Текст книги "Голодные Игры: Восставшие из пепла (СИ)"

Автор книги: Gromova_Asya

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 25 страниц)

Но я отвлекся от тренировки, за что тут же получаю удар под дых. Гейл зря времени не терял. В отличие от меня.

Когда вспышки белесых пятен (на этот раз боли, а не пробуждения переродка) проходят, а в легкие снова поступает кислород, я слышу насмешливый голос своего противника:

– Ты вооружен, но, тем не менее, слаб и абсолютно бесполезен в схватке. Забудь о том, чтобы выбраться на поверхность.

Я пропускаю его слова мимо ушей, привстаю на колени и перевожу дух. Меня ничуть не задевает такое положение вещей: в отличие от Гейла я стараюсь напрячь свое тело до предела. Хоторн выводит меня на эмоции, старается поддеть и уничтожить, а не натренировать. Все о чем могу мечтать я: жизнь Китнисс. Приоритеты уже давно заняли свои позиции.

– Еще десять минут, – хрипло говорю я. – Мне нужно еще десять минут.

– Здесь все по расписанию, так же, как в Тринадцатом. Я не советую тебе опаздывать на ужин. Ты провел в тренировочном зале шесть часов, Мелларк.

Он разворачивается на пятках и размерено ступает к двери

– Что на поверхности?

Спина Гейла замирает. Он напрягается, но тем не менее бросает через плечо:

– Мы оттеснили их к границам второго. Но от этого мало толку. Те, кто попадают в плен, не имеют никакого отношения к арене. Это пушечное мясо, которое Койн оставила для отвлечения нашего внимания.

– Почему планолеты не выследили трибутов после Жатвы?

Гейл надменно прыскает, все еще стоя ко мне спиной.

– По-твоему ты самый умный, Мелларк? Твоя болтовня утомляет. Ужин уже начался, так что поспеши.

Он не отвечает на мой вопрос, железный занавес дверей захлопывается за ним. Я остаюсь в одиночестве. И теперь, мне придется следовать совету Аврелия: расставлять факты по местам, вне зависимости от того, как бы больно это не было.

Меня зовут Пит Мелларк. Мне девятнадцать лет. Моя родина – Дистрикт-12. Я участвовал в Голодных Играх. Однажды мне даже удалось выиграть. Во второй раз мне повезло меньше, и я стал марионеткой, искусственно выращенным переродком Капитолия. Пережив это, стоя на пороге счастья, я едва не сорвался в бездну страхов, отвращения, воспоминаний.

И теперь я лишен всего. Девушки, которую люблю больше жизни. Жизни, что теперь адским клеймом жгла душу. Счастья, что теперь недостижимо. Ненависть. Наверное, это я испытываю к себе, миру, окружающим людям.

За эти три дня произошло слишком много и слишком мало одновременно. Выписали из госпиталя, поселили в темной комнате в серо-голубых тонах. Мне вручили оружие. Выдали график тренировок, навязали няньку, объяснили мою значимость в игре правительства. Я многого стою – по крайней мере, об этом твердят Элмер и генерал Пэйлор. Ежедневно меня тестирует здешний психиатр, убеждаясь в моей адекватности. Или не совсем.

И, пока, я плохо осознал причину провала плана по освобождению повстанцев. Собранность. Сдержанность. Контроль.

Вот и все. Не так уж страшно, если подумать. Если только не вслушиваться в эти слова. Смахивая со лба пот, я бреду вон из тренировочного зала. На глаза попадаются удивленные, восхищенные и однообразные лица солдат, гражданских, людей, глаза которых окаймлены очками. Последних я ненавижу больше всего. Прошло три дня, а никакой нужной информации они так и не добыли. И это убивало. По всему Панему разбросаны тысячи подразделений «Огненного Морника», но никто не мог даже предположить, где расположилась арена новых Голодных Игр.

Я вваливаюсь в свою комнату, сбрасываю вымокшую за день одежду, прохожу в душ. Здесь тесно, убрано и просто. Вместо кнопок и светящихся панелей, обычные краны из которых почасово бежит горячая или холодная вода. Регулирую струи, принимаю душ, собираюсь на ужин. Распорядок дня постоянно гудит и вспыхивает в моей голове. Так нужно, чтобы привести эмоции в порядок. Чем их меньше, тем продуктивней моя помощь. Тем дольше проживет Китнисс. Тем быстрее я найду ее. Тем больше шанс, что она по-прежнему жива…

Конечно, жива. Как иначе, если дело касается Сойки?

Сменив спортивную одежду на ту, что мне выдал Гейл, я выхожу из комнаты прочь. У самых дверей я сталкиваюсь с растерянным Элмером, что переминаясь с ноги на ногу, ждет меня под дверью. Ясно, он сменил Гейла.

– Ты не думай, я полностью доверяю тебе, – по пути в столовую говорит он. – Это правила…

– Не сомневаюсь, – успокаивающе говорю я. – Есть вести о трибутах?

Парень размерено качает головой.

– Ясно.

И наш разговор обрывается.. Кухня открывается позже обычного, и мы подходим как раз во время. Не могу сказать, что после изобилия Капитолия желудок не требовал больше пищи, но есть не хотелось, а приходилось, поэтому я не жалуюсь. Мы усаживаемся под тентом, скрывающим нас от ослепительно яркого света неоновых ламп, что заменяли в Логове солнце.

– Что на поверхности?

– Все так же. Ни сном, ни духом об арене.

– Бити? – с надеждой спрашиваю я.

– Он пытается отыскать хоть какой-нибудь сигнал, но тщетно. Мы рассчитывали на то, что арена может затрачивать много энергии, но показатели прежние во всем Панеме.

Элмер не нравился мне с самого начала, хотя не могу сказать, что на это были особые причины. После его слов становится еще хуже. Внутри зарождается ноющая, пульсирующая боль, что отравляет каждый мой напрягшийся нерв. И если раньше я мог сосредоточится, то теперь не остается ничего кроме того, как поддаться отчаянью.

У нее получится. Конечно, получится. Но только успею ли я? И есть хоть что-то в этом мире, что зависит теперь от меня?

– Мы рассчитываем на то, что рано или поздно они проколются в мелочи…

– Рассчитывать на это бессмысленно. Это было ясно с самого начала.

– Не думаю, – звенит чей-то голос рядом со мной.

Напротив меня усаживается пепельноволосая девушка. На ней болтается военная куртка, а руки истерзаны шрамами и порезами. Вместо оскала или грубой ухмылки она улыбается и протягивает мне свою шероховатую ладонь.

– Меня зовут Иллайн. Возможно, Гейл говорил тебе об этом.

Я тупо уставляюсь на нее, не особо понимая, с какой это стати Хоторну распространяться о ней.

– Что ты все заладила? Девушка, девушка… – встревает Хейс. – Ты не во время.

– Девушка? – едва не давлюсь я.

Девушка передергивает плечами.

– Не столь важно, раз он умолчал об этом. Я рада познакомится с тобой, Пит. Мне жаль, что на этот раз спасли тебя, а не Китнисс.

Ее слова попадают в цель. Она первая, кто посочувствовал мне. Первая, кто захотел, чтобы на моем месте оказалась Китнисс. Я забываю о том, что Иллайн девушка Гейла. Теперь я не могу даже представить, что еще секунду назад это имело для меня какое-то значение.

– Это закономерно, – продолжает она. – И если ты в обиде на Гейла, то могу тебя уверить, что Китнисс полностью поддерживала его в этом выборе. Она хотела, чтобы ты был жив, Пит.

– Не такой ценой, – хрипло произношу я.

– Иллайн, не время, – перебивает ее Хейс.

– Ты должен понимать, что даже если она не сможет выбраться, ты должен будешь завершить начатое.

– Я не Сойка. И уж точно никогда не займу ее места…

Неожиданно раздается слабый писк, и девушка с ужасом уставляется на свои наручные часы. Секунду и выражение ее лица приобретает белый, несравнимый ни с чем, оттенок. Серо-зеленые глаза впиваются в меня взглядом, прожигая до самых костей. В ушах стучит пульс, монотонным стуком он пронзает тело. Я все понимаю. Глаза выдают ее с потрохами. Она привстает со скамьи, но я резко выбрасываю руку вперед.

– Ты не можешь… Запрещено…

– Ты не посмеешь меня остановить.

И в этот момент Иллайн расслабляется, высвобождает свою руку и тихо просит следовать за ней. Она быстро перебирает ногами, так, что, кажется, будто она бежит. Шаги Хейса растворяются в сером коридоре, пропахшем медикаментами и сыростью. События – один за другим – вырываются в сознание яркими, мелькающими картинками. Переродок внутри зашевелился пронзающим чувством страха и безвозвратного горя.

Она ранена. Не мертва. Китнисс жива. Жива. Конечно, жива.

Я повторяю молитву раз за разом. Вздыхаю, пропускаю в легкие воздух. Повторяю молитву. Следую за Иллайн. В костяшках пальцах пылает боль, но она не смеет отвлечь меня. Пепельный хвост девушки взметается вверх, снова раскачивается из стороны в сторону, замирает у ее плеча и повторяет свой полет. Еще один поворот, темный коридор, освещаемый одинокой, вспыхивающей лампой, повторно раздавшийся писк.

С каждым новым шагом сердце замирает все больше. И я снова повторяю молитву, надеясь, что она спасет меня.

Чья-то холодная ладонь приостанавливает меня.

– Ты точно уверен? – слабо спрашивает Хейс.

Я только проношусь вперед, нагоняя Иллайн. Мы останавливаемся перед дверьми, пока девушка выуживает пропуск. Но этого и не требуется, металлические пласты разъезжаются в стороны и на меня налетает Гейл.

– Подполковник Хоторн!

– Я не в состоянии на это смотреть, – отталкивая меня в сторону, бросает Гейл и скрывается в темной пелене коридора.

Тогда глаза натыкаются на полупрозрачный экран. Я сдерживаю крик, просто шагаю внутрь помещения. Пэйлор отдает приказ вывести меня, но я уже увидел. До того, как руки смыкаются у меня на плечах, я встречаюсь взглядом с мертвенно-бледным лицом Китнисс. С безумным, разъяренным взглядом, лишенным жизни, ума, адекватности. Кровь на ее лице, кое-где брызгами или коркой, остается на лице, смешиваясь с грязью и потом. На ней нет защитного костюма, от плотного пальто, что в последний раз было на ней в день Жатвы, ни осталось и следа. Тонкая, ситцевая рубашка бирюзового цвета истерзана и измочена кровью. Китнисс оглядывается, сидя на корточках, а потом вдруг вскрикивает и приникает к земле.

В этот момент мир становится с ног на голову. Я слышу этот крик. Вижу ее глаза, ощущаю ее боль, но ничего не могу с этим поделать. И тогда я замечаю в ее руках бездыханное, белое, девичье тело. Из меня выбили последние остатки воздуха. Слабое пощипывание, крик Пэйлор. Мне ввели сыворотку, я успокаиваюсь, сдавливая чью-то руку.

Китнисс сжимала ее руку. Ее бездыханную руку, в которой должна была биться кровь. Золотые глаза, обращенные к небу; курчавые, длинные завитки волос: безмятежная улыбка освобождения.

Свет и комната поплыли перед глазами. Все кончилось так же быстро и стремительно, как и началось. Выключили свет, забыв отключить звук. Ее всхлип, слабый, неживой, истерический всхлип:

– Хейвен…

========== Глава 34 : Вспышка ==========

Монотонный звук шипящего экрана меркнет. Запись прокручивают заново. Кажется, они пытаются найти зацепку в одних и тех же кадрах, выискивают новые звуки, сходят с ума от нагнетающейся обстановки вокруг нас. Кадры. Кадры. Все дело в них? Тогда я снова поднимаю глаза на экран, стараясь найти долгожданный ответ. И я готов выйти из себя – перед глазами встает лицо серой, безразличной к людям мыши, пытающейся вырваться из стальной хватки «Морника». Койн. Она смотрит на экран долгим, пронизывающим взглядом, пока играет капитолийский гимн. Надменность не сходит с ее лица. Кажется, этим взглядом она карает всех нас за непослушание, как маленьких детей. От этой мысли становится дурно.

Но она во время раскрывает рот, чтобы моя ненависть к бывшему президенту Панема стала безграничной.

– Признаться честно, я не могла и представить, что моя работа приведет к такому результату, – она делает внушительную паузу, съедая зрителей своим взглядом. – Война, объявленная новому правительству, приведет к полному уничтожению всех ослушавшихся дистриктов. Раса людей будет на грани полного вымирания, но выжившие станут честными гражданами своего дистрикта. Среди них не будут процветать алчность и халатность, безволие и слабохарактерность. Отныне каждый приближенный к рядам «Морника» становится врагом народа.

Еще одна пауза. В комнате, кроме звука телевизора, не слышно ни единого шороха. Даже в сотый раз, прокручивая эту запись, все собравшиеся испытывают страх перед лицом Койн. Страх, который холодит души, заставляет сомневаться в правильности собственных действий. Я чувствую, как ногти впиваются в поверхность стола. Перед глазами плывут белесые круги, но я по-прежнему слышу этот голос:

– Задумайтесь о том, что будет с вашими семьями, если вы примкнете к ним. Вымирающие крысы, бегущие с корабля, потянут вас за собой. И первыми, кто окажется по ту сторону баррикад: трибуты. Капитолийцы, предавшие нас, и та, что разожгла новый огонь восстаний.

Чья-то рука сжимает мое плечо. Гейл. Он предостерегающе кивает головой, лишний приступ не самое лучшее, что я могу ему предложить. Я стараюсь практически не дышать. Ролик окончен. Научная группа так и не вычислила местонахождения арены. Бити выглядит уставшим и сконфуженным. Он единственный, кажется, действительно хочет помочь мне. Хотя теперь я и в этом сомневаюсь. Осталось ли в моей голове хоть одна правдивая мысль, которая принадлежит мне одному? Все случившееся кажется мне таким нереальным, вымышленным, выгоревшим в подсознании, что отличить реальность от навязанной переродком идеи, практически невозможно.

Я просто помню ее лицо. Помню ее крик. И все еще знаю, что должен спасти ее.

– Безрезультатно, – чей-то осипший голос.

Пэйлор присаживается рядом с Элмером и его отцом. Обрывки фраз их разговора не приносят никакой полезной информации – прочесывают дистрикты, следят за показателями электроэнергии, ежедневно проверяют камеры видеонаблюдения со старых арен. По лицу генерала можно сказать, что она просто вымотана. Как и все мы. Она уже ни в чем не уверена. Прежняя строгая улыбка сошла с ее лица, кажется, Пэйлор сдает позиции.

– Не пялься так, Мелларк, – грубо отрезает Гейл, присаживаясь рядом. – Ей и так тяжко. Держи, ты со вчерашнего дня ничего не ел.

Он протягивает мне сдобу и чашку чего-то теплого.

– Ты обещал Китнисс спасти меня, а не прикармливать.

– Заткнись и ешь.

И я ем. Наверное, потому, что нет сил спорить. Успокоительное подсыпают мне во все, что только можно. Кажется, я становлюсь морфлингистом.

– Что они говорят? – кивая в сторону научного содружества Бити, спрашиваю я. – Скажи мне всю правду, какой бы горькой она не была.

Гейл не смотрит в мою сторону. Крутит в руках телебраслет, думает о чем-то своем, не собираясь отвечать на мой вопрос. В Центре Наблюдения душно и многолюдно. Не собираясь больше тратить свое время в пустую, я хочу спросить напарника насчет тренировок, но он неожиданно грубо отрезает:

– Они окружили их. Плотным кольцом закрыли всех трибутов, пока мы старались добраться до них. Единиц удалось спасти: ты, Хеймитч, Джоанна, Бити, несколько других менторов. Я слышал ее жуткий хрип, и она до чертиков была напугана. Но знаешь, что самое удивительное? Не за себя, Пит. А за тебя.

Гейл не говорил мне об этом. Впервые в жизни назвал по имени. Он не оскалился, а будто съежился на стуле, закрывая лицо руками. Я знаю, что он был влюблен в Китнисс, знаю, что его девушка о чем-то беседовала с Пэйлор совсем недалеко от нас. И все же, я не переставал чувствовать его боль. Он будто в сотый раз доказывает мне, что во всем случившемся только моя вина. Как будто бы я сам не знал этого.

Мне не о чем больше говорить с Гейлом. Я молча встаю и бреду прочь. Монотонный шум разгоряченных мониторов, сливается со стуком клавиш и тихим жужжанием помощников Бити. В который раз включается речь Койн, в который раз я вижу лицо Китнисс, залитое кровью. Внутри пусто. Наверное, так и должно быть. За последние двадцать четыре часа уровень морфлинга в моем организме поднялся вдвое.

Хейвен. Как можно было допустить, чтобы ребенок вроде нее отправился на арену. У меня сводит челюсть, когда глаза вновь натыкаются на ненавистный монитор. За несколько недель она стала мне родным, жизненно необходимым человеком. Мне хотелось заботиться о ней, как когда-то я заботился о Китнисс. Но это братская любовь, отречение, желание находиться рядом и поддерживать в трудную минуту. Не любовь к Сойке, которая заставляла меня сопротивляться обстоятельствам по сей день.

Но все пошло не так. Китнисс на арене. Хейвен – мертва.

Взгляд цепляется за монитор в последний раз. Китнисс снова оглядывается по сторонам. Этот крик повторяется, она сжимает ее тельце, воет диким, загнанным зверем. Я хотел бы прикоснуться к ней через экран монитора. Просто убедиться, что с ней все в порядке. Внутри все должно гореть огнем горечи, но этого нет. Ничего нет. Кроме комка, ставшего поперек горла. Китнисс сжимает ее, плачет, зовет по имени. Но Хейвен больше нет. Заметив меня, один из сотрудников, извинившись, выключает звук и возвращается к своей работе.

Китнисс. Моя Китнисс…

Вдруг картинка дергается, будто в записи возникают помехи. На долю секунды картинка вдруг вспыхивает желтым. Эта помеха незаметна, вызвана, наверняка, плохим сигналом, но цвет… Желтый. Он почему-то настолько глубоко засел внутри меня. Будто вспышка. Яркая вспышка, перед тем, как переродок захватывает мое тело.

Вспышка. Что-то будто вспыхивает в сознании. Возвращается прежнее, монотонное жужжание переродка. Секунда и я должен что-то вспомнить, что-то очень важное, значимое. Вспышка. Все дело во вспышке.

– Останови! – я выбрасываю руку вперед.

Позади раздается шум. Несколько мужчин в военной форме тут же ринулись ко мне, прежде, стоя наготове. Но я не сошел с ума. Нужно только проверить.

– Несколько кадров назад. Это была помеха? – не унимаюсь я.

Ученый вжимается в кресло, будто боясь того, что я изобью его до полусмерти.

– Это была помеха?!

– Мистер Мелларк, пройдемте с нами, – один из наблюдателей, преграждая Гейлу дорогу, протягивает ко мне руки. – Вы достаточно видели сегодня. Вам нужно отдохнуть.

Я знаю того, кто услышит меня. Кто хотя бы прислушается.

– Гейл, послушай меня! На видеозаписи есть помеха! Желтая вспышка, после которой видео идет нормально. Нужно проверить. Просто проверить, Гейл!

У напарника Китнисс хмурый вид. Я снова устроил потасовку. В Логове меня будут считать ненормальным, но мне плевать. Я вырываюсь из кольца рук и хватаю Гейла за воротник. Меня пытаются оттянуть, но я, наконец, ощущаю, как к телу возвращается уверенность. Я чувствую прилив эмоций. Ненависть. Страх. Отчаянье. Горечь. Они наваливаются на меня скопом воспоминаний, таких же желтых мгновенных вспышек.

– Проверить! Нужно просто проверить, Гейл!

Генерал Пэйлор становится позади него и скорбно произносит:

– Уведите его.

Мои крики остаются без ответа. Гейл не станет проверять эту запись. Меня просто посчитали ненормальным. В коридоре мне вкалывают очередную дозу. Катят на носилках до больничного отделения. Мое тело обездвижено. По щекам бегут слезы. Мигают лампы, освещая полутьму Логова. В голове снова и снова встает ее лицо. Милое, с детскими ямочками, такое похожее на лицо юной Хейвен. В одно мгновение все меняется – перед глазами кровавые руки Китнисс, на которых распростерлось тело девушки. И вспышка. Вспышка. Яркая вспышка, после которой видео шло без перебоев. Вспышка. Все дело в этой вспышке. Она должно быть что-то значила. Вспышка. Мне нужно уцепиться хоть за что-нибудь.

– Вспышка…

Свет ламп растворяется во тьме. Я засыпаю.

***

– Помни, кто ты есть, Сойка-пересмешница. Ты уже не затравленная девочка из Дистрикта-12, которую я встретил на первой Жатве. Поэтому – соответствуй, – Хеймитч слабо улыбается Китнисс.

Нам пора на сцену, а я почему-то не готов к этому. Что-то противоречило мне самому, но я продолжаю играть. Играть настолько хорошо, как не играл никогда прежде. Ее ладонь так спокойно ложится в мою, что я не отвлекаюсь на эту мелочь. Свет ослепляет нас и, кажется, Китнисс дрожит. То ли от страха, то ли от неожиданности, то ли от злобы.

– Это та самая пара! Выжившие! Настоящие! Счастливые ни смотря ни на что!

– Здравствуй, Цезарь. Не думал, что увидимся больше. По крайней мере в таких условиях.

Зал понимающе усмехается.

– Как давно мы не виделись? Будто целая вечность прошла…

– Мы старались сохранить счастье в родном Дистрикте, чтобы потом рассеять его по всему Панему, – зазубрено отвечаю я.

Я помогаю Китнисс присесть, поглаживаю тыльную сторону ее руки, но она все еще дрожит. Хочется встать и уйти. Ее детское поведение раздражает. Вся ее напускная улыбка, бегающие, лучезарные глаза – все игра, которую она ведет не первый день. Ее ложь настолько очевидна, насколько же и глупа.

Зубы сводит от столь долгой улыбки, я снова отвечаю Цезарю на несколько вопросов. Четко и просто. Хеймитч не давал мне никаких указаний на этот счет. Но неожиданно вялая рука Огненной девушки слегка сжимает мою. Я оборачиваюсь к ней, стараясь смотреть со всей лаской и заботой, на которую только способен, но едва не замираю в испуге.

Китнисс, будто вслепую искала меня все это время. Когда серые глаза в надежде уставляются на меня, я немею. От воспоминаний ли? От страха? Или все того же гнева? Китнисс едва не кричит о помощи, о том, что я нужен ей. И это… Так просто. Так логично. Так нормально? Она едва улыбается мне уголками своих губ. Будто бы спрашивая разрешения на то, чтобы вот так, открыто смотреть на своего «будущего мужа».

– Китнисс, ты пугаешь меня. С тобой все в порядке? – интересуется Цезарь, кладя на ее ледяную руку свою ладонь. – Неужели образ Огненной девушки ты решила сменить на Ледяной?

– Пора сменить пламя восстания на лед примирения, не находишь? – отворачиваясь, говорит Китнисс.

– И все же мы все привыкли к огнеопасному существу по имени Китнисс Эвердин, не правда ли?

Аудитория наполняется возгласами согласия – публика ликует. Я представления не имею о том, что удалось пережить Цезарю за время моего отсутствия в столице. Но главное – то, что он не утерял себя – своей искры, которая зажигала других. И я переживаю чувство дежавю.

– Пит, а что ты скажешь насчет утраченной Огненной Китнисс? Разве тебе не хватает ее жаркого нрава?

Меня передергивает. Разве можно было думать о ней в плане секса? Я снова смотрю на нее: перепуганную, загнанную, холодную, словно окаменелую. Нехотя, кладу руку на ее талию. Скорей для того, чтобы успокоить ее, а не толпу.

– Мне кажется, она все еще с нами. Никто не посмеет отобрать у меня Сойку-пересмешницу.

Мне было жаль Китнисс. Было жаль даже Цезаря и всех остальных присутствующих. От приторно-сладкой речи выворачивает наизнанку, но это моя роль и от нее мне не сбежать. Не знаю, что думает по этому поводу Китнисс, и нравится ли ей эта ситуация так же как и мне, но отвращение и безразличие наполняют меня с каждой минутой все больше. В какой-то момент становится страшно: не сорвусь ли я в пропасть – к переродку?

Только бы не поцелуй.

– А как поживает Дистрикт-12 после восстания?

Наконец. Мы можем сменить тему.

– Довольно неплохо, особенно после того, как в дистрикте по указу Президента была введена новая, а теперь уже лидирующая отрасль промышленности – фармацевтика. От лица всех жителей Двенадцатого мы благодарим её за такой глобальный шаг в развитии нашего дистрикта, – воодушевленно отвечаю я.

– А что ты скажешь по поводу этого, Китнисс? Теперь, когда война завершена, тебе придется найти себе новый род занятий, отличный от спасения всего Панема?

– Я всегда была отличной охотницей, а теперь, когда ограждения не являются большой помехой, я вновь смогу заняться любимым делом, – улыбаясь широкой, отвратной улыбкой, говорит Китнисс.

– Миссис Эвердин не настаивает на том, чтобы дочь пошла по ее стопам? – не унимается телеведущий.

Кажется, на этот раз Фликерман затронул слишком щепетильную тему разговора.

– Я думаю, мама поддержит любое мое решение, – ее голос, в подтверждение моих догадок, дрогнул.

Моя рука по-прежнему на ее талии. Свет ослепляет. По залу носятся вихри перешептываний. Рубашка, застегнутая на все пуговицы, до невозможности давит. Все это раздражает и выводит меня из себя. Нужно начать считать. И я начинаю, стараясь не обращать на окружающих никакого внимания.

Я вдыхаю слишком глубоко. В зале царит жара, смешанная с тысячью разных отвратных запахов. Одеколоны, туалетная вода, тошнотворные женские духи. Неужели Койн не запретила это? Не считается ли употребление подобной продукциии расточительством? Дышать невообразимо трудно.

Слабый вдох. И еще одна волна тошноты. Запах усиливается. Голова ходит ходуном, но я продолжаю улыбаться.

Выдох приходит запоздало. Но когда я вдыхаю в следующий раз, в нос забивается сладкий, свежий запах Луговины. Перед глазами встают леса, в которых я был лишь однажды. Зеленые листья в закатной бирюзе. Доверчивые серые глаза, глядящие с насмешкой. Свежесть. Свобода духа. Бесконечно теплое счастье, разливающееся по коже.

Я вдыхаю снова. Жадно, будто ребенок. И снова окунаюсь в сказочный мир Двенадцатого. Смог бы я когда-либо еще насладится им? Луговина – спокойствие. Луговина – место моего минутного, но безбрежного счастья. Но все меняется, когда я понимаю от кого исходит дух леса.

Лицо Китнисс изменилось. Вытянулось, сделалось грубым. Ее губы вздрагивают, она нервно теребит подол платья, в надежде найти покой.

Но когда она начинает говорить, я все понимаю.

– Она не должна была умирать. Прим была для меня самой жизнью. И пусть виновных уже не наказать. Я знаю, что она бы не хотела, чтобы я поддавалась ненависти. Мы все ослеплены и движимы одной только ею. Но это – не искупление…

Она переводит дыхание. Еще крепче сжимает мою ладонь. Теперь я даже дышать боюсь.

– Отбирать жизни – и чем мы лучше тех, кто отнял у нас родных? Мой отец однажды сказал мне: «Нельзя разделять мир на черное и белое». И он был прав. Ведь так или иначе они все отдали жизнь ради того, чтобы исправить ошибки прошлого. Кто давал нам право решать, кому жить, а кому отправляться на Арену? И вы готовы стать убийцами? Пусть даже будет один, едва живой, победитель – исцелится только его тело. Душа останется с кошмарами, которые творятся среди того ада. Вы видели эту боль! Как я или Пит, Джоанна или Энобария, Вайресс или Бити, Рута или Цеп отдавали жизни ради зрителей, и вы готовы стать одними из них?

Ее стальной голос движим верой и уверенностью. Я чувствую, как ее слова отзываются во мне диким вихрем эмоций, в котором нет места ненависти. Я смотрю на нее и вижу не Огненную девушку, не символ восстания, а храбрую Китнисс Эвердин, которая однажды спасла мне жизнь.

Однажды?

Я молчу. Чувствую, как бешено стучит пульс в ее венах. Она больше не дрожит. Не боится. Не сомневается. Уверенно смотрит в толпу, будто готова кинуться в самую гущу. Глаза стали блестеть, но не от надуманной радости, а от самопожертвования, гордости, от воспоминаний, которые так часто являлись ко мне самому.

Цезарь резко обрывает наше интервью. Мы коротко прощаемся, но зал не забыл обиду, и потому, когда мы встаем, я слышу нервный оклик из толпы:

«Мы верили тебе, Сойка!»

И я стараюсь увести Китнисс. Спрятать ее от всеобщей ненависти, но она разжимает руку, оборачивается к толпе и горько усмехается:

– А я верила в вас.

Воспоминание обрывается. Что-то происходит со мной. Странное, выворачивающее наизнанку. Ко мне приходит горькое понимание. В одно мгновение оно обрушивается на меня. Все то время, пока Китнисс вызывала во мне одно только отвращение – я был одержим. Все чувства, мысли, слабости, поступки – все то дело рук переродка. Я ненавидел ее, но при этом жил нею. Я находил ее отвратной, но в тоже время искал в ней свой покой.

В пустоту моего сознания врывается странный клацающий звук. Рой чьих-то голосов. Сон ли это? Воспоминание? Я не сразу пойму где реальность.

Яркий свет. Не сразу прихожу в себя. Сон оказался слишком долгим. Наконец, я слышу голоса:

– Пит, ты слышишь меня?

Рой голосов сливается в один. Кто-то знакомый. Хорошо знакомый.

– Пит, слышишь ты меня или нет? Очнись, парень!

Меня встряхивают. Несколько раз. Затем, снова и снова. Свет становится все ярче.

– Пит, ты был прав, слышишь?

Вспышка… Вспышка. Я должен был быть прав. Должен. Свет невыносим. Выжигает глаза до боли, но я по-прежнему без сознания.

– Пит. Ты был прав, ясно?

Гейл?

– Мы знаем где они, Пит. Мы нашли их.

========== Глава 35 : Ослепленный ==========

Комментарий к Глава 35 : Ослепленный

Дорогие Читатели, прошу заметить, что главу можно читать под музыкальное сопровождение, которое вы сможете найти здесь: https://vk.com/gromova_asya_writer . Там же, можно найти информацию о главах, превью, расписание выхода новых частей, а так же я с радостью отвечу на любые ваши вопросы и выслушаю все ваши предложения.

С любовью, Громова.

Привычно видеть Гейла в обмундировании главнокомандующего. В руках у него клацает затвор автомата, на лице написана уверенность, а в глазах пылает всепоглощающий огонь предвкушения. Двери лифта разъезжаются в стороны с привычным писком. Я шагаю вслед за Гейлом в полутьму помещения. Напарник Китнисс выглядит так, словно готов разорвать любого на своем пути, но только ненависть и жестокость не вернут нам погибших, а лишние опрометчивые жертвы нам не к чему. Потому я и остаюсь в тени, следуя за ним в ангар «Сойкиного гнезда».

Вопрос вертится на языке, но я не смею задать его. «Расскажу по пути» – оборвал меня Гейл еще в медицинском центре Логова, а ведь вопросов у меня было не мало. Как насчет того, каким образом я – накачанный морфлингом, отчаявшийся и лишенный рассудка – разглядел в кадре то, что помогло отыскать Китнисс? И помогло ли это вообще? А что насчет остальных? Почему с нами нет Джонатана и Пэйлор? Кто станет координатором нашей операции? И почему местонахождение арены до сих пор засекречено?

Мы проходим еще несколько метров, и в полутьме помещения я различаю громкий вой двигателя планолета. По правую руку от меня Джоанна и Бити, слева – Хеймитч, Фрайзер (еще один советник Гейла) и Элмер. Каждый из них оснащен оружием. У каждого на лице написана та же уверенность, что и на лице полковника.

– Мы уже доложили управляющим в дистрикте. «Морник» полностью оцепил место посадки, – начинает Хейс. – Вы прибудете на место сбора через двадцать, максимум двадцать пять минут. Вторая группа следом. Рассредоточьтесь на местности. Тыл прикроет группа наступления.

– Двадцать минут? – встревает Джоанна. – Скормлю свой топор Бити, если эта рухлядь сможет подняться в воздух.

Элмер никак не реагирует на ее издевательский тон. Он лишь пожимает плечами и оборачивается к победительнице.

– Многоместный истребитель шестого поколения не вычислит ни один из радаров Капитолия. Скорость разгона превышает скорость планолета в семь раз. Двигатели – бесшумны, покрытие – отражает любой сигнал, посылаемый извне, крылья – видоизменяются за счет своего геометрического планера.

Джоанна не выглядит обескураженной. На ее лице слабая ухмылка, хотя еще секунду назад она была абсолютно серьезной. На ней та же камуфляжная форма, бронежилет и автомат, которыми снабдили всех нас. Джо, единственная из всех нас, выглядит по-настоящему устрашающе.