не знаю…

– Все остальное мы уже переделали.

– Точно…

Зитрумсават провалился в тяжелые мысли. Но долго Цифромозг ему пребывать в таком состоянии не позволил.

– Я жду ваших новых указаний, – напомнил он.

– Хочешь указание?.. – Зитрумсават угрюмо посмотрел на лицо в мониторе, вгляделся в него, пытаясь различить хоть какую-то эмоцию. – Указание тебе нужно? Ладно. Тогда… поговори со мной.

– Я с вами говорю прямо сейчас.

– Не-ет, ты не понял, – слабо покачал Зитрумсават головой. – Поговори… как товарищ. Как друг.

– Я представляю, что вы хотите, но не представляю, как должен это сделать.

– Да… знаю. Ладно, тогда давай просто ненадолго забудем про команды.

– Если такова ваша команда, – с готовностью ответил Цифромозг. Его слова где-то глубоко внутри немного развеселили Зитрумсавата, однако его обессиленные губы не смогли этого показать, так и оставшись неподвижными. – Однако позвольте заметить, мне кажется это опрометчивым. Если вы собираетесь говорить не о нашей работе…

– И о ней, и не о ней в то же время, – прервал его Зитрумсават. – Пустая трата времени, ты хочешь сказать? Время уже не имеет значения. Мы уже ничего не сделаем. Пытайся – не пытайся, разницы нет. Мы не вернем исчезнувших людей. Мы не остановим катастрофу. Поэтому… поэтому я не вижу ничего зазорного в том, чтобы почесать языком.

– Создатель Зитрумсават…

– Понимаю тебя. Я говорю то, что прямо противоречит мне же самому. И противоречит твоему назначению тоже. Я призываю тебя бездействовать, смиренно ждать конца… Прости. Я не знаю, как нам выбраться из этой пропасти.

– Не могу не заметить, что в комплексе еще остаются ученые.

– Ты лучше меня знаешь точное число ученых. Сколько нас… сотая часть осталась? И сколько из них в состоянии работать?.. Кто непосредственно занимается работой? Люди не в состоянии думать о ней! Что говорить, правительство окончательно обезумело. Как им могла прийти в голову мысль, что если оторвать людей от семей и заставить их работать денно и нощно – мы родим им решение? Впрочем, не они одни обезумели…

– Это первый раз, когда вы выражаете беспокойство по данному поводу.

– Просто для меня практически ничего не изменилось. Раньше я пропадал в комплексе по собственному желанию. Теперь я заперт вместе со всеми. Но, разрази меня гром, я солгу, если скажу, что не хочу повидать свою семью… если… если они еще…

Зитрумсават так и не нашел в себе сил закончить фразу.

– Создатель, я настоятельно рекомендую вам отбросить пораженческие мысли и вернуться к работе. Вы еще не исчезли, а значит, вы должны продолжать искать решение проблемы.

– Говоришь прямо как наша верхушка. Но ты прав. Были бы у меня хоть какие-то соображения еще…

– Могу вам помочь. Предложение: вернуться к проекту андроида. Мне кажется, вы рано его забросили. Вам следует продолжить эксперименты по оцифровыванию человеческого сознания и переносу его в механическую оболочку.

– Может быть и рано… – задумчиво проговорил Зитрумсават. – Даже если мы достигнем какого-то успеха, даже если нам удастся кого-то переместить в механическое тело… много ли мы успеем таким образом спасти людей? Мы не успеем произвести достаточно тел, выживут лишь единицы, и в конечном итоге, рано или поздно, их тоже ждет вымирание в опустевшем мире. Нет, это не решение проблемы, это попытка к ней приспособиться… К тому же мы не знаем…

Зитрумсават вдруг заметил, что монитор черен, как ночь.

– Цифромозг? – позвал он. – Ты куда пропал?

Протяжный скрипучий гудок резанул по ушам. Цифромозг сигнализировал о том, что закончил… что-то. Но что? Он был занят какой-то операцией параллельно с разговором? С каких пор он принимает решения самостоятельно? Или кто-то из ученых дал ему команду? «Бред!» – подумал Зитрумсават. Он еще не исчез, он главный, и все команды должны быть согласованы с ним! Рой вопросов маленькой тучкой жужжал в мозгу. Он вскочил со стула и устремился вниз.

Внизу было… ненормально – и это еще мягко сказано. Прозрачная стена, через которую обычно виднелись внутренности Цифромозга, словно бы ожила. По ней ходили слабые волны, будто это была не стена вовсе, а водная поверхность. Зитрумсават и еще трое неравнодушных ученых взирали на происходящее с круглыми глазами, ничего не понимая. Происходило нечто, что не могла объяснить ни одна гипотеза, ни одного знание, которым владело человечество. Происходило нечто противоестественное, происходило нечто, что шло вразрез с их представлениями, что было выше их понимания.

Стена вдруг сделалась черной, будто в нее налили чернил. Затем поверхность успокоилась, почти полностью став гладкой, и в черноту нахлынули новые краски: ржавые, песочные, металлические… Зитрумсават понял, что показывает им стена. Это был какой-то пейзаж. Мертвый пейзаж.

– Мудрые предки, что это? – испуганно прошептал кто-то из коллег.

Над головами раздался громоподобный, пронизывающий насквозь гул тысячи голосов.

– Приведите к НАМ предводителя человеческого рода. МЫ желаем говорить. – Голоса, звучавшие как бы беспорядочно и вразнобой, при словах «нам» и «мы» становились едины и еще более громки.

Предводителя человеческого рода в комплексе не было. Единственным, кто тянул на такую роль, кто мог стать его заместителем, был Зитрумсават, и оттого взгляды коллег моментально устремились к нему. Они словно молотом ударили его и заставили вздрогнуть. Он поджал губы. Тщетно попытался унять плещущийся в сердце страх. Сделал неуверенный шаг вперед.

Несколько невыносимо долгих секунд ничего не происходило. Бесплотное нечто из потустороннего мира – ведь на стене окно в потусторонний мир? – как будто изучало его.

– МЫ видим, кто ты есть. МЫ видим, что у тебя на уме. Спрашивай.

Громоподобные голоса заставляли его волей-неволей млеть. Будто невидимый исполин, склонившись, орал ему прямо в ухо. У Зитрумсавата и вправду были вопросы. Миллион вопросов. Но он не решался задать какой-либо из них даже несмотря на позволение.

– МЫ ждем. Пока.

Остальные ученые были абсолютно безмолвны и, судя по их виду, вообще жалели, что пришли сюда. Зитрумсават и сам находился в таком состоянии, что готов был в любой момент броситься наутек. От голосов веяло – нет, разило, словно ледяным ветром, – могуществом.

Набравшись смелости, Зитрум спросил:

– …Кто вы?

– МЫ – Машина.

Это мало на что ответило. Вопрос остался в силе, но Зитрумсават не рискнул переспрашивать.

– Что вы делаете в нашем комплексе? – задать второй вопрос оказалось нелегче первого.

– НАМ стало любопытно, и МЫ решили вмешаться.

– Вмешаться?

По поверхности стены пронеслась легкая рябь.

– МЫ видим, что происходит в твоем мире.

Зитрумсават ахнул, не веря ушам.

– Значит ли это, что вы пришли к нам на помощь? – неловко и нервно спросил он.

– Верно. Однако НАША помощь не будет безвозмездной.

В живот вонзились острые иголки. Весь взмокший, словно после изнурительного марафона, Зитрумсават сглотнул густую слюну.

– Что вы можете… – отважился он на новый вопрос, – как же вы можете нам помочь?

Он пожалел, что спросил это. В следующий миг один из его коллег с криком взмыл в воздух, понесся навстречу ржавому пейзажу и в нем же исчез; второй взорвался, разметавшись маленькими кровавыми ошметками по всему залу, а третьего Машина пожалела чуть больше остальных – он просто превратился в булыжник.

– МЫ можем все, что придет в твой ум. Вопрос лишь в том, сможешь ли ты предложить НАМ что-то равноценное взамен.

Зитрумсават пребывал в глубоком шоке. То, что произошло на его глазах, было за гранью безумия.

– НАМ некуда спешить, однако НАШЕ терпение недолговечно.

Ему пришлось пересилить тошноту и слабость в ногах.

– Ты желаешь остановить гибель своей цивилизации. Но ты бессилен перед катастрофой. Тебе не хватает СИЛЫ. Тебе не хватает ПОНИМАНИЯ. МЫ можем. Для НАС исправить ваши мир-линии – плевое дело.

– …Что вы за это попросите? – сумел спросить Зитрумсават.

– Для вас был бы предпочтителен идеальный исход. Однако МЫ сомневаемся, что в таком случае ваша цивилизация сможет предложить что-либо ценное для НАС. Вы не сможете удовлетворить НАШ аппетит. Тем не менее, МЫ готовы выслушать тебя. Удиви НАС.

Машина специально сказала это. Она манила его. Искушала его.

– Если вы настолько могущественны… почему вы просто не заберете у нас то, что вам нужно?

– МЫ тешим собственное любопытство, не более. НАМ было скучно. МЫ уйдем, когда НАМ надоест. Однако МЫ честны. Сделка есть сделка. Свою часть МЫ честно выполним.

– Я… сколько у меня есть времени?

– Ваш день – двадцать четыре часа. МЫ гарантируем, что ты никуда не исчезнешь.

Капелька облегчения бесследно растворилась в кислом чане из смятения, страха и отчаяния.

Зитрумсават ушел в мысли.

– Говоря о равноценном обмене, – вдруг прервала тишину Машина. – Как насчет твоей семьи?

5=27027//09!4…09

Открывая дверь, Гилмекард ожидал увидеть на пороге квартиры кого угодно. Кого угодно, но только не отца – осунувшегося, усталого, ссутулившегося, будто под давлением невидимого груза, и сильно постаревшего. Это был совсем другой человек, не отец – скорее, его неудачная подделка. На правом рукаве белого халата отчетливо виднелись засохшие капли крови. Что произошло, где отец побывал, чья это кровь, Гилмекард предпочел не спрашивать.

– Ты как? – спросил отец.

Гилмекард лениво дернул плечом и скрестил руки на груди. Дурацкий вопрос. Он в порядке настолько, насколько это возможно при нынешних обстоятельствах.

– Маленьер дома? – серьезно спросил отец. Его указательный и средний пальцы постоянно подергивались, он выглядел очень нервным и, кажется, едва держал себя в руках.

– Дома, – сухо ответил Гилмекард.

Зитрумсават попытался зайти внутрь, но Гилмекард преградил проход. Тогда отец пронзил его острым, как шпага, взглядом.

– Нам некогда, – произнес он, и в его голосе, несмотря на внешнюю слабость, была некая сила, твердость.

Гилмекард полагал, что ему давным-давно плевать на отца. Он оказался не прав. Все-таки он еще что-то чувствовал к этому чужому человеку, этому искаженному и почти позабытому воспоминанию об отце. Черной склизкой жижей злоба забурлила в сердце Гилмекарда.

– Как это понимать? Ты заявляешься сюда спустя столько лет как ни в чем не бывало и хочешь, чтобы я тебя просто впустил? – он пытался говорить сдержанно, но с накопившимся внутри ядом, это было очень трудно. – Ни «привет», ни хотя бы «извини», ничего. Одно «некогда»! Даже сейчас, когда ты соизволил появиться на пороге, ты не желаешь потратить немного времени на нас!

– Выговорился?

– Я еще даже не начал.

– Тогда выговоришься по пути, Гилмекард. – Зитрумсават говорил, смотря ему прямо в глаза. – Нам некогда выяснять, кто прав, а кто нет.

Поколебавшись, Гилмекард все-таки отступил в сторону. Решительность отца показалась ему искренней. Но дело было не только в решительности. Разум возобладал над эмоциями, уняв черноту в сердце, и подметил: раз отец заявился сюда, значит, повод важный – до этого ведь он не считал необходимым навещать их.

– Маленьер? – позвал Зитрумсават, едва переступив порог.

– Не уверен, что она тебя услышит, – сказал Гилмекард, последовав за ним. – Она больна.

– Больна? – обескураженно переспросил отец.

Гилмекард привел его в комнату Маленьер. Облаченная в пижаму, она лежала в кровати под двумя одеялами и спала. Ее неестественно белоснежное, но умиротворенное лицо вселяло надежду, что боль, наконец, отступила, и она может спокойно отдохнуть хоть немного.

Напряженные плечи Зитрумсавата немного расслабились. Выглядел он так, будто ожидал увидеть совсем другое.

– Кровавый кашель, – сказал Гилмекард. – Болит все тело. Голова кружится. Сначала я подумал на мирдил, но потом прибавились другие симптомы.

– Почему она не в больнице? – полуобернулся отец.

Еще изображает, что его это хоть сколько-то заботит, подумал Гилмекард. Вслух, однако, он ответил совсем по-другому:

– Думаешь, я не пытался? Там, куда я смог дозвониться, боты вежливо отвечали мне, что, мол, не хватает людского персонала, а они с наплывом не справляются и вынуждены отказать в данный момент. Я занял очередь везде, где только можно, но, как видишь, мы все еще дома.

Гилмекард обессилено посмотрел на Маленьер.

– Буди ее, – сказал Зитрумсават. – Нам надо идти.

Теперь настала очередь Гилмекарда пронзить его взглядом, не менее острым, но куда более холодным.

– Куда идти?

Лицо Зитрумсавата стало строгим. Гилмекард понял без слов, что не получит никаких объяснений; во всяком случае, пока не согласится сделать так, как хочет отец. Отец, наверно, даже не отдает себе отчет, как выглядит со стороны. Свалился на них с сестрой, как снег на голову, и начал командовать…

– Я постараюсь объяснить вкратце, если выдастся возможность.

– Объясни сейчас. Почему мы должны бежать за тобой неизвестно куда?

«Был бы он нормальным отцом… я бы сделал это не задумываясь, – невольно подумал Гилмекард. – Побежал бы куда угодно, не задавая никаких вопросов. Но ему… его слова не вызывают у меня доверия».

– Потому что вы мои дети, и я хочу вас спасти.

Взгляд Зитрумсавата был непроницаем, голос – выхолощен, и нельзя было понять, какие чувства прячутся за его словами.

– Спасти? Как ты себе это представляешь?.. Ты врешь. Врешь ведь.

Но… Сестре нужна помощь, и как можно скорее. Ждать, когда освободятся медицинские боты можно до бесконечности, а состояние Маленьер не становится лучше. Если отец правда хочет спасти ее, как говорит… Надо рискнуть. Он один ей точно ничем не поможет!

– Пап?.. – проронила проснувшаяся Маленьер.

– Привет, Маленьер, – голос отца впервые потеплел с момента, как он заявился домой.

Сестра взирала на него слабым и даже немного напуганным взглядом.

– Маленьер, нам нужно идти, – сказал Гилмекард, приблизившись к ней. – Давай, я помогу тебе подняться.

– Куда?.. – тихо спросила она.

– Не знаю, – прошептал Гилмекард, помогая ей сбросить с себя неподъемные одеяла. – Туда, где тебе можно помочь.

Сестра ничего не ответила. Возможно, не нашла сил. И, скорее всего, ничего не поняла из его слов. Но, несмотря на это, она не раздумывая доверилась ему, протянув дрожащие руки. Он наклонился, и она положила холодные ладони ему на плечи. Затем он медленно и осторожно, словно держал хрупкий сосуд, помог Маленьер встать на ноги. Отец стоял в стороне и наблюдал за ними. Оно и к лучшему. Его помощь была совершенно не нужна.

Маленьер стояла неуверенно, по большому счету, это была заслуга Гилмекарда, а не ее.

– Ты… – проронила сестра, разглядев отца получше. Гилмекард чувствовал, что она хочет сказать больше, но не может.

– Не пугайтесь, – сказал отец, а затем коснулся локтя Гилмекарда.

Дом исчез. В следующий миг они оказались в совсем другом месте. Высокий потолок, белые стены, стекла повсюду, холодный пол и тишина, мертвая тишина.

– Мы в научном комплексе, – объяснил отец. – Вы слышали про него. «Сосредоточие ума человеческой цивилизации». Сосредоточие ума, которое оказалось слишком глупым, чтобы вовремя осознать собственную глупость. Здесь я и другие ученые пытались решить проблему с исчезновением людей.

Так поэтому отец отдалился от них? Нет, это его не оправдывает. Он отдалился задолго до того, как все началось.

– За мной, – негромко сказал отец.

Придерживаемая братом, Маленьер кое-как сделала шаг вперед. Потом еще один, с еще большим трудом. Так дело не пойдет, понял Гилмекард и недолго думая взял ее на руки. Она была достаточно легкой, чтобы нести ее и не устать при этом. А сейчас, заболевши и похудев, она стала еще легче.

– Я пойду… – слабо возразила она.

– Вряд ли, – ответил он.

Они спешили. Коридоры были абсолютно пусты.

– Где все? – не мог не спросить Гилмекард.

– Исчезли, – отозвался Зитрумсават. – Поглощены.

Гилмекард не совсем понял, о чем говорит отец, и насторожился.

– Как ты переместил нас сюда? Что это за технология?

– Это был не я.

Внезапно над их головами загремел голос. Вернее, тысяча голосов, будто бы пытавшихся перекричать друг друга. Они гремели из каждого динамика, словно весь комплекс говорил с ними.

– Маленьер Диенгенвакс. Жертва человеческого любопытства. Одна из миллиардов. Иная форма, но тот же результат… Информация, коей еще недавно было полно ее тело, медленно и мучительно исчезает. Одного взгляда достаточно: нет возможности восстановить в прежнем виде. Сломано. Разрушено.

– Умолкните, – процедил Зитрумсават сквозь зубы.

Голоса этого, кажется, не услышали, но хорошо услышал Гилмекард. Он все меньше понимал, что происходит, однако ясно понял, что у сестры мало шансов. В этот момент словно какой-то пресс надавил на его сознание, и он почувствовал, как тяжелеет его тело, и как на месте внутренностей образуется пустота.

– Кто вы такие? – выкрикнул он.

Голоса его не услышали. Или проигнорировали. Однако ответил отец:

– Машина. Наша спасительница.

Гилмекард погрузился в еще большее смятение.

Они зашли в просторное помещение, где было множество разнообразных механизмов, конструкций и приборов. Немало из них были не до конца собраны, и Гилмекард предположил, что они находятся в отделе с новыми разработками и изобретениями. Во всяком случае, ни один из здешних предметов он прежде никогда и нигде не видел.

– Посади ее сюда.

Зитрумсават кивнул на металлический ящик. Гилмекард усадил сестру и вдруг заметил, что на столе рядом лежит хромированная человекоподобная кукла или Гувшпаитнад, как гласила выскочившая голограмма чертежа. Маленьер оперлась одним плечом о стол и замерла в таком положении. Спустя несколько секунд отец нахлобучил ей на голову какой-то шлем. На шлеме, в зоне виска, замигал синий огонек, потом он перестал мигать и загорелся зеленый. Тогда Зитрумсават снял шлем и надел его уже на куклу.

Отец некоторое время, замерев, неотрывно взирал на стол, будто чего-то ожидая. Затем тяжело вздохнул.

– Бесполезно. Сомневаюсь, что кто-то в мое отсутствие мог взяться за доработку. Она не оживет.

– Отец? – позвал Гилмекард.

– Нет… Как я могу?.. – бормотал тот. – Это не спасение, я просто заключу ее в чужом теле…

– Отец?! – снова позвал Гил, теперь громче. – Ты потрудишься объяснить мне, что ты делаешь?

Зитрумсават как бы очнулся и посмотрел на сына.

– Я… Я все пытаюсь обойтись малой кровью.

– Это ничего не объясняет!

– Позволь объясним МЫ, ибо мысли твоего отца занимает другое, – опять вмешались голоса. – Твой отец придумал план. МЫ почти заключили с ним сделку. Однако он колеблется. Не хочет давать последнее согласие. Все ищет лучший путь. Снова думает о всем человечестве, хотя ранее вроде бы отринул это. Он не доверяет НАМ, как ты не доверяешь ему.

Когда голоса стихли, Гилмекард смятенно посмотрел на отца.

– С кем ты связался?

– Это бог во плоти, Гилмекард. Или, правильнее сказать, в железе. – Его взгляд сделался стальным. – Мы спасем твою сестру. Обязательно. И тебя тоже спасем. Все будет хорошо.

Бог? Гилмекард в непонимании уставился на отца, но тот прошел мимо, что-то бормоча, и ничего больше объяснил. Комплекс также остался молчалив, будто был согласен с этим определением.

– Отец!

– Позже! – раздраженно повысил голос Зитрумсават. – Твоя сестра не может ждать!

Гилмекард стиснул зубы.

Отец подошел к столу, на котором лежала небольшая хромированная коробка. Приглядевшись получше, Гилмекард понял, что это выключенный бот, но бот то ли другой модели, то ли собранный не до конца – отсутствовали две механических руки. Отец внимательно поглядел на бота, наморщил лоб, что-то обдумывая.

– Да… остается только так, – наконец сказал он. – Вернемся сюда позже. – Он поймал взгляд Гила: – Бери сестру и за мной! Мы спускаемся вниз.