Текст книги "Гробовщик. Дилогия (СИ)"

Автор книги: Горан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 29 страниц)

Он спешил, загадав, что, если успеет вернуться до того, как Алеся, Бек и Баркас заберутся внутрь вентиляционной шахты – всё будет в порядке. Поэтому, когда, запыхавшись, Пыж вбежал в квартиру, служившую им наблюдательным пунктом, он замер на пороге, пытаясь сквозь шум в ушах услышать, что они ещё здесь. Что их что‑то задержало. Что они передумали и решили взять его с собой…

Пусто.

Бросился к окну, аккуратно выглянул…

Но и возле «грибка», полутораметровая жестяная шляпка которого валялась в стороне, того самого, который Баркас обозначил, как вход, никого не было.

Опоздал.

Накатило отчаянье. Он снова никому не был нужен на всём белом свете.

Потом пришёл страх. Где‑то далеко завыла собака. Потом на лестничной площадке раздалось… или послышалось? – какое‑то шуршание. Пыж застыл на месте, весь превратившись в слух, но ничего, кроме громового стука сердца в груди не услышал. Подошёл к проёму из квартиры, выглянул, подозрительно осмотрел ступеньки вверх, ступеньки вниз…Никого. Однако, если это был кровосос, поди – разгляди его в «стелзе».

Пыж решительно ухватился за дверь, висевшую на одной петле, и, как смог, закрыл её проход в квартиру. Придвинул к ней стол из кухни. Притащил из спальни остатки кровати, подпёр ею всю эту баррикаду. Нашумел, конечно, но теперь, чтобы проникнуть внутрь и добраться до него, кому бы то ни было придётся изрядно постараться.

Перевёл дух. Покурил. Потом подтащил к окну драное кресло, уселся так, чтобы было видна площадка у вентиляционной шахты. Автомат положил себе на колени. Рюкзак поставил рядом.

Страх ушёл, но накатила апатия. Ему вдруг стало всё равно.

Ну и пусть, – сказал он себе. – Подожду до утра… Нет до завтрашнего полудня. Если не вылезут, вернусь в «Сто рентген».

Он стал представлять, как пойдёт обратно, как разживётся по пути хабаром. Как будут у него в баре расспрашивать про этот поход, а он многозначительно отмалчиваться… Раньше такие мысли его развеселили бы. Но вот теперь, он многое бы отдал за то, чтобы сейчас оказаться там – на минус четвёртом этаже, рядом с Беком, Баркасом. И Алесей.

А те, о ком он думал, стояли в это время на дне бетонного колодца, решая, с которого из двух вентиляторов снимать защитный кожух, с левого или правого?

Решило дело отсутствие у правого нескольких болтов крепления. Запасливый Баркас достал из рюкзака и протянул Беку плоскогубцы. Себе достал ещё одни, чуть покрупнее, и они вдвоём стали откручивать оставшиеся гайки с болтами, которыми крепился ржавый, в мелкую решётку, щиток, перекрывавший воздуховод. Всё было пыльное и давно закаревшее, Бек и Баркас в полголоса чертыхались, перехватывали ручки своих инструментов поудобнее, толкались, наступали друг другу на ноги…

Наконец последний болт был выкручен. Баркас, стараясь не шуметь, потянул крышку на себя и поставил её в сторону. Им открылся вентилятор с огромными лопастями, а за ним проход: здоровенная жестяная труба, метра полтора диаметром.

Выдохнули. Вытерли пот. Бек достал было сигарету, но Баркас отрицательно покачал головой. Показал пальцем на свой нос. Втянул воздух. Бек сплюнул, вернул сигарету в пачку.

Встал на карачки, посветил на недалёкий вентилятор фонариком. Оглянулся на Алесю, смерил взглядом подтянутую фигуру Баркаса.

– Гранату бы туда, – буркнул себе под нос. – Для верности.

– Так пролезешь, – тихо усмехнулся Баркас.

– Вот и ползи тогда первым! – зашипел Бек.

Баркас фыркнул, отодвинул его от входа, встал на четвереньки, потом и вовсе распластался на покатой жести и ужом проскользнул в треугольный проём между лопастями.

За ним без труда преодолела вентилятор и Алеся.

Замыкал Бек. К его удивлению и для него места между лопастями оказалось предостаточно. Громко сопя, он в полной темноте бодро работал локтями и коленями, пока не получил чувствительный пинок по голове от подошвы Алесиных ботинок. Притормозил, прислушиваясь.

Через пару метров труба превратилась в прямоугольный жестяной желоб, а ещё метров пять спустя, Баркас ощутил под руками ребристую решётку вентиляционной отдушины. Сдвинул её в сторону. Шепнул назад:

– Дай фонарик.

И когда получил желаемое, посветил в открывшийся тёмный проём. Повертел фонариком влево, вправо и вдруг, одним движением нырнул вниз.

Как ни старался Баркас, приземлиться бесшумно не удалось. Эхо зашуршало в обе стороны короткого коридора, в который он попал. Слева, метрах в пяти‑шести, виднелась дверь нараспашку, а за ней – нижняя лестничная площадка. Справа коридор обрывался большой дверью с кодовым замком. Дверь была приоткрыта…

Темной тенью порхнула сверху Алеся. Мягко приземлилась, щурясь, как от яркого света.

Последней из проёма в воздуховоде показалась голова Бека.

– Как тут? – громким шёпотом спросил он.

Баркас, подсвечивая фонариком, махнул, мол, вылезай, и приложил палец к губам – тихо!

Пока Бек, стараясь не шуметь, выбирался из проёма, он прошёл к комнате с приоткрытой дверью, заглянул, подсвечивая фонариком. Сзади громыхнуло. Это Бек поскользнулся на плитке пола и упал на колени. Снова эхо заметалось в коридорчике.

– Тише ты! – шикнул Баркас, оборачиваясь.

– А вот и компрессорная, – прошептал Бек, подходя нему и заглядывая через плечо. – Удачно попали.

Баркас первым вошёл в это помещение.

Трубы, трубы, какие‑то желоба, толстенные кабели… Он споткнулся, направил фонарик себе под ноги. Там лежала большая пластмассовая кукла без глаз. Посветил вокруг: игрушечная машинка, на которую наступил кто‑то тяжёлый, несколько книжек без обложек, ржавый трёхколёсный велосипед с одной педалькой… Ещё куклы: безголовые, безногие, безрукие. Сидели на трубах, неловко раскинув ручонки, валялись на полу, несколько штук болтались в воздухе, будто бабочки, нанизанные на острые проволочные крюки.

– Мама моя, – пробормотал Бек сзади.

– Валить надо, – сказал Баркас, направляя выше луч фонаря.

Перед ними в ряд стояли шесть полуметровых круглых жестяных коробов с решётками, сквозь которые виднелись шестиконечные полукруглые лопасти.

– Ну, и который из них левый?

– Проверяем все! – скомандовал Баркас, передал фонарик Алесе и потянулся к защёлке, которая запирала решётку первого вентилятора.

– Подсвети, – Бек шагнул ко второму коробу.

Закладка была в четвёртом. Мятый целлофановый мешок, сложенный вчетверо. Бек протянул руку, чтобы взять его, как вдруг:

– Шлёп‑щёлк! Шлёп‑щёлк! – раздалось из коридорчика, по которому они пришли в эту комнату.

Все замерли. Бек приложил палец к губам, шагнул к ней, схватил за руку, в которой был фонарик, выключая свет. Баркас на цыпочках подбежал к ним, на ощупь нашёл плечо Бека.

– Уводи нас, – шепнул Бек.

Девушка потянула их за собой. Шаг, другой, третий. Поворот, ещё один, ещё…

Внезапно как‑то разом посветлело. Бек посмотрел на потолок. Там набирала ярость большая неоновая лампа.

Осмотрелся по сторонам. Помещение было то же. Жестяные короба, трубы, провода, кабели. Древний слой пыли на всём этом. Исчезли лишь куклы с машинками.

– Мы уже там? – еле слышно спросил Баркас.

– Да, – негромко ответила девушка, прижимая заляпанный кровью платок к носу. – Можете не таиться.

– Откуда здесь свет? – спросил Бек.

Баркас шагнул было к двери в коридор, но Алеся скомандовала:

– Стой!

И пояснила:

– Выйдешь, назад можешь не вернуться.

– Я так понимаю, что там в коридорчике детёныш Контроллёра? – сказал Бек.

– А мы, по ходу, забрели в его игровую комнату, – продолжил за ним Баркас.

– Что будем делать?

– У нас всего два выхода, – пожал плечами Баркас. – Сидеть тут и ждать, пока он или она наиграется. Или свернуть этой твари шею и сбежать.

– А шею сворачивать обязательно? – поморщилась Алеся.

– Обязательно, – сказал Баркас твёрдо. – И как можно скорее. Иначе она папочке нажалуется и нам придётся уходить под канонаду. Ей даже бежать к родителю не понадобится. У них, наверняка, ментальная связь. И будет нас снаружи ждать сводный оркестр зомбаков во главе с разгневанными супругами. Как тебе такая перспективка?

– Курить здесь можно? – спросил Бек, доставая мятую пачку.

Девушка кивнула.

– Ты закладку вынуть успел? – спросил Баркас.

– Когда? – возмутился, затягиваясь, Бек. – Так всё закрутилось.

– Значит тогда так, – стал планировать Баркас. – Докуривай. Потом Алеся нас выведет. Ты – хватай то, что там этот кровосос схоронил, а я разбираюсь с детёнышем. Маякнуть он папаше наверняка успеет, но вот каким путём мы станем выбираться – нет. И контроллёр будет ждать нас на лестнице, а мы, тем временем вылезем через шахту воздуховода.

– Толково, – кивнул Бек, в промежутке между длинными затяжками.

Он повернулся к девушке, мол, ты как? Возражений нет?

– Готова? – вслух спросил он.

Алеся помедлила, закусив губу, кивнула.

– Вот и ладушки, – сказал Баркас, вынимая нож, из ножен на поясе. – Тогда выводи нас наружу.

– Не дай Бог, Пыж наш выход проспит! – добавил он. – Голубям на корм пущу!

29. День шестой. Вторник. Зинка

Снова темно и только свет от фонарика и тени от кукольных тел, подвешенных на проволочные крючки.

– Стойте здесь, – шепнул Баркас, забирая фонарик у Бека. – Я быстро.

Он на носочках подбежал к полуприкрытой двери, прислушался, нервно поигрывая ножом, резко метнулся в коридор…

А потом Алеся и Бек услышали его ошеломлённое:

– Зинка? – и бросились следом за ним.

Секунду они наблюдали в свете фонарика испуганную мордашку давно не стриженной девочки лет восьми в каких‑то обносках, со скакалкой в руках. А потом на них обрушился детский визг. Не снаружи – в коридоре по‑прежнему было тихо. Визг звучал внутри головы, вызывая дикую головную боль и тошноту. Девочка щурилась от света, прикрывала глаза руками и пятилась от них в сторону лестницы, а Баркас всё стоял и стоял, безвольно опустив руку с ножом, и глядя на её лицо, освещённое фонариком.

– Да что с тобой? – заорал Бек, толкая Баркаса в спину. – Давай уже – кончай её. Она же сейчас всю нечисть сюда призовёт!

В ответ тот развернулся и взмахнул ножом.

– Только пальцем её тронь!

Бек едва успел отпрыгнуть назад.

– Ты одурел?

Он обернулся к Алесе.

– Он что – под контролем?

Девушка отрицательно помотала головой, морщась от непрекращающегося мысленного визга.

– Нет, я бы почувствовала.

С громким щелчком сработало реле в распределительной коробке и под потолком замигали, разгораясь, лампы дневного освещения.

– Твою мать! – заорал Бек, доставая пистолет из кобуры. – Похоже, кто‑то из родителей всполошился!

Его голос не прозвучал – прогрохотал на пустом этаже.

– Да выруби ты её как‑нибудь, – крикнул он Баркасу. – Голова сейчас лопнет от её визга!

Баркас попытался приблизится к девочке, та стала пятиться быстрее. Он догнал, ухватил её за руку, присел, но не успел сказать ни слова – длинные грязные ногти оставили у него на щеке три кровавые борозды.

– Чёрт!

– Да выруби ты её! – снова крикнул Бек, и Баркас, будто очнувшись, коротко, без замаха ударил девочку в челюсть.

Мысленный визг мгновенно стих, он еле успел подхватить на руки обмякшее тельце. Бережно положил на плечо. Молча повернулся к Беку с Алесей. Глянул с вызовом.

– Натворил делов, – сплюнул Бек. Он бросился к лестнице, глянул вверх. Прислушался. Обернулся.

– Пока чисто, – сообщил Алесе с Баркасом. Вернулся обратно.

– Давайте, лезьте в трубу, – скомандовал он. – Я пока сбегаю, заберу закладку.

Не дожидаясь ответа, Бек вернулся в компрессорную, пробрался мимо труб и кабелей, вытащил из‑под лопастей вентилятора свёрток в целлофановом пакете. Замер прислушиваясь. В коридоре было подозрительно тихо. Только какое‑то гудение с присвистом. Будто от … вращения лопастей вентиляторов?!!!

Он выскочил из комнаты обратно в коридор. Алеся стояла, глядя в отверстие в вентиляционной трубе, приложив к носу бардовый от пятен платок. Будто пытаясь остановить кровотечение из носа. Баркас стоял рядом, бережно придерживая детское тело на плече, и смотрел в сторону лестницы. Щека его была в крови.

– Главные вентиляторы включились, – сказал он безжизненным голосом. – Вот поэтому они и не спешат. Знают, что теперь нам некуда деться. Кроме, как по лестнице, по другому наверх не попасть.

– Ты же не зелень майская, не сопляк, навроде Пыжа, – сказал ему Бек. – Почему ты не прибил эту тварюжку? Почему пожалел? Ты же нас этим под смерть подвёл. Под лютую смерть!

Баркас молчал.

– Что делать будем? – спросил Бек у Алеси.

– Попробуем договорится, – без уверенности в голосе ответила девушка. – Может, обменяем проход на детёныша? Вдруг контроллёры тоже детей любят?

– Я её не брошу, – сказал Баркас твёрдо. – Один раз бросил. И всю жизнь… Хватит. Теперь – лучше сдохну.

– Так ты не один сдохнешь, – ядовито сказал Бек. – Ты и нас за собой потянешь.

– Ничего уже не исправить, – сказала Алеся. – И это не твоя Зинка.

Про Борьку и Зинку (необходимое отступление).

Да, это была не его Зинка.

Ту Зинку он бросил. Бросил, когда она так нуждалась в помощи.

Борис был единственным ребёнком в семье пьяницы‑слесаря и нянечки в детском саду. Правда, садик был элитный. Только поэтому они и встретились. Он – сын своих родителей и она – дочь самого авторитетного человека в городе по фамилии Догов. Встретились и как‑то сразу стали не разлей вода.

Борька Касатонов и Зинка Догова.

Отец Зинки сначала морщился, глядя на Бориса, который ходил за его дочкой, как привязанный, но со временем привык к тому, что они всегда вместе, и даже удостаивал мальчика небрежного кивка при встрече.

Однажды, во время занятий в бассейне, Зинка поскользнулась на мокром кафеле и, приложившись виском об угол бортика, ушла под воду, окрашивая её в красный цвет.

Воспитательница завыла, выпучив глаза, физрук – Виктор Семёнович, застыл в оцепенении. И тогда Борька прыгнул в воду, нырнул, ухватил девочку под мышки, вытащил её на поверхность и заорал:

– Помогите!

У него не было сил вытащить Зинку из бассейна.

Так он спас ей жизнь. Когда девочку с забинтованной головой увезли в «Скорой» Догов старший, долго оценивающе посмотрел мальчику в глаза и сказал одно слово:

– Сгодишься.

А потом взял и сделал так, чтобы Борис и Зина оказались в одном классе новой школы. Разумеется – элитной. Все расходы Догов взял на себя.

Они снова были вместе. И это было счастье. Для обоих. И длилось оно до того самого апрельского дня, когда они, по дороге домой из школы, в первый раз поссорились.

Началось с того, что Зинка предложила ему сбежать из дома. Уехать на Дальний Восток. И жить в тайге пока не вырастут. Она читала – там можно поселится в заброшенном охотничьем доме, от которого до ближайшего жилья сто километров. Он бы охотился на зверей, она бы варила ему еду. А в свободное время занималась бы балетом. Она мечтала стать балериной…

Он сначала подумал, что это обычный трёп. Зинка любила помечтать. Но посмотрев ей в лицо, понял, что она говорит не понарошку, а на полном серьёзе.

– Ты сдурела? – спросил он тогда. – Какая тайга, какая охота? Ты же ни варить, ни стирать, ни заштопать что‑нибудь – ничего толком не умеешь!

– Научусь, – тихо сказала девочка.

– А деньги? – не унимался Борька. – На проезд деньги нужны. Да и питаться тоже – даром никто не покормит.

– Деньги, – ей будто бы передернуло от этого слова, но она взяла себя в руки и продолжила. – Деньги у меня есть. Сколько надо? Если мало – добуду ещё.

– Да что случилось? – спросил её Борька. – Чего тебе так приспичило из дома сбегать?

– Плохо мне там, – ещё тише сказала Зина. – Плохо. Понимаешь?

И вот тогда Борька здорово на неё разозлился.

Прошлым вечером, пьяный отец, стал бить мать, а когда мальчик попытался за неё заступиться, так получил кулаком по почке, что полночи не мог заснуть от боли, а утром, когда справлял малую нужду, увидел кровь в струйке мочи.

– Плохо? Да ты хоть знаешь по настоящему что такое «плохо»? С жиру ты бесишься, Зинка. Живёшь на всём готовом, пирожные каждый день трескаешь, игрушки, какие попросишь, одежды полный шкаф. Вон школу балетную тебе батя оплатил. Плохо её! Что – Барби очередную не купили? Поэтому плохо?

Дурак он был! Ох же и дурак!

Девочка тогда будто на стену наткнулась.

Остановилась, каким‑то другим взглядом посмотрела на Бориса, а того уже несло – не остановиться.

Там было и про прислугу, и про персонального водителя, и про зимние каникулы на Мальдивах…

– Ты что завидуешь мне? – с нотками удивлённой брезгливости спросила Зинка.

– Дура! – крикнул Борька и покраснел. Потому что она угадала.

Конечно, он ей завидовал.

Ему бы свернуть всё на шутку, а потом уточнить, что у неё там случилось? Ему бы просто промолчать…

Но Борис в ужасе, от того, что Зинка угадала его зависть, стал обзывать её самыми гнусными кличками, услыхав которые полчаса назад, тут же полез бы в драку, защищая подружку.

Девочка шла и молча слушала. А когда ругательства кончились, остановилась и спросила:

– Всё?

Не услышав ответа, продолжила:

– Знаешь, что Борька? Иди ты… – и уточнила куда. А потом отвернулась. И как‑то так получилось сразу, что вот шли двое, а теперь стоят: один и одна.

А когда Борис пошёл – куда ему было деться? – бросила в спину одно слово:

– Предатель!

У него и тогда ещё был крохотный шанс. Вернуться, извиниться… Да, блин, на колени упасть! А потом дознаться‑таки, что же случилось? Но глупая детская гордость не позволила ему это сделать.

И он её бросил.

Тем же вечером, когда Борис возвращался из магазина, его выловили возле подъезда какие‑то два утырка, прицепились, ударили по голове, выгребли из карманов всю мелочь да и были таковы. Увидев сына есле стоявшего на ногах и всего в крови, мать вызвала «Неотложку».

Сотрясение оказалось лёгким, так что через два дня его отправили долечиваться домой. А ещё через день сняли бинты. Следующим днём была пятница, и мать не возражала, чтобы сын не пошёл в школу, а начал учёбу с понедельника.

А он уже созрел для извинений. Уже сто раз назвал себя идиотом и утырком. Было только обидно и как‑то тревожно, что вот он лежал с разбитой головой в больнице, а Зинка к нему ни разу не пришла. Даже не позвонила. Неужели он так сильно её обидел?

Испугавшись, он не стал дожидаться понедельника. Утром и двинул в школу, где ему и сообщили: Зинка пропала.

Вчера.

Водитель, который отвозил её в школу не вышел на работу. Обычно, если такое случалось, они накануне вечером созванивались и на следующий день шли в школу вместе. Но в то утро девочка пошла к месту учёбы одна. Там и идти‑то было два шага. Но она не дошла.

Исчезновение дочери Догова наделало много шума. Сначала ждали предложение о выкупе, но когда через неделю истерзанное мёртвое тело девочки обнаружили в лесополосе недалеко от города, все кинулись искать маньяка. Но всё было тщетно. Жертв больше не было, а за обещанной наградой к Догову, за исключением пары городских сумасшедших, да жулика‑экстрасенса, так никто и не явился. Никто не видел девочку в утро похищения. Она вышла из дома и будто растворилась в воздухе.

Искали и не вышедшего в тот день на работу водителя. В конце концов, его труп выловили в озере километрах в двадцати от города. Экспертиза установила, что он утонул в состоянии алкогольного опьянения. Но все были уверены, что он был в сговоре с похитителями и что от него избавились, как от свидетеля. На первое месть выдвинулась версия о мести. Благо, что за Договым с 90‑х тянулся яркий криминальный след. Однако ни к чему это не привело. Девочку похоронили, шум постепенно затих.

Расспрашивали и Бориса. Но он так никому и не рассказал об их последнем разговоре с Зинкой. Было невыразимо стыдно. Стыдно и больно об этом вспоминать.

К удивлению Бориса, поседевший от горя Догов не вычеркнул его из своей памяти. Он проплатил учёбу мальчика до десятого класса. И даже устроил его в секцию айкидо, где Борис дорос до 4‑го дана. После школы Борис, по совету того же отца Зины, не стал никуда поступать, а устроился в охрану к тогда уже мэру города Догову. Оклад у парня был такой, что недавно овдовевшая мать расплакалась, увидев первую получку сына. Она и за год не смогла бы заработать такие деньжищи.

Парень практически жил в доме Догова, в котором ему отвели роскошную комнату, дали в услужение двух смазливеньких служанок, с которыми он впервые познал радости группового соития. От них же он и узнал, что Зинка была хозяину не родная дочь, а приёмная, и что удочерил её Догов‑старший во исполнение зарока.

Когда у «Боинга», в котором он возвращался из Таиланда, отказали оба двигателя, взмолился авторитет по кличке Бульдог, что, мол, если выживу, усыновлю сиротку. Не для себя, хитрец такой, жизни просил, сиротку молил Господа пожалеть. И случилось чудо. Лётчики посадили самолёт на воду. Пришлось зарок исполнять. Ткнул пальцем в первую попавшуюся детскую фигурку из десятка отобранных для него директором детского дома. Все, как заказывал, здоровенькие да на мордашку симпатичные. Попал в Зинку.

А потом, по рассказам, потихоньку и прикипел сердцем к малышке. Её все любили: от охранников до последней служанки. Когда в комнату входила, будто солнышко маленькое залетало. Всяк норовил по головке погладить. А она ничего – не задавалась, не было в ней ни капли той циничной избалованности, которыми отличаются сынки да доченьки нынешних толстосумов…

В обязанности Бориса входила не только охрана. Постепенно, от поручения к поручению всё больше замарываясь в криминальных статьях, Борис вошёл в личную боевую дружину Догова, призванную решать самые неразрешимые проблемы. За два дня до 18‑летия, открыл Борис счёт своим покойникам. Накрыли в поезде наркокурьера одного борзого кавказца, который примеривался своей диаспорой город покрыть. Шуму было много, даже пострелять пришлось.

Пока не схлынет волна, сплавили парня в армию. Там у Бориса появилось время перевести дух да всё хорошенько обдумать. К тому моменту он уже не питал иллюзий, на кого работает.

Окончательно его добила история одного сослуживца, что, мол, была одно время среди бездетных криминальных авторитетов такая мода: «находить» своих нечаянных детей. Плоды, так сказать, юношеской страсти. Шумно находить, с фотографиями в газете и скупой слезой на щеке в новостях по телевизору. Вот, мол, нашлось дитятко – родная кровь. Будет кому дело своё передать.

Причём никакой сентиментальностью тут и не пахло. Ребёнка тупо подставляли, как своё слабое место. Мол, всего‑то и нужно, что похитить его. А после – диктуй папаше условия, на сколько фантазии хватит. Всё ради кровиночки сделает

Умный папаша, естественно, и не думал свой бизнес на коварных похитителей переписывать, по содержанию требований быстренько вычислял заказчика и делал ему «козью морду». Дети при этом часто гибли и не всегда простой смертью. Но что поделать: на то их и вытащили из вонючих детдомов, возвысили, да пожить дали так, как им и не снилось. Надо отрабатывать.

Вот и задумался Борис, а был ли самолёт из Таиланда, в котором Догов дал свой зарок? Вспомнились дни, когда папаша отправлял дочку не на машине, а пешком, в сопровождении сопливого пацана. Неужто использовал тогда Догов приёмную дочку, как блесну для зубастых недругов? Вопросы множились и задать их Борис намеревался. Ох намеревался! Вот только вернётся «на гражданку». Однако случилось иначе.

Год только отслужил парень в разведроте N‑ского ДШБ, как приехал гонец из родного города. Да не простой. Гарик Добров по кличке Доберман – второй человек в империи Догова. Сунул Гарик командиру части две тысячи евро, тот, в течение получаса, быстренько оформил отличнику боевой и политической подготовки недельный отпуск, и помчался Борис в родной город на джипе, похожем на лёгкий танк. По пути рассказал Доберман, что при смерти старик. Рак печени в неоперабельной стадии. Больше тёх месяцев не протянет. Так что теперь не Догов, а Добров заправляет всем хозяйством. Однако приличия блюдёт. Поэтому просьбу бывшего хозяина: «Привезите мне Борьку, хоть из‑под земли достаньте. Он мне, как сын. Хочу перед смертью на него поглядеть.», Гарик уважил. Лично поехал в часть за парнем.

Борис только и успел заскочить в свою комнату в доме Догова, переодеться в цивильное – и сразу в больницу, в отдельную палату при двух вооружённых охранниках. Те хоть и узнали его, да кивнули приветливо, но все равно – порядок! – обыскали его быстро, да внутрь запустили.

Бывший хозяин лежал на кровати, сухой, как мумия, весь в трубочка, да проводочках. Однако парня сразу узнал, рукой слабо махнул, мол, подойди.

– Я, – говорит тихим голосом. – Я тебя вызвал, потому что ты мне верно служил. За это я решил тебе правду рассказать. А заодно и покаяться. Ты слыхал наверное, что Зинка мне неродная была?

– Слыхал, – ответил Борис.

– И про зарок мой слыхал?

– И про это слыхал.

– А поверил?

Баркас помедлил, потом твёрдо ответил:

– Нет!

Старик засмеялся, будто застонал, рукой немощной слезу вытер.

– Правильно, что не поверил. Сам додумался?

– Сам.

– И до чего ты ещё додумался? Сам.

– Не было никакого зарока. Это ты для прислуги такую байку выдумал. Чтоб они, если пристанут журналюги, или шпики от друзей заклятых, рассказывали им эту сказочку. На самом деле была Зина у тебя что‑то вроде приманки для акул.

– А ещё говорят, что в армии мозги сохнут, – снова засмеялся Догов. – Смотри какой Спиноза из тебя получился.

– По началу так всё и было, – сказал он уже серьёзно. – Да только никто на неё не клюнул. Или просекли мою хитрость, не купились, или не поднялась, рука. Помнишь ведь, какая она была. А той весной я в карты проигрался. Здорово проигрался. Да ещё такому человеку, что… В общем нельзя было не отдать. А у меня, как на зло всё бабки в дело было вложены. Вот тогда этот человек и предложил Зинку обменять на долг. Он давно на неё слюни пускал. Ну я и согласился. В конце концов кто она мне была? Так – приблуда.

Борис слушал всё это с окаменевшим лицом. И об одном молил Бога: чтобы Тот дал силы дослушать эту исповедь до конца.

– Тебя я убивать не дал. Приказал, чтобы на пару дней вырубили, чтоб ты под ногами не путался, да лишнего не увидел. А вот Пашку, пришлось кончать. Он должен был отвезти Зинку к новому хозяину. Да только, как узнал, так сразу в крик. Развел тут розовые сопли. Его водярой по самые‑самые, до безсознания накачали, а потом сбросили с моста в Уманское озеро.

Старик перевёл дух и скосил глаза на Бориса.

– Зинка тебе ничего такого не рассказывала? Было у меня подозрение, что знала она, куда её везут. Как‑то посмотрела она на меня перед тем, как сесть тогда в машину. До сих пор взгляд этот у меня перед глазами стоит…Наверное кто‑то из прислуги всё таки подслушал, когда Пашка на меня орал, да ей нашептал… Так не рассказывала?

Борис не ответил. Катал желваки на скулах, но стоял неподвижно. Только время от времени машинально вытирал о штаны потеющие руки.

– Мне нынче врать резона нет. Так что поверь: я не знал, что он её убьёт. Хотя, даже, если б и знал, то уже ничего поделать бы не смог. Я уже на Зинку никаких прав не имел. Но вот, что эта старая сука попытается меня ещё этим и подставить… Он же всё обставил так, чтобы следы ко мне привели. Знал бы ты, сколько бабла я тогда спустил, отмазываясь. И всё равно – по краешку пришлось пройти. За неделю поседел!

– Имя, – выдавил из себя Борис, силясь не заорать, не завыть, не начать рвать этого гада голыми руками. – Как звали того человека?

– Имя? – с усмешкой, похожей на гримасу боли спросил Догов. – А что тебе с него? Полгода спустя взорвали этого козла вместе с семьёй во Владикавказе. Клановые разборки. Двое нас осталось, кто про это дело всю правду знает. Ты да я. Даже Гарик не в курсе.

Борис не спеша обвёл взглядом комнату, подошёл к столику на колёсах, на котором в открытой металлической коробке лежал набор медицинских инструментов. Выбрал скальпель, потрогал осторожно пальцем – острый. Вернулся к старику – тот ещё лепетал что‑то про то, что он сожалеет, что всё так случилось, что просит прощения – и со всего размаху воткнул этот скальпель ему в глаз. Потом сел на кушетку рядом с трупом, обхватил голову руками и завыл.

Вечером в камере его навестил Доберман.

– Что ж ты, Борька, натворил? – сказал он, садясь рядом на нары. – Этот старый упырь снова всех перехитрил. Я же нарочно не давал ему помереть, кончину оттягивал. Чтоб сдох как жил – погано. Даже договорился специально – ему обезболивающее только пол‑дозы давали. Да и то – через раз. А тут ты со своим скальпелем. Откуда только он в той комнате взялся? Ну это мы выясним…

Борис не отвечал, находясь в полной прострации.

Гарик встал и наотмашь врезал ему ладонью по щеке. Раз, другой… Замахнулся для третьего.

– Хватит, – сказал Борис, перехватывая его руку.

– Скажешь, за что ты его? – спросил Доберман.

– Из‑за Зинки, – не стал скрывать Борис.

– Из‑за кого? – Гарик аж подскочил. Долго молчал, глядя в одну точку, потом продолжил. – Так я и знал, что эта старая гнида была причастна. То‑то он тогда следы заметал. Подставили, говорил. А оно вон как выходит. Откуда узнал?

– Сам сказал. Покаялся перед смертью.

Доберман взъерошил волосы на затылке, потом сказал серьёзно:

– Ты это… Короче, имел право. Я Зину помню. Это кем надо быть, чтобы…

Он посмотрел на часы, что‑то прикидывая.

– Нравишься ты мне, – сказал, наконец. – Ты на поступок способен. Перекантуйся тут до утра. А завтра ты выйдешь отсюда и уедешь. И никогда больше не вернёшься. Новые документы и бабло на первое время тебе передадут.

Он встал и протянул ему ладонь для прощания:

– Это всё, что я могу для тебя сделать…

30. Понедельник. Зинка (окончание)

Так что Алеся была права. Ничего было уже не исправить. И это была не его Зинка.

– Ну, так давай, пройдём мимо, – сказал Баркас. – Сделаем вид. Что никакой девочки здесь не было. Пусть она живёт здесь, играет с оторванными кукольными головами и жрёт человечину. Так?

– Она ела человечину? – переспросил Бек с гримассой отвращения.

– Нет! – взорвался Баркас. – Её здесь пряниками кормили напополам с чипсами!

Бек глубоко вздохнул.

– Баркас, – заговорил он, понижая тон. – Чего ты в неё так вцепился? Это же не человек, это – детёныш контроллёра! Помнишь, что Кораблёв рассказывал? Детёныш недавно появился! А этой на вид лет восемь! Дети не растут так быстро! Ну, похожа она на твою Зинку, но ведь только похожа. Нутро у неё звериное. И никем, кроме как зверем, она вырасти не сможет. Ведь так?

Он оглянулся на Алесю за подтверждением.

Девушка стояла, опершись на стену и раскачиваясь. Бормотала с тоской:

– Мерзость. Мерзость.

А на лестнице где‑то далеко послышалось неспешное, с каждым новым шагом всё слышнее: «Топ. Топ! Топ!!!»

– Алеся, ты же читала меня! – закричал Баркас. – Ну так прочти ещё раз! Пойми, я не могу её бросить! Уходите через воздуховод! Заклините вентилятор и…