Текст книги "Юная Спасительница (СИ)"

Автор книги: Daria_Snow_

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 25 страниц)

– Работает, – подыгрываю ему. Нечто наподобие смешка слетает с губ Диксона. – Кстати, Дэрил, – увлеченно начинаю я и позабываю о происшествии. – Как насчет того, чтобы сдержать слово? Помнишь, как обещал дать пострелять?

– Нашла время припомнить, – уже более грубым тоном отвечает он.

– Почему ты такой мудак? – проговариваю я это холодно и безэмоционально, но не намерена оскорбить его. И Дэрил это знает.

– Челси, Дэрил не мудак, – вмешивается Карл. Невзирая на посыл фразы, голос его веселый.

– Он мудак. Хороший мудак.

– Знаешь, почему я такой мудак?

– Интересно будет узнать.

– По той же причине, что и ты такая назойливая.

– Я просто такая.

– Вот и я просто такой.

Исподь кожаных сапог шаркает по полу. Из-за угла появляется отец, и от его вида меня бросает в жар. Спасители моментально отступают, заслоняя лица предплечьями, когда их лидер резко застывает на месте и готовится, словно систематически, продекламировать нечто.

– Челси Даниэлла Лоуренс, попрошу пройти с нами, – зазывает к себе.

– Даниэлла? – интересуется Карл.

– Мое второе имя, – бормочу, вытирая курткой мокрые глаза.

Поднимаюсь с пола. Навстречу идет Дуайт, покручивающих на пальцах связку ключей. Тусклый свет ламп бьет Карла и Дэрила по глазам, и те щурятся. Неудивительно: находясь больше часа почти что в кромешной тьме, становится непривычно от любого огонька.

Отец подходит к Граймсу и обхватывает его за плечи, приветственно усмехаясь.

– Как там Рикки-тикки, соскучился по мне? Потому что я очень скучал по этой кислой мине и из-за всего происходящего забыл спросить, как дела у него.

– Ты сказал, что мы просто поговорим и ты нас отпустишь, – Карл закидывает голову назад, интуитивно призывая считаться с собой.

– Что? – вскидывает бровями и через смех проговаривает: – Я сказал, цитирую: «У нас есть, что обсудить». Но ни слова не сказал, что отпущу вас. Не так просто.

К отцу и стоящими за его спинами Спасителями присоединяется Дуайт. Он выглядит встревоженным, но не произносит ничего.

– С Карлом и Челси у меня отдельный разговор. Дуайт, проведи Дэрила на склад. Пусть он там приберется.

Смотрю на Дэрила, затем – Карла. Они оба не опрокидывают ни слова, но когда Дуайт разворачивает Дэрила, взяв того за плечо, Диксон отказывается оборачиваться и старается удержаться на месте. Но перестает сопротивляться. Он последний раз смотрит на нас с Карлом, а затем покидает круг беседы. Я же предпочитаю остаться с отцом без споров и выслушать дальнейшую судьбу.

Отец закидывает биту на плечо и, ухмыльнувшись, после секундной паузы изрекает:

– К черту пафос. Я не буду ни с кем сюсюкаться, и предупрежу заранее, что у меня более грандиозные планы, нежели это. Челли знает, что я серьезно намерен…

Карл уставляется на него и не стесняется задавать вопросы:

– Что ты будешь делать?

Хмыкает.

– Знаешь, почему я выбрал вас двоих для начала? – отвечает он вопросом на вопрос. – Без лидера твоим людям будет сложнее. Им нужна твердая рука, которая отдаст приказ и приведет их к победе. Если же ее не будет или будет сломана, поражение обеспечено. И Карл – залог того, что его папочка не будет места себе находить… того, что он облажается, пытаясь любыми силами спасти сына. Дэрил – сам по себе силен. Он мне нужен чисто из принципа.

– Почему ты не взял остальных? У тебя был шанс, – встреваю в разговор.

– Объясню на понятном для вас обоих языке: мне нахрен не нужны те заботы и проблемы от остальных. Мне и дочери хватает. – Брови мои недовольно спускаются на глаза. – Что? Плохая шутка? Не принимай все так близко к сердцу, Челли, – прянет в сторону и продолжает беседу странным, не своим голосом: – Ты решила, что будешь делать?

Вопрос застает врасплох. Меня заливает пот, в висках бьется тупая боль.

– Ты о чем? – шепчу я.

– О том, что сейчас у вас с Карлом будет много совместного времяпровождения. Ты ведь этого хотела, признавайся.

Поддаюсь этому течению мыслей, и не могу понять, зачем же отцу Карл. И если Дэрил ему нужен, чтобы сломить того, то он явно неравнодушен к этому парнишке. Небось ищет ко мне подход при помощи Карла, пробует найти то слабое звено в моем сердце, за которое зацепится и потянет.

Граймс-младший даже не смотрит на меня, предпочитая оглядеть Святилище со всех ракурсов. Он, словно пришвартованная к набережной баржа – лениво покачивается на воздухе, как на морщинистой от волн воде.

– Хотела, но не так себе представляла.

Через открытые двери фабрики прослеживается, как капли дождя омывают землю. Перевожу взгляд на Дэрила, усердно протирающего рыночных лотков, после чего пулей подхватывает швабру и водит ею взад-вперед, сгребая пыль и кусочки засохшей грязи. Отец через хохот присматривает за работой.

На физиономии Диксона, когда он поднимает на меня глаза, всплывает некое подобие улыбки, что мгновенно сходит, стоит Дуайту шпульнуть тому в голову тряпку.

– Ты взял не всех, потому что… потому что хочешь напугать их? Ты же отпустишь Карла, я знаю.

Граймс молча лицезреет, как над Диксоном насмехаются. И невзирая на то, что их надменности слышу я вполуха, по реакции мужчины можно заранее оговориться, насколько ему противно. Охотник слегка щурит светлые влажные глаза с неприятным выражением. Но держит накипевшее в себе.

Наконец я отрываю внимание от Дэрила и Карла. Папа глядит на неподвижную от рассуждений меня, кивает, якобы соглашаясь.

– Ты права, Челл, – холодно цедит он. – Я бы мог их всех убить… или забрать себе. Но какой смысл, если их можно хорошенько припугнуть…

– А Дэрил?

– М? Этот реднек? Да это же сокровище среди бела дня! Я его, пожалуй, оставлю.

Не могу больше это слушать. В краешках глаз собираются слезы.

– Мне нужно отойти и подышать свежим воздухом… Постою на крыльце.

Стремлюсь поскорее удалиться из поля зрения и провести несколько данных мне минут покоя с лучшими друзьями – сигаретами. Откидываюсь на стену, закрывая глаза. Я могу чувствовать, как повышается температура тела, когда бутон поджигается и его содержимое краснеет. Шумно выдыхаю дым, когда внезапно мою руку перехватывает мужчина с рубцами от ожога. Мои туманными глаза уставляются на него.

– Челси, я хочу поговорить с тобой по поводу Нигана, – переходит на шепот: – Я хочу помочь в войне.

Выдыхаю весь воздух из диафрагмы, дыхание перехватывает и я не могу вдохнуть повторно. Сперва становится так смешно, что я не осиливаю «принять очередную дозу» кислорода. Но как бы не так. Дуайт не шутит. Видно, что обязывающие правила касательно установ Святилища действительно предполагают полного подчинения и контроля. Не каждый способен забыть свое «я» и рисковать ради какого-то Нигана.

«Да что за напасть? Недавно ею страдал Саймон, теперь Дуайт».

– Ты в прошлый раз так же «помог» мне сбежать из Святилища.

– Челси, послушай, я понимаю твои сомнения, но тогда речь шла о судьбе Шерри… Ниган заставил меня. Сейчас я правда хочу помочь.

– Как? Снова убедить пойти на верную смерть? Нет уж, спасибо.

Протягивает мне бумажку, свернутую вчетверо. Торопливо развернув ее, узреваю уйму черных точек которыми исполосован весь лист.

«Что за шифр?»

– Аванпосты Спасителей. Мы с Грегори поедем в Хиллтоп и передадим Мэгги дальнейшие планы.

– Грегори?

– Лидер Хиллтопа, который не имел авторитета, поэтому Мэгги его и сместила. Он сейчас у нас, пытается решить с Ниганом некоторые проблемы.

Столько вопросов, и так мало времени искать ответы.

– И ты ему доверишь такую ответственную задачу? – не вдаюсь в подробности и выпячиваю губу.

– Не совсем. Я его отвезу обратно и проконтролирую, чтобы он не наделал глупостей. Просто доверься…

– Откуда мне знать, что это не очередная уловка отца?

– Я хочу смерти Нигана. Я устал от того, что творит твой отец. И, в отличие от Саймона, я хочу всего лишь спасти Шерри.

Смотрю в пол, избегая столкновения взглядом. Не верю ему ни единой клеточкой тела, хотя сомнения и закрадываются в голову. А стоит ли? Может, это единственный шанс.

Прекращай наивничать, Лоуренс!

– Мне нужны доказательства, Дуайт. Если это очередной трюк, я лично сниму с плеч твою голову, – разглядываю чертежи и кладу их в карман кожаной куртки. – Я передам их Рику.

– Не стоит. У меня есть еще одна нарисованная от руки схема. Я передам ее Рику, а это… Это на всякий случай.

Безмолвно даю понять, что план ясен. Поднимаю голову и следую обратно к отцу.

– Челси… – вслед зовет Дуайт. – Прости за тот обман.

Закусываю губу.

– Я тебе не доверяю. Буду откровенной. Но знаешь, я сейчас в таком отчаянии, что готова поверить в любую хрень. Давай для начала проверим, насколько ты честен, а потом уже обменяемся всеми этими «прости, извини и спасибо».

========== Глава 21. Они мертвы! ==========

Ощущение, что мы давно сбились с намеченного пути. Все становится все более тернистым, что с каждым шагом бьет по состоянию сильнее обычного. Святилище я успела исследовать по всем параметрам, сверху донизу, слева направо. И все же привыкнуть к постоянным блужданиям вдоль запутанных в клубок нитей коридоров не удается. Это как лабиринт, который ты проходишь в сотый раз, запоминаешь только дорогу к выходу, а остальные пути не поддаются нотациям.

Отец ведет нас к забору, на котором повисли тяжелые тела ходячих. Некоторых «обновленных» упырей удерживает лишь застывшее железо, которым их облили. Других – металлические оковы, снисходящие цепями от шеи к земле. Большая часть тварей не то чтобы ходить, а пошевелиться не могут; после попыток приостановить разложение при помощи разгоряченных металлов их словно в статуи обратили. Слегка покрутят, по крайней мере попробуют, прилипшими к решетке головами да порычат.

Из стороны леса выходит мужчина с герлыгой, которой он обхватывает шею ходячего, и ведет того как на поводке.

Подводит к металлической сетке, пока второй Спаситель помогает ему обуздать упыря и заковать того в оковы.

Ходьба прекращается. Мы созерцаем, как отец выжидающе смотрит на своих людей, и, подобая своему образу, играет с проволокой на бите. Воздух становится более наэлектризованным. Внутри все переворачивается.

– Ты как? – Карл украдкой глядит на Дэрила, которого люди отца держат на особом месте. Месте рядом с собой, чтобы Диксон не вертел хвостом.

Просовываю руки в рукава кожаной куртки до самых кончиков пальцев, чувствуя одолевающий слабый холодок.

– В порядке, – выдаю на автомате, ведь для меня это такая распространенная фраза. Никто пока что не знает о нашей с Дуайтом договоренности, – наверное, и к лучшему. Не хочу торопить события, да и в целом ощущение, что пока не время.

Все как один оборачиваются на громко загоготавшего отца. Возле забора, как раз между двумя рядами ящиков с резервами, стоит тот самый «укротитель ходячих». Выставив руки перед собой, он медленно направляется к нам, ориентируясь на отмашистый жест отца.

Надзиратели толкают Дэрила в спину, отчего тот неуклюже проходит чуть вперед, навстречу папе.

– С тех пор, как малыш Ди отправился в Хиллтоп, грязная работа теперь – ваши заботы. Энди, объясни этим отреченным, что делать, – попеняет он Спасителю. Ага, значит зовут его Энди.

Черные, как воронье крыло, волосы коротко подстрижены. Тускло-голубые глаза светятся на солнечном свету. Тонкие губы плотно сжаты, а мясистый подбородок горделиво выпячен. Парнишка молодой, но черты его лица мне подсказывают, что он знает себе цену. Достаточно одного его высокомерного взора, которым он опрокидывает меня, и я интуитивно выпрямляюсь – все, чтобы дать понять, что я не буду слепо подчиняться.

Задерживаю взгляд на Энди дольше обычного; скольжу вдоль его греческого носа к посушенным губам, которые он внезапно приоткрывает. И замечаю, что все это время находилась под пристальным надзором юноши, тяготящего поскорее приступить к работе. Он почесывает ладошки, уставляясь в пол, однако стоит папе предупредительно глянуть на него и заметить, что его дочь, то бишь я, имеет своеобразную неприкосновенность, как он меняется в лице. Скромная улыбка заползает на физиономию Энди, а взгляд смягчается.

– Ваша дочь будет в порядке, сэр, – бормочет уставший от наставлений Спаситель, при этом всем видом отдает дань уважения лидеру.

Отец ждет еще немного, когда Энди проходит вдоль забора и раскрывает рот, чтобы что-то выпалить. Но Спаситель не спешит вводить нас в курс событий, он наглядно демонстрирует желание сохранить личное пространство, когда кивает отцу.

– Я справлюсь, сэр, – спокойно проговаривает он, и папу это даже не злит.

Наверняка очередной мудак, готовый целовать ему пятки, посему заработавший авторитет.

Отец и сопровождающие Диксона надсмотрщики удаляются, как бы предполагая, что никто не выкинет больше глупостей.

– Для начала я покажу вам, как и куда мы будем заводить ходячих, а после пойдем их отлавливать.

Вздернутый подбородок и распахнутые глаза подкрепляют мое предположение. Дэрил и Карл оба недовольны происходящим, но они заинтригованы.

– Отлавливать ходячих? – мгновенно отзывается охотник, недоверчиво сверкнув глазами на Энди.

Тот лишь, в свою очередь, энергично кивает и чересчур добродушно отчеканивает:

– Да, пойдем в лес и приведем еще ходячих. Чем больше, тем лучше, – поворачивается к стоящим на вышкам Спасителям. – Прихватим с собой еще Спасителей и пойдем.

Энди молча встает у забора и наблюдает. Кажется, он сейчас рассыплется и ветер унесет песчинки за собой. Чтобы как-то скоротать время и выяснить, что же привлекло внимание Энди, занимаю позицию рядом и просовываю пальцы в ячейки сетки, за которой – ходячие.

– Я очень надеюсь, что смотришь ты на этих упырей, не потому что хочешь совершить подвиг… или самоубийство. В данном случае разница размыта.

– Можешь не сомневаться, – кратко отрешает он.

С минуту мы стоим в тишине, разглядывая гнусных мертвецов. Внимание привлекает нечто необычное – фигура новообращенного.

– Саймон? – кривлюсь от одной только мысли, что сперва он чуть не убил меня и остальных Спасителей, потом пытался избавиться от отца, а теперь его неупокоенное тело на привязи в качестве пугала. Необычное, но в то же время столь привычное чувство, когда ты вдумываешься в суть увиденной картины, хоть и понимаешь, что поделом ему.

– Всех убитых Спасителей, – ну знаешь, тех, кто еще может превратиться, – засылают сюда, – голос походит на жалобное мычание, но поначалу настораживает меня другое.

Минуя меня, взгляд Энди устремляется к небу, ощетинившемуся клочьями тумана.

– И все-таки ты подавлен не из-за этого, – подмечаю совершенно не удивленным возгласом.

– Я подавлен потому, что люди ведут себя как звери, а иначе не выжить; потому что я вынужден наблюдать, как этих бедолаг используют с целью запугивания.

Для себя решаю, что именно последняя фраза – путь к пониманию мыслей Энди.

– Ты о чем? Это ведь ходячие, – закладываю руки за пояс и на миг окидываю стоящие позади силуэты Карла и Дэрила каким-то неприятным взглядом. Они не слушают нас, не разговаривают между собой – просто стоят в предвкушении дальнейшего развития событий.

– Я знал, что ты так скажешь. Но разве чертовы мертвецы ходят? Разве чертовы мертвецы едят? Нет. Челси, это не просто ходячие трупы… Не знаю, как это объяснить, но мне кажется, что они просто больны.

Лицо мое сразу вытягивается. Я склоняю голову набок и сжимая прутья ячейки с такой силой, что Энди выражает неподдельный страх, как бы я их не сломала.

– Я знаю, как это звучит, но сама подумай. Может, это все те же люди, которые застряли в телах…

– Гниющих телах. Это уже говорит о том, что они мертвы, – перебиваю я его.

Энди медленно качает головой и отрывает взгляд от упырей. Дэрил и Карл глазеют на юношу, подходящего к ограждению. Энди вздыхает. Кадык его приподнимается и беспомощно опускается.

– Челси, – обращается ко мне Карл. – Что за чертовщина?

– Мне послышалось или он сказал, что ходячие – обычные больные? – вмешивается Дэрил.

– Ребята, успокойтесь, – запрокидываю голову и выдавливаю из себя хрипловатое цыканье.

Сколько бы я ни пыталась посмотреть на мир без того цинизма и скептицизма, даренных мне отцом, а версия про живых, или нечто в этом роде, мертвецов кажется абсолютно рациональной – до поры до времени. Когда же я озвучиваю это предположение, теория предстает ахинеей безумца. И даже невзирая на собственную нетерпеливость по отношению к чужому мнению, мой максимализм глубоко заседает где-нибудь на дне организма. Вроде Лохнесского Чудовища – таится в пучине, – правда если и выдает себя, то так, что никто не забудет ни меня, ни моей пассивной-агрессии.

Окружающие нас Спасители советуются друг с другом, когда хрупкая реликвия, на которую нельзя сетовать, заходит в опасную зону. Поскольку-постольку опасную, если учитывать прошлые несколько лет гордого одиночества. Тем не менее это не отменяет факта, как люди папы окутывают Энди и меня пристальным вниманием.

– Считай как хочешь, Челси, – вздыхает он и продолжает гипнотизировать своими спокойствием и невозмутимостью. – И все же присмотрись.

Он выжидающе скользит взглядом по моему лицу. На миг мне сдается, что он всецело поглощен возникшими от прочной концентрации морщинами, выстланными в области бровей, рта.

Срывающиеся с места новообращенные прокладывают путь к замершей мне, однако звонкий хлесток цепей в очередной раз напоминает, что им не суждено осуществить поставленную задачу.

– Скажи начистоту, кого ты видишь.

Инстинкт заставляет трепетаться. Энди продолжает говорить о необходимости всмотреться в их глаза. Зрением выхватываю лоскуты бледно-фиолетовой кожи из-под рваного отрепья. Следуя совету, умудряюсь приметить особенности их взгляда. Глаза или плавают в лужах крови, или практически белы. Зрачки едва ли не сливаются со склерой.

– Я вижу разлагающиеся тела без каких-либо признаков жизни.

Предполагаю, что Энди догадывался, какая реакция последует, но это не предостерегло его от крайней степени растерянности и огорчения.

– Остальные Спасители… Ниган. Они сказали то же самое.

– Потому что так и есть.

Я перестаю доказывать Энди, насколько наивным он выглядит. Небось хочет отличиться – остальные гипотезы отпадают сразу же, как он упрекает меня в видении этого мира черно-белым. Без оттенков, без другой палитры. Просто черно-белый. Словно этот человек желает предстать в собственных глазах непризнанного героя.

Не хочу бередить ничьи раны. В конце концов, все имеют право на свою точку зрения. Но следующая реплика этого Спасителя заставляет меня возразить без чуточки стыда.

– Дело не в ходячих. Люди и раньше проявляли жестокость, убивали. Но не все. Были и хорошие. Не вижу смысла опускаться до уровня палеолита – первобытные люди умом не блистали, – сообщает Энди и пожимает плечами. Становится удушливо жарко, и я без понятия, как по-прежнему держусь в теплой куртке. Почему-то накаленная среда вынуждает меня посчитать момент неподходящим для снятия верхней части гардероба. – Они даже не становят для нас угрозы.

Незатейливая мысль прокрадывается в закоулки сознания. Как же ты мне предлагаешь трактовать это, – больно восхищенным окрасом отдается суждение.

– Я понимаю, что гнилым трупам покумекать нечем, так что о их намерениях и речи быть не может, но не забывай, что именно из-за них не стало огромной части населения, – сладостная желчь отчетлива в сказанном, но я не жалею об этом. Мое сердце оборвалось, еще когда он сказал, что ходячие не выбирали такой участи и никому не желают зла.

Только сейчас до меня доходит, что мы стоим в эпицентре огражденного участка. И пусть мертвецы притянуты к месту, но Энди значительно напрягается, когда во время задумчивых брождений из угла в угол, – а также из крайности в крайность, – трижды натыкается на своих закадычных друзей, вдобавок дважды чуть не оказывается захваченным в их крепкие объятия.

– Души этих людей возможно заключены в разлагающиеся тела. А может, они все еще живы. Мы не знаем точно, но мне кажется это нечто в духе чумы: массово убивает, но мы можем найти лекарство.

– Ты не отрицаешь того, что они мертвы, – отзываюсь тихо, почти шепотом, что застывает в тягучем воздухе.

– Я хочу верить в лучшее. Разве мертвые ходят? Разве мертвые едят?

– Исходя из твоей логики, мы можем окончить их муки выс…

– Нет, Челси, – обрывает он беззастенчивым, топорным тоном. Наверное, резкое повышение интонации высвобождает в моем мозгу что-то, о чем я даже не подозревала.

В воспоминаниях всплывает целый бедлам. Пропитанные влагой глаза матери, когда она завуалированно прощается со мной, а через несколько часов превращается в одну из этих тварей, которая готова убить даже близкого; застывшие гримасы у мертвых Пейдж и Молли. И наконец задыхающийся от страха и боли Мэтт, даже не молящий, а приказывающий мне уносить ноги.

Чувствую себя обманутой. Энди говорит, что они не желают никому зла, при этом эти твари не щадят никого. Еще обиднее становится от того, что нашелся верящий в это человек.

– Дай-ка я тебе помогу кое-что понять, – моя оплетенная набухшими зелеными венами рука тянется к огнестрельному оружию. Сейчас мне это кажется настолько обыденным, что я даже не замечаю, когда в любой непонятной ситуации выхватываю пистолет. Если честно, меня это пугало бы, не жила бы я в кишащем ходячими мертвецами мире.

Сзади раздается поток знакомых голосов, которые я запросто игнорирую. Я неотрывно смотрю на обращенного Саймона. Это расплата за все. Тогда он едва не прикончил нас всех. Едва не прикончил моего отца. И зная из рассказов каждого, кто когда-либо видел мою ярость, я допускаю, что лицо наливается цветом спелой вишни. Мне следует опустить оружие, но я не могу.

Один из пальцев напряженно ложится на спусковой крючок. Все, как обычно, пытаются меня успокоить. Спасители заметно колеблются. Не спешат предпринимать чего-либо, как взывать к отцу.

Дерущие уши звуки. Пытаясь представить, чего я хочу этим добиться, не нахожу себе места от беспокойства. Сейчас воззрение всех и каждого устремлено на упыря, чью грудную клетку пронзили три пули. Живое существо элементарно бы начало истекать кровью, однако у мертвецов нет такого явления, как свертываемость крови.

– Три выстрела в грудь! Эта тварь все еще на ногах! – произвожу еще выстрел в область диафрагмы. – Они не полумертвые или полуживые и тем более не больные! Ходячие не спят, а плоть им не нужна для выживания! Они – ошибка природы, и если мы хотим выжить, нужно бороться за это. Бороться с этой заразой! – бросаю пистолет на землю. Все кругом размывается, кроме назначенного маршрута. Все обращаются ко мне: «Прекрати, Челси!» А я лишь гаркаю им в ответ, что они правы; пора прекращать.

Вынимаю кинжал. Не проходит и минуты, а я, очутившись вблизи непоколебимого Саймона, пронзаю его голову клинком. Голоса стихают. Меня попускает. В животе скручиваются внутренности в тугой узел. Оборачиваюсь себе за спину, и, о боги, лучше бы я этого не делала.

Отец постукивает битой по сетке забора, привлекая внимание не только людей, но и ходячих.

– Челсия! – свободной рукой указывает на место возле себя, как бы говоря: «Ты. Здесь. Сейчас».

***

– Господи, блять, с момента твоего прибытия ни дня не пройдет без происшествий, – оставляет биту на диване, а сам отходит к месту, где должен стоять телевизор или хотя бы журнальный столик, иначе нет смысла ставить диван.

Янтарный свет, исходящий от свечей, потухает, когда папа бесстрашно обхватывает горящий фитиль двумя пальцами. Папа снова изрыгает ругательства, и, по правде говоря, настолько озабоченным его редко можно увидеть. По крайней мере, я одна из немногих, посланных самими богами, кто может вывести отца из себя за считанные мгновения. Да и не жалуюсь.

– У тебя в рядах придурок, рьяно защищающий мертвецов.

– До тех пор, пока этот придурок согласен выполнять работу, я готов мириться с его личными убеждениями. Энди хороший парень, Челл, – заверяет он меня, но я-то знаю. Знаю, что из этого ничего хорошего не выйдет.

– Я уже встречала таких фриков. Они или умирали от рук тех, кого божили, или продолжали терять крышу в одиночестве.

И взаправду однажды я наткнулась на пару выживших, которые отказывались признавать ясные как день факты. Они в действительности полагали, что после смерти есть что-то еще, что неподвластно разуму. И следовательно их видению, у каждого из нас есть душа. Не хочу вдаваться в подробности и размышлять на такие темы, но из их рассказов стало быть ясно, что смерть приравнивается к спасению. Если ты хороший человек – тебе дорога в Рай, а всем ведомо, что лучше Рая места нет.

Не знаю, что с этой парочкой стало. Они просто верили в жизнь после смерти. А Энди не знает, во что ему верить, но заведомо решил, что ходячих можно ставить в один ряд с живыми людьми. Я на себе испытываю нехватку отдыха, когда голова становится арбузом и в очередной раз падает набок.

– И поэтому ты решила устроить представление? – набитый медикаментами шкафчик высится над стоящем у стены садовом стуле, который служит подставкой для табачного пепла.

– Если ты хочешь меня отравить, сразу предупреждаю, что у меня к ядам и прочему этому дерьму выработался иммунитет.

– Уж лучше Юджина дам – ему еще предстоит с тобой повозиться.

Усаженная в одно из кресел я выпрямляюсь, мямлю слова негодования и наблюдаю за попытками отца выбить с донышка одну-две пилюли.

– Погоди, ты серьезно нашпигуешь меня еще таблетками?

Две совершенно белых таблетки помещаются в его ладони. Отец настойчиво протягивает их мне, а-ля не примешь и я тебе устрою.

Когда я взмахнув, сметаю с его ладони сразу две штуки медикаментов, отец перехватывает мою руку.

– Одну. Как оговорился, вторая для Юджина.

– Что здесь забыл Юджин?

Отец отвечает весьма уклончиво. В моих глазах он предстает прототипом великого Гудини. Он не до конца раскрывает свои трюки, так что никогда не знаешь, что он утнет.

– Зная твой характер, а также Юджина, я поберегу ваше здоровье. Ну знаешь, чтобы Юджин тебе не наподдал, когда ты его снова доконаешь.

– Все мне хотят наподдать, – язвительно бросаю прежде, чем предпринять меры по побегу из комнаты отца. Тяжесть собственного туловища клонит меня назад, так что я «впечатываюсь» в мебель. – Я так устала, что вряд ли мне нужны еще успокоительные.

Уставляюсь на стоящий в углу комнаты аквариум. Когда-то он был наполнен водой, а в нем наверняка плавала стая мелких рыбок. Или не мелких. А сейчас там ничего и никого. Представляя, как какая-нибудь золотая рыбка наверстывает круги, я безвольно вспоминаю о Дэриле и Карле. Что с ними, – единственный из всего перечня заданных сегодня вопросов, ответ на который я жажду получить так сильно.

– Они работают. А ты сейчас посидишь здесь, пока я пойду и отдохну от тебя и рутины.

В папином личном словаре термин «отдых» подразумевает под собой ничто иное, как жаркий секс с женами. В последнее время он перестал открыто говорить об этом, маскируя это и отдыхом, и важными делами… Я рада, что в жизнь отца наконец внесено понятие цензуры.

Вздыхает и щипает себя за переносицу, скрывая изнеможение. Наконец в комнату пожалует Портер. Я взвиваю и устало интересуюсь, зачем же мне нужен надзор.

– Потому что тебя выпусти на улицу, ты всем ходячим головы своей пушкой продырявишь, а так хоть в комнате посидишь и силы побережешь.

Ох, как же ты меня плохо знаешь.

========== Глава 22. Долгожданная фортуна ==========

Закрепив меж двух пальцев зажженную сигарету, я небрежно стягиваю резинку и ерошу длинный волос; треплю, космачу – делаю, казалось бы, что угодно, лишь бы выглядеть нерадиво. Впрочем, я и сама осознаю, что мне гораздо комфортнее в облике неряшливого парня.

Как же угнетает то, что мне приходится сидеть сложа руки и терпеть мозолящего глаза Портера. Мысли поглощены сразу несколькими образами: потерявшим веру в меня отцом и плененными товарищами из Александрии. Столько вопросов охватывают мой разум и не дают покоя. Зачем отцу нужно так изощряться и почему бы просто не взять все, что подано на блюдечке? Зачем он подослал именно Юджина, и даже если он намерен предостеречься от повторных инцидентов, почему Юджин?

Раскаты грома уже давно перестали наводить панику, а дождь, который в последнее время хлещет как из ведра, больше не заставляет мерзнуть или ежиться от одной лишь мысли о нем. Юджин усердно разглядывает одну из настенных полок, на которой красуются надбитые чашки и ваза с засохшими фиалками.

– Всегда любила фиалки, – спонтанно слетает с губ. – Потому что они фиолетовые.

Юджин несносен; выдерживает паузу, прежде чем ответить. Прежде, чем протянуть слово, состоящее из четырех букв с таким выражением лица, будто я выдала что-то чересчур личное.

– Мило.

Проглядев между потрепанными временем посудинами подобие фотографий, я спешу потянуться к ним.

– Что ты творишь? – недовольничает Портер, однако я не изволю отмазаться и снять с себя обвинения. Пусть это и принадлежит отцу, я все равно склонна к варианту обыскаться.

Касание дарует целый поток тепла, расходящегося по всему телу, а взгляд вызывает славное покалывание. Вздрагивающими пальцами обвожу застывшие в кадре фигуры, отчего по кончикам будто бьет током. Электрический заряд придает мне сил перевернуть тусклый снимок и бегло пройтись по вырисовавшимся сзади блеклым буковкам.

Воспоминания оказываются моей ахиллесовой пятой. Сердце падает в ноги, но зрачки не перестают путешествовать по тексту. Кажется, я перестаю дышать, когда узнаю, что этой фотографии лет эдак десять. И я на ней еще совсем мелкая… Неужели все эти годы он хранил память о нашей семье?

Темнота. Смыкаю влажные глаза и, свернув губы трубочкой, стараюсь отдышаться. В окружающем меня черном пространстве появляются танцующие тени ярко-желтых цветов. Среди них выделяется та «самая»: широкие плечи и главный атрибут, по которому я его узнаю везде.

«Дам я тебе пострелять, малая. Только не заебывай».

Черт, как же не хватает его глубоко голоса с нотками пренебрежения, коверканием слов и аналогом акцента, который наследуют обормоты и реднеки.

Иногда мы обменивались улыбками и пожеланиями остаться целостными, однако ничего из ряда вон выходящего; не было ни нежности, ни громоздкой привязанности. И теперь я чувствую нехватку превентивности Диксона. Я заглядывала ему в глаза и озаряла той самой кошачьей ухмылкой, которую, как говорили окружающие, запомнит каждый. Улыбку, тянущуюся тонкой нитью от уха до уха. Стеклянный взгляд и опущенные брови придают некой скрытности и агрессивности. В такие моменты я знала, что Дэрил слегка напуган неизвестностью. И это меня забавляло сильнее. Он сотни раз подряд отшивал меня и прикрикивал, чтобы я, цитирую: «отъебалась». Тем не менее я стояла на своем и не отступала. Да и Дэрил особо не сопротивлялся, иначе бы мне ничего о нем не было известно: ни о его брате, ни о спившемся отце – ни о чем и ни о ком.