Текст книги "Майя"

Автор книги: Бодхи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 38 страниц)

– Ты давно в Индии? – голос его мне тоже нравится.

– Пятый день.

– Пятый день? Могу себе представить, как ты себя чувствуешь – как в аду, да?

– Да нет, уже нет. Здесь более менее спокойно, особенно по сравнению с Дели, хотя не покидает ощущение, что меня обманывают на каждом шагу.

– Да так оно, скорее всего, и есть... Сколько ты платишь за комнату? Ты ведь живешь на Дал-Лэйк в плавучем доме?

– Да. Двадцать долларов в день, включая завтрак.

Они оба рассмеялись.

– Комната на двоих здесь стоит три-четыре доллара в сутки, а еда на целый день на одного – ну пять, шесть от силы.

А не слышит ли Шафи этого разговора?.. Он стоит не так уж и далеко, поглядывает, и лицо настороженное, даже недовольное. Наверняка этот жук опасается, что наш разговор коснется цен, что еще может его встревожить?

– Да вы что? Серьезно? – разочарование наползло на удивление. Вот черт! – Я еще в Дели оплатила три дня проживания здесь.

– Это распространенный трюк, – ты попадаешь в турагентство и они впаривают тебе самый неходовой товар... Наверняка, ты сказала им, что в Индии впервые.

– Ага.

– Этой честностью можно подписать себе смертный приговор:) Ни в коем случае нельзя этого говорить, – в самом легком варианте потеряешь деньги, как это произошло с тобой.

– Они пугали всякими ужасами, говорили, что несколько дней назад двух русских девушек разрезали на куски в отеле...

– Ну естественно... и поэтому предложили тебе СВОЙ отель, да?

– Ну да.

– Они мастера на такие трюки...

– А вот кстати, сколько стоит прогулка на полдня по озеру на шикаре?

– Рупий двести максимум. Четыре доллара.

– !... Понятно...

– У тебя есть справочник «Lonely Planet»?

– Нет, а что это?

Дэни достал из рюкзака толстую книгу в яркой обложке и протянул ее мне. (Краем глаза вижу, что Шафи слегка сереет лицом.)

– Путеводитель. Незаменимая вещь. Здесь – вся информация по Индии – цены, отели, экскурсии. Все очень подробно, с картами, расписаниями, рекомендациями, с таким заблудиться невозможно.

– Здесь его можно купить?

– В любом книжном! Что-что, а книжные магазины в Индии тебя порадуют... если ты конечно интересуешься книгами по эзотерике.

Черт возьми, конечно я интересуюсь эзотерической литературой! В последнее время только это и читаю, хотя иногда с удовольствием могу полистать Гессе или Кафку... А ведь кажется, Дэни и англичанин находятся вместе совершенно случайно и по сути не имеют друг к другу никакого отношения. Всколыхнулись эротические фантазии, переплетаются, играют как дельфины – то прыгают друг с дружкой на поверхности, то уходят вглубь. (Ты ведь думаешь о том же? Ты ведь уже не раз подумал о том, какая у меня кожа на ощупь, красивые ли у меня грудки, упругая ли попка...) Слегка кружится голова, и мне нравится это состояние, оно абсолютно самодостаточно – даже если не будет никакого продолжения, это не вызовет разочарования, ведь я ничего не жду, я наслаждаюсь прямо сейчас.

– Здесь в горах можно взять лошадь, – Дэни обращается только ко мне!

И тут же возникает неловкость перед англичанином даже несмотря на то, что он мне не симпатичен и безразличен, – за то, что мы (вот уже и «мы» появилось:)) собираемся его «бросить». То ли он понял, то ли на самом деле хотел чего-то другого (совсем не хочу в этом разбираться, а хочу поскорее отделаться от него), но так или иначе с сентенцией «О! Это не для меня!» англичанин навсегда исчез из поля моего зрения. Атмосфера сгустилась, небо стало мягче и золотистее, мы с Дэни молча рассматриваем друг друга, а Кашмир стал просто декорацией для едва уловимого танца взглядов.

– Дэни... – поперхнулась, закашлялась, оказывается, даже горло пересохло..., – Дэни, нам нужен будет гид? – само собой, ужасно не хочется, чтобы с нами был Шафи, но если мы заблудимся...

– Нет, гид не нужен. В туристических местах в Индии вообще редко нужен гид, если ты конечно не собираешься уйти в горы на несколько дней, да и то – большая часть горных маршрутов так хорошо протоптана, что вряд ли там заблудишься. Индусы, конечно, нагнетают обстановку, говорят, что гид необходим даже для того, чтобы дойти до туалета. А по пути они обязательно будто невзначай заведут тебя в магазин или в ресторан к своему дяде или брату. Не доверяй слепо индусам, – иногда они бывают очень хитры, хотя чаще всего и не опасны.

– Ну и отлично:) Пойдем, я скажу своему гиду, чтобы ждал меня здесь.

Шафи изображает улыбку, за которой явственно проступают и недовольство, и тревожность. Понял, значит, что пропал, что у меня больше нет к нему никакого доверия, и что самое ужасное – нет потребности в нем. Напряженным голосом отвечает, что будет ждать здесь не больше трех часов.

– Это почему ты диктуешь ей свои условия? – Дэни говорит строго, но беззлобно, и это сразу же вызывает у меня всплеск симпатии. – Разве она не оплатила весь день?

– Да, но...

– Никаких «но» тут не может быть. Майя, сколько ты заплатила ему?

Я в замешательстве, – только бы не идти на конфликт... Сказать что ли Дэни, что Шафи – не просто прохожий, и мне совсем не хочется видеть его недовольное лицо еще два дня? Но нет времени, чтобы принять решение, все обдумать... Будь что будет!

– Пятьдесят долларов.

Ага, лицо Шафи почернело, – тщетно он пытается сохранить спокойное выражение лица. Стал похож на школьника, ненавидящего учителя, но понимающего, что в этой ситуации он никак не может выразить злобу. Наверное, даже зубы стиснул...

– Пятьдесят долларов?? Машина с водителем на целый день стоит пятнадцать долларов, и ты считаешь, что твоя работа стоит тридцать пять? И за тридцать пять долларов ты не согласен просто посидеть здесь и попить чай столько, сколько потребуется?

Молчит, опустив глаза, а я испытываю неловкость, симпатию и какую-то новую для меня радость одновременно. Смотрю на Дэни, – он спокоен и уверен в себе. Крайне редко в моей жизни были ситуации, чтобы своими поступками я ставила людей в такие вот неудобные для них ситуации, и не потому, что я всегда испытывала симпатию, а потому, что было страшно заступать за расчерченные клеточки, хотя я, конечно, оправдывала себя так или иначе. И вот сейчас я вдруг почувствовала, что мне нравится эта ситуация, что в ней слышится бурление жизни, и что моя натужная неловкость – это шелуха, которую хочется сбросить как нечто совершенно чуждое.

Ответа Шафи мы так и не дождались, и Дэни сказал, что мы вернемся часов через пять-шесть.

Неширокая асфальтированная дорога ведет к горам, она еще мокрая от недавнего дождя. Небо затянуто густым туманом, но уже чувствуется приближение солнца, – оно вот-вот прорвет пелену. На огромных полях для гольфа кое-где торчат фигурки с клюшками. Сосновый лес, взбирающийся по крутым каменистым склонам, – по нему не погуляешь, на него можно только пялиться... Даже здесь, вдали от грязного города и автоматчиков, на каждой ветке висит напряжение... 220:) – такое ощущение – прикоснись, и ударит током.

– Дэни, тебе здесь нравится?

– Двойственное ощущение. Если снести все, что понастроили люди, наверное будет красиво. А так... нет, здесь как-то тревожно.

– Я тоже это чувствую, но никак не могу понять, отчего. Вроде бы здесь, в горах, должно быть не так, как в городе... Или это я попросту не могу расслабиться, сбросить груз впечатлений?

– А ты думаешь, что настроения людей никак не влияют на дух всего места?

– Я не знаю... а как это можно выяснить? Чем это можно измерить?

– Своими ощущениями, конечно, больше нечем.

– Разумеется... Ну в общем да, разумеется:) Разве вообще можно понять, что такое мир без своих ощущений? Ведь что бы я ни поняла, это все равно будут МОИ ощущения, МОИ восприятия. Я часто думаю об этом. Но я вижу еще вот что – мои восприятия не являются чем-то незыблемым. Сегодня это может быть одно, завтра – другое, а ситуация может быть одна и та же. Например, эти места. У меня нет уверенности в том, что завтра я буду их видеть такими же, как сегодня, а это значит, что нет никаких оснований считать, что здесь и впрямь все пропитано тяжестью, ведь это могут быть особенности именно моего и именно сиюминутного мировосприятия. Хотя... вот и ты говоришь, что чувствуешь то же самое, да и эти рассуждения словно скользят по поверхности, не касаясь сути, а могут ли вообще рассуждения коснуться сути? И что такое «суть»? Вроде понимаю, а выразить не могу... или не понимаю... в общем темный лес:)

– И все-таки сегодня ты воспринимаешь это место именно так. Твое состояние, лица людей, горы, воздух, интонации прохожих, их взгляды – во всем этом ты чувствуешь напряжение, ведь так?

– Да, так. Но из этого не следует, что это напряжение существует независимо от меня.

Задумался... на его лице не выражается никакого недовольства или разочарования, и это приятно, по-настоящему приятно. Подавляющее большинство людей, с которыми мне приходилось разговаривать на самые разные темы, проявляют чудовищную нетерпимость, когда их картине мира или точке зрения угрожает хотя бы едва заметная опасность, а если они не могут что-то объяснить, то впадают в беспокойство и раздражение. Когда в чем-то нет ясности, то обычно берется наиболее удобное, комфортное объяснение. Люди не хотят расставаться ни с одним из своих убеждений, даже если речь идет такой ерунде, как преимущества ручной стирки в сравнении со стиральными машинами. Я помню, что однажды умудрилась проспорить на эту тему три часа, отстаивая машину как средство сэкономить время и спину, а мои оппоненты, молодая семейная пара, отстаивали ручную стирку, как единственно возможное средство добиться настоящей чистоты и белизны. Через три часа мы окончательно возненавидели друг друга, так и не найдя ни одной точки, в которой могли бы согласиться друг с другом, после чего больше ни разу не встречались. Что уж говорить о таких убеждениях, на которых держится вся замысловатая конструкция жизненных устоев, – о семье, отношениях между мужчиной и женщиной, воспитании детей и так далее. Мои собеседники всегда находили возможность испытать ту или иную форму неприятия, если я аргументированно отстаивала мнение, противоречащее их привычным убеждениям. Даже больше того – именно в том случае, когда возражение было аргументировано, возникала наиболее яркая форма неприятия, поэтому я поняла, что практически любое общение между людьми – это просто пикировка схемами, это даже и не общение вовсе. Люди как параллельные прямые – никогда не пересекаются в этом общении, хотя им и кажется, что они вступают друг с другом в контакт.

– Это известная точка зрения, – мир не существует вне нас, но мне пока что это непонятно, – сказал Дэни после нескольких минут молчания. – Ведь совершенно ясно, что от того, что меня не будет, мир не перестанет существовать. Например, завтра я могу умереть, и я точно знаю, что мир останется, ведь каждый день кто-то умирает, а мир остается. Люди приходят и уходят, но мир не исчезает. Исчезнет только мой мир... хотя это еще большая загадка – как же так может быть? Наверное, это самое сложное, что можно вообразить – что Я могу исчезнуть, прекратиться... это выше моего понимания, я просто не хочу об этом думать, я не знаю – как об этом думать.

– С тобой приятно разговаривать, Дэни. Даже если мы ни к чему не придем... все равно – приятно. Я даже не знаю что именно мне так нравится – возможно, искренность?

– Любопытно...

– Что именно?

– То, что ты говоришь об искренности, как о главном... я сейчас скажу – почему, но сначала хочу сказать тебе, что...

Дэни замолчал и остановился, я тоже, некоторое время мы стоим и смотрим друг на друга. Молчание, установившееся между нами на эти несколько минут, совсем не тяжелое, в нем нет напряженности, как это всегда бывает.

– А ведь искренность есть не только в твоих словах, Дэни, но даже в твоем молчании. Ты понимаешь, что я имею в виду?

– Нет, не понимаю.

Легкий всплеск разочарования.

– Не понимаешь?

– Нет... но чувствую! Прекрасно чувствую!:)

Мы рассмеялись, и маленькие горные вороны подхватили наш смех, унося его к вершинам, полянам.

– Ты играешь со мной:) – шутливо толкаю его плечом.

– Конечно. И тебе это нравится. Я знал это с первого же момента, когда увидел твои глаза.

– Я тоже...

– А что у нас там насчет существования мира вокруг нас? На чем мы остановились?

– На том, что ты пообещал сначала мне что-то сказать про искренность, забыл?

– Да... я вот пытался определить – что для меня самого является самым главным, самым-самым, что ни за что нельзя потерять, забыть. Ум – ерунда, я согласен жить не будучи слишком умным. Красота? Нет... Искренность. Искренность – это то, на чем я неизбежно останавливал свой выбор. Без нее я труп. Мне даже кажется, что вовсе нет никакой глупости самой по себе, нет некрасивости, нет бесчувственности – все это лишь следствие потери самого главного – искренности самого с собой.

Я притянула его за руку.

– Дэни, так наверное и страстность тоже зависит от искренности?

– Ты играешься со мной?:)

– И тебе это нравится:) ...Пошли дальше. Так вот, я не говорю, что мир не существует вне нас, я лишь говорю, что не знаю, существует ли что-то вне моего восприятия или вне меня, и что у меня нет даже способа это узнать. Если есть восприятие вот этих гор – значит ли это, что есть какая-то "я" и есть «они» «вне меня» и есть какой-то процесс «восприятия» между «мной» и «ими»? Что такое «вне», и что такое «меня»? Все, что я могу сказать, так это то, что есть вот такая штука, которую я называю «восприятие горы», поэтому даже сама постановка вопроса о существовании чего-то «вне меня» неправомерна, ложна, так как исходит из заведомого принятия как факт, что есть "я", есть «вне» и отдельно от всего этого есть восприятие, а мы как раз и ничего не знаем об этом. ...Не понимаю, как это практически привнести в мою жизнь, ведь я не могу теперь начать думать, что есть именно «восприятие горы», а не "я", «воспринимающая» «гору». Или это как раз и есть неискренность? Ради удобства в выражениях прибегать к заведомой лжи? И все же... я не большая специалистка в психологии, но как человек, стремящийся к искренности, могу сказать лишь одно – есть восприятие, и это все, что я знаю, а есть ли что-то помимо этого – я просто не знаю.

Дэни быстро подхватил мою мысль.

– Хорошо, значит я могу говорить только о том, что в этом месте есть такое восприятие, которое называется «чувствую тепло солнца» или «вижу небо» или «слышу голос», но я не знаю, что такое солнце, небо, голос сами по себе. Вроде бы так, хотя честно говоря, это лишь несколько отвлеченные рассуждения, которые я по-настоящему не понимаю.

– Я тоже:) Что же получается дальше... а ведь если ты отвернешься, то гора останется, и ты можешь это проверить, когда обернешься. А это значит, что она существует, когда ты ее не воспринимаешь.

Мы оба рассмеялась, почувствовав, что неудержимо погружаемся в скользкую неясность.

– Нет, это значит, что в тот момент, когда я отворачиваюсь, у меня нет восприятия, которое я называю «вижу гору», а когда поворачиваюсь – оно снова возникает.

– Но ведь ты помнишь о том, что она есть сзади тебя, просто ты ее не видишь.

– Я могу подумать о том, что если обернусь, то будет восприятие горы, а сейчас есть только восприятие мысли о горе или мысленного образа горы. Как-то я прочитал в книге одну фразу, которая надолго запала в голову, – Дэни слегка оживился и прибавил шагу. – Эта фраза звучала так: «я никогда не знаю, что позади меня, ведь я все время смотрю вперед. И кто знает, может быть все то, что я только что видел, перестает существовать, когда я отворачиваюсь».

– Ты ничего не можешь об этом знать, ты можешь только говорить о том, что воспринимаешь... Мда... что со всем этим делать, Дэни?

– Пока что ничего, – он посерьезнел, – но для меня это не просто отвлеченные рассуждения, я пытаюсь уловить в этом привкус ясности, и иногда это удается, но чаще – нет.

Да, похоже, это тупик. Интересно – человек может сам себя просветить, самостоятельно добраться до истины, или непременно должен быть тот, кто объяснит и покажет? Первая мысль мне нравится больше, но подтвердить ее своим примером я не могу.

– Мне по-настоящему интересно с тобой разговаривать. Не перестаю этому удивляться:) Ты много читала, много думала?

– Да, читала я много... потом думала о том, что прочитала, потом еще думала, а потом бросила читать, потому что это ничего не меняло в моей жизни. Художественная литература ничего кроме эмоций не давала, редко когда попадалось что-то в самом деле значимое... я могу назвать тебе несколько имен, но они мало что тебе скажут, это русские писатели – Бунин, Набоков, Газданов...

– Бунина и Набокова я знаю!

– ? Обычно знают только Достоевского, уж не знаю, что людей в нем привлекает, сплошная чернуха... Ну вот, и тогда я начала читать книги по психологии, религии, по разным практикам, но и тут не нашла ни одной книги, после которой не возникло бы ощущения мутности и обманутости, – полная неясность во всем – и в терминах, и в способах достижения так называемых просветленных состояний... Вот, впрочем, Кастанеду я прочла все одиннадцать томов раз наверное пять и буду перечитывать снова, но это как купаться в теплых волнах – подняло и опустило, так как ответа на вопрос «что конкретно делать» там тоже нет. А уж философия... все эти Гегели, Канты – это вообще полный трындец, даже слов нет. Мусор. Читал?

– Ну конечно читал:) Шопенгауэр, Ницше, Кант, Сартр... Какое-то время философия была моей страстью... художественная литература тоже вдохновляла – в последнее время – Кортасар, Льоса...

– Это изменило твою жизнь?

– Да.

– ?? Да?

– Да.

– И как же?

– Я перестал верить, что философия что-то знает, а психология что-то может – это отрезвило.

– А, ну да... Вот и я о том же:) Прокопалась в этом болоте года три, пока окончательно не поняла, что все это – лишь жонглирование фантомами, абстракциями, которые непонятно как проецировать на свою жизнь. И так, и эдак прикладывала – ну ты понимаешь, наверное, как это происходит:) – нет, ни фига не выходило... И вот сейчас я ничего не читаю, – нечего. Может, когда-нибудь сама напишу что-нибудь, если конечно найду то, о чем захочется написать:)

– Идея интересная:) Только хочется сделать что-то настоящее, чтобы не было и тени той многообещающей многозначительности, из которой создана вся литература. Все время ждешь, что вот сейчас, сейчас будет какой-то прорыв в новое понимание, в открытие, но в конце концов так и не открывается НИЧЕГО определенного... Художественная форма используется писателями не как обрамление, а как ширма, за которой они скрывают полное непонимание смысла своей жизни, и что самое ужасное – все эти сложные сюжетные построения создаются в том числе и для того, чтобы скрыть сам факт этого непонимания. Просто вопиющая ложь. Когда я впервые набрался смелости сказать самому себе, что считаю лжецами весь этот «цвет» человеческой культуры... в какой-то момент мне вообще показалось, что человек – это тупиковая ветвь эволюции природы.

– Так недалеко и до мизантропии.

– Так недалеко до истины. Впрочем, наряду с полным разочарованием в людях и в их культуре во мне осталось очень сильное желание найти таких людей и такое искусство, к которым я бы мог испытывать настоящую симпатию, поэтому мизантропом я не стал.

– Знаешь, я даже встречалась с современными философами и «мудрецами». Было интересно посмотреть – ну как же живут эти люди, ведь это наверное какая-то особенная жизнь, жизнь мыслителя... нет, все то же самое – картошка на кухне, жена в бигудях, ущербность, тоска, честолюбие, агрессия, зависть...

– Жена в бигудях – это ужасно:)

Тело отозвалось на его смех сладостной волной, прокатившейся снизу доверху, тут и дорога пошла вверх, и вскоре мы пришли к подъемнику.

Давно я не была в горах! Эльбрус... После того восхождения думала, что никогда больше даже к холмику близко не подойду, не сунусь туда даже на пешую прогулку. Безжалостная стихия, слизнувшая покой моих снов на несколько месяцев...

– На лошади или на подъемнике?

Интересно, зачем две билетных кассы? Не могу поверить своим глазам, – одна касса для женщин, другая – для мужчин! Такое еще бывает?

– Типичное явление для Индии, – рассмеялся Дэни, – особенно для мусульманского штата. И в местных автобусах тоже самое, – с одной стороны – сидения для мужчин, с другой – для женщин.

Подход к кассам разделен железными поручнями. Да, вот это общество – мужчинам и женщинам нельзя даже в одной очереди стоять! Это больше напоминает паранойю, чем религиозность. Нет уже, играйте в эти игры без меня! Я пойду к окошку вместе со своим мальчиком, арестуйте меня, если хотите.

– Дэни, что мне за это будет?:) – легкая тревожность все же есть.

– Ничего, ты же иностранка!

Оглядываюсь на всякий случай по сторонам. Несколько туристов-индусов глазеют на нас больше, чем на горы и что-либо еще, но никаких движений в нашу сторону никто не совершает.

В кабинку фуникулера залезает еще несколько человек, делают вид, что не смотрят на нас, болтают на воркующем языке, похожем на звуки каких-то странных животных, напряженно хихикают. Ведь сто процентов, что обсуждают именно нас. Они конечно абсолютно беззлобны, но все равно очень неуютное ощущение. Ну их к дьяволу, пусть пялятся, не понимаю я такой бесчувственности... когда я оказалась впервые в горах, то не могла смотреть ни на что, кроме вершины, которая нас ждала.