Текст книги "Hell to the Heavens (СИ)"

Автор книги: ghjha

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 20 страниц)

Кэйа смотрит слишком спокойно, Кэйа улыбается, осторожно прижимая чужую голову к своему плечу. Дайн такой странный, так удивлённо принимает её ласку, словно это что-то сомнительное, словно он не достоин её, словно боится, что всё это исчезнет… Но ведь…

Он же не зря её сюда притащил, посреди сражения из толпы в портал уводя. Не зря, он умолял её выслушать и понять… Не зря давал ей выбор между смертью и вечной жизнью. Она знала, она всё знала… И ответ свой дала без каких-либо сожалений, позволяя ему без сожалений принести в жертву близнеца.

Кейа смеётся, она самолично проводила казнь над запуганной Люмин. Смеётся, вспоминая о том, как мерзки на ощупь чужие глаза, как противен задушенный вскрик, в последний раз хватающийся за надежду о том, что Альберих передумает, и сама бросится на остриё меча, передумает, выбрав конец, вместо мучительного существования… Но вместо этого чувствует металл между рёбер, чувствует как её смех становится громче, как эхом раздаются шаги хранителя, слышит как тот падает перед ней на колено, шепча о том, как рад её возвращению.

Люмин испускает дух, как только проклятое бездной сердце превращается в растерзанное мясо, выброшенное из грудной клетки. И правда, теперь она понимает почему её братец постоянно полагался на потенциального предателя.

А сейчас она сидит перед ним, прижимает к себе, не позволяя и думать о том, что что-то было сделано не так, касается его плеч, разгоняя остатки сомнений, открывает проклятый глаз, полностью доверяя рыцарю.

Дайнслейф едва находит в себе силы, чтобы поднять на неё глаза и вспоминает что Кэйа всё ещё считает себя капитаном города над землёй, а не принцессой павшего королевства. Зажмуривается, понимая что допустил ошибку, позволив увести её в мир под звёздами, но всё-таки обнимает в ответ, прильнув к её груди.

Руки принцессы непозволительно ласковы, непозволительно тёплые и чувствуются такими родными, что ему кажутся глупыми попытки не дарить ей бессмертия. Рядом с ней это перестанет быть до безумия тяжёлым бременем. Осторожный взгляд на звёзды перчаток. О, вестники не забывали напоминать ей о том, кто она такая, и сейчас он безумно счастлив тому, что успел раньше ордена бездны, успел раньше, чем чёрный огонь обволок юное сердце, пустышкой отбрасывая тело Люмин.

Бедное, наивное дитя, оказавшееся у зла на поводу. Её ждала смерть, что бы она ни выбрала, либо от клинка законной принцессы, либо от подлости бездны, что ждала прихода подходящего сосуда. Но сейчас Кэйа рядом, смотрит безумно ласково, прикасается к нему, не позволяя отпустить. Дайн вздрагивает, трётся щекой о плечо, подобно брошенному котёнку, что наконец-то пригрелся.

Её улыбка слепит, лишает каких-либо сил, заставляет закрыть глаза, и прижаться к чужому теплу. Кэйа здесь, гладит его, словно промокшего котёнка, целует в висок, давая понять что не исчезнет. И хранитель ветви вздрагивает, резко распахивая глаза, склоняет голову на бок, на колени вставая и прижимая ту к себе крепко-накрепко, пряча лицо в её груди.

– Вы разделите со мной свою бессмертную жизнь, ваше величество? – тихо спросит он, отстранившись от неё.

Она добродушно засмеётся, и заглянет в глаза рыцаря. Он такой странный и кажется безумно несчастным, почти надломленным. И кажется ей, что своими руками она вылечит хранителя ветви, кажется, что её сил хватит на исцеление, кажется, что хватит терпения…

– Ты говоришь так, словно у меня могут быть другие планы на эту вечность… – её голос успокаивает, руки ложатся на щёки, чуть сжимают лицо не позволяя свести взгляд со своего лица. – Ты ведь желал этого, правда? Плакал от того, что я смертная. Твоё желание исполнено… Я в твоих объятиях, я бессмертна и никуда не денусь…

И он кивает, сильнее сжимая её в руках, кивает и утыкается носом в щеку, нервно выдыхает, соглашаясь с её словами. Дайнслейф никогда не признается в том, что скучал по маленькой звёздочке, не скажет о том, что следил за ней, за тем как она растёт, становясь идеальной правительницей для пепла и бушующего пламени бездны. И сейчас она перед ним, принимает его недостойные чувства с почти детской радостью, пихает в его руки свои, шепча о том, что он заслужил большего и он это обязательно получит. Просит, тихо и пугливо не отказываться от них, и касается. Везде-везде-везде, где только дотянется, словно просит прощения за муки, которые она нечаянно доставила ему. За тоску, которую он испытывал, за невозможность приблизить желанный момент встречи. И подкрепляет свои слова короткими поцелуями, что градом сыплются на его щёки, веки, макушку.

На мгновение, происходящее кажется Дайнслейфу сном, на мгновение он думает что распахнёт глаза от требовательного голоса Люмин, никак не понимающей почему всё сходится к «Смертной, что едва ли понимает своё предназначение». И хранитель молчит, не желая окончательно опускать в объятия бездны источник силы, способный разрушить этот мерзкий мир.

Но над ухом звучит лишь любимый голос принцессы, что не узнает о своей коронации, голос заставляющий его распахнуть глаза, чтобы убедиться в его реальности, голос что он полюбил, тёмными ночами стоя под окнами её временного дома. Никто не ошибся, оставив её на пороге Рангвиндров. Он поднимает уголки губ и она замолкает, выжидающе смотря на него.

Рыцарь опомнится, и попросит принцессу встать с пола, словно не наслаждался её теплом, словно это неприемлемо… А она тянет его с собой и уложит щеку у него на груди. Обнимет за плечи и глубоко вдохнёт, довольно что-то пробормотав. Руки невольно лягут на спину, проведут ласково-ласково, почти невесомо, словно он касается святыни и обязательно опорочит её своими прикосновениями.

– Я тоже безумно скучала… – скажет она, переведя руки ему на грудь. – И не думай, что я не знала о том, что ты постоянно был рядом…

Дайн улыбается, перестав гладить Альберих. Можно сказать, что он делал всё, чтобы его заметили. Конечно, сначала из желания напомнить о том, что её будут ждать дома, а после того, как король пар от рук вестников, напоминание сменилось защитой. Никто в ордене не должен был найти её, никто не должен был навредить ей. И если с первая задача никому не по силам, то её защита…

Не стоит вспоминать последние шесть лет, так много по меркам человеческой жизни – почти секунда для него, для всех, кто проклят бессмертием. На веке Кэйи виднеется ярко-голубая венка. Проклятие прижилось, и впервые он радуется тому, что оно легло безболезненно и легко.

Пальцы проводят по выступившей линии, на мгновение заставляя его вздрогнуть, это довольно больно, как бы аккуратно его не накладывали, а она лишь тихо смеётся, притягивая к себе и в уголок губ мягко целует, заставляя забыть обо всём. Чуть проводит по плечу и отстраняется, отходит на шаг и зевает, смотря всё так же безумно ласково и устало. Он вспомнит и поведёт её в глубину бездны.

Она удивлённо распахнёт глаза, но не отстранится, следуя за ним к остаткам ветхого замка. Из памяти стерлись образы этого здания, да и она уже не уверена в том, что от него осталось что-то помимо руин, она не думала о том что вернётся.

В бездне холодно. Она ёжится, смотря в спину рыцаря, дует на руки, обещая себе привыкнуть к этому холоду вновь. В конце концов… Она снова дома, там где её ждут… Точнее, ждали. Она не рассчитывала на то, что её возвращению будут рады…

– Он не дождался вас… – спокойно говорит он, отпирая дверь. – Шесть лет назад… Мне жаль, что я ничего не мог сделать. И предупредить вас тоже…

Она качает головой, снова касаясь чужого плеча. Она понимает. Понимает что это было не самым важным, не самым страшным, что могло произойти…

– Не вини себя, Дайнслейф… Ты ведь сам говорил, что рано или поздно тела не выдерживают и избавляются от её тяжести…

Рыцарь кивает, запирая дверь. Видимо именно здесь он жил, возможно вместе с той гадкой девчонкой, чью кровь она с удовольствием пролила, не оставив бездне и шанса. И Дайнслейф снимает плащ, накидывая тот на плечи принцессы. Не согреет, но и не даст окончательно замёрзнуть. Надо будет развести огонь, он и думать забыл о том, что здесь гораздо холоднее.

– Что будет дальше? – несмело спросит она, стискивая края плаща и усаживаясь рядом с ним.

Дайнслейф не знает… Но очень хочет уйти отсюда. Оставить это место склепом для тварей, покинутых бездной… И в то же самое время он должен опустить венец на её голову, избавить от проклятия тех, кого можно спасти…

– Бойня утихла, как только лезвие распотрошило сердце Люмин… – искра наконец загорается и он позволяет себе посмотреть на Альберих. – Те кого не убила её агония, более не могут существовать над звёздами, но и людьми они не станут, пока ты не согласишься на коронацию… Можно даже цветами… Венец я уничтожил, чтобы ни за что не достался ей…

Она выдыхает, опуская голову ему на плечо. Здесь ничего не осталось кроме комнатки хранителя, здесь не осталось ничего, кроме пепла и запаха смерти. Так пусть они сгинут и тогда… Тогда она уведёт Дайна на поверхность, запечатает все входы в проклятое королевство, чтобы ни одна живая душа более не попала в объятия удушающей тьмы.

– Если ты считаешь это необходимым… – спокойно скажет она, крепко обняв его за руку. – Если это поможет очистить мир раз и навсегда, то пусть так и будет, чтобы потом ничего не напоминало об этом месте в течении всей нашей бессмертной жизни…

И он улыбается, не ожидая того, что всё будет так безумно просто. Он не ожидал того, что принцесса выберет жизнь, не знал что она бесстрашно искупает руки в проклятой крови и улыбнётся, ласковым зверёнышем прильнув к его рукам.

– Я помню, ты любишь лилии… – тихо говорит он, поглаживая принцессу по голове. – Венок из них станет твоей короной.

Она соглашается, прикрывая глаза. Так странно себя чувствуя, словно оказавшись в чём-то безумно родном и тёплом. И правда, руки хранителя кажутся такими надёжными и сильными, что противостоять желанию оказаться в них кажется чем-то глупым и ненормальным.

Рыцарь вздыхает. Завтра они положат конец любым конвульсиям бездны. Слишком долго она смела творить свои бесчинства. А пока стоит поддерживать огонь до утра, чтобы ему не пришлось вытаскивать Альберих из объятий холода. Как только они покинут это место, здесь навсегда погаснут звёзды, что горели даже во время божьего гнева.

Глаз цепляется за голубую стекляшку на поясе принцессы. Он всё ещё не осмелился признаться в том, что это пустышка, которую он подбросил во время её ссоры с названным братом, что лёд – часть её естества, а не дар лживой богини. Он обязательно во всём ей признается, и даже в том, что убил случайного обладателя морозного глаза, случайно отломил от него зубчики и совсем не задумывался об этом. Просто знал, что однажды сила потребует выхода и старался держать в поле зрения принцессу, чтобы не пропустить нужный момент.

Но сейчас это кажется чем-то совершенно неважным. Сейчас у него в руках то, ради чего он терпел второго близнеца рядом, молчал, когда бездна смеялась, шепча о том, что и принцессу он не спасёт. Дайнслейф поднимает девушку на руки, опускает в постель, укрывает пледом и кладёт голову на матрас, смотря на горящее пламя. Они похоронят этого место, не оставят и шанса, ни бездне, ни снежной богине, что тянет свои длиннющие руки в тьму, что её раз и навсегда ослепит и лишит разума. Нет, Царица не прикоснётся к силе, хранящейся здесь, никто не коснётся, пока время не разрушит печати и камни, которыми они закроют печати от лишних глаз. Они справятся, лёд принцессы на драконьем хребте никогда не растает, никогда не привлечёт лишнего внимания. Остальные входы сюда давно запечатаны его силами.

– Спокойной ночи, моя принцесса… – шепчет он, отстраняясь от постели. – Спасибо, что выбрали жизнь, вечную жизнь рядом со мной…

И сядет на край, прислоняясь лбом к коленям Альберих. Прекрасная, вечная, почти что его. Он усмехается своим мыслям, проезжает щекой по бедру и ложится рядом, сжимая её руки в своих. Невольно вспыхивают звёзды перед глазами, он целует смуглые пальцы и прислоняется к ним лбом. Впервые сон становится таким приятным и странным, впервые он не заканчивается кровавыми реками, ему так спокойно…

Просыпаться от тихо голоса, от осторожного шевеления около него. Глаза распахиваются, заставляя его подняться на локти, тут же прийти в себя и выдохнуть, слыша тихое приветствие. Пора уходить. Тёплая ото сна рука оказывается в его ладони, девушка возвращает ему плащ и встаёт на ноги. Пора предать это место заслуженному забвению.

***

На хребте всегда было холодно. Лёд из рук Кэйи разрастается, вокруг печати, закрывая её от лишних глаз. А потом тихо смеётся, бросая в снег пустышку. Она смеётся, подходя к Дайнслейфу, касается его руки и прижимает её в своей груди, смотря безумно ласково и так же предано.

– Вряд ли Мондштадт будет скорбеть обо мне… Но я очень хочу, чтобы они нашли его… – она прижимается к его груди, не боясь замёрзнуть. – Например малышка Кли, о, тогда они точно поверят в то что я в самых тёмных глубинах бездны, что искать меня бессмысленно… Мне так жаль…

И Рыцарь кивнёт, сходя с протоптанного пути. Слышатся мелкие шажки, невинный смех и вздрогнув, и Дайнслейф прижимает её к скале, скрывая от чужих глаз. И её руки плавно ложатся на его плечи, она улыбается, шепча ему на ухо: «Смотри».

И он смотрит, смотрит как алхимик идёт вслед за маленькой девочкой, что смотрит на неё с удивлением и берёт в свои руки находку. Хмурится, по сторонам оглядываясь, а потом вздрагивает, когда подходит светловолосая девушка, забирающая на руки малышку. Они всё слышат…

– Всё-таки, бездна забрала её? – обеспокоенно спросит магистр, поглаживая по голове девочку, что тихо расплакалась.

– Я не знаю… – выдыхает он, проводя по стекляшке. – Я не знаю, магистр Джинн…

Чужие пальцы проводят по голубому стеклу и алхимик оглядывается по сторонам, осознавая что это пустышка. От глаза искорки, магистра и его можно было почувствовать приятное покалывание на кончиках пальцев даже сквозь толстую ткань перчаток, а здесь… Ничего… Даже следа от элемента нет. Быть может…

Плач девочки прерывает его мысли, заставляя забрать её с рук магистра. На периферии он замечает силуэт хранителя и капитана, что идёт подле него. Они оставили это здесь намеренно… Чтобы экспедиции, ищущие леди Альберих не вскрыли ещё что-нибудь от проклятого королевства. На мгновение кажется, что Кэйа смеётся, оставляя их позади.

***

– Что мы будем делать дальше? Едва ли кто-то узнает что это твоими силами бездна раз и навсегда упокоилась под землёй… – тихо спросит она, как только под ногами перестанет хрустеть снег.

Рыцарь улыбается, окидывая взглядом принцессу. Это всё кажется безумным и нереальным. Дайнслейф с трудом верит в то, что всё наконец-то закончилось, что больше не нужно бояться о том, что контролировать почти невозможно…

Кэйа смотрит на него спокойно, касаясь руин логова. Мягко улыбается, когда рука ложится между лопаток и плавно ведёт её к скоплению монстров, отчаянно жаждущих момента, когда венец опустится на волосы Альберих, когда слова, что слетят с её уст разрушат цепи проклятия, предадут забвению память о проклятой пустоши…

И она останавливается, присаживается на корточки, издали наблюдая за ними. Они ждали её, ждали и верили… Рыцарь садится рядом, срывая лилию. Он совсем забыл о венке, а потому осторожно срывает цветы, надеясь на то, что они не завянут, пока его руки будут переплетать их стебли.

Её тихий смех привлекает несчастных существ, она закрывает глаза и глубоко вздыхает, слыша шуршание полов плаща, слыша тихую речь, удар тяжёлого посоха о землю, что упал, тихое бормотание на почти забытом ею языке. И распахивает глаза, когда цветы опускаются на её голову, ликуют, как только она поднимется на ноги и развернётся. Секунда оглушительного шума и от толпы остаётся лишь светлая пыль, оседающая на землю.

– Ты знал, что так и будет? – спросит она, немного поёжившись, но без капли сомнения и страха.

– Знал, с тех пор, как разрушил венец, защищая его от рук Люмин… – ему нет смысла врать ей сейчас, особенно когда всё завершилось. – И глаза бога у тебя никогда не было… украл его у одного человека и по неосторожности отломал зубья… Боялся, что они догадаются и лишат тебя жизни…

– Наконец-то ты обращаешься ко мне на ты… – скажет Альберих, стиснув руку Дайнслейфа, посмотрев так спокойно, словно она только что ничего не видела.

Он выдохнет, крепко обняв её. Зажмурится, отбрасывая все мысли прочь, уткнётся носом в макушку, жадно вдыхая аромат лилии. Она снова улыбнётся, положит руку ему на щеку и ласково проведёт по ней, возвращая его в реальность. Она не торопит его, понимает что он был куда сильнее привязан к этим несчастным, прокаженным бездной, понимает что ему было очень тяжело на это решиться на это, всё прекрасно понимает… А потому лишь молча гладит чужие плечи, ожидая пока её спутник отомрёт.

– Обещай мне, что никогда не исчезнешь… – скажет он, подняв голову и строго заглянет в глаза принцессы, снова встречаясь с неизменной решимостью. – Обещай что никогда не пожалеешь о своём выборе…

– Я не посмею… – уверит его Альберих, и прикроет глаза, когда к её губам прикоснутся.

Крепко обнимет его, когда тяжёлое дыхание обожжёт лицо, когда юркий язык проведёт по губе, когда он прикоснётся к ним, чтобы почти мгновенно отстраниться, едва распробовав их вкус.

– Можешь считать это чем-то вроде… свадебной клятвы? – шепчет Дайнслейф, отпуская её талию и сбрасывая проклятые цветы с волос Кэйи, щурится хитро. – Как думаешь, они заподозрят что-нибудь, если начнут находить твои вещи там, где их не должно быть…

Она невольно фыркнет, скрестив руки на груди.

– О, конечно нет, они подумают что бездна решила меня раздеть, чтобы потом с моей помощью сотворить ещё больше тварей! – отшучивается она, проводя по меху на своей накидке.

Он вздрогнет. Её слова слишком близки к истине. Альберих действительно, настигла бы именно такая участь. Матерь, матерь для тварей что растерзали бы этот мир в клочья. Руки невольно сжимаются в кулаки, но после Дайнслейф выдыхает и поднимает уголки губ, тихо фыркая на её шутку. Нужно отпустить эти мысли. Они никогда не станут реальностью.

– Давай дождёмся ночи. Вряд ли сейчас мне стоит появляться в стенах города, тем более вместе с тобой… – проведя по ключу от своего дома, скажет она, пожав плечами. – А ночью нам надо будет взять походную одежду и отправиться дальше. Не знаю, куда именно ты собрался уходить, но я тебе полностью доверяю… И пожалуйста… Зови меня по имени, я не хочу вспоминать об этом титуле.

Рыцарь согласно кивает, подняв лицо к солнцу. Наверняка находка стекляшки подняла все поисковые отряды на ноги, игнорируя всё что только можно. Ну и пусть, можно будет рассчитывать на то, что они застрянут там надолго… Но сейчас это кажется таким несущественным.

– Я нашёл лодку, едва ли к нам не возникнет вопросов, если мы глубокой ночью решим выйти из города через главные ворота…

Альберих кивает, прячет ключ, с застывшей усмешкой на губах обращает взор в землю. Нет, геройство названного брата ей не помешает, никто не помешает. В конечном итоге, должны же ей простить подобную прихоть… Или нет. В любом случае, не стоит оставлять лишних следов, не стоит давать им надежды на то, что она вернётся, она слишком болезненная для них.

***

Мех и погоны меняются на походный плащ. Она улыбается, протягивая второй своему спутнику. В своё время ей самой приходилось бегать в таких, и портились они с незавидной частотой, то в крови, кто в грязи… Выдохнув и услышав шаги в коридоре, она вздрагивает, запирая дверь своего жилища, просовывает ключ в щель под дверью и кивает на окно. Похоже, кто-то против её ухода.

Передвигаться приходится осторожно, чтобы в тени их не смогли выловить чьи-либо любопытные глаза. Чтобы лунный свет не падал на их фигуры, заставляя патрульных обратить на них внимание. Треск искр заставляет напрячься. Но тот стихает, вместе с шагами. И Дайнслейф решает рискнуть. В конце концов, никто и не подумает о том, что в лодке капитан кавалерии, а не какой-то похититель сокровищ.

Кэйа спокойно выдыхает, взглянув на стены города. Вряд ли она окажется там вновь. От ненужных мыслей отрывает осторожный удар лодки о берег. Они поднимаются, оставляя это место как пройденный этап. Теперь нужно перебраться на земли властелина камня и не столкнуться с кем-либо по дороге.

Вот только идти мимо хребта, где людей, ищущих именно её, до безумия много. Доносится звонкий голос Эмбер, видимо настроенной на долгие поиски. Она тихо усмехается, уводя Дайнслейфа прочь. Будь всё иначе, это внимание бы ей польстило, но сейчас… Совершенно бесполезно.

– Они ведь ничего не знали? – спросит он, когда они переступят границу регионов.

– Совершенно ничего…

***

Солнце неприятно бьёт по глазам, заставляя девушку подняться. В гавани их приняли невероятно легко, чуть сложнее было с работой. Если о Дайнслейфе никто и ничего здесь не знал, то ей пришлось немного сложнее. Если среди обычных людей её имя мало что значит, то среди тех кто в какой-либо степени имеет отношение к отношениям между регионами, её имя знает прекрасно.

Она улыбается, и заметив светловолосую макушку на постели, целует Дайнслейфа в лоб. Засмеётся, наклоняясь к его губам, стянет одеяло с лица, коротко и невинно касаясь до чужих губ и примется скулы чужие зацеловывать, пока глаза напротив не распахнутся, а чужие руки не лягут на спину, мягко погладят и посмотрят с вопросом. А потом обнимут крепко-крепко, желая доброго утра. Спустится руками к бокам, ласково огладит их и опустит девушку себе на грудь, наслаждаясь чужим теплом.

– Доброе утро… – ответит Альберих, пряча нос в чужой груди. – Ты ведь сегодня никуда не уходишь?

В ответ кивнут, и она отстранится, погладив того по щекам.

– Я тоже вернусь сегодня к обеду. Понятия не имею, почему людей на похороны тоже надо сопровождать… – и услышав чужой смех поднимется с кровати, принимаясь одеваться в выданную ей форму.

Так иронично. В городе свободы она занималась почти тем же самым. Правда теперь на её плечах куда меньше ответственности. Ещё раз взглянет на Дайнслейфа и усмехнётся. Здесь их принимают за супругов, и в принципе… Она не против того, чтобы это было действительно так.

– Я возьму рыбу на обратном пути. Сварим суп, ты не против? – продолжит она, застёгивая брюки.

– Иногда, твоя новая форма мне кажется более вызывающей, чем та, что ты носила в ордене… – выдохнет он, вылезая вместе с ней, оставит поцелуй на уголке губ. – Я не против, не забудь надеть плащ…

Кивнув, она оставит его на пару мгновений. Поёжится, выглянув в окно, и примется нарезать яблоко. Если она проспала свой завтрак, это не значит, что она оставит его без еды.

– Я собрала вчера чашки и сахарки… – спокойно скажет она, когда рыцарь выйдет к котлу. – Поешь нормально, хорошо?

И уйдёт, получив кивок. Уйдёт, переводя мысли в более рабочее русло. В своей работе ей не нравится только форма. К чему открывать вид на её бока и бёдра? Заворожить противника, чтобы спокойно пройти мимо или отвлечь тех, кто посмеет напасть на девчонку, которую она постоянно сопровождает?

В любом случае, сегодня она с нетерпением будет ждать конца своей работы, распустит замысловатую причёску, которой её научили уже на месте, заменив её низким хвостом и проведёт остаток дня рядом с Дайном. Подобные дни она обожает, когда чужие руки перебирают её волосы или касаются более смело, словно она никогда не была принцессой и это данность. Ласковая улыбка – приветствие, время задуматься о чём-то менее приятном, чтобы день прошёл быстрее.

***

Вечером, оставаясь наедине с хранителем и горячим супом, она позволит себе прильнуть к нему, закрыть глаза и прижаться щекой к плечу, крепко обняв за руку. Так хорошо и спокойно. Безумно правильно…

– Они считают что мы женаты… – шепчет она, ласково оглаживая ладони Дайнслейфа. – Порою, мне хочется чтобы они были правы…

– Но ведь это действительно так… – тихо скажет он, проведя по животу девушки. – С тех пор, как ты приняла венок и согласилась идти за мною… Наверное, мне стоило тебе об этом сказать…

Она ласково улыбнётся, положив руки поверх его ладоней. Так уютно… Она закрывает глаза, стискивая руки хранителя. Всё оказалось гораздо проще, чем она надумала и от этого ей хочется захлопать в ладоши и чуть ли не врасти под кожу к своему милому. Крупная капля падает с неба, заставив отвлечься друг от друга. Войти в дом и спрятаться под одеялом. Или нарваться на ласку… Приластиться к рукам и не говоря ни слова потереться щекой о плечо, оставить поцелуй на подбородке, стянуть надоевшую повязку и заглянуть в лазурь чужих глаз, чтобы пропасть в них снова и снова…

И её поймут. Прикоснутся к оголённой части бедра, проведут по ней кончиками пальцев, прежде чем сдвинуть край брюк и с безумным желанием в глазах повести вверх. Смотреть как она поднимает руки, позволяя касаться себя везде, как осторожно поёрзает, с улыбкой наблюдая за румянцем на скулах рыцаря.

В такие моменты он идеален. Дайнслейф ловко перехватывает её руки и зацеловывает ладони, словно это необходимо как воздух. А потом подтягивает чуть ближе, ложится, почти на лицо себе опуская. Усмехается совершенно беззлобно, когда руки в волосы ему забираются. Крепко стискивает её бёдра. В этот раз он всё сделает сам. Сам раздвинет губы, осторожно, чтобы не сделать ей больно посоёт их, подождёт пока они покраснеют и станут влажными от его слюны. Погладит по бокам, когда она вздрогнет и тихо-тихо попросит быть более грубым.

В этой просьбе он всегда ей отказывает. Слишком долго он ждал её, чтобы поступать столь расточительно. Он не имеет права причинять ей боль, особенно после всего, что она сделала для этого мира, хоть он о том и не догадывается.

Осторожно проникнуть языком вовнутрь, сжать бёдра, не позволяя своевольничать, медленно-медленно обвести их кончиком, прежде чем начать двигаться. Уловить шумный выдох, прежде чем потянуть её вниз, прежде чем почувствовать дрожь чужого тела и ногти, что вопьются ему в голову, резко сменяясь расслабленным касанием подушечек пальцев. Тогда и только тогда он начнёт бить точно по нужным точкам, чтобы должным образом подготовить её, чтобы и думать забыла о боли. И кто только внушил ей это?

Её вздохи уничтожают его самообладание, звук своего имени заставляет пальцами впиться в бёдра и быстро вытащить язык, не позволяя Альберих к себе прикоснуться. Она не отделается грязными ласками, этого никогда не хватало.

Кончик языка коснётся бусины клитора, обведёт вокруг, выдохнет на вылизанное место, чтобы она вздрогнула и расслаблено откинула голову, немым жестом умоляя продолжить. И он прислушается, продолжив лизать, послушается, продолжив гладить и подчинится, когда она подведёт его ладони к своей груди. Осторожно сожмёт, мысленно смеясь с разочарованного вздоха, чуть потрёт сосок между пальцев, и едва почувствовав ёрзанье, отстранится, чтобы дочиста слизать всё. Чтобы потом выползти из под неё, заглянуть в бесстыдные глаза, утянуть к себе на колени, сжать ягодицы, пока она оживится, и крепко обнимает его за шею, прижимаясь носом к щеке. Зажмурит глаза, чуть приподнимаясь, отцепится от него, чтобы приспустить с него брюки, усмехнётся, убедившись в чужом желании и пристроится поудобнее, глаза зажмурив, чтобы не сорваться от чужого взгляда.

О, ей безумно нравится, когда на неё смотрят так, с безумным желанием, словно нет никого более способного утолить его жажду здесь и сейчас… Руки вернутся на талию и плавно потянут вниз, заставляя её прерывисто дышать через нос. Это так глупо, пытаться удержать себя, когда едва ли кто-то её услышит, а рядом человек, которому она отдаётся добровольно…

– Значит… Ты мне всё-таки супруг, а не заботливый любовник? – спросит она и откинет голову назад, полностью опустившись на чужой член.

А он засмеётся, и спрячет лицо в её плече, осторожно прикусит его, чтобы охладить чужой пыл. Выдохнет через нос, принимаясь зализывать отметину и успокоится, как только руки ласково лягут ему на макушку. Так он поймёт то, что она привыкла и он может безболезненно продолжить начатое, но прежде…

– Всегда им был, с твоего возвращения… – отвечает он, начав двигаться в чужом теле. – Навсегда им останусь…

Она соглашается, украдкой целуя его в уголок губ, не решаясь идти на большее, чтобы окончательно не потерять голову. Схватит его за запястья, начав опускаться самостоятельно, чуть быстрее, чтобы не обезуметь от жажды, чтобы не оплавиться от жадного взгляда, чтобы…

Ей не препятствуют, убирают пряди с лица, притягивают к себе и целуют, жадно, по-собственнически, прикусывают губу, тот же слизывая каплю крови, как она и любит… И чужие стенки плотно стискивают его, заставляя оторваться от желанных губ, что подобно сахару притягивают к себе, заставляют сглотнуть, прежде чем прикоснуться к ним вновь.

И она тихо закричит, упираясь руками в его грудь, выдохнет и поднимается с чужой помощью, после чего коснётся чужой головки, желая чтобы обмен был равноценным. Устало улыбнётся, услышав чужой нервный смешок, чуть надавит и распахнув широко глаза, почувствует на пальцах белую вязкую жидкость, услышит низкий стон и бесстыдно заглянет в лазурь глаз напротив. Щурится хитро и вытерев руку о простыни, уложит голову ему на грудь, продолжив невесомыми касаниями гладить низ чужого языка.

– В следующий раз, я дам тебе больше… – устало скажет Альберих, уводя руку вверх.

И совершенно не догадывается о том, что её заставят об этом забыть, не догадывается, что не расстроится…

В конце концов, у них впереди ещё целая вечность.

Комментарий к Paradies

Зачем нам пятизвёздочные крио бабы, когда есть Кэйа?

========== Sinnflut ==========

– Сахароза заболела, просила передать тебе эту посылку, вместе с документами от магистра… – спокойно скажет Кэйа, оказавшись на пороге лагеря на хребте, смахнёт с плеч снег, протягивая Альбедо бумаги, улыбнётся, приветствуя его и склонит голову набок, в ожидании пока это заберут у неё из рук. – Если честно, магистр очень желала тебя видеть, в документах найдёшь конверт, и, опережая твои вопросы, я не знаю что там и по какой причине тебя срочно отзывают.

Она на мгновение смотрит на него более серьёзно, и снова отводит взгляд, когда алхимик отмирает, забирая из рук капитана посылку. Уголки губ едва дёргаются, когда он касается чужих пальцев, не скрытых перчатками. Прикусит губу, замечая как она разворачивается, поставит всё на стол и окликнет её.

– Постой. Ты ведь никуда не спешишь… Иначе, послала бы сюда кого-нибудь из рыцарей.

Она обернётся и хитро прищурится, делая пару шагов навстречу. Проницательность главного алхимика восхищала, не иначе… Она сядет у огня, спокойно заглядывая в лицо Альбедо, очевидно, оторванного от своих дел. Едва ли она помешала чему-то очень важному, тогда бы её не просили задержаться, не позволили бы находиться здесь ни единого лишнего мгновения…