Текст книги "Право на вседозволенность (СИ)"

Автор книги: Дэй Лекса

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 24 страниц)

Часть 1

ПРАВО НА ВСЕДОЗВОЛЕННОСТЬ

– Я больше не хочу рисовать! – прохныкала девочка, сжимая в ладони острие скальпеля. Он сильно врезался в ее кожу, но боли она не чувствовала. Все ее существо заполнял отчаянный страх и отвращение к тому, что ее принуждали делать.

– Глупышка! – ласково улыбнулся ей учитель и погладил ее по волосам длинными узловатыми пальцами. – Это же так просто и приятно! Почти так же, как рисуешь кистью. Только вместо нее у тебя нож, а вместо холста – чья-то кожа. Чья-то, не твоя! Так чего же ты капризничаешь? Нам пора продолжать наш урок!

– Но чему я должна научиться? Причинять людям страдания?

– И это тоже, если понадобится. Но главное, ты должна научиться собирать волю в кулак и перешагивать через свои принципы ради высшего блага. Я просто хочу сделать тебя сильной!

Она судорожно всхлипнула и еще сильнее сжала скользкий от крови скальпель. Красные капли тихо разбивались о плиты пола, и она смотрела на них, только бы не встречаться взглядом с обманчиво-доброжелательными глазами своего учителя.

– Я не хочу этому учиться, – прошептала она, так и не посмев поднять головы. – Я хочу остаться прежней... Когда же этот кошмар закончится? Ведь должен же он когда-нибудь закончиться...

Он взял ее руку со скальпелем в свою, как бы утешая.

– Как только ты согласишься принять почти неограниченную власть, – угрожающе-мягко ответил он и добела сжал девичью ладонь. Скальпель вонзился в нее еще глубже, и девочка с трудом удержала болезненный вскрик. – Это ведь не трудно, правда? – Его сжатие еще больше усилилось, и с пальцев ученицы полился кровавый ручеек. – Просто скажи: я согласна стать инкатором!

– И если я это скажу, то наши занятия прекратятся? – старательно сдерживая слезы, спросила она.

– Конечно, прекратятся, милая! Через семь лет...

Юлиана проснулась от удушья. Она силилась вдохнуть, но спазмировавшееся от немого крика горло почти не пропускало воздуха. Сердце в панике колотилось о ребра, требуя кислорода. Успокоиться никак не получалось – уж слишком тесно ее сон переплетался с реальностью. Сегодня она должна была стать ученицей инкатора Карминского – второго по значимости и первого по жестокости человека в их государстве. И принял это решение не кто-нибудь, а сам король Талинальдии Оберон, полгода назад взявший ее под свою опеку.

Она открыла глаза и попробовала сосредоточиться на мелькавшем за окном машины пейзаже, чтобы хоть в нем найти ту искру жизни, которая поможет вернуть ей радость бытия.

Некоторое время она безучастно созерцала запыленную, иссушенную до состояния соломы высокую траву и вялые от зноя деревья. Их давно потерявшие свежесть листья безвольно свисали с размягчившихся веток, словно паруса попавшей в штиль яхты. Все вокруг выглядело так, словно готовилось вот-вот испустить дух и ничуть не прибавляло оптимизма.

Ее ладонь мягко прикрыла чужая рука. Энтони, с теплотой подумала Юлиана. Единственный наследник короля и ее названный младший брат. Ласковый майский лучик, всегда согревавший ее своим преданным обожанием.

Они с Тони не просто называли себя братом и сестрой, они себя так ощущали. Понимали с полуслова, рассуждали одинаково, оба были болезненно застенчивы, равнодушны к деньгам и власти и даже чем-то схожи внешне. Только волосы Юлианы были гладкими и почти черными, а он вечно мучился с непокорной русой челкой, которую можно было удержать в нужном положении только пригоршней геля для волос. Гели Тони не любил, и поэтому ему частенько приходилось делать из своей пятерни расческу, чтобы возвращать эти упрямые пряди на место.

– Снова плохой сон? – озабоченно спросил он, всматриваясь в ее серые как предрассветное небо глаза.

Она промолчала, только переплела его пальцы со своими. Король великодушно позволил им с Энтони в последний раз побыть наедине и сел впереди, рядом с водителем. В ушах Оберона торчали белые наушники, и он ритмично подергивал головой в такт льющейся из них мелодии. Водитель негромко слушал радио.

– Тебе так грустно из-за учебы, да? – спросил принц.

Его голос был полон сочувствия и острого чувства вины за принятое отцом решение, на которое он так и не смог повлиять.

На ресницы девочки навернулись слезинки, и она до предела сжала зубы. Ей безумно хотелось закатить самую настоящую истерику со всеми ее атрибутами: воплями, отчаянными рыданиями и беспрестанным шмыганьем покрасневшим и распухшим носом. Хотелось топать ногами, молотить кулаками по мягкой коже сидений и кричать, что эта работа не для нее. К несчастью, Юлиана не могла себе этого позволить: она – герцогиня Делайн, истинная леди, и то, что ей всего четырнадцать и ей собираются сломать жизнь – не оправдание для такого недостойного поведения.

Но даже дай она себе волю – это бы ничего не изменило. За нее все решили другие, и плакаться на судьбу ей было некому. Ее мать давно умерла, а для отца она всегда была лишь источником головной боли и расходов, пусть и небольших, включавших в себя оплату обычной закрытой школы и покупку ей минимума одежды. Меньше года назад он с огромнейшим облегчением перепоручил заботы о своей единственной дочурке королю, и тут же благополучно забыл о ее существовании.

Для Юлианы это не стало потрясением – они никогда не были особо близки, да и виделись крайне редко, так как ее школа была за полтысячи километров от родного дома. Но все же ее душа саднила от той особенной боли, которая мучает несправедливо отвергнутых родителями детей.

По радио стали передавать новости и Тони попросил шофера сделать звук погромче.

"Сегодня ночью валькинорские хакеры предприняли очередную масштабную кибератаку на серверы Министерства обороны, – сообщил диктор. – Наши службы безопасности успешно отразили все попытки взлома и теперь старательно латают обнаруженные в программе защиты бреши.

Немного о международной политике.

Вчера вечером Его Величество король Оберон отверг предложение Организации Независимых Государств по сокращению ядерного вооружения. Глава ОНГ выразил свое недовольство и пригрозил еще больше ужесточить санкции против Талинальдии."

– Куда ж еще больше? – озабоченно пробормотала Юлиана.

– Считаешь, что мы уже и так достигли дна? – невесело хмыкнул принц. Она кивнула.

"Сегодня отмечается тринадцатая годовщина со дня взрыва звездолета "Мечта", – продолжались новости. – Как вы все знаете, он был уничтожен экстремистами сразу после возвращения из первой межпланетной экспедиции и послужил причиной крупнейшего международного скандала..."

Оберон содрал с себя наушники, протянул руку к радио и выключил его.

– Не могу это слушать! – сердито сказал он. – Сколько уже можно пережевывать это событие? Ну, было и было! Толку теперь сокрушаться об этом?

– Вам с Юлианой везет, вы застали "Мечту", а я нет! – со вздохом посетовал Энтони.

– Мне было полгода, когда она отправилась в экспедицию! Я ее тоже ни разу не видела! – возразила девочка.

– Зато ты жила в то время, когда она еще была цела!

. Замызганная зелень трассы сменилась свежей и сочной, и королевский лимузин въехал на территорию Эстевийского государственного университета. Из следовавших за ним машин сопровождения выбежали четверо телохранителей и замерли по обе стороны от лимузина, ожидая сигнала хозяина.

Король сделал едва заметный взмах рукой, дверцы машины тут же открылись, и пассажиры стали выбираться наружу.

Первым вышел сам Оберон – импозантный мужчина средних лет. Прожитые годы уже успели вытравить яркость с его когда-то пепельно-русых волос, а болезни сделали их тусклыми и ломкими. Некогда картинно-красивое лицо потеряло свою живость и упругость, а пленявший придворных красавиц изумрудный взгляд стал жестким и отталкивающим.

За ним на асфальт ступил одетый в элегантный черный костюм Энтони и ободряюще улыбнулся Юлиане.

– Готова? – преувеличенно бодро спросил он.

Она нерешительно кивнула головой, от чего ее доходившие до подбородка волосы мягко скользнули на лицо, и выбралась наружу.

Мужчина тут же взял обоих детей за руки, словно опасаясь, что они разбегутся без такой предосторожности, и повел их по кленовой аллее в сторону университетского комплекса.

– Жара-то какая! – пробормотал мальчик, тайком от отца расстегивая верхнюю пуговицу своей белоснежной рубашки. – Даже боюсь представить, как чувствует себя Юлиана! Папа, обязательно было наряжать ее в эту проклятую форму?

– Энтони, конечно обязательно! – легонько сжимая хрупкую девичью ладошку, ответил сыну Оберон. – Эта форма – не просто одежда, это – символ всесилия, неотвратимости расплаты за дурные помыслы! Она поможет окружающим научиться принимать Юлиану не просто как мою воспитанницу, а как будущего инкатора. Да и ей самой тоже посодействует осознать себя в новом качестве.

Девочка смущенно посмотрела на свой длинный, до щиколоток, сизо-синий приталенный мундир и покраснела. В нем она чувствовала себя ужасно неловко, словно он был ею украден. Она до сих пор не понимала, почему король решил сделать ее в будущем одним из инкаторов – самых могущественных людей в государстве после него самого.

Другой бы на ее месте прыгал от счастья, но на взгляд Юлианы у этой должности была куда больше минусов, чем плюсов, и она воспринимала милость Оберона как пожизненный приговор. Зато жители королевства восприняли это назначение как сенсацию.

За всю многовековую историю правления династии Астаротов инкаторами назначали только самых умных и неординарных мужчин. Безногому паралитику было куда проще попасть в космонавты, чем женщине в инкаторы. А тут на тебе! Четырнадцатилетняя пигалица!

Эта новость облетела страну еще неделю назад, и с тех пор всех талинальдицев терзал вопрос: чем же так примечательна эта девочка? За какие такие заслуги ей досталась эта фантастически престижная должность? К несчастью, никто не собирался утолять их любопыства, и газетчики впустую рыскали по тем местам, где когда-то жила маленькая герцогиня в поисках ответов на волнующие всех вопросы.

Король привел детей в центр вымощенного крупными серыми и красными плитами двора, и девочка подняла голову, рассматривая место, в котором ей предстояло провести ближайшие пять, а то и больше лет.

Прямо перед ней было увенчанное высокими шпилями здание главного корпуса. Его строгая архитектура подавляла ее своим величием и еще острее заставляла чувствовать свою неуместность здесь.

– А вот твоя академия! – торжественно провозгласил Оберон и указал рукой на стоявшее чуть в стороне полукруглое белое здание, разительно отличавшееся от темно-серых стен университетских корпусов. – Здесь обучают сотрудников инкаторской службы. Так что ты успеешь хорошо изучить своих будущих подчиненных, Юлиана. Правда, она великолепна?

С этим утверждением было трудно не согласиться. Утопавшее в густой зелени деревьев, изящное здание производило впечатление легкости, и даже невесомости. Энтони поморгал от отраженного ее серебристым куполом солнечного света и пробурчал:

– У прадедушки было все в порядке с юмором, раз он придумал обучать демонов во плоти в домике для фей!

Король недовольно поморщился.

– Сынок, не уподобляйся мыслящему клише простонародью! Когда ты станешь государем, эти, как ты выразился демоны, станут твоими глазами, ушами, руками и даже мозгом. Мало того – непробиваемой броней, которая защитит тебя и твою страну от врагов и многих жизненных невзгод! И тогда ты поймешь, что эти люди поистине бесценны, и будешь благодарить небо, что они денно и нощно оберегают тебя, пока ты убиваешь отпущенное судьбой время на удовольствия! – Он перевел назидательный взгляд со своего наследника на перепуганную девочку и отечески ей улыбнулся. – Не страшись своей доли, девочка. Тебя ждет великое будущее! Светлое, яркое и насыщенное! Пойдем, я познакомлю тебя с твоим учителем.

Они пересекли двор и по усаженной ивами аллее подошли к зданию академии. Ко входу в нее вели двенадцать широких белых ступеней.

Стараясь не отставать от Оберона, Юлиана стала подниматься. Она сосредоточенно глядела себе под ноги, боясь наступить на длинные полы вызывавшего сильный душевный дискомфорт мундира, и с трудом удерживалась от того, чтобы не повернуть обратно.

Все-таки закончив подъем, она подняла голову и чуть не попятилась, увидев встречавшего их человека. Это был мужчина лет шестидесяти пяти в таком же, как у нее долгополом инкаторском одеянии. Единственным отличием в их форме были вышитые под его воротником-стойкой серебряные веточки.

Высокий, статный, худой, он стоял перед дверью академии словно неумолимый страж из легенд, готовый поразить молнией любого, кто осмелится приблизиться к священному для него месту. Его темные, с проседью, волосы достигали плеч и были зачесаны назад, а в каждой черточке длинного резкого лица читалось превосходство и глубинная ненависть к человечеству.

Инкатор Карминский, с трепетом подумала Юлиана. Она много слышала об этом давно ставшем страшной легендой человеке, но впервые видела его вживую.

Его водянисто-голубые глаза острыми крючьями впились в ее испуганные серые, полыхнув ледяной неприязнью сощурились, и медленно опустились вниз, оглядывая ее целиком.

Этот осмотр длился считанные секунды, но у девочки осталось почти осязаемое ощущение, что он за это время успел разобрать ее на молекулы и теперь точно знает, как она выглядит не только снаружи, но и внутри, а также о чем думает и что чувствует. Веявший от инкатора холод пробрал Юлиану до самых костей, и ее хрупкое тело покрылось мириадами мелких неприятных мурашек.

Кустистые брови Карминского угрюмо сдвинулись, а тонкие, почти сливающиеся по цвету с кожей губы плотно сжались. Он оторвал от нее свой тяжелый взгляд и через силу поклонился королю, а потом принцу.

– Рад приветствовать вас, Ваше величество! И вас, Ваше высочество. Это и есть моя ученица?

В его голосе слышалось нескрываемое пренебрежение, и девочка поняла, что сильно не понравилась ему. Она снова встретилась с ним глазами и едва не согнулась, такая тяжесть на нее навалилась. Должно быть, именно так себя чувствует попавший под завал человек, подумала она. Ей пришлось приложить титанические усилия, чтобы выдержать этот взгляд, так и хлеставший ее враждебностью и неприятием.

Король лучезарно улыбнулся, не обратив никакого внимания на мрачный вид Карминского.

– Да, Эдмунд, ты прав! – жизнерадостно сказал он. – Это она, та самая девушка, из которой ты сделаешь первую в мире женщину-инкатора!

Лицо старика скривилось так, будто у него по губам проползло омерзительное насекомое.

– Можно вас на пару слов, Ваше величество? – сухо проскрипел он.

Оберон повернулся к сыну и застывшей каменной глыбой девочке, и указал им на вход в академию.

– Ребятки, вы пока осмотритесь внутри, а мы скоро к вам присоединимся!

Тони прекрасно понимал как не по себе сейчас Юлиане, и как ей страшно приблизиться к грозному инкатору хоть на шаг, поэтому взял за руку и силком потащил ее в холл здания. Зная Карминского с младенчества, он давно привык к нему, как заклинатель змей привыкает к кобре, хотя и не забывал об осторожности. Инкатора прозвали в народе Жнецом за его частые кровавые жатвы, и принц точно знал, что это меткое прозвище он получил заслуженно.

Эдмунд нехотя посторонился, пропуская их внутрь, и пошел по ступенькам вниз вслед за королем.

Отдалившись от здания метров на двадцать, Оберон прислонился спиной к развесистому клену, укрывавшему своей тенью траву от августовского жара. Карминский остановился напротив него, буравя монарха злым взглядом.

– Прекрати сверлить во мне дырки, Эдмунд, я не четырнадцатилетняя девочка, и на меня твои фокусы не действуют! – сбросив с себя притворное добродушие, проговорил король. – Мог хотя бы поздороваться с ней! Так нет, ты же так боишься показаться вежливым!

– Этой пичужке здесь не место! – отрезал тот. – Лучше отведите ее в институт благородных девиц или в художественную школу. В балетный кружок, наконец, но только не сюда!

– Где ее место буду решать я, а не ты! – жестко заявил Астарот. – Твое дело – беспрекословно выполнять мои приказы! И если я сказал, что ты сделаешь из нее инкатора – ты это сделаешь, наступив на горло всем своим "не хочу"!

– Вы хоть сами понимаете, о чем говорите? Женщина – инкатор! Это просто смешно!

– Вот и замечательно, посмейся! – обрубил король. – А то у тебя давно проблемы с юмором!

Эдмунд смирил клокотавший внутри гнев и попробовал воззвать к монаршему благоразумию.

– Я понимаю, что вы не оступитесь от своей безумной затеи, но подумайте об этой девочке! Вы как-то говорили мне, что она вам дорога почти так же, как сын, так за что же вы обрекаете ее на сугубо мужскую профессию? Вы же знаете, что за жизнь у инкаторов! У нее никогда не будет ни друзей, ни семьи, потому что все будут шарахаться от нее, как от чумы! Ее никто не полюбит! Она не узнает радости материнства! И единственный букет, который она получит в жизни, будет состоять из ее несбывшихся надежд, завернутых в целлофан разочарований! Такой жизни вы хотите для своей любимицы?!

– У нее будет сила и власть, а это куда лучше, чем слюнявые поцелуи поклонников и грязные подгузники горластого младенца! – возразил Оберон.

– Да! Сила и власть у нее, конечно, будут! Ведь вы позаботитесь об этом, даже если она окажется полной бездарностью, абсолютно несоответствующей высочайшим инкаторским стандартам! – саркастически признал Карминский. – А еще у нее будет изломанная психика и лютая ненависть к вам за то, что вы лишили ее не только нормальной жизни, но и детства! Ей всего четырнадцать! Дайте ей хотя бы школу закончить!

Король тряхнул ногой, сбрасывая запрыгнувшего на нее кузнечика.

– По интеллекту она давно превосходит среднестатистического выпускника ВУЗа, – сказал он. – Так что не бойся, азбуке учить тебе ее не придется!

Карминский резко втянул носом воздух, заставляя себя успокоиться.

– Хорошо! – глухо согласился он. – Только о последствиях вашего решения я вас предупредил! Так что потом не предъявляйте мне претензий, если в один прекрасный день предохранители в ее нежных девичьих мозгах сгорят от нервного перенапряжения, и она повесится или выпрыгнет из окна!

Оберон нахмурился.

– Без твоей помощи она этого не сделает, Эдмунд, у нее крепкая психика! Но боже тебя упаси намеренно ее до этого довести или причинить ей физический вред: тысячу раз об этом пожалеешь! –пригрозил он.

Карминский презрительно дернул плечом.

– Даже не собирался! А вот о крепости ее психики рано говорить. Может быть, она и не тревожится из-за сломанного ногтя или недовольного взгляда подружки, но инкаторская работа – серьезное испытание даже для видавших виды циников! Это другой уровень переживаний! Я никогда не отличался сентиментальностью, и то первые два года частенько был на грани умопомешательства!

Король недовольно поморщился. Всякий раз, когда его что-то бесило, кровь начинала бить ему в голову мощными толчками, будя чутко спавшее раздражение. Вот и сейчас перед его глазами потемнело, и ему непреодолимо захотелось наорать на прекословящего ему помощника. Но он сдержал свой порыв, потому что ссориться с инкатором не хотел – при всей своей желчности старик был для него бесценен и незаменим. Кроме того, Оберону не хотелось омрачать такой знаменательный для себя день бесполезным скандалом.

– Она – особенный ребенок, Эдмунд! – сказал он. – Если бы ты знал ее мать, то понял, насколько обоснован мой выбор! Она еще тебя сто раз переплюнет!

– Меня? Бред сумасшедшего! – фыркнул Карминский.

– Увидишь! А сейчас сделай одолжение – заткнись, пока у меня голова не взорвалась от давления!

– Ничего не имею против вашей смерти: тогда мне, по крайней мере, не придется тратить семь лет своей жизни впустую! – огрызнулся Жнец.

Он знал, что уже перешел все границы королевского терпения, но необходимость учить своему нелегкому ремеслу сопливую девчонку наполняла его такой яростью, что он даже не пытался выбирать слова и притворяться, что здоровье монарха его сколько-нибудь волнует.

Астарот вздернул подбородок и до болезненного хруста сжал свои опухшие от артрита пальцы.

– Ты забываешься, Эдмунд! – прошипел он. – Я тебе эту власть дал, я ее и отниму, если через семь лет Юлиана не станет равной тебе в мастерстве! Думаешь то, что ты досконально знаешь анатомию каждого скелета в моем шкафу, дает тебе право так непочтительно говорить со мной?

Карминский чуть ли не до земли склонился в преувеличенно подобострастном поклоне.

– Простите меня, Ваше величество! Все время забываю о том, что я всего лишь ваш слуга! – ядовито повинился он. – Разумеется, я сегодня же со всей ответственностью кинусь выполнять ваш приказ, вот только сперва дайте мне свое высочайшее позволение учить эту девочку так, как я сочту нужным! Только в этом случае я смогу гарантировать вам, что моя наука принесет ей хоть какой-то прок!

– Да учи, как хочешь, лишь бы она была жива и здорова! – великодушно разрешил Оберон.

– И вы готовы терпеть ее слезы и жалобы на меня?

– Ну, ты особо-то не свирепствуй, девочка все же… – жалея Юлиану, попросил король.

– Не более, чем это будет необходимо! – уклончиво пообещал Карминский.

Его ответ не слишком понравился монарху, но он знал, что другого все равно не получит, сколько бы не угрожал.

– Тогда договорились! – недовольно пробормотал он и протянул инкатору руку.

Тот сжал его запястье своими по-старчески деформированными длинными пальцами.

– Да не дави ты так, больно! – ойкнул король, высвобождая свою ладонь. – Идем к детям, а то бросили их одних! И не пугай девочку понапрасну – дай ей к себе привыкнуть! На твою вечно злющую физиономию даже мне тошно смотреть!

– И что мне теперь, клоуна из себя строить в угоду ей? Не дождетесь! Пусть привыкает! Инкатория – не для слабонервных!

– Чертов ты мизантроп! – проворчал король, нежно баюкая посылавшую по телу волны боли руку. – Вечно ты всем недоволен!

Сердитость Карминского сменилось застаревшей озабоченностью.

– Я совсем перестал понимать мотивы ваших поступков, Ваше величество! – с горечью признался он. – С тех самых пор, как вы вернулись из первой межпланетной экспедиции, вы ведете себя так, словно ждете какого-то чуда. И не просто ждете, а точно знаете, что оно свершится! Наша страна гибнет под грузом международных санкций, война с Валькинорией истощила наш бюджет, экономика в упадке, а вы без конца берете займы у тех немногих государств, что еще остались на нашей стороне. На что вы надеетесь?

Глаза короля загорелись неповторимым светом скрытого ото всех знания, а губы изогнулись в таинственной полуулыбке.

– Ты прав, Эдмунд! Я жду чуда. Жду, когда оно войдет в силу и замираю от мысли о тех возможностях, которые оно передо мной откроет. Скоро мир изменится до неузнаваемости, и Астароты станут единственными его повелителями! А до того момента я готов терпеть любые лишения. Потому что знаю – они лишь временные. Четырнадцать лет назад я посадил зерно своего благополучия, и оно вот-вот созреет и даст мне все, о чем только можно мечтать!

– Четырнадцать лет назад? – задумчиво проговорил Карминский. – Вы привезли с Эллиума нечто особенное, о чем никто не знает?

Оберон бросил на него встревоженный взгляд. Нужно быть поосторожней с высказываниями, уж больно проницателен его собеседник.

– Что это было? – требовательно спросил Карминский.

Злая память безжалостной рукой выхватила короля из-под клена и зашвырнула в бесславное прошлое, на стремительно стартующий с Эллиума звездолет с романтическим названием "Мечта". Его экипаж снова удирал с приютившей их планеты. О том, что именно стало причиной конфликта землян с местными жителями, знал только сам Оберон и его неразлучный друг Амадей Дарси, очевидец тех событий. Тогда им было по двадцать два года и они оба страстно жаждали приключений.

В тот судьбоносный день правитель Эллиума имел неосторожность показать им главную святыню их планеты и объяснить ее предназначение. Заключенная в ней сила настолько потрясла юного наследника, что он решил завладеть ею. Коснулся, да так и не смог выпустить ее из рук.

А дальше было бегство, позорное и опасное, и непрерывные уговоры Дарси одуматься и вернуть сокровище обратно. Тогда они впервые сильно поссорились. К сожалению принца, навсегда.

Карминский в ожидании ответа сверлил Оберона пытливым взглядом.

– Я же не выпытываю твои секреты, Эдмунд! – с натянутой усмешкой ответил король. – Придет время – узнаешь! Или можешь лишний раз доказать мне свою гениальность, самостоятельно докопавшись до истины.

Это была издевка: вся команда "Мечты" трагически погибла во время взрыва корабля. Теракт произошел через три дня после ее возвращения на Землю, и расспрашивать о событиях на Эллиуме было не у кого.

Глаза инкатора зло сощурились. Монарх отлип от дерева, отряхнул впившиеся в ладони мельчайшие обломки коры и сказал.

– Идем, дети нас совсем заждались!

Карминский молча кивнул и пошел вслед за сюзереном. Теперь ему было не до Юлианы: все его мысли захватила похищенная с Эллиума реликвия.

***

Пока его отец спорил с инкатором, Энтони как мог успокаивал Юлиану. Они сидели на широком низком подоконнике академического холла и девочка едва сдерживалась, чтобы не разреветься от страха и отчаяния.

– Да не нервничай ты так! – попробовал успокоить ее брат. – Он только выглядит так страшно! А на самом деле просто желчный мерзкий старикашка, превративший свой сан в ауру карающей непогрешимости!

– Тони, я боюсь его! Он меня уже ненавидит, а ведь я ему еще и слова не сказала!

– Он всех ненавидит, – словно оправдывая Карминского, возразил принц. – И всегда ненавидел, насколько я помню… А как еще может себя вести злобный социопат и законченный мизантроп?

Девочка нервно рассмеялась.

– Спасибо! Мне стало намного легче! И правда, чего я заморачиваюсь? Пять лет в обществе самого бесчеловечного инкатора Талинальдии, которым пугают детей, и чье имя произносят только шепотом!

– Вообще-то семь… – расстроенно поправил ее Энтони, рассеянно теребя свою русую непокорную челку. – Еще два года стажировки после выпуска из академии…

– Семь?! – ее восклицание было похоже на стремительно вылетевший из сдувшегося шарика воздух. – Половина тех лет, что я прожила?!

Девочка подняла глаза вверх, чтобы не дать пролиться давно просившимся на свободу слезам, и с мукой вздохнула.

– Тони, ты же лучше меня знаешь своего отца! Умоляю, убеди его забрать меня отсюда! Я всегда мечтала помогать людям, а не подавлять их!

– Это единственная работа, которая достойна, и даже еще больше возвысит тебя! – заученно повторил чужие слова Энтони, пытаясь лакированным носком своей туфли стереть с пола раздражающе жизнерадостный солнечный блик.

Юлиана беспомощно всплеснула руками.

– Тони, ты же знаешь, что мне это не нужно! Ну как мне ему это объяснить?

– Никак! – безнадежно ответил принц, – Я пробовал. Не получилось. Хотя я сильно старался. Даже не представляешь, насколько я старался!

Несколько дней назад у них с отцом состоялся крайне неприятный разговор, уже не первый на эту тему. Король впервые не пытался задавить сына авторитетом, а очень доходчиво объяснил ему причину своего решения, а заодно пошире открыл ему глаза на внутреннюю политику страны.

–Тони, – сказал он, сидя рядом с сыном на диване в гостиной, – то, что вы с Юлианой сейчас рассматриваете как непонятное вам обоим наказание, на самом деле гарантия вашего с ней счастливого будущего. Меня скоро не станет – нет-нет, не спорь, я это знаю точно! – пресек он готовые сорваться с уст принца возражения. – От моего былого здоровья остались только жалкие ошметки, да и оракул напророчил мне раннюю смерть. Но я не хочу оставлять тебя в этом мире одного. Как мне ни прискорбно это признавать – ты слаб. Много слабее, чем я сам. И не потому, что у тебя не самый крепкий организм, а потому что ты хоть и рожден правителем, но по сути им не являешься. Не обижайся, сынок, может я и говорю обидные для тебя вещи, но так и есть. Иногда я жалею, что ты не родился девочкой – ей бы больше были к лицу твои мягкость и абсолютное нежелание управлять государством. Но ты мой сын, и скоро тебе придется принимать все решения самостоятельно.

– Нет! – перепугался Энтони. – Я не могу принять на себя ответственность за два с половиной миллиарда человек! И не хочу этого! Я вообще не хочу править!

Оберон успокаивающе похлопал его по руке.

– Знаю, сынок… Знаю… Ты скорей откажешься от трона... Но выход есть, и он прост – тебе всего лишь нужен опытный советник, с острым умом и стальными нервами, умеющий найти нужных исполнителей твоей воли. Тебе нужен новый инкатор, близкий тебе по духу.

Пока мы просто живем, инкаторы принимают решения, на которые у меня самого никогда не хватило бы мозгов. Обеспечивают безопасность и процветание страны и отлавливают нарушающих ее покой смутьянов. За это их боятся и ненавидят, но им это только на руку. Сам знаешь – чем хуже репутация у инкатора, тем меньше ему сопротивляются. И Карминский достиг высочайших вершин в искусстве запугивания. Недаром его прозвали Жнецом – он сеет вокруг себя смерть и страдания, не щадя ни старых, ни малых.

– А Хиггинса правда назвали Пахарем за то, что он велел живьем закопать сто человек? – спросил Тони.

Оберон подсунул себе под спину подушку, осторожно распрямляя на ней вечно ноющую спину.

– А потом сел на трактор и несколько раз проехался на нем по месту казни, перепахивая лежавшие сверху тела, – подтвердил он. – И правильно сделал! Порядок в стране требует и не таких жертв!

Король видел, что сын шокирован этим разговором, и поспешил его успокоить.

– Не считай инкаторов злом, сынок! – сказал он. – Они – твои самые верные друзья и советчики и будут оберегать тебя от бед даже лучше, чем это делали мы с твоей покойной матерью. Пойми, они не садисты, и не маньяки, и ничего не делают без серьезных на то причин. Они – мудрые политики и психологи, способные решить самые серьезные проблемы. Порой для этого им приходится прибегать к насилию. Но эмоции и люди уходят, а результаты остаются. Благодаря усилиям инкаторов наша страна на протяжении многих столетий была одной из самых сильных в этом мире, и это при том, что ни один король из династии Астаротов не обладал гениальным умом и не был великим стратегом. И если бы ты хоть иногда интересовался политикой, ты бы это знал.

– Если они так гениальны, то почему тогда служат нам? – недоуменно спросил Тони. – Почему не сместят нас и не заберут власть себе?

Старший Астарот засмеялся.

– Тому есть несколько причин. Во-первых, инкаторов всегда трое, и они жестко конкурируют и постоянно следят друг за другом. Шансы, что они полюбовно поделят между собой власть ничтожны. А во-вторых, у королей всегда есть свой строгий ошейник для каждого из них, позволяющий нам заставлять их делать то, чего им категорически не хочется.