Текст книги "Голодные Игры: Восставшие из пепла (СИ)"

Автор книги: Gromova_Asya

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 25 страниц)

– Приятного аппетита, Долбанутый, – выдает она, зашагав в сторону корабля.

Хейс оборачивается к нам, потеряв к Мясорубке из Седьмого всякий интерес. Он снова и снова одергивает свой телебраслет, на что тот обиженно хрипит чужими голосами, и возвращается к указаниям:

– На контрольной точке вас встретят служащие. Оттуда вы пойдете мелкими перебежками.

– Пэйлор? – перебивает его Гейл.

– Вместе с Джэйден и отрядом перехвата. Третий планолет вылетает спустя десять минут. Мы и так привлекаем слишком много внимания, отправляя сразу два неопознанных летальных аппарата.

Вся расслабленность и поверхностность исчезла из его голоса. Он серьезен и собран. Пора собраться и мне. Не время и не место поддаваться, зачастившим в последние несколько дней, приступам. Китнисс – вот, что важно. Ее жизнь, как и жизни остальных трибутов в наших руках.

– Дистрикт охвачен паникой, многие примыкают к «Морнику», но остаются и те, кто поддается влиянию Койн. Два квартала оцеплены, путь к зданию закрыт миротворцами. Будьте осторожны, ваше преимущество – неожиданность. Не наделай глупостей, Хоторн.

– Как скажешь, дорогуша, – Гейл издевательски треплет напарника по щеке. – Выдвигаемся.

Тихое жужжание усиливается, а в глаза ударяет слабый свет. Оказывается, мы поднялись на поверхность и хваленый ангар – всего на всего – третий этаж заброшенного завода с выбоиной в боковой стене, откуда, по всей видимости, и отправится наш планолет. Ветер, гонимый двигателями машин, ударяет в лицо сухим капитолийским потоком воздуха. Планолетов здесь, по меньшей мере, около десятка, но лишь немногие были в более или менее презентабельном состоянии. Один из них уже подъезжает к «взлетно-посадочной полосе», в ожидании нашей группы.

Мы поднимаемся по трапу на борт. Напряжение нарастает с каждой секундой, и оно не растворяется даже в шуме двигателей и вое ветра, что разносится по пустынному помещению завода. Элмер и остальная группа второй высадки отправляется на посадку, когда наш планолет с тихим хрипом набирает высоту.

Гейл садится напротив меня, другие предпочитают отгородиться от нас, продвигаясь к носовой части планолета. Наверняка, полковник успел предупредить их о том, что должен самостоятельно ввести меня в курс дела. Даже Хеймитч, который крайне редко поддавался давлению и приказам, не смел ослушаться, скорчив невообразимую гримасу, когда на него напяливали бронежилет.

Хоторн что-то набирает на своем телебраслете, переговаривается с кем-то по наушнику и, кажется, не спешит докладывать мне обстановку. Занятость полковника слегка раздражает меня. Приходится ждать, и я вглядываюсь в глянцевую поверхность огромного иллюминатора, расположенного в потолочной части планолета. Близился рассвет. Пронизывающе лазурное небо простиралось ровной гладью, перемежаясь с прорезями белесых облаков на востоке. На горизонте небосвод уже окрасился в нежно-розовые тона, словно отодвигая полоску темного, ночного марева в сторону. Там же белеет блеклый, плоский диск луны. Я чувствую этот пейзаж целиком и уже знаю, какие бы цвета ложились на холст, отображая красоту, что оставалась под нами.

– Ты должен быть готов к чему угодно, – прерывая ход моих мыслей, начинает Гейл. – На этот раз все было засекречено, а кадры, дошедшие до нас, даже не попали в эфир. Пит, я просто хочу, чтобы ты понимал – как раньше уже не будет…

– Я знаю это. Уже давно.

Но напарник только качает головой. Гейл настороже. Что-то не дает ему покоя, и это что-то заставляет его вести со мной подобные речи.

– Игры меняют вас каждый божий раз, а теперь мы даже не знаем, какие муки им пришлось пережить.

Тишина между нами затягивается. Мне нечего ему ответить. Да, мы переживали игры, но не уверен, что Гейл не испытывал страха, подобно нашему. Не уверен, что он не видел тех же ужасов, тех же кровавых смертей, тех же увечий, что и мы. По сути, эта война сделала нас одинаковыми – все мы трибуты Капитолия, в той или иной мере.

– Как вы вычислили местонахождение арены? – наконец, спрашиваю я в лоб.

Гейл усмехается. Крутит в руках визжащий телебраслет и не поднимает меня глаз. В тот момент, когда его голос настигает меня, даже размеренный гул двигателя становится пустым, далеким звуком.

– Мы и не вычисляли ее.

– В каком смысле – не вычисляли?

– Тот кадр, о котором ты вопил: он лишь натолкнул нас на нужные мысли, – оправдывается Хоторн, глядя на меня.

Да, до этого момента все можно было бы посчитать абсолютно нормальным и – не побоюсь этого слова – адекватным. Но в какой-то момент желтый кадр вспыхивает в сознании однотонным, отталкивающе красным заголовком. Почему это не похоже на ответ, который выискивал мой мозг? Наверное, потому, что это казалось слишком невероятным.

Гейл, заметя перемены в моем лице, горько усмехается. Телебраслет продолжает визжать в его руках.

– Что… что это значит? – спрашиваю я минутой позже.

Все мое нутро напрягается. Словно ответ был перед носом, а я не мог ухватиться за него. Абсурдность. Идиотизм. Как такое вообще было возможно? Желтое клеймо продолжает маячить перед глазами эмблемой алого цвета. Просто невозможно. Все так же абсурдно. Руки слабо подрагивают, а в глазах, помимо желтого марева клейма, мелькают белесые, забытые разводы. Предвкушение встречи – чтобы я там не увидел – сильнее страха. Идея, зарожденная моим больным сознанием, уже не кажется столь абсурдной, когда я замечаю знакомые, исчерченные прорехами голой земли, поля по правую руку от корабля.

Хоторн отдает приказ. В наушнике слышится хрип, и корабль подбрасывает в воздушной яме. Когда мой взгляд натыкается на прежний уверенный взгляд Гейла, руки нащупывают ремень автомата, будто удостоверяясь в моей собственной готовности.

– Готовимся к высадке. Семь минут до приземления, – раздается спереди голос рыжеволосого Фрайзера. – Вторая группа на подходе. Покончим с этим поскорее.

Гейл собирается уйти, не ответив на мой главный вопрос, потому я хватаю его за локоть, разворачивая его к себе. Кажется, он отшатывается от меня, заметив ненависть, плескавшуюся в моих глазах.

Нет, на этот раз я владею ситуацией.

– Фармацевтическая кампания, которую проводила Койн… Новый завод, который заработал в тот самый день, когда я вернулся из Капитолия.

– Я знал, что ты не идиот, Мелларк, – отмахивается полковник.

– Что это значит? – мой голос пропитан ненавистью.

Я чувствую, как по венам в кровь впрыскивается адреналин. Пусть это влияние переродка, на этот раз мне плевать. Все на чем я могу сконцентрироваться: месть. Месть той, которая попыталась отобрать у меня самое дорогое. Попыталась или уже отобрала. Я с хрустом стискиваю зубы. Непроизвольно руки хватаются за куртку полковника, словно так я быстрее добьюсь от него ответов. В носовой части корабля я замечаю оживление. Кажется, Хеймитч попытался двинуться к нам, но Гейл жестом остановает его.

– Скажи мне, что ты не знал всего этого, – сквозь зубы цежу я. – Скажи, что это только предположение.

– Приземляемся через три минуты. Все еще не хочешь узнать, где мы находимся?

Приходится разжать руки. Ненависть волнами нахлестывает на меня, выворачивая наизнанку. Все мои желания заключены в необоснованной, пробирающейся по телу злобе. Гейл надменно ухмыляется, но я по-прежнему замечаю в его лице жуткую, беспроглядную боль, которую нам приходилось делить на двоих. Он не знал, что могли сделать чудотворцы из Капитолия, не знал (или не хотел признавать) на что способна Койн, но мог лишь догадываться, что они сотворили с Сойкой-пересмешницей. Оставаться в жутком, обязывающем неведении.

– Заходим на посадку. Просим всем пассажиров пристегнуть ремни безопасности, – механический голос разряжает напряженное молчание между нами, и мне приходится вернуться на свое место.

– Из нас двоих я – опрометчивый, ты – рассудительный. Не делай глупостей, Мелларк, – говорит Гейл.

Раздражающий шум выбивает меня из колеи. Глаза не сразу привыкают к белым кругам, затмившим весь мой обзор. Кроме кругов и странного шума, я продолжаю слышать стальной голос девушки и слова, брошенные Гейлом.

– Семьсот.

– Мы не могли найти арену не из-за неосведомленности «Морника».

В который раз я пытаюсь сконцентрироваться на звуке его голоса, но уши закладывает окончательно. Вероятность того, что я не сорвусь в пропасть приступа ничтожно мала. Белесые круги. Шипящий голос, монотонной дробью пробирающийся в сознание. Я должен был контролировать ситуацию, а в какой-то неопределенный момент просто сорвался.

– Пятьсот.

– Вторая группа заходит с левого фланга. Они прибудут на место через пять минут, – кричит Хеймитч откуда-то спереди.

– Четыреста.

– Просто поверь мне на слово, Пит. Мы не хотели от тебя ничего скрывать, – вторит шуму Гейл.

Всеобщий рокот сливается в поток бессвязного фонового шума. Чьи-то крики, чей-то размеренный, металлический голос, чьи-то успокаивающие слова. Корабль неожиданно встряхивает и мне приходится вцепиться в металлическую поверхность поручня. Я буквально чувствую, как мозг плавится под грузом неопровержимых доказательств.

–Ты был прав, каждый раз, когда мы считали тебя выжившим из ума, – Гейлу не приходится кричать, достаточно просто повернуть голову, чтобы увидеть его одичалое от страха и боли лицо.

– Высадка через две минуты.

– Сто.

И в тот момент, когда Гейл поднимает на меня глаза полные боли, я все понимаю. И хуже этого понимания, только его следующие слова.

– Койн просто знала, что Китнисс кинется защищать детей. И сыграла на ее всепоглощающем желании защищать.

Меня подбрасывает, когда планолет опускается на землю. Внутри все горит, но, кажется, Гейл не из тех, кто обладает даром сожаления. Воздух, забиваясь в легкие, обжигает раскаленной лавой. Я будто задыхаюсь, но Хоторну мало этого.

Он ухмыляется, чтобы произнести то, что перевернет мое представление о спасении Китнисс:

– Мы не могли найти арену, потому что ее никогда не существовало, – его голос обрывает шум глохнущего двигателя. – Потому, что никаких Голодных Игр и не было.

– Они просто убьют их, – расплывается Джоанна в бешеной улыбке победителя, а затем, обращаясь ко мне, добавляет: – Добро пожаловать домой, женишок.

***

Слабый запах гари и дыма забивается в нос еще до того, как мы переступаем через ограду, оставляя Луговину позади нас. Чувство дискомфорта никогда не ассоциировалось у меня с этим чистым, прекрасным и живым местом. Кажется, со временем меняется все и вся. Даже Луговина. Пепел все еще клубится в округе едкой пылью, забиваясь в легкие, а от жаркого солнца не скрыться в тени прежних, размашистых деревьев. Выжженное изнутри это место стало кладбищем, хотя еще недавно радовало глаз насыщенно зеленью порослью. Никто не жалуется. В конце концов, они не видели поляну сразу после бомбежки. Все, кроме Гейла. Именно он идет понурив голову, то оглядываясь, то вслушиваясь в тихое шуршание под ногами. Словно каждый клочок дикой, серой земли хранит в себе вспоминания о смерти и утрате.

Рядом со мной, помимо Гейла шагает Бити и Джо. Хеймитч и Фрайзер остались на корабле, чтобы, как только мы отступим вглубь леса, истребитель был готов к взлету. Где-то впереди нас ждет отряд местного «Морника». На самом деле, поверить в то, что Двенадцатый не прогнется под властью Койн – просто. Куда сложнее понять и переварить фразу, брошенную Гейлом на корабле: «…никаких Голодных Игр и не было».

Я оборачиваюсь к технологу.

– Как такое возможно?

Бити, кажется, слегка опешил, но все равно не задает лишних вопросов. Мы чуть отстаем от остальных, и только тогда он заговорчески шепчет:

– Гейл сказал дело в кадре?

– Да. Это же была эмблема нового завода, который запустила Койн, верно? Красная сойка на черном фоне.

Бити размеренно кивает головой.

– Если бы не ты и твое восприятие…– он запинается, словно этого говорить ему не следовало.

– Восприятие?

– Охмор. Я видел бумаги, в которых велась запись по введению объектам этого препарата. Согласно им, он затрагивает лишь нервную систему, но при этом твой мозг может улавливать мельчайшие, дробные кадры, неподвластные человеческому глазу.

Здорово, как оказалось, я не совсем человек.

– Как например двадцать пятый кадр, который ты видел в Капитолии…

– Видел в Капитолии?

Технолог меняется в лице. Видимо, он считал, что информация такого уровня секретности доверялась мне. Но победитель доверяет мне и потому, оглянувшись на Гейла и Джоанну, он продолжает свой рассказ.

– Обычные видеоролики, пусть даже измененные, пусть даже под воздействием препарата, не могут так влиять на нервную систему человека. Двадцать пятый кадр – именно то, что так повлияло на тебя. Обычные люди, либо не замечают его, либо поддаются нервному эпилептическому припадку. А твой мозг просто атрофируется от этого, улавливая одну суть картинки. Организм выработал против охмора свой собственный иммунитет, способный предотвращать припадок, благодаря переродку внутри тебя…

– Почему тогда никто из твоего научного отдела не поддался припадку?

Бити продолжает вглядываться в ссутулившуюся спину Мейсон, раздумывая над чем-то своим.

– Потому, что этот кадр был еще мельче. Так, что уловить его можно лишь используя серьезное оборудование, каким «Морник» просто не располагает. Твой мозг просто атрофируется от этого, улавливая одну суть картинки. Могу предположить, что твой организм выработал против охмора свой собственный иммунитет, способный предотвращать припадок, благодаря переродку внутри тебя…

– Кажется, это комплимент, – улыбаюсь я слабо, обрывая его. – Но ты видел этот ролик. Китнисс держала Хейвен на руках. Это было на арене. Ведь это не может быть графикой?

Технолог оборачивается ко мне, чуть замедлив шаг, словно я спросил у него нечто невразумительное. Кажется, его взгляд выражает сочувствие и усталость. Он поджимает губы в странной, привычной только ему манере и отворачивается. Наверное, этот, едва начавшийся день, не кончится уже никогда.

– Я не уверен, что это графика, Пит. Мы думаем, что…

– Полковник Хоторн! – раздается громкий окрик.

Я узнаю человека в камуфляже. Мужчина по имени Пол, лет сорока пяти, бывший городской рабочий, в серой – подобной любой другой одежде в Панеме – одежде и перекинутым через плечо ружьем, начинает наше шествие на юг. Особенно важным советником «Морника» в дистрикте его не назовешь, и все же Гейл пожимает его руку. Удостоверившись в том, что вторая группа добралась без особых происшествий, он пропускает нас вперед, замыкая наш круг.

– Пол, за сколько мы доберемся до места назначения, если срежем через Шлак? – интересуется Хоторн.

Услышав знакомое название, я прислушиваюсь к их разговору. Идти через Шлак, где наверняка немало миротворцев? Не самая лучшая его идея. Развязывать побоище близ «арены», где находились толпища военной техники и охраны – идея едва ли наполненная гениальностью. Но мы все же согласились на это.

– Наш маршрут проложен через лесные прогалины. Мы рассчитывали не светиться на местности до прибытия в город.

И мы придерживаемся этого плана. Тихими перебежками – как и говорил Элмер. Времени на путь не так много – не больше получаса. Затем встреча со второй группой. А затем… Неизвестно и неизбежность. Возможно, у Гейла и был план, но только он мало о нем распространялся. Идти наобум – вот крайне очевидный план моего напарника.

Когда задумываюсь над тем, насколько близки мы стали с Гейлом, на моем лице появляется улыбка. До братской любви тут далеко, но все же это снисхождение с его стороны и мое старание не подвести Хоторна попахивает чем-то большим, чем неприязнь. Возможно, этим наши симпатии и закончатся. У нас было мало общего – начиная от внешности и заканчивая жизненными позициями. Я не рвался в бой, как это делал Гейл, я был готов защищать то, что дорого мне, то, что нужно защищать. Я плохо понимал его отношение к Иллайн, ведь судя по всему, он по-прежнему любил Китнисс. Да, наверное, именно Китнисс была тем единственным, что сближало нас, делало сильнее и выносливей. Она явно дала нам понять – мы отличная команда, когда нам есть за что бороться.

Тропы сужаются в узкие, петляющие меж каменных выступов, дороги. Ноги утопают в грязи по колено, а зябкий холод родного Дистрикта забирается под утепленную, камуфляжную куртку. Я не так вынослив, как Гейл, но и жаловаться на недостаток тепла в подобных условиях не стану. В конце концов, игры многому научили меня.

Местами встречаются лесные пороги ручьев, не иссохшие после бомбежки. Где-то, в особенно глухих местах, где заканчивается Шлак, и начинаются прогалины перед городом, можно найти стволы окоченелых, но все еще живых деревьев. По-моему, воздух здесь наполняется той самой атмосферой, которая была выжжена с Луговины.

– Сколько еще? – спрашивает Джоанна, скорее от нетерпеливости, нежели от усталости.

– Еще несколько минут. Завод на окраине города, так что добраться туда отсюда несложно, – интервьюирует Пол. – Вторая команда будет ожидать вас там.

В этот момент я слышу позади себя слабый, знакомый писк телебраслета Гейла. Что-то пошло не так? Что-то случилось до того, как мы попали на место сбора?

– Полковник Хоторн, – с другого конца доносятся чьи-то оживленные возгласы, и Гейл меняется в лице. – Вы хоть понимаете, насколько невозможно это звучит? Как давно? Мы на подходе.

Когда он заканчивает разговор несколько пар глаз ждут его реакции, хоть слова, но Гейл, словно обомлел.

– Их … нет, – слабо произносит он, вглядываясь в поверхность телебраслета. – Миротворцы… Они просто покинули Дистрикт-12.

Этот день никогда не кончится.

Остальные начинают спорить с ним. Джоанна приходит в бешенство, Бити просто опровергает подобную информацию, а Пол пытается связаться с другими приверженцами «Морника» в Дистрикте. Я молчу, потому что, боюсь, меня уже ничего не удивит сегодня. Все настолько сильно запуталось и казалось настолько нелепым, что в этот момент казалось, будто мир стал с ног на голову.

Когда каменные уступы сменяются заасфальтированной дорогой, а на небосклоне уже давно светит солнце мы входим в Двенадцатый. Я бы не поверил Гейлу, если бы не увидел этого своими глазами. Ни единого белого шлема, ни единой военной машины, ни единого лишнего, небезопасного звука. Нас встречает вторая группа. У всех на лице написано разочарование, которое не могло быть не замечено мной.

Джэйден шагает к нам одной из первых.

– Они просто испарились. Словно по приказу. Мы уже были готовы к бою, как вдруг все танковые установки и отряд, окольцевавший завод бросился прочь.

– Вы не открывали огонь? – тут же спрашивает Гейл.

– Мы не знали, есть ли среди них гражданские. Пэйлор не отдавала приказа и нам пришлось просто смотреть, как миротворцев забирают планолеты, явившиеся из неоткуда, – ее прежний уверенный голос, казался мне не только удивленным, но и напуганным. – Пока вас не было, полковник, Фрейзер посадил истребитель недалеко от города. Они будут буквально с минуты на минуту.

– Вы уже были внутри? Есть там кто-нибудь или нет? – вмешиваюсь я, просто не в силах больше молчать.

Глаза мятного цвета наполнены сочувствием и болью. Она слабо кивает в сторону завода, и, оглянувшись на Гейла, произносит:

– Идем.

Я оставляю свою группу и направляюсь за Джэйден. Шаг в шаг. Кажется, им вновь есть, что от меня скрывать, но это и понятно – кто станет верить выжившему из ума? Другие солдаты уже распределились по периметру, окружая здание. Кажется, этот день становится все более и более странным. Странным и нескончаемым.

Предположительное здание, где была заключена Китнисс и остальные трибуты, выглядело так же заурядно, как и любой другой завод в нашем Дистрикте. Широкие окна, несколько этажей, огромная, кодовая дверь. Не думаю, что код являлся той самой проблемой, о которой остальные так не хотели говорить мне.

Когда она равняется с охраной, железные двери разъезжаются в стороны. Джэйден оборачивается ко мне и качает головой, все еще посматривая на меня долгим, пронизывающим взглядом, полным неодобрения.

– Когда мы вскрыли замок – здесь уже никого не было. Даже, если трибутов и держали здесь…

– Почему вы не попытались их остановить? – зло выплевываю я. – Вы были оснащены оружием, вы могли сделать хоть что-нибудь…

– Приказа о задержании не было. Китнисс здесь не было, Пит. Прости.

Она не понимает моего излишнего волнения, поэтому возвращается на свое место среди солдат, едва ее телебраслет издает осточертевший мне писк.

Я смотрю на высокие, пустынные стены завода. Как будто бы здесь никогда и никого не было. Как будто все это лишь розыгрыш и не было в моей жизни Огненной девушки, которая возрождала, находила, освобождала меня. Горечь во рту становится невыносимой – я не смог ничего сделать для нее. И даже моя, лишенная всякого смысла способность улавливать нежелательные кадры – бесполезна. Мой мозг, мое восприятие мира сломлено. Сломлен я сам.

Я слышу чьи-то шаги, но не оборачиваюсь. Корявая походка и тяжелый вздох незнакомца уже знакомы мне. Хеймитч слабо улыбается, хлопая меня по спине.

Разочарование. Горькое, безмерно вязкое, словно жижа, заполняет меня до краев. Все кончено. Здесь и сейчас. Надежда испаряется. Надо собраться. С мыслями и чувствами. Не дать приступу власти над собой. Считать. Наверное, снова нужно считать?

Остальные рассредоточиваются по помещению. Гейл, махнув группе подкрепления, уходит вглубь завода, а мы с Эбернети так и остаемся среди отвратного запаха стерильности и медикаментов.

– Это было бы слишком просто, приятель, – повторяется ментор. – В конце концов, мы поступаем так, как поступила бы наша пташка. Продолжаем бороться, когда надежды осталось на последний вздох.

Я вскидываю на него взгляд полный горечи, и, кажется, он сам понимает, насколько нелепо звучат его слова. В какой-то момент он просто оборачивается, вглядываясь в далекую пустошь раскосых полей. Что у него на уме – сказать сложно. Возможно, он думает о своей прежней жизни, о той самой, погибшей Кэти. А может все его мысли заняты темноволосой бестией с жутким характером. Как знать. Все в мире сводится к тому, что мы должны надеяться. Жить и надеяться для кого-то. Ради кого-то. Потому что, так или иначе, найдется тот, кто попытается исправить это. Уничтожить и растоптать нашу жизнь, которая рывками счастья приходит в норму.

Как будто прочитав мои мысли, Хеймитч слабо и обреченно вздыхает. Его голос, словно наждачная, истрепанная бумага звучит мгновением позже:

– Для нас не бывает упрощенных вариантов, – он делает внушительную паузу. – Не в этой жизни.

А затем я слышу топот ног. Жуткие крики отбиваются от стен вибрирующим эхом, но я не могу разобрать, к чему именно они призывают. Я напрягаюсь, щелкая затвором автомата, но стрельбы нет. Как нет и миротворцев. Нет абсолютно ничего, кроме этих криков. Мысль проскальзывает в сознание мгновенно – что, если они нашли Китнисс?!

Прежде, чем крик Хеймитча доносится до меня, я уже бегу вперед. Туда, откуда доходят эти яростные возгласы. Чувства – в сторону. Не время и не место. Ноги пружинятся при каждом толчке, а сердце готово выпрыгнуть из груди. Пусть Гейл готовил меня к полевым условиям боя, но этого явно недостаточно. И как себя вести в таких случаях, наставник?

Этого мне знать и не надо. Я узнаю лицо Хоторна быстрее, чем его слова доносятся до меня.

– Беги, Пит! Беги!!!

В этот момент его истошный, дикий вопль растворяется во всепоглощающем, мощном взрыве.

========== Глава 36 : Напарник ==========

Portishead – Biscuit

Она не выглядит устрашающе. По крайней мере, я могу с уверенностью сказать, что Китнисс не попытается убить меня этой ночью. Всадить в плоть свои белые, ровные клыки, разодрать меня живьем на части, издать хриплый, надрывный всхлип, похожий на смех. Все старые воспоминания стираются, когда ее плечи слабо вздрагивают. Китнисс свернулась на моей постели так, словно искала здесь убежища. И вряд ли она его нашла, раз тихий, усталый всхлип разносится по комнате.

– Китнисс? – наконец, зову я.

Она резко поднимает свой затравленный взгляд на меня. В полутьме не разобрать гримасы боли, что исказила ее лицо, но я знаю, чувствую ее на каком-то интуитивном уровне. Ощущаю, когда ее «слишком» плотно сдавливает горло девушки. Она резко отворачивается, будто не желая видеть.

– Что ты тут делаешь? – мягко спрашиваю я.

– Я подумала, ты ушел.

– Так и было, после того, как ты исчезла.

По-моему, это было слишком обыденно для нее: уйти в ночь за новой добычей. Вот только, чем дольше я нахожусь рядом с ней – такой знакомой и далекой одновременно – тем больше понимаю: Китнисс – не зверь.

– Я … не могла уснуть.

Тут уж я начинаю злиться.

– Кошмары? Почему ты не разбудила меня?

– Пит, я знаю правду.

Сердце замирает в груди, и я понимаю, насколько близок к провалу.

– Правду?

– Насчет тебя и Хейвен.

И я снова дивуюсь ее уму. Такая хрупкая, но предельно, до отвращения честная.

– Китнисс…

– Когда ты хотел сказать мне? – на удивление ее голос груб.

– Я не уверен, что должен был.

– Должен был?! Это просто аморально, Пит! – вскрикивает она, привставая с кровати. – Это…неправильно!

– Я знал, что ты отреагируешь именно так, но я не мог рисковать тобой, понимаешь? Ты бы помчалась к Койн и тогда… тогда бы, ты просто повелась на ее наживку. Она на шаг впереди нас – я ведь говорил тебе.

Она замирает, словно боясь, походит ко мне чуть ближе. Пыл Сойки-пересмешницы угас. Переродок внутри обиженно скалится: допуская Китнисс ближе – я предаю самого себя.

– Наживку? – голос ее дрожит.

– Конечно, Китнисс. Для нее эти дети только наживка, – словно ребенку объясняю я.

Она мотает головой, а я прекрасно понимаю, что не должен разъяснять ей все это. Нужно держаться отстранено и холодно. Расчетливо. Сухо. Если нужно – грубо. Но когда ее стальные глаза беспомощно уставляются на меня, а губы девушки слабо подрагивают, я не могу молчать. Не могу не смотреть на нее так, как смотрел Пит Мелларк из прошлой жизни.

– Я не понимаю…

– Её возраст, возраст многих, так или иначе, должен был всплыть, – говорю, как можно спокойнее.

– Возраст?

Меня передергивает. Демон внутри меня уже потерял способность облачать свои мысли в слова – он молчалив, но от этого он не становится менее опасным. А когда шепот Китнисс наполняет меня всего до краев, словно нечто легкое касается моей оголенной кожи. Я делаю вынужденный шаг навстречу.

– Ты уверена, что мы говорим об одном и том же секрете?

Она нервно сглатывает. Странное поведение Китнисс настораживает меня. Мы ходим вокруг да около, не понимая друг друга.

– Ты и Хейвен… Ваш секрет…

– Да. Настоящий возраст Хейвен и многих трибутов. Я знал об этом, но знал, что не могу нарушить правила, и стать частью игры Койн.

Она все еще смотрит мне в глаза и это кажется мне ненормальным. Я мечтал о ее смерти. Столько раз был на грани того, чтобы убить ее, а она – вот так доверчиво – продолжает смотреть на меня. Пауза затягивается, и, чтобы она не переросла в неловкость, я продолжаю объясняться:

– Хейвен самая младшая из старшей группы трибутов – ей девятнадцать. Многие из профи старше ее на пять-шесть лет. О детях и говорить не приходиться – десять, девять, двенадцать лет. Койн играет не по правилам, но я боялся сказать, зная, как дороги они тебе. Но теперь, когда ты знаешь правду скрывать это от тебя просто бессмысленно…

С каждым мгновением ее лицо меняется. Черты лица становятся ожесточенными, грубыми и суровыми. Мне кажется, я слышу, как надрывно и быстро бьется ее сердце. Ненависть захлестывает ее и в этот момент, я понимаю, что мы говорили совершенно о разных «секретах». Но прежде, чем она пытается рвануть прочь из комнаты, я останавливаю ее.

– Нет, Китнисс, – холодно отрезаю я.

– Не говори мне «нет». Ты знаешь, что мы обязаны остановить! Теперь, когда у нас есть неопровержимые доказательства ее лжи! Люди пойдут за нами!

Настоящий, прорезавшийся голос революционерки. Глас Сойки, что побудил людей не к смерти, а к жизни.

– Они хотят отмщения и им абсолютно плевать, кто умрет.

– Нет! Нет! Слышишь меня – нет! Я не позволю, я не сдамся! И ты не смей сдаваться, Пит!

От каждого нового ее слова по венам расходятся разряды тока. Она верит в меня. Господи, если бы только я мог представить, что кто-то мог так верить в меня. Настолько отчаянно и сильно. Ее руки непроизвольно обвивают мои, она встряхивает меня, словно отгоняя пелену моего непонимания. Вот только я продумал свой план куда тщательней ее самого.

– Я не сдаюсь, Китнисс. Я жду. Я жду того момента, когда они все покажут на что способны, – спокойно отвечаю я.

В тот момент, когда ее глаза наливаются ненавистью и отчаянным желанием сражаться, моя стальная защита дает сбой. Потому, что я отчаянно нуждаюсь в том, чтобы проверить: настоящая ли она? Мои руки касаются ее талии. Словно тысячи раз до этого я обнимал ее. Понимал. Желал.

– Скажи мне – это ведь не та правда, о которой мы говорили? – мой голос охрип.

На ее губе алая капля крови. Вспоминаю, как тысячи жизней назад, она точно так же кусала губы, отгоняя волнение вглубь своей души. Китнисс волнуется? С чего бы?

– Нет.

– И о какой правде идет речь?

– Теперь это уже не важно. Важно то, что я не позволю ей, Пит. Не в этот раз, – она старается выскользнуть из кольца моих рук.

Вот только на этот раз дело не в страхе. Я вспоминаю ее. Каждый божий день я знакомлюсь с ней заново, стараясь не замечать затравленного, злорадного взгляда переродка. Он пытался ненавидеть ее, но, тем не менее, не мог противиться тому, что менялось, что вспыхивало и тлело в моей душе. Я и сам не могу сопротивляться этому.

– Ты всегда думаешь о ком-то. Всегда утверждаешь, что ты слишком сильная, чтобы позволить себе такую слабость, как чужая помощь и сострадание, – говорю я, пробуя каждое слово на вкус. – Но ты слабее меня, Китнисс. Слабее Хеймитча или Гейла. Ты – девушка, и ты нуждаешься в защите.

– Она нужна детям.

– Я и Хейвен – что ты знаешь об этом? – игнорируя ее выпад, спрашиваю я.

– Это твоя личная жизнь – я не желаю вмешиваться в нее. Ты вправе быть с тем, кого любишь. Тем более теперь, когда ей оказалось…

Личная жизнь? Вправе быть с тем, кого любишь? Тошнота подкатывает к горлу. Она решила, что я влюблен в Хейвен. И, если честно, это озарение заставляет мое сердце, где-то там под ребрами, сжаться и пропустить череду ударов. Я замираю, все еще глядя в стальные глаза, казалось бы, такой мудрой девушки. Вот только она слишком мало знает о любви, в то время как Пит из прошлого знал об этом чувстве абсолютно все.

И именно он знакомил меня с ней. Именно он, настолько сильно и отчаянно хотел быть с ней, что стирал грани между прошлым и настоящим. Нет теперь разницы между мной и ним.