Текст книги "Майя"

Автор книги: Бодхи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 38 страниц)

Почему я прямо сейчас не начну пробовать заниматься этой практикой? Что мне надо? Негативных эмоций у меня полно, это ясно, и с какой стороны за них взяться? Сколько я буду ходить вокруг да около? Всегда есть соблазн ускользнуть в какие-то другие желания... ага... значит я думаю, что занятия этой практикой лишат меня чего-то привлекательного? Чего?? Так хочу я или не хочу? Вот вопрос, на который мне надо дать ответ, а не делать вид, что есть какие-то препятствия. Я хочу или не хочу сделать это – объявить войну негативным эмоциям? Столько разных желаний... их много... хочу ли я быть эдакой коровой, которая ослеплена страстью иметь свое гнездышко или свою карьеру, и мчаться к своей мечте, чтобы, овладев ею, пресытиться, вытошнить, вообразить себе новое условие своего счастья и помчаться дальше? Мерзкое, жалкое зрелище, в котором я так хорошо узнаю и себя. Хочу замереть, ощутить тревожную свежесть ветра в лицо, отдаться ему и искать HЕЧТО."

(22)

Садху в Ришикеше, да и во всей Индии – самая выгодная профессия. С такой мыслью я завалилась с жаркой улицы в европейское кафе с темными стеклами. Для этой профессии не надо ничего, кроме рыжего балахона. Поскольку в Индии почти всегда жарко, то жить можно на улице, и если учесть, что многие именно так и живут, то быть садху попросту выгодно, ведь одно дело дать денег обычному оборванцу, и совсем другое дело – святому человеку. Это улучшает карму, а карма в Индии такое же само собой разумеющееся явление, как единство народа и партии в эпоху СССР. Эти садху каждое утро выползают в самые людные места с начищенными до блеска металлическими бидончиками и просят денег, предлагая фотографировать себя в разных позах, изображающих занятия йогой. Тщетно они пытаются придать своим лицам какие-то загадочные выражения, – ничего, кроме обычной тупости я в них так и не увидела. Зачем же садху из Кулу сказал мне, чтобы я ехала сюда? Или и не было никакого садху?.. Глупость это – припереться сюда только потому, что привиделся какой-то садху... может там просто испарения какие-нибудь, вызывающие галлюцинации?

– Мне омлет и горячий шоколад...

– Извините, в этом городе нельзя есть яйца.

– ?

– Ришикеш – это святое место, на берегу святой реки, и здесь нельзя есть яйца, мясо, курицу, рыбу, мясо, лук и чеснок.

– Ну мясо – это понятно, но чем же провинились лук с чесноком?

– Считается, что все, что ты ешь, ты преподносишь богу, ты этим кормишь бога. Лук и чеснок – неподходящая еда для богов, потому что у них дурной запах.

– Это тебе сказали сами боги?

– Так говорят пандиты, мэм.

– А пандитам сказали боги?

– Не знаю, мэм, я простой человек...

– Так здесь вообще нигде нет яиц?

– Нигде.

– М-м... Ну хорошо, тогда давай меню, я подумаю.

...Почему же этот садху, возникший из пещерных испарений, посоветовал мне ехать именно сюда? Нет, не могу представить, что это была простая галлюцинация, необыкновенный, но всего лишь сон. Тут явно примешалось что-то еще – бог знает в какой пропорции, но все-таки примешалось... не бывает таких снов, и галлюцинаций таких не бывает, ведь я получила реальную информацию, которой не имела раньше, и не просто информацию, а нечто в самом деле важное, актуальное, что не могло появиться в результате случайной комбинации фантомов. Пока что я буду исходить из того, что все-таки в этой истории каким-то невероятным для меня образом участвовало чье-то сознание, и кто-то реально существующий беседовал со мной, кто-то дал мне совет сюда приехать. Но я же не могу обходить все ашрамы в поисках интересных людей... Возникло недовольство, я опять забыла о том, что встреча с садху позволила сделать важные открытия, и что я постоянно возвращаюсь к тому, что он сказал, и мысли на эту тему порождают такие идеи, которые раньше я бы и рассматривать не стала. После этой «встречи» что-то изменилось во мне, – как будто из меня вынули какую-то занозу, которая вроде бы и не замечалась, но на самом деле непрерывно мешала. Но сейчас, когда я испытывала недовольство тем, что он дал такой непонятный и скорее всего бестолковый совет, я снова начала думать о том, что все эти изменения произошли во мне самопроизвольно, и «он» мог не иметь к этому никакого отношения. И мистические обстоятельства нашей встречи тоже скорее всего были мной выдуманы, точнее дорисованы до мистических. Ведь вместо того, чтобы дотошно расспросить Раджа о том, как и что было, я схватила эту загадочную историю и не стала ничего выяснять, чтобы ненароком не развеять ее чудесность...

– Мне, пожалуйста, Vegetable Spring Rolls... Apple Pancake... Hot Chocolate... у вас ведь есть Hot Chocolate? Он прекрасно пахнет, клянусь, боги будут довольны. Ок, пока это все, только Hot Chocolate с блином – после еды, ПОСЛЕ, хорошо? После, а не «до» (все равно все перепутает)... а ведь не имеет значения, каковы были обстоятельства той встречи, имеет значение другое – как изменилась моя жизнь после этого. Даже если я просто выдумала эту историю, это все равно была бы одна из самых удивительных встреч в моей жизни. Эта мысль меня поразила... Не имеет значения, было это или нет. ...Было или нет... А откуда я вообще знаю, что что-то было, а что-то – нет? Вопрос испугал, я будто подошла к самому краю пропасти, заглянула туда и отшатнулась назад. Черт возьми, так ведь можно вообще потеряться... Я буду бороться за свое будущее, я буду менять настоящее, но прошлое – это прошлое, от него никуда не деться, и я, к счастью, не могу его изменить, даже если захочу... а что тогда меня испугало? Мысли так быстро сменяют одна другую, что сложно зацепиться за что-то – так происходит всегда, когда надо подумать о чем-то, не сбиваясь на другие темы, и как раз сейчас думать почему-то не получается, – мысли либо сливаются в месиво, как под миксером, либо начинает хотеться думать о чем-то, не имеющем никакого отношения к тому, о чем Я хочу думать. Мысль о том, что на самом деле я не знаю, как понять, что было, а что нет, зияла пугающей дырой среди разномастной каши привычных безвкусных образов и обрывков мыслей. Я никак не могла сосредоточиться на ней, и опять возникло недовольство, – вот-вот поймаю ее и начну думать, но нет – никак, она как скользкая рыба касается меня хвостом и исчезает под водой. А недовольство только ухудшает ситуацию, – я вообще становлюсь невменяемой, когда оно возникает. Так, блокнот, ручка, записываю.

«Я не знаю, как определить то, что было на самом деле, а чего не было. Как быть уверенной в том, что то, что было – только оно и было, и не было ничего другого, чего я просто не помню? Есть что-то, что я помню... это, конечно, было, а с другой стороны сколько я всего помню? Какие-то жалкие крохи, особенно из детства, и я знаю, что что-то было, и это что-то определенно повлияло на меня, но что именно это было? Оно ведь стало частью моей личной истории, раз оно было, то есть я это не помню, но знаю, что что-то было, а как может „что-то“ быть частью моего прошлого? Прошлое – это нечто конкретное. Почему вообще я считаю что-то частью своей личной истории, а что-то нет? По какому признаку я отбираю воспоминания? Ну как, по какому... как все, как все... значит все это время я с покорностью овцы считала своей личной историей не то, что САМА считаю важным, а то, что ПРИНЯТО считать ею. Плохо дело... Закопаюсь я с этим по самые уши... А что же я сама считаю важным? Уж никак не то, в каком году родилась, что закончила и что получила, а то, что пережила, что испытала, что поняла... а ведь я во сне часто влюблялась – по-настоящему, ярко, пронзительно, и это переживание не забывалось, включалось в остальной круговорот событий полноправным участником, и стало быть некоторые сновидения в полном смысле этого слова стали моей личной историей... представляю себе что будет, если в бланке „краткая автобиография“ перечислить свои сны:)... Вернемся обратно, предельно упрощу ситуацию. Вот я посмотрела за окно – увидела гору, прекрасно, теперь я отворачиваюсь от окна. Спрашиваю себя – что я видела? Ответ – „гору“. Интересно... а почему? Почему я сейчас уверена, что видела именно гору, а не море? Как мне прямо сейчас это проверить? Ну как... если я представляю себе море... легко... представляю гору – легко... а почему я уверена в том, что... погоди... уверена... именно вот эта уверенность и является основанием для уверенности в том... уверенность – основание для уверенности?... какая чушь... а откуда берется эта уверенность? Что это вообще такое – уверенность эта?? Мда... А откуда я знаю, что это за такое явление – уверенность в том, что я видела именно это, а не то... а можно ли изменить эту уверенность? Я ведь могу быть уверена в чем-то, а потом мне скажут – Майя, ты не туда посмотрела, ты ошиблась, и я в самом деле увижу, что ошиблась, и тогда моя уверенность изменится, стало быть эту самую уверенность можно менять, но по некоторым правилам... а кто установил эти правила? И почему эти правила именно такие? Я ничего об этом не знаю, я просто им следую... И как я это делаю? Как меняю уверенность? Надо же... делала это миллион раз и не знаю как. Я уверена в том, что ошиблась и это меняет мою предыдущую уверенность... уверенность меняет уверенность. Эмоции меняют эмоции, мысль опровергает другую мысль, а вот эмоция опровергнуть мысль не может. Что же это получается? Ну если я опустила в суп луковицу, а потом в нарушение тех правил, согласно которым принято менять уверенность, я изменила бы ее и стала думать, что положила морковь, то потом вместо запланированного супа получила бы что-то другое, значит эти правила все-таки осмысленны, но каковы они – правила? Где их границы? Где уверенность, что я следую им адекватно? Я даже не могу их сформулировать... может просто их нет, а есть просто набор эмпирически полученных маленьких правил, а может есть другие... и что же все это значит, что прошлое – это отнюдь не нечто определенное? А как же объективность...»

Уффф.... Я откинулась на кресле, вытерла пот со лба. Вот это да – аж вспотела! Никогда в жизни так не думала... почему? Вроде думала довольно часто, вон когда в универ готовилась, тоже сидела и напрягалась, но то другое, не то... в чем разница? Кажется, в том, что здесь я не просто перемалываю мысли по известным правилам, здесь я ищу сами эти правила, я НЕ ЗНАЮ, как можно тут думать, это как парение в непознанных просторах, и это переживается как творчество, как дыхание жизни. Но как же сложно к этому пробиваться! Как будто танк с места сдвигаю, – такие препятствия приходится преодолевать, чтобы испытать радость от мышления. Прямо как во сне, когда хочешь быстро бежать, а словно повязана по рукам и ногам вязкой массой.

И как ясно я сейчас вижу отсутствие опыта такого мышления! Уже пятнадцать минут не могу сделать то, что хочу – последовательно подумать на интересную мне тему. Будто никак не могу попасть ниткой в маленькое игольное ушко... безнадежно все это, ну его к черту, ну что я пытаюсь вытащить себя из болота за волосы... всего пятнадцать минут, а такое впечатление, что целый час рубила дрова... Постоянно хочется переключиться на все что угодно – хоть на болтовню о погоде, хоть на перемалывание мыслей о разнообразии местного меню... Ну вот, еду принесли...

Я тупо смотрела на принесенный обед, понимая, что если сейчас начну есть, то я пропала, ушла от борьбы за ценную мысль, сдалась обыденности, которая так рьяно защищает свои права, что я чувствую себя абсолютно измотанной и разбитой.

А еда-то остывает... Пожалуй, вернусь все-таки к этому позже, ведь я помню, о чем хотела подумать, все записано, ничто не мешает продолжить после такого ароматного горячего шоколада и орехового десерта...

В первые несколько секунд я еще понимала, что проиграла и сдалась, но очень быстро я изменила свою уверенность и стала уверенной в другом – ничего особенного не произошло, я просто отложила вопрос на потом, я просто не хочу, чтобы остывала еда – практика практикой, а есть холодную еду все же никуда не годится.

На улицу я вышла сытая и довольная. Думать хотелось еще меньше, чем когда-либо, и я с головой окунулась в пустое и безвкусное «ничего не происходит», даже и не заметив этого, потому что желание не прикладывать никаких усилий и просто плыть по течению было слишком сильным. Я решила пройти в противоположный от Лакшман Джула конец города. Там, судя по карте, были больше ашрамы. Справочник сообщал, что в них очень строгие правила, и мне стало любопытно, что же они дают «взамен» следованию строгой дисциплине.

Вот это помпезность! Это, наверное, чей-то дворец – витиеватые колонны, арки, пальмы, скульптуры, фонтаны, важный полицейский около ворот. По мраморным дорожкам бегают босые молодые индусы, одетые в одинаковые оранжевые одежды, похожие на специальную форму религиозного толка. Похоже, это престижное образовательное заведение.

– Не подскажете, что это?

Полицейский, покровительственно осклабившись, взглянул на меня, как на ничего еще не знающего ребенка.

– Ашрам Кришны. Здесь когда-то жили «Биттлз», они здесь встретили своего гуру...

– Ах вот оно что...

– Здесь становятся пандитами.

– То есть все эти мальчишки в рыжем – будущие пандиты?

Он слегка поморщился от такого фамильярного словечка по отношению к уважаемым, пусть молодым и будущим, пандитам.

– Да.

А это, интересно, кто? Дорога уважительно расстилалась перед его стремительной походкой и широкой грудью. Грива черных вьющихся волос развевалась от предвечернего ветра, идущего с Ганги. Он шел так быстро, что бритые мальчишки со смешными маленькими хвостиками на затылке едва поспевали за ним. Но ему не было до этого никакого дела, – он был похож на цезаря в окружении раболепной свиты. Индусы, оказавшиеся поблизости, уступали ему дорогу, молитвенно складывая ладони и благоговейно улыбаясь. Некоторых он удостаивал легким кивком головы, некоторых – широкой улыбкой, обнажавшей ряд прекрасных белых зубов. Взгляд его охватывал просторы, не касаясь земного тлена, словно обозревая свои неземные владения... Он резко остановился, едва ли не в десяти сантиметрах от меня, явно не ожидая никаких препятствий на своем пути. Маска всемогущества и величия от неожиданности слетела, густые разлетающиеся брови изогнулись удивлением, а лицо попыталось изобразить улыбку, которая получилась слегка кривой, и он как будто почувствовал это и уже успел разозлиться на меня за то, что преградив ему дорогу, я выставила его в невыгодном свете.

– Ты разозлился?

Цикады вмиг смолкли, ветер утих, мальчишки наконец смогли отдышаться и теперь тоже замолкли, замерев в глупых позах...

– Что? – выдержав паузу, он натянул на себя улыбку и дружелюбие.

– Я спрашиваю, ты сейчас на меня разозлился?

– О, мой английский плохо-плохо!

Я уловила его начавшееся движение в обход меня, и опять преградила ему дорогу. Сердце стучит от волнения, но я не сдамся, я хочу получить ответ на свой вопрос.

– Кто-нибудь может перевести? – я огляделась вокруг. Рядом с ним как минимум десять учеников и еще человек десять зевак и еще человек десять почитателей. Все молчат.

– Неужели никто не говорит по-английски?

Главный пандит никак не решался отодвинуть меня в сторону, и напряжение его росло. Очевидно, что он не знает, как вести себя в такой странной ситуации, – какая-то пигалица встала на пути, достает его вопросами и по всей вероятности не собирается отступать. Он с плохо скрываемой тревогой посмотрел вокруг, ища поддержки в своем окружении, из которого наконец выполз юнец с ничего не выражающим лицом и пушком над губами.

– Я хочу узнать, испытывает ли главный пандит негативные эмоции?

– Негативные эмоции? – он явно не поверил своим ушам.

– Да, негативные эмоции.

Запинаясь, он что-то сказал своему учителю, лицо которого опять начало улыбаться привычной голливудской улыбкой. Он выслушал вопрос, сказал что-то коротко в ответ, и уже опять собрался было идти, но я не отошла, дожидаясь ответа.

– Нет, он никогда не испытывает негативные эмоции.

Ну конечно! Что же он мог еще ответить!

– А что он тогда испытывает? Вот прямо сейчас, что он испытывает? Переведи..

Еще более смущаясь и запинаясь, он перевел и эту неслыханную дерзость. В ответ я получила заверение, что сейчас главный пандит очень спешит, но завтра он готов ответить на любые мои вопросы, и приглашает меня к шести часам на пуджу... И я сдалась, поверила в то, что завтра он и вправду будет говорить со мной, и, получив на прощанье его царскую улыбку, осталась один на один с вечереющим небом, чуть прохладным ветром и опустевшими мраморными дорожками.

Кто-то тронул меня за плечо, – это была женщина, европейка. Она обратилась ко мне на ломаном английском.

– Что вы хотите?

– Я хочу узнать, испытывает ли главный пандит негативные эмоции.

Глаза ее гневно, недоуменно, и в то же время тревожно распахнулись, она суетливо оглянулась по сторонам, как будто оценивая, не видел ли кто, что она услышала этот вопрос.

– Он? Негативные эмоции? Да нет конечно, ну конечно нет. Андрей, ты представляешь, девушка спрашивает, не испытывает ли главный пандит негативные эмоции...

– А, так вы русские!

– Ой, так здорово, и Вы тоже русская... Надолго тут?

– Пока не знаю... Так почему вы так уверены в том, что он не испытывает негативных эмоций?

– Мы провели здесь с ним в Ашраме две недели, мы много общались, и я никогда не видела, чтобы он испытывал что-то негативное... Это же главный пандит!

– Какая разница? Разве его главность о чем-то говорит?

– Ну конечно говорит, – в разговор вступил мужчина, и он то уж явно испытывал недовольство моим поведением. Он был старше меня лет на пятнадцать и явно приготовился отчитать меня как школьницу, – это же вам не шарашкина контора, это большой Ашрам. Для того, чтобы тут занять какое-то место, надо пройти специальную экзаминацию...

– Ну насколько я понимаю, пандиты – это не святые и не просветленные, это те люди, которые хорошо разбираются в священных писаниях, и для того, чтобы получить какое-то место здесь, необходимо прежде всего хорошо знать священные тексты и владеть санскритом. И даже если допустить, что здесь нужно не только это, а еще некое духовное развитие, то ведь неизвестно, кто проводит эту экзаминацию. А вдруг здесь все давно уже стало формальным, если вообще когда-то было настоящим – это ведь надо ПРОВЕРИТЬ, а не просто принять как заведомый факт. Вы проверяли?

– Я смотрю, Вы все знаете... Зачем тогда спрашиваете?

– А я у Вас ничего и не спрашиваю... И вообще не хочу с Вами разговаривать, потому что вот прямо сейчас Вы испытываете ко мне яркую неприязнь и пытаетесь то ли учить меня, то ли задеть... Так Вы говорили, что много общались с главным пандитом, – я опять обернулась к женщине.

Она явно испытывала затруднения после того, как я отшила ее спутника, вероятно мужа. Отшить в свою очередь меня у нее не хватало смелости, но и продолжать беседу ей уже не хотелось. Она тревожно взглянула на Андрея, ища поддержки, но тот так опешил от моего поведения, что побагровел и не мог выдавить ни слова. Она поняла, что пропала, и со страданием на лице могильной интонацией произнесла:

– Да.

– О чем же вы с ним общались? Вы знаете хинди?

– Нет.

– А он не говорит на английском... Ну хорошо, допустим, вам и бессловесного общения достаточно, чтобы понять, что за человек перед вами, но почему вы так уверены в том, что он не испытывает негативных эмоций? Я вот только что видела, что он испытал сильное недовольство, когда я его остановила.

– Вероятно, Вы помешали ему.

– То есть Вы считаете, что если я помешала, то и просветленный может разозлиться?

– Нет, Вы меня не так поняли... Конечно, он был недоволен, потому что Ваш поступок – это ... это, извините, некрасивый поступок... Но у него не такие негативные эмоции, какие у нас с вами, и неправильно сравнивать Его с собой.

– Вот как? А какие же у него, интересно, негативные эмоции? Что вам об этом известно?

– Лариса, пойдем, что ты с ней разговариваешь, посмотри на нее, она невменяемая...

Получив, наконец, необходимый толчок и скривив лицо в виноватой улыбке, она попятилась назад, неловко развернулась и исчезла из моего поля зрения.

С этим боевым настроем я двинулась дальше, предвкушая завтрашнюю встречу, на которой собиралась поставить все точки над "i". Я хорошо помнила самую первую историю противостояния одному московскому «гуру», вокруг которого крутятся слухи, легенды, толпы почитателей, влюбленных девочек, журналистов, – короче, типичный набор явлений, сопровождающих каждую громкую и нестандартную личность.

На протяжении двух лет я и сама была влюблена в этого гуру, – влюблена не как в мужчину, а как в учителя.

Он рассказывал о мире сновидений и астральном теле так непринужденно, как заядлый путешественник говорит о той стране, в которой прожил особенно долго. Он был лично знаком с Кастанедой, Ошо и Мантаком Чиа, проводил семинары в разных странах мира, долгое время жил в Индии и получил там посвящение и «признание» авторитетных современных учителей. Сейчас я не знаю, что из этого было на самом деле, а что было одним из звеньев его коммерческого проекта, но тогда я свято верила во все, и каждая деталь его личной истории вызывала у меня неподдельный восторг.

Целый год мне потребовался на то, чтобы решиться наконец подойти к нему после лекции и задать вопрос. На лекции тоже можно было задавать вопросы, но в виде записок, которые текли к нему через ряды рук и скапливались большой кипой около ног. Он не успевал отвечать на все вопросы за час лекции, поэтому произвольно выбирал из кипы счастливый клочок бумажки, читая его сначала про себя, выбирая – отвечать или нет. Таким образом шанс получить ответ на свой вопрос был невелик, да и невозможно было задать уточняющие вопросы.

И вот я, умирая от волнения, буквально заставляю себя сделать эти несколько шагов вверх, отделяющих пространство зала от невысокой сцены. Сердце колотится, руки мокрые, ноги почти что подкашиваются... И это я, я!, у которой за спиной несколько месяцев работы на телевидении, я – пронырливая, наглая, молодая журналистка, черт бы меня побрал... Вокруг гуру непроходимое кольцо вопрошающих, сменяющих друг друга, как кусочки овощей в огромном миксере. Как безвольную медузу, меня наконец вынесло к Нему и я, боясь смотреть ему в глаза, с трудом сформулировала свой вопрос. Помню его ответ, как в тумане. Я спрашивала о том, что сделать с привязанностью к мальчику, которая уже целый год мешает жить. Хотелось рассказать подробнее, но я начала торопиться, ведь сзади подпирали... В итоге я получила дружеское похлопывание по плечу и ничего не значащий ответ, типа «время лечит все». Позволить себе подумать, что это чушь собачья, я тогда еще не могла, поэтому продолжала религиозно верить в просветленность того гуру и продолжала ходить на его лекции, после которых оставалось совершенно непонятным – как же менять свою жизнь. Его речи производили на меня гипнотическое впечатление, и казалось, что все его слова наполнены глубоким смыслом, который я бы не смогла объяснить даже самой себе, но меня переполняли экстатические эмоции, и я просто не могла адекватно оценивать происходящее.

По прошествии еще нескольких месяцев опять возникло желание задать вопрос, а вместе с ним и парализующее беспокойство. В этот раз я была к нему готова, и в целом все было несколько проще, тумана было меньше, я даже смогла какое-то время посмотреть в его глаза... и опять получила абсолютно пустой ответ, поцелуй в щеку и осталась в полном недоумении. Наверное, мои вопросы глупые, раз он так коротко и нехотя отвечает на них... Или все-таки ему нечего ответить? Эта мысль почти испугала, я так привыкла верить в то, что он – Мастер! Жизнь наполнялась смыслом при мысли, что я хожу на лекции настоящего Учителя, и что возможно когда-нибудь я смогу стать его ученицей.

С того момента я начала ощущать все нарастающий дискомфорт каждый раз, когда сидела на его лекциях, и однажды мне удалось стряхнуть с себя сладкое очарование его харизматической личностью и отменным чувством юмора, и вдруг я предельно отчетливо поняла, что НЕ ПОНИМАЮ, о чем он говорит.

– ...истинное "я" не имеет ни формы, ни содержания. Оно может сливаться с какой-то формой, и тогда возникает иллюзия того, что "я" и есть форма. Таково свойство Кундалини, порождающей майю и оберегающей ее. Ум – вот инструмент, с помощью которого Кундалини поддерживает мир таким, каким вы его привыкли видеть. За пределами ума вы обретаете свое истинное "я". Как выйти за пределы ума? Существует много практик, направленных на это. В том числе это дыхательные упражнения. Изменяя ритм своего дыхания, вы можете изменять состояния своего сознания... Этот мир – это всего лишь одна из миллиардов позиций точки сборки, и все мы – всего лишь персонажи в мечтаниях творца...

У меня тут же возникло желание встать и задать прямые вопросы – что такое Кундалини, что такое ум, точка сборки, какие упражнения можно делать... Я вдруг поняла, что все это время не имела никакой ясности по поводу его слов, что каждый раз, когда я слышала эти магические слова, возникал всплеск пузыристой экзальтации, которая никаким образом не меняла мою жизнь. Это было похоже на наркоманию – раз в неделю я получала свой кайф, а все остальное время была серость и обыденность. Теперь я совсем другими глазами стала смотреть на этого гуру, не просто пялиться, а рассматривать, наблюдать... А он не такой уж и мягкий, как я привыкла думать все то время, пока ему удавалось усыплять меня своими сладкими речами. Похоже, он испытывает такое удовольствие от того, что весь зал слушает его, раскрыв один большой рот... Да нет, нет же... не может этого быть. Непроизвольно нырнула обратно в пучину кайфа, и опять он стал казаться безупречным магом, просветленным йогом – богом во плоти, короче. Но нет, я так не сдамся. Вырываю себя из сна и опять вижу пустой взгляд, злую улыбку, распирающее чувство собственной важности. Как же надо спать, чтобы этого не видеть?! Он стал похож на злого колдуна, который усыпил людей, и теперь может делать с ними все, что хочет. Возник страх, что он сейчас увидит, что я не сплю и все вижу... Я сидела на предпоследнем ряду – это самое близкое место, которое удавалось занять, если придти за час до лекции, – те, кто приходили позже, были вынуждены садиться на пол, и когда места на полу не оставалось, забивались проходы в зал и часть коридора... Внезапно он в упор посмотрел на меня, внутри все похолодело от его жесткого взгляда, похожего на рентген. Как в кошмарном сне... Что же делать? Или это мне только кажется, и он просто смотрит на меня, как смотрел бы на любого другого? Это ничего не меняет в том, что мне ужасно не нравятся его глаза, похоже, я раньше никогда не смотрела в них.

– Что-то я ни разу не видел тебя на своих семинарах, – он сказал это почти что шепотом, но со своего предпоследнего ряда я услышала его слова, как будто он был всего лишь в метре от меня.

Я обернулась, не веря в то, что он обращается именно ко мне, – ряд ничем не привлекательных людей с довольными отсутствующими лицами... Значит, точно ко мне.

– К тебе, к тебе, не оборачивайся, – он склонил голову набок, ожидая ответа.

Поразительно, ни один затылок не обернулся в мою сторону, как будто никто не заметил того, что он прервал лекцию и начал говорить со мной. Ну точно как в кошмарном сне, – вокруг одни зомби, и я не могу ни говорить, ни двигаться от страха. Глаза застилает липкий едкий туман, через который уже ничего не разглядишь... Все, я пропала, и нет сил уже даже испугаться...

– Эй, ты на меня падаешь:)

Что это было??? Сон? Ну да, сон... Черт... гуру стоит на сцене и отвечает на очередной вопрос, вызывая взрывы смеха и визга... Или это был не сон? В голове все перемешалось, тело неприятно зудело, как бывает, когда вскакиваешь по будильнику, не выспавшись как следует. Совершенно ясно было одно – этот человек не тот, кем я привыкла его видеть. И опять возникло желание прямо сейчас задать ему вопрос, прояснить наконец, что он такое... А ведь он ни разу не рассказывал о себе, о своем опыте, я ничего не знаю о его практике, о том, что он испытывает. Вот бы сейчас встать и задать этот вопрос прямо на весь зал, чтобы он не смог его проигнорировать! Сердце тут же бешено забилось, в считанные секунды тело стало горячим и потным, в животе начались спазмы, – нет не могла я встать посреди зала, в котором кроме меня было еще человек 200... Привлечь к себе внимание такой толпы! Как только представляю себе, что все они сейчас на меня обернутся и начнут следить за каждым моим словом, сразу же становлюсь как парализованная, волны беспокойства чуть ли не смывают меня с кресла... И зачем мне это надо – вступать с ним в противостояние, ведь я поняла главное – он не Учитель. Хочется, очень хочется уйти спокойно домой... Спокойно уйти не получилось, – уползла оттуда как побитая собака.

Прошло три недели в попытках забыть эти шестьдесят понедельников, когда я ходила на лекции. В универе мне вроде бы удавалось даже не думать об этом, но тяжелый фон беспокойства и страха отравлял непрерывно. А вечером я только и думала, что о гуру и о том, что не могу вот так все оставить – засунуть подальше свои страхи и продолжать жить, как ни в чем не бывало. Каждая мысль о том, чтобы прийти на лекцию и задать вопрос посреди всей аудитории, вызывала панический страх.

Многое встало на свои места в моей голове за эти три недели – и то, что каждый его семинар стоил 150 долларов, и то, что все его лекции записывались на кассеты и продавались нарасхват... Да все, что было с ним связано, улетало в пучину его поклонников и поклонниц в мгновение ока. Почему я никогда не думала об этом? Это ж надо было быть такой импотенткой... Наконец, я приняла решение – я поборю свой страх и задам ему вопрос, даже если после этого я провалюсь под пол от стыда и унижения.

В первый раз ничего не получилось, – так и просидела всю лекцию, как клуша, и даже несколько раз начинала увлекаться историями гуру. Ушла домой в разлагающемся состоянии. В следующий раз увидела, что он идет по коридору и твердо решила преградить ему дорогу, чтобы задать свой вопрос хотя бы так, потому что встать посреди зала пока не получалось. Высунула голову в коридор и так и замерла богомолом... Похоже, никак, – так и останусь в этой жопе трусости и тупости.

Даже мэйл ему написала, где обозвала его лжецом и лицемером. На письмо он не ответил, но это было не важно, важно было то, что я ни на дюйм не почувствовала себя свободной.

В сотый, а может быть и в тысячный раз я отрепетировала свою речь и пришла на очередную лекцию с твердым решением – либо сегодня, либо никогда. Я заглядывала в лицо каждому человеку и понимала, что это абсурд бояться реакции вот этого человека или вот этого... Но как только переставала смотреть на них, они опять становились силой – обществом, противостоять которому я панически боялась.