Текст книги "Hell to the Heavens (СИ)"
Автор книги: ghjha
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 20 страниц)
Она засмеётся, позволяя себе потрепать брата по волосам. Братец, милый братец, никак не может отпустить её… Настолько сильно привязался, что теперь свою безумную тягу к ней, любовью зовёт. И она позволяет тому приблизиться к ней снова, позволяет обнять и уткнуться носом в макушку, провести по бокам, чуть задрать майку, к сумкой кожи касаясь. Она облизывает губы, упирается руками в чужую грудь, мягко от себя отстраняет, голову на бок склонив. А после позволит уложить себя спать, позволит прижаться к своей спине, позволит вылизывать свои плечи, мысленно сравнивая с щенком.
***
Дилюк был неприятно удивлён, когда узнал от подруги о том, что Рэйндоттир забирает эту бесящую троицу на месяц, якобы для завершения какой-то практики, для которой их необходимо изолировать и заканчивать за чертой города, в районе коттеджных посёлков. Подруга лишь плечами пожала, говоря что они действительно были на практике, что профессор действительно забрала их троих, заперлась вместе с ними и что-то безумно долго объясняла, видимо слегка вымотанным студентам. А потом вышла очень довольная разговором, велев им сворачивать чертежи и спускаться к машине.
Рангвиндра это не обрадовало. Он понял лишь то, что более подруга не скажет ему ничего, ведь… Как-то она осеклась о том, что их видят очень милой парой и чуть ли не с попкорном наблюдают за редкими проявлениями яркой ревности со стороны Рагнвиндра. Тот стискивает кулаки, вспоминая, что его предупреждали обо всём, что он знал, но попросту забыл. Прикусывает губу, выключая мобильный. Сестра не собирается упускать своего шанса, он был в этом уверен. А потому лишь злобно поглядывает на дверь в комнату Кэйи. Он сглатывает, одёргивая себя. Поговорит с ней когда та вернётся, наверняка вдоволь насладившись чужим присутствием. Желала встречи? Ночи? Чувств? Она их получит, а потом никогда более не будет с тем человеком настолько близко. Потому что обещанное постоянное присутствие подле уже кажется самым мягким из того, что он мог бы с ней сделать. Он мог бы запереть её, всучить в руки мерзкий редактор и необходимую канцелярию, оставить её под камерами… От подобных мыслей улыбается довольно, пряча руки в карманах. Подумает об этом как только она вернётся, а пока… Надо подготовиться к опросу.
***
Альбедо тихо смеётся, когда они оказываются на месте, кивает на комнату, говоря о том, что скоро присоединится к ним, и следует за матушкой, отвечая что-то не очень охотно, вслушиваясь в смех женщины, говорящей о чём-то своём и обещающей уладить некоторые вопросы, как только работа будет закончена. Альбедо умалчивает о том, что они справятся за пару дней, ведь основная часть, пусть и с некоторыми трудностями, но всё-таки выполнена. Молчит, думая что ему стоит оставить эту возможность подруге, наконец-то вырвавшейся, пусть и временно, из цепких рук своего брата.
Возвращаясь к ним, тот лишь кидает в руки Дайнслейфа смазку и контрацептивы и зевнув, говорит что-то невнятное про очевидность. Щурится, на мольберт глазами кинув, мысленно обещает себе нарисовать их, расслабленными, возможно в любви, но… нормально, а не аккуратными кругами с глазами. Он никогда не рисовал их нормально, потому что они слишком живые, не выхватить идеального ракурса.
Дайнслейф мягко обнимает её, позволяя девушке устроить голову у него на груди, целует её в макушку, едва за Альбедо закрывается дверь. Улыбается, заглядывая в сияющую синеву, а потом позволяет себе накрыть чужие губы, невольно понимая то, что соскучился по ним. Да, им никогда не удавалось дойти дальше стыдливой мастурбации, осторожной, чтобы никто из присутствующих в аудитории не заподозрил чего-нибудь неладного. Тогда он ласково улыбался, тихо шепча той на ухо о том, как она должна касаться, хрипло выдыхал её на ухо, зная, что она этого ждёт, а потом почти незаметно проникал руками под пояс её брюк, вёл подушечками пальцев по бедру, сдвигая резинку нижнего белья, прижимал её лицо свободной рукой к плечу, чтобы во время перерыва, никто бы и не подумал о том, что они занимаются некоторыми непотребствами.
А сейчас можно не прятаться, можно осторожно обхватить её щеки, провести языком по губам и спуститься чуть ниже, мягко касаясь её плеч, сползая по спине и окольцовывая талию. Лишь спрашивает разрешения продолжить, к рукам подобно коту приластившись. С осторожной улыбки, медленно пуговицы е рубашки расстёгивая, словно давая той время на раздумье, совершенно не собираясь делать что-либо против воли Альберих. Было бы не очень честно, если бы он причинил ей боль, особенно в первую близость. А потому, рубашка с плеч сползает тоже медленно. Он гладит чужие бока, но не двигается, позволяя той возиться с его одеждой, позволяя ощупывать свой пресс и невольно улыбаться, всё ещё несмело задирая футболку, никогда не понимая зачем он её надевает. Выпрямляется, прикасаясь к чужой груди, словно не верит в то, что сейчас перед ней сидит Дайнслейф, что рядом нет докучливого братца и прочих студентов. Лишь они, в полутьме комнаты, где-то загородом, в гостях у Альбедо. Счастливый вздох срывается с её губ, прежде чем она прижмётся к нему, чуть выгибаясь от поглаживаний по спине, позволит раздеть себя, и чуть вздрогнет. Холодный нос уткнётся куда-то в основание шеи, тёплое дыхание коснётся кожи, руки скользнут к животу. Дайн осторожно толкнёт её на подушки и нависнет сверху, губами припадая к её шее. Он бы вгрызся в неё, оставил бы не коже краснеющее пятно, говорящее о его чувствах, но… Он стискивает простынь, невесомо касаясь губами подбородка, медленно спускаясь по шее, покрывая ту поцелуями, оставляет мазок языком и спускается ниже. Он не оставит своих следов, потому что это высшее проявление своих чувств, потому что она заслуживает этих бережных касаний, потому что ему совсем необязательно топить её в пошлости с самого первого раза.
Он не кусается, как бы ему ни хотелось, лишь проводит пальцами по бёдрам, ноги чужие разводя и словно кот вылизывает ключицы и плечи, позволяет обнять себя за шею, осторожно поддувая на вылизанные области. Никто не узнает что они были так близки и она ему за это благодарна, мягко ероша светлые волосы и закрывая рот ладонью, едва чужой язык накроет её сосок. Прикусит губу, когда ловкие пальцы стиснут другой, а после и вовсе спрячет лицо в макушке, потому что тело напрягается, а она судорожно раскрывает рот от чужих действий.
А потом всё прекращается, и юноша опускается поцелуями ниже, коротко лижет пупок, заставляя её напрячься и вырывая тихий смешок, это довольно щекотно. Нос утыкается в лобок, язык умело мажет по внешним губам, а потом отклоняется, переходя на внутренние стороны бёдер. Кэйе хочется заскулить, умоляя не мучить ей. И оставляя поцелуй под коленом, проводя щекой по икрам, его лицо снова оказывается там же. Он разрешает её закинуть ноги себе на плече, шутливо просит не придушить и погружает язык в тёплое нутро. Девушка вздрагивает, напрягая пальцы, запутавшиеся в светлом шёлке. Она ждёт, на мгновение обеспокоенно замирая.
А потом она выгибается в спине, пряча лицо в руках. Язык бьётся о стенки, заставляя её мелко дрожать, заливаться краской от осознания того, насколько ей хорошо. Она всхлипывает, когда движения становятся более быстрыми. Пальцы не годятся ни в какое сравнение с этим. И она чуть ли не плачет, стыдливо отводя взгляд от чужого лица, невольно сжимает бёдрами чужую голову и ребро ладони кусает, понимая что сейчас Дайнслейф слизывает с бёдер её же соки. Это щекотно, девушка откидывает голову, мечась в поисках под руками хоть чего-нибудь, чем можно будет приглушить её стоны, потому что сдерживаться невозможно.
Её заботливо гладят по ногам, высвобождаются из их хватки и голубые глаза с хитрым прищуром смотрят на Альберих, что кажется окончательно потеряет голову от происходящего. Он улыбается, с пренебрежением смотря на флакон со смазкой и решает его проигнорировать, показательно облизываясь, чтобы ещё сильнее смутить девушку под ним.
Пара движений – и у их любви не будет последствий, он гладить живот Кэйи, наклоняется, плавно проникая в девственное тело, гладит по бокам, изредка лениво мажет языком по груди, лишь касаясь краями зубов, но ни за что не погружая их в плоть. Позволяет дёргать себя за волосы, понимает ведь, ей немного страшно, но в то же самое время она сгорает от нетерпения и дрожит, заставляя его перехватить бёдра девушки. Незачем спешить. Она не понимает, но может сделать себе больно своими же действиями.
В конечном итоге они замирают. Девушка кусает губы, сжимаясь вокруг чужого члена, всё ещё немного не верит в реальность происходящего, а потом резко выдыхает, чувствуя короткие, медленные толчки. Её всё ещё держат за бёдра, не позволяя своевольничать, шепчут на ухо что-то успокаивающее, целуют в уголки губ, обещая что скоро боли не будет.
И в какой-то момент оцепенение отпускает Кэйю. Она обнимает его, прося о большем, немного ёрзает и тут же губу прикусывает, замечая ласковую улыбку партнёра. Зажмуривает глаза в ожидании. И тонет в чужих касаниях. Позволяет себе прошептать чужое имя, обвить ногами талию и прижать чужое лицо к груди, чувствуя себя до безумия странно. А потом резко распахивает глаза, понимая что теперь он двигается быстрее, что хватка стала более но по прежнему неспособной оставить следов.
Взгляд Дайнслейфа – голодный и ласковый, безумно любящий и счастливый. Она улыбается, тихо всхлипывая, шепчет что-то невнятное, в ответ называя каким-то ласковым прозвищем, щурит глаза, и вскрикивает, тут же рот руками закрывая. Это так странно, но очень приятно. Она дрожит, словно в тисках сдерживая его, тяжело дышит, судорожно поглаживая по щекам Дайнслейфа, коротко нашёптывает его имя, прислоняя к себе зажмуривая глаза и губами в макушку тычась. С ним так хорошо и спокойно. Невольно улыбаешься от осознания того, каковы твои собственные чувства на вкус. Ей безумно понравилось.
И едва её тело расслабится, едва у возлюбленного появится возможность покинуть её нутро, завязать резинку, положив куда-то на край стола чтобы не мешалась, и лечь рядом, крепко прижимая к себе свой объект обожания со спины. Чтобы чувствовать что всё это реально, чтобы понимать что она всё ещё в его руках, чтобы мелко зацеловывать загривок вслушиваясь в тихий скулёж, гладить по животу, шепча о том, что это ощущение тяжести не останется с ней надолго. Осторожно обогнёт ягодицы, обещая себе обязательно попробовать их в следующий раз. А пока лишь закрывает глаза, под одеялом к груди своей спину смуглую прижимая.
Кэйа зевнёт, развернётся лицом к возлюбленному, поцелуй на щеке оставит и глаза прикроет, лицо в груди чужой пряча. И правда, она и подумать не могла о том, что это произойдёт, тем более здесь, хотя… Никто ведь не осудит её за эту любовь, верно?
Девушка медленно засыпает, погружаясь в приятный сон и поднимает уголки губ, чувствуя как осторожно гладят её по спине. Сейчас – она определённо самая счастливая.
***
Кэйа не ожидает того, что братец встретит её прямо у дверей машины профессора. Не ожидает того, как быстро, нетерпеливо и вежливо будет говорить он с Рэйндоттир, как скоро возьмёт её под руку и нахмурится, видя как ласково его сестра улыбается на прощание Дайнслейфу, ещё не догадываясь о том, что пламени чужой ревности только суждено разгореться. Она не знает что произойдёт, едва дверь квартиры захлопнется, но догадывается – едва ли что-то хорошее…
– Надеюсь, что ты хорошо повеселилась на свободе, Кэйа… – скажет он, запирая дверь, едва та избавится от обуви. – Надеюсь, что ты не сильно жалеешь о возвращении домой…
Алые глаза недобро прищуриваются, цепляя железным браслетом одно из чужих запястий. Он увидит чужой страх, проведёт вдоль позвоночника, руки девушки за спиной заламывая и наконец сковывая их. Он развернёт сестру к себе лицом, скотч в руках своих разглядывая, прижмёт палец к губам, по птичьи голову набок склонив, а потом склеит их липкой лентой, наслаждаясь испугом в чужих глазах.
– Я ведь предупреждал тебя… – наигранно ласково скажет он, проводя по щекам дёргающейся девушки, мягко толкнёт её в комнату и по коленям ударит, смотря как та на пол упадёт, сядет рядом с ней на корточки, уберёт с лица мешающие волосы и улыбнётся. – Теперь ты получишь за непослушание…
И туго затягивает на её шее чёрную полоску кожи, спокойно смотря на неё. Больше он не выпустит её из своих рук.
Комментарий к Ewig
Хотите продлить её мучения или пойдём дальше?
========== Schlitzer ==========
Комментарий к Schlitzer
можно считать продолжением к прошлой части
Дилюк сжимает чужие руки, злобно заглядывая в синеву глаз. Он злится, стискивая её пальцы, уводя прочь, в сторону дома. Глупая сестрица, всё так же оглядывается по сторонам, смотрит куда угодно, но не на него. Он криво усмехается, Кэйа никогда не делала то, что ей не нравится добровольно. Именно поэтому сейчас он почти тащит её домой, чтобы снова строго заглянуть в чужое лицо, снова крепко сжать чужую талию и снова сказать о том, что её желание не сбудется. Больше не никогда не воплотится в реальность, ведь… У неё есть он, остальные в её жизни – избыточны. Никому более не нужно присутствовать в её сердце и мыслях. Он считает возможным изолировать её от мира, но… сначала закончит необходимые приготовления и формальности, чтобы потом оставить её на соответствующей вакансии в Рассвете, и постоянно держать под контролем, знать где она, видеть и слышать при первой необходимости.
Это подло и эгоистично. Он прекрасно об этом понимает, но ничего не может с собой поделать. Он не хочет отпускать её и не отпустит, не позволит отпустить, как бы сильно ни желала вырваться сестрица. Как отчаянно она надеется на то, что кто-то посмеет её вырвать из чужих объятий… Он мысленно засмеётся, улавливая беглые взгляды по сторонам. Кэйа затухает, стоит ему прикоснуться к ней, тускнеет блеск в глазах, улыбка сходит с лица, исчезает излишнее желание сказать хоть что-то, словно она специально много-много говорит в его отсутствии, чтобы сил на разговоры с ним не осталось. Впрочем, об этом ей не особо нужно заботиться, ведь… Рагнвиндр в общем и целом, слушать её не собирается. Знает что Кэйа опять будет проситься на волю, опять будет пытаться вытащить их из дома, чтобы непременно…
Хоть на мгновение увидеться с тем, кто Дилюку противен, с тем, кто посмел завладеть его сестрой почти во всех смыслах этого слова. Он у неё в мыслях, в сердце и записной книжке, которую та носит в нагрудном кармане, с которой расстаётся только укладываясь спать и не всегда. Он сжимает зубы и стискивает побелевшие пальцы ещё сильнее.
– Мне больно… – отзовётся сестра, опустив взгляд под ноги, и попытается вырвать руку из чужой хватки, поднимет лицо и нервно губы покусывая, чтобы сдержать отчаянный вопль, поймает нечитаемое выражение. – Отпусти.
Её не услышат. Дилюк разучился делать это с тех пор, как она вернулась после непродолжительного отсутствия. Он был зол. Да, его предупреждали обо всём, просили отнестись с пониманием, вот только… Она была так счастлива… От чужой любви, тёплой, взаимной, разжигающей пламя отвратительной зависти, желания выжечь едва проросшие ростки чужой любви, сжечь и выкорчевать глубочайшие корни, чтобы они не посмели и вспоминать об этой любви, чтобы жалели о том, что предались ей. Он улыбается, резко дёргая сестру на себя, заставляя её напрячься и испуганно забегать глазами по сторонам, в надежде уже не на свои силы, их почти нет, на чьё-то внимание и случайную жалость. Никогда не помогает, но… Так хочется рассчитывать на что-то хорошее, когда всё вокруг безжалостно рушат…
Кэйа ждёт чужих действий со страхом, прекращает судорожно оглядываться, лишь выдыхает, руки уложив поверх чужих, зажмуривается, ожидая едких слов или чего-то иного, вгоняющего если не в панику, то в самый тёмный угол. Слышит тихий смех, после чего ощущает лёгкий поцелуй в уголке губ, её руки отпускают, мягко толкают ко входу в подъезд и отрезают от внешнего мира вновь. Заставляют поёжиться и пускают вперёд по лестнице, не позволяя даже надеяться на снисхождение. Лишь одаривает недовольным взглядом, заставляя идти скорее. Так странно. Она вытаскивает ключи и отпирает дверь, сглатывая. Дилюк не слышит её. Она грустно выдыхает, пряча те и быстро разувается, потирая переносицу. Надо поесть, а потом… А потом они примутся за свои задания, и она сможет вздохнуть спокойно, пока тот не закончит и не придёт методично вскрывать едва образовавшиеся гнойники, снова и снова напоминая ей о том, что она останется подле него, что бессмысленно этому сопротивляться, что никто ей не поможет… Что она должна любить только его, ведь… Никто более не овладеет его сестрой вновь, иначе и быть не может.
Дилюк запирает дверь и исчезает в глубине квартиры, позволяя той пару минут простоять в прихожей, побыть в полном одиночестве. Она кусает губы, на мгновение к дверной ручке руку протягивая, проводит по ней, осторожно нажимая, чтобы обойтись без лишних звуков, отпускает и разувается, надеясь что братец взялся за занятия и на какое-то время забудет о ней. Она невесело усмехнётся, услышит урчание в своём животе и заглянет в холодильник, глазами бегая по его содержимому. Что ж, можно будет отвлечься на готовку, а потом позволить себе маленькую слабость, пока братец того не видит. Он вообще в последнее время такой категоричный и взвинченный, словно их отношения – смертный приговор для него. Хочется засмеяться, ведь… Он ведь не сможет удерживать её рядом всю жизнь? Или это, как раз ему по силам? Она хочет думать, что это не так, что всё закончится, едва на горизонте появится подходящая кандидатура.
Шипение масла на сковороде отвлекает от гадких мыслей. Она не слышит чужих шагов, что-то бурчит себе под нос, забрасывая мясо в объятия вязкой нагретой субстанции. На мгновение закрывает глаза, уже вслепую добавляя приправы, и улыбается довольно. Да, она ни разу не ошиблась, отдав своё сердце одному конкретному человеку. Ну и что что братец бесится, это нечто тёплое и искреннее целиком стоят того, чтобы потерпеть пристальное внимание Рагнвиндра. Альберих нарежет овощи, смотря на изменившийся цвет мяса, забросит лук, утирая рукавом слёзы, проступившие в процессе его нарезки и размешает вместе с морковью. можно оставить на какое-то время, пока она будет нарезать картошку, а потом… А потом вкусный обед на какое-то время заставит её забыть о положении дел и даст мотивацию внести поправки в готовую работу. Всё не так уж и плохо, хоть и…
Она всё ещё не понимает с каких пор они спят в одной кровати вновь, не помнит когда тот начал крепко-крепко прижимать её во сне, пряча своё лицо в загривке, не знает в какой момент испарилось смущение, когда тот заставал её в ванной… Его так много, он так стремительно пробирается в каждую мелочь, что порою она действительно верит в то, что однажды в её жизни никого, кроме его, Дилюка, не останется. Кэйа вздрагивает. На мгновение обнимает себя за плечи, прогоняя прочь эти мысли. Всё в порядке, ей просто кажется, просто нужно проводить больше времени где-нибудь вдали от брата.
Кэйа спокойно улыбается, смотря куда-то в окно, чисто механически поедая свою стряпню, тихо смеётся со своих мыслей и почему-то настроение падает совсем… Девушка прикрывает глаза и доедает, пытаясь заставить себя улыбнуться, вот только… Не получалось. Кэйа зажмуривает и встаёт. Достаточно, нужно себя занять, чтобы в голову не лезли всякие бесполезные мысли. Никогда не получалось, но девушка не теряет надежды, ведь… Это ведь всего лишь братская ревность, правда же? Когда он осознает что её любят? Неужели Дилюк этого не понимает? Альберих фыркает, и убрав за собой, скрывается в комнате, аккуратно вешая школьную форму. Вздохнёт на стол бросив унылый взгляд. После возвращения названный брат стал вести себя совершенно иначе, словно это нормально, словно её чувств и мнения по этому поводу не существует, словно всё решено и пересмотру не подлежит. Она покачает головой, открывая шкаф. Спрячет там повседневную одежду и зависнет на несколько мгновений, словно что-то произошло, а потом часто-часто замолкает. Ну и что она так виснет? Нет, это не может происходить настолько часто, чтобы в голове вертелись только неосознанный страх за свою забывчивость. Надо бы прийти в себя и найти причину растерянности. Вот только она на поверхности, приходит к ней перед сном каждый день, утыкаясь носом куда-то чуть ниже лица, заставляет постоянно ощущать на себе чей-то неодобрительный взгляд, особенно когда она находится дома.
Чужие руки обманчиво-ласково окольцовывают талию, заставляя её вздрогнуть и немного резко закрыть дверцу шкафа. Неодобрительный взгляд встретится с довольной улыбкой в чужом лице, и Рагнвиндр осторожно коснётся губами её затылка, подушечками пальцев проводя по животу. Тихо заурчит, встречаясь с непониманием в чужих глазах. О, он помнит, его чувства для Кэйи – раскалённая лава, пепел на цветочном поле, вязкая кровоточащая каша на белоснежном хирургическом столе, заставляет съёжиться или рвануть со всех ног куда-то, как можно дальше, чтобы без зазрений совести позабыть об увиденном и более никогда не смотреть в ту сторону.
Он этом понимает, а потому разгорается вокруг, отсекая любую возможность уйти о него, лижет языками пламени запястья, поджигает край одежды, чтобы между ними ничего не оставалось. И когда между ними не будет никаких препятствий, он станет обволакивать, стремительно изгоняя всех из её мыслей и сердца, привяжет к себе самыми крепкими узлами, крепко возьмёт за плечи и не позволит смотреть куда-либо кроме него самого. Не позволит ей любить, желать, думать о ком-либо кроме него. Надо лишь ухватиться покрепче и вовремя начать…
Поэтому он мягко разворачивает её лицом к себе, крепко схватывает за локти и осторожно проводи языком по чужим губам. Замечает как она хмурится, как вздрагивает, как отводит от нег взгляд и отворачивается, едва он прищурится недобро, явно будучи неудовлетворённым такой реакцией на ласку с его стороны. Что ж, она всё ещё не желает принимать его, думает о том, кто уже проиграл, едва позволив сестрице влюбиться, ведь… Ей не стоит и думать о ком-то другом, особенно когда он здесь, когда крепко держит в своих руках, давая время только на осознание происходящего. Она останется с ним, как бы сильно ни грезила о любви своей взаимной и искренней.
Дилюку порою хочется закричать от смеха. Когда вокруг так много людей с разбитыми сердцами от первой любви, почему-то именно ей повезло оказаться любимой в ответ. Именно она мягко касается чужой руки во время нудной пары, кладёт голову ему на плечо, ласково-ласково улыбаясь, словно не замечая его ревнивого и парочки завистливых взглядов в свою спину.
– Знаешь, было бы куда легче, если бы Дайнслейф любил не тебя… – шепчет он, проводя по чужой щеке и смотря как наливается гневом синева глаз, как нервозно она кусает губы и теребит пальцами край футболки, едва удерживая ответную колкость или сдавленный всхлип, потому что…
Кэйа потеряет любые силы, если его чувства внезапно исчезнут. Кэйа перестанет вырываться, потому что там, не рядом с его огненным вихрем будет безумно холодно. Дайнслейф – тёплое пламя, что искренне любит её, что пытается защитить и поддержать, ни в коем случае не обжигая, не делая больно, не загоняя в жёсткие рамки, но ведь… Неосторожность может сделать его почти таким же, беспощадным пожаром, в котором она сгорит по собственной воли.
Дилюк же – вихрь, не позволяющий пригреться без последствий. И пусть сестра противится, пытается вырваться из его цепких объятий, чтобы снова забыться в сладкой любви, чтобы позволить тому стать для неё всем, чтобы… Защититься от него, вихря, забирающего то, что ему по праву принадлежит.
– Ты так отчаянно за него цепляешься… – продолжит он, утягивая ту на себя чужое лицо к груди своей прижимает, не унимаясь. – Наивно думаешь, что сумеешь спастись в его искренности и ласке, что мне становится так смешно…. смотреть на твои отчаянные попытки укрыться от меня… Ты ведь знаешь, к сёстрам такого не испытывают…
– Отпусти… – раздражённо отвечает сестра, упираясь руками в плечи, задёргается, пытаясь высвободиться, из его рук и вздрогнет, падая в постель, едва руки разомкнутся, придвинется в угол, едва тот сядет на край и внимательным взором одарит её, едко хмыкнув. – Ты ведь… Этого со мной не сделаешь…
И тот прикрывает глаза, чувствуя подступающий к горлу приступ смеха. Он сделает. Прямо сейчас, заставит её почувствовать весь свой гнев за то, что она натворила, даст ей распробовать свою ревность и жажду, лишь бы та осознала всё, что он здесь и сейчас испытывает, ведь…. Никто не сможет ему помешать сейчас. Когда ему достаточно протянуть руку чтобы совершить ошибку.
Мгновения на раздумье, не для неё – для себя. Кривая усмешка, мысленный счёт до пяти. Улавливая метания чужого взгляда, Рагнвиндр улыбнётся, скинет обувь и прикрыв глаза, голову на бёдрах чужих расположит, словно попытавшись приластиться, на деле же – предупреждение о неизбежном. Обманчиво мягко расположит руки поверх ладоней сестры, уткнётся носом в живот, проводя подушечками пальцев по костяшкам, мысленно усмехнётся. Он чувствует её неопределённый взгляд, чувствует как напряжено тело Альберих и прикусывает губу изнутри. Стоит повременить, она пока не готова, не готова принять его кем-то большим, чем сводным братом, а потому спустя какое-то время, когда та расслабится, когда с тяжёлым вздохом поместит руки в его волосы, мягко проведёт по ним, называя глупым братиком, который безумно её опекает…
Дилюк нахмурится, поднимет голову, пряча своё лицо уже в её плече, услышит тихий смешок, от привыкшей к подобному Кэйи и всё-таки обнимает её, всё ещё не понимая как донести до неё свои чувства и пробить безумную влюблённость в другого человека. Он знает, она наверняка обиделась с его слов, но почему-то эта обида его не терзает, ведь… Ведь он мог бы посеять между ними раздор, вырвать из ласковых объятий взаимной любви, обличить их стальными прутьями, лишь бы разорвать прочную связь, лишь бы забрать надежны буйного сердца, что отчаянно велит любить одного-единственного человека, велит рваться наружу сквозь все мерзкие рамки, которые ставит он, и остальное окружение. Дилюк стискивает зубы, когда с уст сестры слетает то самое имя, когда она закрывает глаза, улыбаясь, шепча одно и то же, иногда стискивая край мебели или своей одежды, когда перед сном нашёптывала в подушку слова о любви к нему…
Кажется, он переоценил свою выдержку. Он клацает зубами в паре миллиметров от её кожи, словно привлекая её внимание. Фыркает, носом в линию челюсти утыкаясь. Мягко проведёт по животу и отстранится, заглядывая в лицо Кэйи.
– Больше не пугай меня так… – ласково попросит она, поднимаясь с кровати. – Мне иногда страшно находиться рядом с тобой. Ты так странно себя ведёшь, то говоришь какие-то странные и обидные вещи, то ластишься как кот… Что с тобой?
Рагнвиндр хмурится, получая в лицо подобное признание, следи за чужими движениями, за тем как та садится за стол, как разворачивает проект, в котором не будет смысла из-за его желания и недоразвитой концентрации ревности и зависти, что термитной смесью выжигает самообладание и выдержку, что заставляет приблизиться и задушить чужие надежды на будущее где-то вне его объятий, выкорчевать глубокие корни влюблённости и надежд на успех, которыми так спокойно разбрасывается профессор. Он вздохнёт, и оставит её на несколько минут в одиночестве. Всего лишь для того чтобы прийти в себя самому. Сейчас он удержал себя от отвратительного поступка, сумеет ли он сделать это вновь? Найдёт ли силы не вырывать ту из чужих объятий как только занятия закончатся. Нет.
Вдох-выдох, возможно он пожалеет обо всём, что случится после, но… Он не может оставить всё так, как есть. Просто потому что, иначе это всё окажется бессмысленным усложнением жизни. Прикусив губу, он открывает ящик. Упаковка контрацептивов, смазка, скотч, на случай если та будет сильно сопротивляться…
Ему не хочется делать ей больно, не хочется ломать ту, но видимо его милая сестрица не желает менять своего мнения, и вряд ли изменит его после того, что он с ней сделает, скорее начнёт защищать свою любовь ещё более отчаянно, начнёт искать способы побега, сделает всё чтобы вырваться и у неё это вполне может получиться. Особенно если она решит уйти чуть пораньше или намертво вцепится в возлюбленного, лицо в груди у того спрятав. И её обнимут, от него закрывая, одарят взглядом неодобрительным, а потом ласково-ласково поцелуют в лоб, пытаясь успокоить, прижмут к себе, давая Рагнвиндру несколько минут на то, чтобы ретироваться, прежде чем влезть в перепалку или не очень приятный разговор на повышенных тонах.
Ему как-то доводилось провести такой. Аккурат после возвращения сестры, выловить того в потоке студентов и напасть с вопросами на того, а получая ответы, не сильно похожие на те, которые он бы хотел услышать, лишь зашипел, прося того держаться от сестры подальше.
Тогда ему в лицо засмеялись, снисходительно головой покачав. Окатили холодной водой, шепча о том, что его сестра вправе сама разобраться со своими чувствами, что в конце концов, он может сам поговорить с ней, ведь… Ему нужна она, а не Дайнслейф. Чужой насмешливый прищур, мягкая улыбка – поднятые уголки губ, а от самообладания ничего не осталось. Он стискивает кулаки, едва тот развернётся, напоследок бросая фразу о том, что в его, Рагнвиндра, она увянет быстрее чем лотос без воды. И он распахивает глаза, желая резко податься вперёд и потребовать извиниться за свои слова, но… Он не делает этого, лишь потому что понимает – в этом нет никакого смысла.
И тогда он с тоской заглядывает в комнату Кэйи, понимая, что в какой-то степени её возлюбленный был прав, она и правда потускнела, становясь похожей лишь на отголосок той яркой звезды, к которой он так привык. И что теперь ему делать? Позволить той сиять в чужих руках или окончательно потушить её искры, превратить в чёрный пепел, но удержать в своих руках, не позволить никому зажечь её вновь, потому что он позаботится о том, чтобы там ничего не осталось из того, что способно вспыхнуть ярко вновь.
Он снова усаживается на чужую кровать, завороженно глядя на сестру. Она так надеяться на то, что этот проект кому-то нужен, на то, что её выпустят снова, что там, едва учёба закончится, она сможет остаться там, подле человека, у которого он пытается её отнять, там, где ей позволят сиять, где не будут пытаться загнать в тёмный угол и выпускать лишь ради того, чтобы глаза не отвыкли от света. Это всё бесполезно. Она не вырвется, как бы сильно ни старалась, как бы не желала рвать своё сердце, как бы ни дорожила своими мечтами и чувствами…
