Текст книги "Юная Спасительница (СИ)"

Автор книги: Daria_Snow_

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 25 страниц)

– Эй, Диксон, как там поживает должок? – сразу вспоминается, как я вынудила его сыграть в камень-ножницы-бумага, и все для того, чтобы повыпендриваться перед остальными. – Я же обещала, что хоть изойду на говно, но одолею тебя, – сжимаю кулаки и, словно змея, которая кидается на жертву, выкидываю сжатую руку вперед.

По-кошачьи ухмыляюсь и стремлюсь вызвать улыбку на этом угрюмом лице. И у меня здорово получается! Слабая улыбка появляется на губах Диксона, который усердно ее скрывает.

– Слышь, малая, не зазнавайся. Дам я тебе пострелять, только не доставай, – Дэрил торопится выравняться с Риком и идти с ним на однои уровне.

Появляется Карл. С дурацкой на губах улыбкой он подходит ко мне.

– Ну что, дурында, ты так и не дорассказала о той вылазке. Собачья дверца?

– А что рассказывать-то? – любопытствуюсь я. – Пролезла через вентиляцию и…

– Дверь дома оказалась заперта снаружи. Собачья дверца? Это точно для тебя!

Перевожу взгляд на Карла и толкаю того в грудь.

– Эй! Не смешно.

– Да брось. Обижаться на правду нет смысла.

– Закройся. Это было лишь раз, и то, я была очень напугана.

Мне тогда было тринадцать. В этом возрасте я сама по себе была пуглива и пребывание в среде зараженных заставляло кровь бурлить.

Я обыскивала абсолютно все дома, как бы страшно мне ни было. И вот, в одном из них было закрыто на замок, а ключей у меня не было; я не могла позволить себе не проверить помещение, потому что преданно верила, что как раз-таки закрытые помещения содержат в себе горы резервов.

Вентиляционный проход был настолько узким, что будь я хоть немного потолще, и просто напросто не пролезла бы. Внутри мне удалось найти целый склад патронов и консервированных персиков! Однако потом объявились владельцы этого добра и мне пришлось мчаться куда подальше. В качестве места, чтобы ненадолго спрятаться, я выбрала соседний дом, но и там тоже было закрыто. Зато собачья дверца присутствовала, которой я и воспользовалась.

Королевство представляет из себя территорию, которая обнесена стеной из вагончиков-бытовок и пенобетонных блоков; зона ворот дополнительно забаррикадирована автобусами, и средняя высота стены, по-видимому, около двух метров. Около ворот заметны стражи и… рыцари? Облачены они все в своеобразные доспехи – футбольную защиту.

В принципе, сомневаться в средневековой идеологии не доводится, так как помимо огнестрельного оружия стражи вооружены пиками и секирами. Они просят всю нашу группу сдать огнестрельное оружие, и меня просьба не обходит стороной.

– Не понимаю, в чем смысл. Неужели проживают здесь одни параноики? Эй, придурок, не думал остаться?

Карл натягивает улыбку до ушей.

– Хочешь по секрету скажу? Это место давно плачет по тебе, дурында, – сводит брови на переносице, рукой показывает мне за спину и через смех проговаривает: – Смотри-ка, лошади!

Мы подходим к загону, где пасутся два здоровых и крепких жеребца. Красивые, длинные, густые хвосты и гребешки. Какие же лошади ухоженные! Никак не могу намиловаться этими животными. Никогда раньше не видела лошадей, разве что на картинках и фотографиях.

– Когда-нибудь ездила? – интересуется у меня Карл.

– Я жила в окраинах Атланты, так что можешь называть меня деревенщиной, – боязливо кладу ладошку на нос лошади и провожу вдоль него дважды, но стоит животному фыркнуть, как я бегом убираю руку.

Карл, созерцая это, лыбится.

– Я никогда вообще не видела лошадей. Разве что на фотографиях. Они… такие странные.

Карл гладит лошадь и чешет ей за ушком. Кажется, он забывает о моем существовании и полностью отдается лошади.

– Погладь, – советует он мне.

Отказываюсь от заманчивого предложения, посмеиваясь в ответ:

– Ты еще поцелуй ее.

Карл смотрит на меня исподлобья, после чего посылает лошади воздушный поцелуй. Порой мне сложно уловить ход его мыслей. Не то чтобы он воспринял это всерьез, но его каменное выражение лица настраивает чуть на иной лад: будто он принял эти слова близко к сердцу. Однако уверена, что он, как всегда, рассмеется и попытается меня подколоть.

– Ревнуешь к лошади?

Не реагирую на подкол; я уже привыкла к тому, что Карл тот еще приколист.

– Рик! – раздается женский голос.

Мы с Карлом в унисон оборачиваемся и видим женщину с короткими седыми волосами.

– Это Кэрол, – говорит мне Карл.

На время о лошадях и верховой езде доводится забыть. Карл тащит меня за собой.

Кэрол щурится и бросает на меня пронзительный взгляд.

– Это и есть его дочь? – изумляясь, спрашивает Кэрол.

Судя по тону, ей успели доложить на меня и то, какая же я яркая персона (в плохом смысле слова, конечно).

Рик кивает и заводит руку мне за спину, подталкивая в центр собранной толпы. Все пристально смотрят на меня.

– Она только на первый взгляд кажется спокойной, – подмечает он. – До тех пор, пока не откроет рот.

Кэрол выглядит так, словно в любую секунду разобьется на крупицы. Она кидает взгляд на меня, затем – Рика и группу, оставляя гадать, чем вызвана эта кручина. Затем она приглашает нас в здание школы.

В самом центре стоит трон, на котором сидит мужчина – король Иезекииль. Жители Королевства называют его «ваше величество», и судя по всему, король действительно любим ими. Тут даже разбираться в людях не надо, чтобы понять это. Ручной тигр придает образу короля загадочность и превосходство, и не только из-за того, что возникают вопросы по типу: «Откуда в такое время можно приволочь тигра?» или «Как его можно приручить?» Сия картина элементарно завораживает и вызывает восхищение, показывая короля сильным и независимым, как какой-нибудь хищный зверь.

Сначала разговор шел о сути приезда и Спасителях, но как только Рик разогнался и рассказал о моем попадании в Александрию, король заинтересовался.

На лице появляется улыбка при разговоре с королем Иезекиилем. Тем временем, как все называют меня занозой в заднице, он же предпочитает просто «принцесса», чем несказанно смущает.

– Как, собственно, принцесса поживает? Чем раньше занималась? Какие увлечения были?

От такого странного и неожиданного вопроса чувствую табун мурашек. Ощущение, что он пытается узнать меня получше, дабы понять, с кем имеет дело; создает впечатление, что ему взаправду интересна я, а на деле – узнает слабости и какие качества во мне преобладают.

– Все в порядке, – этот голос кажется мне столь настойчивым, что непроизвольно вспоминается властный голос папы. Слегка содрогаюсь, побаиваясь даже мыслей об обозленном отце. Далеко все зашло, раз я начинаю пугаться собственных фантазий. – Разве мое прошлое имеет значение?

Рик вновь присоединяется к разговору весьма неожиданно.

– Имеет. Можно ли тебе верить, особенно после той сладкой лжи?

– Пап, – на удивление хриплый голос Карла раздается после слов Рика.

Карл явно не хочет, чтобы его отец постоянно вспоминал тот случай.

– Не стоит так обходиться с молодой принцессой, – Иезекииль снова заставляет меня покраснеть, целуя тыльную сторону ладони.

– Скорее, Спасительницей, – едко подмечает Рик.

Стоит мужчинам влиться в беседу по головы, как они и вовсе забывают про меня. Подходит Карл. На его лице легкая улыбка, от которой сложно отвести взгляд.

– Принцесса ты наша, – в глазах искрятся звезды, и это очень притягательно. – Принцесса-дурында… По-моему, звучит прекрасно.

Усмехаюсь со столь глупой шутки и отмахиваюсь.

– Ну, я хотя бы принцесса, а кто-то, как ты, всего лишь болван, живущий в моем царстве.

Карл обнажает зубы в улыбке.

– Хорошая шутка.

Стараюсь унять дрожь в ногах, когда Рик обращается ко мне.

– Допустим, мы доверимся тебе. И что с того? Как ты поможешь нам в войне? Как ты себе это представляешь?

Все былые срывы Рика по сравнению с этим – ничто. Он сжимает руки до побеления, стискивает зубы и злобно скрежещет ими.

– Эм… Поговорю с ним? – сама же восторгаюсь этой мысли.

Честно говоря, плана у меня изначально не было. Скорее, малое представление о том, как бы хотелось, чтобы все пошло.

Все глядят на меня как на сумасшедшую, и неудивительно: звучит идея абсурдно.

– Завтра приедет папа, и мы решим, как быть дальше.

Рик томно проговаривает.

– У меня есть идея получше. У твоего отца есть рация, – подходит ближе.

По тону могу сказать, что Рик настроен всерьез. Он не собирается слушать остальных. Нет. Решение сейчас за ним, и тот, кто осмелится возразить – несдобрует.

– Ты, Челси, заполучишь эту рацию и сразу же свяжешься с нами. Ты будешь докладывать нам обо всем, что будет происходить в Святилище. Обо всех планах отца.

В этот момент я просто ощущаю что-то неладное. Будто заранее предчувствую, что этот вывод не приведет ни к чему хорошему. В груди раздаются сильные стуки: биение сердца ускорилось. Еще чуть-чуть и оно выскочит.

Принимаюсь разглядывать остальных выживших и словно дожидаюсь, что они предложат идею получше. Но нет. Предвзятость александрийцев и невозмутимость остальных берут свое. Все сходятся на мысли, что Рик прав.

– Вы серьезно?! – так негодую с вынесенного вердикта, что из ушей едва ли пар не дымится. – Вы не можете заставить меня так рисковать! А вдруг папа раскусит план?

– Мы тебя привели, поставили на ноги, а теперь, будь добра, окажи услугу и помоги нам в борьбе с твоим же отцом!

Меня словно разрывает в клочья. Каждая клеточка тела ноет о сводящей с ума боли. Такое ощущение, что меня предают. Не ожидала, что эти люди заставят меня сделать что-то подобное.

Смысла отстаивать свою точку зрения нет, так что доводится согласиться с мнением большинства. Киваю головой, и все расходятся.

Рик тяжело вздыхает, а затем удаляется вместе с остальными выжившими. Остаются только Иезекииль, Карл и парочка «рыцарей» Королевства.

Карл с жалостью во взгляде смотрит на меня, но не решается и слова выпалить. Его зрачки бегают: то на мне остановятся, то на полу.

– Карл… – испуганно протягиваю я. – Ты тоже считаешь, что мною можно так просто воспользоваться? Как очередным ресурсом?

Карл ничего не отвечает. Он лишь окончательно опускает взгляд, качает головой и бубнит что-то про себя.

– Прости, Челси, – произносит напоследок и уходит.

Опустошенная я остаюсь стоять одна среди малознакомых людей. Король Иезекииль встает с трона и подходит ко мне.

– Им просто нужно время. Сейчас война, все в ужасе и устали… Сейчас им нужно обвинить кого-то во всех бедах. Но потом, когда все это закончится, они поймут свою неправоту.

С легкой обеспокоенностью в голосе я отвечаю королю:

– Очень на это надеюсь.

========== Глава 12. Искупление ==========

Раннее утро. Забревший в комнату лучик света заставляет меня поморщить нос. Я не сплю уже достаточно долго. Не побоюсь предположить, что где-то часа два-три нахожусь в состоянии полного пробуждения и просто нежусь в кровати с закрытыми глазами. В голову отнюдь ничего не лезет, помимо сегодняшней встречи с отцом, а также слов Рика.

Воспользоваться рацией? Сдавать отца? Да, конечно, мы с папой состоим далеко не в самых доверительных отношениях, но в конце концов, он мой отец. Я прекрасно знаю, что он изменился, но в этом человеке мне по-прежнему доводится видеть образ того самого старика, который делал ради дочери достаточно. Они с мамой обеспечивали меня всем, чем могли, пытались дать образование и для этого вкалывали, как те еще пчелы, хотя при этом напрочь забыли про то, что с ребенком изредка нужно общаться, поддерживать и интересоваться его личной жизнью.

Сажусь на край кровати, руками подпираю голову, которая вот-вот и взорвется от круговорота мыслей в ней.

– Может, хоть сказать, что я сожалею, – обращаюсь сама к себе. – Хуже все равно не будет.

Александрия ранним утром напоминает окраины Атланты, где я жила. Кругом тихо и мирно, людей почти нет, а вместе с ними и того бешеного ритма жизни. Тем не менее я уверена, что Рик не спит. С минуты на минуту прибудут Спасители, заберут половину их еды, оружия и вдобавок прихватят меня – вряд ли Рик накануне столь важного события будет спокойно отдыхать в постели.

– Интересно, спит ли Карл, – сама же изумляюсь со своего вопроса. Почему-то хочется верить в то, что Карл без излишней озабоченности проводит хорошо время и не треплет себе нервы по поводу и без.

Медленно подхожу к соседнему дому, где проживает Рик и останавливаюсь на крыльце. Я будто колеблюсь, стоит ли это того или нет.

– Давай же, Лоуренс, решайся, – направляю мысли в нужное русло и подталкиваю себя вперед. Делаю еще шажок-другой, пока все внимание не оказывается прикованным к парадной двери. Можно сказать, впритык стою к ней. Осталось лишь постучать. – Ну же, Челси, ничего страшного. Занеси руку и… – подношу руку к цели, но горячусь убрать ее, не успев даже постучать. – Это должно быть легко! – цежу сквозь зубы.

– Сама с собой болтаешь, малая?

Оборачиваюсь на стоящего позади Дэрила и медленно качаю головой.

– Ты не занят?

Не дожидаюсь ответа. Взгляд падает на какую-то погнутую железную пластину в руке Диксона.

– Погоди, что это?

– Да так, – спешит отмахнуться, – выдалбливаю нож. Так чего тебе?

Последний раз осматриваю кусок железа и устремляю взгляд на Дэрила.

– У вас обо мне сложилось не самое приятное впечатление. Не буду настаивать на том, чтобы вы начали ко мне хорошо относиться, особенно после произошедшего. Я вас понимаю, с доверием нынче у всех труба… Но мне правда жаль, что я так обошлась с вами и вела себя как эгоистичная сука, думающая только о себе, – перевожу дыхание, на миг отводя взгляд в сторону, и продолжаю: – Я вам благодарна. За все. За то, что помогли и приняли. За то, что все еще не убили и вконец не относитесь как к куску дерьма.

Дэрил хмурится.

– Это, конечно, хорошо, что у твоей совести появляются очертания, но знаешь, скажи об этом не мне, а Рику. Ему это определенно нужнее.

Сердце пропускает парочку ударов, обливаясь кровью. Чертова вина так и гложет, а с этим неприятным чувством ничего не выходит поделать.

Опускаю полные горечи глаза и готовлюсь вернуться к делу, как вдруг голос Диксона останавливает меня.

– Ты откуда?

Изгибаю вопросительно брови.

– Жила в окраинах Атланты. А что?

– Твоя семья, должно быть, имела достаточно грошей, раз позволила себе дом за городом.

Пожимаю плечами.

– Не совсем. Мы с трудом сводили бы концы с концами, если бы не постоянное пахание родителей на работе. Они не часто бывали дома.

Дэрил отбрасывает железную пластину в сторону как нечего делать. Словно резко передумывает превратить эту железяку в нечто поценнее.

– Вот знаешь, никак не выходит из головы. Ты продолжаешь относиться неплохо к Нигану, в то время как он творит полную херь.

– Он мой отец. Единственный человек, который мне дорог. Я таю надежду, что он способен одуматься и в какой-то мере действительно волнуется за мою сохранность.

Дэрил глубоко вздыхает и закатывает глаза. Он явно взбешен моей слепотой в отношении отца.

– Даже после того, что я тебе рассказал? Ты все еще считаешь, что этот псих способен на нечто хорошее?!

В упор гляжу на Диксона и безэмоционально киваю.

– Конечно. Я его дочь, а не какой-нибудь хер с горы.

Дэрил устало бормочет под нос слова ругани и раздраженно стискивает зубы.

– Дэрил, я прекрасно понимаю, насколько наивно это звучит, но просто представь себя на моем месте.

Недолго помолчав, Дэрил кидает на меня презрительный взор и повышает голос.

– Если бы это был я, то уже давно прикончил этого уебка! Ты можешь и дальше считать, что хоть что-то значишь для него! Выступать и дальше на публику со словами «у меня ничего не осталось, я вся такая бедная и уставшая от несправедливости»! Ты же Челси-блять-Лоуренс.

Ноги затекают. Меня словно окатили цементом, отчего все тело немеет и цепенеет. Руки подрагивают, а при виде наступающего с обвинениями Диксона становится так страшно и не по себе, что с губ слетает негромкий писк.

Дэрил замечает, как мне некомфортно и дает себе время успокоиться.

– Ты ничего не знаешь, малая. Хочешь верить в душевность своего папки – давай, блять! Сразу можешь вырыть могилы и начать погребать наши тела! Хочешь сражаться на стороне этого ублюдочного человека? Прошу! Только потом не прибегай со слезами на глазах и не кричи, что тебе жаль.

Держу рот на замке, пока Диксон распинается по поводу моих отношений с важной шишкой в роли Нигана.

– Черт, – куда более спокойным тоном произносит он.

– Дэрил… у тебя ситуация в семье была гораздо пострашнее моей, но это не значит, что мое детство было прелестным. У меня его не было, – поворачиваюсь в сторону дома Рика, слегка не понимая, как это нас еще никто не услышал. – Мои родители все время были на работе, я с ними редко виделась, так что ни о какой поддержке или простых поучений в стиле «не пей, не кури, туда не ходи» не наблюдалось. Я сама для себя была авторитетом, моим воспитанием никто не занимался, кроме улиц и дурацких телепередач. Я совершала кучу ошибок, на которых училась, потому что иначе не умела. Чтобы выживать, мне приходилось учиться быть самостоятельной и независимой. – Взгляд Дэрила внезапно смягчается, брови поднимаются – мимика выдает его с головой. – Из-за того, что я однажды облажалась, меня гложила вина. Я хотела быть идеальной дочерью, прилежной ученицей, но единственное, что каждый раз получала – неоправданное сравнение со сверстниками и недопонимание. Родители никогда меня не слышали… Они хотели, чтобы я была тем, кем они хотели меня видеть, но даже не удосуживались ни разу сказать, что любят, – обрываюсь на полуслове и поднимаю глаза, налитые слезами, на Диксона. – Я старалась быть сильнее, делала все во имя родительской гордости или доли похвалы, но взаимной отдачи не было.

Мы с Дэрилом обмениваемся взглядами понимания. Те пройденные этапы, которые оставили на нас след, вырываются наружу каждый раз, стоит дать слабину и вспомнить хотя бы один не из приятных моментов.

– Я никогда не ел замороженный йогурт, – хрипло отвечает Диксон, – у меня не было домашнего пони, я ничего не получал от Санты-Клауса, никому не доверял свою безопасность… Да и вообще никому ничего не доверял. Никогда не пел перед толпой народа, как будто все прекрасно, как будто все – игра. И уж тем более не делал ничего такого, чтобы привлечь к себе внимание. Мой брат, – ну знаешь, тот самый, про которого я тебе рассказывал во время вылазки, – самый крутой говнюк из всех, что я видел; скорми ему молоток – он гвозди высрет! Он был единственным, кто обо мне заботился хоть немного, и я серьезно не понимаю, почему, блять, кому-то достается абсолютно все, а кто-то, как мы с братом, вынужден был расти в дерьме.

Надуваю губы и издаю сдавленный вздох.

– Эта жизнь несправедлива. Я даже рада, что мои родители не страдали гиперопекой: после начала эпидемии мне было легче приспособиться к новой жизни, потому что это едва ли не все, что я умею. В конечном итоге, именно этому я обучалась с детства.

– Выживать после конца света? – старается отшутиться Диксон.

Качаю головой и без капли язвительности отчеканиваю:

– Нет, привыкать к чему-то новому.

Дэрил подавляет грубый смешок и внезапно вытаращивается мне за спину. Дверь дома открывается и выходит Рик.

– Не против? – скромно спрашиваю я, заглядывая Дэрилу в глаза.

– Делай, что считаешь нужным, – отрезает он и складывает руки на поясе.

Подхожу к Граймсу-старшему и громко вздыхаю, не зная, с чего начать.

– Рик, есть минутка?

Граймс закатывает глаза и поглаживает рукой приличный массив растительности на лице. Не дожидаясь ответа, оглашаю:

– Я виновата. Знаю. Мне жаль, что из-за меня мертва Дениз, Спенсер… – замечаю, как взгляд Рика тускнеет от одного лишь упоминания этих имен. – Я не прошу прощения, так как не заслужила его; просто хочу, чтобы ты знал, что меня саму это гнетет.

Рик закусывает губу. Трудно предположить, о чем он сейчас думает, но уверена, что гнев его еще до конца не утих.

– Карл хотел с тобой поговорить. Перед тем, как приедут Спасители.

Челюсть слегка отвисает от услышанного, сердцебиение ускоряется, ладони потеют, а пальцы с удовольствием принимаются мять кусок майки.

– О чем?

– Не знаю, но…

– Челси! – Карл выбегает из дома отца и несется мне навстречу.

Удивительно, но сегодня он без шляпы и одной из своих любимый рубах – словно его вмиг охватила спешка и он совершенно забыл про эти незаменимые атрибуты одежды.

– Нам нужно поговорить.

Смотрю Карлу через плечо, созерцая Рика, однако тот лишь игриво улыбается при виде сына и удаляется к себе.

– Что-то стряслось, придурошный? – не упускаю возможности подколоть друга, но он не отвечает тем же. Карл не смеет даже сделать вид, что ему весело.

– Черт… как ты вообще себя чувствуешь, зная, что произойдет?

Устремляю взгляд в небо, думая над ответом, и складываю руки на талии.

– Неплохо, потому что это не конец света. Так ведь?

– Я-то подумал, что ты будешь зла за то, что я не смог вступиться. Черт… мне так жаль, что тогда я не смог вступиться. Надеюсь, ты сможешь меня простить.

В животе что-то колет. Эта острая боль продолжается до тех пор, пока Карл не перестает рассказывать мне о своих переживаниях и том, как же жалеет, что мне придется делать что-то подобное.

Тороплюсь остановить парня, хватая его за руку. Поднимаю на него голову и изъясняю:

– Ты не виноват ни в чем, Карл. Пойми же, единственный человек, на которого я очень зла – я сама. Ты не должен корить себя.

Обнадеженный Карл не отрывает от меня глаз и молча наблюдает за моими зрачками, хаотично бегающими из стороны в сторону.

– Ты так уверена в себе.

Киваю.

– А должно быть иначе? Это мой отец и его я боюсь в последнюю очередь. Сейчас очень важно справиться с поставленной задачей и сделать то, что требуется. Я права?

Уголки его губ поднимаются вверх, образуя улыбку.

– Не думал, что ты отнесешься к этому так серьезно, дурында. Спасибо… за все.

Раздается гул машин. Спасители уже на месте.

– Жаль, что было так мало времени поболтать, – дрожащим голосом отчеканиваю и последний раз окидываю Карла взглядом.

Отец в самом лучшем расположении духа. Впрочем, как всегда. Он стучит битой по железной окове ворот, подзывая Рика, а свободной рукой указывает на меня.

– Челсия! Дочурка, как же давно не виделись! И твой Ромео, Карл! – внезапно мышцы рта растягиваются горизонтально, уголки губ опускаются вниз, глаза остаются неподвижными. Его взгляд словно застывает на Карле, но стоит мне обернуться, как замечаю идущих отцу навстречу Дэрила и Рика.

Вот кто привлек его внимание, немного даже удивив папу.

– Какие люди! – восклицает отец. – Рикки-тикки и мой дорогой Дэрил! Дочь – вижу, припасов – нет. Рик, дружище, где же моя доля?

Старший Граймс поджимает губы и корчит гневную мину. Пульсирующие вены выпирают на запястьях, он готов взорваться от ярости в любую секунду, а шуточки отца только подогревают ненависть Рика.

– Все есть. Дэрил, – выдерживает короткую паузу, и Диксон тем временем кидает к ногам отца большой черный пакет. – Внутри консервы, немного воды, оружие и патроны… Забирай это и дочь и уходите.

Спасители позади отца не тормозят и берут пакет в руки, проверяя его содержимое тотчас.

– Челл! – подзывает меня папа. – Отъебись уже от своего Ромео – нам пора!

– Карл, – шепчу я, не торопясь к отцу, – мы еще увидимся. Удачи!

Кивок головой в качестве безмолвного прощания. Направляюсь к отцу, глазеющего на меня исподлобья.

– Ты готова? – интересуется он. – Если ты, конечно, еще не попрощалась со своим Ромео, то…

– Нет, – спешу перебить его и не смею посмотреть собственному папе в глаза. – Можем ехать.

– Хорошо. Забирайся в грузовик.

***

Пальцы переплетены. Мы с Мэттом сидим под звездным небом на крыше одного из поломанных фургонов. Множество сверкающих, различных по размеру огоньков, словно россыпь бриллиантов украшают небосвод. Часть из них напоминает затейливые очертания животных. Отсюда виднеются широкие дороги, ведущие к небоскребам, и рекламные баннеры в городе, надписи которых тяжело разглядеть издали в такой-то темноте.

– Романтично-то как! – восхищается Мэтт, сжимая мою ладонь покрепче.

Второй рукой убираю спавшие на лицо черные пряди волос и едко подмечаю:

– Даже очень! Свалка и ее запах – это нечто!

Улыбка спадает с лица Мэтта и он поворачивается ко мне.

– Ты хоть иногда можешь быть романтичной?

Усмехаюсь, поглядывая назад. Молли и Пейдж спят на сиденьях одного из поломанных авто, и сейчас я очень волнуюсь, чтобы не разбудить их. Если Молли узнает, что между нами с Мэттом что-то есть, добром это не кончится. Я прекрасно знаю о чувствах подруги, а она знает о моих. Мы договорились, что ради сохранения дружбы не будем думать о Мэтте как о своем парне… И что же я делаю? Думаю о нем как о своем парне, держусь с ним за руку и мило беседую о чем-то возвышенном и романтичном.

Протестующим голосом я отрезаю:

– Романтичнее меня нет никого!

– Тогда не порть момент и насладись красотой города.

Какое-то время помалкиваю, взглядом обволакивая городские просторы и завитые плющом дома.

– Какие очаровательные развалины, – сухо произношу.

Мэтт не удерживается от парочки добрых слов и делает комплимент.

– Не очаровательнее тебя, – наклоняется и целует в щеку, чем заставляет несказанно смутиться. Кровь приливает к лицу. – Ты такая милая, когда краснеешь.

– И вовсе нет! – отрицаю с красными как помидоры щеками.

Мэтт ничего не отвечает; откидывает спину на крышу фургона и, улегшись поудобнее, закидывает ногу за ногу.

Мэтт не увлечен астрономией и не является огромным ценителем искусства, но в нем всегда крылась какая-то детская мечтательность.

– Смотри, – отпускает мою ладонь и указывает этой же рукой куда-то вдаль. Его ребячество забавляет, но в такие моменты становится не по себе от собственной же циничности. – Похоже на сердце.

Озадаченно смотрю на синюю гладь, не имея ни малейшего представления, где же Мэтт умудрился увидеть сердце. Судя по загоревшимся идеей глазам, он ожидает, что я поддержу его.

– Сердце? – неловко переспрашиваю.

Мэтт кивает и продолжает предаваться мечтательному настрою.

Немного замявшись, пытаюсь выдать что-нибудь весьма странное. Странное и чудное, как сам Мэтт.

– У этого сердца есть друзья?

Мэтт в секунду сдвигает брови к переносице и поворачивается ко мне.

– Друзья?

На это я лишь пожимаю плечами. Порой сложно догадаться, чего он ожидает услышать от меня. Уловить ход его мыслей практически невозможно, но иногда мне это удается.

– Ему, наверное, очень одиноко без друзей.

Радостный настрой Мэтта возвращается, а я не поддаюсь искушению перечеркнуть это все своими возражениями.

– Есть еще одно сердце. Оно поменьше, но намного ярче и светлее. Видишь его?

Приоткрываю губы, затаив дыхание, и взглядом ищу что-то, что хоть немного напомнит сердце. Ложусь рядом с Мэттом, будто с нового ракурса увижу цель, и изучаю небо.

– Да, конечно, – без колебаний поддаюсь.

Мэтт издает тихий смешок и подвигает корпус ко мне поближе.

– Врешь и не краснеешь.

– Эй! Я не вру, – отвергаю его догадки с широкой улыбкой.

Конечно же вру. Я не такая мечтательная, как Мэтт.

На секунду прикрываю глаза, как вдруг чувствую что-то тяжелое у себя на груди. Открываю глаза и… не могу издать ни звука. Груда костей, среди которых удается разглядеть медальон в форме сердца с высеченными на поверхности нашими инициалами.

«М+Ч»

Этот медальон подарил мне Мэтт в ту же ночь. Я его потеряла еще когда мы выходили на вылазку в город, но Мэтт сказал не отчаиваться и утешил, что подарит кое-что получше этой металлической подвески.

При виде костей, черепа и медальона я теряюсь и не могу даже завизжать от страха. Я по-прежнему лежу на крыше фургона, но Мэтта уже рядом нет. Нет ничего и никого… кругом кромешная тьма.

Стараюсь стряхнуть с себя человеческие останки, извиваясь как змея. Ничего. Я словно прибита гвоздями к месту и мои отчаянные попытки не приносят отнюдь результатов. По коже пробегается табун мурашек, время замирает, кровь стынет в жилах. Наконец мои легкие словно освобождаются от неимоверного давления, а голосовые связки горят. Ощущаю, как возвращаю контроль над собственным телом. Руки, которые до этого казались примотанными к поверхности фургона, удается оторвать. Подношу конечности к глазам, прогибаюсь в спине, делаю глубокий вдох и издаю пронзительный крик. Слезы неконтролируемым потоком хлынут из глаз, а крик смешивается со всхлипами.

Пытаюсь пробубнить нечто нечленораздельное, сама даже не понимаю что. И в какой-то момент мне удается разобрать – «Мэтт».

Громкий выдох. Округляю глаза при виде простягающейся вперед дороги. Смотрю по сторонам и на заднее сидение, но папы нет.

– Челл, вылезай уже! – командует знакомый черствый голос, принадлежащий отцу, но его обладателя я так и не застаю, отчего начинаю паниковать.

Неужели это все еще сон?

Резко дверца авто у водительского сидения распахивается и папа ставит на место у руля пакет, который дали александрийцы.

– Это был сон, – потирая веки, замечаю я.

Поднимаю голову на папу, охотно роющегося в содержимом пакета, и с горем пополам формулирую вопрос:

– А ты… не пойдешь со мной?

Папа, не отрываясь от занятия, проговаривает:

– Пойду. Ты для начала выйди из грузовика.

Мотаю разок головой, чтобы отогнать сонливость, и следую так называемой инструкции папы.

– Всю дорогу проспала. Что-то интересное снилось?

Качаю головой.

– Всю ночь не могла уснуть. Вот оно мне и обернулось боком.

========== Глава 13. Выхода нет ==========

Расправляю плечи, прижимаюсь к спинке кресла и прочищаю горло. Особых изменений комната папы не зазнала, разве что в нее наконец пустили немного света и раздвинули занавески.

– Челси… Я понимаю, что совершил уж больно много дерьма. Обошелся с тобой не как подобает. Мне правда жаль. Но я делал все это из любви; потому что хотел, чтобы из тебя выросла сильная и независимая девушка, которая сможет заменить своего старика в отставке, – стремится одной лишь мимикой убедить, насколько он удручен тем, как все вышло.

Неужто вновь поиграет на публику, а затем примется внушать, как же хорошо быть Спасителем и что я останусь только в плюсе, выбрав их сторону.

– Что ты имеешь в виду? – спрашиваю с едва заметным ошеломлением.

Кривая ухмылка якобы намекает, что он готов предложить нечто, от чего отказаться практически невозможно.

– Челл, Святилище – безопасное место. У нас есть стены и все условия для жизни, которые определенно получше Александрии. Посмотри же мне в глаза и скажи, что Святилище – не пристанище сильных.

Отвожу взгляд в сторону и невольно вскидываю бровями в знак глубокого удивления.

– Так я и думал… Дорогая, что ты вложила в понятие «семья»?

В мгновение ока восстанавливаю зрительный контакт и всматриваюсь отцу в глаза, изучаю его выражение и пытаюсь выяснить, к чему он клонит.

– Какая разница?

– Да так, – разводит руками, – хотелось понять, почему ты так долго выбираешь между мной и Александрией. Почему какие-то люди, которых ты знаешь дня четыре от силы, стоят на ступень выше родного отца? Я старался быть для тебя примером, оберегал, давал наилучшее… да, бывали невзгоды и недопонимания, как во всех нормальных семьях, но мы с мамой пытались их решить вместе! Как семья. Чтобы нашей дочурке Челси, – делает ударение на имени, – было хорошо. И что взамен? Собственная дочь выбирает людей, которые с удовольствием ее прикончили бы при первой возможности.