Текст книги "Hell to the Heavens (СИ)"
Автор книги: ghjha
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 20 страниц)
Она засмеётся, фальшиво извинится за это, а потом мягко обнимет Дайнслейфа за шею, хитро единственный глаз прищуривая. Заурчит тихо, нашептывая брату о том, что это её старый знакомый, а после мягко поцелует его в висок, запустит пальцы в светлые волосы, а потом отстранится, оплату за алкоголь выкладывая на стойку. Кивок головы – знак что разговор окончен. Он закроет глаза на мгновение, а потом отстранится, едва она зашевелится, чтобы встать на ноги.
И он откроет глаза, ещё раз кинет мимолётный взгляд на Рагнвиндра, и встретив в ответ недоверчивый холодный взгляд – грубая забота, часто таковой не воспринимаемая. Заботится, неужели они помирились? Или это привязанность и беспокойство? Наверное всё-таки второе, первое слишком сильно пережимает что-то тёмное, что ревностью называется. На мгновение он ловит кивок головы бармена. Слышит тихое: Не смей навредить ей.
И в ответ кивает, следуя за нею, стискивая чужую руку. И лишь выйдя из таверны, оказавшись в тёмной комнате, крепко стискивает талию капитана, прижимая к себе , утыкая ту носом в плечо. Зажмуривает глаза, понимая, что ни за что не отпустит ту более. На лице расползается довольная улыбка. Он облизывает губы, слыша учащённое дыхание девушки. Гладит ту по голове, и лишь отстранившись, оставит мягкий поцелуй на её уголках губ.
Она засмеётся, прищуривая глаза. Ещё немногими минутами назад он ластился к ней, подобно котёнку, а сейчас чуть ли не набрасывается, крепко сжимая чужие руки. Касается губами её пальцев, чуть ли не рычит, осторожно стаскивая чужие перчатки, стаскивая чёрную нить с её лица, мягко улыбается, глядя в жёлтую склеру. Её личное проклятие, метка её принадлежности принцу, бездне, всей той скверне, что всё ещё живёт, копошится, в её поисках.
И он заурчит, осознавая что она предпочла его. Улыбается, понимая, что она не станет забираться в самые недра ради них, что не станет поддаваться уговорам тьмы. Он смеётся, мягко подходя на шаг и убедившись в том, что она не сопротивляется, что он не испугал её, лишь снова сжимает ту в своих объятиях, цепляется за завязки корсета, прячет нос в макушке, и после, сбрасывает тот, вместе с мехом, столько похожим на тот, что покоится на плечах магов бездны. Усмехается, мягко толкая ту в, до безобразия узкую для двоих, постель.
Она утащит его за собой, прижимая того к себе. Обнимет за шею, не позволяя и отстраниться. Мазнёт губами по чужой щеке, и развернёт на спину, к стене пододвинувшись. Поднимет уголки губ, проведя кончиками пальцев по чужим щекам. Мягко улыбается, отбрасывая попытки разглядеть хоть что-то в кромешной тьме. Это всё так странно, она устало выдыхает, устраиваясь у того под боком. Зажмурится, проводя ладонью по груди и расслабленно спросит:
– Ты теперь останешься на ночь? – даже не приоткроет глаз, позволив прижаться носом в свои ключицы.
Удивительно, как быстро меняется чужое настроение, как внезапный порыв снова сменился на ласку. И вот он вновь у неё в руках, притих, размеренно выдыхая куда-то в ключицу. Это успокаивает. Заставляет уложить руки на чужой голове, кое-как зацепиться за одеялом и скрываясь под ним, провалиться в спокойный сон. Всё так, как и должно быть. Это гораздо лучше долгих терзаний и копошения в беспомощности от невозможности заснуть. В конечном итоге, кто посмеет их осудить? Кто знает кем они вообще приходятся друг другу?
Да что они вообще знают о Дайнслейфе? О человеке, что сейчас мирно спит на её груди, человеке, что с тревогой во взгляде наблюдал за ней здесь, из теней, так, чтобы никто не мог бы этого заметить. Она улыбается, медленно погружаясь в сон. От вестей стало гораздо спокойнее, что не может не радовать.
Когда хранитель ветви проснётся, когда поймёт что его звёздочка всё ещё спит, осторожно запустит руку в карман плаща. Нащупает холодную фигуру чужого сердца и тяжело выдохнет. Однажды ему придётся принять чью-то сторону, и выбор этот определённо будет самым неприятным из тех, что встанут перед ними или имели место быть. Невольно проводит по чёрным пятнам, отголоскам проклятой скверны, кажется он и подумать не мог, насколько стойкими окажутся эти пятна.
Ему бы вернуть артефакт владельцу, или отдать в руки Царицы, что из-за этого прокаженного с ума сходит, что будет искать его у архонта, что едва ли знает о том, что это происходит из-за предшественника.
Хранитель ветви зажмуривает глаза, не ощущая лёгкого прикосновения к своему плечу. А обернувшись, замечает лишь сонный любопытный взгляд разных глаз. Облизывает губы и жмурится, получая поцелуй в щеку. Не стоит омрачать своё существование одним артефактом, потому что взгляд у звёздочки понимающий, потому что на её поясе висит тот самый ледяной глаз, и он невольно усмехается. Они как божества, разлучённые бездной. Только их разлука уже осталась позади.
– Мне доводилось драться с архонтом… – сжав гнозис, негромко скажет он, замечая заинтересованный взгляд. – Я думал, что забрав его сердце, смогу отнять его жизнь, а его лишённое сил естество в агонии пустило корни в самой скверне… Затуманило его рассудок, заставив остаться там…
Она молчит, замечая лишь тускло-зелёную вершину, молчит, отрывая взгляд от тёмно-синих пятен, а после переводит взгляд в чужие глаза, ожидая продолжения.
– И теперь из-за него, Царица творит бесчинства, гоняясь за сердцами богов… – закончит он, смотря в спокойные черты лица Альберих. – Что будет, если она не найдёт аналогичное в Сумеру?
Девушка усмехнётся, складывая голову тому на плечо. Лишь широко улыбается, осознавая всю комичность ситуации. Да, она слышала, что некоторые поговаривают о том, что с настоящим божеством того региона что-то нечисто, и по окончанию войны с Каэнрией, в момент смерти, не появился элементаль, что должен был занять его место, что Селестия никому не подарила артефакта, в котором заключалась бы необходимая сила. И теперь это кажется вполне правдивым, когда она видит фигуру в руках хранителя. На мгновение, она тоже вздыхает, но потом, всё-таки поднимается на ноги, давая ответ Дайнслейфу.
– Тогда она спустится в бездну, и встретится с ним лицом к лицу, если тот всё ещё жив… – а потом примется одеваться, кидая взгляд на часы, надо бы поторопиться, чтобы успеть вовремя. – И надолго ты теперь отправишься в путь?
– Я остаюсь… – тихо ответит он, замечая ласковую улыбку в свою сторону, а потом удивлённо вскинет бровями, почувствовав её руки на своих щеках.
Мимолётная радость заставит его вздрогнуть и улыбнуться той в ответ. Мгновение, она отходит от него, опуская запасной ключ в его ладони. Прикрывает глаза, обещая прийти как можно раньше с новостями и помощью освоиться в городе. Он кивает, провожая ту взглядом. Надо будет выяснить кое-что напоследок.
В свете дня, её жилище кажется ещё более унылым, он оглядывается в тесной комнатке, проводит по дверцам шкафа, вставая около окна и взгляд на рунические письмена бросает.
Где-то в мыслях бьётся страх, взгляд проходит по сточкам, а осознание, что это оставили для него, заставляет стиснуть руки в кулаки. Божество, что вчера так спокойно оставило его, позволив остаться им наедине на всю ночь, так спокойно шастает где ни попадя?
Благодаря тебе, с поимкой принцессы можно будет повременить. Не волнуйся, я не выдам вас им, но когда они догадаются сами… Не думаю, что вам удастся сбежать от ордена. Поэтому, насладись её присутствием рядом и чувствами в полной мере. У вас есть время, но однажды оно закончится, а впрочем, сказать я хочу совсем о другом. Наверное, нужно сказать спасибо…
Благодаря тебе, самому сильному божеству в мире под звёздами придётся спуститься в бездну. Правда перед этим, прольётся очень много крови там, где я должен быть защитником… Но о том, никому из нас не стоит думать. Смерть от рук людей гораздо приятнее, чем от порождений бездны, не правда ли? Впрочем, сложно недооценить твой вклад в победу бездны… Божество никогда не поверит в то, что гнозис в твоих руках настоящий. Я удивлюсь, если память обо мне живёт хоть где-то ещё, кроме её сердца. Уверен, Сумеру едва ли гордится мною. И за забвение они заплатят высокую цену.
Посмею просить тебя лишь об одном, не ввязывайся, оставь это сердце себе на память, ты ведь любишь говорить о том, насколько ничтожны и слабы боги.
Надеюсь, что мы больше не встретимся.
Дайнслейф прикусывает губу. Понимает, что это не предупреждение – лишь констатация факта. Вопрос времени, проверка терпения божества Снежной. Он невольно усмехается, прикрывая глаза. Всё это так странно… Бездна решила очень резко поменять свои действия. Всему виной встреча принца со своей сестрой или мягкое нашёптывание божества, что невольно заставляет вслушаться в чужие слова. Ему бы обрадоваться, спрятать лицо в плече девушки и больше не думать о мерзком мраке, что тенью следует за ними.
Больше он не может быть в чём-либо уверен. Он помнит как принц требовал вернуть ему ту, кого он очень долго от него прятал, пока она ребёнком находилась в глубоком сне. А теперь, внезапно переключается на другую цель? И снова пробегается по строчкам письма, почему-то не ведя в действительность происходящее. Секунда, бумага мнётся под пальцами. Как бы сильно он не любил богов, он не может злорадствовать над подобным планом. Словно… Они всегда собирались заманить божество в удушающую тьму бездны, чтобы исполнить то, что не удалось совершить с Осиалом… Наверняка они нашли замену глазу культиватора. А если и нет, то наверняка сумеют отыскать таковую.
Кэйа возвращается вечером, мягко обнимает его за шею, поздравляя с принятием в рыцари, смеётся, обещая то, что они определённо будут видеться чаще, чем вечерами, а потом вручит тому в руки свёрток с униформой. Ему не стоит показывать здесь своего клинка, но если с этим возникнут проблемы… Что ж, они обязательно решат все эти проблемы.
А пока, отложив свёрток в сторону, оставляет поцелуй на его щеке, смотря на оставленный звёздный плащ в её постели. Он такой хороший, она определённо сделает всё, чтобы он пришёл в себя и прижился здесь. Точнее, немного поможет ему в этом, на шаг от того отходя и скрываясь за шторкой, разделяющей спальное место от импровизированной кухни. Тихо позовёт за собой, внимательно смотря на хранителя ветви.
Ему наверное мерзко от того, что ему придётся вновь стать обычным человеком, тем кем он был до пришествия богов. Ему придётся находиться среди тех, кто боготворит Барбатоса, одного из тех, кто был участником того катаклизма.
– Ты когда-нибудь слышала о том, чтобы боги писали рунами? – спросит он, мягко обнимая свою принцессу за талию, улыбнётся когда та уложит голову ему на плечо и тихо засмеётся, заставив его поднять уголки губ. – Даже с принцем бездны играется божество. Что что, а заговаривать зубы они умеют просто отлично. Даже он клюнул на их слова.
– На слова одного конкретного бога? – спросит она, хитро прищуривая глаз и выдыхая, едва пальцы его потянутся к ремешку глазной повязки. – Барбатос как-то обмолвился о нём, как раз после того, как фатуи украли у него сердце. От этого смеха побледнел даже мой братец…
Рыцарь вздохнёт. Божество, так легко исчезло из жизни целого континента… Если так стремительно забываются боги, что же происходит с людьми?
Спокойная речь о событиях дня заставляет вырваться из раздумий, просто к руке девушки приластиться, позволяя гладить себя по голове, пока в котле закипает вода. Это так странно, всё что касается её обычной жизни. Не сильно она отличается от той, что была у неё дома, там, под землёй. Всё те же строгие правила и бесконечные рамки, из которых она, несмотря на всю заботу и любовь, привитую Рагнвиндрами, не сумела позабыть.
Редиска и мята кажутся осточертевшим сочетанием. Однако, сейчас, это лучше чем ничего. И в лучах закатного солнца она кажется такой уставшей, что… Он одёргивает себя, позволяя той покрыть тарелки ледяной коркой. Порою, дар богов действительно может быть полезен где-то помимо битвы.
Она улыбнётся, уже в потёмках поднимаясь из-за стола. И Дайнслейф за нею последует, краем глаза смотря за тем, как перчатки и мех с тела её слетают. Смотрит как спокойно она смотрит на него, с трудом пряча весёлую улыбку и лёгкий, больше похожий на напускной, румянец, словно её это ни капельки не смущает. Дайнслейф поднимает уголки губ, понимая, что та замерла, в его ожидании, прикрывает глаза, оставаясь в рубашке, кажется, слишком быстро расправившись с брюками, что сложно не воспринимать второй кожей.
И он подойдёт, стянет с глаза ленту, желая вновь увидеть фантом, напоминающий о жизни до катастрофы. Проведёт по щеке, сбрасывая ту куда-то в ворох её одежды. Кажется, она вздрагивает и шепчет какую-то колкость о том, что он всё никак не может расстаться с латами. И кажется, самое время доказать её неправоту, но…
Вместо этого он мягко касается её губ своими, прикладывая чужие ладони к груди, заставит ту провести по звезде, осторожно спуская к застёжкам доспеха. На мгновение, ему покажется, что он слышит биение её сердца, слышит как часто ударяется оно о рёбра, прежде чем её руки хоть что-то сделают.
Прежде чем он сожмёт ту в объятиях вновь, прежде чем уткнётся носом в ключицы, мелко касаясь тех языком, почувствует как она, сбросив латы с чужого тела, обовьёт его шею, тихо-тихо шепча что-то о его сдержанности…
Он засмеётся, почти незаметно расстёгивая чужую рубашку, толкнёт ту к постели, опустится перед ней на колени, проводя щекой по бёдрам, стиснет чужую лодыжку, после чего зажмурится, в единственное мгновение собираясь с силами, чтобы осознать действительность происходящего…
– Я никому не отдам тебя… – шепчет он, толкая ту на спину, забывает о запрете привязываться, целует чуть ниже ключицы, плавно проводя по животу.
И услышав тихое согласие, почувствовав осторожное касание к груди, позволит себе вонзить зубы в чужую плоть, провести ногтями по бёдрам, и оторвавшись, заглянуть в чужие глаза, той, что смотрит на него в нетерпении. Мазнёт языком по соску, осторожно прикусывает тот, проводя по внутренним сторонам бёдер, царапнет те, и тут же на плечи её переключит своё внимание, зубы свои вонзая в него. Услышит тихое шипение, но не прекратит, лишь ягодицы чужие стиснет, прекратив кусаться едва ощутив как его за волосы дёргают.
Кажется, он немного забылся, едва дорвался до желанного лакомства. Но… Движения рук тут же становятся мягче. Он улыбается, осторожно разводя чужие губы и внимательно в лицо девушки заглядывает. Ему очень хочется поставить её на колени, хочется заставить чувствовать себя зависимой, держать где-то на грани между извращённой любовью и откровенным издевательством. Но не сейчас, когда ему позволяют сделать робкий шаг вперёд, для осуществления это мечты, не сейчас, когда ему позволили и так слишком многое.
Начало звёздочка встречает прикушенной губой и едва слышимым вздохом. Её руки лягут на плечи, и вокруг шеи обовьются, не позволяя излишне своевольничать. Он понимает, к нему хотят привыкнуть, хотят понять что он хочет.
В голову бьют ненужные поводы для ревности. Он прекрасно знает, она не могла остаться невинной в городе свободы. Знает, что Кэйа порою должна позволять недопустимое, чтобы город мерзкого бога жил… Но более он этого не позволит. Не позволит тем, кто оставил её сиротой, пользоваться ею столь низко и неблагородно.
Осторожный толчок, прежде чем она шумно вздохнёт вновь, едва напрягаясь, и всё-таки, для удобства, разводя ноги чуть шире. Дайнслейф аккуратен и нежен. Ей хочется думать, что никто более этой щемящей осторожности не заслуживал. Эгоистичное желание бьёт в голову, заставляя того резко притянуть хранителя к себе и прикусить чужую губу. То ли в отместку за метки на плечах, то ли просто так, из желания оставить свои метки тоже.
Чужие движения плавные, позволяют расслабиться и прикрыть глаза, голову откинуть, всё-таки разрешая рыцарю оставить на глотке алеющий след. Кто же знал, что в нём проснётся такое желание, ведь изначально, ей думалось, что он не способен на какие-либо чувства, но…
Сейчас он ласков с ней, гладит её бока и бёдра, нашёптывая на уши что-то приятное. Тихо урчит, перехватывая её стоны с губ, зализывает свои следы, прося за них прощения. И зажмуривается, чувствуя как она обнимает его ногами и сжимает, запустив руки в волосы. Какая-то нездоровая мания, дёргать за них. Неужели этому её тоже научил город ветров? Какое безобразие.
Пальцы стискивают сосок, зубы снова погружаются в основание шеи, внезапное желание ударяет основательно в голову, заставляя вздрогнуть при первой мысли… Но он её не отбрасывает, проводит прокаженной рукой между чужими грудями и лишь задушенный крик заставляет его очнуться. Он оставил ей небольшое пятно, округлив глаза, словно не желал этого минутой ранее, осторожно коснётся метки губами, прежде чем окончательно успокоиться, прежде чем заметить обеспокоенное лицо Кэйи и… Замереть, осаваясь один на один с последствиями.
Она нахмурится, тут же отпустит его, поднимаясь на локти, желая исправить чужую ошибку, но…
Его голова ляжет ей на грудь, а руки схватят за локти, не позволяя и думать о побеге, пусть и на пару минут. Он почувствует её дрожь, довольно улыбнётся, прежде чем она успеет хоть что-то сказать и прервёт гневную тираду ещё до начала, проводя языком по дёснам.
Где-то вдали послышатся удары капель дождя о землю, а сам он прикроет глаза, укладывая её обратно.
Он сделал это намеренно, но никогда не расскажет зачем.
Как и молчал, что не существует больше Каэнрии и её родители были повержены в первые секунды катаклизма… Навязчивое желание присвоить капитана себе целиком и полностью лишь поддерживают намерения молчать.
Потому что потом – будет совсем не до этого.
Комментарий к Loreley
спустимся в объятия монстров бездны или продолжим ходить по людям?
========== Morgana ==========
Комментарий к Morgana
школьная аушка и нежный секс, потому что могу
Тарталья агрессивно любит Кэйю в течении н страниц
Розалина – это имя Синьоры, если кто-то не знает
А ещё, я люблю Синьору и Венти, да.
Тарталья знает, Кэйа влюблённо смотрит не в его спину. Знает, что чувства её не будут взаимны, а потому, она не вздыхает влюблённо о ком-либо, лишь позволяет себе совсем немного поглазеть в чужую спину, и если они находятся совсем рядом, то даже протянет руку, мягко провести подушечками пальцев по линии позвоночника. И тот улыбнётся ей солнечно, отходя чуть в сторону, чтобы в разговор свой впустить.
Тарталья знает, она постоянно крутится то вокруг брата, то вокруг ботаников, тоже ошивающихся рядом с предметом её обожания. Оттуда она выносит вредную привычку закатывать глаза. А после фыркает, смотря равнодушно-спокойно на окружающих.
А ещё он знает, что порою она позволяет себе пооткровенничать в компании Рагнвиндра на правах его приёмной сестры, наплевав на наличие у него отношений с Гунхильдр. Разочек, ему даже удалось увидеть как тот гладит её по плечу и говорит, что всё будет в порядке. Она кивнёт и сию минуту оставит приёмного брата наедине со своей девушкой.
Своим мыслям и поступкам, Аякс может лишь глупо улыбнуться. Не то чтобы его хоть когда-то интересовала сама Кэйа, в классе она просто существовала, и без надобности они не контактировали. Удивительное дело, они даже умудрились не ссориться за всё то время, что она с ними учится, хоть это и было весьма в его вкусе.
То ли дело в её отношении к Дилюку, что был его если не другом, то точно приятелем, и он боялся что испортит с ним отношения, то ли ему просто этого не хотелось… Как бы то ни было… Наблюдать за ней оказалось довольно занятно. Зачем? Он и сам не знает, а потому разворачивается на оклик Розалины, забывая обо всех странных мыслях насчёт одноклассницы. Он выделит этому время, но немного потом, когда закончится обещанная этой старшекласснице прогулка.
Почему-то это не особо ему помогало. Он хмурился, выцепив синюю макушку, идущую по другую сторону от сводного брата. Пока она крутится вокруг них, беспокоиться не о чем. Джинн и Дилюк не позволят той натворить глупостей в силу излишней серьёзности. Пожалуй, более надежных рук для объекта его наблюдения не найдётся. Тем более, если слухи правдивы и Джинн действительно ночует в их доме чаще, чем в своём. Мечта, а не окружение. И судя по довольной улыбке Альберих, что что-то у Джинн спрашивает, а ответ заставляет чужие глаза от интереса загореться и засмеяться ту заливисто, его мнение разделяют.
Куда меньше ему нравилось, когда она уходила с Альбедо и Дайнслейфом. Тогда он позволял себе понаблюдать подольше. Но тут же отбрасывал эту идею, когда те выходили к набережной, а он оказывался как на ладони. Никаких влечений, просто обычные встречи, совершенно спокойно вписывающиеся в понятие дружба. Энергетики? Прогулки? Пустая болтовня и посиделки дома у последнего, в силу постоянного отсутствия родителей из-за работы? Пожалуйста, ровно по расписанию, если сводный брат со своей второй половинкой тех не опередили.
– Ты так пристально наблюдаешь за этой разноглазой… – фыркнет Розалина, окликая рыжего на себя и протянет тому обещанные днём назад острые чипсы. – Неужто влюбился?
И она скривится, оценивая чужие вкусы, заправит белокурые пряди за ухо и усядется на диване на этаже, пусто посмотрев на циферблат.
– А ты правда мутишь с тем мелким, у которого косички? – спросит он в ответ и увидев как она нахмурится, тут же пожалеет о том, что спросил.
Он вообще не понимал как эта серьёзная и холодная девушка обратила внимание на ухаживания Венти. Какое-то время, он заливисто смеялся над этим, прикрывал рот рукой, когда её целовали в щеку и отворачивался, то ли пытаясь не засмеяться, то ли попросту смущаясь столь невинных нежностей.
А сейчас понимает, что это совершенно не смешно. Прикусывает губу, кривясь от остроты. Теперь смеётся она, потрепав его по голове. Хоть и Розалина не дружит с другими девочками, да и те сами её сторонятся. Зато, на своё горе, не избегают Барбатоса, что кажется им безумно приятным и милым, что смеётся так мягко и искренно, что невозможно не подхватить или сдержать улыбку.
В основном из-за этого они с Розалиной и знакомятся, потому что… Забравшись под рёбра к ней, она Барбатоса ни за что не выпустит. И плевать, что тот вырываться не собирается, а у неё на экране блокировки его спокойное спящее лицо на её груди. Никто не знает что это ласковое создание растопило в толстых льдах щёлочку, они предпочитают об этом молчать, ведь…
Хитрый прищур зелёных глаз и колкий язычок ставят на место тех, кто посмеет тянуть свои ручонки к ней. За словом этот малыш, которому сложно дать больше, чем ему самому, не лезет. И хоть старается, открыто нагрубить не брезгует, как и оставить царапку под подбородком заранее обгрызенным ногтем.
Розалина хлопает его по плечу, говоря что он может на что-то надеется, если уведёт её из-под носа отличников, внезапно ставших той близкими друзьями. Несмотря на холодность, она порою тоже снисходит до простых чувств, спасибо за то Венти, он тут определённо здорово постарался.
Влюбился… – проносится в мыслях и ему очень хочется согласиться, но… Так быстро осознание этого факта не приходит, а значит нужно ещё какое-то время на то, чтобы смириться с этим фактом окончательно. Впрочем, не то чтобы он сильно против, скорее… Не знает что с этим делать… А спросить у кого-то так странно… Можно конечно возлюбленного подруги, но… Он снова посмотрит на потеплевший взгляд Розалины от чужого присутствия и поймёт, что разбираться с этим ему придётся самому. Особенно когда взгляд цепляется за её милое выражение лица, когда Барбатос подобно котёнку на плече голову её уложит. Интересно, что он чувствовал, подбираясь к ней?
Вопрос останется без ответа, потому что он зацепится взглядом за тех, с кем она ходит, если не в компании Джинн. До него доносится недовольное фырканье из-за учительницы истории, совсем озлобленной от чего-то. Прозвучит вопрос про Альберих, на который Альбедо ответят кивком и Аякс остановится, замечая довольную улыбку Дайнслейфа. Они просто радуются прогулке… Это так скучно! Ладно Альбедо, что о младшей сестре заботится и Сахарозу в лоб целует при людях. Она тоже иногда с ними тусуется, и абсолютно всегда держит отличника за руку. Дайн, как они называют его, и Альбедо капельку старше, и кажется, Альберих с ними совершенно точно весело.
– А она точно то сохранила? – спросит Альбедо, отойдя к стенке.
– Конечно, ты ведь сам знаешь, что она на дух не переносит её, как и мы. Так что точно не упустит возможности над ней поиздеваться…
И Аякс вздрогнет от того, как спокойно они отбрасывают образ примерных школьников, обсуждая как здорово будут смотреться комья грязи в волосах Кэ Цин. Он понимал, она многим в школе стоит поперёк горла, знает что с Кэйей у неё отношения весьма напряжённые, знает что уже пару дней она ходит какая-то подавленная, а дело оказывается такое простое… Альберих нужно отдать должное, ничем не выдала причину своего хорошего настроения.
И сразу ему становится немного не по себе. Во-первых, потому что Кэйа, влюблённость в которую он только что осознал, может быть весьма несвободна. А во-вторых, вещи, которые она с ними делает весьма сомнительны и стоят внимания. Он нахмурится, обещая обязательно разобраться со всем.
На взвешивания всех за и против у него уходит ровно неделя. Ровно неделя, чтобы посмотреть на криво обстриженные сиреневые волосы, на довольные улыбки и каждодневный уход в компании блондинов. Дилюк выглядит слишком спокойным, а Кэ Цин молчит, с испугом оглядываясь на синюю макушку и вздрагивает, тут же отводя взгляд. Он не понимает, что эти трое сделали с ней, но не намереваясь отказываться от чувств, оградит от всего этого Альберих.
В конечном итоге, он просто не хочет чтобы та становилась монстром, на манер тех двоих. Потому что, если он опоздает, то однажды сам сможет оказаться у неё под рукой, и судя по страху другой одноклассницы, мало никому не покажется.
Альберих совсем прекратила появляться в компании брата, окончательно перекочевав к тем. Он спрашивал о том у Рагнвиндра, а тот в ответ лишь пожал плечами, говоря о том, что рад этому.
О содержании видео, о котором те переговаривались, он так и не узнал. Как и о том, чем именно эта троица занимается, пока на них никто не обращает внимания. И Аякс решается у них об этом спросить. Сначала у Кэйи, решая немного повременить с признанием. Потому что он наслышан о тех двоих. И если она им подруга, значит и сама куда сложнее, чем вообще может показаться.
Он окликнет её, когда все засобираются прочь, прищурит глаза, встречаясь со спокойным выражением лица и едва лишние слушатели окажутся за порогом, едва до прихода других пользователей этого кабинета останется ровно десять минут, он окажется на расстоянии вытянутой руки от той.
Тянуть бессмысленно. Он задаёт свой вопрос напрямую, встречаясь с довольной-предовольной улыбкой.
– Что вы сделали с ней? – сразу спросит он, прищуривая глаза, и думая о том, как не дать ей уйти от ответа, а после вздрогнет, когда в ответ не станут грубить, а наклонятся, чтобы сказать на самое ухо, чтобы уж точно не услышали даже стены…
– Это было довольно весело, намешать ей коктейль из слабительного, клубники и алкоголя, а потом ловить её во дворе, чтобы уложить спать… – засмеётся она, озвучивая всю подноготную произошедшего. – А почему ты этим заинтересовался?
Всё оказалось намного проще. Той просто стыдно за своё поведение, вызванное этой троицей. Они и правда поступили максимально мерзко, так опозорить её перед всеми… А ведь ей говорили не лезть к этим странным и примерным старшеклассникам, говорили, что посторонних они не любят… Кого бы она слушала… Но Тарталье стало спокойнее. Есть лишь мерзкий поступок, ничего преступного…
– Потому что я хочу понимать, что за человек мне понравился… – шепотом скажет уже он, отстраняясь от неё, и цепляясь взглядом за едва заметный на смуглой коже румянец, интересно, намешивая ту смесь, она тоже заливалась краской? – А то из твоего братца и слова не вытащишь, так сильно он занят милой Джинн…
И оставит её наедине, недобро щурясь на парочку, в компании которых она творит не самые хорошие вещи. В голове проступает лишь одно решение. Он вытащит её из их общества. Во-первых, от сильной любви, во-вторых, из чистого беспокойства и простого понимания, во что это может выйти.
Спокойный вздох, короткое прощание с Розалиной, оборот головы для верности, чтобы заметить как она снова улыбается Альбедо и мило улыбается Сахарозе. Бедная, не знает кого полюбить довелось… Он облизывает губы и уходит, думая над тем, как сделать это лучше.
Вот только, кажется, время совсем ему не помощник. Тарталья прикусывает губы, когда Дайнслейф удостаивается мягкого взгляда со стороны девушки. Рычит, когда она называет его котёнком и ласково-ласково гладит того по светлым волосам. Сжимает руки в кулаки, когда его целуют в лоб и ещё раз назвав тем прозвищем, позволяют мягко обнять за талию, и приложиться щекой к груди. Она ласково улыбается, пока к ним не подходит его сестра. Она заставляет стоящих рядом мило смутиться, а Альберих почти пошло пошутить, вгоняя мальчишек в ещё более густую краску. И он отвернётся, скрестив руки на груди. Ему это не нравится, не нравится что к объекту его симпатии смеют прикасаться другие, она улыбается не ему, касается не его, открывает свои объятия не ему. Прикусывает губу, зажмуривая глаза.
Он уберёт всех и каждого, кто посмеет встать у него на пути. Заставит девушку смотреть лишь на него, касаться и думать только о нём… Жаль случайных зевак, что это увидят, но они сами виноваты в том, что посмотрели в её сторону.
На губах расцветает довольная улыбка. О, она обязательно окажется рядом, в его осторожных объятиях. Он никогда не отпустит её, никогда не позволит посмотреть на кого-либо, не позволит думать о ком-то помимо его.
Но ради неё он готов на различную грязь. Ради неё он станет безумцем, но в конечном итоге всё равно окольцевать чужую талию, уткнуться носом в плечо и забыть обо всём…
Обо всём, что не имеет значения, обо всём, что не связано с ней.
И он зажмуривается, медленно проводя рукой по стене. Он хочет чтобы его любили. И его будут любить! Ей ничего не останется кроме того как выбрать его. Никто не заберёт у него его судьбу, потому что иначе быть просто не может, ведь…
Он устранит любые проблемы на своём пути. Переубедит всех, кто усомнится в этом… Не позволит кому-либо протянуть к ней свои руки…
А потом, подобно дракону, окольцует своё сокровище, никому не позволит смотреть на неё. Потому что хочется, хочется уткнуться носом куда-то в плечо, так же мягко притянуть к себе и довольным котом заурчать, наконец-то дорвавшись до желанного. Прикроет глаза, мягко склоняя голову в бок.
