Текст книги "По другую сторону тепла (СИ)"

Автор книги: Friyana

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 45 страниц)

Гермиона вздохнула.

– Она забирает душу у мага, который сдуру решил ею воспользоваться.

– И что, он становится плохим? Злым?

– Нет. Он просто перестает быть человеком.

– Умирает?

– В конечном итоге – да, насколько я поняла.

– Герм, а как становятся стихийными магами? Об этом ты что-нибудь знаешь?

– Вроде бы – просто становятся. К этому есть какая-то предрасположенность, и еще я, кажется, читала, что большая часть стихийных магов – это выходцы из чистокровных семей. Просто подавляющее большинство. Но как именно они в это влипают, я не знаю. Наверное, по своей воле выбирают… такой способ управления силой.

Гарри задумался, вспоминая слова Малфоя и его искаженное яростью лицо: «Управлять? Поттер, ты рехнулся, что ли? Стихией нельзя управлять! Невозможно! Ей можно принадлежать, питать ее. Растворяться в ней. И только так быть ее частью!»

– А какая у них… сила? – спросил он, наконец. – В чем она проявляется?

– В основном, это психические атаки, – сказала Гермиона. – Самое сильное и, одновременно, самое уязвимое место стихийного мага – это его психика. Они просто мастера ковыряния в чужих мозгах. И в чужих душах. Что не удивительно, раз у них своей нет.

– А как же всякие плевания огнем и насылания землетрясений? Этого они не могут?

– Вроде бы, нет. Во всяком случае, про это там ничего не было сказано.

Гарри снова задумался.

– То есть, это не боевая магия, – сказал он, помолчав.

– Не боевая, – кивнула Гермиона. – Скорее, психологическая. Кстати, еще вспомнила – среди них необъяснимо высокий процент самоубийств. Видимо, и впрямь у них психика – слабое место.

Гарри вздохнул и уставился на огонь, запустив пальцы в свою непослушную черную шевелюру. Вот и попробуй разберись, как ему все это должно помочь понять Малфоя.

– Так, а дрянь-то все-таки почему? – спросил он у девушки, снова повернувшись к ней.

Та пожала плечами.

– Потому что нормальный человек в это не полезет, – отрезала она, глядя на него честными распахнутыми глазами. – На ужин пойдем?

Гарри медленно кивнул.

– А Рон где?

– На поле, тренирует команду, – сказала Гермиона с таким видом, как будто более глупый вопрос было трудно придумать. – Уже должен вернуться вот-вот. Ты же их бросил, вот ему теперь приходится…

– Герм, хватит, – поморщился Гарри, обрывая ее. – Я не обязан играть в квиддич. К тому же, у Рона неплохо получается.

– Как ты можешь об этом судить, если даже на игры не ходишь?

– Я предполагаю, – снова попытался улыбнуться Гарри. – Пойдем, действительно, пора уже.

И встал, обрывая становящийся тягостным разговор.

* * *

Драко лежал, обхватив руками подушку, и напряженно смотрел, как шевелится на полу его спальни маленький комочек пыли. Легкие движения воздуха – и он перекатывается то вправо, то влево. Иногда подпрыгивает.

Вот так и я, подумал Драко. Куда ветер подует, туда и дорога… Только со стороны кажется, что все заранее понятно. На самом же деле – не понятно совершенно ничего. Ни чего ждать, ни куда идти…

Как все было просто еще три месяца назад. Драко вздохнул, на секунду прикрыв глаза. Малфой-Менор, неприступно-ледяная, всегда похожая на живое совершенство мать. Жестокий, но вполне предсказуемый отец. Наследство и перспектива в будущем сменить Люциуса в свите Темного Лорда. Нескончаемая череда убийств, проклятий и пыток, которые проложат ему путь к доверию Волан-де-Морта. Скорее всего, пост в Министерстве Магии – потом, после смерти Поттера и Дамблдора, когда Орден Феникса будет раздавлен. Женитьба и положение в обществе, за которое многие, не задумываясь, отдали бы правую руку.

И как все изменилось в один чертов проклятый миг.

Непонятная, необъяснимая смерть Нарциссы. Инициация Драко, сломавшая почти все его надежды. Избегающий сына Люциус, не побоявшийся под шумок отдать его Лорду, как какую-то пешку. Не пожалевший единственного наследника, лишь бы помочь своему хозяину убрать Поттера. Драко вспомнил, как сложно далось Люциусу восстановление своего положения после провала в Министерстве два года назад. А теперь такой удар под дых – сын, ставший стихийным магом… Вот его высмеивали, наверное, дружки-Пожиратели. Воспитал сыночка, ничего не скажешь. Лепил собственную ледяную копию, а получилась хрупкая, ранимая и впечатлительная субстанция… которую так легко подхватил вихрь, как только впечатления перехлестнули через край.

И все-таки – зачем было Люциусу стирать ему память? Драко не мог представить себе ничего, что мог бы сделать его отец, чтобы вывести из себя Нарциссу. Что бы ни произошло в Малфой-Меноре, для его обитателей оно вряд ли было новостью. Когда воспитываешь сына непростительными заклятиями, спустя почти восемнадцать лет становится сложно удивить хоть чем-то даже самого себя. Никакой фантазии не хватит, все равно начнешь повторяться. Но тогда… что? Что, черт возьми, могло произойти между ними тем вечером?

И еще раз – память-то стирать зачем? Люциус всю жизнь позволял себе совершать с сыном достаточно жестокие вещи, но он никогда не стремился спрятать их от кого бы то ни было. Тем более – от самого Драко. Какой бы тогда был смысл в подобном воспитании? Может, он сдуру сделал что-то хорошее и застеснялся? – посетила Драко дурацкая мысль. Да, действительно, дурацкая. А потом забил до смерти собственную жену, чтобы никто не узнал. Черт, ну что там все-таки могло случиться?

И почему в итоге Люциус подставил его, хотя вполне можно было обойтись другими живущими в Хогвартсе магами? Просто – чтобы выслужиться?

Драко застонал и спрятал лицо в подушку. Мысли не складывались в выводы. Ничего не хотелось. Он невыразимо, нечеловечески устал за эти дни, прошедшие после ночи посвящения Поттера. Устал лгать и изворачиваться, понимая, что только еще больше запутывает и себя, и его. Устал бегать от Снейпа, которому клятвенно пообещал, что непременно все расскажет гриффиндорцу. Драко понимал, что, стоит Снейпу спросить об этом прямо – и соврать ему он не сможет. Точнее, не сможет соврать так, чтобы профессор не догадался, что он лжет.

А Поттер временами просто нестерпимо злил. Раздражал своей непримиримой горячностью так сильно, что иногда хотелось сорваться, кинуться в банальную драку, раз и навсегда вколотив в его упрямую голову… что-то. Что-то, чего в нем не было напрочь.

Драко прикрыл глаза, вспомнив, как однажды мать сказала ему, что, если ему так хочется видеть вокруг себя людей, идеально похожих на него самого, ему стоит окружить себя зеркалами. Жестоко, но правда. Поттер был таким, каким он был… и, возможно, именно это и притягивало к нему настолько сильно. Притягивало так, что любое раздражение могло схлынуть, смываясь волной, стоило только увидеть смуглый точеный профиль. Увидеть, как Гарри поворачивается навстречу Драко, как на его лице вспыхивает озорная, непокорная улыбка – и тут же хочется забыть обо всем на свете, лишь бы смотреть, ощущать, как плещется в его изумрудных глазах такая трогательная, непередаваемая… нежность? Неужели это – правильное слово?

Драко перевернулся на спину, уставившись в резной потолок. Будь честен, Малфой, это же твоя обязанность. Признайся сам себе. Каждый день, встречаясь с Поттером, ты видишь в его глазах именно нежность. Ту самую, которую иногда – ты можешь пересчитать эти случаи по пальцам – ты видел затаенной на дне глаз своей матери. Только Поттер никогда не прячет то, что чувствует. И именно поэтому рядом с ним так…

Тепло. Драко, наконец, смог сформулировать, произнести сам для себя это слово. Рядом с Поттером было уютно и непередаваемо, невыносимо тепло. Как дома. Не так, как Драко привык чувствовать себя в Малфой-Меноре, а ДОМА, если такое понятие вообще существует в реальности… Тепло настолько, что рядом с ним уходило все – и тревоги, и усталость, стоило лишь окунуться в его глаза. Пронзительные, ярко-зеленые, цвета молодой весенней листвы. Так тепло смеющиеся в ответ.

Драко и сам не понимал, зачем он оттолкнул его сегодня. Просто временами Поттер становился таким… неуправляемым, что ли. Его и так пугала эта непонятно откуда взявшаяся близость, это притяжение… а Поттер не боялся собственных чувств. Он вообще мало чего боялся, вдруг понял Драко. Чертов безбашенный Поттер… Проклятый невыносимый мальчишка, ворвавшийся в его жизнь, способный перевернуть все, поставить с ног на голову, чтобы потом… что?

Чтобы потом уйти и умереть от руки Темного Лорда, оставив меня моей собственной судьбе, признался себе Драко. Поэтому я и боюсь привязаться к нему. Он оторопел. Сел, комкая в пальцах простыни, не решаясь вдохнуть, чтобы повторить это снова. Слова набухали, как капель под крышами Хогвартса, падая в душу, выстилая ее расплавленным пламенем. Я. Боюсь. Привязаться. К Поттеру. А это значит… это значит, что я УЖЕ к нему привязался.

Я не хочу этого чувствовать. Не хочу верить. Я не хочу меняться. О, черт…

Драко встал и направился в ванную. Холодный душ – это самое то, чтобы перестать думать о Поттере. О его смелых и доверчиво-теплых ладонях… которые действительно снимали боль, просто прикасаясь. Заставляли замирать от непонятного, почти неконтролируемого ощущения где-то в груди. Драко вспомнил, как легко Поттер позволил себе проявить – заботу? – тогда, ночью, после попытки самоубийства Панси. Просто пришел – и снял и боль, и усталость, осторожно коснувшись кончиками пальцев его лица.

А Драко… Тогда, казалось, он на мгновение задохнулся от этой нежности. Растерялся, как идиот, только сидел и слушал, как невыносимо громко стучит сердце, и не мог найти слов, чтобы разрушить это наваждение. Несколько бесконечных секунд, которые растянулись в вечность, а потом Поттер улыбался, как нашкодивший котенок, а в его проклятых убийственно-зеленых глазах билось – да. Да.

Было почти невыносимо не разрешать себе прикасаться к нему. И еще более невыносимо не видеться с ним вообще. Драко не хотел себе признаваться, что панически боялся за него… боялся отпустить его, потерять контроль. И еще больше боялся перестать сдерживаться… и разрешить его проклятым ладоням делать что угодно, только бы чувствовать их снова и снова. Чувствовать это предательски родное тепло.

Холодная вода отрезвила, и это радовало. Драко на миг прислонился затылком к стене душевой, закрыв глаза и тяжело дыша. У тебя нет другого пути, повторил он сам себе. Счет вашей близости идет на дни, если не на часы. Не ввязывайся в то, что может сломать тебя. А Поттер – человек, который сломает тебя в одно мгновение. Просто тем, что заберется в твою душу целиком, и ты не сможешь потом его оттуда вытолкнуть.

То есть, сможешь, конечно. Но после этого – Драко ясно это понимал – он уже никуда не пойдет. Разве что – на площадку башни Астрономии, чтобы самому попытаться исправить неудачную попытку Поттера прыгнуть в вечность.

«Она выбрала свой путь, и у нее хватило смелости удержаться на нем», – вспомнил он слова Поттера о Панси.

«Ты мог бы ей позавидовать, она сильнее тебя в тысячу раз».

Именно. Она сильная, а ты слабак, стоишь, спрятавшись в душе, и хнычешь, что тебе не хочется делать то, что ты должен. Очнись. Вспомни, тебе некуда деться, Малфой. Определись сам с собой, и найди, наконец, место для Поттера в своей душе и в своей жизни. Такое, чтобы он больше никогда не смог сделать попытку завладеть ими целиком.

Если, конечно, сможешь при этом не солгать.

Глава 5. Выбор.

День не задался.

Гарри с тоской вздохнул и прислонился лбом к стеклу, прикрыв глаза. Что уж там, криво улыбнулся он сам себе. Давай, будь честен, как он учил тебя. Это ведь не первый день, про который только и можно сказать, что он «не задался». Просто потому, что Малфой больше не появляется в дуэльном зале.

Они виделись, в Большом Зале и на уроках, но Гарри ни разу так и не смог поймать его взгляд. Малфой не отвечал на попытки заговорить, не реагировал на провокации, и больше не приходил на тренировки. Гарри почти не чувствовал, что с ним происходит, но что-то внутри подсказывало – не торопи. В конце концов, у слизеринца хватает своих забот, и он имеет право захотеть взять тайм-аут.

Вот только легче от этого не становилось.

Ну, почему он так отгораживается ото всех? – в который раз подумал Гарри, выводя узоры пальцем на стекле. Его беспокоило молчание Малфоя. Да, в последний раз Поттер сам вспылил и хлопнул дверью, но ему не было стыдно за свою выходку. Если этот белокурый Аполлон предпочитает замыкаться, отворачиваясь от любой попытки протянуть ему руку, то ведь и правда – хоть запротягивайся – все равно не оценит. Да и не увидит, возможно. Поэтому – да, все правильно… Пусть подумает, побудет наедине с собой. Наведет порядок в собственной голове. И вернется. Или… или нет.

Гарри горько улыбнулся. Это ж надо было так сойти с ума, чтобы самому поссориться с Малфоем. А теперь вот сидеть и ждать, захочет тот снова пойти ему навстречу или махнет рукой, возвращаясь в собственную жизнь… А вообще, с чего он взял, что Малфой из нее куда-то уходил?

Тоска. Вот правильное слово. Ничего не интересно. Глухие, как будто – облезлые, звуки, выцветшие краски. Все вокруг тускло и безнадежно. И в этом можно жить, почему бы нет. Просто… просто в этом нет самой жизни.

Гарри тихо вздохнул. Ему было ясно, что и сегодня Малфой тоже не придет… иначе он бы уже был здесь. Так что надо подниматься и выдвигаться отсюда хоть куда-нибудь. Например, в Гриффиндорскую башню. Залечь в собственной спальне и не вставать до ужина. А, может быть, и вообще больше не вставать.

С силой потянув на себя тяжелые двери, Гарри вышел в полуосвещенный коридор. Мимо, щебеча и смеясь, пронеслись две второкурсницы из Равенкло. Захотелось окликнуть их и едко поинтересоваться, не читали ли они в школьных правилах что-нибудь о недопустимости шумного поведения в замке… если вообще привыкли хоть что-нибудь читать. При мысли о том, как вытянулись бы лица этих девочек, на душе почему-то становилось легче.

Я превращаюсь в сволочь, констатировал Гарри, выходя к лестницам. И спокойно ответил сам себе – да, превращаюсь. С кем поведешься, Поттер.

За окнами хлестал шумный весенний ливень, и это тоже раздражало. Поднимаясь по ступенькам, Гарри подумал, что не стоит, наверное, сейчас идти в гостиную… по крайней мере, не в таком настроении. Желание нахамить хоть кому-нибудь только крепло, а его исполнение обещало обилие положительных эмоций. Без сомнения, уж в Гриффиндорской башне всегда найдется, кому нахамить. Достаточно только посмотреть на самоуверенное лицо Гермионы. Или на то, как прячется за ее спину Рон каждый раз, когда разговор выходит за пределы квиддича.

Гарри хмыкнул и остановился. Нет уж. Если не можешь позволить себе не быть сволочью, то будь ею наедине с самим собой. По крайней мере, ни перед кем потом не будет стыдно – кроме себя самого. Но возвращаться в дуэльный зал, где каждая шторка и каждый факел на стене до боли напоминали смеющегося Малфоя, не хотелось совершенно. К черту, решил он. Пойду под дождь и посижу у озера. Вряд ли там сейчас найдется еще какой-нибудь любитель экстремальных ощущений.

Он развернулся и направился в холл, стараясь не поднимать лишний раз глаза, чтобы ни у кого из встречных не возникло случайное желание остановиться и заговорить с ним. Потому что не о чем было бы говорить.

Спускаясь по лестнице, краем глаза Гарри заметил, что у главного входа стоит Снейп и заинтересованно разговаривает с кем-то. Лица его собеседника было не видно, он стоял спиной, взявшись одной рукой за ручку двери. Не школьник, отметил Гарри, оглядывая незнакомца. И не кто-то из профессоров. Он машинально перебрал в голове учителей Хогвартса. Не то. Все не то. Но я его знаю, это точно, решил он. Странно, кто мог вот так запросто приехать в замок и при этом попасть в него? Сейчас, в середине семестра? При объявленном военном положении? Если сюда даже мистера Паркинсона впустили только после личного дозволения Дамблдора.

Стоило подобраться поближе. В конце концов, путь к озеру в любом случае лежал через этот выход. И Гарри имел право находиться здесь в свое личное время, как и любой другой ученик. Так что никто не сможет к нему придраться. Даже Снейп.

Гриффиндорец спокойно преодолел оставшиеся ступеньки и направился к двери, не отрывая глаз от таинственного незнакомца. Тот стоял, непринужденно опираясь на серебряную трость, глядя в лицо мрачного и, как всегда, чем-то недовольного профессора Алхимии. И вся его поза выражала что-то… что-то очень знакомое.

Догадка пришла, когда до них оставалось несколько шагов. Гарри чуть не задохнулся от этой мысли, одновременно почувствовав, как ноги становятся ватными, а звуки проваливаются в никуда. В голове билось, стучало по вискам – откуда? Как он мог оказаться в Хогвартсе? И ЗАЧЕМ???

А потом незнакомец обернулся, скользнув по Гарри презрительным взглядом. Их глаза на секунду встретились, и Гарри ощутил, как пол уходит у него из-под ног. Он уже видел эти глаза, недавно, несколько дней назад. В наспех наколдованном из факела импровизированном мысливе.

Холодные, пронзительные глаза Люциуса Малфоя.

* * *

Драко с утра не находил себе места.

Держать себя в руках на людях было просто и, в конце концов, привычно. Но, оставаясь наедине с самим собой, он неминуемо превращался в бледную копию прежнего Малфоя – растерянную и напрочь сбитую с толку.

Уже который день он возвращался с обеда в собственную спальню, падал на кровать и разглядывал узоры на потолке, пока темнота не накрывала комнату мягким покрывалом. Только тогда он вставал, как зомби, и шел на ужин.

Драко старался особенно не рассуждать о том, что все эти часы он ждет. Ждет, когда можно будет пойти в Большой Зал и увидеть там Поттера. Убедиться, что с ним все в порядке, поковыряться для вида в тарелке и как можно быстрее снова вернуться в подземелья.

То, что связывало их с каждым днем все сильнее, зашло слишком далеко. И всему этому надо было как-то положить конец. Драко изо всех сил пытался прекратить встречи с гриффиндорцем, убедив сам себя, что становится похож на наркомана, уверенного, что он может бросить свою привычку в любой момент – и с каждым днем все менее способного это сделать.

Было просто невозможно видеть Поттера и понимать, что – еще немного, и они врастут в жизнь друг друга настолько, что невозможно будет разорвать. Лучше прекратить все сейчас, пока не стало слишком поздно. А то, что даже сейчас это оказалось настолько больно, говорит лишь о том, что прекращать надо было еще раньше.

Когда? – спрашивал сам себя Драко. И не находил ответа.

Он не мог оставить его в башне в ту ночь. Не мог не прийти к нему в больничное крыло на следующий день. Не мог отказаться помочь Панси… которая сейчас счастлива, наверное, чуть ли не впервые за последний год.

И он не мог бросить Поттера потом. Он пытался дождаться проявлений силы, дождаться, пока гриффиндорец сможет справиться с напором выедающей душу стихии. Помочь принять это. И не смог. Просто, банально – не смог. Чем дольше Поттер был рядом, тем сложнее Драко становилось снова отыскивать дорогу к самому себе… к тому Малфою, который поднимался в ту ночь по лестнице в башню.

Да, сбежать от Поттера было глупым, дурацким решением. Но продолжать оставаться рядом с ним, не меняясь, было уже почти невозможно.

Влип, в который уже раз усмехнулся сам себе Драко. Как паршиво я на этот раз влип… А ведь это еще цветочки, все еще впереди. Куда веселее станет, когда до обеих сторон – и до Лорда, и до Дамблдора – дойдет, во что они превратили Поттера своими бесконечными разборками. А виноватым для всех, разумеется, окажется Драко Малфой… который всего лишь не вовремя оказался рядом и спас жизнь этому Золотому Мальчику. Правда, почти наверняка убив в нем человека.

Что, было лучше позволить ему спрыгнуть с башни? Да еще и умереть при этом самому? Ну, для Лорда, пожалуй, это и впрямь было бы лучше. Дамблдору же, как подозревал Драко, на душу Поттера давно уже было наплевать. Ему важно лишь, чтобы мальчишка выполнил свое предназначение, а что с ним будет потом – вряд ли это так уж интересно Ордену Феникса, всемирно известному борцу за идеалы добра.

Войны не выигрываются в белых перчатках. И Дамблдор лучше всех должен был это понимать… Видимо, потому-то Поттер и оказался в ту ночь один в башне. Ему, с его гриффиндорской прямотой и честностью, смириться с таким было равносильно самоубийству.

И, тем не менее – потом, после войны, с Поттером могло происходить что угодно. Но не сейчас, когда он был так необходим Ордену. Сейчас им нужна была отлаженная до совершенства живая машина, способная убить Темного Лорда навсегда. А стихийный маг вряд ли может считаться таковой…

Огненный, снова подумал Драко. Надо же. Удивляться ли тому, что душу Поттера выбрала единственная стихия, с представителями которой Малфой мог общаться без вреда для собственных нервов? Или это очередная дурацкая шутка судьбы, вроде той, что заставила Драко подняться в башню в ту ночь?

Он грустно улыбнулся сам себе и снова уставился в потолок. Интересно, как Поттер поймет, что с ним произошло? Он ведь так ничего ему и не объяснил… Не сказал даже, что наполненная эмоциями жизнь и постоянные контакты с огнем, солнцем и светом теперь способны убить его в считанные месяцы.

Драко сел и, нахмурившись, потер лоб. Все-таки я трус, признался он сам себе. Жалкий, ничтожный слизеринец. Побоялся быть честным с единственным человеком, который дал ему то, что он не надеялся найти никогда. Просто не верил, что это вообще бывает. Что это возможно – в его жизни. А Поттер так спокойно пришел и принес с собой это томительное, безумное ощущение близкого, родного тепла…

И теперь он умрет – просто потому, что Драко в ответ струсил сказать ему правду.

Замечательно, Малфой. Даже не нужно спрашивать, что именно ты предпочел, выбирая между жизнью Поттера и собственным душевным комфортом. Как он там тебя называл? Самодовольный ублюдок? А ты, помнится, еще заводился и дергался в ответ. Хотя мог бы сказать спасибо – у кого еще хватало смелости говорить тебе правду? Вот так, просто для того, чтобы ТЫ что-то понял, а не в ответ на твои оскорбления, в попытках сохранить собственное лицо?

Драко стиснул зубы и застонал. Возможно, он действительно был прав, сбежав от Поттера и попытавшись отгородиться от всего, чем тот мог наполнить его жизнь. Но, в таком случае, что мешало ему сбежать, рассказав прежде все, что Поттер должен знать?

К тому же, после этого у Драко вряд ли останется возможность находиться с ним рядом. Потому что, скорее всего, Поттер ему ее просто не предоставит.

Быстро одевшись, Драко взял палочку и засунул ее в задний карман джинсов. Поттер наверняка и сегодня ждет его в дуэльном зале, если он вообще хоть что-то понимает в этом чертовом гриффиндорце. А, значит, туда и надо идти. Идти, и, наконец, рассказать ему все. Даже если это будет их последний разговор.

Драко пересек комнату и распахнул дверь. И остолбенел, замер, на мгновение перестав дышать, держась за ручку, боясь пошевелиться и борясь с желанием ущипнуть себя, чтобы избавиться от непрошенной галлюцинации.

На пороге стоял его отец. Удивленно изогнув бровь, он протягивал руку к двери – видимо, Драко распахнул ее как раз в тот момент, когда Люциус собирался постучаться.

– Драко? – как всегда, спокойно обронил Люциус, опуская руку и входя в комнату.

– Что… как ты здесь оказался? – смог, наконец, спросить тот, изо всех сил пытаясь справиться с предательской дрожью в голосе.

– Теплый прием, – мимоходом заметил Люциус, останавливаясь напротив и глядя ему в лицо непроницаемым взглядом. – Разве я не могу навестить своего сына без причины? Или ты больше не рад меня видеть?

Драко не сводил глаз от его лица.

«Он помнит, как я ломился к нему в кабинет. Он знает, что я видел, как умерла Нарцисса. И то, что он не прячет глаза, означает лишь одно – он дает мне понять, что такая же участь ждет и меня. Если я попытаюсь дернуться».

– Ты можешь сделать все, что угодно, если захочешь, – уже спокойнее ответил Драко.

Люциус усмехнулся и прошел в комнату, постукивая серебряной тростью. Оглядев растерзанную кровать, он неторопливо обернулся.

– Я рад, что ты помнишь об этом, – сказал он. – Не хочешь рассказать своему отцу, почему ты не приехал в поместье на каникулах?

– Разве меня кто-то звал? – спросил в ответ Драко.

– А разве тебе теперь необходимо приглашение, чтобы вернуться домой? – в глазах Люциуса появились льдинки.

«Он прямо спрашивает меня, не собираюсь ли я стать его врагом».

– Малфой-Менор всегда останется моим домом, – ответил он. – Куда же мне еще возвращаться, когда придет время.

– Понятия не имею, чего можно ожидать от таких, как ты, – процедил Люциус. Глаза его медленно, но верно наполнялись знакомой Драко неприязнью.

«Он что, хочет, чтобы я извинился за то, что стал стихийным магом?»

– Не думаю, что произошло хоть что-то, что могло бы изменить мое отношение к моей семье, – сказал Драко, прислоняясь спиной к двери.

– Что бы ни произошло, – негромко проговорил Люциус, – тебе стоит помнить, что ты – Малфой.

Он подошел к сыну и взял его за подбородок, заставляя смотреть себе в глаза. Драко мог бы поклясться, что видит на дне его взгляда нетерпение, как будто он пытается что-то увидеть и не находит.

«Он не может понять, знаю ли я о Ритуале. Знаю ли я о Поттере…»

Люциус пристально вглядывался в его лицо.

«Если они повторили Ритуал еще хотя бы раз, то они уже знают, что Поттер тоже инициирован… »

Молчание становилось тягостным.

«Если они знают об инициации, то должны вовсю гадать, кто ее провел…»

В глазах Люциуса нарастал хищный блеск.

«Вариантов-то раз, два и обчелся… Они просто переберут всех и…»

– Я никогда этого и не забывал, отец, – прервал Драко затянувшуюся паузу.

– Возможно, – обронил Люциус. – Но то, в какой компании ты теперь оказался, меня очень беспокоит. И совершенно не радует.

«Точно, перебирают. Только так просто я все равно ничего не скажу».

– Профессор Снейп – не худшая компания из возможных, – пожал плечами Драко.

Люциус усмехнулся уголком рта и отвернулся от него, снова проходя вглубь комнаты.

– Если ты все еще Малфой, то в твоем шкафу должно найтись неплохое вино, – как ни в чем не бывало сказал он, открывая дверцу шкафа и заглядывая внутрь. Потом вытащил на свет бутылку, хмыкнул, вернул ее обратно и вытащил следующую. – Думаю, ты не откажешься выпить с отцом за встречу.

«Я же на все ответил. Что ему нужно еще?»

– Глупо отказывать отцу, – ответил Драко, доставая два кубка и ставя их на столик.

Люциус подошел и наполнил кубки. Потом поднял свой и снова посмотрел сыну в глаза.

– Я очень надеюсь, Драко, что ты приложишь все силы, чтобы убедить в своей преданности не только меня, – медленно сказал он. – Скоро ты можешь мне понадобиться.

«То есть Темный Лорд и впрямь в бешенстве. И Люциус выклянчил у него шанс доказать, что мной можно пользоваться даже после инициации. Даже после того, как провести Ритуал стало невозможно…».

– Ты распоряжаешься мной всегда, когда я могу тебе понадобиться. С чего бы что-то изменилось сейчас? – Драко взял кубок со стола, пригубив вино. Он был так напряжен, что не ощущал вкуса.

Люциус внимательно изучал содержимое своего кубка.

– Никогда не знаешь, Драко, чего можно ожидать от тех, кто клянется в своей преданности, – негромко сказал он, снова поднимая глаза.

«Боится. Видно, убедить Лорда было не так уж просто…»

– Сильный человек, обладающий властью, всегда распознает ложь и опередит предателя, – ответил Драко, выдерживая его взгляд.

Люциус усмехнулся.

– Вот именно, сын, – сказал он и допил вино.

Потом спокойно поставил кубок на стол, подошел к Драко и снова взял его за подбородок, приблизив его лицо к своему.

– Запомни, – сказал он так тихо, что Драко на мгновение содрогнулся. – Ты – моя собственность. Ты Малфой. И никто, никогда, ни при каких обстоятельствах не будет иметь на тебя больше прав, чем я.

Драко оцепенел. Что-то было в словах отца, в его голосе… что-то неправильное, незнакомое и одновременно вызывавшее странное ощущение дежа вю. Что-то, от чего вдруг невыносимо, раскалываясь, заболела голова.

Он стоял, не отстраняясь, не отводя взгляда, сжав губы и почти теряя сознание от головной боли. Люциус некоторое время молчал, изучая его лицо, потом отвел руку и повернулся к двери.

– Ты проводишь меня, сын? – спросил он, не оглядываясь. – Меня ждут дела.

Драко молча шагнул следом за ним. Как в тумане, они прошли через гостиную, через освещенные факелами коридоры подземелья, поднялись по лестницам, пересекли холл. И почти у самого выхода столкнулись со Снейпом.

– Люциус? – приподнял бровь профессор Алхимии.

Драко мог бы поклясться, что при всей их, мягко говоря, невеликой любви друг к другу они никогда еще не обменивались настолько неприязненными взглядами. Как будто только исключительные внешние обстоятельства не позволяют им проявлять свое истинное отношение.

– Северус, – небрежно кивнул Малфой.

– Что ты здесь делаешь? – прямо спросил Снейп. В его глазах полыхало плохо скрываемое презрение.

– Я приехал навестить сына, Северус. Впрочем, тебя это вряд ли касается. Хоть ты и имеешь к нему… некоторое отношение. К сожалению, – лицо Люциуса выразило всю возможную гамму высокомерного отвращения.

– Тебе не стоило приезжать, – уже совершенно без обиняков мрачно заявил Снейп.

Драко на мгновение растерялся. Да что с ним случилось, что он себе позволяет?

И тут отец обернулся к нему. Драко успел подумать, что Снейп, видимо, знает больше, чем говорит вслух… и что его слова только что содрали с Люциуса почти приросшую к нему маску непроницаемого высокомерия. Потому что сейчас на его лице отражалось что-то совершенно другое… что-то, чего он не видел раньше никогда.

Драко смотрел в его глаза, не отрываясь, проваливаясь все глубже, чувствуя, как звуки уходят, становясь все глуше, и весь мир заполняется этим тяжелым, настойчивым, властным взглядом.

Откуда-то донесся высокий, пронзительный, полный беспомощного отчаяния крик. У Драко подогнулись колени, когда он понял, что это кричал он сам, он слышит свой голос… Тогда, в замке… Головная боль превратилась в нестерпимую, невыносимую пытку.

Почти не видя ничего перед собой, Драко развернулся и побежал.

* * *

Гарри брел по коридору третьего этажа, не разбирая дороги. Люциус, повторял он сам себе. Что ему здесь делать? И как он смог сюда попасть?

Что происходит вообще в этом мире, если Пожиратель Смерти заявляется в Хогвартс среди бела дня и беседует со Снейпом прямо посреди холла? Может, Волан-де-Морт пришел к власти, пока мы все сидели взаперти и учили уроки?

Снейп, подумал Гарри. Он наверняка что-то знает. Надо будет спросить Малфоя, пусть поговорит с ним, мелькнула уже успевшая стать привычной мысль.