Текст книги "Майя"

Автор книги: Бодхи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 38 страниц)

(9)

Сквозь сон проник деликатный стук, и волна мягкой эротичности напомнила о Дэни. Я крикнула, что сейчас буду, быстро оделась и вылезла на улицу. Дэни ждал, опершись о хлипкие деревянные перила. Этот парень мне определенно нравится, хочется взять его за руку и почувствовать прикосновения его пальцев... такая тонкая сексуальная игра, которая, скорее всего, возможна только в самом начале знакомства, когда страсть еще только зарождается.

– Привет, Майя! – в его глазах прыгал тот же чертенок, что и у меня где-то в глубине и внизу живота. – Здесь есть неплохой ресторанчик неподалеку, ты ведь хочешь ужинать?

– Хочу – не то слово. Пошли, морда!

При слове «морда» он слегка опешил, но взглянув на мой носик, сморщившийся в хитрой улыбке, переосмыслил услышанное (давай, не будь тормозом, привыкай к тому, что я тебе не дама с камелиями).

Я подпихнула его к шикаре, мы запрыгнули в нее и поплыли вдоль плавучих домов, бросающих световые блики на воду. Эти дома-лодки, освещенные изнутри, похожи на большие торшеры с плетеными абажурами, внутри которых так легко дорисовывается какая-то сказочная жизнь. Всплески воды, далекая музыка, кажущаяся красивой, мелодичной, редкие трели ночных птиц, – все это завораживает, покрывает ажурной рябью поверхность глубокой тишины.

Мы сидели так близко друг от друга, что я чувствовала его тепло и запах. Как здорово, что он не пользуется никаким одеколоном, и я могла почувствовать, как пахнет именно он, – солнечно и спокойно. Дэни как будто почувствовал мое настроение и властно, но нежно взял меня за плечи и притянул к себе. ...Ни поцелуя, ни другого стандартного сценария, – он просто крепко прижал меня к себе, и это подтолкнуло всплеск эротических переживаний, слегка закружилась голова, всё отзывалось проблесками щекочущего блаженства в груди. Музыка, то близкая, то далекая, вкрадчиво стелющаяся по воде меж лотосов, особенно сладостно вплетается в этот клубок чувств, – она сама похожа на эротические прикосновения. Внизу живота, в самой глубине, глухо пульсирует предвкушение, и по всему телу сверху вниз струится сладостное, едва проявленное чувство – как вязкая вода из сновидений.

– Здесь есть терраса с видом на озеро, пойдем?

– Да, терраса это здорово. Идем!

Мы подплыли к ресторану. Низкие мягкие кресла похожи на небольшие шезлонги, в них можно и сидеть и полулежать. Каждый столик отделен от других густыми кустами в кадках, большая лампада источает мягкий теплый свет, отодвигающий темноту лишь на расстояние вытянутой руки. Где-то в углу еле слышно звучит мантра и дымятся благовония. Я сдвинула чуть в сторону свое кресло, вытянула ноги и положила их к Дэни – прямо между его колен. Обхватив мои ступни, он стал довольно откровенно их тискать, гладить. Я приспустилась чуть ниже, и мои ножки уткнулись ему между ног. Там было упруго и горячо... Я смотрела ему в глаза и мягко нажимала пальчиками ног... эта игра восхитительна (только не кончи, малыш)... Сумасшедшая мысль пришла мне в голову. Неторопливо отдавая каждое слово пространству, соединяющему нас, я произнесла:

– Дэни, если я... попрошу тебя... расстегнуть свои джинсы... достать член... и отдать его на расправу моим ножкам... ты сделаешь это?

Под моими пальчиками стало совсем упруго – наверное, ему даже стало больно от тесноты. Дыхание Дэни участилось, секундное колебание, едва заметный взгляд по сторонам, еще секунда, чтобы убедиться, что вокруг полный интим, и даже если подойдет официант, то все равно ничего не разглядит в полном мраке в глубине кресла. Руки Дэни потянулись вниз, но я остановила его.

– Ты не понял, я не прошу тебя сделать это, я лишь спрашиваю – сделаешь ли ты это, если я попрошу?

Он понял мою игру.

– Конечно.

– Ты достанешь его и отдашься моим ножкам?

– Достану...

– Хочешь этого?

– Хочу...

Мы смотрели друг другу в глаза и обменивались короткими фразами, смысл которых значил меньше, чем сам факт их произнесения в такой ситуации.

– Дэни, какой он?

– Он хочет тебя...

– Я чувствую.. он такой горячий и такой упругий... тебе не больно, ведь он так напряжен, и ему тесно в джинсах?

– Немного больно...

– Ты хочешь поцеловать мне ножки?

– Да...

– Ты поцелуешь мне каждый пальчик? Потрогай, посмотри, какие у меня маленькие, аккуратные ножки.

– Поцелую..

– Представляешь, если ты сейчас его вытащишь, я обхвачу его пальчиками ног... ты сможешь не кончить?

– ...

– Сможешь?

– Возможно...

– Не сможешь... представь себе – я зажимаю его своими ножками, стискиваю, поддрачиваю, горячая волна накатывает изнутри, и ты не можешь ничего с этим поделать, безвольно отдаешься наслаждению и кончаешь, я чувствую как бесстыдно вздрагивает твой член каждый раз, когда очередная струйка спермы вырывается из него... прямо на мои носочки... горячая...

– Подожди, стой... остановись... иначе я уже сейчас...

Бац!! Я с размаху ударила кулаком по столу. Дэни вздрогнул и чуть не вскочил с места. Индусы-официанты вспорхнули как курицы где-то в глубине кафе, но тут же затихли.

– Дэни, – я убрала ноги, наклонилась вперед и посмотрела ему прямо в глаза эсесовским взглядом. – Давай закончим тот разговор на ручье о твоем тибетском Ламе. Поставим точку, чтобы не оставлять в прошлом что-то недосказанное. Я буду с тобой предельно пряма и откровенна, потому что ты меня возбуждаешь, ты вызываешь симпатию, и не только эротическую, поэтому давай начистоту. Взять да и перестать испытывать полностью негативные эмоции... Этот совет мне кажется верхом абсурда – это все равно, что посоветовать возлюбить всех людей, поэтому либо твой Лама обычное трепло, которых я не переношу, либо ты что-то не так понял.

Похоже, буря в джинсах Дэни мгновенно утихла, он придвинул кресло к столу, сжал руки в кулаки и положил их на стол.

Прошла минута молчания.

Вторая.

– Дэни?

– Хорошо, я дорасскажу тебе ту историю, и мы вместе подумаем, что это все означает.

– А... не умею я вместе думать...

– Майя?

– Что? Что Майя? – Хотела сказать еще что-то, то ли грубость какую-то, то ли просто заплакать отчего-то захотелось... на минуту все показалось бессмысленным, убогим – сидят два идиота, рассказывают сказки, плачутся друг другу, а жизнь проносится мимо, говори, не говори... – Ладно, Дэни, забудь об этом... Так что там?

Дэни еще с минуту пристально смотрел на меня, смешно высунув кончик языка. Всплыла картинка из яслей – карапуз сидит на горшке, и кончик языка вот так же высунут... мне холодно, поздний вечер, кафельный пол, все чужое... да, все чужое – это чувство я с гордостью пронесла через всю свою жизнь – ощущение себя совершенно чужой в этой тусклой убогой тарелке.

– Когда я услышал от Лобсанга этот совет, я испытал и недоумение и разочарование – примерно как и ты. Если бы мне это сказал кто-то за столиком в кафе, я бы скорее всего поступил именно так, как ты там в горах – встал бы и пошел домой. Но мне это говорил человек, само присутствие которого уже красноречивее всяких слов. Мне, конечно же, не удастся словами передать ту атмосферу, но этот человек... не знаю, как сказать – в его присутствии я чувствовал что-то такое, что отзывалось во мне пронзительно, ярко, в какой-то момент даже захотелось заплакать, прижавшись к нему, как дети прижимаются к матери, и не от жалости к себе, а от глубинного восторга, словно я нашел свой остров сокровищ, и это все происходило со мной! А я не склонен к фонтанирующей сентиментальности, я не рыдаю по ночам в подушку, не читаю вслух стихи и не бью себя в грудь, декламируя на улицах:) Все-таки я рационален и не склонен э... как это ты говорила... да, вот, я не склонен к пузыристой и поверхностной экзальтации, поэтому мне тем более невозможно было отмахнуться от того, что я испытывал в его присутствии, списав все на недосып или излишнюю впечатлительность... С грустью я сказал, предвидя какой-то скучно-вежливый конец разговора, что на мой взгляд это невозможно – устранить все негативные эмоции, на что он ответил, что не имеет значения – что я об этом думаю, а имеет значение – готов ли я поставить перед собой такую цель и решить ее во что бы то ни стало, или не готов? Понимаю ли я, что эта задача в высшей степени важная, без решения которой не будет вообще ничего, никаких путей, никакого буддизма, никакого христианства, никаких просветлений – вообще ничего, или я не понимаю этого, не чувствую так?

– Дэни, – я нетерпеливо перебила его, – ну важная, важная это задача, но решить-то ее невозможно, где ты видел людей, которые ее решили?

– Я спросил у него в точности то же самое! Он ответил – «а где ты видел людей, которые ставили перед собой эту задачу и пытались ее решить со всей серьезностью и самоотдачей? А если ты хочешь видеть человека, который и поставил и решил эту задачу, то он перед тобой».

– Я бы хотела на него посмотреть... интересно все-таки – человек, полностью прекративший испытывать негативные эмоции... если это не дешевое позерство... А где найти этого Ламу, ведь он где-то здесь, в Индии, в Непале?

Дэни усмехнулся и покачал головой.

– Да хоть бы он был в соседней комнате... что толку... слушай дальше.

Чертенок, сидящий во мне, неожиданно вильнул хвостом, я знаком попросила Дэни замолчать, спустила с плеч обе бретельки, на которых держалось мое платьице, и позволила ему медленно соскользнуть вниз. Под его взглядом мои обнаженные соски напряглись и бесстыдно торчали.

– Хочешь потрогать?

Молчание было красноречивее любых слов.

– А полизать, пососать, потискать... нежно и сильно схватить, держать мои грудки в своих руках, потискивать и смотреть мне в глаза – хочешь?

Люблю контрасты...

Выждав еще с полминуты, я оделась. Сглотнув, Дэни продолжил.

– Ни на что особенно не рассчитывая, я спросил – можно ли мне научиться, ну в смысле – могу ли я у кого-нибудь научиться этому? Может ли он сам меня научить или сказать – у кого я могу научиться? Чтобы произвести на него хорошее впечатление, я сказал, что мне кажется, что я человек уже в значительной степени свободный от негативных эмоций, и под руководством опытного мастера я смогу, наверное, быстро добиться успеха.

Лобсанг задумался и минуту пристально смотрел куда-то сквозь меня: «Приходи завтра сюда же, в пять утра. Тебе станет все намного яснее».

Официант принес соки, тушеные овощи и столь желанного чикена! Последующие пятнадцать минут нам было не до рассказов и не до эротики. Мы чавкали, грызя курицу как волки, отнимая друг у друга самые аппетитные куски, рычали и смеялись. Постепенно курица занимала предназначенное ей место в наших желудках, темп пожирания замедлялся, замедлялся... и сошел на нет. Допив сок, я отвалилась в кресле.

– И что было дальше?

Бросая взгляды на мои открытые коленки, Дэни продолжил.

– В пять утра рассвет только-только начинал угадываться за высокими горами, было довольно прохладно, абсолютно тихо и невероятно красиво. Я подошел к гомпе, меня никто не встретил, но двери были не заперты. Я поднялся на второй этаж и попал в коридор, ведущий к комнате Лобсанга. Я думал – не разбужу ли я его, ведь было еще темно. Я сделал уже несколько шагов по коридору и вдруг понял, что с самого первого шага «что-то не так». По инерции я продвинулся еще немного и остановился – «что-то не так» усиливалось. Никогда в жизни не испытывал ничего подобного. Было такое ощущение, что меня из темноты углов кто-то ощупывает взглядом, причем взглядом недобрым, тяжелым, опасным. Да, повеяло именно опасностью. Я стоял и переваривал ощущения. Они определенно усиливались, и мне стало совсем нехорошо. Помню, мелькнуло изумление – ведь еще вчера здесь все было пронизано солнечным теплом, какой-то экстатической безмятежностью, что же изменилось, почему?

Я сделал еще пару шагов, и неожиданно слабая, но острая боль пронзила меня, как игла. Я даже чуть не вскрикнул. Теперь сомнения исчезли. Я совершенно определенно чувствовал, что меня кто-то ненавидит. Кто-то злобный, мрачный сидит и ненавидит меня, ненавидит всех, и ненависть эта исходила, казалось, отовсюду. Мне стало по-настоящему страшно, я развернулся и сделал несколько шагов назад к выходу. У лестницы я остановился, перевел дух и отметил, что ненависть исчезла, осталось только чувство напряженной недоброжелательности.

Я стоял и не знал – что делать дальше. Неужели я мог так ошибаться в человеке? Вот что крутилось у меня в голове беспрерывно. Как я мог увидеть в Лобсанге просветленное существо, в то время как вокруг него такая атмосфера ненависти?

В моей голове стали стремительно разворачиваться картины всяких ужасов. Ты, наверное, знаешь, что в Индии иностранные туристы время от времени пропадают?

– Да, я несколько раз видела объявления о пропаже туристов.

– Это происходит здесь не так уж редко. Индия считается довольно безопасной страной, и многие путешествуют тут в одиночку, даже девушки, но на самом деле эта безопасность существует в определенных границах. На Мэйн-Базаре или в Тамеле все ОК, но сделай шаг в сторону, и там совершенно фантастические трущобы, где твою безопасность уже никто не гарантирует. Тем более, если ты употребляешь наркотики... Я слышал, что белых людей иногда крадут для жертвоприношений. Мне в голову полезли всякие мысли о том, что Лобсанг тоже исповедует какой-то культ, ведь в древней тибетской традиции «бон» тоже были ритуалы, связанные с человеческим жертвоприношением... или это я уже додумал от страха? Образ Лобсанга стал замещаться чем-то зловещим, возникло определенное желание поскорее отсюда убраться, я даже попытался вспомнить – как выглядят ворота в монастырь, чтобы понять, сумею ли я через них перелезть, если они закрыты, и убежать?

Еще через минуту я все-таки пересилил страх, снова вспомнив вчерашние переживания, и попробовал вновь подойти к двери Лобсанга. И все повторилось снова. На этот раз во мне проснулась ответная неприязнь, я преодолел свой страх и, собравшись, решил встретиться лицом к лицу с Лобсангом, каким бы он ни оказался – злобным сектантом или мудрым учителем. Сделав еще несколько шагов по коридору, я опять вынужден был остановиться. Голова буквально раскалывалась от диких приступов боли – так сильна была ненависть, которую я теперь ощущал каждой клеткой своего тела. Я даже наклонился вперед, словно борясь с ураганом, сбивающим меня с ног, и продвинулся еще на пару шагов. Теперь дверь Лобсанга была уже в нескольких шагах от меня, но это расстояние превратилось в бесконечность. Я не мог сделать ни шагу, в голове туман, в глазах красные пятна, я чувствовал, что еще немного, и я либо умру, либо потеряю сознание. Боль и страх парализовали меня, и я теперь даже не мог уйти – даже не мог пошевелиться, мне казалось, что я умру от чего-то ужасного, если хоть на дюйм сдвинусь вперед или назад. Силы покидали меня, я чувствовал, что умираю, казалось, что от ненависти, направленной на меня, сейчас закипит кровь.

Рассказ Дэни захватил, мне даже передался его страх, я почувствовала себя неуютно в темноте, окружавшей нас, свет лампы стал казаться тревожным.

– Внезапно все закончилось. Из меня словно вынули всё – и страх, и ненависть, и боль – всё. Нежная прохлада тонкой струйкой втекала, наполняла свежестью, переживанием красоты. Я снова узнавал оттенки тех чувств, которые испытал вчера в общении с Лобсангом. Дверь в его комнату распахнулась, и я ввалился через порог, чуть не упав ему на руки.

– Но как же так?? Как же это совмещается одно с другим – такая ужасающая ненависть и заявления про свободу от негативных эмоций?

– Именно об этом я его и спросил, когда пришел в себя и выпил чашку чая омерзительного вкуса, которым он тут же меня угостил. Его ответ меня шокировал. Он сказал, что весь тот ужас, который я испытывал, – это были мои собственные негативные эмоции! Все, что он сделал, это «всего лишь» наполнил пространство коридора безликой силой, которая усиливает все, что попадает в это поле. Он сказал, что вопреки моим представлениям о себе, как о сравнительно беззлобном существе, я непрерывно культивирую, поддерживаю в себе огромный спектр самых разнообразных негативных эмоций, и даже тогда, когда, как мне кажется, я от них совершенно свободен, то и тогда я непрерывно переживаю фоновые, придонные негативные эмоции – разные виды беспокойств, озабоченностей и так далее. Я, конечно, не согласился с ним и сказал, что не обманываю его и говорю совершенно откровенно, и он, как мудрый человек, должен видеть, что я честен перед ним, не приукрашиваю себя сейчас, не пытаюсь преподнести себя в лучшем свете, но совершенно искренне говорю, что когда я к нему шел, то был настроен очень позитивно, испытывал вдохновение, глубокую симпатию, любопытство, и у меня не было никаких таких придонных негативных фоновых эмоций, так что если эта ужасающая ненависть и появилась, то не из меня, это что-то постороннее, оно и ощущалось как постороннее.

– Выглядит как-то подозрительно, ты ведь ничего не знаешь о том, как и что он там «наполнил»... Что же он ответил тебе?

– Он сказал, что верит мне в том, что я на самом деле считаю так, как говорю, но тем не менее я хоть и искренне, но заблуждаюсь, и этот пример как раз и может послужить мне уроком того, как глубоко в человека въелся вирус под названием «негативные эмоции», ведь человек их даже не замечает. В тот момент я согласился с тем, что негативные эмоции – это действительно вирус, но потом я постоянно терял эту ясность, которая кажется такой простой и такой доступной всегда, когда она есть.

– По поводу вируса я согласна, но только совершенно непонятно, как с ним бороться, если даже заметить его зачастую невозможно.

– Лобсанг сказал, что работа по прекращению негативных эмоций начинается с тех, которые лежат на поверхности, проявляются очевидно, и если эта работа проводится успешно, то постепенно можно научиться замечать и тонкие слои негативных эмоций и устранять их. Он еще раз повторил, что если бы во мне в самом деле не было бы негативных эмоций, то нечему было бы усиливаться, и тогда вместо ненависти я бы испытал столь же интенсивно растущее блаженство.

– Да... Возможно, этот Лобсанг в самом деле очень необычный человек... Так ты мне не ответил – где он сейчас, или по крайней мере где он бывает? Я хочу найти его!

Я и сама не заметила, что по мере того, как Дэни рассказывал мне свою историю, интерес к Лобсангу стал определенным, настороженность почти ушла.

– Дэни, я хочу его найти!

Чем больше я повторяла это, тем более настойчивым становилось мое желание.

– Я совершенно определенно хочу его найти, ты же меня уже знаешь чуть-чуть – если я что-то решила, я от этого не отступлю, пока не сделаю всего, что в моих силах. Ты знаешь – где его можно найти?

– И да, и нет.

– Нет, давай ты оставишь свое глубокомыслие для других ситуаций, давай ближе к делу и будь попроще, пожалуйста. Я как пиявка – если присосусь, то не отстану:) – я перевела взгляд пониже, Дэни вздохнул и рассмеялся.

– Ты не понимаешь, дай мне сказать. Лобсанг на прощанье сказал, что если я захочу, то смогу его найти, что он ОБЕЩАЕТ мне это, но у него нет желания иметь дело с пустыми фантазерами, а потому я должен сдать что-то вроде экзамена, прежде чем смогу его встретить и прежде чем мы сможем с ним вернуться к обсуждению вопроса о моем ученичестве. У этого экзамена две стадии, и первая – это как раз найти его. Лобсанг сказал, что найти его я смогу, руководствуясь своим желанием встретиться с ним и теми знаками, которые я увижу на своем жизненном пути. Он отказался говорить что-либо более определенное об этих знаках, сказав лишь, что знаки эти проявятся для любого человека, который пустится в поиск истины, и при этом начнет искреннюю и безжалостную практику устранения всех негативных эмоций, и когда эти знаки проявятся, то даже если сомнения в их отношении и возникнут, то они будут поверхностны и не смогут заслонить желаний, которые и поведут ищущего дальше. Знаки начнут проявляться и показывать дорогу только в том случае, если вся моя жизнь, все мои силы и вся моя устремленность будут направлены на безжалостное, бескомпромиссное устранение всех видов негативных эмоций, которые я только буду в себе видеть.

– А второй экзамен?

– Второй экзамен будет тем же, что я испытал в коридоре. Если я найду его и смогу «пройти по коридору», то это и будет означать, что достижение достойно его внимания, и тогда он и другие его друзья уделят моему дальнейшему обучению столько времени и внимания, сколько будет необходимо.

– И это все? Все, с чем ты от него ушел?

– Не совсем. Мы поговорили немного о тибетском буддизме, мне было интересно из первых рук получить информацию без искажений. Например, меня интересовало – правда ли то, что некоторые тибетские учителя перевоплощаются из одной жизни в другую. Как происходит распознание того, что вот этот ребенок – не просто ребенок, а какой-нибудь бывший Лама. Лобсанг не слишком подробно отвечал на вопросы, и почти все, что он рассказал, я и так знал из прочитанных книг, но теперь это стало более реальным, более ощутимым. Мне захотелось пожить среди тибетцев несколько месяцев и поучить тибетский язык, чтобы быть ближе к носителям той практики, которую представлял Лобсанг, но он сказал, что в этом нет смысла, и тем не менее посоветовал пожить в Дарамсале – это маленький городок в Индии, где сейчас находится резиденция Далай-Ламы и несколько тибетских монастырей. Кстати, я наверное туда поеду в этом году. Запишусь на курсы тибетского или даже возьму кого-нибудь из монахов в качестве частного преподавателя. Я до сих пор не сделал этого лишь потому, что по словам Лобсанга в этом нет вообще никакой необходимости, потому что для того, чтобы устранить негативные эмоции, не нужно знание тибетского. Он отказался говорить подробно об основателе этой практики и сказал только, что в отличие от других тибетских школ, основатели которых воплощаются почти всегда в границах Тибета – Далай-Лама, Кармапа, Траши-Лама, Панчен-Лама и другие, он путешествует в своих воплощениях из культуры в культуру, и практика эта называется «практикой прямого пути», потому что не опирается ни на какую религиозность, ни на какую доктринальность, а лишь на свой собственный опыт, и фактически любой человек может прибегнуть к ней, если только у него хватит на это упорства, и, в случае успеха, в течение одной жизни он сможет реализовать немыслимые для обычного человека способности, в том числе и способность сохранения сознания после, во время и ВМЕСТО смерти, способность сознательного перевоплощения или прямой трансформации, получая таким образом непрерывность своего опыта, и жизнь таких людей становится настолько необычной и настолько насыщенной удивительными переживаниями и приключениями духа, что говорить об этом со мной сейчас бессмысленно. Суть этой практики заключается в том, что ты можешь научиться менять одни восприятия на другие по своему желанию и закреплять эти изменения, и если в жизни обычного человека смена восприятий происходит автоматически, без его сознательного участия, то человек, занимающийся этой практикой, может полностью контролировать этот процесс. Когда я думаю об этом, дух захватывает – это же какой может стать моя жизнь, если я смогу чувствовать то, что мне нравится, думать лишь о том, о чем я хочу думать, и даже хотеть именно то, что на самом деле хочу! Да и идея такого путешествия сознания сама по себе захватывающа.

– А как зовут основателя этой практики, или как они его называют – патриарха, главного Ламу? Где он сейчас? Как можно найти других монахов из этой школы? Как сделать так, чтобы перестать испытывать негативные эмоции, ведь если это «школа», то наверняка есть какие-то отработанные методики? А что будет, если я прекращу их испытывать – не превращусь ли я в бесчувственное бревно, или какие-то новые восприятия придут им на смену? Придут они сами, или тоже надо применять какую-то практику... – ты спрашивал об этом?

Вопросы так и сыпались из меня, так что я не сразу заметила улыбку Дэни.

– Майя, ну конечно я тоже попытался завалить Лобсанга вопросами, но в отличие от бесконечной ночи, висящей на нами сейчас, время моей с ним встречи подходило к концу, поскольку в шесть начиналась религиозная церемония, на которой Лобсанг должен был присутствовать. Он предложил мне сосредоточиться на одном-двух вопросах, право выбора которых предоставил мне, после чего расстаться. Каждый раз, вспоминая тот момент, я испытываю страх, поскольку любопытство могло пересилить, и я спросил бы какую-нибудь ерунду, так и не получив возможность узнать самое существенное.

– А может это был тоже своего рода экзамен? Ведь если бы ты после всего услышанного стал бы спрашивать «а могут ли монахи летать», наверное это бы и означало, что ты самый обычный тупица?

– Очень даже может быть. Я задал два вопроса. Первый – как зовут основателя этой школы и воплощен ли он сейчас, можно ли его найти. Лобсанг назвал мне ничего не значащее имя и сказал, что он сейчас воплощен, то есть прямо сейчас где-то живет, что искать его бесполезно, но к нему можно обращаться.

– Что значит «ничего не значащее имя»?

– Он сказал, что этого человека зовут Бодхи, но «бодхи» на тибетском означает что-то вроде «просветленное сознание», так что это получается никакое не имя, и я не представляю, как можно по этому имени искать человека – спрашивать «не знаете – есть ли тут где-нибудь просветленное сознание»?:)

– А что значит «к нему можно обращаться»?

– Понятия не имею, я как-то пропустил эту фразу мимо ушей.

– Ну а дальше?

– Я попросил его рассказать, что именно нужно делать, чтобы полностью прекратить испытывать негативные эмоции. Я ожидал чего угодно – что он сейчас покажет какую-то йогическую позу, или расскажет как надо дышать, или прошепчет на ухо какую-то мантру, или вовсе что-то чудесное сотворит – но и тут он меня удивил, сказав следующее (надеюсь, я ничего не перепутал): есть три причины, по которым люди испытывают негативные эмоции. Первая – они хотят их испытывать. Вторая – ложное умозаключение. Третье – привычка. (Буддизм пополам с доморощенным психоанализом?) Поэтому для того, что перестать их испытывать, надо, во-первых, твердо определиться с тем, что ты не хочешь испытывать ту или иную негативную эмоцию. Достаточно начать с одной, в отношении которой есть совершенно определенное желание ни при каких обстоятельствах больше никогда ее не испытывать. Во-вторых, надо рассмотреть все те ложные умозаключения, из которых следует, что эту негативную эмоцию «надо» или «уместно» испытывать. Например, ты можешь считать, что сосед должен с тобой здороваться, и если он не поздоровается, ты испытаешь недовольство и будешь думать, что оно «справедливо», а между тем это всего лишь твой произвольный выбор – что испытывать, а что нет. И, самое главное, третье – необходимо просто переломить существующую привычку испытывать ту эмоцию, которую ты больше не хочешь испытывать, и создать новую привычку – привычку не испытывания ее. Он сказал, что это не получится в первый раз, не получится и в сотый раз, а в двухсотый раз ты заметишь, что что-то изменилось в том, как протекает твоя эмоция, поскольку тобой уже будет создана новая привычка – привычка «пытаться устранить нежелательную эмоцию», и эта привычка уже сама по себе будет влиять на твою жизнь, она сама станет источником влияния, но в отличие от других привычек, эта выбрана тобой самим, поэтому она имеет особую силу, особое «качество», и, укрепляясь, в конце концов она приведет тебя к результату, и чем больше нежелательных эмоций ты устранишь из своей жизни, тем скорее ты услышишь особый зов изнутри, наполненный блаженством, влекущий в неизведанные переживания.

– Да... ты мне вот что скажи – ведь еще Фрейд писал о том, что подавленные негативные эмоции вылезают боком, и каким боком! Это стрессы, неврозы... и я по себе прекрасно это знаю – что такое подавлять эмоции, уж лучше их выплеснуть и хоть так освободиться от них. Хотя нет, не лучше... одна хрень. Японцы в своих фирмах ставят чучела начальников, чтобы подчиненные могли бить их кулаками, ногами, сковородками, выпуская пар. Японцы ведь не дураки, и если они это придумали, значит тщательно исследовали этот вопрос.

– Ну да, я согласен, и когда я услышал все это от Лобсанга, мне снова показалось, что я напрасно теряю время. Я вспомнил одного знакомого по университету, который, узнав, что я интересуюсь тибетским буддизмом, презрительно спросил: «И чему же, интересно, можно научиться у неумытых скотоводов? Да они до сих пор коровьим дерьмом костры топят, и в этом же дерьме и живут. Ты совсем свихнулся, Дэни, сравнил эти шаманские прибамбасы и КУЛЬТУРУ! Гете, Шопенгауэр, Кант, Руссо... – это значит все не то, а вот пойду-ка я с вонючими скотоводами пообщаюсь... только вымойся хорошенько, когда вернешься, а то всю мебель дома испачкаешь».

Лобсанг с полуслова понял мой вопрос и ответил, что подавление и устранение – это два совершенно разных процесса. При подавлении эмоции ты продолжаешь испытывать ее, или начинаешь чувствовать какую-то другую негативную эмоцию, а при устранении ты именно совершенно перестаешь ее испытывать – ее просто нет, нечего скрывать, ты словно «впрыгиваешь» в состояние свободы, в котором негативной эмоции нет вовсе, вспоминаешь себя, испытывающего радость или нежность, в этот момент уже нечего подавлять, и если ты сделал все правильно, то сразу же после устранения ты испытываешь особую тихую радость. Он сказал, что сложнее всего преодолеть многолетнюю привычку испытывать негативную эмоцию, это трудно, и даже может показаться нереальным, но все-таки это возможно, и после этого перед тобой открывается Путь... Ну теперь скажи, что ты думаешь по поводу этой истории.

– Звучит красиво... а что на практике? Ты попробовал сделать это?

– Пробовал, конечно... много раз пытался, но пока что мне так и не удалось пережить то, что Лобсанг назвал «тихой радостью». Он сказал, что когда это переживание возникнет, я ни с чем его не перепутаю, и что тихая радость – это не поэтический оборот, а точное описание восприятия. У меня же в лучшем случае получалось придти к состоянию, в котором ничего не происходит – нет ничего негативного и ничего позитивного, но и это мне нравится, все-таки это лучше, чем быть агрессивным или разочарованным.

– Так почему тогда ты так уверен, что это вообще возможно? Прошел целый год с тех пор, как ты узнал об этой практике, и в твоей жизни до сих пор ничего не изменилось...

– Это не так. Я же сказал, что кое-что изменилось. Я стал чувствовать себя несколько более свободным, гораздо реже стал впадать в состояния безнадежности, апатии. Стал гораздо чаще замечать свои негативные эмоции в тех ситуациях, когда раньше они проскакивали как само собой разумеющееся – теперь я словно спотыкаюсь о них.