Текст книги "Призраки подземелья (СИ)"

Автор книги: I Have No Skills and I Must Write

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 20 страниц)

VII

Грегор оказался чуваком со своими странностями. Дома у него была целая алхимическая лаборатория, ни больше ни меньше, и он часами химичил со всякими ингредиентами, которые либо покупал на базаре, либо доставал самостоятельно где-то за стенами. В принципе, это было его единственное занятие, отрывался он только изредка на поесть да поспать пять-шесть часов, оттого и выглядел как оживший мертвец. Повернутый он был, в общем, конкретно. Странный чувак, но, типа, мне ли его судить.

Первое время я осваивался и привыкал к новой жизни. Иногда помогал Грегору, поднося ему всякие склянки, а когда не помогал, то старался не мозолить ему глаза, не задавать лишних вопросов, да и вообще вел себя настолько прилично, насколько это возможно. Грегор тоже не особо со мной разговаривал поначалу, но на третий день вдруг спросил, сколько мне лет, и мы как-то незаметно разговорились.

– Ты вообще как в Изнанке оказался? – спрашивает он, осторожно, почти по песчинке, высыпая в склянку с водой толченый корень.

– Приехал на поезде, – говорю я недолго думая.

– Это понятно, остряк. Я тебя про другое спрашиваю. Что привело тебя сюда? Какая цель? Вот я хочу создать идеальный запах, чтобы утереть нос парфюмерам с поверхности. А ты? Или ты так, на чудеса приехал поглядеть?

– Не знаю, – говорю, потому что реально не знаю.

– Не знаешь, значит… – Грегор, не отрывая взгляда от склянки, отсыпает оставшуюся горку толченого корня на бумажку на столе и берет в пальцы пипетку, в которую уже набрана неизвестная жидкость. – Так, а теперь… – бормочет он под свой длинный нос, – осторожно…

Кап. Вода в склянке резко приобретает голубой цвет, и Грегор быстренько перемешивает ее деревянной палочкой. Лабораторию охватывает вонь. Терпимая, но вонь. Ничем «идеальным», короче, не пахнет. На этот раз, видимо, носы парфюмеров останутся зажатыми, а не утертыми.

– Мне кажется, это лучше вылить в раковину, – говорю.

– Твоего мнения я не спрашивал, – огрызается Грегор. Он перестает мешать и переливает жидкость из склянки в емкость побольше, затем бросает в нее какие-то травинки, а следом – прозрачные гранулы. – А твои родители?

– Что мои родители?

– Как они тебя отпустили сюда?

– Я уже не ребенок, чтобы спрашивать их разрешения. Поднакопил денег и рванул сюда.

– Верно. Ты не ребенок, ты натуральный сопляк.

Я закатываю глаза, но Грегор этого не замечает, всецело увлеченный делом. Пусть называет меня как хочет. Не такая уж и большая плата взамен на возможность жить не на улице.

– Так а в чем смысл? – продолжает допытываться он. – Ты сбежал от них, что ли? Странно, что сбежал именно в Изнанку. Любое место мира лучше, чем Изнанка. Или же ты думал, тебя не станут здесь искать?

– Да ни от кого я не бежал, – говорю я слегка раздраженно. – Нет у меня никаких проблем с родителями. Я обычный. И родители у меня самые обычные.

– Что-то тебя все-таки не устраивало, раз ты приехал сюда.

– Да все устраивало…

– Зачем тогда сорвался в Изнанку?

– Не знаю, говорю! Меня просто тянуло сюда, вот и все.

– А почему тянуло, ты мне можешь ответить? – Грегор начинает терять терпение. Я тоже. Вот ведь прицепился, как пиявка! – Если не хочешь говорить, так и скажи, – добавил он.

– Ничего подобного! Это вы все с четкой целью в жизни, а ее еще только ищу, понятно? Зачем тебе вообще знать, какая у меня цель?

– Хочу понять, что ты из себя представляешь, – спокойно отвечает Грегор.

На том наш разговор тухнет.

На четвертый день Грегор неожиданно объявляет, что мы идем за стены. Я, естественно, настораживаюсь:

– Не рановато ли?

– Когда-нибудь надо начинать, – говорит он. – Не все же время бездельничать и проедать мой холодильник. Тем более ничего сверхъестественного я от тебя требовать не собираюсь. Пойдем.

Ну мы и пошли. Да, стоит упомянуть, что он дал мне специальную одежду, так называемый рейнджерский костюм. В нем я выглядел чуточку серьезнее, не как турист, но на этом плюсы заканчивались. Сам по себе костюм смотрелся не очень, не крутой он был какой-то, но если попытаюсь объяснить, чем он мне не нравится, то, наверно, не смогу, потому что ни фига в этом не смыслю. Хотя за стенами, наверно, не до крутости, так что…

В общем, доходим мы до главных ворот – ворота, кстати, напоминают отчасти средневековые, только если в старину были железные такие и с зубьями (решеткой они вроде называются), которые еще опускаются, то здесь вместо них стоят тяжелые монолитные плиты. Плит этих в длинном проходе аж три штуки, видимо, чтобы ни одна собака не пролезла ни наружу, ни внутрь. Сейчас все три подняты. Стены вблизи кажутся мне еще выше и будто бы достают до кристаллов.

Короче, дошли мы, и вижу я неподалеку сборище: народ, значит, толпится, все хорошо снаряженные, в рейнджерских костюмах и с походными рюкзаками. Ну я и спрашиваю Грегора, мол, куда они намылились, а он выдает:

– Смертники.

От этого короткого и сухого ответа меня как-то даже передергивает.

– Почему смертники? – говорю, глядя на Грегора.

– Снарядились хорошо, значит, собрались в дальнюю экспедицию. А из дальней экспедиции возвращаются единицы, либо не возвращаются вовсе, – мрачно говорит Грегор. – Потому и смертники. Скорее всего, они так же, как ты, наслушались сказок, желание сорвать куш возобладало над здравым смыслом, и вот они уже стоят у ворот, готовенькие.

Я нервно сглатываю.

– Что там, вдали, такого, что никто не возвращается?

– Пес его знает. Ничего хорошего – это точно. Довелось мне пообщаться с одним из вернувшихся – так у него мозги теперь набекрень. Нет, он вроде хорошо держится, но видно, что то путешествие на него глубокий отпечаток наложило, понимаешь?

– Блин, что же он такое повидал…

– Я вот что скажу: меньше знаешь – крепче спишь.

И то верно. Я снова гляжу на рейнджеров и вдруг замечаю неподалеку от них громоздкий силуэт.

– Смотри-ка, да это же тот бугай с базара! – говорю.

– Кто? А, – понимает Грегор, – ты про него. Да и пес с ним.

Не знаю, как Грегору, а мне хочется заглянуть бугаю в глаза. Я быстрым шагом подхожу к нему. Выглядит он неважно. На его морде к уже имеющимся шрамам добавились свежие порезы.

– Где мускулы? – окликаю я его.

– Ч-чего?.. – он отзывается с опозданием и рассеянно смотрит на меня.

– Где дружок твой, говорю.

Он мне ничего не отвечает. Только в глазах появляется пустота, и мне все становится ясно без слов.

– Ты идешь или нет? – зовет Грегор.

– А-ага, иду, – отвечаю я скорее себе, отрываю взгляд, прилипший к бугаю, и бегу догонять Грегора.

VI

Чесслово, выходить за ворота мне отбило желание напрочь. В принципе, особого желания и так не было изначально, было некоторое любопытство, но пропало и оно. Тем не менее, помочь Грегору надо, отработать жратву, так сказать, да и к тому же идем мы, по его словам, недалеко – так я себя успокаиваю.

Я без малейшего понятия, что меня ждет за стенами, но представляю, что раз уж это Изнанка, то и лес должен быть изнаночный. Поэтому, когда я вижу обычный лес, то сначала я даже не верю глазам. А сколько разговоров наслушался! И все пустые. С другой стороны, наверно, есть в этом свой плюс: от того, что выглядит знакомо, ты, по крайней мере, знаешь, чего ожидать.

Но первое впечатление оказывается ложным. Чем дальше мы отходим от города, тем меньше лес походит на то, что принято называть обычным. Все чаще попадаются деревья, чьи стволы скручены так, как скручивают тряпку, выжимая из нее воду; трава растет какая-то белесая, а не привычно зеленая.

Мы вроде бы, блин, топаем по исхоженной-перехоженной кучей ног тропинке, а мне все равно боязно. Меня не покидает ощущение, что вот шагнешь в сторону – и подорвешься тут же на какой-нибудь мине, хотя минам здесь, конечно, взяться неоткуда. Вроде спокойно, тихо, а все равно как-то на душе нервно. Будто кто-то наблюдает за тобой из кустов. Брр. И это на сколько мы отошли? На километр, может быть? Страшно представить, что повстречается дальше…

– Слушай, дядь…

– Прекращай меня так называть, – угрюмо отзывается Грегор.

– Я тут вспомнил: мужик со шрамами говорил, что из экспедиции нужно вернуться до наступления ночи, а сейчас я его видел уже без дружбана… Типа, есть тут какая-то связь, или мне кажется?

– Чем дальше ты углубляешься в лес и чем больше проводишь в нем времени, тем выше шанс, что обратно ты не вернешься, – спокойно отвечает Грегор, будто это какой-то пустяк. – Почему так, я не знаю, и никто не знает, но одно могу сказать тебе точно: когда выключаются кристаллы, вылезает всякая дьявольщина, и лучше к этому моменту уже находиться в городе.

– «Дьявольщина»?

– Фауна местная. Сам я ее никогда не видел, да и не хочу видеть. Знаю о ней только по рассказам.

– А днем ее можно встретить? – спрашиваю я и тут же стреляю глазами по сторонам, проверяя, не затаился ли кто поблизости.

– Днем дьявольщина прячется по норам и спит, – говорит Грегор. – Днем бодрствует живность поспокойней. Во всяком случае, поблизости с городом. Работает ли это правило в глубине леса – вопрос открытый.

– Люди совсем без башни, если решаются уходить так далеко, – негромко замечаю я.

– Если хочешь реально заработать или, может, найти что-то необычное – то тебе непременно придется идти вглубь, – говорит Грегор, шелестя плащом. – Ближайшие окрестности давно обчистили. Остались только жалкие крошки, которыми никого не удивишь и которые ничего не стоят.

– Понятно… А сколько осталось времени до ночи?

– Зачем тебе?

– Просто скажи!

Грегор откидывает рукав и смотрит на часы на запястье.

– Пять часов. Полдня еще. Успеем.

Ох уж надеюсь, что успеем! Неохота ночью по лесу бродить…

– Почему кристаллы выключаются, дядь? – спрашиваю я, чтобы отвлечься от всяких нехороших мыслей, лезущих в голову. Уж лучше языком чесать, чем в тишине идти. – И вообще, почему они светят?

– Потому что, – отвечает Грегор, пожимая плечами.

– Это не ответ.

– Привыкай, – едва слышно усмехается Грегор, это первый раз с нашего знакомства, когда я вижу на его морде что-то отдаленно напоминающее веселье. – В Изнанке подобным образом объясняются многие непонятные вещи. Проще их просто принять, чем пытаться объяснить. Десять часов светят, десять часов не светят. Вот и все.

– А своих догадок у тебя нет?

Грегор думает-думает, а затем говорит:

– Моя догадка заключается в том, что где-то там, далеко-далеко, сидит местный божок и щелкает переключателем. Он же ночью выпускает своих порождений и со смехом наблюдает, как бедолаги, рискнувшие приблизиться к нему, сходят с ума и мрут. Вообще, это не моя сфера интересов. Мне интереснее изучать то, что растет под ногами.

Я тоже думаю-думаю и говорю:

– Может, если бы кристаллы не выключались, то и «дьявольщины» не водилось бы в лесу.

– Может быть, – скучающе отвечает Грегор. – Когда ты ничего не знаешь, пространства для фантазии много, и любая теория сойдет за правдоподобную, если хоть немного логична. Ну-ка, давай сюда.

Мы резко сворачиваем и премся прямо через высокие кусты с пушистыми цветками. Грегор идет первым и вроде как знает, куда идет, так что мне не нужно волноваться, однако я все равно волнуюсь. Ну не могу я не волноваться после всего, что узнал.

К тому времени, когда мы, наконец, выбрались из кустов – а произошло это, наверно, минут через десять, – я конкретно запыхался. Грегор привел меня к полю с огненными цветами. Посреди поля торчит небольшой холмик, а на нем виднеется скрюченное в три погибели иссохшее дерево – трудно сказать, живое оно или нет, но выглядит оно в точности как неживое.

Грегор вытаскивает из внутреннего кармана плаща полиэтиленовый пакет и протягивает его мне.

– Собирай лепестки, – говорит. – Чтобы пакет едва закрывался.

– Ладно, – отвечаю я с заминкой, неуверенно смотря на цветы. – А, типа, ничего, если прикоснусь к ним голыми пальцами?

– Чесаться будут немного. Ничего смертельного.

Убедил. Я беру протянутый пакет и сажусь на корточки. Грегор идет собирать в другом месте; я тяну пальцы к первому цветку. Тут я замечаю, что из его центра, ну, там где начинаются лепестки, стекает какая-то густая жижа, как мед. Рука замирает в воздухе. Типа, все равно боязно, хоть Грегор и заверил, что все должно быть пучком… Я выдыхаю, затем резко втягиваю воздух ноздрями, дергаю руку – и вот два лепестка уже сорваны. И… Вроде ничего страшного не случилось, пальцы на месте. Дальше я действую смелее, и дело идет быстрее.

Не знаю, сколько по времени мы прокорячились, но заколебался я порядочно. Я все ближе и ближе подползаю к холму, ладони все в жиже, хорошо хоть она не липкая… Вдруг чувствую: что-то голову давит, причем больно так, будто кто пытается лопнуть ее здоровенным, на фиг, орехоколом. И сердце бух-бух-бух тяжело… Мне становится дурно…

Меня охватывает паника. Это от жижи? Она ядовитая? Ну или лепестки эти… неважно. Наврал мне Грегор! Или… Стоп, я уже испытывал похожее ощущение не так давно, хоть оно и не было таким явным…

– Эй! – слышу голос Грегора издалека. – Пойдем!

Мне не нужно повторять дважды. Я подскакиваю (сердце бухает еще сильнее) и быстрым шагом направляюсь к Грегору. Когда я догоняю его, он мне сразу говорит:

– Задерживаться здесь дальше вредно для здоровья, – морда у него почему-то необычайно розовая, словно в снег капнули малинового сиропа.

– У тебя тоже башка разболелась? – говорю.

– Угу. Раньше на этом поле такого не было. Что-то поменялось…

– Ты о чем?

– А, ты и этого ведь не знаешь… Отойдем подальше и объясню. Давай пакет мне… Что-то ты мало собрал. – Покривив губы, он прячет пакет в плащ.

И опять мы давай продираться через кусты. Головная боль постепенно проходит. Когда мы выбираемся на знакомую тропинку, я наконец-то позволяю себе расслабиться и спрашиваю Грегора:

– Мы отошли достаточно далеко? Теперь ты скажешь, что это было?

Он едва слышно вздыхает. Кажется, рассказывать ему не очень хочется. Или просто я уже достал его постоянными вопросами. Но, блин, моя это вина, что ли? Ну, отчасти, может. И он знал, на что идет, когда брал меня к себе в помощники как-никак.

– У рейнджеров это принято называть лихорадкой, хотя никакая это на самом деле не лихорадка, – рассказывает Грегор. – Это все переменчивая гравитация. Иногда она становится нормальной, то есть как на поверхности, а не инвертированной, как в Изнанке, и оттого кровь у нас по телу начинает бежать неестественным образом. Ты можешь наткнуться на лихорадку где угодно, никогда не предугадаешь, она переменчивая сама по себе: в одном месте может появиться, а в другом наоборот пропасть. Если чувствуешь, как кровь приливает к голове – лучше разворачивайся и топай обратно, а если не можешь – следи за временем. После двенадцати часов даже у крепкого человека начнутся серьезные проблемы со здоровьем. После целого дня лихорадки – шансы на выживание сокращаются практически до нуля. В конце концов, наступает мучительная смерть.

Ну вот еще… Будто мало ночной «дьявольщины», теперь еще и это. А я, черт возьми, по-прежнему никак не пойму, что я забыл в этой Изнанке. Хотя, чесслово, чувство сейчас внутри такое, будто я и должен находиться в этом лесу, будто нахожусь на верном пути.

Кое-что в объяснении Грегора кажется мне странным.

– Я не совсем догоняю, – говорю. – Мы же, типа, ходим по потолку? – (Грегор едва заметно кивает.) – Раз гравитация становится нормальной, то почему мы не падаем на кристаллы?

– Очевидно, в подобных местах существует еще какая-то сила, которая не дает нам упасть.

– Ни разу не очевидно.

– Даже не только в определенных местах, а вообще, – добавляет Грегор, будто не услышав моих слов.

– От лихорадки есть какие-нибудь таблетки? – спрашиваю я. – За столько-то лет должны были придумать, как бороться с ней.

– Я ж тебе говорю… – устало отвечает Грегор и цокает языком. – Вот сам подумай мозгами: таблетки от гравитации? Как ты себе это представляешь? От этого нет лекарства, нет таблеток, которые сняли бы симптомы, с этим остается только смириться. Да и какой смысл снимать симптомы, если только по ним ты можешь понять, что тебе грозит опасность?

– Понятно, дядь.

– Прекращай дядькать, – угрюмо говорит он.

Обратный путь мы проводим в молчании.

Когда мы приходим домой, Грегор сразу, не снимая плаща, принимается возиться с собранными лепестками, а мне велит не мешаться под ногами, с чем я только рад ему помочь.

Вымыв руки и переодевшись в нормальную одежду, я решаю прогуляться по городу. Гуляю я недалеко от дома, чтобы не дай боже не потеряться, и думаю. Все мои думы, понятное дело, о новой жизни.

Я уже смирился с тем, что свалить у меня отсюда в ближайшее время не получится – денег все равно нет – да и нет желания, даже несмотря на страшилки Грегора. Он явно не из тех, кто станет соваться далеко в лес, так что все будет нормально. Другое дело, что денег я так точно не заработаю, висеть на чужой шее пока что вроде нормально, но со временем станет неудобняк, совсем неудобняк… Надо бы получше узнать Фларб, а там наверняка какие-нибудь возможности откроются.

С этой оптимистичной мыслью я возвращаюсь домой. С ней же и отправляюсь вскоре спать – как раз выключаются кристаллы. Сплю я, однако, плохо, и постоянно просыпаюсь; снится мне всякая фигня – какие-то старые, заброшенные и грязные коридоры.

V

Следующие дни Грегор меня особо не тыркает. Мне удается раздобыть туристический буклет с картой, и я, отметив на ней кружочком наш дом, понемногу исследую город. Фларб, конечно, город необычный – и не только из-за своего расположения и неслыханно высоких стен. Первым мне бросилось в глаза то, что на улицах не ездят машины, вот вообще, зато цокают тут и там, как в старину, лошади. Видимо, лошадей под землю доставить проще, да и топливо им жрать не надо, к тому же сам по себе город не такой уж большой. Другая его особенность – тутошняя кухня. Люди за два десятилетия успели распробовать в лесу все, что хотя бы немного походило на съедобное, блюда готовятся в высшей степени экзотические. Как, например, шевелящиеся червеподобные ростки, которые трескали вместо макарон? Я пока не готов к подобным экспериментам, однако Грегор говорит, что это вкусно. Хотя я ему не особо верю, ведь он день может не есть, пока усиленно химичит, а с голодухи и обычная трава покажется вкусной.

Начинается третья неделя моего пребывания в Изнанке. Сегодня Грегор будит меня еще до рассвета.

– Подымайся, – говорит. – Идем за стены.

Я ругаюсь про себя, не понимая, куда он намылился ночью. То есть понятно, куда, но непонятно, с чего вдруг – не он ли мне говорил, что по ночам в лесу находиться опасно? Ответ приходит сам, пока я продираю слипающиеся глаза, – за окном зажигаются кристаллы. Грегор решил идти ни свет ни заря.

Я наспех собираюсь – Грегор подгоняет меня чуть ли не пинками, – и мы идем.

– Сегодня мы зайдем дальше обычного, – говорит он, – потому выдвинулись рано.

– Ага-а, – зеваю я. – Я так и подумал. И насколько мы далёко?..

– Шагать придется долго.

Ну, думаю, главное вернуться до ночи, а с этим проблем быть не должно. Весь день еще впереди.

Топаем мы и вправду долго. Все это время мы молчим, а мои попытки завести хоть какой-то разговор Грегор неизменно игнорирует. Глаза у него задумчивые, морда – сосредоточенная. Вокруг все лес, лес, лес… Тошно. Проходит, наверно, часа три, не меньше, прежде чем Грегор жестом показывает остановиться. Я встаю как вкопанный, а он оборачивается ко мне и шепчет – или, скорее даже, шипит:

– Дальше шагаем аккуратно. За мной – след в след, ни на сантиметр в сторону. И держи рот на замке.

– Я и так молчу всю дорогу, – говорю я тоже шепотом.

Он вдруг как вылупляется на меня – глаза холодные, губы в ниточку. Будто еще одно слово – и он меня, на фиг, прибьет. Какой-то он сегодня был не такой. Еще более мрачный, чем обычно, что ли.

Мы крадемся, приминая ботинками мох. Я отношусь к словам Грегора более чем серьезно и стараюсь наступать туда же, куда и он. Кто знает, может, чуть вбок – и без ноги реально останешься.

Вскоре мы подбираемся к небольшой полянке. Грегор приседает у куста с белесой шевелюрой и что-то внимательно высматривает впереди. Притаился, в общем. Я следую его примеру.

– Что там? – тихо любопытничаю я.

– Пока ничего, – сухо отвечает Грегор.

Время идет, а на поляне, на которую он таращится, ничего не происходит.

– Можно спросить?

– Валяй.

– Зачем мы сюда пришли?

– Из-за пастецвета.

– «Пастецвета»?

– Тварь такая. Появляется иногда на этой поляне и просто стоит – не знаю, может, от кристаллов свет получает, – а потом уползает обратно в кусты, где ее уже не сыщешь.

– Ты хочешь ее поймать?

– Нет. Не сегодня.

– Тогда зачем…

– Чтобы понаблюдать за ней. Изучить повадки.

– Я думал тебе такое неинтересно. Типа, ты же по растениям больше.

– Это и есть растение. Даже не так – это сплав растения и животного. Листья у нее на голове приятно пахнут, потому-то она мне и нужна. Желательно живой, потому что другую такую я вряд ли найду. Но сначала ее надо поймать, а чтобы поймать, надо быть готовым на сто процентов. Она юркая очень. Одно неверное движение – и спрячется быстрее, чем успеешь глазом моргнуть.

Значит, просто сидим и не шевелимся. Понятно. Непонятно только, зачем Грегор меня вместе с собой потащил. И вообще, зачем он показал мне, где прячется это порождение Изнанки? Типа, он не боится, что я кому-нибудь растрезвоню или сам попытаюсь ее поймать, чтобы потом с этого что-то поиметь? Нет, я так, конечно, не поступлю, но… Он чего, меня совсем за бесполезное ничто держит? Или он уже доверяет мне? Не-а, сомневаюсь, что за две недели он проникся ко мне доверием и решил посвятить в свой секрет.

В общем, к черту все эти размышления. Я тоже пялюсь на поляну. Правда, мне это быстро надоедает, и я начинаю разглядывать окрестности в поисках чего-то более интересного.

Вдруг доносится настороженный шепот Грегора:

– Вон она!

Я взбудораживаюсь и вновь гляжу на поляну. Кусты впереди шевелятся. От мысли, что существо так близко, у меня перехватывает дыхание. Когда пастецвет медленно выполз на свет, мне чуть не становится плохо…

Эта громадина с человека ростом! Название, которое дал ей Грегор, – прекрасно отражает ее внешний вид. У нее змеиное тело, похожее на толстый крепкий стебель, а голова как цветок, и у этого цветка лепестки – плотные, но гибкие – то смыкаются, то размыкаются, будто реальная пасть.

Значит, вылезает чудище на середину поляны и замирает. Нас вроде не видит. Мы тоже замерли. Так и сидим. Минуту сидим, две сидим, пять. А потом Грегор вдруг шепчет мне:

– Медленно поднимись и сделай шаг к ней навстречу.

Я не поднимаюсь. А вот мои брови на лоб – еще как.

– Ты же сказал, что мы просто наблюдаем!

– Планы поменялись, – нетерпеливо говорит Грегор. – Видишь, она полностью перестала шевелиться? Заснула. Надо действовать. Другой такой возможности может и не представиться.

– Не полезу я к ней! Я дурак, что ли? Она же здоровая!..

– Заткнись и делай, что говорю, – шипит Грегор, и глаза у него сверкают не по-доброму, совсем не по-доброму.

– Ты говорил, что не будешь требовать от меня чего-то сверхъестественного! – уже кричу я шепотом.

– Я и не требую.

Пауза. Мы сверлим друг друга глазами.

– Ты же отдаешь себе отчет, – мрачно шепчет Грегор, – что один ты обратно не найдешь дорогу?

У меня пропадает дар речи. Губы дергаются, блин, как у рыбы, выброшенной на берег. Внутри, на фиг, как в котле, вскипает злоба, перемешанная с обидой, но сказать я ничего ему не могу.

– Ты думал, я тебя по доброте душевной спас и взял к себе? Если ты мне сейчас все испортишь – я оставлю тебя тут одного, и мне плевать, что с тобой произойдет.

Грегора будто подменили. Хотя нет… никто его не подменял. Он такой и был. Просто я почему-то поверил, что он хороший, пусть и странный, мужик.

– Так что это в твоих же интересах слушаться меня, – продолжает Грегор. – Будешь беспрекословно меня слушаться – не только живым останешься, но и обратно вернешься.

И я должен поверить после того, как он показал свое нутро? Никакой гарантии, что он опять не врет…

– Мы теряем время. Вперед, – дает он команду. – Просто сделай шаг и стой. Я следом. Зайду сбоку.

Я мысленно посылаю Грегора к черту. Я бы с огромным удовольствием сделал это вслух, если бы не спящее неподалеку чудище. Раскомандовался, на фиг! Проклятье… но ведь и выбора у меня нет… Скрипнув зубами, я делаю, как он говорит.

Грегор тоже шевелится. Осторожными шагами он двигается по дуге, обходя пастецвета. Потом он приостанавливается, смотрит на меня и изображает жестом, чтобы я подошел поближе. Я яростно трясу головой. Черта с два я приближусь еще хотя бы на сантиметр! Тогда в ответ на это рука Грегора исчезает под плащом и через секунду вытаскивает охотничий нож. Вытаскивает не просто так, но с явным намеком на то, что мне лучше не глупить.

Проклятье… Проклятье! Я вдыхаю, выдыхаю, набираюсь смелости и делаю шажочек вперед. Грегор снова жестикулирует, показывая, что этого недостаточно. Мразота. Я подшагиваю еще. Когда я вернусь… уж если я вернусь, ему, скоту, несдобровать! Я потружусь, чтобы все узнали про его гнилое нутро… Нужно только живым вернуться… Ч-черт…

Грегор тем временем уже стоит позади пастецвета. Я не представляю, что он собирается делать, но в руке он по-прежнему крепко сжимает нож. Уж не убить ли он это существо собирается? Ну, вдвоем мы вряд ли его живого дотащим до стен, что-то мне подсказывает… Стоп, а зачем я тут стою? Прямо перед… Уж не как ли приманку меня собираются использовать? Б-блин, вот его замысел!.. Я как подушка безопасности: если что-то пойдет наперекосяк – удар придется на меня!

Но неожиданно случается немыслимое.

Когда Грегор почти вплотную приближается к пастецвету, на лес опускается тьма. Вот так просто, кристаллы выключаются – и всё. Прежде, чем я успеваю что-либо сообразить, существо передо мной выпрямляется, чавкает пастью, а затем стремительно юркает в кусты, оставляя нас одних в темноте. Я стою в шоке, Грегор стоит в шоке, я понимаю, что нам конец, и он, кажется, тоже, потому что на его морде больше ни капли угрюмости, ни капли холодного расчета – только чистый страх.

– Т-ты же говорил, что день д-длится десять часов! – гневно восклицаю я, а голос, собака, дрожит. – Ты же меня, н-на фиг, уверял, что это нерушимое п-правило!

– Невозможно! – Грегор нервно проверяет часы. – Еще семь часов в запасе!

И снова между нами повисает тишина. Он не знает, что делать. Я уж тем более не знаю, что делать. Вдруг Грегор чертыхается и быстро шагает влево – в ту сторону, с которой мы, кажется, пришли. Чесслово, в наступившей темноте я совершенно не уверен, где и что теперь находится. Я догоняю Грегора, он резко оборачивается, и около моего носа слабо блестит лезвие.

– Не иди за мной! – шипит он с глазами как у загнанного зверя. – Или я тебя прирежу!

Сердце-то у меня екает при виде ножа, но его угроза меня почему-то почти не пугает. Наверно, блин, нож не такой уж страшный в сравнении с ночью и живущими в ней чудищами, которых я себе нафантазировал.

– Ты ведь понимаешь, – говорю, – что со мной у тебя чуточку больше шансов выжить, чем в одиночку? Разделяться в нынешней ситуации будет глупо. Мы в равных условиях.

Котелок, блин, варит. Я аж сам не ожидал от себя такой находчивости. Грегор, весь на иголках, задумывается. Его пальцы то чуть разжимают рукоять ножа, то снова сжимают.

– Не отставай, – говорит наконец. Голос низкий-пренизкий и холодный, как лед.

Знаю, почему он так легко согласился. На это я и рассчитывал в принципе: наверняка он снова попытается использовать меня как приманку – да вот только я ему не позволю. Рановато он показал настоящего себя.

Мох хрустит под нашими торопливыми, боязливыми шагами. На секунду я поднимаю глаза и вижу: кристаллы не погасли полностью. Они все еще горят, но очень слабенько, как бы имитируя лунный свет. Так было и раньше, но понял я это только сейчас, оказавшись в полной темноте. В ушах звенит гробовая тишина. Будто весь лес застыл в ожидании чего-то…

– Нет, – вдруг говорит Грегор упавшим голосом и резко останавливается. – Его нет…

– Чего нету? – спрашиваю я. Изнутри царапает неприятное, гадкое чувство.

– Ориентира! Я не знаю, куда мы пришли… – Грегор вертит головой по сторонам, выражение его лица жалкое, как у потерянного ребенка.

– Заблудились… – осознаю я. В кишках образовывается пустота, ни холода от нее, ни боли, ничего. – То есть ты нас уже не выведешь из леса. Бесполезный ты, дядь…

Мне фигово. Мне страшно. Но в то же время в сознании поднимается какое-то странное ликование. Я смеюсь. Сначала тихо, затем все громче и громче. Меня конкретно так пробило! Ну это ведь угар! Да, на фиг, я сдохну! Но и этот хрыч сдохнет вместе со мной!

– Ты с ума сошел? – дрожа, произносит он. – Тебя на весь лес слышно!

– Сошел с ума? – говорю я сквозь смех. – Нет! Я полностью в своем уме!

– Захлопни свою пасть! – прикрикивает он.

– Нетушки, дядь, криками ты уже ничего не добьешься, – говорю я, пытаясь подавить смех. – Я тебя больше не уважаю. Но это реально иронично, признай, как все забавно обернулось. Думал, ты самый умный? Изнанка показала тебе твое место. Мы оба трупы, до тебя еще не дошло, а? Даже до меня, дурака, это дошло! Знаешь, что, Грегор? Я от тебя так просто уже не отстану. Так и знай. Я прослежу, чтобы ты сдох первым, скотина.

Грегора эти слова ожидаемо приводят в бешенство. Он замахивается на меня ножом, как вдруг рядом с нами кто-то громко рычит, заставляя его замереть. В следующую секунду из кустов выскакивает громадная тень. Грегор даже не успевает пикнуть, как она схватывает его и упрыгивает обратно в темноту. Тук-тук-тук, сумасшедше бьется сердце. Вдалеке раздается истошный крик, едва ли похожий на человеческий.

Я чувствую, как у меня подкашиваются ноги, и падаю на холодную землю, не в силах сопротивляться слабости. Мне страшно, страшно до того, что кажется, что сердце сейчас разорвется на куски, надо бежать, блин, уносить чертовы ноги, но я не могу пошевелиться, совсем не могу! И снова смех вырывается из горла, да только мне не смешно ни фига, и я смеюсь пополам со слезами, а потом и вовсе начинаю рыдать как девчонка…

На фиг, не хочу умирать! Что я тут делаю? Я не понимаю! Зачем я сюда приехал?.. К черту, к черту! Я вытираю слюни со слезами, заставляю тело подняться и бегу не оглядываясь. Бегу куда глаза глядят, я знаю, знаю, черт побери, что не выживу, и все равно бегу изо всех сил, пытаясь продлить свое существование хотя бы еще на несколько секунд! Тьма сгущается. Спиной я чувствую, как стремительно приближается невидимая и неслышимая опасность.

Внезапно земля уходит из-под ног, и я кубарем качусь вниз.