Текст книги "Сова (СИ)"

Автор книги: Forzill

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 36 страниц)

Мари пошла не в их с Тео квартирку над маггловским магазином, а достала из кармана ключ, на котором все еще переливались золотистые буквы «мари», повертела в руках и решительно пустилась в обратную дорогу.

Когда ключ с тихоньким позвякиванием провернулся, она тихо открыла дверь, на ходу скидывая промокшую насквозь без согревающих чар куртку… В комнате было жутко темно, словно кто-то накрыл все школьной мантией. «Люмос» тут же шепнула Мари и одернула себя еще быстрее.

– Вот черт!

Хотелось себя стукнуть по лбу, ну и куда она сунулась? Да даже свет включить не сможет, а Фред и Джордж наверное уже давно в Румынии, так что на что она надеялась вообще. Поворачиваясь в сторону абсолютно пустого коридора она готова была выбросить чертов ключ и свернуться калачиком на холодном полу прямо в темноте, когда вдруг…

Коридор смело озарился быстрой зеленой вспышкой, Мари чуть не подпрыгнула, оборачиваясь и недоуменно рассматривая как будто ожившую комнату. А там на полную громкость уже заревел первый аккорд Highway to hell, в такт гитаре заискрились и зашипели фонарики, лампочки и гирлянды на огромной, стоящей в центре, рождественской елке. Зеленые, желтые, белые огоньки зажигались в каких-то только им известных последовательностях. Тени же от них на стенах будто приплясывали под музыку. Этот танец словно машина времени переправляла куда-то туда далеко. Туда куда уже невозможно возвратиться. Там где было тепло и уютно. Где было счастье, такое простое и как оказалось такое хрупкое. Мари только и могла, что приоткрыв рот от удивления, следить как под ворвавшиеся и разбивающие воздух громкие задорные барабаны по всей комнате разносилась магия, сверкал обмотанный гирляндами диван, свет то перепрыгивал на кухонный стол, то снова торопливо возвращался к центру комнаты. Мари следила за всей этой симфонией волшебства, от которой захватило дух, когда вдруг из-за спины она услышала уверенный знакомый голос.

– Нет, должен.

Она повернулась и увидела Фреда, он был в заметно потрепанном старом рождественском свитере с буквой F, его рукава которого были закатаны, его волосы растрепаны, а палочка, которую он заложил за ухо, казалось колдовала сама, стараясь как маленькая фея Динь для Питера Пэна. Он развел руки, уверенно и убежденно говоря эти слова и легко улыбался ей всеми своими веснушками.

– Не хочешь говорить, что случилось… Хорошо. Ну и не надо, но я всегда буду стараться тебя развеселить. И с этим ничего не поделаешь.

– Фред, я…

Мари уставилась в пол, смотря на носки так и не снятых ею грязных уличных ботинок, она должна была сказать ему… должна, но все же не могла… и он ее перебил, беря за плечи и круто поворачивая на каблуках прямо к центру их маленькой квартирки. И заговорчески прошептал, начиная покачивать головой в такт уже раздающемуся припеву…

– Ничего не говори, сейчас будет самая крутая часть!

И действительно, все вдруг озарилось, вся квартира будто горела от миллионов усыпавших ее звезд, тут были и бегущие светящиеся северные олени, были зеленые елочные ветки с лопающимися и разлетающимися маленькими светлячками-шариками, были подмигивающие ледяные снежинки, которые лучились свет и отражали его своими пузатыми гранями. А как только раздалось то самое «I’m on the highway to hell» во всю стену расплылись красивые и ровные алые буквы «Merry xmas», а потом корявым почерком Фреда дописалось белое и светящееся «Мари». Гриффиндорка онемела и лицо ее исказилось подступающими слезами от осознания, что это он сделал для нее, подбородок тут же предательски задрожал… Это все для нее. А на лице Фреда стоял детский невероятный восторг и даже неграмотный прочитал бы это на его лбу, в голубых глазах и по веснушкам, весело и незаметно переходящим у губ в легкую рыжую щетину. И при наличии всех этих гирлянд, именно его лицо было самым сияющим, прямо как новенький новогодний шарик.

Мари обняла Фреда, незаметно и тихо расплакавшись на его плече, и ни одна живая душа не смогла бы понять, что это были слезы счастья. Фред поцеловал ее в трясущуюся макушку, устраивая на плече.

Hey Momma, look at me.

I’m on my way to the promised land.

В Рождество нам всем очень хочется верить, что где-то там, за границей нашего сознания сидит старый, мудрый маг, едва заметно улыбаясь в свою седую бороду и вертя в узловатых пальцах волшебную палочку, которой обязательно воспользуется, как только часы возвестят его о наступлении полуночи.

Мы знаем, весь прошедший год, притаившись, он замышлял шалость, которой позавидуют и господа Мародеры, и близнецы Уизли, а мы благодаря ему сможем самыми кончиками пальцев прикоснуться к волшебству.

Мы едва слышно, порой незаметно для самих себя нашептываем неизвестности свои самые сокровенные желания и с надеждой смотрим в новый год, затаив дыхание в ожидании своего маленького чуда.

И оно непременно произойдет, вопрос лишь в том, сможем ли мы его разглядеть, ведь чудеса совсем не обязательно принимают ту форму, о которой мы мечтали.

Но если мы очень сильно постараемся, то помощь великого мага нам совсем не понадобится – ведь на самом деле волшебство живет в сердце каждого из нас.

Мари так и не стала играть за сборную, зато она стала замечательным адвокатом, много путешествовала, хотя и никогда не была на море, она даже сочинила одну достаточно знаменитую песню, об этом мы расскажем позже. Но главное, Мари никогда, никогда не была одинокой.

Комментарий к И все осветилось Рождественская глава, хаха, опять она выходит не в Рождество... И даже как подарок вам на 14 февраля она уже припозднилась, но я все же верю, что вам понравится!

Wilco – How To Fight Lonliness – заглавная главная песня.

Фред видит Мари в Косом переулке –

https://pp.userapi.com/c633916/v633916115/736b/8auus4ljGpo.jpg

https://pp.userapi.com/c633916/v633916115/7374/R3jz12-xz-I.jpg

https://pp.userapi.com/c633916/v633916115/7362/nJCnWrY4dSI.jpg

И, конечно, конец главы... Мари смотрит на то, как загорается первая гирлянда :3 Это очень значимая и любимая сцена для автора на самом деле.

https://pp.userapi.com/c628428/v628428115/110fa/uTIc21BaYVE.jpg

====== Лампочки ======

Ночью все города похожи друг на друга, всё в них теряет свои очертания, съедается темнотой, и только огни, мелодия летящих ветров, ворчание усталых моторов, и снова – огни, огни... Город открывает слегка больные, горячечные светящиеся глаза, а в них оживает и светится тайна. Мари отошла от окна, из которого открывался вид на подсвеченный заклинаниями косой переулок с его маленькими вывесками кондитерских и огромными витринами, в которых летали под прожекторами миниатюрные квиддичные метлы или ухали светящие желтыми глазами полярные совы. Она попыталась лечь, устраиваясь рядом с Фредом, но диван был коротким для двоих, и ей пришлось перевесить ноги через ручку, устраиваясь на коленях близнеца. Тот не возражал. Мало ли когда может выдаться еще один подобный момент. Действительно. Если представить себя года три назад, кажется, что они в Хогвартсе. Что это один из многих таких тихих спокойных родных вечеров, когда она рядом, когда он чувствует ее тепло и может перебирать ее волосы. Он случайно нащупал шрам на ее левом запястье, оставшийся после какого-то взыскания на 7 курсе…

Кажется, Мари заснула, а когда проснулась, было ещё темно. Она все еще лежала на диване, который когда-то выбирала, и Фред лениво палочкой управлял своей симфонией, плавно проводя в воздухе аккуратные спирали, на которые теперь отвечали только пара теплых старых лампочек из Норы, принадлежащих еще братьям Пруэттам и казалось, искрились они без магии, сами по себе, передавая сквозь века легкий и веселый характер своих бывших хозяев.

Фред вдруг вспомнил кое-что и задумчиво произнес.

– А ведь у маглов перегорают лампочки.

– Что?

Мари, которая теперь завороженно следила за каждым движением его веснушчатой левой руки с палочкой, подняла глаза...

– Они у них сгорают говорю, не знаю уж как, как феникс наверное, сгорают, а потом снова горят, какая-то магия. Я бы посмотрел, как сгорает лампочка, то есть не ноксом отключается, а именно сгорает…

Гриффиндорка улыбнулась и слегка прищурилась.

– Никакой магии, они их меняют, дурачок, а старые отправляют на свалку.

Фред вздохнул, это его почему-то расстроило, и резким движением он отбросил палочку. Тут же комната, моргнув в последний раз, погрузилась в темноту.

И близнец невольно залюбовался Мари, залюбовался в темноте, ведь хотя он и не видел ее совсем, но ощущал, как она прикрывает глаза, и что слегка вздыхает, что все ее веснушки спокойно разбегаются по своим местам, когда погасает на лице улыбка… Понимая, что сейчас или никогда, Фред набрал воздуха в грудь…

Она вдруг подняла не него свои глаза и прошептала тихо-тихо, как будто самой себе.

– Я… Хотела сказать тебе кое-что.

Но Фред перебил ее, горячо шепча заветные фразы.

– Я тоже. Я люблю тебя, Мари. И… когда тебя не было, когда ты была с Ноттом, я понял, что не могу не попытаться еще раз, потому что… Такие чувства, они ведь, черт, не бывают безответными? Так почему тогда ты пропадаешь с Теодором Ноттом? Ты ведь тогда говорила, что ваш поцелуй ничего не значил. Я не понимаю, Мари…

Мари тут же дернулась, вся натянулась, будто струна, она больше не лежала на его руках, близнец испуганно ощутил, что держит что-то вроде антикварной вазы.

– Фред, ведь мы…

Он тут же улыбнулся, покачал головой и громко выдохнул, понимая, что воздух для дальнейших признаний ему больше не нужен.

– У нас ничего не выйдет, да?

– Прости.

– Это из-за Нотта.

Она искренне удивилась, было хотя бы приятно, что она искренне удивилась.

– Что? Нет. Нотт и я.. мы.. нет, просто … В последнее время все очень запутанно. Все в моей жизни…. Нестабильно. В смысле, ты единственный, на кого я могу рассчитывать. И…я не хочу это потерять.

Фред молчал. Сказать вдруг стало нечего. Она встала с его колен и пристроилась рядом, не касаясь его больше, будто это было… неловко теперь. Впервые он ощущал, что ей неловко. Мари дотронулась до его плеча, в таком показательно дружеском жесте, что аж зубы сводило и пробормотала.

– Наш… наш договор еще в силе? Если мы все еще будем одиноки в свои 35?

– Да, да…

И вдруг спохватился, ловя свои слова и мысли обратно, обратно в голову, не сюда… Очередные лишние слова, повисающие в воздухе… И он тут же продолжил.

– Нет. Послушай, мне жаль, но это не может продолжаться. Пока дверь хоть немного приоткрыта, у меня будет чувство, что я просто буду кружить рядом, ожидая, смогу ли я выиграть лотарею, когда мне стукнет 35.

Фред заглянул ей в глаза, ощущая, что сейчас сам разбивает все то, что стояло бережно прикрытое и на семи замках в его сердце. Намеренно кидает о стену, и гадает – разобьется ли. Он ведь знает, что разобьется, так зачем… Фред не знал. Фред знал только одно, у него больше нет сил сторожить эту стеклянную ниточку, которая опасно качалась и не давала спокойно уйти. Он любил в себе это чувство настолько же, насколько и ненавидел. И потому он взял ее руку, холодную и маленькую, в свои и сказал.

– Я думаю, ты знаешь, что чувствуешь ко мне сейчас и... мне кажется, что время это не изменит. Просто скажи мне. Ты любишь меня?

Лампочка мигнула в последний раз.

Она смотрела на него, своими широко раскрытыми глазами. Эти секунды длились практически вечность. Фред слышал дыхание Мари и даже казалось слышал как опускаются и поднимаются ее ресницы, он слышал как вода бежит по трубам в стенах и как по карнизам и стенам снаружи ссыпается вниз тяжелый снег. Все как будто ухнуло внутри и больше не издавало ни звука.

И тут Мари покачала головой.

– Нет.

Фред тут же вдохнул, с кислородом в голову и сердце поступала какая-то прохлада и пустота, он будто стал легким как воздушный шарик и улетал куда-то высоко-высоко в небо, летел и летел… Фред улыбнулся тут же, заставляя ожить все шоколадные искры в своих глазах, мелкие смешливые морщинки, яркие веснушки.

– Мне жаль. Мы отличные друзья... Просто забудь все то, что я тут наговорил.

Он обнял Мари, повернулся к ней, улыбаясь, поддерживая. Он обещал всегда веселить и быть рядом. А это значит, что надо быть рядом даже теперь, верно?

Серебристая обезьянка, слегка мерцая и раздваиваясь на ветру, голосом Фреда сказала всего одгу фразу и растворилась в ночном воздухе.

– В баре. Один. Сейчас.

Тихий ночной пейзаж Косого переулка ничего не могло побеспокоить, снежинки солидно и медленно приближались к земле как порядочные старушки, когда их всколыхнула волна, в которой любой из местных тут же узнал бы трансгрессировавшего мистера Уизли, успешного и веселого владельца магазина по номеру девяносто три – «Всевозможные волшебные вредилки». А уж кто это был, Джордж или Фред, тут уж не разберется даже их помощница, смешно морщащая нос и в очередной раз на угад тыкающая пальчиком… Мистер Уизли, опустим который, быстро прижался к стене и отстучал по кирпичам какой-то не очень мелодичный мотив. Тут же стена нехотя разъехалась, открывая вид на блестящую лаком барную стойку и до блеска начищенные потрепанные старые пузатые стулья и столы. В баре было немноголюдно. У дальней стены заговорчески перешептывалась пара колдунов, да возле окна сидела в полном одиночестве пожилая растрепанная и какая-то уж совсем дерганная ведьма, торопливо прихлебывая из своего стакана. Возле самого входа, прищурившись, близнец разглядел своего брата и тут же последовал к нему.

– Это просто выбоина на дороге, вы созданы друг для друга. Ты не можешь сдаваться! Вы… у вас все получится.

Джордж активно жестикулировал. Как же у этих двоих все сложно, не были бы они Мари и Фредом, если бы просто спокойно сошлись и всяческое «долго и счастливо»… Он легким движением руки достал палочку и направила её в сторону бара, прошептав: «Акцио». Спустя секунду на столе уже стояла бутылка Огненного виски Огден.

Но Фред покачал головой, разливая янтарный напиток.

– Нет, Джордж.

– А что насчет того, чтобы узнать где она живет, полететь туда на метле спрятать еще роз или мы можем опять сделать фейерверк…

Джордж не узнавал Фреда. Пожар, который всегда горел, заставляя его совершать такие откровенные глупости, а его брата крутить пальцем у виска, вдруг успокоился, как прирученный и домашний, сидящий в камине костерок. И Джордж все пытался и пытался распалить эти угольки…

Фред сделал еще один глоток и улыбнулся. Тепло наполнило весь мир, от кончиков его пальцев до самых дальних гнезд полярных сов. И близнец еще раз улыбнулся, пока тепло колыхалось как волны на берегу.

– Братишка, оставь это! Хочешь верь, хочешь не верь, но я… счастлив. Я наконец-то могу двигаться дальше. Это правильно. Правда.

Фред встал, не глядя достал из кармана галеоны и, положив их на барную стойку, пошел к выходу. Потом вдруг медленно остановился и развернулся, берясь рукой за ручку серой, неприметной дверцы на выход из кабака, которая вела в немагический Лондон.

Ключ в замке провернулся три раза, с ворчливым щелчком впуская хозяина домой, будто спрашивая мол, чего так долго не было, куда пропадал…

Джордж привычным жестом бросил на уголок шкафа мантию и прошел по коридорчику к импровизированной кухне.

– Привет, Мари.

– О, привет…

Гриффиндорка сидела на диване, у нее в руках отчего-то была та их фотография втроем, кажется с четвертого курса, где близнецы были длинноволосые и лопоухие, а у маленькой кудрявой Мари на носу были следы сажи. Джорджу стало стыдно. Даже не перед этой Мари, которая сейчас сидела в старом свитере Фреда в самом центре их мира, их квартиры, а перед той, что на фотографии доверчиво повисла на мантиях двух главных проказников Хогвартса, улыбаясь во все зубы и сдувая волосы с грязного лба. Он уже знал, что этот стыд теперь будет преследовать его всю жизнь. Джордж опустился неподалеку и неторопливо начал.

– Слушай, Фред сказал, что произошло между вами двумя и он сказал, что смирился с этим.

– Правда? Это хорошо.

Мари пальцами аккуратно перебирала нитки на фирменном свитере Уизли. Она как будто была не здесь. Джордж сжал кулаки, как бы не хотелось, как бы не мечталось просто предложить выпить чай или погулять по городу, но этот разговор должен состояться и именно сейчас. Последний раз он окинул взглядом комнату, где все время незримо обитала и она – от начатой и наспех открытой пачки кофе до заброшенной под диван майки с эмблемой Колдовских Сестричек, и, все же с горечью продолжил.

– Он лжет, Мари. Он пытается держаться, но я вижу. Так что, как его брат, я должен сказать, что…

Джордж сглотнул. – Он любит тебя просто слишком сильно, чтобы это сказать. Ты не можешь тут жить.

Мари отвернулась, переводя взгляд на зашторенное окно.

– Я знаю.

Мари вваливается в их дом и с порога говорит, в никуда, в открытые окна квартиры, она не ждет, что он сидит и ждет ее тут, но Тео тут же отзывается.

– Ты говорил о приеме. Я хочу поехать. Прямо сейчас.

Как только они прибывают, возле тут же материализуется эльф-домовик в костюме дворецкого из века восемнадцатого – Мари повидала много приемов, но даже для нее выглядит это чудно. Маленькая крючковатая ручка в белой перчатке делает пригласительный жест в сторону входа. Учтивая улыбка, кивок головой.

Сам дом не менее роскошный, очередной викторианский замок, конечно, британские маги-аристократы не отличаются оригинальностью, да и друг от друга вряд ли отличаются. Вот еще один отличный пример классической архитектуры в своем первозданном виде. Всё продуманно до мелочей, неброско и с достоинством. Никаких павлинов как у Малфоя, только статуи перемигиваются друг с другом, обмениваются последними сплетнями и изящно протягивают ручки посетителям…

Всё вокруг просто сверкает. Без преувеличения. Специфичные новогодние украшения в духе сказки про Снежную Королеву отражаются в бесконечном количестве золота и зеркал.

«Не верится, что здесь, действительно, кто-то живет.»

Чье-то утро, правда, может вот так начинаться? Надеваешь тапочки, халат, спускаешься к завтраку, преодолевая восемьдесят три комнаты. И на всём этом пути твоя невыспавшаяся морда отражается в каждой вазе и каждом зеркале в золоченой раме.

Так подумала вдруг Мари, а потом одернула себя, ведь и она жила и она отражалась…

Гриффиндорка ловит свое отражение в одном из зеркал в раме, покрытой лепниной с кентаврами, подходит ближе и придирчиво проверяет состояние макияжа, прически. Черное сияющее платье, обтягивающее излишне стройную фигуру и обнажающее бледные щиколотки. Стук острых шпилек пробивается сквозь громкую музыку, что доносится откуда-то сверху.

Тео уже сдал их зимние мантии и теперь терпеливо ждет свою спутницу возле массивной белоснежной лестницы, ведущей в главный зал. Брюнет держит руки в карманах, разглядывая сверкающие начищенные носы своих «оксфордов». Завидев движущийся в его сторону силуэт, он тут же поднял взгляд.

Никогда себе в этом не признается, но на секунду он затаил дыхание.

Они оба улыбаются.

Мари – слегка неуверенно, что ей несвойственно, особенно в этой атмосфере – где все знают ее имя и заранее готовы лебезить, что девушка отлично знает.

Тео же – бескомпромиссно обаятельно. Так, как улыбается только он.

Мари плавно преодолевает расстояние между ними, берет слизеринца под руку, и они вместе идут на звук музыки.

Как и предполагалось, сбор гостей проходит в большом холле второго этажа, туда ведут все камины, из которых то и дело появляются холеные мужчины и их напудренные статные дамы. Высокие потолки, огромные люстры работы гоблинов, изобилие различных летающих мимо на тарелках угощений и много-много неприлично богатых и влиятельных магов.

Что здесь забыла Мари?

Непроизвольно девушка сжимает руку брюнета чуть сильнее, и тот мягко улыбается.

Пара неторопливо движется по залу, вокруг восхитительные наряды, дорогие украшения, высокие прически… Настоящий бал.

Нотт, как и многие на этом празднике жизни, облачен в дорогой черный костюм и такую же черную рубашку. Но не многие в этом зале выглядят в этом наряде столь хорошо, как ее слизеринский спутник. Мари, правда, об этом только что подумала?

Среди всей этой богемы и местной аристократии, от которой Мари уже заранее тошнит, промелькнул белый силуэт. Нет, не белый. Белоснежный как самый первый и чистый снег. Навстречу Нотту и Сарвон шла Астория Гринграсс.

В этот же момент Мари подмечает, что большинство гостей преимущественно в белых одеяниях, и тем самым их пара достаточно выделяется на этом общем фоне. Как два черных уголька на белом снегу.

Астория широко улыбается, раскрывая объятия:

– А вот и Тео с его «плюс один», – Гринграсс целует Нотта в щеку, и гриффиндорке кажется, что в ней внутри расшевелили проедающего дыру слепого червяка, ощущения тошнотворные и отвратительные, – Рада, что вы пришли. Драко предпочел остаться дома и наотрез отказался идти, даже ради меня.

– У вас всё серьёзно? – поднимает брови Тео.

– Более чем, – цокает слизеринка. – Так что не должна я вам этого говорить, но ждите приглашения со дня на день…

Кажется, она собирается продолжить мысль, но, переведя взгляд на Мари, тут же забывается:

– Черт, Мари, да ты же сногсшибательно выглядишь! – Астория буквально осматривает её с ног до головы. – Осторожнее, Тео. Лучше не оставлять её одну, уведут.

Нотт лишь успевает состроить недоуменное выражение, но его уже тащат в другой конец зала:

– Смотри, Селвины! Пойдем-ка поздороваемся с любимым прокурором, – Гринграсс настойчиво тянет слизеринца за руку, и Сарвон ничего не остается кроме как семенить рядышком.

После того, как Мари сорок минут слушала дискуссию на тему «почему не стоит лететь на прием во Французское Министерство» плавно перешедшую в обсуждение «самого ужасного фрикасе из летучих креветок на всём северном побережье Франции», прошел еще час. С тех пор с Ноттом она не пересекалась. Как-то так вышло, что в той беседе молодой человек не участвовал и сумел плавно отделиться, бросив гриффиндорку с этими душными снобами.

Нет она его, конечно, видела, но слизеринца носило где-то по залу от одной компании к другой – каждому было необходимо уделить время и внимание. Правила приличия, она понимает.

Руководил празднованием профессиональный ведущий, красивый и утонченный, он ловко заигрывал с залом, толкал лестные речи, представлял выступающих. Ах да, еще он был кентавром.

Уже успели выступить два танцевальных коллектива. Первым исполнили великолепный вальс. Девушки, облаченные в белоснежные платья, кружились по паркету, не позволяя отвести от себя взгляд, а затем превратились в белых голубок и закружили над паркетом. Затем было что-то из латиноамериканской программы с более живым ритмом и более откровенными нарядами, которые горели разноцветным пламенем.

По началу Мари ходила хвостиком за Ноттом, пыталась делать вид, что вовлечена в разговоры, но это оказалось выше её сил. Невероятная скука.

Поскольку больше она здесь никого не знала или видеть не хотела – её спутником стал бокал шампанского. А потом и второй.

В толпе Мари заметила даже вейлу, одну из тех, с чемпионата по квиддичу, или просто похожую. Хищница с раскосыми зелеными глазами была неотразима, привлекая к себе взгляды как женщин, так и мужчин. Кажется, Тео её тоже уже заметил и к удивлению Мари даже поздоровался, но дальнейшие его действия напоминали прятки.

Гриффиндорка усмехнулась и сделала очередной глоток.

А время всё тянулось как вязкая терпкая патока. Женщины в платьях с вплетенным в нить волосом единорога и самых модных и дорогих шляпах из Бутика Мадам Малкин продолжали вести свои светские беседы, периодически бросая оценивающие взгляды по сторонам.

Огромный зал сияет тысячей ярких бриллиантов, горит золотом дорогих фамильных колец и дышит приторно-сладкими зельями, до нитки самых изысканных шелковых платьев пропитан вонью лжи, алчности, лицемерия – гнилью.

По мере употребления спиртного обстановка, правда, заметно меняется. Все расслабляются.

Мари не исключение.

Она вспоминает за что ненавидит такие приемы.

Девушка одиноко стоит возле пианино, растворяясь в мелодичности звуков, которые воспроизводит уже знакомый для неё пианист, ведь только он честен с ними на этом празднике жизни.

Но лжёт здесь даже она, отсрочивая момент, когда та достанет давно купленную тугую веревку из своего шкафа.

Ей нужен еще один бокал.

И ложь ее ходит кругами, подобно самому страшному зверю, глазеет, так пристально и холодно, а затем отдаляется, скрываясь в тумане угасших в азоте чувств. Отпускать начинает только позже, когда очередной глоток алкоголя попадает в кровь, разбегаясь по венам.

Вдруг рядом она видит Забини.

«Вечер перестает быть томным?» – весело подумала девушка, рассчитывая на него, как на спасение этой вечеринки. Но Блейз тоже растворяется среди всех этих костюмов.

Не ясно какой по счету бокал в руках вот-вот опустеет. Девушка смотрит на «сцену» сквозь напиток и наблюдает как лопаются мелкие сладкие пузырьки.

Внимание толпы привлечено к иллюзионисту в черном фраке и с усами как у Сальвадора Дали. Из шляпы по классике вылетают голуби, зайцы, в руках появляются и исчезают предметы. Магловские фокусы, казалось бы, зачем они волшебниками, верно? Но зрители награждают выступающего сухими аплодисментами после каждого фокуса.

– Что? Бросил тебя твой друг? – смеется Блейз.

Мари немного дергается от неожиданности, благо бокал почти пуст. Так бы платье неминуемо пострадало:

– Если я сегодня еще хоть раз услышу от кого-то про рождественские встречи в магической консерватории, местный винный клуб при министерстве магии или про дорадо с розмарином, которое готовит домовик Флинтов, то выйду вон в то окно. Ну или пойду на кухню вскроюсь десертным ножом.

– Да, ладно. Не может же быть всё настолько плохо, – улыбается Забини.

– Вон та дама, – Мари аккуратно указывает на престарелую леди с высокой прической, – двадцать минут мне рассказывала про своего Амадея. Я думала, что это ее муж или на крайний случай домовик...

– Это оказался старый спаниель?

– Хуже – призрак! Настоящий Моцарт, живой! А точнее мертвый... и ведь они каждый вечер пьют чай!

Малость пьяный Блейз громко смеется, поправляя галстук-бабочку, которая ему уже явно осточертела. Гриффиндорка же сохраняет самое невозмутимое выражение и строго обращается к мужчине:

– В жизни теперь с Тео никуда не пойду. Я уже успела забыть, какая это адская ярмарка тщеславия, – допивает остатки шампанского. – Сил уже никаких нет.

Теодору Нотту удается отделаться от назойливого председателя Контрольно-счетной палаты, и он незаметно исчезает.

Он хотел найти Мари. Чувствовал вину, что затащил ее в это светское болото, обещал быть рядом и бесстыдно бросил.

Он хмурится и подзывает бармена, заказывает себе виски и тут же залпом опрокидывает его. Алкоголь теплом расходится по груди. Брюнет прикрывает глаза, смакуя ощущения.

– Пить в одиночестве – не комильфо, – на соседний стул подсаживается Мари.

Девушка откидывает мешающие волосы назад и смотрит Тео прямо в глаза. Тот на секунду задумывается о чем-то, глядя в искрящиеся усмешкой серо-зеленые глаза, покрытые крапинками. Будто на их дне плещутся те самые пузырьки шампанского.

Мари ждет от него остроумный ответ, но Нотт молча встает с высокого барного стула и также молча подает юной леди руку. Сегодня она леди. Не иначе.

Девушка кладет ручку в его ладонь, полностью доверяясь. Они не замечают, что со сменой музыки произошла смена освещения – свет плавно приглушили, меняя настроение.

Из-за каблуков Мари почти ровняется с Тео ростом, но несмотря на это, он чувствует ее дыхание где-то на уровне сердца. Она расположила свои руки возле усыпанной родинками шеи, а Нотт деликатно приобнял её за талию. Он, как и подобает мужчине, плавно ведет в этом танце.

– Мне стоит извиниться, – их лица находятся слишком близко друг к другу, поэтому приходится чуть отворачиваться, – что оставил тебя одну. Надеюсь, ты не сильно скучала.

– На нечто подобное я и рассчитывала, – вздыхает Мари, – все же не впервые на всех этих «вечеринках за закрытыми дверьми».

Он мягко смеется и жарко выдыхает где-то в области изящной шеи грифиндорки:

– Больше не пойдешь со мной никуда?

– Кто сказал?

– Блейз.

Оба улыбаются.

Мари ловит себя на мысли, что они впервые находятся так близко с тех пор, когда он обнимал ее на полу. И эта мысль странно колыхнула что-то внутри. Звучащая мелодия продолжает мягко обволакивать пространство.

Мари делает очередной вдох, и легкие наполняются тем самым ароматом. Хвойным лесом, фиалкой и мускатным орехом. Только сейчас вместе с ним смешан легкий отпечаток дорогого виски, что лишь кружит девушке голову еще больше. Еле удерживается от порыва уткнуться носом прямо в изгиб шеи…

Сознание всё меньше заботит беседа. Мысли сейчас в основном крутятся вокруг длинных пальцев, что сейчас касаются её спины.

Это не первый танец в её жизни, но тогда почему внутри всё просто горит?

– Если б можно было убрать публику… – девушка чуть запинается, – Хочу сказать, что здесь просто замечательно. Настоящая зимняя сказка.

Тео улыбается этим словам. И на этот случай у него есть любимые строки:

– Кружится ветер белый, посвистывает на бегу…

Мне нужно заняться делом, а я никак не могу.

Приемник бурчит бессвязно, в доме прохладней к ночи, Чайник мурлычет важно, а закипать не хочет.

Все в мире сейчас загадочно, все будто летит куда-то,

Метельно, красиво, сказочно… А сказкам я верю свято.

Сказка… мечта-полуночница… Но где ее взять? Откуда? А сердцу так чуда хочется, пусть маленького, но чуда.

Мари прижимается чуть ближе и продолжает вслушиваться в его тихие слова.

– До боли хочется верить, что сбудутся вдруг мечты,

Сквозь вьюгу звонок у двери – и вот на пороге ты.

Трепетная, смущенная, снится или не снится?! Снегом запорошенная, звездочки на ресницах…

«Не ждал меня? Скажешь, дурочка? А я вот явилась… Можно?»

Сказка моя. Снегурочка. Чудо мое невозможное!

Нет больше зимней ночи. Сердцу хмельно и ярко! Весело чай клокочет, в доме, как в пекле, жарко…

Делает неосторожное движение и касается носом чужой щеки. Внутри что-то ухает. Начинается бешеная аритмия.

Девушка медленно отстраняется, ей хочется взглянуть на него. Она заглядывает в голубые глаза и накатывает ощущение, что кто-то начинает её топить. Не хватает воздуха.

Да.

Она, совершенно не сопротивляясь, добровольно идет на дно.

Нотт опускает взгляд на приоткрытые губы. К её щекам приливает кровь. Воздух будто электризуется…

Вдруг ведущий делает громкое объявление, что впереди шоу фантастичексих зверей. Музыка меняется, приобретает рычащие нотки.

Нотт смаргивает с глаз пелену, с губ срывается рваный вздох.

Слизеринец стоит напротив зеркала в пустующем мужском туалете и глубоко дышит.