Текст книги "Сова (СИ)"

Автор книги: Forzill

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 36 страниц)

Перед воробьями Мари чувствовала вечную вину.

Как только у нее получилось сделать из обломанной ветки рогатку с Мари взяли обещание, что она не будет стрелять в доме и примерно через день, когда дырявить листья в саду ей окончательно надоело, Мари влезла на подоконник и прицелилась в воробья, прыгавшего на ветке у скворечника. Дерево качалась от ветра, и воробей то исчезал из прицела, но снова в нем появлялся.

Мари испытала странный жар, всегда возникающий, когда перешагиваешь через «нельзя». Ей чудилось, она залипает в горячее, пульсирующее, подталкивающее к чему-то злое облако.

– От камешка ничего не будет! – успокоила себя Мари и, не стараясь попасть, выстрелила.

Рогатка дернулась. Мари так и не поняла, куда подевался воробей. Решила, что улетел, но все же на всякий случай вышла на улицу. Воробей лежал у корней на траве. Она искала, куда ударил его камешек, но так и не нашла. Просто мертвый воробей с подвернутым крылом и сгустком крови на нижней части клюва.

Мари торопливо закинула ее в зеленую изгородь. Воробья не стало, а вместе с ним исчез и поступок. Мари постаралась выкинуть его из головы, но уже на другой день, случайно открыв форточку, услышала, как в скворечнике пищат птенцы. Уцелевший воробей-отец носился туда-сюда, но, похоже, плохо справлялся. Вечерами, отупев от собственных мельтешений, он сидел на крыше скворечника с задерганным и недоумевающим видом. Что такое «смерть жены» и «одинокий отец», он явно не понимал, но все равно ощущал какую-то неполноту и неправильность. Что-то шло не так, выходя за пределы птичьего сознания.

Мари выдохнула, плотно захлопывая форточку и улыбнулась Драко, следуя за ним на кухню, где полагалось выпить чай. Тут же уронила огромную тарелку с печеньем и, суетясь и ползая по полу, сгрузила обратно на тарелку, с победным видом отправляя пару штук в рот.

– Фкусно!

Стараясь не смотреть на кипящего Малфоя, опустила в чай печенье. Оно обломилось и осталось плавать в чашке. Мари стала выуживать его двумя пальцами. Печение вело себя как призрак. Глазами увидеть было можно, а пальцами взять нереально: они проходили насквозь.

Драко тем временем поморщился. Заметив это, Мари тут же поспешила его успокоить.

– Не боись, все стерильно, все микробы умерли от грязи.

– Ты говоришь ерунду!

– Это ерунда говорит меня. Но ты не обращай внимания! Мы с ней прекрасно ладим, – сказала Мари, и ей вдруг стало хорошо.

Просто хорошо и все. Сомнения отступили. Зачем усложнять то, что замечательно само по себе? Человек – это то, что он видит. Хороший человек видит во всем хорошее. Здесь же, в Малфой Мэноре, ей было хорошо.

Тем временем пора было подниматься наверх и Мари снова пристроилась за спиной Драко. Тот с самым серьезным видом вел ее по коридорам и на гриффиндорку напало дурашливое настроение. Она толкнула Малфоя и крикнула.

– Ты водишь!

– Что?

– Я тебя осалила, ты водишь. – рассмеялась Мари.

– Но это же…

Малфою так и не удалось договорить, что же это – форменный беспредел, нарушение всех правил? Им было разрешено многое, но так запросто играть в салочки в поместье, рискуя смести бесценную вазу или уронить старинную тарелку... Такого никогда не бывало. Но Мари уже убегала куда-то вдаль, скользя на поворотах своими ботинками. Драко тут же бросился ее догонять, включился какой-то давно забытый детский инстинкт.

Возле мраморной лестницы Мари остановилась перевести дыхание, свесившись в пролет, «Интересно, он побежал за мной?», но уже через секунду ощутила прикосновение к своей руке. Не теряя ни секунды, она схватила его ладонь и понеслась наверх, к давно знакомой двери. Так они и бежали словно два заговорщика, смеясь и перекрикиваясь.

– Видел бы это мой отец!

– Представляешь, мы пробежались по Малфой Мэнору!

– Мы играли в салочки в Малфой Мэноре!!

Остановившись у входа, Мари посмотрела на Драко.

– Ничегошеньки не изменилось, ничегошеньки. Я могу закрыть глаза и все равно найти любую свою игрушку.

Мари закрыла глаза и смешно вытянула руки, шагая в сторону прошлого.

И действительно, ее комната была все та же, но уже какая-то неприрученная. Книги, цветы на окнах, шкафчики – все это успело от нее отвыкнуть и посматривало теперь с подозрением. Наша ты, не наша или просто мимопробегающая какая-то. От этого стало почему-то грустно.

Так проходили дни в Малфой Мэноре, и Мари была действительно счастлива, что приехала. Они с Драко веселились, заново проворачивая все детские шалости, вроде вырезать на деревьях имена или считать пролетающих мимо, в соседние поместья, почтовых ворон. Еще равлечениями были ежедневные полеты на новеньких нимбусах, которые Мари в восхищнении поглаживала во время полета как очень красивую, но все же чужую собачку. Но больше всего Мари нравилось говорить с Драко и они часами напролет беседовали обо всем подряд. Про искусство, политику, про книги. Приходилось со стыдом признавать, как остро ей не хватало таких бесед с близнецами, которые могли перечислить все команды сезона по квиддичу, но терялись при просьбе назвать своего любимого художника. Теперь же в гостиной раздавались горячие споры о магических антиутопиях, о новом декрете министерства и музыке. Их взгляды поразительно не сходились, но это раззадоривало интерес. Мари смотрела только цветное кино, Драко же видел очарование только в старых черно-белых лентах. Мари любила Керуака, Драко же предпочитал Ремарка и Фицджеральда. Мари любила рок-н-ролл, Драко классический джаз.

Мари раз от раза пыталась заставить его послушать рок-н-ролл, таская непонятно откуда кассеты и старые пластинки, от этого все их разногласия разгорались с новой силой, как ни странно подпитывая новую дружбу словно удобрение.

– Керуак или как написать все свои книги ни о чем. – Малфой смеялся над Мари.

– Кто бы говорил! Ремарк или как написать все свои книги о чем-то, но об одном и том же.

Тут же раздавался ответный удар. Или…

– Новый декрет министерства закрутит гайки в вопросе магических артефактов, свернутся все мелкие точки и торговля с рук.

– Да, но это развяжет руки официальному рынку, тем самым фактически узаконивая и поддерживая монополию. Не помнишь, кто там у нас продвинул этот закон? Знакомая фамилия, их семья плетет обереги из волос вейл уже не первое стольетье.

А иногда даже…

– Что это за препятствия, удерживающие волшебников от раскрытия их истинного магического потенциала? Ответ можно найти в другом вопросе, вот он: какое самое всеобъемлющее свойство человека – страх или лень?

Драко настаивал на страхе, Мари же была убеждена в том, что правильным вариантом была лень.

Затем они переходили в более приземленные материи, измазываясь в муке, жире и желтках. Готовить без кухарок и повара оказалось не так просто и поэтому в кухне то и дело что-то падало, взрывалось или разливалось.

Ужинали, завтракали и обедали в основном хлопьями.

Но все же Мари не покидало ощущение, что она находится в логове пожирателей, ее настораживали закрытые банкетные залы, вызывала отвращение висящая на всю стену столовой сотканная золотом родословная и даже полы здесь будто бережно хранили шорох мантии Темного Лорда. Так острым ядом сомнения и недоверия Малфой-Мэнор пропитывал сердце Мари, все глубже и глубже следуя по переплетению сосудов, чтобы наконец отравить ее мысли.

Это случилось в последнюю неделю августа, когда Драко спохватился о их скором отбытии в Хогвартс и отправился покупать чернила. Чернила у Малфоев были особого зеленого цвета, такой оттенок не мог использовать никто, кроме их семьи. Мари же скучала на подоконнике в гостиной, любуясь идеально-унылым пейзажем и павлинами, которые от холода сбивались в белые кучи, когда заметила на столе аккуратно вскрытый конверт. Она быстро спрыгнула и схватила в руки мягкий пергамент, тут же любезно выпавший из белого прямоугольника, который больше не был стеснен печатью. Мари колебалась и долго рассматривала изнанку письма, она не могла понять, что заставило ее броситься к чужой почте. С детства уяснив, что читать чужие письма нельзя, все же она не могла оторваться. Перед лицом стоял бедный Артур в больнице Мунго, падающий через арку Сириус, самоуверенное лицо Эйдана… Это было веским оправданием. Все же Малфои были пожирателями, как бы хорошо не было спать на их перьевых подушках. А что, если в этом письме планы Темного Лорда? Тогда она, Мари Сарвон, станет настоящим героем и спасет одним взмахом палочки сотни магов… Думалось ей, пока она пробегала глазами по первым строкам….

Но это были совсем не страшные тайны самого могущественного темного мага. Мари словно ударили под дых, выбивая весь воздух из легких. Люциус писал сыну о том, что его помолвка с Асторией Гринграсс окончательно одобрена, что он горд выбором сына и что эта свадьба еще больше вознесет благородный род Малфоев. Там не было планов всемирного господства, всего лишь маленькие семейные вопросы, которые так легко решал и ее отец.

Мари пробегала письмо раз за разом, даже не вдумываясь в смысл строк, ощущая, как почва уходит из под ног. Так соскальзывает на вершине скалы нога незадачливого туриста, пренебрегшего предостережениями. Как водится, она ничего не успела понять. Попросту слетела в пропасть, не удосужившись стереть с лица глупую ранее самодовольную улыбку.

Даже не убирая в конверт проклятущий пергамент, на котором маленькими следами от капелек размылись те самые фамильные чернила, Мари бросилась в комнату… Уже там, прежде чем упасть на кровать, она на минуту застыла перед большим зеркалом в спальне, пытаясь вспомнить и повторить только что пережитые ощущения. Понять их вкус. Несуразица… Что это вообще было? Какое ей дело до сердечных дел Малфоя, да они даже друзьями все еще могли назваться с натяжной. Мари должна была радоваться, что в письме была такая мелочь, а не планы Того-кого-нельзя-называть по уничтожению всего мира в ближайшие часы, но буквально пару минут назад она предпочла бы увидеть второе. Малодушее, Мерлиновы Панталоны, что за малодушие? И с чего? Мари кривила рожи в зеркало, но неясный приступ сменился ощущением разбитости, усталости и какой-то зыбучей тоски. Мимолетный шок, с которого все началось, теперь виделся как охвостье ночного кошмара, бесконтрольно съехавшая точка сборки. Так Мари закрыла на щеколду дверь, заторможенно забралась под небрежно скинутое утром одеяло, и закрыв глаза, решила, что останется тут. Навсегда. До самой смерти. Пока не прилетят близнецы искать ее. До начала учебного года. До того, как в дверь постучится кто-то, кроме чертового Драко чтоб его Малфоя.

Так проходили час за часом сутки за сутками. Когда он стучал, спрашивая все ли хорошо, Мари говорила, что хочет остаться в постели с книгой. Она даже ела отдельно, пробираясь на кухню словно вор. Но это не могло продолжаться вечно… Вновь пробегая по коридору до комнаты и оглядываясь, Мари чуть ли не столкнулась с Малфоем. Она тут же рванулась к двери, хватаясь на ручку, цепляясь за последнюю возможность, вот и она… но было поздно.

– Что случилось, Мари? Ты бегаешь от меня несколько дней. – его взгляд был озабоченным, руки скрещены на груди, а ботинок прочно укрепился между дверью и гриффиндоркой.

– С чего ты взял, Драко, с чего ты взял, что что-то случилось? – она не оставляла попыток прорваться к себе в комнату и запереться там, а затем вскинула голову, злобно сверкнув на него глазами. Драко ужаснулся, ему казалось, что все наконец наладилось, но он определенно узнавал этот взгляд.

– Потому что я тебя знаю, Мари, и вижу, когда с тобой что-то не так. – он старался говорить как всегда спокойно, но Мари явно раздражал такой его тон. Она улыбнулась, скривив аккуратный рот. Драко про себя заметил, что впервые от ее улыбки он не чувствует нежеланного и тайного комка радости где-то в груди.

– Ты меня знаешь??? Да мы с тобой вообще друг друга не знаем!! Мы изменились, Драко, я больше не девочка с кудряшками и мы больше не играем в песочнице… Зря я вообще приехала.

– Не зря! – он убежденно прервал ее.

Мари только осела к стене, поправляя волосы и продолжая свой ужасный монолог.

– Помнишь, как я была маленькой и верила в сказки? Придумывала, какой будет моя жизнь. Белое платье, прекрасный принц, который увезет меня далеко в замок на холме. Я засыпала с полной верой в то, что всё это произойдет. Но в итоге я выросла. Однажды открыла глаза и сказка исчезла. И я начала рассчитывать только на то и на тех, кому действительно можно доверять... И это не ты.

Затем она плавно развернулась и пошла куда-то вглубь поместья, оставляя Драко одного, подпирать ногой спасительную комнату, в которой она больше не нуждалась. Все было сказано.

Мари сидела на полу библиотеки, ноги сами принесли ее сюда, в это единственное место в огромном доме, которого коснулся своеобразный уют.

Комната была сделана с огромным, но каким-то безжизненным и непричастным вкусом. Темно-зеленые тяжелые шторы, старинные гобелены с древними сгорбившимися алхимиками, высокие потолки, бесчисленные книжные шкафы – все это сохранилось в веках и явно было семейным достоянием, но Мари нравилось это место за некоторые цветные потрепанные книжки среди фамильных фолиантов, за узорный ковер, к которому так приятно прикасаться пальцами, за весело фырчащий мраморный камин и за старенький патефон, солидно пристроившийся около него.

Около этого патефона и присела Мари. Вокруг лежали книги, которые она вслепую доставала с полок, невидяще смотря на корешки. Когда в проеме появился Драко, она выдохнула. Чувство стыда уже подгрызало ее изнутри, сменив бурю эмоций на затишье сожаления. Но все так запуталось, что невероятно было даже думать о том, что магическим образом все образуется, даже у волшебников так не бывает. Все же почему-то она думала. Когда ехала сюда, она думала, что все образуется. И история с помолвкой была здесь не при чем, все началось гораздо и гораздо раньше.

А тем временем Драко оперся о дверной проем и непринужденно заговорил.

– Люблю кофейное мороженое, люблю развалиться в кресле и подсматривать ответы на воскресный кроссворд отца, никогда не танцую на людях, любимый роман «И восходит солнце», любимый цвет – синий. Не люблю светло-голубой, только индиго. Когда я думаю, то всегда хожу. Люблю по ночам гулять по Хогвартсу, прикрываясь должностью старосты. Я обожаю джаз и считаю, что музыке стоило на этом остановиться. Это я подарил миру песенку «Рональд Уизли – наш король». А еще видишь шрам на лбу? Поэтому я больше не езжу на мотоциклах. Вот и все. Я совсем не положительный герой, но ты мне правда очень нравишься и я обещаю исправить то, что сейчас между нами, клянусь, я могу сделать это. Пока все. Все, что ты заслужила, остальное тебе придется принять на веру. Веру, которая у нас все еще есть, пусть она и пошатнулась, Мари.

Драко посмотрел на нее, боясь встретить с глазах отчуждение, но его не было. Она только на удивление долго сидела и молчала, тщательно подбирая слова и теребя края черной майки.

– Я выросла, Драко… Но на самом деле, сложно совсем перестать верить в сказку, хоть она и отличается от той, которую я представляла изначально. Главное, что все же иногда, раз от раза, люди удивляют меня, хоть и совсем не так, как я себе представляла. И оказывается в конце концов, что не так уже важно быть счастливыми вечно, главное быть счастливыми сейчас.

Он не ответил, а просто улыбнулся, проходя в библиотеку. В свете мягкого огня Драко встал у проигрывателя, нежно прикасаясь к винилу одними кончиками пальцев. Его руки быстро по-хозяйски гуляли по старым пластинкам в идеальных конвертах, едва трогая обложки. Мари подошла сзади и задорно улыбнулась, прикусив нижнюю губу. Надо было срочно прервать эту страшную атмосферу разговора по душам, которая пугала девушку.

– Кровь, пот и слезы. Вот это да! – засмеялась она – Этому не пора в музей? Даже по моим меркам… Генри Монсини… Сколько тебе вообще лет?

– Это пластинка моих родителей, хотел бы, чтобы ты послушала.

Драко тоже улыбнулся ей, смотря через плечо.

– Прекрати, ты ведь не серьезно! Это так старомодно. – рассмеялась она

– Нет, это классика.

Он уверенным движением прокрутил винил в воздухе, как бывалые спортсмены показывают свои лучшие номера, и опытным движением поставил иглу.

– Это была любимая песня моих родителей, они всегда слушали ее перед тем, как отправиться куда-нибудь вечером.

Слушай. Слышишь? Два скитальца. Когда я был маленьким, то думал, что это два танцора. Знаешь танец твист? Это были 60-е и мои родители танцевали твист.

Драко медленно и легко начал двигаться, ловя медленный и ностальгический ритм.

Он протянул Мари руку, приглашая ее куда-то, куда-то в абсолютно другой мир, куда-то туда, далеко-далеко, где можно вдвоем весело и безмятежно лихо отплясывать твист. Мари повторяла движения Драко, смотря прямо ему в глаза, и это связывало их вместе крепче двух пересеченных правых рук. Все ушло, вокруг развернулся старый Нью-Йорк, с джазом и маленькими шляпками, со стуком спешащих каблуков по асфальту и где-то очень далеко рваными скачками джаза взмывающимся вверх саксофоном. И лишь чертящие рисунок на паркете стопы, напоминали, где находится реальность.

Они танцевали, отбрасывая все сомнения и оставляя в прошлом прошлое, всецело отдаваясь музыке, которую все остальные давно списали со счетов.

Драко привлек Мари к себе, переходя на спокойный вальс.

– Вот я тебя и поймал. – выдохнул он ей в волосы и Мари почувствовала, как по ее телу ползут мурашки. Настоящие мурашки как в глупых любовных романах Лаванды, от этого волосы встали дыбом. Ей нравится Малфой? Ей не может нравиться Малфой, который так издевался и так больно ранил ее все эти года, включая и это письмо… Из раздумий ее вывел голос.

– Ты ведь видела? –спросил он.

– Да, Драко.

А что еще она могла сказать? Правда была необходима, чтобы не испортить рассвет новых отношений. Но она столь обескураживала своей невероятной очевидностью, что ничего другого подобрать она не смогла.

– Наверное, это хорошо? Как ты думаешь? – спросил Драко у девушки, рассчитывая на успокаивающий ответ, способный придать форму нормальности произошедшему.

Его не покидало чувство, что в самом незначительном событии этих дней он ищет оправдание бескомпромиссным переменам, затянувшим его судьбу в свои жернова.

Но к чему оправдываться? Неужели он чувствовал себя виноватым? Перед кем? Если только перед собой – недавним. Тем парнем, что пытался с корнем выдрать себя из родной почвы, вдруг превратившейся в отраву, и все поменять, начать заново. Здесь, в доме где он вырос, и прошлое, и будущее обернулись против него. Первое постоянно напоминало о себе, как вредоносный элемент, разлагающийся в земле. И вот его смертельная формула: воспоминания юности из сладости превратились в яд; успехи разжеваны до нестерпимой оскомины; неровные осколки неудач с внезапным коварством впиваются в ступни. Ходить по коридорам было буквально невозможно: не только эти стены, но и насмешливые взгляды портретов напоминали о будущем, некогда принадлежавшем ему, а нынче спрятанном в письменном столе, чтобы Мари не нашла его, но она нашла…

И этого было недостаточно, чтобы сделать его существование невыносимым. Предполагаемое будущее витало в воздухе – нет, нависало над ним, будто туча. Оно отбрасывало огромную тень на землю, ежеминутно напоминая: бежать не выйдет.

Настоящего, таким образом, не было. Вот она, парадоксальная природа Времени: прошлое и будущее, две стрелы, разлетались друг от друга, но достигали одной и той же цели. И впивались в нее наконечниками, раздирая его в разные стороны, и тем самым не позволяя сдвинуться с места. Был ли он одновременно в двух точках сразу, или это Время намагничивало свои полюса, неизбежно сворачивая их в круг?

Живи он проще, мечтай меньше – не располовинивало бы его по этим полушариям. Крепко стоял бы на своем незатейливом экваторе, не желая ничего, кроме позора для Поттера, участия в тайных собраниях в гостиной отца и новой метлы. Но если в сердце угнездилась дерзкая мечта ж – жди беды. В тот момент, когда она только начинает уплотняться, главное – не подпасть под ее чары. Не забывать закон-перевертыш, управляющий мирозданием: всё, о чем мечтается – реально и может сбыться. И Драко хватило сил обнаружить себя увязшим в этом странном чувстве к своей подруге: парабола начала свой путь вниз. Он с трудом выговорил.

– И тебя это задело? Почему это задело тебя?

Он заметил, как она побледнела.

– Я думаю, ты не можешь жениться просто так. Ты должен нам, должен мне и рок-н-роллу.

– Мари выпалила, смотря куда-то в сторону.

Вытащив из заднего кармана палочку и прерывая танец, она тут же что-то пробормотала, делая характерный взмах.

– Что ты там придума..? – Драко остановился на полуслове, потому что ему в затылок врезалась пластинка. Мари словила винил на лету, с ходу отправляя в проигрыватель.

Драко усмехнулся, не только музыка отличалась, отличие чувствовалось во всем, конверт был затертым и надорванным со всех сторон хотя бы по разу, а на пластинке красовались разномастные отпечатки пальцев. Но Малфою нравилось это отличие, оно интриговало и притягивало.

Раздались первые аккорды и звуки, будто впитавшие в себя всю глупость и величие 70-х разнеслись по поместью. Его подруга начала танцевать. Это был самый нелепый танец, который он только видел, Драко тут же вспомнил, почему на людях никогда не танцует. Мари двигалась, поднимая руки и качая то головой, то бедрами. Она проводила ладонями у лица, подпрыгивала и смешно поднимала во время всего этого безумия брови. А еще в ритм подманивала его, и, когда это не сработало, подбежала и начала тыкать пальцами по ребрам.

– А ну-ка не стой-ка столбом, Драко Малфой!

Мало помалу, Драко начал мотать головой из стороны в сторону, чтобы эта сумасшедшая гиперактивная отстала, но она только схватила его за руки и начала кружиться и вертеться рядом и водить по библиотеке то лунной походкой, то паровозиком. Тут Драко ощутил, как уже сам выкидывает всякие глупые движения под ее громкие хлопки и подначивания. Давно он так не веселился, да что уж – такого форменного бесчинства эта библиотека не видела с тех пор, когда Оуэн Малфой впервые получил веселящий газ как побочный продукт своего знаменитого алхимического порошка.

Запыхавшиеся и счастливые, они все еще кружили по ковру, когда Мари невзначай спросила.

– Ты никому не рассказывал о том, что в тот раз чуть было не произошло?

– Чуть было не произошло?.. А, ты об этом. Нет, а ты?

– Нет.

Их танец вдруг остановился, хотя оба и продолжали выполнять по инерции положенные движения.

– Представляешь, мы чуть было не... Но к счастью нам помешали. – Драко опустил глаза в пол.

– Да, тем более вы после этого вскоре обручились с Асторией.

– А ты улетела с Фредом.

– Опасность миновала, да? – Мари напряженно усмехнулась. – Все бы пошло прахом, если бы мы. – она смешно высунула кончик языка, вращая им в воздухе и издавая карикатурные причмокивающие звуки.

– Вот именно, все эти дурацкие… – Драко тоже высунул язык, пытаясь провернуть нечто похожее, только еще более отвратительное.

Их взгляды встретились и тут же за ними вдогонку встретились и губы, подчиняясь какому-то непреодолимому невидимому порыву, который больше не мог оправдаться огневиски. Может они снова были пьяны? Пьяны танцами, пьяны музыкой и… Да кого таким можно обмануть? Разве что самих себя. Но в этот раз даже голоса разума отмалчивались, задушенные резким и ненасытным объятием. Это было так естественно, так ествественно касаться ее каштановых волос,так естественно прикасаться губами к ее улыбке, словно они шли к этому все эти годы.

Сердце Мари билось как маленькая птичка, которой наконец дали волю из выстроенных клеток «гриффиндор-слизерин», «пожиратели смерти-отряд дамблдора», «чистокровные-предатели». Теперь они оба были собой, срывая каждым касанием губ ярлык, который так тщательно годами вешался и полировался. Они были собой – двумя неловкими влюбленными взволнованными подростками, которым на судьбе было написано слишком рано повзрослеть.

У Мари проскочила последняя мысль, что он сдержал обещание.

Все действительно образовалось и исправилось, но только не так как кто-либо планировал. Так они и целовались посреди огромной библиотечной залы и ни один не услышал, как с пластинки соскочила игла.

И напоследок: иногда от людей у нас захватывает дух! и неважно в этот момент, представляли ли мы себе это в детстве.

====== Восхождение и падение ======

Именно с той самой минуты, как Мари вошла в вагон, открыла дверь первого попавшегося купе, сняла свое пальто – все пошло не так. Купе было в совершенно другой части поезда, в вагоне не раздавался смех уже что-то учудивших гриффиндорцев и тихий шепот первокурсников, а тут и там мелькали зеленые шарфы в серебристую полоску, но самым разительным и страшным изменением было то, что ее чемодан в руках нес не один из рыжих близнецов, а Драко Малфой. Мари тихо опустилась к окну.

Нервно улыбающийся Драко тем временем разложил все свои вещи по местам, то и дело пожимая руки проходящим мимо знакомым. Он тоже сел на свое место и потом, уже совершенно успокоившись, не торопясь и деловито достал и кармана и положил на столик свою волшебную палочку, развернул перед собой только что купленную, свежую газету и как ни в чем не бывало, в продолжение этой будничной расстановки вещей, одной рукой взял Мари за руку, аккуратно поглаживая большим пальцем ее ладонь. Гриффиндорка слегка покраснела от этого простого жеста.

Драко же второй рукой толкнул дверь, закрывая их маленький мир от чужих глаз. Только тогда Мари ощутила, как спокойствие разливается по ее телу и она, слегка повернувшись, улыбнулась, прижимаясь к его плечу, и закрыла глаза.

Но совсем скоро его голос вывел ее из дремы.

– Так мы целуемся с другими или нет?

Переворачивая страницу пророка, спокойно и буднично спросил слизеринец.

– Что?

Мари приоткрыла глаза.

– Просто если ты собираешься поцеловать Уизли, Нотта или еще какого придурка, то у меня будет право на ту блондинку из соседнего купе.

Он все так же не смотрел на нее, переворачивая между пальцами страницу за страницей.

Еще пару минут Мари сидела, пытаясь проморгаться, по инерции продолжая сплетать их руки. Но дурман сна сходил, оставляя только злобу и ощущение полной потерянности.

– Какой же ты урод!

Процедила гриффиндорка сквозь зубы, вскакивая и выбегая из купе.

А Драко смотрел ей вслед глубоко непонимающими глазами. Словно для него произошло что-то такое, чего в природе быть не могло – снег летом там или Снейп, помывший волосы. Через секунду в купе остался только он и его запоздавший вопрос «– Почему?», направленный разве что ее чемодану, забытому в горячке.

Мари влетела в их купе словно комета с хвостом из непослушных волос, взметнувшемуся на секунду и опавшему.

– Вы не могли найти купе в другом конце поезда? Встреча с Малфоем не входила в список моих обязательных дел, а он сидит неподалеку. – Мари упала в кресло напротив Гермионы.

– Кстати, про Малфоя. – Начал Гарри. – Ты не заметила в его поведении ничего странного?

Ни один из сокурсников, к счастью, не успел заметить заплескавшийся испуг в глазах Мари после этого вопроса. Неужели они что-то знают? Неужели они что-то предполагают? Надо было собраться.

– Не заметила. Все такой же подлый хорек.

Безразлично закончила она.

– Я не об этом…Он не…

– Гарри считает, что Малфой теперь Пожиратель смерти. – Не выдержала Гермиона.

– Рон, что вы без меня делали? И почему эти двое несут бред? – Мари нервно рассмеялась, осторожно переводя взгляд с Гарри на Гермиону.

– Мы видели, как Мафлой с мамашей заходили в “Горбен и Берк”.

– Гарри, это еще ничего не значит! – Гермиона сверлила Гарри взглядом.

– А что тогда по-вашему он там делал?

– Ну покупал что-нибудь… зловещее… – Предложил Рон.

– Что? – Гарри повернулся к нему.

– Ну точно не галстук с зелеными уточками. – Как бы между прочим вставила Мари. – Не смотрите так. Это первое что пришло в голову. Я даже подумать не успела.

– Значит, первое о чем ты думаешь – это галстук с уточками? – Удивился Рон.

– С зелеными. – Добавила Мари. – Ребята, я знаю Малфоя подольше вашего, даже очень сильно подольше и у меня гораздо больше причин ненавидить его, чем вы думаете, но все же он не пожиратель. Тут даже рассуждать не о чем.

И она повела плечами, давая друзьям понять, что разговор окончен. Гарри угрюмо усмехнулся, глядя на нее тяжелым взглядом и Мари опустила глаза.

– Я прогуляюсь. – Бросил он и вышел из купе.

В Хогсмид приехали, когда уже совсем стемнело.

– А где Гарри? – Взволнованно спросила Гермиона.

– Наверно, не стал нас ждать. Пойдем. – Рон пытался закрыть клетку Сычика.

Мари для себя отметила, что это первый пир, на котором так невыносимо скучно. Она успела обсудить с Симусом последний матч Пушек Пэдлл и узнать о последней романтической неудаче Оливера Вуда от Парвати и Лаванды. К столу Слизерина Мари села спиной, то и дело ощущая на себе нежеланный сосредоточенный взгляд.

Шестой год в Хогвартсе начался вяло. Ни тебе ни Амбридж, ни Кубка трех волшебников. Снейп в роли преподавателя ЗОТИ, как ни странно, Мари очень нравился. Она его, мягко говоря, недолюбливала, но не могла не согласится, что у него есть чему поучиться. А Гораций Слизнорт, ставший учителем зелий, сразу выделил себе любимчиков, в число которых вошли Гарри и Гермиона и, конечно же, сама Мари – шутка ли, один из влиятельнейших родов всей магической Британии. Мари усмехалась, думая, что же старик будет делать, когда узнает, что кормит мороженым и приглашает на вечеринки позор всего родового древа… Без близнецов жизнь в Хогвартсе была вообще не в радость. Гермиона даже подшучивала, что Мари теряет хватку. Но отсутствие проделок и ужастиков не расстраивало Мари, ведь теперь ее оценки стали значительно лучше и ей снова разрешили засиживаться в библиотеке, закрыв глаза на ранее устроенный погром.

Довольная собой Мари взяла книгу по ЗОТИ и поднималась в маленькую башенку, где располагался вход в ту самую комнату. На улице уже смеркалось и, заметив очертания человека на фоне окна, Мари ощутила предательское быстрое требыхание сердца. Драко стоял к ней спиной и даже не заметил, как она вошла.

– Я отсюда никуда не уйду. – Серьезно сообщила Мари и улеглась на кушетку. Малфой встрепенулся и повернулся к ней, наконец, заметив ее присутствие.

– А я и не просил. – Улыбнулся он. – Ты мне не мешаешь.

– Вот спасибо. – Буркнула в ответ Мари.

Он так и стоял у окна за ее спиной, бросая на нее осторожные взгляды. Мари читала, быстро накручивая локон на палец. В цвете закатного солнца каштановые волосы казались огненно-рыжими и такими мягкими, как в тот вечер, в библиотеке. Драко мысленно одернул себя. Почему он об этом думает. Почему он вообще о ней думает снова. Особенно теперь… Когда она ясно дала ему понять, что считает его моральным уродом, а то и похуже... Особенно теперь. Теперь у него только две дороги. И если сейчас она его просто ненавидит, когда она узнает… Когда все узнают… У нее появится вполне объективная причина для ненависти. Если даже братские узы для нее не повод... И все же.