Текст книги "Игры короля Филиппа (СИ)"
Автор книги: Elair
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 19 страниц)
Адри на миг виновато опустил глаза, ругая себя за то, что ему не хватает мужества сделать шаг вперед, улыбнуться Филиппу с очарованием молодой куртизанки, доставить королю массу удовольствия и немного получить его самому. Если бы не было Ферье, он бы сумел, но Ферье был; стоит, наверное, сейчас в той маленькой комнатке у распахнутого настежь окна, подставляясь под нежные поцелуи прохладного сентябрьского ветра! Он любит целоваться с ветрами – такими же порывистыми и прекрасными, как он сам! Любит, когда южный ветер ласково перебирает его золотые локоны; когда восточный – забирается под одежду и бьет по лицу; западный – шепчет на ухо протяжные ласковые песни Рафины и приносит запах соленых морских волн; а северный – холодит кожу. О чем думает сейчас Ферье? Почему на его щеках, покрытых румянцем стыда, слезы?
Адри поймал себя на мысли, что снова пытается понять суть молитв графа, которые не шли из головы Винсента с их первой встречи в Сером храме. Но ответов, как обычно, у него не было.
– Вот что, барон, довольно обивать пороги. Идите-ка лучше сюда, – голос Филиппа выдернул Адри из его фантазий в малоприятную реальность.
Король забросил виноградинку в рот и, пережевывая ее, небрежно похлопал рукой по тигровой шкуре, приглашая Винсента присесть рядом с собой.
Под пристальным взглядом серых глаз монарха, Адри повиновался. Ноги у него стали – словно ватные и это только что открыло ему всю степень его скованности и нежелания находиться в спальне короля. А ведь до постели еще даже не дошло. Винсент тряхнул головой и заставил себя собраться. Он лег на пол, опираясь на локоть, и попытался улыбнуться. Однако неловкая ухмылка, которая получилась в результате, видимо, не слишком впечатлили монарха, потому что Филипп налил Адри полный бокал вина и приказал выпить залпом.
– Это вас взбодрит, – сказал он участливо. – Я понимаю, что ужинать в спальне вам, возможно, неловко, но, право слово, это же не эшафот. Надеюсь, вы простите мне эту маленькую прихоть, барон?
Чувствуя, как вино приятно согревает внутренности, Винсент кивнул, но нужно было что-то сказать, пока Филипп не вообразил, что у его адъютанта отсох язык.
– Для меня большая честь разделить с вами трапезу, ваше величество, – произнес Винсент и едва не отвел взгляд. Вино нисколько не ударило ему в голову, оставив на языке только терпкий стойкий аромат чернослива, сладких вишен и кориандра.
Филипп собственноручно налил в бокал барона вторую порцию.
– Послушайте, Адри, – с беспечной улыбкой сказал он, – вы могли бы оказать мне небольшую услугу?
– Все, что угодно.
– Все? Ну, зачем же. Мне не нужно настолько много. Короли обычно получают именно все – так заведено с древних времен. Не мы с вами придумали этот закон – не нам его отменять. Так было и так будет. Нам, сильным мира сего владеющими людскими судьбами, не пристало желать меньшего, но знали бы вы, ах, Адри, знали бы вы, как иногда хочется побыть простым человеком! Как хочется не думать о государственных делах, о политике, а просто сесть вот так, как мы с вами, и поболтать о чем-нибудь не серьезном. Я так ценю такие вот моменты! И прошу вас, не называйте меня – ваше величество. В эту ночь зовите меня Филипп. Сегодня я – не король, а вы – не мой слуга. Пусть мы заблудимся в эпохах и времени и до утра пропадем в более прекрасном мире без дворцового этикета и прочих разделяющих нас атрибутов. – Филипп отхлебнул вина и, подперев голову рукою, указал взглядом на вазу с фруктами. – Вы должно быть голодны, Винсент, ешьте, не стесняйтесь. Если хотите, я распоряжусь принести дичь и хлеба. Может быть, хотите окорок под пелеройским чесночным соусом? Или почки новорожденного ягненка, приправленные рафинскими специями?
– Нет, благодарю, я не слишком голоден, – вежливо соврал Адри и поздно подумал о том, что попроси он дичь или окорок, это бы хоть на сколько-нибудь отодвинуло час, когда он окажется под Филиппом. Винсент мысленно чертыхнулся, обозвав себя последним ослом, и пригубил вина. Разумеется, он будет называть короля по имени сегодня, но ни на миг не сможет забыть, кто перед ним. И, разумеется, Филиппу не придется повторять ни одну из своих просьб дважды – это Адри знал, как истину.
А король тем временем принялся разглядывать его одежды, милостиво не отпуская взгляд ниже талии.
– Это Ферье посоветовал надеть вам этот камзол? – с улыбкой поинтересовался он, цедя вино.
– Да, – немного растерянно ответил Винсент и тон короля – насмешливый, с долей презрения, его почему-то насторожил.
– Вот мерзавец. Он же прекрасно знает, что я не терплю этот цвет, – Филипп сощурил глаза и усмехнулся.
Сердце в груди Адри екнуло от страха, от леденящего душу осознания как неосторожен он был в словах. Но ведомый своей любовью, желая защитить Ферье, он сказал еще большую глупость:
– Выбирал в конечном итоге я. Граф только дал мимолетный совет.
– Вот как? – наигранно изумился король. – Значит ли это, что мимолетные советы графа Ферье имеют для вас вес?
Адри понял, что пора юлить, иначе они с Сэйлином серьезно поплатятся за все их "совместные секреты".
– Как и мнение любого другого человека, в котором есть хоть капля здравого смысла. Граф – ваш фаворит, он ведает о ваших вкусах и пристрастиях больше меня. Если бы я знал, что вам не нравится сиреневый цвет – я непременно бы надел что-нибудь другое.
– И все-таки вы не забываетесь, – рассмеялся король с какой-то грустью, вероятно, потому что Адри так и не выполнил его просьбу и по-прежнему держал дистанцию. – Ну, полно, оставим это пока. Поговорим лучше о здравом смысле.
Адри допил остатки вина в бокале.
Они лежали и смотрели друг на друга так, словно готовились к странной и долгой игре в кошки-мышки, и хотя роль жертвы должна была отводиться Винсенту – он совсем не чувствовал себя загнанным в угол. Филипп был любезен, сдержан, никоим образом не намекая на близость, он милосердно позволял Винсенту устанавливать собственные правила. Он был совсем не похож на того изувера, который хладнокровно изнасиловал восемнадцатилетнего Ферье и сделал его своим любовником. В голове Адри мелькнула совсем шальная мысль: а если он все-таки скажет Филиппу – "нет", кто знает, может быть, он вернется сегодня к себе и между ними уже никогда ничего не будет? Утром Адри по обыкновению явится в кабинет короля и станет украдкой поглядывать на Ферье, пока Филипп занят письмами... Или нет? Вдруг монарх просто рассвирепеет и выставит его вон – и тогда Винсент никогда больше не увидит Сэйлина.
– Знаете, барон, – король поставил свой пустой бокал на столик слоновой кости, потом забрал бокал Адри и отправил туда же. После Филипп ухватил полупустую бутылку вина за длинное горлышко и с улыбкой протянул Винсенту, – из бокалов пить скучно. Давайте, как пираты – из горлышка, по очереди. Начинайте.
Адри несколько растерялся, но где-то на небесах даже ангелы уже завидовали его покорности. Он поднес горлышко бутылки к губам и легко коснулся ими прохладного гладкого стекла. Терпкое вино согрело его.
– Итак, – тем временем продолжил Филипп, довольно наблюдая, как Адри пьет, – вы сказали, что цените любое мнение, несущее хоть каплю здравого смысла. Вы действительно полагаете, что люди обладают таким свойством, как здравый смысл?
– Свойством? – переспросил Винсент.
– Именно. Отсутствие или наличие здравого смысла – это свойство всех людей. Что такое, в сущности здравый смысл? Некое эфемерное понятие, что приписывают якобы умным и благородным людям? Чушь! Здравый смысл – это только действие или не действие, направленное на получение результата или выгоды. Вот, к примеру, мой отец Эдуард третий двадцать лет вел войну с Рафинскими королевствами, а когда я стал королем – я заключил с ними пакт мира. Вы бы назвали мой поступок здравым смыслом?
– Конечно. Вы положили конец безумию и кровопролитию, – ответил Адри, передав бутылку в руки Филиппа и на миг соприкоснувшись с ним пальцами.
– Хотите правду, барон? Я всего лишь извлек для себя некоторую выгоду. В те времена наш флот в океане атаковали пираты, а рафинцы им платили за это. Мне удалось сохранить видимость могущества наших кораблей – но это был лишь фарс. Состояние флота было столь плачевно на тот момент, что я мог не только его лишиться, но и проиграть войну. Я написал в Рафину и запросил мира – тем самым просто извлекая выгоду. Если бы у меня были силы – война продолжалась бы. Теперь же, когда Рафина и мы – друзья, когда мы наладили торговые связи, рафинцы вместе с нашими кораблями бьют на море пиратов. Устранив третью силу, мы останемся на поле брани один на один, и тогда я сочту за здравый смысл – присоединить Рафинские королевства к Онтэ. Как вам такой примерчик, барон? – Филипп с хитрым блеском в глазах хлебнул из бутылки вина, и снова передал изумленному Адри.
Винсент сглотнул, сел на шкурах прямо – и вдруг комната перед глазами качнулась, а потом поплыла. С виду безобидное вино оказалось слишком крепким, и Винсент понял это только теперь, осознав, что в ближайший час попросту не сможет самостоятельно подняться на ноги. Изнывая от духоты, он расстегнул пуговицы на вороте – и вдруг взгляд Филиппа на миг уцепился за это движение с жадным, плохо скрываемым желанием. Адри сделалось дурно.
– Неужели вы говорите это серьезно? – тихо спросил он.
Филипп многозначительно улыбнулся и лег на спину. Русые волосы короля тяжелыми змеями упали на предплечья, когда монарх закинул руки за голову.
– Попробуйте теперь назвать совет графа Ферье – каплей здравого смысла, – твердо сказал он, выжидательно наблюдая за Адри. – Выгода, барон. Выгода.
– Зачем ему?.. – Винсент не окончил вопроса – он вообще не хотел думать об этом, не хотел догадываться, что Сэйлин просто ревнует короля к нему и стремиться любыми способами выжить новоявленного адъютанта из дворца. И не затем ли ему их близость и все насмешки, от которых леденеет кровь и сжимается сердце? Не затем ли эти беспричинные приступы злости и раздражения? Любовь и ревность – вот две ипостаси, способные толкнуть человека на самые безумные, низкие, страшные поступки. Веками эти два чувства губили тех, кто был не осторожен и рискнул вкусить плоды запретные – сколько отважных и прекрасных душ сгубила уродина Ревность, сколько жизней отняла госпожа Любовь! Это случалось с другими на протяжении веков, а сегодня и Винсента не обошло стороной. И пусть Ферье движет ревность, Адри движет любовь, и чтобы удержаться рядом с фаворитом короля стоит всего лишь единожды переступить через себя. Сейчас. Эта ночь может решить все – Ферье будет вынужден успокоиться и принять Винсента, будет вынужден считаться с его существованием рядом с собой – не хочет полюбить, пусть смириться. И еще, Адри отчего-то был уверен, что король не отошлет Сэйлина от себя, а молодой адъютант – всего лишь мимолетная прихоть монарха. Винсент не мог потерять Ферье, не мог так рисковать. Особенно теперь, когда прикоснулся к запретному плоду и познал его сладость.
Адри с долей отчаяния хлебнул последние три глотка и серьезно посмотрел на Филиппа. Пустая бутылка, словно сама собой выскользнула из его рук и тихо громыхая, покатилась по каменному полу до черепашьего постамента – там она, наконец, нашла покой.
Король мягко улыбался и словно знал все мысли Адри наперед, все его страхи, сомнения, чувства – все, кроме его тайной боли от безответной любви к графу Сэйлину Ферье.
Винсент порывисто поддался вперед – он быстро склонился губами к лицу Филиппа и... Его временное помутнение рассудка развеялось в одно мгновение, едва он понял, что страстно целует короля в губы. Сам. Немного протрезвев от собственной прыти, Адри прервал поцелуй именно в тот момент, когда губы монарха приоткрылись, чтобы ответить с не меньшим пылом.
Филипп, однако, продолжал держать руки под головой.
– Не останавливайтесь, прошу вас, – с хрипотцой ответил он, шаря по лицу Адри лукавым взглядом все с тем же желанием владеть в стальном омуте глаз. Голос монарха стал страстным: – Вы ошеломительно целуетесь, Винсент, я начинаю жалеть, что мы столько времени потратили на пустые разговоры о делах. Ну же, продолжайте.
– Я... – робко отстранившись, стушевался Адри. – Простите, ваше величество, это произошло случайно...
– Вот как, – разочарованно прошептал Филипп, вопросительно приподняв бровь. – Моему адъютанту не хватает смелости признать собственные желания и называть, наконец, меня по имени? Что ж, сегодня в виде исключения, я избавлю вас от ответственности за ваши поступки. Продолжу я.
Король резко приподнялся, одной рукой смахнул со шкур вазы с фруктами так, что они разлетелись по полу, словно брошенные ребенком игрушки.
Адри сам не понял, когда именно оказался на их месте – придавленным к полу, под Филиппом.
– Что вам сейчас подсказывает ваш здравый смысл, Винсент? – серьезно глядя в глаза, спросил король. – Выбирайте. Вы можете сказать мне – "нет", и я отпущу вас. Правда.
"...на все четыре стороны, – подсказал внутренний голос Адри, а потом вспомнились слова Ферье: – Королю не говорят – "нет".
Винсент сглотнул. Он подумал о том, что ведь именно этот совет графа скрывал в себе львиную долю здравого смысла. У Винсента голова шла кругом, и вино отнюдь не способствовало ясности разума. Наоборот, чем больше Адри слушал короля и вспоминал последнюю беседу с графом, тем сильнее он ничего не понимал. Непонимание – это все равно, что воздействие яда или огня – чем дольше оно длится, тем хуже для человека; он слеп, беспомощен перед угрозой, которую невозможно оценить, и часто именно непонимание приводит к решениям ошибочным и роковым.
– Мой здравый смысл подсказывает, что граф Ферье дал мне дурные советы, – ответил Винсент, глядя королю прямо в глаза.
– Что вы намерены делать с ним? – Ладони Филиппа ласково заскользили по бокам барона вверх, протиснулись под плечи и монарх немного приподнялся над своим адъютантом, чтобы дать ему возможность свободнее дышать.
– Игнорировать.
Восторженный горящий взгляд короля отпустился на эротично приоткрытые губы Адри, а после вернулся к глазам.
– Прекрасно, – выдохнул Филипп с полуулыбкой, которая была призвана выказать и его одобрение, и страсть, и влюбленность. – Вы все так же великодушны, но... Что же вы ответите мне?
– Да. – Адри легко провел кончиками пальцев по подбородку короля, едва коснулся жесткого края бледных губ. – Да, Филипп.
Поцелуй был сладким для монарха и одновременно горьким для Винсента, но они оба хотели этого – долгий, обжигающий губы хмель проникал сквозь кожу, будоражил сознание и чувства, согревал тело лучше самого крепкого вина. Необходимо было привыкать друг к другу, изучать – неторопливыми касаниями рук, ловить моменты ответной чувственной дрожи и запоминать, как и где касаться правильно и нежно. Адри никогда бы не подумал, что способен на такое совершенное лицемерие – возможно, было виновато вино, а возможно, упрямство и желание досадить Ферье затмили его разум. Так или иначе, но в эту минуту, так похожую на вечность, Адри не позволял себе думать, что до холода в груди боится потерять Сэйлина. Он давно уже не считал Ферье божеством, все мечтания об их нежной дружбе лежали в руинах собственной наивности, и правда была открыта глазам барона Адри, как никогда. Но Винсент по-прежнему любил этого голубоглазого мерзавца, и только целуя человека, который был ему безразличен, он начинал понимать разницу между обманчивым воображением и настоящей любовью: когда любишь – не отрекаешься. И чего бы тебе не стоило твое одиночество, идешь до конца. Там, в самом конце пути ждет: либо жизнь, либо смерть.
Не прерываясь в поцелуях, Филипп одной рукой нащупал на шее Винсента сапфировую брошь – осторожно отстегнул ее и швырнул в сторону; Адри слышал, как она глухо прокатилась по полу. Ловкие пальцы короля тем временем расстегнули две верхние пуговица камзола Адри, ослабили шейный платок, стянули кружевное жабо и на несколько мгновений судорожно сжали его в кулаке.
Винсент задыхался от страсти монарха, от его смелого напора, его нетерпения, и приходила в голову мысль, будто Филипп ждал этого слишком давно. Но о подобном Адри тоже не хотел думать – не сейчас, не в эту долгую жаркую и душную в своей безысходности ночь.
Освободив плечи Винсента от тяжелой ткани камзола, Филипп припал губами к шее своего любовника.
– О боги, от вас еще и лавандой пахнет, – с усмешкой выдохнул он. – Теперь я точно убью Ферье.
– Не надо... – Адри уже вовсю шарил руками под выпростанной рубахой короля – по сильной влажной спине, по острым косточкам лопаток, по бокам. – Он просто ревнует вас ко мне. Он любит вас, Филипп. Наша ночь, которую мы проведем вместе, станет для него худшим наказанием.
– Вы правы, – губы короля скривила довольная мстительная усмешка – она причиняла Адри такую душевную боль, что в горле застрял стон.
Желая скорее избавиться от этого жуткого чувства, Винсент увлек любовника в жаркий поцелуй и они снова повторили то, с чего начали.
Время тянулось бесконечно долго, а сознание Винсента, словно нарочно воспринимало каждую секунду реальности с удивительной остротой. Размытыми яркими оттисками в памяти Адри отпечатывалось каждое касание, каждый поцелуй, каждый тяжелый вдох и выдох, и Винсент боялся, что теперь никакие годы не смогут стереть их в его мыслях, в его снах, в его воспоминаниях. Ему впервые в жизни предстояло отдать себя кому-то потому, что так надо – и не более. Филипп был привлекателен, но Адри никогда не замечал этого, так же, как не замечал в его знаках внимания серьезных намерений, но все меняется – по крайней мере, в одном Ферье был прав: Адри придется свыкнуться с ролью королевского любовника, а значит принять Филиппа с достоинством и благодарностью.
Неожиданно руки монарха отпустили Винсента, и король сел на шкурах, любуясь своим адъютантом и тем беспорядком в его одежде, при мысли о котором у Адри стыдливо горели щеки.
– Ваши предки были уроженцами Рафины. Теперь я понимаю, откуда в вас такой темперамент. – Филипп протянул руку к лицу любовника, легко погладил по горячей щеке и мягко улыбнулся. – Вам было не противно целовать меня?
– Нет, – ответил Винсент и не солгал, ни капли не покривил душой, сейчас его смущали только чувства к Ферье. – Я могу спросить у вас то же самое?
Король рассмеялся.
– Вы удивительный человек, Адри! – воскликнул он, вставая на ноги и протягивая барону руку для того, чтобы помочь подняться. – Вам бы немного уверенности в себе, совсем каплю нахальства, и клянусь, что вы покорите мое сердце навсегда! Я не ошибся, выбрав вас.
Винсент несколько смущенно отвел в сторону взгляд, что король счел совершенно очаровательным, а потому положил ладони на его талию, притянул к себе для нового поцелуя и постепенно увлек к заранее расправленной для них постели.
Филипп неторопливо раздевал Винсента, в то же время ловя поцелуями с его припухших губ тихие сдержанные вдохи, наслаждался их первым опытом и смотрел в глаза своего любовника с нежным вниманием, отчего Винсент чувствовал легкую скованность.
Липкий приятный жар растекался по телу Адри, но уже не от натопленной с лихвой спальни – даже когда он остался полностью обнаженным, ему казалось, что его кожа горит в огне. Тело, давно не знавшее ласки, не желало противиться наслаждению. То, что происходило обычно с Ферье, было либо грубым, либо слишком быстро кончалось; то, что начиналось с Филиппом, было размеренно правильным и обещало занять Винсента, как минимум, до рассвета. Сейчас ему даже не верилось, что король способен быть грубым или жестоким, а слова Сэйлина к собственному стыду воспринимались, как оговор. Адри бы мог даже развить эту мысль, если бы не рассказы Морела.
– Я знаю, что у вас уже были мужчины, – мягко сказал король, раздеваясь, ненавязчиво любуясь смуглым телом Винсента – и было чем любоваться. Адри был хорошо сложен, обладал прекрасной осанкой и развитой мускулатурой, при этом сохраняя какую-то еще юношескую привлекательность и гибкость. Любой скульптор или художник с радостью бы согласился заполучить для себя такого натурщика. – Простите мне мою осведомленность, но знать о вас чуть больше, чем дозволено другим – это право короля и, что еще важнее, обязанность влюбленного. Я не рискну сказать, сколько у вас было любовников, я этого просто не знаю.
– Четверо. – Адри неторопливо залез с ногами на постель и сел на бедро, выпрямившись, заставляя себя спокойно смотреть на то, как Филипп снимает последние одежды. Король был возбужден и готов к соитию. Винсент понял, что сегодня ему придется нелегко – сильное тело монарха и его неторопливая решимость вкупе с размерами мужского достоинства были отличным подтверждением всем слухам о неутомимости короля в любовных делах.
Филипп небрежным движением руки, откинул со лба сбившиеся пряди русых волос, потом распрямил широкие плечи, стоя перед Адри во всей красе, позволяя привыкнуть к мысли, что ему придется ласкать это тело и получать от него же плоды взаимной страсти.
– Знаете, Винсент, с этой минуты я могу определенно сказать, что последний и самый лучший любовник в вашей жизни – это я. Разумеется, если вы позволите и захотите принять меня сами. Я не стремлюсь вас неволить ни в чем.
Король сделал шаг к постели, едва соприкоснувшись коленями края.
Адри сглотнул, взволнованно взглянул в серую сталь внимательных глаз и понял, что от него ждут ответа, но ответа не словами, а делом. И он заставил себя действовать решительнее – встал в постели на колени, обжег горячим дыханием шею Филиппа, лаская кожу поцелуями, спустился на грудь, живот, и ниже... Он не часто ублажал мужчин губами, но еще помнил, как это делается. И то, что король шумно втянул через ноздри воздух, и как нетерпеливо запустил пальцы в его волнистые теплые волосы, надавливая на затылок и показывая самый правильный ритм и направление, подсказали Винсенту, что он не ошибся в своем "ответе". Но ощущая бархат горячей кожи на своих губах, Адри сейчас отчетливо улавливал тонкий, едва приметный запах Ферье. Откуда он мог взяться здесь? И почему именно сейчас? Нет, это невозможно, это обман, должно быть, просто дурной подлый морок, призванный влечением сердца. Должно быть Винсенту просто показалось. Он вспомнил голубые ледяные глаза Ферье – сбился с ритма, однако тут же ощутил, как король настойчиво поправил его, предварительно сжав волосы Адри в сильной руке.
Винсент мысленно чертыхнулся и запретил себе думать о графе – это могло все испортить. И он не думал – больше ни разу за эту ночь не вспомнил о нем.
– Ложитесь на спину, – приказал Филипп охрипшим от страсти голосом – мягко, тихо, но это был именно приказ. Приказ, который Адри выполнил, потому что так тоже было нужно.
Он немного согнул ноги в коленях и не слишком сильно развел их в стороны – ровно настолько, чтобы это не выглядело чересчур бесстыже, а Филипп смог уместиться между ними.
Король достал из-под подушки изящный серебряный флакончик – с маслом, как догадался Адри – и, открыв его, обильно смазал свой член приятно пахнущей желтоватой субстанцией.
– Простите, что прервал вас, – сказал он, становясь между ног любовника и очевидно, имея в виду старательный минет Винсента. – Вы божественно это делали, но мне не хотелось, чтобы все окончилось так скоро. Кроме того, когда даришь удовольствие другому, в ответ и сам получаешь большее, не так ли?
– Вам не о чем беспокоится, ваше величество, – неловко улыбнулся Адри, подкладывая под свои ягодицы одну из шести подушек, разбросанных по постели. – Вы безупречны.
Взгляд монарха – лукавый и многозначительный, точно в подтверждение слов любовника опустился на пах Винсента, на его твердое восставшее естество, откровенно торчавшее над завитками темных жестких волос, потом вернулся к карим блестящим глазам барона и его красивому лицу, которое будто преобразилось за последний час.
– Я хочу сегодня видеть ваши глаза, Винсент, и если в их черной головокружительной глубине мелькнет хотя бы тень любви, кто знает, может быть, я через тело покорю более ценную цитадель – вашу чистую преданную душу. Я всеми средствами намерен добиваться вашей любви и привязанности. Вам кто-нибудь говорил раньше, что у вас восхитительные глаза?
– Да... отец.
Король хмыкнул и склонился над Винсентом, опираясь на постель ладонями по обе стороны от головы барона.
– Называйте меня по имени, – ласково напомнил он, но Адри отчего-то почувствовал острую фальшь в тоне, понял, что Филипп никогда не сожалел о смерти его отца и никогда сожалеть не будет.
Король вскользь погладил Адри по груди и животу, ободряюще улыбнулся Винсенту, осторожно закинул его правую ногу себе на поясницу (левую Адри закинул сам) и толкнулся вперед, с напором преодолевая узкую преграду на пути в жаркую влажную тесноту.
Винсенту было до черта обидно, что Филипп делает все очень бережно, неторопливо, как правильно угадывает его чувствительные места и как быстро запоминает их. Адри досадовал за это больше на самого себя, чем на короля и – будь проклята эта ночь! – ему было хорошо в сильных властных объятиях человека, которого он ни капли не любил. Чем дольше все это длилось, тем больше приносило удовольствия. Даже когда Филипп после продолжительных размеренных фрикций, хрипло дыша, точно озверев, сорвался в жесткий быстрый темп, Адри уже просто беспомощно цеплялся пальцами в его скользкие от пота плечи, выгибался под ним, нетерпеливо обнимал ногами и ничего не соображал. Глухие стоны – словно чьи-то чужие лились с его искусанных зацелованных губ, тело плавилось в нарастающем желании удовлетворить себя, достичь апогея этой сумасшедшей животной похоти, бесстыдного танца плоти затем, чтобы в самом конце всего лишь на несколько секунд коснуться восхитительного райского света и излиться белым вязким семенем на собственный живот.
Адри услышал облегченный вздох над собой и понял, что давно лежит, прикрыв глаза, безуспешно пытаясь восстановить рваное дыхание и дрожа, будто неопытный юноша в руках старшего любовника. А еще он почти безразлично подумал, что Филипп не кончил, и в этот самый момент сильная жаркая ладонь легла на его щеку, немного повернула голову прямо.
– Посмотрите на меня, Винсент, – снова приказали ему, но уже как-то нежно, почти любовно. – Посмотрите на меня, прошу вас.
С большим трудом Адри заставил себя разлепить отяжелевшие веки и взглянуть в серые затуманенные страстью глаза Филиппа. Сейчас король был другим – волосы его спутались и несколько влажных прядей небрежно прилипли ко лбу, покрытому испариной, лицо было спокойным, а взгляд... вот о нем Винсент предпочитал не думать, ему и без любви монарха проблем хватало. В жизни, с Морелом, с Ферье в конце концов.
Филипп вздрогнул и немного вжался бедрами в ягодицы любовника – король был тверд и терпение ему давалось нелегко, но видимо, ему было мало просто трахнуть Адри и забыть об этом.
– Не закрывайте глаз... Я должен их видеть. – Рука Филиппа со щеки переместилась на пах Винсента, сжала еще не утративший чувствительности член, расслабилась на мгновение – и снова сжала.
"Скорей же", – пусто подумал Винсент, а потом едва заметная ухмылка короля напугала его, потому что в ней без труда читалось: "Потерпите. Еще совсем чуть-чуть". Это было полным провалом для Адри – никогда и ни с кем у него не было такого взаимопонимания, без слов, без сложных фраз, без многочисленных выверенных ситуациями масок. Сейчас его читали чересчур просто и позволяли читать в ответ себя, а это значило, что никакая ложь – малая или великая – не удастся.
Сердце в груди Адри замерло от ужаса, а потом снова забилось, точно бешенное. Он не знал, что делать. Пойти на попятную? Претвориться, что не расслышал приказа? Признаться королю, что он переспал с ним из банального чувства долга и для того, чтобы побыть рядом с Ферье, но ему честно-честно было сейчас очень хорошо? Винсент почувствовал себя не столько дураком, сколько маленьким глупым растерянным до слез мальчишкой – и вдруг зажмурился.
Филипп ничего не сказал, лишь приник губами к виску Адри, тяжело дыша в его волосы, трижды толкнулся в расслабленное тело, а потом замер и оставался в нем несколько долгих томительных минут.
В камине догорали дрова, и Винсент слышал их робкое потрескивание, чувствовал, как тяжел Филипп, обнимающий его за плечи, будто любимую игрушку, как воздух спальни насквозь и безнадежно пропитан запахом пота и секса. Адри просто хотелось спать, но до рассвета было еще слишком далеко, к тому же король быстро восстанавливал силы, что несколько удивило Винсента и заставило, пусть и вынужденно, отказаться даже от мыслей о сне. Между ног у него было приятно тепло и скользко.
Филипп легко поцеловал Адри в губы, лег рядом, подперев голову рукой и лениво разглядывая измученного страстью барона. Потом мягко улыбнулся ему.
– Знаете, – сказал он ровно, – у вас потрясающая выносливость. Можете принять это за комплимент.
Адри непонимающе посмотрел на короля и тот рассмеялся:
– Так долго я этого не делал ни с одним из своих любовников. Смотрите, луна уже появилась в окне. Вы пришли ко мне в девять, а сейчас уже около полуночи.
– Я совсем потерял счет времени, – неловко признался Винсент. Ему хотелось пить и в горле пересохло от вина, но перетерпеть эти маленькие прихоти казалось проще, чем испрашивать Филиппа – дать ему воды. Его разум начинал мыслить ясно и в голову лезли глупые рассуждения об измене и вранье, а еще о том, что он не выполнил просьбу короля и не смог в самый нужный момент посмотреть ему в глаза. К счастью, это было единственное, что он не смог сделать и, похоже, монарх не сердился за это. Они лежали в одной постели, поговорили об их удивительной и волшебной ночи, после перешли к обсуждению рафинских военных кораблей, и Адри к приятному изумлению короля проявил в этом вопросе не праздные знания. Филипп был настолько восхищен, что в результате попросту сгреб Винсента в охапку, усадил на себя и, побив предыдущий временной рекорд, поимел уже совсем не осторожно. Конечно, позже Адри принесли воды и свежей земляники, Филипп извинился за свою невнимательность, а в качестве прощения для себя выпросил у Винсента еще одно жаркое страстное соитие, после чего с собственных губ кормил его ароматными ягодами. Они уснули на рассвете и, закрывая глаза, вконец измученный Винсент уже ни о чем не думал.
