Текст книги "Игры короля Филиппа (СИ)"
Автор книги: Elair
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц)
Оставшись в одиночестве, Адри еще час бродил по темному саду, вдыхая сладкий аромат роз и пьяный запах сирени, пряча от любопытных взоров слуг свою печаль. Но есть ли толк в печали? Ровно такой, чтобы понять: ценен каждый миг любой жизни на земле, и нельзя поправить то, что непоправимо. Никому не удалось исправить смерть, а значит остается исправлять жизнь. Винсент дал себе слово, что больше никогда не бросит тех, кто ему дорог. Он пережил эту ночь.
В понедельник утром Адри оседлал Каро и уехал куда глаза глядят. Задумчивый и молчаливый, он не следил за дорогой; едва оказавшись в полях, Винсент ослабил поводья и предоставил Каро самому решать, куда им ехать.
Конь забрел в перелесок из сосен, мягко ступая по белому мху, вышел на опушку. Воздух был свеж, где-то в ветвях кривой старой сосны громко защебетал зяблик: "Фью-фью-фью-ля-ля-ди-ди-ди-ви-чиу", и ему с соседнего дерева тут же ответил другой – радостной звонкой заливистой песней жизни. Они перекликались, узнавали голоса друг друга в мерном гомоне птичьих пересвистов и шума лесных крон, а потом тот, что прятался в колючих ветвях старой сосны, вдруг вырвался пестрым пятнышком из зеленого плена и, пролетев над головой Винсента, устремился к синим ясным небесам. Адри смотрел ему вслед и, едва улыбаясь, завидовал его беззаботности, простоте желаний, стремлению быть. Птицам живется легко – им все понятно, суть их существования в том, чтобы опериться, продолжить род и уйти из мира, уступая поприще своих мелких птичьих забот новому поколению себе подобных. У людей все намного сложнее: у каждого свой смысл, своя судьба, свои ошибки и преступления. Часто один человек не понимает другого и разнится с ним привычками, характером, видением мира – тут уж не до единства плоти и крови – тут войны и потери пируют над трупами слабых и невинных, над разбитыми сердцами соперников и над изуродованными грубостью душами тех, кто нечаянно наступил на ногу соседу. Но кому важна такая борьба? Винсент помнил, что в священной книге богини Виты об этом было сказано лишь одно: "Война между Добром и Злом бессмысленна – у них равное количество побед и поражений в Вечности, которая их породила словно братьев – в один час и из одного чрева. Они так крепко связаны, что если погибнет один – и другого не станет". Вот и выходит, что людям нужна война ради войны. Добро и Зло в таком стремлении столь относительны, что их часто можно перепутать друг с другом и принять одно за другое. Истину увидит лишь бескорыстный.
Адри заметил вдалеке знакомые очертания Ашайре – ее бледно-рыжие стены, высокие башни, возвышающиеся над зеленым морем виноградников, и в голове Винсента разом сложились воедино все вопросы, которые так мучили его с момента их последней встречи с Морелом, и которые он так боялся озвучить самому себе. Адри казалось, что Рене мог бы рассказать больше о смерти его отца, что он знал, что за люди стояли во главе заговора против короля Эдуарда, и если отец Винсента служил им верой и правдой, то почему они позволили его казнить? Морел показал барону лишь малую толику истины, утаив от него главное, зато тактично упредил об уроке, который готовит Винсенту жизнь. Адри начинало казаться, что все вокруг, словно сговорились пугать его смутными неясными предостережениями. Его сны. Морел. И даже Танар.
– Танар, – это имя словно сорвалось с губ само собой, и вдруг Винсенту отчетливо вспомнился их последний разговор: "У тебя нет родителей. – Да, отца. – Нет, обоих нет".
И ведь как раз это было около трех недель назад! Адри словно молнией шарахнуло – он сжал поводья в руках и с излишней решимостью толкнул пятками в бока Каро – да так, что тот от неожиданности захрапел, а потом галопом поскакал через поля к замку Морелов.
Здесь все было, как в прошлый раз – цыгане, толкотня, суета и небрежный беспорядок повсюду. Винсент взглядом старался отыскать среди людей хрупкую фигурку Танара, но того, видимо, попросту не было во дворе. Оставить Каро в конюшнях без присмотра Адри счел неразумным – он разыскал Барку, брата Танара, которым тот так гордился и хвастался в прошлый раз. Нашелся он возле палатки кузнеца и, едва взглянув на этого рослого широкоплечего цыгана, ровно сидящего на длинной гнилой скамейке, Винсент понял, почему ему так доверяли лошадей. Барка оказался слеп от рождения и умом пятилетнего ребенка не превзошел. Лошади были для него игрушками: их теплые морды, их горячее дыхание, их грубые гривы нравились Барке, а лошадям нравился он – добрый и беспомощный.
Каро фыркнул, и Барка встрепенулся, вытянул перед собой руки, будто ожившая внезапно неказистая статуя в черной рубахе и пестром лоскутном жилете без двух пуговиц, с худым каменным лицом, которое неожиданно озарила по-настоящему счастливая улыбка.
– Лошадка, – сказал он, – а я тебя знаю.
Каро мягко уткнулся мордой в широкие сильные ладони цыгана и умиротворенно прикрыл веки с длинными рыжими ресницами; до сих пор так он доверял только своему хозяину. После такого все сомнительные страхи Адри стали постыдными, и в груди сердце сжалось от жалости. Помешкав, Винсент осторожно вложил поводья в ладонь цыгана и поразился, с какой судорожной силой сжались его пальцы.
– Посторожишь? – тихо спросил Адри и немного погодя добавил: – Пожалуйста.
Барка заулыбался шире:
– Ага, – и засмеялся отрывисто, гортанно, погладил Каро по холеному боку.
Вздохнув, Винсент развернулся и направился в замок, разыскивать маркиза, он старался не думать о том, что только что видел, на душе и без того было скверно.
Уже знакомый полный слуга случайно встретился Адри у самого входа в башню, и сказал, что на его счет Морел дал особые указания – сразу по приезду адъютанта короля было приказано немедленно проводить к маркизу, случись то ночью или днем, утром или вечером. "Филиппа – и того бы Морел встречал не столь расторопно", – с легкой иронией думалось Винсенту, пока Росэм – так звали слугу маркиза – вел Адри узкими коридорами и старыми сколотыми каменными ступеньками по лабиринту подвалов. Это было поистине жутковатое местечко, скудно освещаемое факелами, запоминающееся отсыревшими кирпичными эрозиями стен и давящими на сознание темными сводами потолка. Находясь здесь, можно было мигом забыть всю прелесть свежего воздуха и летнего ласкового солнца, словно попадаешь в другой мир – царство крыс и пауков, затхлых луж под ногами, запахов сырости, гнили, горелой смолы. Ухудшало все расстояние и время: в этих бесконечных лабиринтах оно то ли замедлялось, то ли останавливалось совсем, теряясь в мрачных зияющих чернотой прямоугольниках заброшенных ходов. Крепость Ашайре славилась своими огромными запутанными подземными лабиринтами – ориентироваться в них мог только человек знающий, любой другой бы пропал бесследно, погиб от голода и страха, или был съеден наглыми крысами.
Росэм привел Винсента в большой зал с колоннадой, посреди которого Адри увидел длинный каменный стол с вырубленным в центре прямоугольником для огня – бывшее погребальное ложе, а ныне место для химических экспериментов Рене Морела. Сейчас многочисленные колбы в кольцах треног, наполненные разноцветными жидкостями, интересовали маркиза настолько, что он не заметил своих посетителей. Даже когда Росэм чинно доложил: "Барон Винсент Адри, ваша милость", Морел не повернул головы.
– Филипп отпустил птичку из золоченой клетки полетать? – риторически спросил он у пустоты и немного погодя, добавил: – Присядьте, Адри, я освобожусь через минуту, а вы, Росэм, ступайте, – сказал он, добавляя в серую жидкость малиновую из хрустального пузырька, что в свете огня горелок искрился так, словно его стенки были сотворены из живительного золота солнечных лучей. Драгоценность в руках колдуна-горбуна – вот что напомнила Винсенту эта картина.
Проводив слугу маркиза заинтересованным взглядом, Адри прошелся вдоль стеллажей у стены, рассматривая многочисленные флакончики разных форм и размеров, мешочки, набитые травами, ступки, тарелочки с цветными порошками, книги – такие ветхие и древние, что страшно было трогать – вдруг развалятся. Одна его сильно заинтересовала – она называлась: "Сказки древнего мира". Винсент никогда не слышал о такой книге. Рука сама собой потянулась к золоченому корешку.
– Прошу вас, ничего там не трогайте, барон.
От неожиданности Адри вздрогнул, задел рукавом стеклянный пузырек, стоящий перед книгой – тот соскользнул с полки и, ударившись об пол, разбился. Звук расколовшегося стекла взорвал подвальный покой, словно пушечный выстрел. Винсент обернулся, но Морел по-прежнему был занят своим делом.
– Вы уронили очень сильное успокоительное, – безразлично уличил он Адри, – теперь мне придется неделю делать новое. Кстати, оно предназначалось графу Ферье.
Адри подумал, что у горбуна глаза на затылке должно быть, и уже открыл рот, чтобы извиниться, но услышав о Сэйлине, разом позабыл обо всем.
– Граф пьет успокоительное? – спросил он, задумчиво поддев носком вельветового коричневого сапога мокрые осколки. – Зачем?
Морел оторвался от своего занятия и обернулся к Винсенту, вытирая руки о белое чистое полотенце. Их взгляды встретились в порыве взаимного любопытства.
– У людей, не имеющих совести и сердца, тревожный сон. Вам есть до этого дело? – Морел улыбнулся совершенно беззлобно и прочел без труда ответ в карих больших глазах Адри. – Я слышал, вы предпочитаете мужчин женщинам.
– Это правда, маркиз, и очень давно ни для кого не тайна. Моя матушка считала, что это от того, что мне не хватало мужской руки и отцовского воспитания. Кстати, она скончалась.
– Да, я знаю. Бочки с маслом в подвалах загорелись. Жаль... Баронесса Адри не одобрила бы вашего интереса графом Ферье, да успокоит Вита ее душу в царстве смерти.
– Откуда вы это знаете? – Винсенту стало немного стыдно из-за того, что в этот час он больше думал о Сэйлине, нежели о смерти своей матери.
– О чем? О том, что ваша мать скончалась, или о том, что вас интересует Ферье? – уточнил Морел, направляясь к тонкой скамейке, рядом со столом – маркиз выглядел уставшим, и ему было необходимо присесть.
– Давайте начнем в первого... Хотя можно и со второго, мне все равно.
– Ну, тогда присядьте, наш разговор будет долгим.
Винсент, в последний раз взглянув на разбитый пузырек, сел рядом с маркизом, возвышаясь над ним и спокойно ожидая ответа.
– Я соболезную вам, барон, в виду смерти вашей матери, – Рене оперся ладонями о края скамьи, смотря перед собой блуждающим взором. – Не знаю, по какой роковой случайности до вас так долго доходило то, что уже месяц знает вся столица. Впрочем, об этом лучше не думать – слишком опасно делать выводы.
– Вы хотите сказать, что король нарочно скрывал от меня это? – вопрос сорвался с языка прежде, чем Винсент успел в полной мере осознать смысл сказанного.
Морел нахмурил густые брови, потер свое колено, точно оно разболелось к грозе.
– Я никогда не обвиняю людей ни в чем без доказательств и вам не советую делать этого, молодой человек. – Рене досадливо цокнул языком. – Филипп склонен к странным и на первый взгляд необдуманным поступкам, но он не так прост, каким хочет казаться для всех. Я очень часто не понимаю, что творится в его голове, а сейчас не понимаю особенно, потому не рискую сделать преждевременные выводы и совсем не хочу тягаться с ним в поединке умов. А я, безусловно, человек не глупый, – Морел поднял указательный палец в воздух и погрозил им, бравируя последней истиной. – Вот что я вам скажу, барон, жить при дворе – все равно, что быть на поле боя: слегка зазеваешься и не поймешь, как умер. Яд – не самое страшное, от чего там можно погибнуть. Люди там сгнили душами – они играют друг с другом, словно кукольники марионетками; их лица холодны, а сердца черствее вчерашних корок. Вам с вашим обостренным чувством справедливости, как и вашему отцу когда-то, там не место.
– То же самое мне сказал Ферье при нашей встрече. При нашей второй встрече.
– А что он вам сказал при первой?
Морел взглянул на Винсента как-то слишком внимательно, словно что-то насторожило его в поведении королевского фаворита. Адри чувствовал это едва уловимо, почти неосознанно и ему не нравилось такое ощущение.
– Похоже, что граф интересует вас не менее чем меня, маркиз, как бы вы не убеждали меня в обратном.
– Меня интересует ваша судьба, судьба сына моего друга Жюля, – укорил Морел с отеческой улыбкой, – а Ферье... Для него не свойственно желать людям добра, и я поражен тем, что его слова совпали с моим мнением столь точно. Я-то желаю вам добра, а граф пустыми словами не бросается, Адри, и слушать его опасно в большинстве случаев. – Рене вздохнул и задумчиво побарабанил иссушенными пальцами по краю скамейки. – М-да, – протянул он, а потом тряхнул головой и оживился. – Ну да бог с ним.
– Вы сказали – в большинстве, – заинтересовался Винсент, – значит ли это, что мнение графа о том, будто бы мое место дома – в провинции верно?
– Что бы он вам не наплел – это не из благих побуждений, Винсент. Язык королевского любовника – что точеная стрела, обильно приправленная ядом, и тот, кто такой стреляет, не промахивается, поверьте мне.
– Я устал слушать все эти туманные предостережения, маркиз. – Адри некстати вспомнился Танар. Барон поднялся со скамьи, прошелся до стола и повернулся лицом к горбуну, глядя в его внимательные тусклые глаза, в его морщинистое худое небритое лицо. – А ваши утонченные метафоры это просто... – Винсент беспомощно развел руками, так и не сравнив вслух высказывания Рене с бредом параноика. Адри уже жалел, что приехал в Ашайре.
– Я могу сравнить любую эфемерную суть с вещью вполне обычной, осязаемой, лишь пытаясь донести ее до сознания тех, кто еще не познал житейской мудрости и опасно беспечен, барон. Взять правду к примеру. Правда – это бриллиант с сотнями граней, каждая из которых только частичка общей картины целого мира. Человек, смотрящий через одну грань, видит мало, не понимает всего и не улавливает всей сверкающей многогранности и тонкостей бриллианта. Человек, разглядывающий мир со всех сторон, мыслящий, анализирующий, видит правду всю во всем великолепии и блеске. Он просветлен, и только он понимает цену этой драгоценности. Человек узкий, недалекий, примет бриллиант за стекляшку и выбросит. Человек мыслящий и внимательный возьмет себе и разбогатеет.
– Иными словами, вы советуете мне совать нос во все дела на свете, касающиеся меня и не касающиеся.
– Боже упаси. Как раз от этого я пытаюсь вас уберечь.
Адри покачал головой и тяжко выдохнул, отводя глаза в сторону – взгляд его почему-то упал на разбитый флакончик с успокоительным.
– Я не понимаю, чего вы от меня хотите, – сказал он с легким раздражением. – Мне бросить службу и уехать из столицы?
– А вы сможете? – Пальцы Морела напряженно сжались на желтом дереве скамьи под ним – он ждал с замиранием сердца, с надеждой во взгляде, и все равно заранее знал ответ.
Винсент просто опустил голову, скрестив руки на груди и глядя с досадой на кончики своих дорогих сапог. Он уехал бы завтра же, если бы не Ферье – Морел и это знал.
– Что ж, я так и думал. – Рене вздохнул и, прихлопнув ладонями по коленям, тем самым поставил точку в этом, по сути, бесполезном разговоре. – Полно, барон, не сердитесь на старика за правду. Ваше дело – бросать службу или нет, кому служить, кого любить. Такие вещи человек должен решать для себя сам – всегда, даже ошибаясь. Вы очень похожи на Жюля в этом.
Адри вернулся на скамейку и со вздохом присел рядом с Морелом.
– Вы знаете, кто возглавлял заговор против короля Эдуарда? – спросил он очень серьезно. – В прошлый раз, говоря о том, что мой отец связался не с теми людьми, вы мели в виду их, ведь так?
Морел в озадаченной задумчивости приподнял брови, плотно сжал губы – они слегка вздрагивали, словно он пережевывал то, что собирался сказать в ответ. Маркиз не смотрел в глаза Винсента и некоторое время молчал.
– Я знаю, но вам не скажу. Нам обоим еще стоит пожить на этом свете, поверьте мне, – Рене поучительно ткнул указательным пальцем в грудь Адри, по замысловатой вышивке матового синего бисера на черном траурном бархате камзола, – особенно вам, молодой человек.
– А как же вся ваша бравада о правде, Морел? – не отступал Винсент, слегка иронизируя над недавней метафорой о бриллианте и мыслящем человеке. – Я, выражаясь вашим языком, только пытаюсь заглянуть в бриллиант истины с другой стороны.
Морел лукаво присмотрелся к своему гостю и рассмеялся – только совсем не весело, хрипло и тихо.
– Купите алмаз в сто карат и выйдите на городскую площадь. Постойте с ним там, держа на вытянутой руке перед всеми. Я посмотрю, сколько вы проживете. Сейчас вы пытаетесь сделать именно это. Ну, сами подумайте, назову я вам имя виновника – и вы тут же по молодости и горячности дров наломаете.
– Зачем же вы вообще начали говорить со мной на эти темы, господин маркиз? – немного разозлился Винсент, отчего-то снова мельком взглянув на разбитый флакончик на полу.
– Я призываю вас к осторожности и просто хочу чтобы, идя по тому же пути, вы не попались в сети, в которые в свое время угодил ваш отец.
Услышав последние слова, Адри ощутил странный толчок в груди.
– Постойте, вы имеете в виду, что я... – он уставился на Морела с излишней решимостью в карих глазах. – Я его знаю этого человека, который стоял во главе заговора против Эдуарда, – догадался он со странным восторгом, и Рене понял, что болтнул лишнего, замахал руками.
– Не хочу даже предполагать, о чем вы говорите...
– Я его знаю, – настойчиво повторил Винсент, – и знаю хорошо, ведь так? У вас испуганное лицо, маркиз, а это значит, что я прав. Кто он? Учтите, не скажете, я сам докопаюсь до истины. – Со странным азартом Винсент начал размышлять вслух: – Это точно не Ферье – ему тогда было чуть больше двенадцати. Кто-то при дворе... Кто-то влиятельный... Тот, кто претендовал на трон. А на трон претендовали двое: Филипп и Ботри... Филипп бы в любом случае унаследовал трон. Неужели Ботри? А что если...
– Ну, хватит! – сердито рявкнул Морел, даже подскочив на месте, словно игрушечный уродец, у которого снизу есть забавная пружинка. – Что вы знаете о Ботри, чтобы выводы делать?! Принц попросту толстый трусливый заяц, которому выгоднее сидеть – "тише воды, ниже травы", потому что Филипп бесплоден – он не может иметь детей, не сможет продолжить род! Потому он не женат! Ботри в любом случае получит трон рано или поздно – это знают все!
– Значит Филипп?!
– Нет! Да как вам в голову взбрело такое?! Ваши скоропалительные выводы – смертный приговор глупца! Вы ничего не знаете об этом деле! У вас нет ни единого доказательства, ни против Филиппа, ни против Ботри!
– Тогда кто?! – не унимался Винсент.
Морел вдруг как-то сник, утер дрожащей ладонью пот со лба и повалился боком на скамью.
– Дайте мне воды, Адри, скорее.
Даже в полумраке подвала было видно, как побледнело лицо маркиза, как его дрожащие сухие губы приобрели оттенок мертвенной синевы.
Винсент, ругаясь сквозь зубы, бросился к столу, пытаясь отыскать среди груды колбочек, флаконов, ступок и прочего хлама, что-то похожее на сосуд с водой.
– С краю – глиняный кувшин, – жалобно подсказал горбун, и его голос за спиной Адри казался слабым дуновением призрака, что подхлестнуло Винсента искать кувшин усерднее.
Наконец он принес воды Морелу и помог сесть ровно, бережно придерживая за предплечье.
– Простите меня ради Виты, – извинился он, – я не знал, что у вас слабое сердце.
Рене кивнул, мол, ничего страшного и, ухватившись слабо за кувшин, жадно хлебал воду – у него плохо получалось, потому что больше проливалось мимо.
– Вам нужно лечь в постель, – волновался Адри, мысленно кляня себя за свое проклятое любопытство. И чего ему захотелось выяснять правду, когда она, по сути, давно никого не волновала? И если бы не назначение Винсента адъютантом короля, о баронах Адри при дворе никто бы и не вспомнил. От таких мыслей было просто горько – и больше ничего.
– Спасибо, – слабо проговорил Морел, отдавая кувшин Винсенту и стараясь дышать глубоко и ровно. Он уже мог сидеть сам – пусть не твердо, покачиваясь взад-вперед, с уставшим выражением лица. – Я не дойду до постели. Мне нужно просто посидеть немного – вот и все. Я не взял свое лекарство, к сожалению, – Морел посмотрел на стол, пытаясь найти альтернативу сердечным каплям, и нахмурился.
Адри понял, что маркиз не нашел то, что хотел. Оставлять Рене без помощи было опасно. Винсент всерьез задумался: тащить Морела на руках по лабиринтам наверх или сбегать за его лекарством? Первое было – долго, второе – быстро, но оставить горбуна без присмотра Адри не решался.
– Я могу принести его, – вдруг сказал он.
Рене взглянул на барона с горьким скептицизмом в потускневших глазах.
– Вы заблудитесь в подземельях, Винсент, и ваша гибель будет на моей совести.
– Разве мой отец не говорил вам, что у меня феноменальная память, маркиз? – Адри немного улыбнулся, вспомнив, как Жюльен Адри гордился этой способностью своего сына, часто расхваливая его перед друзьями. – Я прекрасно запомнил дорогу назад. Я вернусь очень быстро. Только скажите, где лекарство?
Морел, помолчав, кивнул.
– Он мне все уши прожужжал о ваших талантах, – маркиз по-отечески погладил Винсента по плечу. – Ступайте. И помните, если вы не вернетесь через час, я пошлю на ваши поиски всех слуг, служанок, собак и даже лошадей.
– Вы шутите, а стало быть, и жить будете долго.
– А вы что, полагаете, что я умирать собрался? – Рене осторожно покачал головой, словно говоря незримым силам забвения и мрака: рано моей душе покидать мир и суету времени. – Я еще поживу, пожалуй, барон. Лекарство в спальне, на туалетном столике, в серебряном флаконе, – Морел ненадолго поднял в воздухе руку, изображая большим и указательным пальцем размер флакончика, а потом оперся двумя руками на скамью. – Запомнили?
– Да, – Винсент уже направлялся к выходу.
Оказавшись в мрачном лабиринте подземелий, он минуту вспоминал дорогу, а потом быстро зашагал вперед, отмечая в уме каждый поворот, словно на огромной незримой карте. Когда он попадал в длинные прямые коридоры – тогда бежал. А затем снова внимательно считал повороты. Беспокоится за Морела, который остался в подземном зале совсем один, Винсент себе не позволял – сейчас ему было важно как можно быстрее выбраться из лабиринтов и найти лекарство.
Первая лестница наверх – факел слева при входе в коридор, и получается, что справа при выходе из него. На этой лестнице сильно сколот камень у третьей верхней ступеньки. Сейчас нога Винсента едва предательски не споткнулась именно об нее. А дальше длинный тоннель, пол которого усеян мелкими лужицами – их хлюпанье смешалось с торопливыми шагами, тихим эхом отскакивая от стен и потолка. Из-за этого акустического эффекта, Винсенту иногда казалось, что кто-то бежит за ним следом, и он частенько оборачивался, чтобы за спиной увидеть только пустынные ходы, лестницы, ветвящиеся перекрестки подземелий Ашайре, освещенные тусклыми точками факелов. Какой странный неприятный обман, от которого кровь временами стынет в жилах и заставляет затаить дыхание, будто это необходимо – прятаться от хищника, который живет в лабиринте и способен материализоваться из воздуха, схватить вас острыми когтями и, заглушая предсмертный крик, жадно впиться клыками в горло. Время больше не текло – оно застыло, но застыло лишь для человека, оставшегося здесь в одиночестве.
Еще две лестницы наверх, одна вниз и последняя – самая длинная – к солнечному свету! Адри вышел в пустой каменный зал, залитый дневным ласковым солнцем и, наконец, полной грудью вдохнул свежий пьянящий воздух свободы. Теперь он особенно остро ощутил тревогу за маркиза – и со всех ног бросился искать кого-нибудь из слуг, потому что понятия не имел, где находится спальня хозяина замка. При входе на второй этаж Адри на пути попался Росэм – быстро объяснив ему, что к чему, Винсент потребовал отвести его в спальню, и после того, как заветный флакончик оказался в руках, они оба устремились назад – в подземелья. Старый слуга причитал набегу, клял себя за то, что сам не догадался принести хозяину лекарство, которое он использовал слишком часто за последний год, и от этих сокрушений его отдышка только усиливалась. Старый полный Росэм не успевал за молодым и сильным Винсентом, и тот в какой-то момент просто перестал его ждать, побежал вперед, бросив перед этим, что сам доберется до Морела намного быстрее. Так и случилось – горбуна он застал в том же неважном состоянии, в котором оставил три четверти часа назад.
– Как вы? – спросил Адри, спешно протягивая Рене пузырек.
Морел кивнул и взглянул на вспотевшего Винсента со смесью восторга и усталой благодарности.
– Так быстро по этим лабиринтам даже я никогда не бегал, – сказал он с улыбкой. – Потрясающе.
– Я рад, что вам лучше, – сказал Адри, переводя дыхание и с тайным облегчением наблюдая, как Морел себе на ладонь капает несколько капель, а потом, вслух досчитав до шести, слизывает их языком. – А теперь пойдемте, я помогу отвести вас наверх – свежий воздух вам сейчас необходим, и для того, чтобы это понять, не нужно быть лекарем.
– Нет, – возразил горбун, выпрямившись, втягивая воздух в легкие долго и до предела, отчего его горб за плечами почти сгладился, – у меня здесь есть неоконченное дело еще.
– Помилуйте, маркиз, – укорил его Адри, словно заигравшегося ребенка. – Какие тут могут быть срочные дела?
– Танар. – Морел попытался встать, но его ноги были так слабы, что он тут же плюхнулся назад и остался сидеть так, как сидел до этого.
– Танар? – уточнил Винсент. – А причем тут он?
Рене горько взглянул в глаза своего гостя и тихо признался:
– Мне потребуется ваша помощь, барон. Я не успел закончить противоядие. Я не могу сейчас сам – я почти не чувствую рук. Если в ближайший час оно не будет готово, Танар умрет.
Последние слова Морела заставили Адри задуматься об очень неприятных вещах и сделать еще более неприятные выводы.
– Вы испытываете на мальчике действие ваших препаратов? – риторически спросил он, нахмурившись. Винсенту было мерзко от этих догадок, противно осознавать, что в жизни очень часто так и бывает: одни люди используют других, более слабых, беззащитных, ради грязной выгоды. Их темные дела по-настоящему знают только их жертвы. Адри было досадно осознавать, что друг его отца способен подвергать серьезной опасности жизнь маленького мальчика. Да, может цыгане для избалованной вседозволенностью знати – сброд, грязь, плебеи, чья жизнь стоит недорого, но ведь даже среди людских устоев и жестокости должно быть место человечности.
– Не надо его жалеть, барон, он отлично все знает и понимает весь риск.
– Он – ребенок, – упрекнул Винсент в отчаянии.
– Послушайте, – терпеливо проговорил Морел, вздыхая время от времени, – Танар -умный и смелый мальчик. Я его не обманывал, не тащил силком в подземелье, не заставлял ни разу делать того, чего бы он не захотел сам. Да, я плачу ему неплохие деньги, на которые его семья существует, и каждый раз перед новым приемом моих препаратов я подробно ему объясняю все, что от них бывает. У него всегда есть возможность отказаться. Я ни разу не подвергал его такой опасности, из которой был бы его не в состоянии вытащить.
– Вы когда-нибудь ошибетесь, Морел, – Винсент прошел до стола, уже сосредоточено внимательно изучая то, что там дымилось, закипало, булькало и просто валялось. – Что нужно делать?
– Для начала возьмите с полки книгу – "Сказки древнего мира". В ней записаны все мои рецепты.
Адри прошел до стеллажей, взял книгу, почти не обратив внимания, как хрустнули осколки разбитого флакончика под его черными остроносыми сапогами из телячьей кожи, и вернулся к столу.
– Почему вы не приготовили противоядие до того, как дали яд Танару? – спросил он, раскрывая книгу на первой странице и удивленно скользя взглядом по вертикальным строчкам непонятных закорючек – это не было языком ни Онтэ, ни Рафины, это был самый настоящий шифр.
– Это сложный экстракт, который работает только десять минут после его приготовления. Нужно пить почти горячим. Я пытаюсь выяснить, будет ли он эффективен после двенадцати часов действия яда.
– Танару сейчас плохо?
– Он без сознания. Уже три часа.
– Черт, – Винсент выругался едва слышно, но Морел обладал хорошим слухом – он виновато улыбнулся и снова отсчитал на ладонь шесть капель сердечного средства.
– Переверните книгу вверх ногами, барон, – подсказал Морел, – и дайте мне. Свечу еще прихватите, будьте любезны.
В зал вбежал запыхавшийся Росэм, едва держась на ногах. По его морщинистому лбу стекали капли пота, бледные рыжие волосы на висках слиплись некрасивыми прядями, красное донельзя лицо было исполнено страха и тревоги. Мучаясь от страшной одышки, слуга кое-как дошел до хозяина и шумно дыша, прохрипел:
– Господин, маркиз... Вы... Вы...
– Не сейчас, Росэм, – Рене принял раскрытую книгу из рук Винсента. – Мы с бароном очень заняты спасением Танара.
– Да бог с ним, – простонал слуга, трясясь от волнения, – что с ним станется... Вам бы о себе подумать. А мальчишка... да там полный двор таких.
Винсент внутренне полыхнул, а Морел даже бровью не повел.
– Идите, Росэм, приглядите за мальчиком. Мы придем через полчаса, – повторил он, скользя взглядом по строчкам как-то странно для чтения – по диагонали снизу вверх.
Росэм оторопел, но, охая, поплелся прочь из залы, налево по коридору – вероятно, как догадался Винсент – где-то там были небольшие комнаты и, учитывая, что подземелья Ашайре предназначались для укрытия, помещения эти могли быть вполне пригодны для жизни.
– Эта книга, – тем временем продолжил горбун, не отрывая взгляда от пожелтевшей от времени страницы, – мое самое большое сокровище, Адри. Владея ей, можно владеть жизнью королей. Их беда в том, что их слишком часто травят, изощряясь все новыми и новыми ядами. Мне везут различные яды со всего света... Ах, вот оно, – Морел ткнул пальцем в правый верхний угол страницы и, забрав из рук Винсента свечу, кивком приказал вернуться к столу. – Давайте поторопимся, барон.
– Давайте, – Винсент еще раз оглядел содержимое стола.
– Возьмите красный порошок справа от вас, отмерьте на весах одну унцию и медленно, очень медленно добавьте в кипящую колбу.
