Текст книги "Игры короля Филиппа (СИ)"
Автор книги: Elair
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 19 страниц)
– Вы уснули, Винсент?
Адри открыл глаза, и немного щурясь от слепящего солнца, взглянул на Филиппа.
– Простите, ваше величество, – сказал он чересчур ласково, – я утомился, но через час буду в порядке.
– Будьте в порядке к вечеру. – Король коснулся пальцами губ Винсента, и ему показалось, что Филипп вот-вот склонится над ним и поцелует уже не в шутку, а потом здесь же и возьмет – таким страстным был взгляд короля, и таким невозмутимым его лицо. – Волка я вам возвращаю – делайте с ним то, что сочтете нужным. А от вас я хочу получить совсем иной подарок.
Адри вздрогнул от этих слов, сел прямо и, почувствовав, как его щеки полыхают от смущения, обвел взглядом присутствующих. Господи, они все, все смотрели на него с многозначительными улыбками. О да, король получит от Адри сегодня свой подарок, и даже намерен взять больше, чем Винсент способен дать – наверняка заставит смотреть себе в глаза, пока будет вминать его молодое и горячее тело в постель своим.
Ферье поднялся и отошел к стреноженным лошадям.
– Если позволите, я бы хотел отвезти волка в Тихий Рай. – Адри обернулся через плечо.
Филипп смотрел на него, изумленно приподняв брови и, в конце концов, проникся чем-то вроде понимания.
– Это ваше право, – сказал он, поцеловал Адри в губы и отпустил ровно до четырех часов вечера.
Две четверти часа Адри гнал Каро по лесной песчаной дороге, петлявшей среди высоких подтянутых сосен – гнал во весь опор, и лишь ощутив, как мучительная тоска отпускает его сердце, остановился. Волк, привязанный к луке седла, немного приподнял голову – в уголках глаз скопилась коричневая слизь, кровь бурыми сосульками местами слепила шерсть, а дыхание было напряженным и хриплым. Винсент погладил несчастное животное по загривку и матерый утробно рыкнул – так слабо, что Адри скорее почувствовал это ладонью, чем услышал.
Он спешился, снял добычу и отнес в густой ельник, уложив в ломкий белый мох, развязал лапы, освободил от струнки морду – и тут же волк попытался его укусить. Попытался, но даже на рывок ему не хватило сил – ему оставалось лишь лежать, слабо рычать и скалить зубы.
Винсент потрепал беднягу за ухом, а потом вернулся к Каро, легко поднялся в седло, постоял некоторое время, всматриваясь туда, где под елками оставил раненое животное.
Волк отлежался немного, поднял голову и взглянул прямо на Адри, раскачиваясь, попытался встать, но тут же обессилено упал брюхом на землю. Винсент не знал наверняка, но отчего-то подумал, что теперь с ним будет все в порядке.
Развернув Каро, Адри неторопливо поскакал назад, однако решил, что еще около часа не вернется на берег реки Марсаль, а попытается просто побыть один. Беззаботное щебетание птиц успокаивало его так же, как и шелест деревьев, и казалось, что в жизни не было ни Филиппа, ни Летнего дворца, ни Ботри на пару с послом Мирданом, ни Морела. Был только Ферье – всегда был только один он, с его вечными тайнами и странностями, с его холодностью, жестокостью и этими редкими приступами удивительной нежности. Адри улыбнулся своей наивности: все же он – безнадежно влюбленный дурак, если вопреки всему помнит то единственное хорошее, что было между ними. Винсент позволил себе маленькую слабость – мечту о том, что когда-нибудь в далеком будущем, они с Ферье снова будут целоваться лежа в полевой траве, только Ферье не нужно будет ни за что просить прощения, а Адри никогда больше не позволит себе горьких неосторожных слов.
Его мысли прервали странные приглушенные крики – где-то недалеко слышались голоса мужчин и ребенка.
Винсент остановился, прислушался.
– Отпустите! – жалобно разнеслось над лесом, и этот голос не принадлежал взрослому, кроме того, Адри отчетливо услышал детский плач.
Не раздумывая, он направил коня на звук и, судя по тому, что голоса становились ближе, не ошибся в направлении. Он обнаружил их в еловом логе – двух городских стражников и совсем юного тощего мальчонку с накинутым на голову мешком, по пестрой одежде в нем было легко узнать цыгана. Руки мальчика были связаны впереди, он плакал и умолял своих мучителей отпустить его, но стражники только гоготали громче и нарочно волокли свою жертву по ямкам и корягам. Мужчины так увлеклись, что даже не заметили всадника, стоявшего в еловом сумраке на пригорке и внимательно наблюдавшего за ними.
Мальчишка упал, ударился ногой о старое бревно и вскрикнул.
– А ну вставай, щенок! – Один из стражников – худой и спившийся, вздернул ребенка за шиворот, поставил на ноги, потом ударил ребром ладони по хребту с такой силой, что мальчик упал на колени. – Сейчас мы отучим тебя воровать у честных людей, маленькая шлюха.
Адри не стал дожидаться, что будет дальше – он догадывался, зачем двое мужчин затащили мальчишку в лес. Винсент вывел коня на свет и строго спросил:
– Что тут происходит?
Стражники замерли и одновременно уставились на него. Пока они изумленно моргали, оценивая коня и богатые одежды незнакомца, а так же какие у них будут неприятности в случае конфликта со знатью, которая в Адри угадывалась без труда, сам Винсент думал о другом: у него не было с собой никакого оружия, кроме охотничьего ножа. Против двух острых алебард это был смешной и слабый аргумент. К счастью стражники оказались умнее и, видимо, побоялись связываться с человеком, разодетым как истинный король.
Мальчишка все еще лежал у их ног, дрожал и тихо всхлипывал.
– Этот мальчик – вор, ваша милость, – сказал другой, более молодой стражник, но лицо у него было хитрым и неприятным, как у ободранной лисицы. Сам наверняка подворовывал при случае. – Он украл лепешку у пекаря.
Такое мелкое нелепое обвинение покоробило Адри, ему даже было не смешно.
– Разве такие дела не должен рассматривать городской суд? – холодно спросил он.
Стражи переглянулись, ответили, что именно туда ведут воришку, и Винсент понял, что эти двое извращенцев вовсе не собираются просто так расставаться со своей добычей.
– Я не виноват! – крикнул мальчик, и стражник – тот, что постарше, раздосадовано пнул его по боку.
– А ну заткнись, мелюзга, – прошипел он тихо, но Адри услышал.
Пора было прекратить все это.
– Я выкуплю его, – сказал Винсент, направив Каро вперед. Он подумал, что неплохо было бы попробовать решить дело миром. – Сколько вы хотите?
Мужчины переглянулись, и по жадному блеску в их глазах Адри понял, что сделка состоится.
– Ну, мы не знаем, – протянул молодой. – Пекарю за булку бы вернуть и за моральные потрясения приплатить бы. И наше молчание тоже не дешево обойдется и...
– Три золотых устроит?
Старший стражник аж подпрыгнул от радости, но тут же притих под пристальным взглядом своего приятеля-проныры, который, видимо, знал толк в подобных торгах и дешево не отдавал то, что считал своим.
– Мы хотим двадцать на двоих.
Адри присвистнул. Грабеж средь бела дня! В другой раз он бы с азартом поторговался, но мальчишка совсем продрог лежа на земле и был так измучен, что даже всхлипывал с трудом.
Винсент снял кошелек с пояса, отсчитал двадцать золотых и отдал молодому стражнику.
– А теперь пошли вон отсюда.
На радостях стражники даже не обратили внимания на грубый тон Винсента и, прихватив деньги, быстро затерялись среди елок и сосен.
Адри спрыгнул на землю, подошел к мальчику, присев на корточки осторожно коснулся плеча. Цыганенок вздрогнул.
– Не бойся. Все в порядке. Я не обижу, – сказал Винсент, снимая с головы своего приобретения грязную рваную мешковину. Снял, да так и обмер. – Танар?
Мальчик из-под спутанных кудрей бросил на Адри гневный взгляд, потом резко сел и стал озлобленно срывать зубами веревки с рук.
– Вот это сюрприз! – воскликнул Винсент и попытался убрать сбившуюся челку со лба Танара, но тот отпрянул с таким норовом, что Адри невольно подумал: неужели он боится даже меня? Неужели эти двое сделали с ним что-то неприличное?
– Танар, все в порядке. Это же я, Винсент... Ты что, не узнаешь меня?
– Узнал, – проворчал мальчишка, судорожно переводя дыхание и выпутываясь из веревок. Он выглядел маленьким и жалким, совсем исхудал, но был все тем же чертенком, правда, взгляд теперь у него был затравленный, волчий, а не открытый и добрый, как раньше.
– Они не сделали с тобой ничего плохого? – серьезно спросил Адри, и мальчик прекрасно понял, что он имел в виду, они оба поняли.
– Сделали, – хмуро глядя перед собой, Танар судорожно растирал тонкие посиневшие запястья, и хотя он уже не всхлипывал, по его перепачканным грязью щекам прозрачными каплями бежали слезы, голос надрывно дрожал: – Когда Рене умер, нас всех выгнали из Ашайре. Половину отправили в тюрьмы, кого-то убили, кого-то покалечили... Они Барку убили... Он же добрый, он же даже защититься не мог. Его-то за что?
– Кто это сделал?
– Стражники, – Танар рукавом упрямо стер с лица слезы и этим только больше размазал грязь по щекам. – Эти мелкие трусливые твари пришли нас грабить... Крестьян не тронули, а нас... Мы для них не люди, мы – мусор и воры... Я вырасту и убью их всех. Убью. Убью. Убью, – он повторял это, как заведенный, сжимая тонкие пальцы в кулаки, дрожал точно заблудившийся щенок, и лишь когда Адри осторожно обнял его за плечи, Танар вдруг смиренно прижался к нему, спрятал лицо на груди и, наконец, затих.
Они просидели так довольно долго, пока дрожь Танара не прошла, и он не согрелся в крепких объятиях своего спасителя. Адри положил подбородок на макушку мальчика и, разглядывая высокую стать деревьев, тянувшихся к солнцу, думал о том, что мир, в котором такое происходит с детьми, неправилен. Так не должно быть. Одно насилие всегда влечет за собой другое, и зло, коснувшееся ума ребенка, породит только другое – еще большее зло. Танар не заслуживал такой судьбы. Никто не заслуживал.
– Ты совсем один остался? – Адри осторожно отстранил Танара от себя.
Мальчик кивнул, виновато опустил глаза – теперь, когда безумие освободило его, ему было стыдно за слабость, стыдно за то, что взрослые поступают с детьми жестоко, унижая и обижая тех, кто в силу возраста не в состоянии защитить себя сам.
Адри отвез Танара в Тихий рай и уговорил остаться у него насовсем, разумеется, при условии, что тот не будет воровать с кухни серебряную посуду и сбывать ее ростовщикам по дешевке. В тот миг Танар даже смущенно улыбнулся ему. За время, проведенное в Ашайре, цыганенок все-таки успел привыкнуть к оседлому образу жизни, и его совсем не тянуло бродяжничать на жестокие улицы города, где любой может схватить и покалечить. Мальчика умыли, переодели, сытно накормили. Редмод выделил ему весьма скромную комнатку – в таких комнатах для прислуги, обычно, не было ничего лишнего; кровать, комод и табуретка возле решетчатого деревянного окна, но Танар был рад этому настолько, что едва снова не расплакался.
К своему сожалению, Адри не мог остаться с мальчиком дольше – Винсент и без того задержался в Тихом рае сверх дозволенного времени. Теперь, чтобы вернуться в свои охотничьи владения на реке Марсаль к назначенному королем сроку, ему пришлось нещадно гнать Каро во весь опор, подбадривать криками и не бояться загнать своего любимого ахалтекинца до пены.
Солнце коснулось верхушек деревьев, время близилось к четырем часам, и у Адри появился повод нервничать. Если он не успеет вовремя, Филипп наверняка рассердится. Два или три раза некоторые участки пути Винсент срезал через лес и этим делал все, что мог.
Впереди показался сильный уклон – Адри слегка придержал коня и вдруг услышал далеко за спиной топот другой лошади, а затем знакомый голос Ферье:
– Торопитесь подарить себя Филиппу?! – крикнул он, нагоняя барона. – Напрасно спешите! Король травит оленя!
Адри осадил измученного Каро и наконец, увидел Сэйлина. Эмира под ним нетерпеливо топтала песок, все еще не успокоившись после погони.
– Вы что, не слышали, как я вам кричал? – недовольно спросил Ферье, но Адри сейчас думал только о том, как спрыгнуть с коня, стащить графа на землю и зацеловать пусть даже насильно. Эти странные душевные порывы, такие несвойственные для его доброй открытой натуры, с некоторых пор пугали его самого. Он хотел поддаться этому безумию и в то же время Винсентом владел горький стыд за то, что он позволял королю целовать себя на глазах Сэйлина. А впрочем, графу должно быть все равно.
– Как давно вы за мной скачете?
– Уже с четверть мили. Ваш конь много резвее Сафо, я этого не учел, когда вы промчались вихрем и не заметили меня за кустами ивы. Я не особо торопился догонять вас, кликнул только, но вы не соизволили остановиться. Поэтому пришлось снова устраивать скачки. Меня начинают утомлять ваши нездоровые пристрастия к беготне.
Адри перевел дух.
– Я не слышал, – с чувством собственной правоты признался он, отметив про себя, что сейчас Ферье необычно хмур и серьезен.
– Давайте по дороге поговорим, – предложил граф, пуская Эмиру рысью.
Каро тронулся с места только, когда Винсент дважды пихнул его пятками в бока.
– Вы хотели остаться со мной наедине, чтобы только поговорить? – пошутил Винсент, и ответ отразился на красивом лице графа насмешливой гримасой.
– А у вас все одно на уме, Адри, – подытожил он и, как не прискорбно было это признавать самому Винсенту, был прав. – По-прежнему хотите, чтобы я бросился вам на шею, тая от любви.
Адри и не надеялся, а потому неопределенно пожал плечами.
– Почему вы сказали королю, что не водили дружбу с покойным ныне маркизом Морелом? – продолжал Ферье. – Вы же солгали. Вы что, держите Филиппа за идиота? Полагаете, что король ничего не знает о ваших химических экспериментах? Вы хотя бы иногда пытаетесь думать, что говорите?
– Я сказал то, что счел нужным сказать, – Адри нахмурился и приподнялся в седле, чтобы размять уставшие мышцы ног и дать Каро небольшой отдых. Он вдруг отчетливо осознал, что сейчас ведет себя и говорит в точности, как Рене при их первой встрече. – Откуда вам известно о моем разговоре с королем?
– Как же вы наивны, – фыркнул Ферье, ускоряясь. Он бросил встревоженный взгляд направо и назад, чтобы убедится, что их с бароном никто не видит. – У меня иногда складывается впечатление, что вы нарочно прикидываетесь таким, когда хотите лгать, но не в состоянии придумать, как это сделать. Это двор, Адри, там все про всех все знают.
– О да, похоже на то.
– Похоже, – эхом повторил граф как-то уж слишком издевательски. – Обманывать Филиппа глупое и неосторожное занятие – он видит людей насквозь. Голову в пасть льва надо умеючи совать. Я-то знаю, как это делать, а вы совсем не умеете, и я честно не понимаю, каким чудом король до сих пор не узнал о наших встречах.
– Может быть благодаря вашим вечным нападкам на меня, граф? – беззлобно улыбнулся Адри. – Кстати, эти ваши приступы раздражения – какие из них настоящие, а какие разыгранный вами спектакль? Вы, то лед, то огонь. Я до сих пор не знаю, чего от вас ожидать, а ваши мысли для меня по-прежнему темны, Ферье. Утром вы были куда ласковее со мной.
– Я не намерен обсуждать наши с вами отношения, Адри, тем более что тут нечего обсуждать. Хоть раз в жизни перестаньте думать о моей заднице и займитесь своей. Вы же были учеником Морела. Я видел у вас в комнате его шифрованный учебник.
– Дался вам этот Морел, Ферье. И с чего вы взяли, что это его учебник? – всполошился Винсент и тут же догадался: возможно, что Рене брал его с собой в тот вечер, когда Сэйлина вытащили из камеры пыток.
– Я знаю и все.
– Вы сказали об этом королю?
– Нет, но мог бы, и даже думаю, что это необходимо сделать. Однако я дам вам шанс сказать Филиппу правду самому. Он, конечно, не будет в восторге от вашего поступка, но поластитесь к нему, и кто знает, вдруг он вас простит.
– Вы снова издеваетесь надо мной, Ферье, – сказал Адри раздраженно. – Придержите лошадь – впереди ямы.
– Если бы я хотел над вами поиздеваться, Адри, я бы придумал что-нибудь поинтереснее, чем разыскивать вас по лесу, рискуя пробудить любопытство Филиппа. Мы с вами подозрительно часто оказываемся в одно время и в одном месте. Возможно, вам надоело жить, а мне нет. – Сэйлин направил Эмиру через сосновый бор, вняв совету Винсента по-своему; дороги в этих местах были такими, что если гнать коня в вечерних сумерках, то наверняка убьешься вместе с лошадью. Днем же было куда проще – просторные сосновые боры давали хороший обзор и возможность маневрировать между рыжими стволами. – Король знает, что вы солгали ему о Мореле, – продолжал Ферье, стараясь держать свою лошадь вровень с Каро. – А одна плохая ложь ведет к желанию поискать еще одну. Скажите королю, что вы ученик Морела.
– Нет. Я дал слово маркизу, что никогда не открою его тайн при дворе. Я не скажу ничего Филиппу.
– Даже если от этого будет зависеть ваша жизнь?
– Даже так.
– Тогда это сделаю я, – пылко заверил Сэйлин, наградив Винсента вызывающим взглядом.
– В этом случае, – просто сказал Винсент, – я буду все отрицать.
Они снова оказались на ровной широкой песчаной дороге, и до реки отсюда уже было совсем не далеко. Ферье сжимал поводья в руках слишком сильно – это означало только одно: Сэйлин зол, взволнован и чем-то обеспокоен.
– Вы не наблюдательны на свою беду. Начинайте анализировать уже, наконец, то, что происходит вокруг вас, – сказал – и все равно, что назвал Адри дураком или недотепой.
– Я не понимаю, к чему вы затеяли весь этот разговор, – насупился Винсент. Он действительно не понимал, с чего вдруг Ферье так сильно разволновался из-за Морела, почему требует открыть королю то, что Адри дал клятву сохранить в тайне.
– Вы хотите, чтобы я был с вами откровенен, барон?
– Было бы неплохо. Хотя бы иногда.
– Любая откровенность при дворе – дурной тон, Адри. Неужели вы считаете меня настолько падшим? Негодным, я бы сказал. Вы хотите оскорбить меня? – эти слова были произнесены с такой обидной издевкой, что Адри не выдержал.
– Почему вы вечно все передергиваете наизнанку?! Какого черта все мои слова, какой бы смысл они не несли, принимаются вами, как оскорбление вашей личности?! Вы все время говорите загадками, и я не понимаю, чего вы добиваетесь, граф!
– А вы начинайте! – Ферье осадил коня и зло уставился на Адри, крича на него, как на провинившегося слугу. – Начинайте хоть немного понимать и думать о том, что твориться вокруг вас! А еще, было бы неплохо, если бы вы, хотя бы изредка задумывались над тем положением, в котором оказались! Я понимаю, что при дворе вы – человек новый и не знаете здешних нравов, но в последнее время я все больше убеждаюсь, что вы – тупой, наивный, редкостный идиот! Господи, – в глазах Ферье на миг отразилась какая-то пугающая, не человеческая мука, словно его сердце разрывалось надвое, – какой же вы идиот! Такие люди, как вы обычно видят недалеко, а живут недолго – это вам в виде подсказки!
Сэйлин развернул коня и, не слушая окрика Адри, отчаянно погнал Эмиру в направлении реки.
Винсент, обескураженный этой странной вспышкой гнева, просто смотрел вслед Ферье до тех пор, пока тот не скрылся за деревьями. Их нелепая ссора действительно заставила барона задуматься над истинными мотивами просьбы Сэйлина. Винсент знал, что если он объявит себя учеником Морела и докажет свои знания на деле – он займет его место и нарушит слово данное маркизу. А если не докажет, еще неизвестно каких бед навлечет этим на себя. Адри не мог так поступить хотя бы потому, что не знал всей степени риска и его последствий. Кроме того, он дал покойному Морелу слово, слово дворянина и, как бы ни хотел пойти поперек своих принципов – не мог. Он не нарушал слов даже данных самому себе в мыслях, а таких тем более, и Ферье этого не понимал, не хотел понимать и не собирался. Однако граф определенно пытался о чем-то предупредить Винсента, об угрозе, которую Адри не мог разглядеть, как не крути: он стал любовником короля и Филипп был к нему благосклонен, даже чересчур, Ботри его обожал, а единственной опасностью для Винсента в Летнем дворце был сам Сэйлин. Ну не глупо ли предупреждать опасности о самой себе? Впрочем, от Ферье можно было ожидать даже более невероятных вещей! И дался же ему этот учебник Морела.
Когда Винсент предстал перед Филиппом, король не стал отчитывать его за опоздание, но негласное наказание, которое понес Адри за свою безответственность, понравилось фавориту короля еще меньше, чем могли бы понравиться болезненные упреки и откровенная брань. Винсент провел эту ночь в постели монарха и преимущественно под самим монархом. Когда Филипп приказал барону явиться к себе в спальню, Винсент слабо надеялся, что все закончится скоро. Король встретил его на пороге, улыбнулся ему, сделал комплимент касательно его синего нового камзола с аметистовыми пуговицами, потом они выпили вина, лениво обсуждая охоту и добытые трофеи, немного посмеялись над Ботри. За всем этим Адри уже было забыл, что делают в королевской спальне Эдуарда второго с такими, как он. Его призрачные надежды оказались так же ненадежны, как камзол, рубаха и штаны – их Филипп стянул с Адри нетерпеливо и слишком ловко. Когда Винсент остался полностью голым, король долго тискал его, хватая то за ягодицы, то за яйца – пошло, как в борделе. Так что Адри был даже рад, когда его приперли к стене жарким сильным телом, подхватили одну ногу под коленом и поимели в таком положении долго и сладостно. В ту ночь Винсент один раз постоял на коленях, полежал на животе в мягкой разворошенной постели, пряно пахнущей сексом, дважды ублажил короля ртом, а вдобавок ко всему оказался на спине. Последний раз стал для него самым плохим – Филипп сильным приказным тоном просто заставил Адри смотреть ему в глаза, и чем больше король читал в них о нелюбви своего бывшего адъютанта, тем сильнее и резче двигался в нем, точно бы злясь. Филипп закинул ноги Винсента себе на плечи – вспотевший, яростный, ненасытный – и так вошел в раж, что Адри впервые в жизни кричал от боли. Ему стало противно, но он, зажатый между Филиппом и постелью, не смел даже сопротивляться, только терпел, захлебывался криком и вздрагивал от каждого жестокого толчка, точно от удара плети. Нетрудно было понять причины, побудившие короля поступить так грубо: Филипп, как и любой другой мужчина, хотел быть если не любимым, то хотя бы желанным. Он возвышал Адри, осыпал его дорогими подарками, был терпеливым и ласковым с ним, но увидев, что ничего не добился, почувствовал себя отвергнутым. Видимо нельзя занять вновь уже занятое сердце, не завоевать никакими бриллиантами и замками, не заставить властью и уговорами! Винсент сильно пожалел, что не смог пересилить себя и притвориться обезумившим от счастья. Утром его задний проход болезненно пульсировал и никак не мог сжаться до своего обычного размера. Сразу после этого соития Филипп заявил, что раз Винсенту было больно, то это просто не его поза, и они больше никогда не будут так делать. Говоря все это ласковым тоном, король, извиняясь, целовал лицо и плечи Адри, гладил его влажное от пота тело, нежил кончиками пальцев и тыльной стороной ладони его разгоряченную любовью кожу. И Винсент почти поверил, что вся грубость короля действительно просто случайность, а потом он забыл об этом, уснул крепко-крепко, глубоко и без грез о Сэйлине Ферье. В этом блаженном забытьи Винсент пробыл до самого вечера.
А вечером состоялся большой бал; гостей приехало столько, что в огромной главной бело-пурпурной зале яблоку негде было упасть. Некоторые прибыли даже из далеких глухих городов из-за Ассирийских гор. Адри без труда выделял этих людей из общей массы – взгляды их были рассеяны, держались они, как правило, тесным кругом собственного семейства и льстиво улыбались всем, кто был хоть чуточку разодет богаче, чем они сами. А на самого Винсента с любопытством смотрели все и даже не скрывали восторга в глазах – и Адри пришлось признать, что его портной недаром ел свой хлеб придворного закройщика. Камзол из редкой золотисто-медной плотной ткани сидел на фигуре, точно литой, а черный жилет и ослепительно белые накрахмаленные кружева делали Винсента похожим на шикарную дорогую куклу – и каждый в этом зале любовался им.
– О, Винсент, вы божественны! – воскликнул Ботри, едва завидев его у входа, и положив по-дружески ладони на его плечи, окинул восхищенным взглядом. – Вы так красивы, что я подумываю: а не женить ли вас на моей дочери?!
– Боюсь, что ее высочество принцесса Жюстин не оценит всей прелести вашей идеи. Принцессу – замуж за барона, пусть даже очень красивого, выдавать неприлично, – с улыбкой ответил Адри, и принц рассмеялся в голос.
– Ох, боюсь, вы правы. Что ж, придется попросить короля произвести вас в титул виконта.
Смеясь и шутя, Винсент вместе с Ботри вошел в залу, вытянув шею, бегло пробежал взглядом по головам. Здесь было шумно, и играла превеселая легкая музыка.
– Вы не видели Ферье, ваше высочество? – спросил Адри, намеренно придав своему голосу ленной брезгливости.
– Видел, – просто ответил принц. – Он сегодня тоже пришел. Правда, у графа столь скверное настроение, что к нему лучше не лезть.
– Понимаю, – фыркнул Винсент, до конца играя свою роль врага и соперника. Он отчего-то беспокоился о Сэйлине, и на душе было необычно тревожно. Сегодня все казалось каким-то ненастоящим, будто коснись рукой до любой вещи, до любого человека и они тут же обратятся мелкой серебряной пылью и ее унесет потоком теплого ветерка, влетающего в приоткрытые окна. А вдруг с Ферье это уже произошло? Винсент мысленно укорил себя за свои глупые детские страхи.
– Я слышал, что в Тихий рай вместо волка вы привезли цыгана, барон? – ненавязчиво поинтересовался Ботри, снисходительно раскланиваясь направо и налево с фальшивой любезной улыбкой, от которой придворные так же фальшиво считали себя польщенными. Он направлялся к тронному постаменту, на котором черным прямоугольником возвышалось пустое резное кресло короля, и Винсент следовал за принцем.
– Вы хорошо осведомлены, но не совсем, это мальчишка из оседлых цыган, из мореловских.
– Хм, наслышан я об этом чуде, – размышляя, ответил принц и почти невесомо взял Винсента под локоть – это прикосновение было незатейливым, не несло в своей сути ни похоти, ни подвоха – и как же это было хорошо! – Говорят, что маркиз Рене Морел умер. Это так, Винсент?
– Боюсь, что да, ваше высочество, – сказал Адри. Он помнил о просьбе короля, но зачем скрывать то, что и так всем известно.
– Какое горе, – сокрушение принца было почти искренним, но совсем недолгим. – Бедняга Морел. Его род прервался, а дворовый сброд разогнала городская стража.
– Вы знаете? – изумился Винсент и едва не споткнулся о ступеньки постамента. – Зачем городской страже грабить и убивать простых людей? Это беззаконие чистой воды, я не думаю, что король...
Усмешка Ботри заставила Винсента прервать свои пылкие либеральные речи, и он вдруг понял, что Юстиан сейчас как никогда видит в нем отражение Жюльена Адри, его отца.
– Ах, дорогой мой, барон, – принц помотал головой, и голос его был таким сочувствующим, точно иметь сердце в Онтэ было преступлением, за которое карали смертью, – король прекрасно осведомлен, что солдаты иногда совершают набеги на цыганские стоянки. Ну что в этом плохого? Они же не трогают крестьян, купцов, простых горожан... Вы видели этих цыган, Адри? Грязные, необразованные, вульгарные существа, ползающие по помойкам и танцующие голыми на площадях. У меня в псарне борзые более воспитаны лучше, чем эти чумазые несносные воры.
– Ваши слова очень жестоки, принц, – хмуро ответил Винсент, глядя в зал. Ему было горько от того, что говорил Ботри, и еще горше было думать, что Филипп не считает нужным положить конец подобным бесчинствам. Адри вспомнил юродивого Барку, Танара – доброго, смешного, такого отзывчивого до любой ласки, вспомнил, каким озлобленным и пугливым он стал теперь, и совсем пал духом. Человеческая черствость порою не знает границ, принимает формы более омерзительные, чем невежество или неряшливость. Цыгане не по своей воле такие, просто они не знают, что бывает иначе, что можно пахать, сеять, учить детей грамоте. А принцы и короли знают, знают и ничего не хотят менять – и им это не делает чести ни как правителям, ни тем более как людям.
Ботри поморщился.
– Люди должны приносить пользу государству, должны работать и быть послушными. Цыгане – сброд, они абсолютно бесполезны и даже не понимают этого. Более того, от них неприятностей больше, чем от заполонивших Альторрийские бухты крыс. Чего ради король должен им покровительствовать?
– Если бы вы узнали поближе Танара, вы бы так не говорили.
– Если я правильно понимаю, речь идет о том мальчике, которого вы привезли вчера в свой замок? – Ботри изумленно приподнял густые брови, а потом улыбнулся по-доброму и слегка похлопал Винсента по плечу, как если бы был ему старшим братом или отцом. – Вы очень импонируете мне, Адри, даже со всеми вашими альтруистическими мнениями, но вы с такой теплотой говорите об этом мальчике, что я начинаю думать, будто он и вправду нравится вам. Не упоминайте о нем при короле, если не хотите неприятностей. Филипп ревнив и слабые противники его только раздражают, они ему безынтересны, а потому умирают быстро и неожиданно. Если вам дорога жизнь вашего цыганенка – прячьте его подальше и храните свои порывы в тайне.
Винсент ничего не ответил, только кивнул. Он не понимал, как можно говорить такие ужасные вещи с видом беззаботной доброты на лице. Доказывать принцу свою правоту было бесполезным занятием, но по большому счету, Ботри был прав: король ревнив и взывать о справедливости, защищая одного цыганского мальчика, не больше – не меньше опасно. Адри оставалось только смириться.
Юстиан заметил свою супругу среди гостей – она снова была в обществе Мирдана и, судя по счастливой белозубой улыбке, сияющей на выбеленном худом лице Марии, ей нравилось внимание посла.
Извинившись перед Адри за срочно возникшее дельце, принц покинул его общество и занялся своими семейными проблемами, а Винсент вздохнул с облегчением – наконец-то он мог побродить по залу в одиночестве и попробовать отыскать Сэйлина, чтобы при случае спросить, что на того нашло вчера? Свои угрозы рассказать королю об учебнике Морела, который Винсент хранил у себя, Ферье почему-то не выполнил, и это было странным. Увы, графа нигде не было – он точно сквозь землю провалился. Винсент дважды обошел залу, улыбаясь юным дамам, которые все как одна кокетливо поглядывали на него. Но он проходил мимо и ни с кем не начинал беседы.
