Текст книги "Игры короля Филиппа (СИ)"
Автор книги: Elair
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 19 страниц)
Ничего не понимая спросонья, Винсент провел ладонью по лицу.
– Который час?
– Да уже полдень был, – с тревогой ответил слуга.
Адри проморгался и, наконец, взглянул на слугу более внимательно. Одежда лакейская – сиреневый камзол с золочеными петлями и перламутровыми пуговицами, белые перчатки на руках, простые туфли.
– Как вас зовут? – спросил Адри, вставая и быстро приводя в порядок свою одежду, беглым взглядом проверяя наличие всех рубинов на вышивке камзола.
– Редмод, ваша милость.
Винсент кивнул.
– Спасибо, что разбудили.
– Приготовить вам воды для умывания?
– Нет, только мокрое полотенце, пожалуй.
Слуга ушел и вернулся через пару минут с влажным с одного конца белым махровым полотенцем.
Винсент наскоро вытер лицо, а после, поблагодарив Редмода, поспешил в малую лилово-золотую столовую, где его ждали: обычно веселый Ботри, довольный Филипп и на редкость молчаливый Ферье, наконец, вернувший свой мужской облик.
– Барон, вы заставили нас ждать, – шутливо укорил Винсента монарх, едва завидев его на пороге.
Адри поклонился.
– Простите, ваше величество, я совсем потерял счет времени.
Ферье потянулся за высоким стеклянным бокалом с красным вином и громко хмыкнув, отхлебнул глоток. Впрочем, на Винсента он даже не взглянул.
– Ну, полно вам, дорогой брат, – вмешался принц, видимо, уже будучи слегка пьяным игнорируя правило дворцового этикета, которое обязывало всех без исключения обращаться к королю согласно его титулу. – Что за беда в опоздании? Пусть барон займет свое место рядом с вами, и мы уже начнем.
Филипп согласно кивнул.
Адри прошел к единственному свободному стулу с высокой узкой спинкой и позолоченной резьбой. Ему показалось странным, что граф сидит рядом с Ботри, а стол накрыт только на четыре персоны.
Заметив на лице барона легкое недоумение, Ботри улыбнулся в бороду.
– Моя супруга и дочь сегодня отбыли в наш замок Сан-Фрео. Вы слышали о нем когда-нибудь, Адри?
– Конечно. Говорят, он красив и огромен, – Винсент разложил салфетку на коленях и мельком взглянул на Сэйлина, который ел молча и совсем не выказывал заинтересованности в разговоре. У графа было плохое настроение. Даже слуги, что обслуживали обед, старались не подходить к нему без лишней необходимости.
– Врут, – фыркнул принц, принимаясь за перепелов – полные пальцы Ботри, увешанные дорогими перстнями с привычной ловкостью разделывали маленькую поджаристую птичку. – Тихий рай куда лучше. Вот, где настоящее королевское величие! Роскошь! Простор! В таких замках должны жить только самые достойные! Если бы я жил здесь – я бы кутил дни и ночи напролет! Это место создано для праздника!
Филипп сдержанно улыбнулся, поглядывая на брата с плохо скрываемым лукавством.
– Ваши охотничьи угодья, Винсент, воистину хороши, – не унимался принц, – но там, увы, негде жить...
– А разве я не говорил вам, мой дорогой брат, что Тихий рай принадлежит барону? – между прочим спросил король.
В столовой повисла внезапная тишина, словно печать удивленного молчания легла на губы присутствующих, а потом ее нарушил звук ножа и вилки, положенных крест-накрест на фарфоровую тарелку Ферье – граф закончил обед. Адри заметил, что он почти ничего не съел.
– Сегодня хороший солнечный день, – за последние полчаса Сэйлин впервые взглянул на барона. От фаворита короля веяло тихой безнадежностью и холодом. – Пару недель тому назад, барон, вы изволили вызвать меня на состязание, помните? Почему бы нам не устроить его сегодня.
– Ну, конечно же! – Филипп забыл про жирный окорок с панировкой и, позвав слугу, приказал доставить в поместье лошадей Ферье и Адри.
Винсент ничего не возразил – после заявления Филиппа о дарственной на Тихий рай, он чувствовал себя так же скверно, как и фаворит короля. У Ботри тоже испортилось настроение – он даже не стал уточнять, что за состязание состоится в этом поместье между двумя приближенными монарха.
За столом воцарилась атмосфера взаимного настороженного обмена взглядами, только один Филипп, казалось, не замечал этого. Он воистину с королевским сумасбродством и юношеским озорством начал размышлять о скачках:
– Думаю, раз конь барона иноходец, стоит определить самое дальнее расстояние для заезда, не так ли, граф? Пусть Сафо разогреется, как следует.
– Разумеется, ваше величество, – сухо ответил Ферье, приложив шелковую столовую салфетку к губам.
– А что вы скажете, дорогой Винсент? – король взглянул на Адри так внимательно, что тому буквально пришлось вытряхнуть себя из состояния малоприятного изумления, которое владело им уже четверть часа.
– Мы можем прогнать наших лошадей через поместье Морелов – там ровные поля, к тому же здесь не далеко. Мне бы не хотелось, чтобы Сафо сломал себе ногу в каком-нибудь из оврагов. Отсюда мы с графом доскачем по дороге до перекрестка – это полмили. Потом свернем на поля и – до первых виноградников, а потом по дороге до того же перекрестка и вернемся обратно в Тихий рай.
– Решено! Через поместье Морелов – значит через поместье Морелов!
Король собственноручно налил вина себе и своему адъютанту – графу и принцу помог слуга.
Филипп провозгласил тост за то, чтобы победил сильнейший, а у Винсента заранее складывалось ощущение, что речь идет о нем.
Ферье с мстительной ухмылкой отсалютовал Адри бокалом с другого конца стола, что только стало подтверждением подозрений барона.
Окончив обед, король приказал расположить его и принца Ботри во дворе замка с максимальным удобством, приготовить попоны, воду, лучший овес для лошадей.
Винсент только на полчаса поднялся в свою спальню, чтобы переодеться для состязания. Здесь было все так же, как утром, только разве что маленькая деталь бросалась в глаза – застеленная постель – видимо, слуги прибрали ее совсем недавно. Мысль об этом заставила Адри нахмуриться – еще слишком свежи были его воспоминания, его горечь, его растерянность. Стоны Ферье. Странные речи короля, так похожие на угрозы. Отношения людей немыслимо многогранны, отличны даже в малейших оттенках, бесконечны в сути, как звезды Вселенной. Для кого-то дни проходят в томительной нежности друг к другу; кто-то сгорает страстями и живет этим; у некоторых любовь похожа на вечную борьбу противоположностей – и она уничтожает подчас либо одного, либо обоих. Отношения Филиппа и Ферье для Винсента были загадкой, которую он даже не хотел осмысливать – страх перед секретами, которые могут оказаться еще губительнее для открытого доброго сердца барона Адри, лишал жизни любые попытки понимания. Он, не боявшийся в бою ни смерти, ни раны, до дрожи страшился однажды узнать, что Ферье не просто спит с Филиппом, не просто привязан к нему, не просто любит короля, а не мыслит себя без него. Для Винсента это знание было бы стократ хуже любого отказа, насмешек и злобы, к которым он, к великому своему огорчению, за последние недели привык.
Утро выдалось теплым и ветреным, день обещал быть жарким. Винсент решил, что поехать в одной рубахе и узких штанах будет лучше всего. Он оставил роскошный камзол на спинке стула и, уже уходя, приказал Редмоду приглядеть за одеждой. Слуга поклонился с почтением, которое выказывают только своему господину, и это снова напомнило Адри о том, что Тихий рай теперь принадлежит ему. Безотчетное отвращение владело Винсентом от этой мысли; ужас того, что каждую ночь отныне, лежа в своей постели, он будет снова вспоминать все, что увидел в спальне этим утром. Ах, какая жестокая и одновременно смешная случайность! Или Ферье сделал это нарочно для того, чтобы Винсент возненавидел Тихий рай на всю оставшуюся жизнь?
Быстро спустившись во двор, Адри увидел, что их лошади с графом уже оседланы и готовы к скачкам. Сафо под уздцы держал Ботри – вид у принца был завистливо-блаженный, точно у малого ребенка, которому дали подержать дорогую и красивую игрушку. Это заставило Винсента улыбнуться и пожалеть Юстиана всем сердцем.
Король заметил эту улыбку.
– Подойдите ко мне, барон, – мягко приказал монарх, перехватив Винсента с полпути к Сафо.
Ферье, восседая верхом на молодой гнедой кобыле ассирийской породы, ласково огладил лошадь по шее и проводил Адри насмешливым взглядом до кресла короля, в котором Филипп сидел, закинув ногу на ногу, с бокалом прохладного вина в левой руке и в простой, по-домашнему развязанной на груди рубахе. Над его головой слуги разложили широкий ажурный золотой зонт, предназначенный защитить короля Онтэ и его брата от палящего солнца.
– Ваше величество, – Винсент изящно склонил голову, а Филипп вдруг поддался вперед и ненавязчиво взял его за руку.
– Постарайтесь выиграть, господин барон. Я так хочу, слышите?
Адри внутренне покоробило от этой просьбы, но вежливая выверенная улыбка не сошла с его лица.
– Желание вашего величества – закон, – ответил он, отходя. – Я сделаю все возможное, что зависит от меня.
Филипп хитро прищурил глаза, провожая своего адъютанта долгим вдумчивым взглядом, и отхлебнул вина из старого серебряного инкрустированного бирюзой бокала с высокой резной ножкой.
Винсент подошел к Сафо, поставил ногу в стремя и легко поднялся в седло. Грустная растерянность в глазах принца Ботри его забавляла настолько, что сейчас Адри бы не раздумывая, подарил ему Сафо, если бы конь не был даром самого короля.
– Не загубите жеребца, Виты ради, – попросил Юстиан, передавая барону поводья. – И себя поберегите...
– Не переживайте, ваше высочество, – с легкой издевкой рассмеялся Ферье, – ничего с вашим дорогим бароном не случится. Разве что хвастовства поубавится да честь слегка пострадает.
Вопреки законам вражды и обиды, Адри весело взглянул на Сэйлина и встретил ответную игривую улыбку. – Я намерен скакать быстрее ветра, барон, – предупредил граф, – и хочу заверить вас, что не уступлю вам в этих состязаниях даже одну сотую мили. А чтобы вы серьезно отнеслись к моим словам, вам следует так же знать, что моя Эмира славится в Онтэ не столько своей породистостью, сколько резвостью. Лучше сдайтесь сразу, и мы пойдем – выпьем по чашке ледяного морса.
– Я и не полагал, что вы боитесь меня настолько, граф, – подыгрывая Сэйлину, Винсент направил коня к началу аллеи и Ферье догнал его уже у стартовой прямой, отмеченной на песчаной парковой дорожке алой атласной лентой. – Вы пытаетесь напугать меня, потому что боитесь проиграть.
– Вот еще, – фыркнул фаворит короля, оборачиваясь на миг, чтобы увидеть, как монарх, забавляясь, следит за их шутливой словесной дуэлью, а встревоженный принц Ботри усаживается в соседнее мягкое кресло. – Вы что о себе возомнили?
– О, уверяю вас, граф, что совсем немного – ровно столько, чтобы поставить вас на место.
– Барон, а вам не кажется, что у вас это входит в привычку? Стремление ставить меня на место – не лучшая цель в жизни.
– Зато интересная, – Адри пощурился, глядя на солнце, запутавшееся в большой раскидистой кроне старого дуба, что распростер свои ветки над их головами, словно огромный жирный паук над гнездом. Ветер бродил в резных продолговатых листьях, шелестя и играя золотым светом на них, а в конце аллеи двойной зелено-голубой полосой раскинулся простор полей – там была свобода, дикие пряные травы, нежные разноцветные цветы, никогда не знавшие человеческих рук, и не было Филиппа. Сейчас Винсенту очень хотелось оказаться там и больше никогда не возвращаться в Тихий рай.
– Боже, – тем временем не унимался Ферье, – какое разочарование вас ждет...
Договаривать Сэйлин не стал из-за молоденького слуги, что выбежал на край газона, готовясь махнуть цветастым платком и, наконец, начать состязание.
– Готовы? Внимание! Начали! – прокричал он тоненьким надломленным голоском, и Адри только и успел, что увидеть, как Сэйлин широко улыбнулся ему, а потом, ударив пятками в бока Эмиры, сорвался вперед, словно ветерок, который слишком долго держали в клетке и теперь дали свободы.
В кровь брызнула смесь азарта и дикого восторга. Конь под Винсентом точно почуял это, потому что устремился вслед за лошадью графа без всякой команды и довольно скоро начал догонять противника. Сафо тяжело дышал, храпел, но наслаждался своим необычно легким бегом иноходца, доверяясь самому первому и самому главному инстинкту лошадей с начала времен – инстинкту горячей необузданной скачки. Довольно скоро они с Винсентом стали действовать слаженно, как один организм; пыль и камешки летели из-под копыт, мерный топот сотрясал землю под сильными ногами Сафо, ветер бил в лицо Винсента и Адри смеялся, точно зная, что Ферье не слышит его даже несмотря на малое расстояние между ними. И все равно, догнать графа на его Эмире им не удавалось – стоило только голове Сафо чуть-чуть сравняться с крупом гнедой бестии, как та прибавляла ходу. Пять или шесть раз Адри пытался безуспешно обойти Ферье, а тот, оборачиваясь через плечо, насмехался и подтрунивал Винсента – беззлобно и весело, будто они были не врагами, а приятелями детства, которые знают друг о друге все, делят пополам хлеб и каждый день устраивают шуточные бои, совершенствуя силу и ловкость. У Адри никогда не было такого друга – крестьянские дети не владели шпагой, не скакали очертя голову на лошадях, всерьез рискуя покалечиться, они не умели ни читать, ни писать, и Винсенту приходилось сдерживать свои таланты, чтобы не доставлять себе лишних хлопот в общении с ними. Но все равно он любил и уважал этих людей за их открытые сердца, душевную простоту и бесхитростность желаний. Люди разных классов иногда тоже могут ненадолго находить общий язык. Теперь у Винсента был кто-то равный ему в умениях и в амбициях, но одно Адри знал совершенно точно – они с Ферье никогда не найдут общего языка.
В полях лошади разогрелись окончательно и теперь, не жалея сил, сбивали копытами траву; маленькие птички едва успевали взлетать у них на пути с испуганными писками, разлетаясь прочь. Если бы боги на миг оторвались от своих важных дел и уронили взоры в залитые солнцем изумрудно-хризолитовые поля, переполненные энергией жизни и свободы, они бы увидели двух всадников, летящих стрелой по встревоженным ветром волнам зеленого моря и, наверное, прониклись бы тем же духом состязания, азарта, безумием захватывающей игры.
Сердце в груди Винсента ликовало! Он ощущал себя охотником, преследующим добычу, и то, что граф сумел вырваться вперед почти на целую сотню ярдов, только подхлестывало гнать Сафо быстрее! Еще быстрее! Наплевать на все, забыть о короле, о победе, о вражде! Сейчас они просто играют! Сейчас они с Сэйлином счастливы и подобны беззаботным детям! Сейчас...
Эмира споткнулась – и не успело сердце в груди Адри зайтись в ужасе, как лошадь Ферье на следующем шаге кувыркнулась через голову.
Не помня себя, Винсент закричал и ударил пятками в бока Сафо так, что тот содрогнулся, заржал, задыхаясь пеной; теперь железная воля хозяина заставила его мчаться на помощь, выбиваясь из последних сил.
Адри увидел, как Эмира неуклюже поднялась на ноги из высокой травы – Сэйлина в седле не было. Минута показалась Винсенту вечностью – ненавистной в своей медлительности и страхе перед неизвестностью. Жив?! Ранен?! Мертв?!
Адри осадил коня слишком резко и сам едва не вылетел из седла, а вот за стремя ногой чуть зацепился, соскочил на скаку, запнулся о какую-то кочку, пока бежал к лежавшему в траве Ферье, но ничто уже не имело значения, кроме одного – дышит!
– Сэйлин? Вы... вы меня слышите? – падая на колени рядом с возлюбленным, Адри не узнал собственного надломленного испугом голоса.
Граф лежал навзничь, не подавая никаких признаков жизни. Винсент кинулся осторожно и быстро ощупывать его тело, чтобы определить: есть ли у Ферье переломы. Отсутствие крови Винсента нисколько не утешало.
– Черт, ну скажите же что-нибудь... Ферье! Господи! Дались мне эти скачки! Никогда себе не прощу. Сэйлин?! Всемогущая Вита... ради всех святых...
Сходя с ума от лютого озноба, Адри дрожащими руками расстегнул пуговицы графского камзола, развязал шейный платок и, не переставая тихо звать Ферье, распахнул рубашку на груди, чтобы облегчить дыхание. Он слышал, как позади тревожно всхрапывают лошади, как недалеко, прячась в траве от опасностей, звонко заливается жаворонок, как собственное горячее сердце перепугано колотится о ребра, и не мог отвести тревожного взгляда от спокойного бледного лица королевского фаворита.
Винсент запустил пальцы под шею Сэйлина, продвигаясь осторожно к затылку и моля все силы ада и рая, чтобы в следующий миг не наткнуться на разбитые вмятые кости и не почувствовать липкой крови на своих руках. Он не был уверен в том, что все в порядке и здесь. Когда его опасения не подтвердились, Винсент решил попробовать перенести Ферье на лошадь. Инстинктивно он прислонился ухом к груди графа, чтобы убедится, что сердце Сэйлина бьется – чуть чаще и сильнее обычного? Адри не сразу понял, что кое-что изменилось, что сейчас ладони Ферье ласково скользят по его плечам, немного сминая рубашку.
– Вы так забавны, – тихий смешок слетел с улыбающихся губ графа, – барон.
Их взгляды встретились, и Винсенту не понадобилось много времени, чтобы понять, что его обманывали.
Горькая обида сдавила горло. Он никогда не молился богам, не признавал их власти над своей судьбой, он едва не свихнулся от страха за жизнь Сэйлина, а тот ломал комедию? Сжав зубы, Адри попытался встать, но Ферье удержал его настойчиво и так легко, будто в его плечах была заложена сила, способная передвигать континенты.
– Простите меня. – Сэйлин с наслаждением обвел взглядом хмурое лицо королевского адъютанта и улыбнулся столь невинно, что Винсент мысленно обозвал его гнусным отвратительным притворщиком.
– Вы просите прощения за прошлый раз или уже за этот? – холодно поинтересовался Адри, стараясь не думать о том, что руки графа вызывают в нем дрожь, но дрожь теплую, приятную, перед которой его озноб быстро сходит на нет.
Сэйлин положил руку на затылок Винсента и приник губами к губам, шепча, дразня горячим дыханием вперемешку с невесомыми поцелуями:
– И за прошлый. И за этот... И за будущий простите.
И Винсент простил – снова слишком легко и к своему огорчению слишком предсказуемо. Он все еще был осторожен в объятиях, частью затуманенного сознания помня, что граф может быть ранен, но их поцелуи давно утратили всякую сдержанность. Нет, это была не страсть даже не прелюдия к ней – просто немного нежности Винсента, приправленной горечью неразделенной любви и немного ласки, которую граф дарил в ответ небрежно и запросто по странной одному ему известной прихоти. А может быть, это было просто-напросто короткое временное перемирие двух совершенно разных и сумасшедших людей.
– Представляете, что будет, если нас здесь застанут, – между делом веселился Ферье, легко лаская пальцами шею Винсента у затылка и немного путаясь в шелковых тяжелых прядях его волос, небрежно перехваченных атласным шнуром у лопаток; Ферье ловко и незаметно развязал его, небрежно рассыпал волосы любовника черными змейками по плечам.
– Ничего хорошего, – Адри улыбнулся в ответ с долей иронии, слишком беззаботно для настоящего беспокойства. – Не знаю, что Филипп сделает с вами.
– А с вами? – засмеялся граф.
– Скорее всего, то же, что сделал когда-то с виконтом Этьеном Дюраном.
Ферье мертвенно побледнел и в одно мгновение стал серьезен. Кровь отхлынула от его лица, и что-то едва уловимое надломилось в королевском фаворите. Винсенту даже показалось, что его голубые глаза потемнели от расширившихся зрачков, внезапно стали какими– то мрачно-синими. Ферье резко оттолкнул от себя Адри и, вскочив на ноги, стал застегивать пуговицы камзола.
– Много вы об этом знаете. Наслушались этих сплетен, да? Представляю, какое вы получили удовольствие. Довольны?
Адри обреченно прикрыл глаза и покачал головой. Он ровно сел в траве, потом как-то растерянно осмотрелся в поисках атласного шнура, что Ферье сдернул с его волос – и не нашел его.
– Вы умрете за меня, барон? – вопросы графа пропитались ядом похлеще мореловских дурно пахнущих препаратов. – Как Этьен умрете?
Винсент поднялся следом, сделал шаг к фавориту короля и спокойно положил ладони на его плечи в надежде успокоить, но в то же время, ожидая от не на шутку разозлившегося Сэйлина чего угодно вплоть до удара по лицу.
– Так? Нет, – сказал Винсент ровно. – Я не хочу быть повешенным по глупой неосторожности и тем более из-за вас. Но если вдруг с тетивы сорвется стрела, острое лезвие ножа устремится в вашу грудь, смерть оскалит клыки и попытается цапнуть вас за горло – я встану межу ней и вами.
– Ну, хватит нести бред!
Ферье выскользнул из-под ладоней Винсента, развернулся к нему лицом, сделал шаг назад, и Адри вдруг осознал, что такой ледяной жестокости на лице графа он, оказывается, никогда не видел. Еще немного, и казалось, что Ферье вот-вот обернется чудовищем, да так, что даже жаркое золотое Солнце, раскинувшее свой свет над миром, погаснет, точно жалкая свеча на ветру. Сейчас его ослепительная красота по-настоящему пугала, а улыбка больше была похожа на оскал.
– Так вы еще скажете ненароком, что я вам нравлюсь, и вы влюблены. Думаете, что что-то знаете об этой истории? А что вы о ней знаете?
Винсент стушевался и подумал, что все же был не прав. Упомянуть Дюрана с его стороны в такой прекрасный момент было верхом глупости и неосторожности.
– Наверное, меньше, чем вы. – Адри нахмурился, и на его молодом красивом лице проступила тень вины. – Мне не следовало верить сплетням, которые выставляют вас во всей этой ситуации не в лучшем свете. Я не хотел обидеть вас.
– А вы полагаете, что обидели меня? – риторически спросил граф, поражаясь немыслимой наглости Адри. – Да нет, барон, вы меня совсем не обидели. Да мне нет никакого дела до того, что вы думаете обо мне! Мне вообще плевать на вас на пару с вашими фантазиями. Собирайте сплетни дальше, – Ферье развернулся и направился к Эмире, которая обо всем позабыв, уткнулась мордой в шею спокойного и ничего не возражающего ей Сафо. Но графа в силу скверного настроения подобная идиллия повергла в странную агрессию – он грубо ухватил Эмиру за поводья и дернул в сторону с такой решимостью, что конь барона испуганно захрапел, шарахнулся от них.
– Ах да, – между прочим, подметил граф, обиженно улыбаясь молчаливому Винсенту и приводя в порядок свои одежды, – принц Ботри рассказывает эту историю особенно хорошо, с подробностями и потрясающими красочными описаниями. Вам стоит как-нибудь об этом поболтать. Правда, мне не очень нравится, когда он называет меня подлым лицемером и убийцей-белоручкой, но ведь правда же... Да и вам не привыкать. И не утруждайтесь – не стоит менять обо мне мнение.
Адри смотрел на Сэйлина потрясенно – точно только сейчас увидел всю его боль и горечь, страх и ужас воспоминаний прошлого – такого же темного для него, как безлюдная зимняя ночь.
Ферье осекся, глубоко вздохнув, взял себя в руки и вдруг засмеялся, но это был горький смех, нервный, предательски тихий.
– Что произошло на самом деле? – Адри сделал попытку подойти к Ферье, но тот, едва заметив это, сразу вскочил в седло.
Граф немного наклонился вперед и с предостерегающей улыбкой ответил:
– А на самом деле... держитесь от меня подальше, барон. Вы мне противны.
Снова пришли: горечь и чувство обреченного острого одиночества. Адри молча смотрел, как Сэйлин развернул лошадь и направил Эмиру шагом в направлении дороги. Среди зелени полей они были похожи на видение – солнце играло крошечными бликами на бисере, рассыпанном по рукавам графского камзола, встречный ветер едва трепал золотые волосы Сэйлина, а шерсть Эмиры лоснилась орехово-рыжим приятным глазу оттенком.
Жаворонки звонко щебетали по округе, в траве стрекотали кузнечики и шелестел ветер.
Адри было жаль, что Ферье ни разу не обернулся, пусть и ждал, когда адъютант короля догонит его.
Тяжело вздохнув, Винсент поднял глаза к синему чистому небу, с которого на землю душной волной сползала жара.
– Что мне с ним делать? – тихо спросил он у кого-то незримого, постоял с минуту, но так и не получив ответа, сел на коня и поскакал вперед. Когда он поравнялся с Ферье, граф сухо сказал: "Догоняйте", а потом пустил Эмиру галопом во весь опор.
Больше не было радости и азарта в сердце Винсента. Обратная дорога, казалось, вымотала его окончательно – хотелось скорее закончить это глупое состязание, только поэтому Адри гнал Сафо к Тихому раю, не щадя ни себя ни его. Обскакать лошадь графа им, разумеется, не удалось, но ничего другого Винсент не ждал – он давно понял, что Эмира сильно превосходит Сафо в резвости и выносливости. Это Ферье была нужна победа, чтобы после донимать Адри его поражением еще три дня, проведенных в Тихом раю и день по возвращении в Летний дворец. Однако несмотря ни на что, расположение Филиппа Винсент не потерял – наоборот монарх стал проявлять к своему адъютанту еще больше участия и оказывать больше знаков внимания, а у Адри из головы не шла одна единственная фраза Ферье: "Вы мне противны". Это было самое худшее поражение в их противоборстве с королевским фаворитом, какое Винсент мог только представить. Хотелось думать, что Ферье сказал такое просто со злости – и эта мысль для Винсента стала к концу недели навязчивой настолько, что он потерял сон.
Во дворце шли приготовления к новому году, который в Онтэ и в королевствах Рафины отмечали первого сентября. Листья в лесах озолотились первыми тонкими вкраплениями желтизны, а в дворцовых парках клены запестрели редкими рыже-алыми пятнами. Наступила пора прохлады, приятных праздничных забот, сбора урожая и длинных ночей. Улицы Онтальи украсили последние осенние цветы и стяги с изображением двух лун – Тисы и Амиры, которые ровно в одиннадцать вечера сойдутся в небе друг с другом – более малая Тиса укроет большую Амиру своей тенью. На час они образуют в небе белый шар, окруженный по краю красным кольцом – и наступит первая ночь нового года. Древние часто принимали это явление за глаз богини Виты, считая, что раз в году она заглядывает в свой мир, чтобы поглотить черствые души и принести любовь. Но времена жертвоприношений грешников и старых предрассудков давно миновали, а схождение двух лун для людей стало просто красивым зрелищем, развлечением, точкой отсчета нового времени. До этого момента оставалось немногим больше суток, но люди уже выходили ночью на улицы, чтобы посмотреть, как близко Амира и Тиса приблизились друг к другу. Новогодняя ночь – ночь любви и исполнения желаний.
Винсент уже давно не верил в чудеса, да и в любви сомневался в последнее время слишком часто. Душевное одиночество мучило его сильнее, чем желания плоти. Лунный свет раздражал, а вся суматоха праздника травила разум скверными злыми мыслями. Сегодня Филипп отпустил Адри рано со службы, но вместо того, чтобы использовать время отдыха для прогулок или поездки к Морелу, Винсент заперся в своей спальне с бокалом дорогого вина, приказал Освальду убраться с глаз долой и загрустил. Около часа он задумчиво просидел в кресле у камина, потом попробовал почитать "Сказки древнего мира", но уже скоро потерпел в этом занятии сокрушительное фиаско. А в голове по-прежнему звучало: "Вы мне противны". Адри очень сожалел, что с Сэйлином тогда в полях вышло именно так – неправильно. Он чувствовал, что неправильно. В трагической смерти виконта Этьена Дюрана все винили Ферье – все знали, что именно граф попросил короля повесить того, кто был влюблен в Сэйлина без памяти. "Какая чудовищная жестокость!" – повторял себе Винсент и не понимал, почему не может пересилить в себе чувство острой вины перед Ферье.
Где-то позади за спинкой кресла, в котором сидел Адри, скрипнула дверь – короткий щелчок замка подсказал Винсенту, что незваный визитер намерен остаться.
– Я же сказал вам не приходить сегодня, Освальд, – проворчал Адри, оборачиваясь к дверям и замер.
Ферье смотрел на него пристально, но с долей мерзкого неприятного высокомерия.
– Я не займу у вас много времени, барон. – Граф неторопливо прошелся по комнате, лениво осматривая ее содержимое, словно был здесь впервые. У постели он задержался чуть дольше, чем у окна, поморщился, а потом встал перед Адри, иронично разглядывая его расслабленную позу и полный нетронутый бокал вина в руках. – Вы рано начали отмечать, а бал только завтра. Его величество не одобрит, если вы не придете на праздник по причине пьяного загула.
Винсент со вздохом откинулся на спинку кресла, не сводя с красивого лица Ферье тоскливого взгляда.
– Вы пришли смеяться надо мной, граф? – Он печально улыбнулся, приветствуя желание фаворита короля серебряным бокалом, а после поднеся его к губам. Адри выпил вино залпом до дна, и с трудом сглотнув, прямо взглянул в удивленные голубые и такие любимые глаза Сэйлина. – В каких грубых выражениях. Вы не стесняетесь. Что ж, я это заслужил.
– Вы заслужили много больше моей откровенности и худшего отношения, – почему-то разозлился Ферье, сжимая какую-то маленькую веревку в кулаке.
Когда Винсент разглядел ее, из его головы разом выветрился весь хмель – это был тот самый атласный шнур, который он потерял в полях. А если так, то выходило, что все это время граф хранил его у себя, держал в руках, носил за рукавом, а может быть за пазухой. Или даже прятал под подушкой.
– Зачем я пришел? Ах да, – Ферье небрежно швырнул шнурок в грудь Адри, – хотел вернуть вам это, – сказал он ядовито, и резко повернувшись на каблуках, зашагал к двери.
– Я люблю вас! – Ничего не понимая, Винсент вскочил на ноги. Комната перед глазами на миг качнулась и поплыла в слабом тумане от крепкого красного вина. Образ его идола и божества, разодетого в светло-бежевые одежды с россыпью алмазов по вороту и краям камзола, словно неуловимо ускользал от него в темноту, и Адри знал и боялся, что если это случится, между ними навсегда поселится ненависть.
Ферье остановился.
– Я больше не могу так, – Винсент готов был на коленях просить прощения, плакать, сделать что угодно, лишь бы его выслушали, но глаза оставались сухими, и только сердце трепыхалось в груди, точно раненая, изнывающая от боли птица в ветвях терновника. Серебряный бокал выскользнул из ослабевших рук и глухо упал на ковер. – Не уходите. Позвольте мне все исправить. Я давно и безнадежно люблю вас.
