Текст книги "Это только цветочки (СИ)"
Автор книги: Гейфилд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 22 страниц)
Не он.
Мелькор смотрел в лицо маленького Гортхаура, стиснув зубы.
Это не он. Теперь я точно знаю.
Отец, почему он? Почему из всех майар погиб только мой? Что за подкидыш занял его место рядом со мной? И почему я должен считать его Гортхауром?
Он не надеялся получить ответ. Прикосновение Эру пришло внезапно и было мягким и ласковым. На мгновение Мелькору стало так хорошо, как только могло быть, как было давно, в секунды и вечности его первого вольного полёта, оборвавшегося с сотворением Арды.
Ответ был: ничто не повторяется дважды.
Тонкая ручка спящего майа слепо нащупала локоть Валы и замерла – тёплая ладошка на ледяной коже. Мелькор осторожно убрал её.
Почему только сейчас? Я мог понять раньше, когда он ещё не любил меня. Я мог его отдать. Мог от него избавиться и забыть о нём. Но не предавать память Гортхаура, которому поклялся в верности сам, по доброй воле. Зачем ты заставил меня поверить, что это он? Я ведь вижу… я чувствую, он никогда не был таким. Этот малыш не станет Гортхауром, даже если я назову его так и поверю в него. Он другой. Ты создал его позже. Ты обманул меня снова.
Первый из Валар закрыл глаза и закусил кулак, когда голос отца звучал в его голове.
«Ты потерял его вместе со своей частью Арды. Он всё сделал ради тебя. И просил не оставлять одного. Я выполнил его волю».
Никогда Мелькор так не радовался своему умению выть беззвучно.
Эру больше не говорил с ним. Не в характере отца было комментировать свои деяния.
Чёрный Вала никогда не ненавидел мир сильнее, чем в те несколько секунд, когда ему довелось осознать, что Гортхаура больше нет. До того он всё ещё верил, что ошибается. Теперь – знал, что прав.
Отец не мог сделать с ним ничего ужаснее.
Наверху рвался от звонков телефон. Мелькор лежал на боку под столом и невидящими глазами смотрел перед собой.
– Мел… телефон… – пролепетал на столе маленький бесполезный зверёныш, подкидыш, паршивая замена Гортхаура с обрывком слова вместо имени. Мелькор медленно сомкнул ресницы.
Хэннер не виноват. Он пришёл вместо Гортхаура, спасти тебя.
Мне не нужно такое спасение. Мне ничего не нужно. И Арда не нужна. Один раз я уже потерял её. Я хочу, я жажду потерять её снова. Навсегда. Я не давал клятвы заботиться об этом мире без него!!!
– Мел… ты где?
Мелькор взял себя в руки. Поднялся на четвереньки, выполз из-под стола и, подняв с пола мятые штаны, натянул их.
– Я сейчас возьму трубку. Идём, заодно и тебя в спальню занесу, а то все кости себе отлежишь.
Хэннер доверчиво спал у него на руках весь путь до спальни и не открыл глаз, когда его уложили и укутали одеялом.
Не он.
Как под наркозом Мелькор наконец дошёл до телефона и взял трубку.
– Мелькор, ты чего творишь?!! Что случилось?!! Если ты снова…
– ЗАТКНИСЬ!!! – взревел Мелькор так, что Манвэ выронил трубку и шарахнулся от неё в угол кабинета Намо, где столпились все Валар и Валиэр, сонные, перепуганные и растерянные.
– Заткнитесь все… – простонала трубка, Мелькор, задыхаясь, сползал спиной по стене, прижимая ладонь к мокрым глазам. – Чтоб вы все сдохли… ненавижу… ненавижу-у-у…
– Думаю, это случайный выплеск энергии. Это не агрессия, – спокойно сказал Намо. Манвэ смотрел на него огромными испуганными глазами. – Возвращайтесь к своим прежним занятиям. Я сам поговорю с Мелькором.
Когда шаги и голоса на том конце провода затихли, раздался спокойный и твёрдый голос Мандоса:
– Мелькор, на западе произошёл выброс энергии. Едва не раскололся континент. Майар Ауле и Ульмо усмиряют вырвавшуюся лаву. Разумеется, все подумали…
– Его больше нет, – прошептал Мелькор еле слышно, и в трубке послышалось нечто, что Намо мог бы принять за рыдания, имей он дело с кем-то кроме своего самого старшего брата. – Хэннер – не мой майа. Его мне просто отдали… вместо Гора. Гор умер… понимаешь, навсегда умер…
– Значит, так нужно было отцу, – рассудительно сказал Намо, прислоняясь к стене и перекатывая в пальцах шарики для релаксации. – Чем я могу тебе помочь?
– Забери у меня Хэннера, заставь его забыть снова, а меня отправь за Грань.
– Ты сам знаешь, это невозможно.
– Тогда – ничем.
– Мел, быть может, он снова… – следующее слово по отношению к Эру далось Намо с трудом, – соврал тебе? Это ведь он тебе сказал?
– Нет. Я сам понял, что не он. Просто… – Вала с усилием потёр лоб ладонью, рассматривая потолок так внимательно, будто пытался прочитать в темноте что-то чрезвычайно важное. – Просто, понимаешь, мой Гор выглядел по-другому… в особые моменты.
– А ты когда-нибудь видел его в молодости?
Мелькор замолчал.
– Мелькор, – мягко проговорил Намо, – твоего майа создала таким, каким он был, его жизнь. Ты сам говорил, что он мог бы быть другим, не случись с ним всего того, что случилось. Ему многое пришлось преодолеть, чтобы прийти к тебе. Ему пришлось много страдать, чтобы избавиться от насильно данного ему Света и принять твою Тьму. В подростке так же трудно узнать взрослого, как во взрослом трудно узнать подростка. Всю жизнь ты слышал искажённую его мелодию и привык к ней. Его первозданный звук незнаком тебе.
– Я помню время до Арды, – огрызнулся Мелькор.
– А его ты там помнишь?
Тёмный Вала снова промолчал.
– К слову, – беззаботно проговорил Намо, – если ты понял, что это не он, почему ты не убил Хэннера? Я ведь чувствую, ты хотел его убить. Но почему-то твоё бешенство едва не разнесло континент, не тронув маленького беззащитного майа.
– Не мог же я его убить ни за что. Он не виноват, его прислали ко мне… к тому же…
– Для тебя это не аргументы. Кто единственный из смертных, кого ты не можешь убить, Мелькор?
– Гортхаур, – без запинки ответил Вала и снова замолк, на этот раз поражённо.
Намо улыбался довольно, как сытая пантера.
– Мел, сдаётся мне, тебя надули. Я, конечно, не должен тебе этого говорить, но тебе не стоит верить отцу. И… ты же помнишь, как он любит устраивать испытания.
Мелькор разразился грязной руганью в адрес Эру. Мандос продолжал улыбаться.
– Единственное, в чём я уверен, брат, – будь это другой майа, ты убил бы его ещё на церемонии Встречи.
– Что же мне делать… – беспомощно прошептал Чёрный Вала, утыкаясь лицом в колени и дрожащей рукой прижимая к уху трубку. – Я ведь не могу его любить… не могу любить так, как Гортхаура…
– Тогда люби его как Хэннера, Мел. Ты нужен Арде. Нужен мне. Нужен ему. Ты можешь снова сделать Хэннера Гортхауром, но будете ли вы оба счастливее?
– Это предательство…
– Это шанс. Шанс на новую жизнь. Возможность всё исправить. Мел… забудь обо всём. Просто будь счастлив. Поверь, это единственное, чего мы все хотим.
– Спасибо, Намо, – неуверенно прозвучало после паузы, и Мелькор положил трубку.
Мандос ещё несколько секунд стоял у стены с телефоном, будто ожидал продолжения разговора, потом швырнул несчастный аппарат на пол, на тот же ковёр, где ему этой ночью уже довелось побывать, прошёлся по кабинету и неловко замер посреди него, задумчиво потирая подбородок.
Решать Мелькору, но…
…которая ложь лучше правды?..
Он никогда не станет прежним.
Мелькор стряхнул пепел с тлеющего кончика сигареты и затянулся. Почти бесцветные сейчас, его белёсо-серые глаза в тёмных ореолах ни на чём не могли сфокусироваться. Ночной стресс оказался слишком сильным, всегда охочий до радостей жизни Вала не мог спать, не мог даже ходить нормально, он едва добрался до кухни по стенке, и докуривал последнюю пачку, не ощущая запаха и вкуса дыма.
Наверху, свернувшись клубочком на простынях в его постели, так и не использованной ими по назначению, спит прирученный майа с повадками волчонка, избавиться от которого уже не удастся. Не потому, что не в правилах Моргота обижать слабого. Даже не потому, что нельзя его убить. Можно – всё.
Не поднимается рука. Нет сил.
…Опустошение.
Хэннер проснулся с ощущением, знаменующим вопиющую неправильность мира. Не сразу поняв, что случилось, майа потянулся, сладко выгнувшись на кровати, и только потом понял, что кровать не его, а большая подушка пахнет Мелькором.
«Мелькор…» – подумал Хэннер и улыбнулся, потёрся щекой о подушку и натянул до носа роскошное одеяло, в которое его можно было завернуть раз десять во всех направлениях. При мысли о том, что можно было бы сделать на этой кровати, он сладко зажмурился.
Жаль, что Мелькор здесь не спал… кстати, а где он?
Взглянув на часы, майа присвистнул. До собрания учеников оставалось чуть более получаса. Хэннер выпрыгнул из-под одеяла и босиком помчался в свою комнату. Наспех натянул футболку и джинсы, пару раз дёрнул волосы гребнем и, прыгая по очереди на левой и правой ноге, чтобы зашнуровать кроссовки, двинулся в сторону лестницы.
На кухне майа намеревался перехватить какой-нибудь бутерброд и кусок мяса для одного из драконов, чтобы не вредничал и отвёз в школу.
Около стола, тяжело навалившись левым локтем и сосредоточенно глядя мимо пепельницы с горкой окурков, сидел Мелькор, и Хэннеру бросилась в лицо краска при воспоминании о том, что они вчера на этом столе делали.
– М… Мел? Д-доброе утро… ты уже встал?
Хэннер замер на пороге кухни. Вала медленно поднял голову и смерил его тяжёлым взглядом.
– Привет, Хэннер. Как спалось?
– Э… да ничего так… хорошо… в твоей кровати, – пробормотал майа. – А… что-то случилось?
– Нет. Ничего. Всё нормально. Ты уходишь?
– Я… ну, да. Собрание в школе…
– Скажи дракону, он тебя подбросит.
– Ага.
Оба испытали облегчение, когда Хэннер вышел из кухни.
Что-то – быть может, потерянная память, – шептало Хэннеру, что он не сделал одну важную вещь.
Вернувшись – бегом, чтобы не успеть струсить, – Хэннер быстро обнял понурого Валу за шею, поцеловал в щёку и прошептал:
– Я люблю тебя!
Не дожидаясь реакции, он стремглав умчался, теперь уже точно к драконам, и в груди у него звучала весёлая неземная мелодия.
Губы Мелькора дёрнулись и болезненно скривились.
Эру по-прежнему молчал.
Быть может…
Быть может – что?
«Ты не знаешь, что со мной было».
Словно чужая воля вложила в разум Хэннера эти слова, и он встал столбом на дорожке, ведущей к школе. Разворачивавшийся на площадке дракон презрительно зыркнул на орла, с которого только что спрыгнул Йонвэ.
– Хэннер, эй, Хэннер! Привет! Как каникулы?
– Привет. – Хэннер вымученно улыбнулся. – Нормально, а твои?
– Прекрасно! – Йонвэ закатил глаза, совсем как Манвэ, когда говорил о чём-то приятном. – Давай, мы уже опаздываем!
Они побежали к школе, и лишь невесть откуда взявшаяся мысль про то, что ему – ему, Гору, – ничто не давалось просто так, отдавалась в сущности Хэннера тянущей тоской о безвозвратном.
Мелькор глубоко и целенаправленно ненавидел весь мир. На самом деле такое случалось с ним редко и почти всегда беспричинно: несмотря на свою тёмную «профессию» Врага, первый из Валар не любил убивать просто так и подавно не желал уничтожения миру, который сам пел и который любил, быть может, глубже и сильнее любого из своих братьев и сестёр. Приступы необоснованной агрессии проходили тяжело и знаменовали личностный кризис и невыносимое нервное перенапряжение. Мелькор отключил телефон и все средства связи, включая дверной звонок. Задёрнул шторы в кабинете. Хотелось ещё запереть все двери и ворота на запоры, но оставшийся здравый смысл говорил, что скоро придёт Хэннер, а через все поставленные блоки даже дозваться по осанвэ ему до своего Валы не удастся. Так что главный вход Мелькор блокировать не стал. Велев духам приготовить к приходу майа обед, одержимый ненавистью ко всему живому Вала забился в свой тихий тёмный кабинет и съёжился на полу в углу, обхватив руками колени.
Думать ни о чём не хотелось. Хотелось, чтобы в голове стало тихо, темно и пусто. Может быть, даже пыльно: пыль приглушает звуки.
Только чтобы ни одной мысли…
Папа, – в моменты глубочайшей духовной муки Мелькор обращался к Эру именно так, – зачем ты это сделал? Зачем вернул меня в этот мир? Новая Арда могла бы жить без меня. Она уже привыкла. Я не хотел больше мучиться. Не хотел учиться жить снова. Не хотел возвращаться. Ты обещал мне Гора, чтобы я пришёл. Мне было хорошо в моём безумии и беспамятстве, когда Арда умерла. Ты научил меня думать. Я думал, что ты любил меня. Но с новым Кругом всё началось сначала. И ты опять предал меня, и опять – самым гнусным способом. На заре первого Круга ты отнял у меня Манвэ, который и так никогда не был моим, и Гора, и позволил изгнать меня из мира, первый звук которого принадлежал мне. На заре второго Круга ты обманул меня. Ты дал мне глупого волчонка вместо моего любимого волка. Ты бог, почему бог может поступать нечестно?..
Стянув со столика лист бумаги, Мелькор машинально набрасывал карандашом волчью морду. В задумчивости он и прежде нередко рисовал Гора, на всём, в волчьем облике или в основном, и отучился от своей привычки только в новой жизни, когда любой намёк резал по живому.
Теперь, увидев на бумаге изображение своего любимого, Вала вновь ощутил тяжесть утраты, но в полном опустошении чувств, не имея сил, чтобы страдать, он стал рисовать дальше.
Прищуренные чёрные глаза, всегда изучающие, жёстко-ледяные, таящие неудержимое пламя. Чуть нахмуренные брови. Изящный нос с горбинкой, сжатые в линию губы, жёстко очерченный подбородок. Впалые щёки, красивые скулы, выраженные, острые. Когда майа злился, они обострялись ещё больше, казалось, кожу порвут…
Мелькор не знал, что побудило его набросать ниже портрет Хэннера.
Пушистые ресницы, требовательный открытый взгляд, мягко вьющиеся волосы, спускающиеся чуть ниже плеч. Нежный овал лица. Приподнятые в удивлении и лёгком возмущении бровки, прямой хорошенький носик, узкие ноздри. Приоткрытый ротик. Выглядывающее ушко, нежное, с правильной полукруглой мочкой. Тонкая шейка.
Маленький.
Прижав к губам кулак, Мелькор долго изучал два лица на листе, лежащем у него на коленях. Перевернул и начал набрасывать третий портрет.
Добавим Хэннеру характера. Нахмурить бровки, сжать губы… скулы чуть-чуть заострить, прищурить глаза… вот так, и оставить реснички…
Мог ли Гор быть таким в детстве, если бы у него было детство?
Застонав, Мелькор скомкал лист и отшвырнул в сторону.
Хватит вопросов.
Не хочу ничего.
Ненавижу…
…Виэрт наведался позже, когда Вала сидел в кресле и нервно колотил пальцами по столешнице. Поскрёбся в дверь, прошёл в кабинет, нахально улыбнулся во всю пасть и брыкнул задней лапой, прикрыв за собой дверь. Открытых дверей, он знал, хозяин не любит.
– Молодец, – глухо сказал Мелькор, и волк запрыгнул прямо на стол, расшвыряв немногие оставшиеся на местах письменные принадлежности. Жмурился, сопел и подставлял загривок и живот ласкающим рукам, вынуждая забыть о мигрени, о ненависти, о тянущей силы боли, о нервном спазме, сковавшем лицо. Вала уткнулся носом в тёплую шерсть и погрузился в чёрную вяжущую тишину.
Ещё какое-то время спустя скрипнули ворота. Волк вскинул голову.
Мелькор отвёл немного штору и выглянул во двор.
Хэннер шёл к замку и сосредоточенно хмурил брови, сжимая что-то в кулачке.
Сейчас я всё пойму! – твердил себе Мелькор, прыгая через четыре ступеньки и преследуемый разыгравшимся волком. – Сейчас я открою дверь, и…
Цветы на лугу Хэннер выбирал придирчиво, с любовью, и с любовью же составлял букет. Мелькор может себе позволить любые цветы, конечно, но… вдруг ему всё-таки понравится? В Ангбанде майа никогда не видел цветов, но знал, что его Вала любит маленькие душистые гвоздички… почему-то знал. И всё же, подходя к двери, он чувствовал себя с этим подношением ужасно глупо. Мелькор, вообще-то, взрослый. Ему может нравиться что-то другое. Зачем ему дурацкий букетик?
Но подарить что-нибудь Мелькору всё равно ужасно хотелось, и майа наконец протянул руку к звонку, спрятав за спину свой букет.
До полусмерти перепугав, дверь распахнулась ещё до того, как палец Хэннера прикоснулся к кнопке.
На пороге стоял Мелькор, с таким отчаянным выражением на лице, будто он тонул, а ему в помощь предлагали соломинку.
– Э-э-э… – замерев от неожиданности, выдал сбитый с толку Хэннер, и так чувствовавший себя идиотом, и протянул Мелькору букет – просто потому, что надо было что-то сделать.
Несколько секунд Вала смотрел на гвоздички в руке юного майа с чем-то вроде богобоязненного ужаса. По крайней мере, примерно так выпялилась на Хэннера классная руководительница, когда он в сердцах на не получающуюся задачку крикнул на весь класс: «Манвэ ноги в рот, пусть подавится!».
Потом, слишком сразу, будто не было переходного этапа между этими двумя моментами, Хэннер оказался прижатым к груди своего Валы и обнимающим его за шею, а Мелькор гладил его по спине и шептал едва слышно какую-то галиматью, навроде: «Это всё-таки ты, я так и знал, я не зря, я знал, он обманул меня, старый развратник, урод, я так и знал, я люблю тебя, Гор, Гор…». «Я люблю тебя» Хэннеру понравилось, а вот Гор – не совсем, это слишком отчаянно было произнесено, он с усилием оттолкнулся руками от Мелькора и попытался заглянуть ему в лицо.
– Цветы не понравились? – задал он тот самый неважный вопрос, который полез ему в голову и ответа на который ему сейчас знать не хотелось, но Мелькор уже слепо искал губами его рот, продолжая прижимать его к себе, и майа сжал коленками его бока и закинул голову, глаза у него закатились сами собой, гвоздички рассыпались по полу где-то за широкой спиной Валы, но это уже было неважно, всё остальное было неважно, они были вместе и вместе навсегда. Как он и хотел.
Помятые немного, но вполне себе бодрые гвоздички стояли на тумбочке в стакане с водой.
Хэннер лежал на спине поверх смятого покрывала и улыбался блестящим в темноте глазам Мелькора. Вала выглядел измождённым, он только сейчас это заметил, и провалившиеся глаза, и искусанные губы, и запавшие щёки, и какие-то ломкие, словно опалённые волосы, и сострадательно потянулся к лицу Мелькора, провёл рукой от подбородка к виску, пригладил взлохмаченные тусклые пряди, и, к его удивлению, покровитель с наслаждением прижался к его ладошке и чуть прикрыл глаза от удовольствия.
– Мел, с тобой всё хорошо? – тихо спросил майа, сжимая виски Мелькора и пытаясь заглянуть в его глаза. – Я могу чем-то помочь?
– Да, – прошептал Мелькор и улыбнулся. – Поцелуй меня. Если, конечно, хочешь…
Мордочка майа отразила гнев: неужто пренебрегу таким соблазнительным предложением?! – и в блеске распахнутых чёрных глаз и очерке нахмуренных бровей Мелькор на сладкий миг узнал того, кого так жаждал узнать.
Тонкие руки снова обвили его шею, и в сладостном, разрушительном расслаблении Вала завалился на спину, увлекая Хэннера за собой и с полным на то правом наконец разрешая себе ни о чём больше не думать.
Тяжёлая голова Мелькора лежала у Хэннера на коленях. Вала так и уснул, и эта приятная тяжесть внушала Хэннеру неповторимое, неведомое доселе ощущение превосходства над всем миром и подлинного наслаждения жизнью.
Мелькор, он знал, никогда не потеряет бдительности рядом с тем, кому не верит. Никогда не уснёт с тем, на кого не может полагаться. Никогда не позволит перебирать свои волосы тому, кому не доверит свою голову. И не даст до себя дотронуться, не вздрогнув и не отскочив, тому, кто ему не дорог более него самого. Этого Хэннеру никто не говорил. Он знал это так же верно, как то, что любит Мелькора и любил его всегда, всегда хотел быть с ним и жить ради него.
В полумраке спальни, перебирая волосы величайшего из Валар, наслаждаясь его близостью, Хэннер впервые осознавал, что заслужил то, чего не заслуживал никто в целой Арде, чего не доставалось больше никому, того, в чём он нуждался больше, чем в воздухе. Осознавал и был совершенно счастлив, поверив в это наконец и в этом убедившись.
Стены между ними больше не было.
6 мая – 13 июля 2008
====== 2. Братья ======
Часть вторая
Братья
– Соси и не смей ни о чём думать.
Йонвэ послушно брал губами член своего повелителя, глаза его были пустыми, как у зомби, словно фэа покинуло свою обитель и устремилось в высшие сферы до того времени, когда властелин сердца пожелает вновь его увидеть. На самом деле фэа по велению Манвэ лишилось связи с внешним миром и покорно ждало её возвращения, а Владыка Ветров, блаженно смежив ресницы, гладил своего майа по голове и представлял на его месте Мелькора.
Давно, давно это было в последний раз, когда Мелькор смотрел на него голодными глазами и выглядел почти укрощённым… почти, и потому Манвэ, по собственному его выражению, заигрался. Он хотел полностью укрощённого Мелькора, который ляжет к его ногам и облобызает ему ботинки. Хотел, чтобы старший брат молил о снисхождении и хотя бы крохе внимания. В упоении властью Светлый Вала забыл, что Мелькор горд. И будущая жертва отступила, на шаг не дойдя до расставленной ловчей сети.
С Мелькором могло быть по-настоящему… а это… так, всего лишь майа.
Губы Йонвэ с некоторым трудом двигались по изрядно увеличившейся плоти своего властелина. Думая о Мелькоре, Манвэ всегда возбуждался слишком сильно, и юному любовнику даже с учётом обширного опыта становилось трудно умещать в себя столько. Он часто испытывал боль, когда повелитель снисходил до того, чтобы заняться с ним любовью, но Манвэ сказал, что это прекрасно и всякая живая тварь испытает наслаждение лишь от одного его взгляда, не говоря уже о столь тесном контакте, и поэтому Йонвэ кричал от восторга. Что бы ни делал с ним Манвэ, юный майа дрожал от радости и не осмеливался просить ещё и ещё только из страха, что повелитель обидится или разозлится на его дерзость. Лишь одно причиняло ему боль – его несоответствие желаниям Манвэ. Он старался как мог, но часто ничего не мог с собой поделать.
– Шавка, – внезапно разозлился Вала и, схватив Йонвэ за волосы, больно дёрнул назад и отвесил ему несколько тяжёлых пощёчин. – Шлюха. Тряпка. Подстилка. Убирайся вон!
– Мой повелитель! – воскликнул Йонвэ, из глаз у него брызнули слёзы, он умоляюще сложил дрожащие руки и прижал их к груди. – Прости меня, я…
Пинок в грудь швырнул его на спину, и глаза разъярённого Манвэ, неприятно светящиеся в темноте, пришпилили его к полу.
– Не хочешь уходить? – Усмешка Владыки Ветров могла дать фору любой злодейской. – Тогда ты сам заслужил… этого…
Не смея кричать, Йонвэ приоткрыл дрожащие губы и длинно-длинно выдохнул, расширенными от ужаса глазами глядя, как Повелитель опускается верхом на его грудь.
На уроке у Йонвэ случился нервный срыв. Так сказал спешно прибывший по звонку классной руководительницы Ирмо, а до того майа Манвэ плакал навзрыд, сотрясаясь в таких судорогах, что, кажется, они могли порвать его изнутри. Сильнее всего Хэннера впечатлило то, как его друг стонал и комкал в руках наполовину исписанную тетрадку: к учёбе Йонвэ относился даже со слишком большим почтением.
Лориэн при виде рыдающего майа покачал головой, вздохнул, обнял его за плечи и попытался поднять. Скрючившийся Йонвэ идти никак не хотел, пришлось взять на руки и нести.
– Хэннер, идём со мной, – обернувшись, попросил Ирмо. – И вещи его захвати.
Когда нагруженный двумя портфелями Хэннер вышел из класса, занятие возобновилось.
– Посиди пока с ним и вот этим ему лицо протри.
Сунув Хэннеру в руки влажную салфетку, Ирмо, присев на край стола, стал звонить Намо.
– Ага. Да, ну ты представляешь? Ага. – Тёмный майа, приведённый в некоторое смятение пустым взглядом друга и его полным послушанием, стал выполнять указание Валы. Едва он коснулся щеки Йонвэ, как здоровый цвет кожи начал исчезать, обнажая синяки и ссадины. – И прямо в классе, сидит, плачет. Мелькорский ему мордочку протёр, а там фингал. Обалдеть, да? – Ирмо слез со стола и, не прекращая докладывать Мандосу о состоянии дел, взял у Хэннера влажную салфетку и довершил дело сам. – Да уж. Ну ты глянь только. Какие синяки. Наверняка во весь рост измордовал и… – Лориэн покосился зелёным глазом на шокированного Хэннера. – Ну ты понял. – Правый, карий глаз Ирмо непостижимым образом продолжал изучать лицо жертвы валарского произвола. – Да. Что делать будем? Манвэ, конечно, вправе творить что вздумается…
– Созываем Совет, – услышал Хэннер голос Намо. – Прямо сейчас.
– Я думаю, его лучше отправить ко мне, в Лориэн. Там находятся многие жертвы психических расстройств…
Мелькор, прохаживавшийся по тесному кабинету и до упора сунувший руки в карманы, посмотрел на Ирмо как на идиота.
– Дурак. У мелкого не расстройство, у него травма! Что ему делать в твоей психушке?!
– Но куда ещё? – спокойно поинтересовался Намо. – В Мандосе ему не место. Не к Ауле же отдавать.
– Мне такие малахольные и не нужны, – подал голос Ауле, мрачно заседавший в углу и даже не пытавшийся понять, зачем его вообще сюда пригласили. Впрочем, не понимал не он один. Тулкас мечтательно взирал в пространства, теоретически находящиеся где-то за стеной, Оромэ, пристроив голову у него на плече, перебирал пальцами замшевый шнурок, Ульмо дрых, навалившись на парту: на суше его брала воистину рыбья сонливость.
Намо внимательно посмотрел на озиравшего сию картину Мелькора, вообразил всю силу грядущего взрыва и, поднявшись, громко хлопнул в ладоши.
– Братья, – провозгласил он, – общее собрание закончено. Возвращайтесь к своим делам. Дальнейшее рассмотрение создавшейся ситуации мы продолжим в ближайшее время!
Братья радостно ретировались. Мандос занял своё место на столе. Сейчас, одинаково поджав ноги и держась за край столешницы, Намо и Ирмо действительно походили друг на друга, чему ещё больше способствовало идентичное выражение растерянности на их лицах.
Мелькор прошёлся по опустевшему классу. Прибыв в школу, он мельком увидел полуживого Йонвэ, сидящего возле Хэннера, и не без иронии понял, что ему всё равно жалко эту маленькую сволочь. Будучи объективным, он не мог не признать, что его майа и сам-то был в прошлой жизни не подарок. Далеко не подарок. Даже для него. Не будь такой любви – давно удушил бы. Тряпочный характер Йонвэ был единственной гарантией выживания. Уж не из врождённого мазохизма он Манвэ такое позволяет…
Своего брата Мелькор прекрасно знал. Близнецы всё-таки. Несмотря на то, что именно Чёрный Вала стал Врагом, провозглашённый отцом Король Арды ему ничуть не уступал по личным качествам. Манвэ был жесток не менее, а временами даже более, и гордился этим, ибо не желал уступать старшему ни в чём. Одиночество научило Мятежного ценить тех, кто оставался с ним. Рядом с Манвэ всегда были толпы обожателей, и ещё один ничего для него не значил. Вот Мелькор – Мелькор был для него желанной целью. Завоевать Мелькора – ах, какое утешение для гордости! Повелевать самым сильным, самым гордым из братьев – это нравилось бы Манвэ в любом случае. Даже будь Мелькор совершенно непривлекательным уродом.
Решение напрашивалось само собой, и наконец Мелькор решился его озвучить.
– Давайте я его возьму.
Глаза Ирмо округлились, глаза Намо, наоборот, сузились.
– Что ты хочешь этим сказать? – в один голос осведомились они.
– У меня есть свой майа, – сквозь зубы раздражённо прошипел Тёмный Вала. – Хватит того, что белобрысого Манвэ изнасиловал!
– В таком случае, я настаиваю на помещении его в мои владения! – вскочил Повелитель Лориэна.
Намо за рукав потянул его обратно.
– Мелькор, а что именно ты хочешь делать?
– Вы ведь не были жертвами изнасилования, – кривовато улыбнулся Мелькор, от цепкого взгляда Мандоса не ускользнуло, как сжались в кулаки сложенные на груди руки старшего брата. – И тем более жертвами Манвэ. Вы даже не представляете, как болезненно предательство любимого, вас обоих никогда не предавали. И хорошо, что так. Но вы его не поймёте.
– А ты – ты что, хочешь сказать, что поймёшь его? – не поверил Ирмо, озадаченный его словами.
– Я хотя бы попытаюсь. Вы же не отрицаете, что не будете даже пытаться?
Братья одинаково покачали головами.
– Ну и что? Ульмо, что ли, его отдать? Он собственных рыб-то сосчитать не может, не то что майар. Он их всех чуть не в клетках держит, боится после Оссэ, что все ко мне сбегут. К дельфинам и то уважительнее относится.
– А как же Манвэ? – снова подал голос Лориэн.
Мелькор пожал плечами:
– Манвэ перебесится и успокоится. Я не знаю, что ему надо, но, наверное, у него очередной период недовольства всем вокруг. Может, из-за меня, кто знает. В любом случае, Йонвэ поторчит немного у меня в замке, зарастит синяки, покатается на лошадке, поиграет с волками и, глядишь, утешится. А потом на Манвэ накатит снова, и он придёт вымогать у меня своего мелкого назад. Любит всё-таки… хоть и на свой лад.
– Не у всех же такие избалованные майар, как у тебя, – усмехнулся Ирмо.
– Ну не всех же майар пьяным Валар на вечеринках щупать, – поддел Мелькор с виду беззлобно, но Намо уловил нарастающее раздражение. Ирмо чуть порозовел и не стал уточнять, откуда Тёмный знает про вечеринку. – Я так понимаю, вопрос решён?
– Хорошо. – Намо поднялся и педантично оправил тёмную фиолетово-серую рубашку. – Забирай его. Только если дашь себе волю…
Мелькор сморщил нос.
– Ещё чего! Шмакодявку такую трахать! Намо, имей совесть!
– Совесть у нас только ты имеешь. Во все места. Пойдём, Ирмо, закроем школу.
Уроки уже закончились. Пока Намо зачитывал подробный отчёт о случившемся, пока Ирмо перечислял все повреждения сущности Йонвэ, пока все пытались дозваться Манвэ и уточнить у него причину его действий… прошёл не один час.
Несколько раздражённый этой тягомотиной Мелькор зашёл в комнату лекаря. Хэннер измученно посмотрел на него.
– Йонвэ всё равно как мёртвый, – пожаловался он.
– Донесёшь его портфельчик. Давай, малыш. Потерпи немножко.
Мелькор подхватил худенького майа на руки, посмотрел ему в лицо, покачал головой и понёс прочь. Изрядно озадаченный заботой своего покровителя о чужом майа, Хэннер побежал следом с портфелями в руках, кренясь на правый бок, ибо портфель Йонвэ весил едва ли не в три раза больше.
– Вы чего решили?
– Идём к нам домой.
– К нам?! Мы теперь что, филиал Лориэна?!
– Нет. Мы забираем Йонвэ к себе. Ненадолго, конечно. Пока мы с Манвэ не разберёмся. Держись за меня, перемещаемся.
Хэннер ковырял ложкой кашу.
Его лучшего друга оставили лежать на диване в гостиной, и Мелькор то и дело прислушивался, определяя состояние несчастного. Йонвэ в сознание не приходил.
– Ешь кашу, – велел Чёрный Вала.
– Не хочу, – огрызнулся переволновавшийся Хэннер.
Мелькор поднялся, обошёл стол и остановился у своего майа за спиной. Тот нервно сглотнул. Ему не нравилось, когда Мелькор заходил за спину, очень хотелось обернуться, но было как-то боязно.
– Хэннер, – Мелькор склонился к самому его уху, и по телу майа пронеслась приятная дрожь. «Как ты можешь сейчас об этом думать?» – с лёгким укором в адрес своего любимого подумал Хэннер, понимая, что, конечно, позволит Мелькору всё что угодно, ведь уже через пять минут он будет думать о том же самом. – Малыш, сегодня ты будешь спать у себя, а Йонвэ останется со мной.
