Текст книги "Игры короля Филиппа (СИ)"
Автор книги: Elair
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц)
– В которую вы наливали жидкость, когда я вошел? – уточнил Адри, в точности следуя указаниям Морела.
– Вы очень наблюдательны. Да, именно в нее, – голос маркиза звучал так довольно, что Винсент подумал: прямо как учитель на экзамене.
– Что будет, если у меня не получится, Рене?
– У вас получится. Не отвлекайтесь.
Жидкость в колбе от добавления порошка цветом стала похожей на охру и поначалу вскипела так, что едва не выплеснулась через горлышко и не попала Винсенту на лицо.
– Еще медленнее добавляйте. Малыми порциями, – посоветовал Морел.
Адри казалось, что все его нервы сейчас лопнут, словно перетянутые струны на лютне. Даже дыхание его замедлилось. Пальцы налились свинцовой тяжестью, а разум стал чист и свеж, точно родниковая вода – Винсент четко слышал, понимал и выполнял указания Морела. В какой-то момент дело пошло так легко, что Адри начал верить в успех предприятия. Его бросало то в жар, то в холод – через четверть часа он снял свой камзол, оставшись в одной белой рубахе, рукава которой из-за своей ширины здорово мешались Винсенту. Он закатал их по локоть. В носу стоял терпкий запах адониса и чего-то еще – едкого и тошнотворного.
Морел диктовал, что делать, уже почти не приглядывая за своим случайным ассистентом, когда же он закрыл книгу, то потребовал поднести к нему колбу с противоядием.
Обмотав горячий сосуд полотенцем, Адри принес Рене готовую смесь – тот вдохнул ее запах с задумчивым лицом, словно пробуя редкое блюдо, и вдруг расплылся в улыбке:
– Да у вас талант, барон, – сказал он без всякой лести.
Разумеется, Винсент с ним не согласился, во всяком случае, до тех пор, пока не проверит действие противоядия на деле...
Танар пришел в себя через двадцать минут – открыл черные глаза, поначалу совсем не узнавая маленькую комнатку с одной кроватью, приземистым каменным потолком, тускло освещенными факелами кирпичными стенами и стоящими у его постели людьми. Потом он узнал Рене и долго смотрел на молчаливого Винсента, иногда слабо и застенчиво улыбаясь ему. Через час вернувшийся с того света чертенок уже вовсю скакал вокруг взрослых и совал свой нос куда надо и куда не надо.
Когда все поднялись из подвала в замок, был уже поздний вечер – звездный, пахнущий свежими луговыми травами и дождевой водой. Винсенту хотелось жить и наслаждаться жизнью как никогда до этого, но он так сильно устал, что даже радоваться толком не мог, ни своему успеху в приготовлении противоядия, ни роскошному ужину, который подали для них с маркизом в вполне приличную столовую, ни прекрасному июльскому вечеру, очаровательному в своем теплом мягком колдовстве. Такие вечера – большая редкость. В детстве дети думают, что высокое звездное небо и желтый ласковый закат над лесом, тишь, в которой слышится размеренный стрекот цикад, пьянящий воздух, который хочется втягивать в себя бесконечно глубоко и долго, мир и благодать – все это приносят сказочные лесные феи с прекрасными фиолетовыми глазами и дивным голосом. Но на самом деле это лишь только смерть на время отступает в вежливом поклоне перед красотой жизни и перед ее вечной могучей жаждой созидать. Между Добром и Злом наступает перемирие. В такие вот тихие вечера в мире не происходит ничего.
Утром вторника Винсент собрался возвращаться в Летний дворец, однако Морел уговорил остаться у него до четверга – то ли затем, чтобы погостить, то ли снова заставить готовить снадобья. По правде сказать, маркиз действительно приболел сердцем и, вероятно, что умом тоже, потому что доверил "Сказки древнего мира" Адри не раздумывая, и даже рассказал ему о выдуманном им двадцать пять лет назад шифре. Произошло это в среду, за чашкой утреннего чая с лимоном и серыми булочками, приправленными сахарной пудрой.
– Не слишком ли вы мне доверяете, Рене? – поинтересовался Винсент, с удивлением обнаружив, что весьма неплохо справляется с чтением странного текста в первый раз, и отлично запомнил основные буквы и символы мореловского шифра.
– Разумеется, я должен взять с вас слово, что вы никому не откроете этой тайны, – фыркнул маркиз, – особенно никому при дворе. Обещайте мне.
И Адри пообещал – пообещал чересчур легко, помня, что после их последних споров у Морела прихватывало сердце. Ни о Ферье, ни о заговоре против Эдуарда Винсент предусмотрительно больше не спрашивал. Он был не слишком покладист в спорах, но покуда еще не хотел стать убийцей маркиза. Кроме того, спорить со стариками – бесполезное и пустое занятие, хотя бы от того, что о жизни те знают больше, а о чувствах меньше, словно постепенно с годами утрачивают способность ощущать, забывают свою молодость и пылкость. Забывчивость эта иногда пугает тех, кто только готовится переступить порог старости и все равно настигает их беспощадно, как голодный зверь.
Химия Морелов всерьез заинтересовала Адри – чем больше он разбирал тексты в "Сказках", тем сильнее ловил себя на мысли, что не прочь попробовать свои силы в этом мудреном деле. Горбун хитро улыбался, и оба они знали, что негласно Винсент стал учеником Морела, приемником его знаний и секретов. Дело оставалось только за практикой, но вся проблема упиралась в количество свободного от службы времени. Винсенту необходимо было возвращаться во дворец, к Филиппу, к Ферье, к реальности. И он, конечно, вернулся, не сказав королю ни слова о том, чем занимался, гостя в Ашайре.
В пятницу ровно в восемь утра Адри в сером расшитом белым бисером камзоле при шпаге со сдержанным достоинством вошел в кабинет монарха и, не замечая изумленного замешательства в глазах Филиппа, чеканно склонил голову.
– Что ж, я рад, что вы вернулись к службе так скоро, барон, – спокойно сказал Филипп, кивком разрешая Адри подойти. – Я ждал вас не раньше субботы. Как ваша меланхолия?
– Простите, мой король, за то, что она продлилась так долго, – Адри едва сдержал грустную улыбку. – Моя скорбь о матери пройдет не за три дня и даже не за год. Баронесса Адри не одобрила бы моей отрешенности от дел – она считала это свойством, не достойным настоящего мужчины. Поэтому я прошу вас, ваше величество, позволить мне приступить к своим обязанностям немедля.
Король взял со стола какой– то документ и, читая его про себя, ответил:
– Я доволен вашим решением. Да будет так. Кроме того, Ферье больше не потребуется заменять вас, – Филипп пристально и холодно взглянул в глаза своего адъютанта, без труда читая в них удивление. – Сегодня ночью тело вашей матери было привезено в столицу. К сожалению, ее останки не в том состоянии, чтобы вы могли смотреть на них, потому я распорядился поместить их в склеп на Леройском кладбище. Если вы хотите сегодня туда поехать, я вас отпущу.
Винсент с минуту смотрел в глаза монарха, ощущая слабость в ногах и ком в горле. Леройское кладбище – место, где предавали земле лучших из лучших, знать и особ королевской крови. Отец Адри, к скорбному огорчению его сына, не был удостоен такой чести.
Винсент ответил Филиппу тихо, но ровным мягким голосом:
– Возможно, позже. Я съезжу туда вечером, а сейчас я считаю своим долгом служить вам, ваше величество, и сочту это лучшей благодарностью за ваше содействие в похоронах моей матери.
Адри поклонился, краем глаза заметив, как король расплылся в довольной гордой улыбке – это могло бы польстить кому угодно, но только не Винсенту. Он принял расположение короля, как должное – с вежливостью и покорностью слуги.
Прошло две недели – точнее пролетели почти незаметно. Все это время Филипп вел усиленную переписку с Ботри, выматывая своего адъютанта поручениями так, что у того не оставалось сил даже на скорбь и хандру. Сэйлина Адри видел только изредка за обедом – и они почти не разговаривали друг с другом.
Утро понедельника началось, как обычно, с разбора корреспонденции, срочных указов и рассмотрения прошений. Филипп вольготно сидел в кресле за массивным рабочим столом, и сосредоточено читал письмо за письмом, подписывал некоторые приказы размашисто небрежно, после чего откладывал в сторону. Адри не очень понимал, как можно не запутаться в таком количестве всевозможных бумаг, но начинал привыкать к этим утренним рабочим часам. Он всегда стоял по правую руку от короля – Филипп мог в любой момент потребовать его услуг, когда необходимо было доставить депешу или отвезти письмо знатному вельможе. Впрочем, король еще ни разу не отправил Адри за пределы Онтальи и, отдавая барону поручения, всегда требовал его скорейшего возврата.
Сегодня им с Филиппом составил компанию Ферье – как всегда, в ослепительных расшитых мелкими алмазами одеждах он сидел на подоконнике распахнутого настежь окна и читал сборник сонетов Элейра. Теплый летний ветерок, наполненный благоуханием цветов, перебирал его золотые волосы, солнце нежило его спокойное красивое лицо, целовало изящные руки, и Адри, засмотревшийся на Ферье, тайно завидовал и солнцу, и ветру, что так безнаказанно могут касаться этого удивительно прекрасного создания. Сэйлина, на первый взгляд, совершенно не занимали ни политика, ни дела короля, ни тем более присутствие Адри в рабочем кабинете монарха. Ферье просто приходил и уходил, когда вздумается; бывало, что они с Филиппом обменивались утренним сухим приветствием, а потом совершенно не замечали друг друга, занимаясь каждый своим делом. Впрочем, на Винсента Ферье тоже не обращал внимания и теперь лишь изредка награждал того случайным, холодным и ничего не выражающим взглядом. Сегодня Адри не был удостоен даже этой малости. Охваченный безнадежностью и томной печалью он, находясь рядом с королем, осторожно любовался Ферье и чувствовал себя мелким воришкой. Он не имел никакого права хотеть фаворита Филиппа Эдуарда второго, но хотел – бесконтрольно, сильно, до дрожи, и в его груди каждый раз холодело от одной неосторожной мысли об этом.
Ферье перелистнул страницу, задумчиво посмотрел в окно. После он снова вернулся к чтению, а Адри за этот миг успел приметить слишком многое: движение его золотых ресниц, сосредоточенность взора и то, с каким мечтательным томлением он устремился вдаль, и как мягко приоткрылись розовые губы, и как четко пульсирует жилка на шее Ферье над краем жесткого накрахмаленного белого ворота сорочки.
– Барон Адри? – голос короля вырвал Винсента из его мечтаний – твердый и требовательный, но беззлобный. А Сэйлин даже не повернул головы в их сторону.
– Ваше величество?
Филипп заинтересованно взглянул на Винсента и, улыбнувшись, протянул ему бумагу, которую держал в руках.
– Читайте, барон. Вслух, пожалуйста.
Адри покорно взял из рук короля документ, мельком взглянул на Ферье, по-прежнему безразличного ко всему, кроме сонетов Элейра и, вздохнув, стал читать:
– Указ его величества короля Филиппа Эдуарда второго. Капитана королевской гвардии Лирона Крайса уроженца Ассирии за то, что он самовольно покинул казармы, повесить. Рождение сына не считать обстоятельством смягчающим и наказать Лирона Крайса по всей строгости закона.
Сердце в груди Адри кольнуло от жалости. Отвращение к злой судьбе, которое он испытал, напрочь лишило его самообладания. Он изумленно посмотрел на короля.
Филипп улыбался и молчал – выжидательно молчал, смакуя потрясение Адри и откровенно наслаждаясь им. Правая рука монарха свободно лежала на широком подлокотнике кресла, пальцы левой легко барабанили по поверхности стола, а глаза – эти серые стальные глаза – пристально разглядывали лицо Винсента.
Адри внутренне передернуло – он с надеждой посмотрел на Ферье, ожидая хоть какой-то поддержки, спасения от этого неприятного взгляда короля. Не дождался. Граф просто перелистнул еще одну страницу книги и, казалось, что даже щебетание птиц за окном он не слышит. Но он слышал – Адри знал это совершенно точно – слышал и улавливал каждое сказанное слово.
– Я вот думаю, – выразительно произнес Филипп, рассуждая вслух, – не слишком ли строго наказание для этого человека? Король обязан быть справедливым. Но справедливость – это, прежде всего закон, а закон нарушен. Мне совсем не по вкусу, что мои гвардейцы способны на такое самовольство. Скажите, Винсент, как бы вы поступили на месте этого человека?
Адри сглотнул и снова посмотрел в приказ и снова увидел это страшное – повесить.
Филипп терпеливо ждал, но теперь в его глазах появилась усмешка.
– Я не знаю. У этого человека родился сын, – робко проговорил Винсент. – Неужели это не может послужить ему оправданием?
– А это не имеет значения, барон. Я хочу, чтобы вы поняли меня правильно. Вы и граф Ферье.
Король, не оборачиваясь, хлопнул ладонью по столу и улыбнулся, когда за его спиной раздался ровный отстранённый голос его фаворита:
– Разумеется, ваше величество, барон отлично вас понимает. Правда не так хорошо, как я, но он старается.
Все это напомнило Адри какой-то нелепый фокус с дрессировкой собак – Ферье не потребовалось даже смотреть на короля, чтобы понять его. Неужели для того, чтобы расшевелить эту ледяную прекрасную скульптуру, Филиппу нужно было всего лишь хлопнуть рукой по столу? А Винсент со всей своей безответной любовью, со всей силой своего чувства и страстью своей израненной души, не в силах был заполучить один единственный взгляд, полный хотя бы сочувствия. На любовь он уже давно не рассчитывал – это было бы глупо.
– Тогда скажите мне, дорогой Ферье, – продолжал Филипп, отчего-то улыбаясь Адри, – что я должен сделать с этим человеком, опозорившим не только свое имя и честь, но и мою армию?
– То, что ваше величество сочтет нужным, – безразлично раздалось в ответ.
Улыбка короля стала шире.
– Вот видите, барон, какой жестокий человек наш граф Ферье. Слышите, Сэйлин, вы – чудовище.
– Как вам будет угодно, ваше величество.
Король с притворной досадой цокнул языком и забрал из рук Адри приказ, показательно порвал пополам и бросил обрывки на стол.
– Судьба этого человека в ваших руках, барон, – вкрадчиво сказал Филипп. – Вот как скажете – так и будет. Только учтите, мое мнение схоже с мнением Ферье.
Адри нервно сглотнул, не в силах разорвать зрительного контакта со своим королем и медля с ответом.
– Ну, так что, господин барон, помиловать мне этого нерадивого служаку или нет?
– Я... – Адри собрался духом и медленно заговорил, стараясь предать своему тону как можно больше учтивости. – Вина этого человека, безусловно, тяжкая, но я прошу вас, ваше величество, о милости и сострадании. Я умоляю дать свободу этому человеку и еще один шанс доказать вам свою преданность.
Глаза Филиппа на миг сузились – и вдруг он засмеялся с таким удовольствием, что Адри почувствовал себя идиотом.
– Да будет так! – Король со странной решимостью схватился за бумагу и перо, и быстро написал новый указ – указ о помиловании.
Винсент стоял ни жив, ни мертв и лишь с трудом перевел дыхание.
– Вы очаровательны, барон, и с каждым днем нравитесь мне все больше, – говорил Филипп между делом. – Вы только что спасли жизнь совершенно незнакомому человеку, рискуя своей. Браво! Браво!
Книга в руках Ферье захлопнулась слишком громко. Адри посмотрел на графа и замер – таким бледным и изумленным он его никогда не видел. А потом лицо Ферье вдруг сделалось жестоко-ледяным. Он слез с подоконника и, пройдя до стола, встал перед Филиппом с гордо поднятой головой.
– Ваше величество позволит мне уйти? – тихо спросил он, а король в ответ только безразлично махнул рукой и даже не взглянул на него.
Адри понял по взгляду Сэйлина, по его сжавшимся в кулаки рукам и поджатым губам, что подобное отношение со стороны Филиппа – страшное оскорбление для любовника короля, и что еще хуже, причиной унижения Ферье стал он – Винсент Адри. Ему захотелось сказать что-нибудь, объясниться хотя бы взглядом, но слишком поздно он открыл рот – за Ферье захлопнулась дверь. После Сэйлин не появился за ужином и неделю не показывал носа в покоях Филиппа.
Бремя службы без Ферье стало стократ тяжелее. Кроме того, Адри теперь сомневался, что попросив Филиппа о милости – сделал правильно. Эти сомнения были столь туманны и столь тяжелы, что Винсент просто не знал, что ему делать. Его принципы – ранее непоколебимые, его представления о чести и добре, о вселенских законах гуманности, о сострадании к ближнему, почти надломились всего лишь из-за одного обиженного взгляда фаворита короля. Впрочем, впервые ли такое происходило? Впервые ли Филипп унижал Сэйлина в его присутствии? Конечно, нет. Используя Адри, как марионетку, Филипп в этот раз попросту указал Ферье на то, что его власть над королем – это иллюзия, которую сам монарх может уничтожить в любой момент. О том, что Филипп возвышает Адри из банальной симпатии Винсенту даже в голову не приходило. Король осыпал его подарками, которые, по мнению барона, заслуживал Ферье – своей красотой, талантами, умом. Разве мог Винсент соперничать с ним хоть в чем-то из перечисленного? Петь он не умел, плести интриги при дворе за те пару месяцев, что провел в Онтальи, тоже не научился. А красота... Адри был реалистом и даже на миг не допускал мысли, что в чем-то лучше графа. Он не понимал происходящего и с каждым днем только сильнее терзался этим. И все же, если бы ему предложили выбор снова и ради Сэйлина он мог выбирать – казнить или миловать, он бы миловал. Не потому, что мало любил, а потому что знал: только сердце способное на милость способно любить с той же силой. Адри сам мог умереть за Ферье, отдать все, что у него есть – и бриллианты, и земли, и редких безумно дорогих лошадей! – за одну улыбку Сэйлина Винсент мог докатиться до самопожертвования, но он никогда не умел жертвовать другими. Похоже, что за это Ферье начнет презирать его еще больше.
С такими мыслями Адри ложился спать третью ночь подряд. Лежа в своей роскошной постели, закинув руки за голову и всматриваясь в темный прямоугольник балдахина, Винсент в который раз вспоминал тот дождливый вечер, когда стащил Ферье с перилл балкона. И он спрашивал себя, почему Сэйлин оказался там? Что толкнуло его взобраться босыми ногами на скользкий гранит? Что? Неужели он так любит Филиппа, что не может без него жить? Но ведь тогда Адри еще не стоял между ними. Боги, да он вообще не хотел переходить графу дорогу ни в чем – только видеть его – и всего-то! И как же он теперь наказан одиночеством за это маленькое желание! Даже сны его были тяжелы. То ему грезились мрачные душные тюрьмы, то пиратские гафельные шхуны, фрегаты с отертыми бортами и черными флагами, украшенными белыми гербами капитанов, то повешенные на дворцовых кованых воротах люди. Сегодня Адри снились далекие дикие острова – он бродил по их песчаным, омытым теплыми океанскими волнами берегам, карабкался по горным склонам, поросшим лесами и, приложив руку ребром к губам, звал Ферье. Но Сэйлина нигде не было, и Винсент боялся, что его сожрали дикие звери или убили пираты.
Что-то тихонько подтолкнуло Адри в бок, а потом, шепотом ругаясь, ткнулось горячим дыханием в плечо. Ничего не понимая, Винсент неохотно приоткрыл глаза, взглянул на мутные расплывчатые очертания человека в своей постели и едва не лишился дара речи.
А тем временем рука Ферье уже шарила под одеялом по голому животу барона и, кажется, смещалась ниже.
Винсент вздрогнул и ошалело уставился на графа.
– В-вы? – выдавил из себя он, все еще смутно надеясь, что все это ему снится или мерещится. Это и не могло быть реальностью, потому что пьяный обнаженный и нагло улыбающийся Ферье – либо сон, либо нонсенс.
– Тс-с, – граф смазано приложил палец к губам Адри и, вглядываясь в черные, широко распахнутые удивленные глаза, заговорчески прошептал: – Тихо, тихо, тихо... Зачем так шуметь, барон?
Адри проснулся окончательно. Сначала у него в груди похолодело – то ли от удивления, то ли от дикости ситуации, а когда пальцы Ферье бесцеремонно нащупали его детородный орган, твердый, как и у всех мужчин по утрам, Винсент довольно жестко перехватил его руку.
А пыл Ферье это не охладило.
– Ну-у, не стройте из себя недотрогу, – сказал он, выворачивая запястье из крепкого захвата и улыбаясь Адри. От Сэйлина разило вином, словно от бывалого пьяницы, и он дышал терпкой духотой в лицо Винсента, с нежной размеренностью водя пальцем по небритой щеке, словно успокаивая нерадивого ребенка. – Я просто зашел пожелать вам доброго утра.
– У вас очень странные способы, – вымолвил Винсент, мысленно кляня себя за сдержанность. В том месте, где их тела соприкасались горячей кожей, барон ощущал сумасшедший ток крови, жар, что сладостью тек по его чреслам, словно горячий мед. Им овладевало такое сумасшедшее желание, какого он ни с кем и никогда не испытывал – всего лишь от близости и мысли, что они с фаворитом короля лежат в одной постели. Винсент слабел перед Ферье так стремительно, что становилось страшно за собственную волю и рассудок. За последние несколько секунд Адри уже трижды пожалел, что остановил его.
Сэйлин скользнул похотливым взглядом по обнаженной сильной груди барона, а потом положил поверх одеяла руку и картинно стащил душную преграду до талии, открыв живот приятной неге свежего летнего воздуха и утренним лучам последнего августовского солнца. Потом граф посмотрел в глаза Винсента, уже не дурачась.
– Вы дрожите. – Ферье придвинулся ближе и немного придавил Адри к постели весом своего тела. – Ну, наберитесь мужества и обнимите меня, наконец.
Не сводя с фаворита короля непонимающего взгляда, Адри с трудом сглотнул и почувствовал в горле предательский ком. Ферье сам просит его, сам пришел и ластится – разве не об этом Винсент мечтал несколько долгих месяцев? Вся боль его теперешнего положения оказалась в том, что он никогда не хотел владеть Ферье с неприличной пошлостью, в низком животном поединке тел, никогда не хотел взять его вот так – пьяным и не понимающим, что его, черт возьми, любят. А раз так, лучше бы он и не приходил вовсе.
– Вы спутали мою спальню со спальней короля, граф, – тихо сказал Адри. Он хотел отстранить Ферье, но стоило руке только лечь на его мускулистое сильное плечо, на его белую шелковую кожу – и Винсент не смог.
Неудача Адри еще больше раззадорила Сэйлина.
– Филипп на утренней охоте, – с улыбкой заверил он, начиная выводить на груди барона невесомыми прикосновениями пальцев незримые узоры, – переодевшись разбойником, ловит деревенских юношей вблизи Альторрийской бухты. И не смотрите на меня так недоверчиво, Адри, я не лгу. Зачем мне вам лгать?
– Не знаю. Может быть, вы просто хотите меня погубить?
– Если бы я хотел вас погубить, я бы пришел сюда пока Филипп во дворце. Только не разводите демагогию о чести, верности, порядочности и прочей философской атрибутике. Вы сильны в этом не в меру, не приведи Вита, разбудите во мне совесть.
– О, она у вас есть? – сострил Адри, неосознанно защищаясь от собственных желаний глупыми вопросами.
– Не знаю. Вам она все равно ни к чему, – издевательски усмехнулся Ферье, склоняясь губами к шее Винсента и обжигая первым соблазняющим поцелуем. – Вы же не ее будете трахать, – страстно прошептал он.
У Адри сбилось дыхание, и пальцы неосознанно заскользили вверх по графскому плечу, чтобы после ласково остановиться на его ключице. Понимал ли Винсент в тот миг, что уже ласкает Ферье, что уже обнимает его, прижимая ближе?
– И вы так уверены, что буду?
– Только вот идиота из меня не делайте, Адри, – оторвавшись от поцелуев, Ферье поднял голову и насмешливо заглянул Винсенту в глаза. – Вы изводите меня вашими влюбленными взглядами с зимы. И если раньше вы прятались от меня за колоннадой Серого храма, то теперь вы обнаглели так, что позволяете себе делать такое за спиной Филиппа. На счастье, король слепо верит в вашу порядочность.
– Вы пьяны, Ферье.
– Что ж с того? Я сам пришел к вам. Я хочу вас. Заткнитесь уже, наконец, и делайте что-нибудь. У вас только один шанс. Сейчас. Больше я никогда не взгляну в вашу сторону, а вы – в мою. Я больше никогда...
Адри резко сместил ладонь на затылок Ферье и поцелуем заткнул все жестокие слова, которые должны были прозвучать дальше. А потом небо и земля поменялись местами, и мир завертелся за закрытыми веками, переполняясь блаженством первого любовного прикосновения и первого чувства абсолютной власти над любимым. И Винсент мысленно послал Филиппа к чертям (пусть хоть казнит его после этого), и все сложности, и все мнения всех людей, кроме мнения Ферье – того единственного, кто для него был по-настоящему важен. Адри вплетал пальцы в его шелковые теплые волосы – безупречно расчесанные, гладкие, почти невесомые, чуть надавливал на затылок, делая поцелуй крепче, и Ферье ни секунды не возражал. Тяжело дыша, не разрывая поцелуя, Сэйлин схватил одеяло и резко отшвырнул в сторону. Он слегка прикусил Адри губу, добившись тихого стона. Волна острой невыносимой дрожи прошла через все тело – Винсенту захотелось сказать о своей любви. Возможно, так бы и случилось, если б Ферье вдруг не прервал поцелуй, и с усмешкой откинув волнистые пряди со лба, не уставился на Адри сверху вниз.
– А у вас мягкие искусные губы, – сказал он, ловко оседлав бедра Винсента, потом чуть приподнялся, прогнулся в пояснице, немного поддался назад, и когда головка горячего твердого члена Адри уткнулась ему между ягодиц, стал слегка водить бедрами, словно приноравливаясь или дразня. – Надо же, – выдохнул граф, упираясь в грудь Винсента руками, и насмешливым взглядом изучая растерянное блаженство на его лице, – природа и тут вас не обделила... Он большой. Вам стоит быть осторожнее – мне разрывов не надо. К тому же не хочу потом жалеть, что напросился. Вы не станете возражать, барон, если я начну сам? Попривыкну, потом хоть на изнанку выворачивайте.
Адри сглотнул, чувствуя, что ему катастрофически не хватает воздуха, не хватает ясности сознания и сил поверить, что все это происходит на самом деле. Как во сне, он осторожно положил ладони на бедра Ферье и нежно провел вверх – до подвздошных костей, потом вниз – почти до колен. Он мысленно клял себя за то, что в свои ласки вкладывал слишком много любви, почти благоговенья – это могло выдать его чувства и сделать их объектом новых насмешек графа.
Однако Ферье не стал ничего комментировать – вместо очередной колкости его губы эротично приоткрылись, открыв взору барона ровную кромку жемчужно-белых зубов. Сэйлин немного откинул голову назад и закрыл глаза от удовольствия – в своей жизни Винсент не видел ничего столь восхитительного и волнующего кровь.
– Я никогда не причиню вам боли, – прошептал он, сознаваясь в своей самой страшной тайне. Адри боялся, что Ферье спросит – почему, и тогда бы на этот вопрос пришлось ответить честно и, получив ответ, граф бы рассмеялся в лицо Винсента потому, что любовь в планы Сэйлина не входила. Это был даже не флирт и не желание – простое любопытство, словно Адри был забавной интересной игрушкой с непонятным сложным механизмом внутри. Винсент только что согласился играть, почти наверняка зная: все игрушки рано или поздно препарируют неразумные дети.
– Жаль, – мечтательно выдохнул Ферье, устремляя на Адри затуманенный негой взор, – боль иногда мне нравится. Ее тиски в порыве необузданной страсти способны принести блаженство более высокое, чем соитие в нежности, более совершенное, чем ласки по любви.
– Боль и любовь часто взаимно пропорциональны. – Винсент протянул руку к лицу своего божества и дважды провел пальцами по губам Сэйлина.
Ферье замер под этими прикосновениями, потом шутливо прихватил зубами средний палец Адри и барон ощутил, как кончик языка мягко пощекотал фалангу. Потом Ферье переложил ладонь барона к себе на грудь.
Дыхание Винсента сбилось, он немного приподнял бедра, безмолвно умоляя о продолжении, но следующие несколько минут граф нарочно избегал проникновения, только ерзал и дразнил горячей кожей и насмешливым взглядом голубых глаз.
Адри почувствовал, что еще немного, и он забудет о своем обещании не причинять боль, по-звериному опрокинет Ферье на спину – вонзиться в него со всей дури, и потом всю жизнь будет ненавидеть себя за этот миг помешательства. Вряд ли фаворит короля простит ему обычное изнасилование. Или все же простит?
Словно прочитав мысли Адри Ферье снисходительно усмехнулся.
– И откуда у вас такая чудовищная сила воли, барон? Столько месяцев терпеть, желать меня, а сейчас вести себя так, словно это я вас домогаюсь. Вы опасный человек. Не люблю проигрывать такие поединки, но видно ничего не поделать, – граф закинул руку себе за спину, нащупал член Адри и, ухватив за ствол, направил в себя.
Ферье был горячим, узким, но податливым – и слишком медленно! – господи, это происходило слишком медленно! Винсент уже и без того сходил с ума, а тут еще Ферье застонал – тихо, протяжно, словно напоказ. Часто дыша, он скалился и кусал губы до тех пор, пока не сел на Адри сверху до упора. Винсент знал, чувствовал, что еще слишком узко, а Ферье тем временем взял плавный размеренный темп.
Винсент приподнялся на локте и, схватив свободной рукой бедро Сэйлина, немного попридержал его энтузиазм. Напряжение Адри едва не достигло критической точки.
– Погодите, – взмолился он, пытаясь хоть каплю успокоится. Он не хотел ничего испортить в их первый раз. – Мне нужно немного остыть, иначе я...
– Если вы прольетесь в меня сейчас, барон, я вам этого никогда не прощу, – жестко прошептал граф, беря лицо Адри в свои нежные теплые ладони. Он не двигался, и Винсент действительно немного очухался, уже внутренне настраиваясь на долгую игру. Ему нужно было всего полминуты – и все будет так, как хочет Сэйлин.
– Вы меня с ума сведете, Ферье.
– О, это само собой, – страстно прошептал он, – и даже быстрее, чем вы предполагаете.
Граф улыбнулся, поцеловал губы барона со странной нежностью, потом подтянул к себе таким образом, что Адри был вынужден сесть и чтобы не разрывать их единения – обнять обеими руками за талию. Ферье снова насадился до упора и, устраиваясь удобнее, немного поерзал. Его руки обвили шею Винсента, сцепились в замок на его спине.
Они целовались – как показалось Адри, целую вечность. Всем влюбленным хочется вечности, когда их чувства вознаграждены даже малой долей внимания со стороны желанных. Жизнь часто отдает суровым испытаниям любовь, в результате кто– то ее теряет, кто-то гасит, а у кого-то она становится только сильнее. Адри знал, что, ответив Ферье взаимными ласками, подвергает серьезной опасности, прежде всего, свою жизнь. Четыре года назад Винсент услышал очень занятную историю о том, что некий виконт Этьен Дюран имел с фаворитом короля любовную связь – весьма короткую потому, что в результате был повешен в Пелеройском лесу, словно разбойник с большой дороги. Тогда Адри удивился глупой неосторожности виконта и даже посмеялся над ней – что может быть неосмотрительней, чем украсть у Филиппа его самое большое сокровище? Но когда он сам увидел Сэйлина, когда позволил пленить свой взор и открыть сердце – тогда он понял, что Дюран просто не смог устоять против этих изумительных глаз редкого небесного оттенка, против мягких губ и ласковых рук, что сейчас играючи царапали его собственную спину. Возможно, что Адри только что наступил на те же грабли, что и Этьен, но он хотел рискнуть и оставить себе хотя бы воспоминание об этой головокружительной вечности – об их с Сэйлином нежном соитии.
