Текст книги "Игры короля Филиппа (СИ)"
Автор книги: Elair
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 19 страниц)
Сэйлин молчал. Секунды ползли сквозь пространство, уподобляясь самой изощренной пытке для любящего сердца, для слабого измотанного чужим презрением духа и открытой души, а Ферье молчал. Наконец, он обернулся, улыбаясь вяло и холодно, он не поверил Адри.
– Какой смешной парадокс, не находите? – Граф задумчиво потер мочку левого уха большим и указательным пальцами правой руки, размышляя вслух: – Вы объясняетесь в любви мне. А ведь еще недели не прошло, как вы сочли меня убийцей и подлецом.
– Я не говорил этого.
– Не говорили, почти. Разве вы не потому Дюрана упомянули, что верите всем сплетням? Я же в них выставлен не в лучшем свете – убийца благородного виконта Этьена Дюрана, которого повесили из-за смазливого мальчишки, личной шлюхи его величества. Вы тогда, заметьте, напомнили мне об этом лежа на мне же. А теперь вам хватает бесстыдства заявлять, что вы меня любите. – Ферье подошел к Адри вплотную, с отвращением вглядываясь в карие глаза. – Хотите, я открою вам правду о том, что вас побудило сказать мне такую ерунду? Все так бесхитростно и элементарно: вы просто хотите меня, как и все остальные. Я не злюсь на вас за это, нет. Знаете, когда я смотрю на себя по утрам в зеркало, я начинаю понимать Дюрана, и вас, и всех тех, кто силой или хитростью пытался нагнуть меня в своей постели лицом вперед. Да, признаю, что я сам прыгнул в вашу кровать в приступе какого-то временного помешательства. Сейчас я жалею об этом. С той поры вы возомнили себе, что имеете право тыкать меня лицом в грязь при малейшем удобном случае, воспитывать, жизни учить, дворянской чести, бог еще знает чему. Я думал, что вы не такой, как другие. Что ж, ошибся – сам виноват. Считайте меня хоть убийцей, хоть шлюхой. Кем угодно, но не смейте мне врать – я вас насквозь вижу.
– Я никого никогда не любил, – онемевшими губами прошептал Винсент, не чувствуя земли под ногами от горя. – Я не образец морали и благородства. Я заслужил ваше презрение и ненависть. Я обычный человек, возможно, такой же, как и все, и в этом я не собираюсь опровергать вашу правоту, но я действительно люблю вас, будь я проклят.
Ферье засмеялся и отступил на шаг.
– Ну конечно, я почти поверил. Чуть не забыл сейчас: вы же так любите играть рыцаря, выставлять напоказ ваши достоинства, непорочность ваших чувств. Вы так скромны, не амбициозны, честны, у вас такие благородные возвышенные помыслы, что мне и стоять-то в вашем присутствии стыдно.
– Замолчите! – Адри отвернулся, пытаясь выровнять сбившееся дыхание. Он отошел к кровати и сел на край, обхватив руками голову и опираясь локтями на колени. – Замолчите, – уже тихо попросил он. – Ваши постоянные насмешки сделали меня таким. Знали бы вы, как терзает меня моя совесть за все те невольные гадости, что я совершил по отношению к вам.
Ферье деловито скрестил руки на груди.
– Замечательно, – он покачал головой, говоря куда-то в сторону, – теперь я еще и виноват во всем. Вы явились черти откуда, перевернули всю мою жизнь с ног на голову, поимели меня, называли шутом, вызывали на глупые не нужные ни мне, ни вам состязания – и во всем вините меня? Ну, знаете... Да я вам в подметки не гожусь, дорогой барон.
Закусив губу, Адри поднял на Сэйлина усталый взгляд – он знал, как жалко и неприглядно он выглядит в глазах графа, да и в свое оправдание сказать ему было нечего и, наверное, для Ферье это стало сейчас самым честным его поступком.
– Вы действительно будете настаивать на том, что любите меня? – спросил граф, лениво поднимая с пола серебряный бокал. Ферье распрямился, беззлобно и чуть холодно глядя адъютанту короля в глаза.
– Да.
– Вы способны доказать это на деле?
– Да, – последовало после недолгого молчания.
– Что ж, – сказал Ферье, нехорошо прищурившись, – я поверю вам, если вы выполните два моих условия.
Адри совсем не понравились эти слова – даже по виду Сэйлина было легко определить, что он задумал гадость. Но, как говорили древние, кто не рискует – тот не пьет шампанское, а кто рискует – часто ошибается. Нужно было решаться и самое время вспомнить о том, что Адри давно хотел заполучить возможность доказать серьезность своих чувств. Вот его шанс! Только почему-то Винсент не испытывал радости – ему сейчас хотелось оказаться где угодно, только не наедине с фаворитом короля.
– Условия, – глухо повторил Адри, выпрямляясь. – Мне кажется, что это будет нечестная сделка. Вы же не из тех людей, кто дешево торгуется, так?
– Верно. – Граф прошел до письменного стола, что стоял посреди комнаты и поставил бокал на него. Взял в руки старую книгу, открыл на первой странице и изумленно стал разглядывать содержимое шифрованного мореловского учебника по приготовлению ядов. Через минуту ему это наскучило – и он вернул книгу на место. – Впрочем, зачем вы так тревожитесь, Адри? Я уверен, что вы не согласитесь даже на первое условие, а до второго вообще дело не дойдет. Когда мы впервые встретились с вами в Сером храме, вы смотрели на меня так, как смотрит мужчина на женщину. Я для вас был немножко мечтой, немножко лакомым кусочком, немножко жертвой. В ваших фантазиях и мыслях вы с первой минуты отвели мне роль добычи, а добиваются женщин, барон. Вы не видели во мне мужчину так же, как не видите его сейчас. Тем не менее, я мужчина, прежде всего, и у меня есть совершенно нормальная тяга утверждаться именно в мужской роли.
– Я не очень вас понимаю, – нахмурился Винсент, и Ферье коротко рассмеялся.
– Конечно, не понимаете. Потому что в отличие от меня, вам никогда не приходилось раздвигать ноги для кого-то.
Винсент, кажется, начал догадываться, к чему весь этот разговор. Он удивленно замер, от чего в голубых ясных глазах графа наряду с отблесками каминного пламени заплясали огоньки злости.
– Я хочу вас трахнуть, – грубо сказал он, кривя губы в гадкой усмешке дьявола. – Я. Вас. А не наоборот.
Адри казалось, что он очутился в каком-то вязком липком кошмаре, а дальше – он не сомневался – будет больно и унизительно; намерения графа были далеко не благими и если Винсент согласится на сделку, то лучше приготовится ко всему. Его потрясенное молчание затягивалось.
– Я так и думал, – расслаблено усмехнулся Ферье, расценив замешательство Винсента, как отказ, потом вздохнул и посмотрел на дверь. – Мне не нужно такой жертвы от вас. Спите спокойно, Адри, мы все выяснили.
Вровень с этими словами Винсент медленно поднялся с постели, как-то беззащитно отвел глаза и с решительным достоинством стал ослаблять шнурок рубахи на груди. Он снял ее через голову и бросил на пол.
– Заприте дверь, граф, – твердо сказал он.
На лице Ферье мельком отразилась растерянность, нечаянно отпущенная из-под ледяной маски, но Сэйлин довольно быстро взял себя в руки – запер дверь еще на два оборота, а потом молча смотрел, как Адри раздевается донага. Винсент читал в глазах графа панику, заметил, что дыхание его стало частым и сбивчивым, и пусть лицо королевского фаворита было каменным и холодным, Ферье нервничал. Даже когда Адри взобрался на кровать, под сумрачный полог, на белые одеяла, граф еще некоторое время не мог заставить себя подойти к нему.
– Мне встать в колено-локтевую позу или лечь на спину? – Винсенту показалось, что еще немного – и Ферье откажется от своей идеи, обзовет его ослом, бросится прочь из спальни, но этого не случилось.
Продолжая изучать Адри недоверчивым взглядом, граф подошел к его постели, а после, обхватив пальцами подбородок Винсента, склонился к лицу. Поцелуй, последовавший за этим, замутил разум барона такой изумительной легкой сладостью, осторожной страстью и жадностью, что он невольно ответил с не меньшим пылом. А ведь еще мгновение назад он намеревался быть сдержанным.
Ферье повалил его на подушки так, точно одичал. В какой-то момент Адри показалось, что это все-таки любовь, что все будет хорошо, что предстоящее соитие не станет для него наказанием – и тут Сэйлин резко отстранился от него, схватил одной рукой за горло для того, чтобы вызвать неприятное чувство власти хозяина над своей жертвой и обжечь жестоким взглядом.
– Нет. Не так. – Граф отпустил Адри, потом сухо приказал: – На колени. Лицом в подушки и руки за спину.
Испытующе смотря в глаза Ферье, Винсент стиснул зубы, потом медленно повернулся на бок, подобрал ноги к животу и принял ту позу, которую пожелал его мучитель. Мерзость при мысли, что это все-таки наказание, вызывало в нем отвращение к происходящему и желание, возникшее в нем от ласкового поцелуя, стало стремительно таять.
Ферье непослушными пальцами снял свой шейный платок, обмотал им запястья барона, стянул потуже, потом торопливо разделся.
– Прелюдии не будет, – предупредил он, устраиваясь сзади между разведенных ног Адри, – однако вы можете еще передумать, барон. Еще не очень поздно.
– Не дождетесь, – на манер графа огрызнулся Винсент, однако на этом их разговор был окончен – Ферье ухватил его за бедра и толкнулся вперед слишком резко, сразу до конца, без всякой жалости.
От неожиданной боли Адри вцепился зубами в подушку, пытаясь заглушить рвущийся из горла крик. Он инстинктивно дернулся, но Сэйлин сжал пальцы на его бедрах, удерживая в нужном для себя положении. Граф замер, жарко дыша, прислонился лбом к спине любовника – эта короткая пауза позволила Винсенту немного выровнять рваное хриплое дыхание и собраться, чтобы хоть как-то попытаться расслабится. До фаворита короля ему уже не было никакого дела. Жжение, боль, дрожь – все смешалось для него воедино, напоминая, что его попросту унижают и срывают скопившуюся за многие недели злость. Сейчас Адри убедился в том, что его по-настоящему люто ненавидят, но об этом лучше было совсем не думать. Продолжать себя обманывать любовными фантазиями в таких ситуациях намного проще, а вот получить удовольствие практически невозможно. Но в этой странной игре у Адри имелся козырной туз – Ферье ошибочно полагал, что Винсенту раньше никогда не приходилось находиться "снизу" – в этом был серьезный промах графа. К счастью или нет, для адъютанта короля такой опыт оказался не в новинку – он умел настроить свое тело и разум нужным образом, чтобы просто пережить насилие. Попытаться из принципа достичь разрядки – вот все, что он сейчас мог противопоставить своему возлюбленному врагу.
Решительно вдохнув, Винсент немного расслабился, надежно уперся правым плечом в подушку и поддался на встречу Ферье – это принесло новую волну обжигающей боли, но только больше подхлестнуло упрямство Винсента, заставило стиснуть зубы и, переступив через себя, снова толкнуться навстречу твердой горячей плоти, пронзающей его нутро.
Шумная усмешка между лопатками была взамен поцелуя. Продолжая удерживать Адри за бедра, граф медленно распрямился.
– Упрямец, – сказал он.
Между тем Адри различил в его тихом голосе непонятную и тщательно скрываемую нотку нежности – ему отчаянно захотелось взглянуть в глаза Ферье и перестать заниматься самообманом, потому что ласковым Сэйлин не мог быть. Не мог и не хотел. Об этом отлично свидетельствовали его резкие неумелые фрикции, вызывающие между ног Винсента только малоприятные болезненные ощущения. Даже когда Адри, выгибая спину, пытался поймать призрачное удовольствие, найти наилучший для себя угол проникновения, Ферье тоже менял ритм и направление, будто нарочно добивался обратного результата. Около четверти часа длилось это странное противоборство, в котором Винсент и Сэйлин по очереди одерживали маленькие победы друг над другом и терпели грандиозные поражения. Адри почти перестал чувствовать связанные руки за спиной, от неудобства позы у него затекла шея и ломило позвоночник, в душе болезненно пульсировала обида, поскрипывание кровати словно вклинилось в его мозг острой иглой – самое время было сдаться на милость графа, закрыть глаза и просто перетерпеть, но Винсента что-то побудило сжать ягодицы и одновременно обернуться через плечо. И хотя он увидел лицо Сэйлина лишь краем глаза – этого хватило, чтобы все кардинально изменилось, и обида разом улеглась в его сердце.
Ферье трясло от охватившего возбуждения, глаза его были прикрыты, волосы золотыми влажными волнами разметались по лбу, а нежные щеки полыхали стыдливым румянцем. Стиснув зубы, граф шумно дышал. В голову Адри ясным холодом пришла мысль о том, что подобное для Ферье происходит впервые. Снова самообман? Нет, Адри почему-то был уверен в абсолютной правоте своей догадки.
– Развяжите меня, – попросил он, потом облизнул пересохшие губы и повел онемевшими плечами, стараясь не думать о том, что Ферье уже некоторое время дергает его на себя особо усиленно, а в его движениях все больше судорожных сбивчивых импульсов.
– Нет, – на выдохе ответил граф и, толкнувшись глубже в последний раз, замер, подавил в себе хрипом протяжный жалобный стон. Глаз Ферье не открыл, только опустил голову так, что Винсент больше не мог толком видеть его лица. Фаворит короля немного перевел дух – два-три глубоких хорошо контролируемых вдоха, потом снова качнул бедрами. Адри почувствовал, что член графа стал легче скользить в нем и начал медленно опадать. Вместе с этим притупилась боль.
– Если вы развяжете меня – я смогу доставить вам настоящее удовольствие. – Чтобы хоть как-то поменять позу, Винсент подтянул правое колено к животу и, почувствовав под суставом надежную опору, попытался выпрямиться, но в этот самый момент Ферье безжалостно толкнул его лицом в подушки, дав хорошенько осознать простую и очевидную вещь: желания королевского адъютанта сегодня никого не интересуют.
– У меня очень плотный график этой ночью, барон, я не могу тратить на вас столько времени, – прошептал Сэйлин вперемешку с ехидным смешком, склоняясь губами к самому уху Адри и шевеля дыханием спутанные прядки волос, прилипших к шее. – Вы лукавите и снова пытаетесь меня обмануть. Вы хотите сами получить удовольствие. Проблема только в том, что для этого вам нужен контроль над собственным телом. Не обольщайтесь, я вам его не дам. А свое удовольствие я уже получаю от вашей беспомощности, вашей растоптанной гордости. Для вас это должно быть очень унизительно...
И вдруг Адри засмеялся слишком весело, глухо, в душную пахнущую потом подушку. Его колотило в сумасшедшем напряжении и страхе за собственный рассудок, но он смеялся, смеялся и не мог остановиться. Его вконец расшатанные нервы дали о себе знать.
Ферье испуганно отпрянул от Винсента, рывком перевернул на спину.
– Прекратите это, – растерянно потребовал он, уставившись на захлебывающегося смехом любовника.
– За... зачем? – вырвалось у Адри. Он видел побелевшее лицо Ферье, будто в тумане, за неровной сетью собственных спутанных волос, которые он сам не мог убрать с лица, и которые вызывали неприятную липкую щекотку. Несколько раз он пытался глубоко вздохнуть, чтобы прекратить смех, но безуспешно. Ему было весело, черт возьми! Как нелепо все это: вражда, любовь, долги чести и тем более совести, как мерзко, жизненно правдиво и комично настолько, что невозможно было не смеяться. Глупые противостояния всегда подобны дешевой балаганной комедии, и чем дальше они заходят, тем глупее становятся.
В приступе ярости, Ферье ухватил Адри за плечи и встряхнул так, что у того хрустнуло в позвоночнике, а к веселью пропала всякая охота – все равно, что протрезветь в одно мгновение.
– Вы жалки и противны мне, – в лицо Винсенту зашипел граф. Его тонкие сильные пальцы сдавили плечи барона, точно пыточные тиски.
– Вы повторяетесь, – бросил в ответ Адри слишком серьезно, всматриваясь в большие, полные бешенства, голубые глаза Ферье и уже совсем не улыбаясь. Правда полезла наружу, растравленная огнем душевной боли, стыда, унижений. – Или боитесь того, что все сделанное вами сейчас пойдет прахом? Вы напугать меня хотели? Думали, что я в один миг возненавижу вас и начну плакать: как нелепо погибли мои чувства в ваших жестоких объятиях? Нет, граф, боюсь, что сегодня вы остались ни с чем. Если бы ваша жестокость могла меня переубедить в чем-то, это бы случилось в тот самый миг, когда я стащил вас с перилл балюстрады в нашу первую встречу. Вы ведете себя, как обиженный ребенок – и всего-то.
– Я просто хочу выкинуть вас из своей жизни. – На губы Ферье поползла улыбка – спокойная, слабая и неприятная, именно с такой говорят правду. В духе латентной вражды и явного неуважения это был достойный ответ на смех Винсента и, судя по тому, что барон больше не хотел смотреть в глаза своего бессердечного любовника, Ферье взял очередной реванш.
Теперь оставалось только одно последнее средство – собрав остатки душевных сил для борьбы, скрепя сердце, сдерживая слезы, забыв о чести и гордости, рискнуть идти дальше. Адри было невыносимо страшно.
– На вашем месте, – сказал он, устало отпускаясь на подушки и поморщившись от ломящей боли в руках, – я бы на это не надеялся. Какое второе условие?
Граф усмехнулся и, ухватив барона за плечо, повернул его на бок, распутал побелевшие от недостатка крови запястья – это принесло Винсенту почти божественное облегчение.
– Одевайтесь, – жестко приказал Ферье, соскакивая с измятой постели и собирая в охапку свои одежды.
– И это все? – нездорово пошутил Адри, с трудом сев и кое-как растирая похолодевшими непослушными пальцами запястья. – Я думал, вы одну из лун с неба попросите.
Сэйлин был мрачен, неприятно задумчив и серьезен. Пока он одевался, в его резких движениях чувствовалась нервозность, тяжесть и ужас чего-то такого, на что даже он – мерзкий себялюбец и эгоист сейчас решался с большим трудом.
– Для вас лучше будет, если вы откажитесь от всех ваших глупых признаний, барон. Ваши шутки больше не уместны и время игр кончилось. Вспомните Этьена. Вспомните, как он погиб и задумайтесь, стоит ли меня злить по-настоящему. – Ферье застегнул камзол и, выпрямившись, посмотрел на Винсента – это был ледяной, расчетливый взгляд убийцы.
У Адри пробежал холодок по спине. В полумраке комнаты стало тихо и словно так пусто, что адъютант короля даже не слышал, как потрескивают в камине догорающие дрова, как за окном глухо и протяжно ухает филин, как в уборной за дверью тихо скребется мышь, и как гулко бьется в груди собственное сердце. Ферье ледяной спокойной статуей застыл у окна, в лучах лунного света, будто обернулся и вдруг окаменел. Иногда с людьми, обладающими огромной властью такое происходит, и в этом состоянии они способны напугать по-настоящему.
Винсент напомнил себе, что отступить на полпути – значит потерять Ферье навсегда. Впрочем, а что он приобрел? Ровным счетом ничего – пустоту, страдания, одиночество. Разве со своими прошлыми любовниками и любовницами он был несчастлив? Никто и никогда не поступал с Адри так, как Сэйлин Ферье, и да – Винсент с другими был счастлив. Однако счастье это было поверхностным и тонким, как слой эмали на фарфоровых рафинских вазах – оно ломалось так же легко, как и приобреталось; оно не оставляло после себя даже сладости воспоминаний, даже удовлетворения, даже ощущения остроты жизни. Зато с фаворитом короля Винсент не мог себе позволить подобной чувственной лености даже на миг, а иначе бы тут же получил удар в спину. Сэйлин не стоил его любви, но по какой-то нелепой случайности она, ведомая могучей силой Рока, среди тысяч иных выбрала именно его – холодного, жестокого, извращенного человека с принципами сомнительного качества, красотой богов и могуществом королей.
– Мне не от чего отказываться, кроме как от правды, граф, – Адри внешне был спокоен, так спокоен, словно знал, что будет дальше, но внутри него душа изнывала от мучений.
– Вы ненормальный... А впрочем, как хотите. Ваше дело и ваше решение. – Сэйлин прошел до камина, устало отпустился в кресло, в котором несколько часов назад сидел Адри. Некоторое время граф молчал, потом заговорил ровно и удивительно безмятежно: – Вы любите меня. Любите, наверное, самозабвенно и безумно, как когда-то меня любил Этьен Дюран. Бедный Этьен – он, помнится, как и вы заврался настолько, что сам поверил в свою ложь. Только когда до дела дошло – струсил, как паршивый заяц. Вы знаете, он, бывало, говорил мне, вколачивая меня в постель, что я для него все. Что я для него – желанный, нежный, судьба, сама жизнь. Мило, правда?
Ферье улыбнулся, но Адри под гнетом нехороших предчувствий и горечи не произнес ни слова, только смотрел на свое никчемное божество прозревшими затуманенными от подступающих слез глазами.
– Этьен был очень романтичен, – продолжал Ферье, – мы занимались любовью при каждом удобном случае и даже, бывало, тогда, когда Филипп находился во дворце. Едва король блаженно засыпал в моих объятиях или был занят неотложными государственными делами, я сбегал к виконту... Прямо, как к вам сейчас. Мной владели смутные страхи и такое божественное чувство риска, что я забывал осторожность. Ну, не стоит вспоминать, насколько Этьен был хорош в любви. А впрочем... Мы как-то напились и забрались в подвалы, он придавил меня лицом к стене, а потом отодрал, как портового мальчишку, и верите, с таким знанием дела, что я забыв обо всем, орал в голос. Конечно, Этьен был тогда осторожней, чем я, и предусмотрительно затыкал мне ладонью рот, но в караульной все равно было слышно.
– Какое второе условие? – Адри ощутил, как горло сдавливает от отвращения и ревности.
– А куда вы так торопитесь, барон? – фыркнул граф. – Вы даже еще не одеты и историю не дослушали.
Винсент, тихо выругавшись, слез с кровати, после подбирая одежду с пола, стал неторопливо натягивать на себя; между ягодиц все неприятно саднило и было липким. Адри старался не думать над тем, что случится дальше – упоминание Дюрана уже было не к добру, и Винсент это чувствовал.
– Вы очень похожи с ним, с Этьеном. Только ваше лицемерие очень далеко от искусства – оно второсортно, как отсыревший табак. Дюран имел шарм, вы – нет. Он рисковал – подлавливал меня везде, где только можно, вы только преданно смотрите и ждете, когда я сам приду. Этьен признавался в любви пламенно, с горящими глазами, у вас они грустные, да и избытком любовных рифм вы не блещите.
Адри с раздражением застегнул штаны и натянул новые узкие сапоги на ноги.
– Что он сделал с вами? – спросил он у Ферье риторически.
Граф опустил глаза. Его улыбка была полна то ли ненависти, то ли искреннего сожаления.
– Ничего особенного. Он меня предал. Филипп рано или поздно находит всех, кто так или иначе рискует приударить за мной. Все эти люди мертвы. Когда Филипп поймал нас с Дюраном в одной постели, я был честен с королем. Но Этьен струсил, он сказал, что это я соблазнил его. Случайно. Представляете? Мне стало обидно.
– И вы попросили короля казнить виконта?
– Конечно. – Сэйлин пристально посмотрел в карие глаза Адри. – А вот и второе условие: если вы меня действительно любите – пойдите и скажите это в глаза Филиппу. Он сейчас в рабочем кабинете беседует с рафинским послом.
Фаворит монарха многозначительно усмехнулся тому, с каким ужасом на него посмотрел Винсент, для которого сделать такое означало подписать себе смертный приговор и закончить свою жизнь так же бесславно, как виконт Этьен Дюран. А если он этого не сделает – Ферье будет напоминать ему о трусости до конца жизни.
Положив руки на широкие резные подлокотники кресла, граф переплел пальцы перед собой – он наблюдал, ждал, когда Адри спасует перед реальной опасностью.
– Помните, граф, что я сказал вам недавно? Я не умру так, как умер Этьен Дюран. – Винсент надел через голову рубаху и распрямил плечи, ожидая ответа.
– Я помню, – кивнул Ферье.
Винсент на миг обреченно прикрыл глаза.
– Я ошибся, – сказал он резко и устремился к дверям так быстро, что фаворит короля не сразу сообразил – зачем.
Сэйлин догнал Винсента только в длинном узком коридоре с шелковыми голубыми стенами, ведущем в апартаменты Филиппа, граф едва поспевал следом.
– Довольно ломать комедию, Адри, вы это не серьезно, – язвил он. – Вам духу не хватит.
– Увидите, – Винсент решительно прибавил шаг.
Навстречу им попался лакей с умывальником из старого ассирийского фарфора и едва успел испуганно прижаться к стене, чудом избежав столкновения с ошалевшим адъютантом короля и не по-доброму восторженно веселым фаворитом его величества.
– Филипп прикажет вас пытать.
– Я знаю.
– Он вас выпорет на городской площади перед Серым храмом.
– Я знаю.
– Он вас повесит. Вы только представьте: позор, страх, гнилая перекладина над отсыревшим помостом, толстая грубая веревка, которая вопьется вам в шею до мяса – когда вы, дергаясь в предсмертных судорогах, попытаетесь снять ее, а если рывок будет достаточно сильным – она сломает вам шею. А потом ваше тело, ваше бездыханное покалеченное пытками тело, будет медленно покачиваться на ветру. Вороны выклюют вам глаза. Ваша кожа покроется черными трупными гниющими пятнами, а на вашем красивом лице все равно останется уродливая маска смерти.
Винсент взялся за ручку дверей и, остановившись, обернулся к Сэйлину.
– Я знаю, – выплюнул он в лицо Ферье и, тяжело дыша, ворвался в кабинет монарха.
Филипп сидел в кресле – он разговаривал о торговых путях с рафинским послом, разодетым в парчу, и лениво постукивал острым кончиком гусиного пера по столу. Когда его нагло бесцеремонно прервали, лицо монарха исказилось раздражением – Адри впервые видел его таким. Торговля с королевствами Рафины в последнее время шла очень плохо – из-за постоянных нападений пиратов в Альторрийских гаванях купцы несли большие потери, а нанимать добровольных охранников было делом дорогим. Вся надежда оставалась на флот Онтэ, но пиратские фрегаты пусть и были слабее линейных военных королевских судов, зато здорово превосходили их в скорости и количестве. Винсент однажды даже слышал историю о таком сражении, в котором численность пиратских кораблей упоминалась не иначе, как "осиный рой". Благо, в таком количестве они появлялись крайне редко. Филипп понимал, что пираты представляют реальную угрозу для торговцев, и противопоставить им пока было нечего. А посол Мирдан прибыл к празднованию Нового года с выгодным для всех предложением – начать строительство новых кораблей на рафинских территориях. Однако Филипп желал, чтобы это происходило в гаванях на западе Онтэ, и они никак не могли договориться.
– Что вы себе позволяете, барон? – нехорошо прищурив серые стальные глаза, поинтересовался монарх. – Что за нелепый вид?
Посол Рафины перевел непонимающий взгляд с Винсента на Ферье и с восхищением на лице залюбовался последним. Сэйлином невозможно было не любоваться – алые губы, покрытые нежным румянцем щеки, блестящие широко раскрытые глаза – он стоял за плечом Винсента и выглядел растерянным, немного взволнованным и очень серьезным.
– Адри?! – король повысил голос.
Винсент почувствовал, как от ужаса у него горит земля под ногами – ему так казалось. Точно пучина ада захлестнула его до колен. Губы онемели, сердце в груди трепыхалось так, что вот-вот могло остановиться.
Филипп, нахмурившись, ждал ответа.
Винсент поклонился со всем возможным уважением.
– Ваше величество, простите меня за вероломное вторжение, – сказал он, понимая, что страх парализовывает его разум, тело, даже душу, и если он все не скажет сейчас – через минуту уже не сможет. – Я должен признаться вам, что я... – Адри поднял голову. – Я люблю...
– ...тишину и уединение, – выпалил Ферье, принимая удар на себя. Он с улыбкой подошел к Филиппу, а потом, обняв его сзади, положил подбородок на его плечо, словно ласкаясь, умоляя не сердиться. Попутно граф улыбнулся пожилому послу и тот был приятно смущен этим. – И представляете, ваше величество, – весело продолжал фаворит короля, пристально глядя в удивленные глаза Винсента, – барон сказал, что терпеть не может праздник двух лун, и мы с ним поссорились.
– Вот как? – Филипп с сомнением взглянул на Сэйлина и, приподняв бровь, перевел взгляд на онемевшего от такого сюрприза Адри. – Это правда, барон? – спросил он уже мягче.
Винсент с трудом сглотнул.
Взгляд Ферье выразительный и острый как лезвие ножа, сказал только одно: "Говорите же! Или вы погубите нас обоих, дьявол бы вас побрал!"
– Да, – ответ барона был тих и печален.
– А это еще не все, – затараторил Ферье с изумительно женским азартом. – Барон очень не желал присутствовать завтра на балу в честь Нового года, он хотел прикинуться больным, а я сказал ему, что его долг, как вашего адъютанта и любимца – быть подле вас в этот удивительный день...
Рука Сэйлина жадно заскользила по зеленому камзолу короля до груди, соблазняя, дразня осторожно, ненавязчиво, и когда печать раздражения на лице Филиппа сменилась милостью, Винсент увидел, какую сумасшедшую власть имеет Ферье над монархом.
– Но барон – упрямец похлеще ослов. Я ему так и сказал после его очередного меланхоличного откровения о какой-то там недалекой девице, которая была дорога его сердцу и погибла в этот день, утопившись из-за другого человека. Барон вспылил, наговорил мне такую премилую кучу гадостей, что в ответ я не удержался и потребовал от него, раз уж он такой честный, пойти и сознаться во всем вам. Вы же меня знаете, ваше величество.
– О да, к несчастью, я вас хорошо знаю, как и вашу безумную черствость к людям, – рассмеялся Филипп, снимая руки фаворита со своих плеч.
Сделав шаг назад от кресла короля, Ферье украдкой облегченно вздохнул и для пользы дела еще раз улыбнулся притихшему в кресле послу.
– Почему вы не рассказали мне эту историю, Адри? – пытливо спросил монарх, поднимаясь и подходя к своему адъютанту.
Весь вид Винсента, видимо, так был пропитан горем и усталостью, что король и его рафинский гость, похоже, поверили в ту нелепость, которую им поведал этот чертовски искусный лжец по имени Сэйлин Ферье. Адри уже мечтал придушить его при случае – и за свою спасенную жизнь, и тем более – за то вранье, которое он теперь должен говорить.
– Она не столь жизненна, ваше величество, простите.
– Наоборот, она очень жизненна, – король участливо положил руку на плечо своего адъютанта. – Жизнь как раз и состоит из таких нелепостей, но мы обязаны справляться с ними, как положено сильным духом и могущественным людям. Пообещайте мне справиться, Адри, и прошу вас, будьте всегда впредь со мной откровенны.
– Да, ваше величество.
Филипп обернулся к послу, который поднялся с места, соблюдя тем самым этикет, запрещающий сидеть, если король стоит.
