Текст книги "Вскрывая душевные раны (СИ)"
Автор книги: да_Винчи
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 42 страниц)
Даже необычно улыбчивая сегодня девушка в хаори капитана третьего отряда не спасла положения дел. Мне вдруг почудилась, что она лишь претворяется Урахарой Нацуми, что настоящая Нацу не стала бы так задорно и широко улыбаться, не стала бы при всех капитанах заявлять свою точку зрения и позицию, не стала бы так свободно общаться с тайчо других отрядов после собрания. Она представилась мне фальшивкой, и я боле не мог находиться рядом с ней.
Что мне нужно было, так это мой сад и река в поместье. Вид воды взял сегодня на себя роль своей самой ярой фанатки и помог мне найти какой-никакой покой. Удушье – вот как я мог описать своё нынешнее состояние. Весь этот цирк достиг своего апогея, когда она пришла ко мне сама.
– Что ты тут делаешь? – необузданная и ничем не объяснимая ярость, вдруг проснувшаяся во мне, даже не позволила узнать мне цель её визита. Я пытался себя остановить, но почему-то не мог. Ощущения были такими же, как в то утро, после её побега.
– Ну… зашла чай попить с Мэй… – её голос дрожал. Я встал и повернулся к ней. Она была болезненно бледна. Я вновь нарушил данное себе слово и напугал её. Её взгляд словно молил меня одуматься, но я не внемлил ему.
– Ты не поняла, – слова так и лились из меня ледяным потоком, я просто желал, чтобы она ушла. Для её же блага. – Что ты делаешь тут? Я запретил прислуги пускать к себе кого-либо, они разве не предупреждали тебя?
– Я тебя искала… – её лицо приняло выражения какой-то скорби и неуверенности, – они, наверное, подумали, что меня можно пропу….
– Неверно подумали. Уходи, – прошу тебя!
– Ч-что, но… Я пришла с тобой поговорить. И ты гонишь меня? За что? – теперь она растерялась. Я в раздражении решил ускорить принятие решение за неё. Выпустив реацу, чтобы окончательно напугать её, я чуть ли не закричал на неё:
– Просто уйди и не мешайся! – однако моя попытка провалилась и только разозлила её.
– Что значит «не мешайся»? Какая муха тебя укусила?! Что у тебя за траур такой, я здесь вообще-то, а ты скорбишь из-за того, что когда-то там я ушла из Сейрейтей? Да ты сам себе противоречишь!
– У тебя нет прав на меня кричать и в чём-то обвинять… – я резко остановился. Да… это уже было. Тогда, в кафе. После той ссоры я не видел её несколько дней, тогда я впервые за долгое время увидел её слёзы, причиной для которых стал я.
Я становил бушующие потоки своей реацу. Не хочу. Не хочу снова видеть её слёзы. Мне нужно время отойти, всего несколько часов, и я стану самим собой, подавлю эти заморочку и взгляну на мир и на неё трезво. Сейчас же нужно, чтобы она просто ушла, совсем ненадолго. Разве я многого прошу?
– Что же так сложно-то? – вслух произнёс я, вздыхая. – Я просто попросил оставить меня сейчас в покое. Раньше бы ты без вопрос молча ушла, почему…
– Ах «раньше»? – моя попытка перейти на мировую с треском провалилась. Она уже была взвинчена и настроена на словесный бой. В моих словах она нашла тайный смысл и выверну их под себя. – Вот Вы и выдали себя, господин капитан. Вы скорбите не по мне, и, видимо, траур Ваш увы, не беспочвенен. Вы скорбите по той маленькой, покладистой, со всеми моментально соглашающейся девочке, коей я когда-то была.
– Не искажай мои слова! – не хватало ещё, чтобы она обиделась на меня из-за какой-то ерунды. Хотя я и сам хорошо, зачем ляпнул-то этот бред?
– Это я искажаю? Это ты врёшь сам себе! Ведь знаешь же, что я права, а споришь из принципа и из-за того, что не можешь принять истину! Я уже не та миленькая добренькая Нацу и никогда ей больше не стану! Я Урахара Нацуми. Я буду перечить, спорить, кричать и отстаивать свою точку зрения, а не молчать в тряпочку, как делала Нацу – куколка двенадцатого отряда. Урахара Нацуми не будет убегать и прятаться в кроне дерева, пряча слёзы, она в глаза скажет, что ей больно и обидно. Она не будет терпеть, пока её будут заталкивать в клетку и отбирать свободу. Она будет снова и снова кидаться на занпакто, если посчитает нужным, а не будет стоять рядом, выпучив глаза, как испуганный страус, и рыдать в три ручья!!!
В её глазах собрались слёзы. Этот день официально окончательно испорчен. Она хотело было уйти, но вдруг остановилась.
– Ты всё оглядываешься в прошлое… меня там больше не найдёшь. А когда вернёшься в реальность… рискуешь не найти меня и в настоящем…
Её слова засели у меня в сердце. Я боялся даже предположить, какой смысл она в них вложила. В тот день, после её ухода, я впервые напился по-настоящему, так, что на утро у меня звенела голова громче, чем крик лейтенантши одиннадцатого отряда. Каждый звук окружающего мира приносил боль и раздражение, любопытные взгляды слуг только подливали масла в огонь, а осуждающий взгляд Мэй и Фуджи, которые были в курсе разговора с капитаном третьего отряда в саду, добивали меня. Я чувствовал себя последней мразью на этой земле. Хуже всего было то, что о моей попойке узнал Генрюсай, заявившейся в то утро ко мне в отряд.
– Капитан Кучики, скажите мне, Вам сколько лет?
– Достаточно, – я зажмурил глаза, потому что свет утреннего солнца резал по глазам не хуже, чем скрипучий голос сотайчо бил по ушам и вискам. Как у меня ещё кровь из них не пошла?
– Лет, может, Вам и достаточно, а мозгов явно не хватает. Что творится с Готеем, если лучший капитан пьёт всю ночь на пролёт и из-за кого? Из-за другого хорошего моего капитана? Молокососы!
Хлопнув напоследок дверью, командующий удалился. Я потёр виски. Не знаю, какой день был хуже, вчерашний, или сегодняшний.
Снова рабочие дни превратились в каторгу. Теперь, когда Урахара убежала от меня дальше некуда – в Мир живых – я окончательно был выбит из своей колеи. Я был зол на себя, на чёртова Айзена, из-за которого моей невесте и её семье пришлось покинуть Сейрейтей сто лет назад, на четвёртого офицера третьего отряда, который каждый день довольно заявлял мне, что его капитан всё ещё не вернулась с задания, на Кьёраку, который отказался от этой командировки и даже на Ямамото-сотайчо, который позже всучил её Урахаре. Я был зол на всех и каждого, но только не на Нацу. Злиться на неё было не за что. Глубоко внутри себя я даже признавал её правоту.
Я вновь представил себе образы одной и той же девушки в разных своих ипостасях. Из закомплексованного и закрытого в себе ребёнка Нацу выросла в обворожительнейшую девушку, которую я только мог знать. Она осталась также добра и невероятно красива, но всё в ней повзрослело: разум, сознание и её мышление. К бесконечному альтруизму прибавилась расчётливость, хитрость и мудрость. Но она оставалась всё той же Нацу. Тогда в чём же было дело?
Не разобравшись в себе, я всё равно искал встречи с ней, чтобы заклинать простить меня. Именно так. Я был готов умолять её, лишь бы вновь она стала беззаботно улыбаться и не смотрела на меня взглядом полным боли и разочарования. Простого разговора я и не ждал, но сейчас я готов был вытерпеть любой её упрёк и каприз.
Как только она появилась в своём кабинете, где и ждал её я, то резко развернулась обратно к выходу. В который раз я поблагодарил Сихоин-сэмпай за то, что она научила меня лучшему сюмпо среди всех капитанов в Готее. Убежать у Нацу не было шанса, особенно после того, как я закрыл дверь перед её очаровательным носиком.
– Кажется, ты не собираешься отходить? – её гневным взгляд больше не веселил меня. Я хотел как можно быстрее оставить от этой ссоры лишь неприятные воспоминания, но, судя по виду Нацу, это будет труднее, чем я представлял.
– Я пришёл поговорить…
– Неужели? – она закатила глаза и вдруг болезненно поморщилась. Я заметил синяки усталости на её лице и оценил в очередной раз бледный вид её кожи. Кажется, она вновь перестала следить за своим самочувствием. – А вдруг я попрошу тебя убраться вон и не мешаться?
Она зло кидалась в меня моими же словами. Это было больше, чем неприятно. Я хотел, чтобы она забыла о них, а она лишь бередит раны, которые даже сухой кровяной коркой не успели покрыться. Как всегда, сама причиняет себе боль.
– Я всё равно останусь и закончу начатое дело.
– Что-то ты долго собирался… – огрызнулась она, но я прервал её:
– Прошу, успокойся и дай мне договорить.
Нацу поджала губы. Дала мне возможность что-то объяснить, но никак не хотела хоть немного расслабиться в моём присутствии. Меня больно ранило её поведение. Но я это заслужил.
– Я думал, что время немного усмирит твой гнев, – почему-то сказал я, вновь взбеленив её.
– Не стоит строить иллюзий, которые могут закончиться травмпунктом!
– Я не хочу с тобой враждовать, – пожалуйста, верь мне!
– И я не хочу, – она оттолкнула меня и прошла дальше в кабинет, к столу. – Я всё понимаю – у тебя был сложным период. Такое тяжёлое у тебя настроение – никак не поднять! Просто кол с минусом ему за поведение! Может, дать тебе рыбьего жира?! – нервными движениями она перебирала отчёты, взятые со своего рабочего место. – Настраивает даже рояль! Ты будешь в этой клетке, рядом со мной. Не смей со мной так говорить – у тебя нет прав! Я буду о тебе заботиться. Пойди прочь и не мешайся! У тебя, случаем, не биполярное расстройство?!
Она отшвырнула бумаги и вдруг схватилась за край стола. Её лицо резко побелело, дыхание сбилось, а глаза медленно закатились и закрылись.
– Что-то мне не хорошо…
– Нацу, что с то…
Договорить я не успел. Её ноги вдруг подкосились, и она, словно марионетка у которой перерезали ниточки, полетела вниз. Я кое-как успел подхватить её, не дав её голове удариться об пол, и быстро перенёс на диван.
– Нацу. Нацу! – она приоткрыла веки, посмотрев на меня мутным взглядом. – Всё нормально? Как чувствуешь себя?
– Сейчас всё пройдёт, – шёпотом ответила она, приложив руку к своему лбу и, кажется, снова отключилась.
Я отыскал в коридоре первого попавшегося мне на глаза синигами и немедленно потребовал стакан воды и аптечку. По просьбе Рецу и Хоши в коробке с медикаментами находился не только йод и цитрамон, но и куча других таблеток, тюбиков, мазей и пластырей. Лейтенанта третьего отряда я отослал в лазарет за Уноханой, а после дал нужные таблетки от головной боли девушке.
Она долго приходила в себя, но всё же смогла спокойно открыть глаза и хоть немного осознать происходящие. Завидев меня, она слабо улыбнулась и коснулась своей ледяной рукой моей щеки, проведя по ней пальцем. Я не знал, понимала ли она, что не спит, или сделала это осознанно, но чувствовал, что моё сердце пропустило удар.
Её рука упала обратно на диван. Наверное, она была не в силах её удерживать на весу из-за сильно ослабленности организма.
– Всё хорошо… – хрипло и тихо произнесла она. Что хорошо-то? Она даже руку не может нормально поднять, а у неё всё хорошо!
– Я не верю тебе, – почти не раздражённо ответил я. Она приоткрыла глаза и хмыкнула.
– Вот как? Всё и вправду хорошо, когда ты рядом. И в хорошем настроении.
– Значит – простишь? – надежда в голосе слышна отчётливо, сейчас меня вновь заволновал этот момент. Я мысленно треснул себе по затылку – думаю лишь о себе в такой момент!
Я присел рядом с Нацу на диван, она хотела сделать то же самое, но лёгким нажатием рук на её плечи я уложил её обратно.
– Не вставай. Сейчас придёт капитан Унохана.
– Я люблю тебя, – ни с того ни с сего сказала она, и я замер в ступоре. Она призналась, что любит. Она любит меня…
Первые несколько мгновений я был даже рад этим словам. Но после пришло полное осознания их смысла.
Был ли я достоин этой любви? Или хотя бы этого признания. Все те разы, когда Нацуми испытывала тотальный стресс или плакала в Сейрейтей, были напрямую связаны со мной. Никто, ни одна душа здесь ни разу не причинила ей малейших страданий, наоборот – они помогали оправиться от душевных ран, которые я ей наносил. Даже слуги в поместье, для которых на была лишь моим гостем, прониклись к ней и старались поддерживать в трудные минуты.
Боже! Я последний человек в Обществе душ, который мог составить её счастье.
Тем временем, она продолжила вымученным и горьким (опять-таки из-за меня) голосом:
– Я люблю тебя. Ни твоё имя, ни титул, ни статус, ни ранг, ни выдуманный идеальный образ, ни тебя-подростка… Именно тебя, всего, со всеми твоими недостатками и достоинствами. Хотя, признаться, имя у тебя довольно красивое, – она хмыкнула и открыла глаза. Её слабая улыбка заставила и мои губы дрогнуть в чём-то подобном ей. – А ты, вот, подумай… Кто мил тебе: я или же кто-то ещё с моим лицом и голосом?
Снова она за своё. Я бы хотел сейчас же развеять её сомнения насчёт моих чувств, сказать, что боле никогда не разделю Нацу настоящую и Нацу сто летней давности, но это ничего не изменит. Если я дам ей бесплотную надежду на лучший исход затянувшихся себякопаний и разговоров, я рискую причинить ей боль более невыносимую, чем прежде до этого.
Всё дело лишь в одной маленькой детали. Я не уверен, что я настоящий способен любить хоть кого-либо.
– А если… ответ тебе не понравится?
Она не сменила улыбку. Просто та стала ещё скорбней. Мои слова вновь ранили её. Чтобы я не делал, я причиняю ей лишь страдания. Мне вдруг показалось, что этот круг боли у меня не хватить сил разорвать.
Моей щеки вновь коснулись её холодные пальцы, заставившие меня засомневаться на счёт верности прошлых мыслей. Разве я не должен бросить все силы на то, чтобы она, наконец, перестала страдать. Словно прирученная собака, я прильнул к её ладони, стискивая лёд её кожи в своей горячей хватке.
– Тогда… – она помедлила, улыбнувшись шире, – моей любви мне хватит…
Но так не должно быть.
– Это обычное переутомление, – заявила Рецу, закончив осмотр полубессознательной девушки. – Капитан Урахара замечательно справляется с новой должностью, но рвения бы чуть-чуть поменьше.
Что есть, то есть. Она была не готова к таким нагрузкам, я же предупреждал командующего. Упёртый старик, едва ли не хуже моего деда.
– Особенно перед военными сборами ей стоит немного отдохнуть. Да и Вам, к слову, тоже.
– Благодарю, капитан, – я кивнул ей, в который раз кидая взгляд на уже дремлющую на диване Нацу. Таблетки от головной боли подействовали как снотворное. Даже во время осмотра она мало что понимала, находясь в полусонном состоянии. – Какие-то лекарства, курс лечения?
Унохана улыбнулась, положив руку мне на плечо.
– Только хороший сон и отдых. Может, что-нибудь для успокоения души. Ей сейчас нелегко приходится.
– Я понял.
Я довёл девушку до её квартиры и, оставив там, один вернулся в поместье, по пути размышляя над её словами.
Самое противное было в сложившейся ситуации – правота Нацу. Её слова били прям в цель, её ранимое сердце хотело любви и отдачи, а я сомневался в каждом своём чувстве, как какой-то подросток, раня её и так искалеченную всеми, кому не лень, душу. Она побуждала в мне всем известные и весьма понятные любому мужчине желания, её глаза влюбляли в себя каждую секунду всё больше и больше, голос и умопомрачительный запах околдовывали, бархат кожи так и манил к себе, а улыбка и смех раз за разом лишали дара речи. И я хотел, чтобы она всегда улыбалась, была счастлива и не роняла слёз. Именно поэтому идея запереть её в поместье клана Кучики, где ей действительно нравилось – я знал это из первых уст, – почти всегда казалось мне идеальным вариантом развития событий, который обеспечит ей безопасность и счастье. Но в отличие от той себя, с которой я прожил десять лет в начале прошлого века практически рука об руку, сейчас она любила свободу и не боялась высказывать и отстаивать своё мнение. В этом была вся загвоздка.
Собственные чувства, которым, казалось, давно пришёл конец, были тайной, покрытой мраком, для меня. Я открывал в себе их заново, от этого какое-то время Нацу и Нацуми действительно невольно в голове стали двумя разными личностями, и если первую я когда-то любил, знал и помнил об этом, то ко второй было вопросов больше. Они отличались – не как небо и земля, но всё же. В Нацуми можно было увидеть ту маленькую миленькую девочку, сбежавшую с братом из Сейрейтей век назад, но изменений в ней было больше. Кажется, именно в эти моменты партнёры, находящиеся на грани развода, говорят друг другу: ты изменился/изменилась, я полюбила/полюбил тебя не таким.
Что за бредовые мысли, ей-Богу!
Что-то, всё же, я испытывал к Нацуми. Но почему мне кажется, что это чувство отличается от того, которое я когда-то питал к её подростковой версии. Чем и как? Этого я не понимал. И уж тем более не считал, что искренней, чистой и настоящей любви девушки хватит и ей, и мне. И пока она влечёт меня к себе, запутывая ещё больше, я причиняю ей боль недосказанностью и холодностью. Поэтому радикальное разрешение ситуации мне кажется лучшим исходом для счастья. Правда, чьего?
====== Глава VII. Чувства ======
Ты у нас такой дурак
По субботам али как?
Леонид Филатов. Про Федота-стрельца, удалого молодца
Первые сомнения в правильности моих действий появились тогда, когда я впервые увидел ту душераздирающую пустоту в глазах Нацу после нашего разговора. Я снова солгал, причинил ей боль, заставил плакать. Видно, Судьба не собирается давать мне спуску: слишком много я уже натворил.
Она ушла в тот же день. Когда наш отгул закончился, и мы вернулись в Сейрейтей, нам доложили, что в Готее её так же нет. Я чуть было не подумал, что она вновь покинула Сообщество душ, но вдруг вспомнил, что у неё просто назначены в это время учения. Доносчик сих новостей странно смотрел на меня, как, впрочем, и добрая часть всего Сейрейтей в эти дни.
Отчего-то лейтенант Мацумото стала смотреть в мою сторону неприязненным взглядом. Я и раньше замечал его за ней, но сейчас сей факт вдруг особенно привлекал моё внимание. Всё прояснилось через два дня.
Я не переставал думать о девушке с солнечными волосами, лучистыми серо-небесными глазами и добрейшей улыбкой ни на секунду, и не мог не задаться вопросом – почему? Я же уже разобрался в своих чувствах. Их в принципе нет и больше быть не может. Но почему-то каждую чёртову секунду моего бодрствования я всё сильнее и сильнее желаю отправиться в хранилище алкоголя в поместье и опустошить ближайший стеллаж. Останавливает меня лишь мысль о репутации моего клана. Вскоре Гинрей-сан, наконец, вернётся в поместье, и я не хочу, чтобы он застал внука в запое. Это не допустимо.
Пока я боролся с тем, чего желал, и тем, что должен, я совершенно не замечал суету во внутреннем дворе. Там зажгли фонари, охрана сбежалась зачем-то к озеру, а служанки как-то ну очень громко обсуждали какую-то девушку, невесть как оказавшуюся в поместье. Из их слов было понятно, что никто не знал, как она пробралась сюда мимо охранников.
Я не мог пропустить этот инцидент мимо внимания. Не потушив свет в комнате с алтарём, посвящённым уже усопшим членам клана Кучики, я направился к озеру – туда, куда стекались охранники.
– Господин Кучики, всё в порядке, – только завидев меня издалека, передо мной вырос начальник стражи. Было видно, что происходящее его совершенно не волновало, будто он считал это пустяком, навроде залетевшей мухи. – Мы сейчас же выпроводим нарушительницу с территории поместья.
– Это ты, Кучики? – в заплаканном сорванном женском голосе я не сразу узнал голос лучшей подруги Нацу – Рангику. Девушку пытались схватить двое стражников, но она яростно отбивалась от них занпакто. – Иди сюда, подлый трус! Я в порошок тебя сотру!
Я ничего не сделал, пока она пробиралась ко мне сквозь моих людей, весьма умело уворачиваясь от них. Она подошла ближе, и я вдруг почувствовал этот резкий запах алкоголя, так и разящий от неё. Она находилась явно где-то между самых крайних стадиях опьянения, на которых только была способна.
– Ненавижу тебя! – когда Рангику была в шаговой доступности от меня, ей на встречу вышел глава охраны, но я жестом попросил его отойти. Лейтенантша получила возможность вплотную подобраться ко мне, которой она не погрешила воспользоваться. – Слышишь? Ненавижу! Не-на-ви-жу! – она сжала руки в кулаки и начала ими уверенно, но слабо, в силу своего состояния, бить меня в грудь. Слёзы градом лились из её глаз, но выражения лица было каменным. – Какой же ты идиот!!!
– Капитан Хиросэ, – обратился я к начальнику стражи. – Уберите своих людей, они всё напутали. Эта девушка – моя гостья.
– Вы уверены, господин? – Хиросэ, явно не веря своему слуху, посмотрел на пилящий меня взглядом рыжий комок злобы. Меня это изрядно раздражило.
– Я разве отдал приказ усомниться в моих словах?
– Никак нет, господин, – капитан не сжался под моих испепеляющим взглядом, но возникать больше не стал. Совсем скоро около озера не было никого, кроме меня и лейтенанта – даже работниц поместья Хиросэ разогнал по комнатам.
– Думаешь, что сделал какой-то благородный поступок, не дав своим псам выкинуть меня из поместья? – Рангику всё ещё злобно смотрела на меня. Её красные щёки стали одним цветом с её глазами – в них плескалась боль и обида. Мне вдруг померещилась золотоволосая дева с таким же выражением лица, и моё тело содрогнулось в ужасе от такого видения. – Мне так хочется тебе врезать по твоей благородной морде! Ты не достоин любви этой святой девушки! Да она жизнь за тебя готова отдать, ты вообще видишь, как малейшее твоё слово меняет её настроение, как по мановению палочки?! Захочешь – обрадуешь, захочешь – плакать заставишь. Богом возомнил себя?! И после этого ты ещё считаешь себя достойным мужчиной, Кучики Бьякуя?!
Как я и думал. Она напилась и пришла сюда, чтобы высказать всё, что думает обо мне. Ведь её лучшую подругу заставили страдать. Говорят, женскую логику не понять, но от этого они почему-то не становятся менее предсказуемы. Хотя я и был достоин её проклятий и оскорблений, сейчас в самом ужасном моральном состоянии я был не в силах их вынести.
– Рангику-сан… не надо… – только и мог попросить я её, хоть и понимал, как это жалко выглядит со стороны.
– Что значит не надо?! – она вновь взбеленилась, но набрасываться с кулаками не стала. – Я только начала! Как ты мог? Как ты мог вообще с ней такое сотворить?! Я так обрадовалась, когда она вернулась вновь в Сейрейтей не обременённая грузом прошлых лет. Мне было так хорошо от тех рассказов, в которых она говорила о проведённом времени вместе с тобой. В её голосе было столько счастья, она так радостно улыбалась, лишь только вспомнив тебя. Честное слово, как она вообще могла полюбить тебя?! За что ей такое наказание?!! Она только и делает, что созидает, создаёт вокруг себя счастье, доброту и мир! За что Вселенная посылает ей в ответ лишь боль и страдания? За что она дала ей тебя?! Я никогда этого не пойму!!!
Но ещё больше я не могу понять тебя, идиот! Тебя любит самый добрый, самый светлый, самый-самый человек, когда-либо живший во всех мирах. Она всё отдаст за тебя, она живёт тобой! Что тебе ещё нужно-то?!!!!!
– Лейте… – я задумался. Неправильно будет сейчас обращаться к ней по званию. – Рангику… ты не понимаешь. Я хочу лишь отгородить её от боли. Ей будет лучше без меня.
– Я в этом не сомневаюсь, – резко ответила она, но тут же вскричала:
– Но с какого чёрта ты решил за неё, как ей будет лучше?! Ты её саму спросил?!
Она снова взвыла, сжав в руках ворот моего кимоно. По красному лицу текли целые водопады слёз, делая его весьма непривлекательным. Я удержался от того, чтобы скривиться, так как мои мысли были заняты другим.
Тем временем Рангику продолжала:
– Она ворвалась в нашу жизнь так неожиданно… я боюсь, что вдруг однажды, она так же неожиданно и испарится…
Что? Нет. Нет же. К чему она это говорит? Как у неё язык вообще повернулся?
– Я не хочу этого, но, кажется, только тогда ты поймёшь, какой ты идиот. Но будет уже поздно.
Выражение лютой ненависти на лице женщины смела всемирная печаль. Она опустила голову и, выпустив мою одежду из хватки, накрыла руками лицо, вытирая всю сырость с него. Точнее, пытаясь это сделать. Как же хорошо, что она была без макияжа, боюсь в противном случае у меня была бы травма на всю жизнь.
С лейтенантом Мацумото я был знаком с детства, возможно, я мог даже внести её в список людей, от общения с которыми меня не тошнит, т.к. списка друзей у меня не было, и, наверное, это к лучшему. О ней мне каждый день рассказывала Нацу, когда только поступила в Академию духовный искусств, все уши просто прожужжала, пока я не согласился с ней познакомится. Хотя скорее это было сделано из ревности, мне не очень нравилось, что с каким-то отбросами (собственно, Рангику и Ичимару) она начала проводить времени больше, чем со мной. С белобрысым ушлёпком отношения у нас не сложились, а гиперактивную рыжеволосую особу я мог хотя бы не замечать, а после, пересилив себя, уже вовсю приветствовал её, прощался и совместно обсуждал нашу общую подругу, когда та подавала повод. Например, когда она набросилась на четырёх шкафов в весьма нерасполагающим к себе внешним видом переулке, которые истязали Елену. Только полная дурочка могла так сильно переоценить свои силы. Помню, я тогда ещё спросил у Рангику, чему их вообще учат в Академии.
Со временем мы прикипели друг к другу, и я привык к горлопанящей составляющей нашей малолетней «банды». Даже после ухода Нацу из Сейрейтей, мы сохранили подобие общения друг с другом, но отсутствие связующего звена между нами, коим долгое время была именно Урахара, виделось за многие километры.
Из-за нелестных мыслей в адрес этой женщины какой-то голос, вдруг зазвучавший у меня в голове, начал откровенно поливать меня грязью. Думаю, именно Рангику имеет полное право просто расчленить меня. Наверное, это совесть посетила меня спустя сотню лет. Почему только моя совесть говорит голосом Нацу?
Мне отчего-то стало жаль Рангику. Не то, чтобы я часто сочувствовал другим людям (вообще никогда), но в таком ужасном состоянии лейтенанта был виноват именно я. Не считая Урахары-доно, именно она больше всех любила Нацу. Мой личный рекорд – за неделю испоганил жизнь сразу двум женщинам. Да, скорее это было чувство вины, нежели сопереживание. Так я говорил себе, когда слишком напряжённой рукой погладил Рангику по голове. Она, кажется, даже вздрогнула от неожиданности. Да-да, я сам от себя не ожидал.
Лейтенант как-то быстро отошла от шока. Я не успел опомниться, как она прижалась к моей груди своим мокрым непонятного цвета лицом, и вновь зашлась в истерике.
– Я ведь… Я ведь тоже так люблю его! Но всё боялась признаться ему. Думала, что у меня будет всё время нашей невероятной долгой жизни. И вот Судьба ударила меня под дых. Его нет рядом, он ушёл и забрал моё сердце с собой.
Ну началось. Нашла из-за кого убиваться. Чёртов Ичимару всем успел нагадить, прежде чем свалил из Сейрейтей.
– А мне… мне так без него плохо! – да-да, я уже понял. – Каждое утро я встаю и замазываю тонной косметики круги под глазами, чтобы никто не заметил, что очередную ночь я проплакала и провела без сновидений. Натягиваю на себя фальшивую улыбку, чтобы не дай Король душ не набросились стервятники с успокаивающими речами и жалеющим тоном. Пытаюсь ничем не выдать своё разбитое состояние. Я ведь даже Нацуми ничего не сказала – ей хватит переживаний на целый год вперёд, – устами пьяной глаголит истина. – Я и её так сильно люблю. Если она уйдёт, я просто не знаю, что я буду делать.
– Она не уйдёт, Рангику, – слишком уверенно сказал я, и сразу же засомневался в своих словах. Но мне надо было поддержать это сопливый рыжий комок, чтобы это нечто с декольте, как у женщины лёгкого поведения, успокоилось и легло спать. А потом я спокойно займусь очередным самобичеванием.
– Откуда ты знаешь?.. – тихим, сорванным голосом прошептала она в ответ, утирая слёзы.
– Я… не знаю. Но хочу в это верить…
Она удивлённо подняла на меня взгляд глаз, в которых уже лопнуло несколько капилляров. Меня чуть снова не передёрнуло. Честно, я никогда раньше не видел женщину в истерике так близко. Нацуми всегда пыталась держать себя в руках рядом со мной, а если её и «прорывало», она уходила плакать куда-нибудь подальше, чтобы я не видел её слёз. Кажется Мацумото, как и в детстве, не стесняется выражать своих чувств. Но я не помню, чтобы и она показывала свою боль кому-либо.
Почему именно мне она доверилась? Разве я чего-нибудь вообще достоин?
– Рангику… – я, опять как-то колеблясь, сомневаясь в адекватности своих решений сегодня и происходящего вообще, положил ладонь на её рыжую голову. Послышался звук шлепка, и она ойкнула. Что-то я переборщил с силой «порыва». – Давайте, я уложу тебя. Комнату подготовят быстро. Тебе явно хватит приключений на сегодня.
Вернув себе скорбный вид, она только кивнула. Я выдохнул с облегчением. Надеюсь, сюрпризы на сегодня закончились.
Бьякуя продолжительным взглядом осмотрел полусонный отряд, разбивший лагерь у подножья гор. Уж звёзды во всю мигали на небе, поэтому костры здесь были чуть ли не на каждом шагу. Вокруг каждого сидели синигами в спортивном облачении, закутанные в тёплые вещи поверх – воздух ночью здесь был достаточно холодным. Кинув взгляд на прибывшую вместе с ним сестру, которую Укитаке «выдал» ему в сопровождение, он пошёл вглубь, ища взглядом какого-никакого офицера. Он подозревал, что Нацуми не выйдет ему на встречу после того, что произошло на пляже, но до этого момента малая надежда всё ещё таилась в его ледяном сердце. Увы, она оказалась напрасной.
Рукия то и дело кидала взгляды на брата. Она заметила перемены не только в своей обожаемой подруге Нацу, но и в нём. Теперь он казался ей вечно задумчивым, хмурым, усталым и до крайней степени недосягаемым, как никогда раньше. Она даже разговаривать с ним боялась поначалу, а когда решилась, брат её будто бы не слышал первые пять минут. Твёрдо решив помочь своему глубокоуважаемому нии-сама и сестрёнке Нацу, она сама себе воодушевлённо кивнула и тоже начала высматривать среди снующих туда-сюда солдат её или того, кто скажет, где её найти.
– Капитан Кучики! Офицер Кучики! – перед ними как из-под земли выросли лейтенант и четвёртый офицер третьего отряда. Кира облегчённо смотрел на новоприбывших в лагерь, ведь уже, грешным делом, стал думать о том, что они потерялись где-то по дороге сюда. – Слава Королю душ, что вы здесь!
– В следующий раз попросим капитана Урахару приобрести у капитана Куроцучи навигаторы, – пробурчал Катакура, не очень довольно смотря на брата и сестру Кучики.
– Нас задержал Ямамото-сотайчо, мы вышли позже запланированного времени, – оправдалась Рукия, на что Изуру понимающе кивнул, а Аска чуть менее раздражённо стал смотреть на неё и тайчо шестого отряда.
– Где ваш капитан? – всё же спросил Бьякуя, ещё раз окинув взглядом лагерь. Кира и Катакура переглянулись, после чего лейтенант заговорил:
– Понимаете, она плохо спала и практически ничего не ела все эти дни. Мы было начали беспокоится за её здоровье, но, благодаря энтузиазму капитана Хицугаи, она, наконец, смогла спокойно заснуть, – после чего он как можно более безобидно улыбнулся, считая, что капитану Кучики не по душе придётся пренебрежительное, на его категоричный взгляд, отношение Нацуми к нему. Однако тот ничего не ответил, лишь молча стоял и о чём-то думал с холодным лицом, и Кира поспешил добавить:
