Текст книги "Майя"

Автор книги: Бодхи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 36 (всего у книги 38 страниц)

– Понятно. Соответственно, разочарование и прочую дребедень вы устраняете, а то, что нравится – культивируете и поддерживаете.

– Совершенно верно.

– Я хочу спросить про эмоциональную полировку.

– Это очень просто. Если прямо сейчас ты не испытываешь негативные эмоции, вернее – если ты думаешь, что не испытываешь их, не замечаешь их, и в то же самое время ты не испытываешь никакого Переживания, никакого просветленного состояния, если не чувствуешь невидимого сияния, словно исходящего от твоей эмоциональной чистоты, если не чувствуешь переживания особой мягкой экзальтации, то именно это и означает, что в этот самый момент, когда ты этого всего не чувствуешь, в тебе присутствует «слабый» негативный фон. И несмотря на то, что он относительно «слаб», тем не менее это сильный яд, поскольку он препятствует проявлению Переживаний. Активный поиск позволяет вскрыть те негативные эмоции, которые мы не замечали ранее, но если и он уже не приносит никаких новых открытий, а непрерывно проявляющихся Переживаний тем не менее нет, тогда самое время приступать к практике эмоциональной полировки, так что не думаю, что это дело ближайшего будущего для тебя, Майя, хотя... я не знаю, это вопрос твоего желания, с чего ты будешь начинать. Практика эта состоит в том, что я начинаю прилагать усилия по устранению негативных состояний в то время, когда этих самых негативных состояний... как будто бы и нет! Ну то есть это мне кажется, что их нет, поскольку если Переживаний нет, то негативные состояния есть. И усилия эти я прилагаю независимо ни от чего – светлое у меня сейчас состояние, серое, смутное или еще какое, замечаю я в себе негативное энергетическое состояние, или не замечаю ничего – все равно я прилагаю такое усилие, как будто бы именно сейчас я в себе заметила какую-то негативную эмоцию и устраняла бы ее.

– Это очень важно, очень важно, что ты мне рассказала, Мишель, потому что это тот камень, о который я спотыкаюсь постоянно... Если нет негативных эмоций, то вроде как и практикой их устранения не займешься, так что же делать? И как-то не приходила мне в голову мысль, что в самом деле, если я не испытываю сейчас негативных эмоций, то почему же все равно моя жизнь остается серой? И уж тем более не приходила в голову мысль, что можно устранять негативные эмоции даже тогда, когда их нет...

– Не «когда их нет», а когда ты их не замечаешь!

– Ну да, я это и имела в виду...

Мишель мгновенно переглянулась с Каору, закрыла мне ладошкой рот и не отнимала ее все то время, пока Каору говорила, то лаская пальчиками мои губы, то прикасаясь к ним всей лапкой.

– Майя, каждый раз, когда ты говоришь что-то не то, что хотела сказать, каждый раз для этого есть причина. Большая ошибка думать, что это просто оговорка. Вот сейчас ты хотела сказать «когда я их не замечаю», а сказала «когда их нет». Говоря «когда их нет» ты, как это ни странно, продолжаешь убеждать себя в том, что в самом деле негативных эмоций нет, а это несовместимо с практикой. Ладно! – Каору приподнялась. – Иди гуляй себе в Дарамсалу, придешь сюда в шесть, сейчас у меня нет желания тобой заниматься.

Я взглянула на Кама – он уже довольно долго не принимал участия в разговоре, и сейчас тоже никак не отреагировал на слова Каору. И ведь что интересно – знаю, что наверняка возникнет легкая обида на такую невежливость, что меня «выгоняют», возникнет недовольство тем, что проявилась обида, и совершенно не считаю эту невежливость обидной, а наоборот, мне нравится, когда люди просто говорят друг другу, что думают, без этих костылей, подушек, призванных смягчить слова – и ВСЕ РАВНО обида возникает:) Поразительное упорство. Да... чтобы эту дрянь пронять, мало просто захотеть, мало просто «все понимать» – нужно нечто большее... кажется, я сейчас понимаю, чего хочу – хочу прежде всего познакомится с работой «коммандос».

(43)

Выйти из поселения оказалось легче, чем войти. На самом видном месте торчит хорошо заметная кнопка – нажала, дверь открылась. И как я сразу ее не заметила, когда металась тут в поисках выхода, на проволоку бросаться думала... что все-таки страх с человеком делает... а ведь, пожалуй, страх – тоже негативная эмоция, не нравится мне это чувство. С другой стороны... вот иду я сейчас по тропе, и если сделаю шаг в сторону – разобьюсь, значит страх является охранителем, он помогает выжить? Или нет? А разве просто своей головой я не понимаю, что разобьюсь? Конечно понимаю. Совершенно ясно, что огромная часть страхов вообще бессмысленна и бесполезна, это просто балласт, тянущий за собой всеобщий спазм, тотальную погруженность в негативные эмоции, и по меньшей мере вот эти очевидно бестолковые страхи я уж точно хотела бы прекратить.

Целая стая обезьян неожиданно вывалилась из леса – десять, двадцать... сорок... сколько же их?! Джунгли ожили, качаются сотни веток, шуршат кусты, отовсюду движение, и на дорогу десяток за десятком вываливаются все новые обезьяны самых разных размеров – от крохотных до гигантов размером с человека, что-то похожее я видела в мультике про Маугли – никогда не думала, что мультик так похож на реальность! Просто река – настоящая обезьянья река. Огибают меня, обтекают с обоих сторон... и страшно, между прочим! Стою как штырь посреди живого потока, а вдруг бросятся на меня?

Минуты две текла живая река из джунглей по одну стороны дороги в джунгли по другую сторону и закончилась так же внезапно, как началась. Джунгли еще шевелятся, дышат, как море, но уже затихая, уходя вспять. Лишь самочка с двумя детенышами задержалась на обочине, сидит, смотрит на меня – то ли жалостливо, то ли грустно – сидит и смотрит, смешно почесывается, микроскопические детеныши уцепились за ее шерсть и висят как... как обезьяны, конечно:) Голодная, что ли... а дать совсем нечего, ну ничего с собой нет – пошарила по карманам – ничего. Жалко мне ее, подошла поближе, присела, смотрю, встретилась с ней глазами, такие жалобные... ой... ОЙ!!! Ни хрена себе!! Жалобная обезьянка в миг превратилась в фурию! Как только я встретилась взглядом с ее глазами, они сразу же налились кровью, обезьяна ощерилась, открыла зубастую пасть, пошла на меня! Из-за куста выпрыгнул большой самец и в мгновение ока оказался у моих ног, оперся на широко расставленные передние лапы, расправил плечи, сейчас прыгнет! Зубы! О!... Дьявольски широко открытая пасть усеяна ТАКИМИ зубами – натуральная акула! Наконец дошло, что надо перестать смотреть им в глаза – это почему-то их бесит. Но, кажется, уже поздно... От страха я сначала оказалась парализованной, а потом, когда поняла, что нападение неминуемо, сделала то, что сама от себя не ожидала – резко наклонилась к самцу, чуть ли не морда к морде, открыла широко рот, громко зашипела на него, замахала руками, сделала злобное лицо, исступленно и хищно застучала зубами... видел бы меня кто-нибудь сейчас:) Ну сейчас убьет меня, сволочь... ух ты!... сработало! Самец поостыл, слегка отшатнулся, развернулся боком, попятился... и на этом мы мирно разошлись. На будущее урок – не смотреть обезьянам в глаза. Оказывается, страх все-таки иногда помогает найти неожиданное решение – в голову бы не пришло вот так оскалиться и зашипеть, какие-то древние инстинкты что ли пробудились? Так значит страх все-таки иногда позволяет найти верное решение? Итак – то, что очевидно мешает, я попробую убрать, а в остальном надо разбираться. Не исключено, что когда очевидный мусор негативных эмоций и пустопорожних страхов исчезнет, и ясности будет побольше.

А вообще странно как-то получается... Каору сказала, что она – умеренная ультра, а Мишель – коммандос, но выглядят они как раз совершенно наоборот: Каору – собранная, активная, даже жесткая, хотя по попке она шлепнула мальчика очень даже с чувством... развратная сучка, уж точно... А Мишель – жаркая, неторопливая, в ухи дышит, ласковые слова говорит... грудки мне общупала... передернуло от волны прокатившегося возбуждения... а Кам... нет, пока не понимаю – в чем разница между ними.

Уже минут десять хожу по ступенькам вроде бы как офиса Его Святейшества, все двери открыты, но нет ни души. Одинокий старый тибетец безучастно смотрит за моими передвижениями, крутя правой рукой какую-то тибетскую штуку с цепочкой на конце, его губы еле шевелятся в такт движениям, – по-видимому, это его практика. Интересно, неужели он надеется просветлеть, крутя какую-то железяку? ...Но ведь я не знаю, что еще он делает помимо этих нелепых, на мой взгляд, движений. Попыталась спросить, но он, конечно же, вообще не говорит по-английски, и, улыбнувшись, опять погрузился в свое монотонное занятие.

Отчаявшись хоть что-то выяснить, я села на кривой стул, который кто-то выставил в небольшой двор, залитый солнцем. Здесь совсем другая жизнь, сейчас невозможно представить себе, что где-то есть метро, спешка, серость, зима, работа... Неспешный, монотонный, завораживающий ритм тибетского мира органично вплетается в стремительность и ежесекундный накал жизни в поселении, – как два потока холодного и горячего сплелись, но не перемешались. Мне нравится качаться туда-сюда, как на качелях – от безмятежности к решимости, от неспешности к стремительности, от серьезности к срывающей голову страсти. Качели, качающиеся над миром... Какая я? На этот вопрос я никогда не могла себе ответить.

– Ты кого-то ждешь? – плотный, низкорослый тибетец проявился в дальнем конце дворика.

– Да, мне нужен кто-нибудь из офиса.

– Я работаю в офисе.

– Да? Здорово:) Ну тогда скажи, как попасть на аудиенцию к Кармапе.

– Завтра в 11 часов тебе надо быть в его резиденции с паспортом.

– А как мне туда доехать?

– Ну можно взять такси, хотя это дорого конечно. Так что проще всего на автобусе, только придется сначала доехать до нижней Дарамсалы, а там пересесть на автобус в сторону Норбулинги. Ну это не сложно:), если ты конечно не первый день в Индии.

В Индии я была не первый день, но к явлению под названием «local bus» я, наверное, никогда не смогу привыкнуть, да еще в горах! Совершенно не понятно, как эта колымага, этот разваливающийся скелет из железа и пластика, может выделывать такие крутые повороты на серпантине. Два индуса, сидящие со мной на одном сидении (в местных автобусах сидения тройные, правда рассчитаны они ну на очень худых людей), то и дело прижимали меня к окну своей сдвоенной массой, с неохотой отлипая после «вынужденных» прижатий. Грохот железа, непрерывно бьющий по мозгам гудок, скрежет колес, и на все это еще валится умопомрачительный каскад местной залихватской музыки, которой подпевает половина пассажиров. ..Фу, ну уж нет... Это уже нижняя Дарамсала? Дальше я поеду на такси, сколько бы это ни стоило.

После такого экзотического спуска меня мутило во всех смыслах этого слова. Автобус выплюнул меня на узкую грязную улицу в самую гущу праздничного шествия. Оглушая воплями медных труб, сверкающих на жарком дневном солнце, и звоном огромных бронзовых тарелок, в которые рьяно и невпопад бьют десятки бутафорных богов, процессия неторопливо текла вниз по улице.

Я вынырнула на тротуар, но липкая струя празднующих масс затекла и сюда, и в отчаянии я забежала в первый попавшийся магазин, чтобы перевести дыхание перед следующим рывком навстречу Кармапе. Магазин встретил меня обычным любопытством и резким запахом местной химии... Нет уж, лучше наверное улица... только этого зловония не хватало.

Используя все навыки скалолазания, горовосхождения и преодоления препятствий, я наконец пробилась к стоянке такси и прыгнула в первую попавшуюся машину.

Сбившись кучкой в тесной приемной на первом этаже, посетители ждут назначенного часа. Да, не лучшая у Кармапы карма, если на своих аудиенциях он вынужден видеть всех этих людей. Одна улыбка на всех, – они как будто купили ее в одном магазине. Что они испытывают сейчас? А ведь можно подойти и спросить! Подхожу к парочке – молодой парень что-то рассказывает безликой женщине в возрасте, здороваюсь, спрашиваю, что они сейчас чувствуют перед встречей с Кармапой.

– О! О! Я так взволнована... Ведь это же живой бог! Я чувствую себя ребенком перед ним, хотя мне 40, а ему 17, – лицо ее при этом пусто, скучно, но растянуто в улыбке.

– Я тоже чувствую, что сейчас произойдет что-то важное, очень важное в моей жизни, – вторит парень своей подруге.

Видно, что ему и вправду интересно посмотреть на «живого бога», но такой же интерес я могу представить у него и к... Да что придумывать! Он кажется вообще никогда не испытывает интереса, настоящего, живого, страстного, когда ради того, к чему тебя влечет, ты готов все бросить, все отдать... А есть ли вообще такие люди? Да есть, я видела их в Бодхгайе, в поселении... Но вот все остальные, все эти люди, которые сейчас ходят вокруг, непрерывно выражая свое насквозь бутафорное восхищение, – в них есть хоть что-то живое?

А ведь и я зачастую бываю такой же бутафорной! Меня научили, где и чему надо восхищаться, и я порой делаю вид, что мне что-то нравится... Чем я жила до того, как приехала в Индию? Всегда казалось, что моя жизнь очень насыщенна, интенсивна, ярка, но сейчас она промелькнула передо мной всего за несколько мгновений... Все то, что я считала ярким и интенсивным, теперь не имеет никакого значения. Пугающее и радостное открытие. Но было не только это. Не только. Через всю эту бутафорию живым нервом проходит стремление, сначала смутно угадывающееся, не имеющее цели, затем все яснее и яснее заявляющее о себе, и вот наконец взрывающееся разрывом со старой жизнью и поездкой сюда, отчаянным рывком в поиске неизвестно чего.

...И зачем все это нужно Кармапе? И эта дурацкая церемония вручения красных ниточек и эта пустая лекция, эти формальные фразы, которые он произносит уже в который раз скучающей и монотонной интонацией? Ведь ему всего семнадцать... Тигриные глаза, губы... Глухо пульсирующее желание... Лапы, взгляд, – он смотрит на меня как мальчишка! Пока другой монах переводит на английский слова Кармапы, он пялится на меня то ли как ребенок, то ли как зверь... Схватить его, увлечь за собой, кувыркаться в высокой траве, смеяться, смотреть в глаза. Страстный тибетский мальчик в монашеской одежде... Интересно, ему снятся эротические сны?

Ничего я не понимаю в этом буддизме для масс. Что значит видеть свою мать в каждом существе? Разве мать – это то существо, которое мне ближе всех? Почему? Мне было бы понятно, если бы они учили в каждом создании видеть Далай-Ламу, Будду, но мать??? Нет уж, если я свою мать буду в каждой травинке видеть... Идея сострадания мне тоже непонятна. Из того, как они об этом говорят, складывается впечатление, что главное это не то, что ты переживаешь, а то, что ты делаешь – помогай, отдавай и так далее. Как будто помощь заключается только в том, чтобы отдать! А если я отдам, а человек из-за этого станет еще жаднее, алчнее, еще более укрепится в своих омрачениях? Нет, я не согласна, что есть какие-то действия, которые определенно можно отнести к помощи, к чему-то, что приведет человека к лучшему... К лучшему? А что такое лучшее? Ведь то, что лучшее для меня, может быть совсем не лучшим для другого... Ну и чем же тогда руководствоваться? Получается, что буддисты исходят из того, что их «лучшее» и есть «настоящее», если свои действия от считают помощью другим людям?

Живописные тропинки парка Норбулинга привели меня к мелкому ручью с декоративным мостиком. Тут я и остановилась, чтобы разобраться в своих мыслях. Лучшее-худшее – что это вообще такое? Если я хочу просветления, то для меня будет лучшим все, что меня туда приведет. Но ведь это совершенно не обязательно будет тем, что будет мне приятно! Как раз наоборот, – чем ярче мои страдания, тем невыносимее становится моя жизнь и тем яростнее я стремлюсь к свободе от НЭ. Так получается, что для моей цели – для свободы, сострадающий и желающий мне помочь человек должен создавать мне такие ситуации, в которых у меня возникнет страдание, если в данный момент я хочу именно этого! Но разве меня кто-то спрашивает – что мне сейчас хочется? Разве об этом говорит хоть один буддист? Я такого не слышала. Они все про какие-то добрые дела говорят, и разумеется, что все остальные так и понимают – отдай последнее, выслушай, не выражай гнев... Непонятно.

Что же такое сострадание? Ведь не совместное же страдание? Я раньше думала именно так – если я вижу, что кто-то страдает, значит и я должна начать испытывать то же самое, и это было критерием моей «большой души». Какой бред! Вместо одного страдающего теперь есть два страдающих. Это что ли просветление?

Нет, никакой ясности нет. Пора возвращаться назад. Хотя можно было бы посидеть в прохладной красивой гомпе с черным полом и безупречной тибетской живописью, но мне хочется чего-то другого, я не могу сейчас сидеть. Мне нужно действие.

(44)

Стоило мне подойти к «калитке», как она тут же открылась, – неужели кто-то сидит и непрерывно смотрит в камеру? Каору в своем коттедже была одна.

– Каору, ты что – сутки напролет смотришь в глазок?:)

– Не будь глупенькой, Майя, ты живешь в двадцать первом веке. Вдоль тропинки расставлены инфракрасные датчики, кроме того камеры реагируют на движение крупных объектов. Компьютер сличает образы, и если образ совпадает с тем, что есть в базе данных, дверь автоматически открывается. Если нет – идет сигнал на пульт и предпринимаются адекватные меры в зависимости от дальнейшего хода событий. Очень просто, никаких чудес.

– А если кто-то натянет на себя маску с моей фотографией?

– Ну здесь же не база ВВС США! Для всех жителей Дарамсалы – это просто частная школа йоги, каких здесь несколько десятков, и кому придет в голову заниматься этой ерундой с масками только затем, чтобы увидеть очередные курсы йоги или массажа?? Кроме того, не следует недооценивать возможности компьютеров. Сличаются не просто лица, сличаются повадки – как человек идет, какие у него параметры, так что никакой проблемы нет. Если даже предположить, что кто-то проникнет сюда – что он увидит? Как люди сидят и пишут что-то в своих блокнотиках? Со скуки можно сдохнуть... Пошли, отведу тебя к Мишель.

Коттедж Мишель был раскрашен в защитные цвета и вообще выглядел довольно воинственно.

– Здесь живут «коммандос»?

– Да, – Каору посмотрела на меня и неожиданно фыркнула от смеха. – Такая раскраска – это шутка, шутка, такая же, как и само слово «коммандос». Но то, чем они занимаются – совсем не шутка.

Открыла дверь, втолкнула меня внутрь и исчезла.

Я ожидала увидеть что угодно, но оказалась совершенно неготовой к тому, что увидела на самом деле. От неожиданности я даже села прямо там, где стояла.

Десять лет спустя

– Василий, принеси халат!

– Сейчас, сейчас, Майя... не видишь что ли, я занят? Почему каждый раз, когда я сажусь за газету, тебе сразу что-то надо... я уже задвинулся... ну хорошо, несу, несу... да несу же!

– А куда Гришка запропастился? Опять что ли после школы на речку пошел со своими этими... не нравится мне эта компания... ты слышишь вообще, что я говорю, Василий? Я с тобой разговариваю!

– Сегодня же в семь «Спартак» играет! Чуть не забыл, вот черт... – шелест газеты достиг апогея. – По четвертому будет...

– Что?? Ну нет, хватит с меня твоих «Спартаков», – Майя вышла из ванны с головой, обмотанной полотенцем, – я буду смотреть шоу с Познером, так что как хочешь... вон к Ивану иди, там посмотришь свой футбол...

Отбросив газету, Василий всплеснул руками и с ненавистью уперся взглядом в жену.

– Ты же знаешь, что его Зойка меня терпеть не может, ну куда я пойду?

– Не знаю, Василий, как хочешь... – совершая немыслимые ужимки перед зеркалом, Майя рассматривала прыщик, вскочивший еще на той неделе. – И не забудь, что завтра мы идем к Бирюковым, внучка родилась, как ни как... и сам скажи Гришке, чтобы вовремя приходил... подарок ведь надо купить... может ту хрустальную вазочку, помнишь, мы с тобой видели... почему всегда я должна об этом думать, а? Что у меня – дел других нет? Ты вот никогда сам не позаботишься...

– Ну началооось, пааашло...

Дикая фантазия... а что еще может прийти в голову при виде вот ЭТОГО? Картина, открывшаяся моим глазам, была настолько удручающей, что другого слова просто не подберешь, и всплывшая откуда ни возьмись идиотская фантазия о том, как будущая кондовая Майя в бигудях собачится с мужем, на самом деле была очень даже к месту.

Мишель сидит на подушках, мирно грызя яблоко, и пялится в телевизор с самым что ни на есть идиотским видом. Ближе ко мне сидит тот японец, с которым она кувыркалась на тропинке, жует чипсы и тоже весь в телевизоре. Крикет! Они смотрят крикет! Обалдеть можно... В Индии не смотрят футбол или хоккей, там никому не нужен большой теннис или плавание или легкая атлетика – в Индии смотрят крикет... сутки напролет по нескольким каналам идет репортаж с хода событий одной из самых тупых игр, которые когда-либо изобретались человечеством. Один мужик разбегается, кидает мяч, второй бьет по нему лаптой, мяч отлетает, его ловят и все счастливы. И ВСЕ! И на этом весь спорт. Подсчитываются какие-то очки, конечно, кто-то выигрывает... звезды, интервью, но как можно смотреть на это? Тысячи раз повторяются два движения... швырнул – ударил, швырнул – ударил, швырнул – ударил... час за часом, день за днем... миллионы индусов смотрят в экран... швырнул – ударил... зомби... у них скоро мозг через уши потечет. И теперь я вижу, как непримиримые «ультра» сидят и смотрят это!

Не отрывая взгляда от телевизора, Мишель шлепает по подушке рядом с собой, приглашая сесть

– Чаю хочешь, дорогая?

«Чаю»? «Дорогая»?? А голос-то у нее какой... мерзкий какой-то, натурально из моей фантастической антиутопии. Пробираясь к Мишель, я чуть коснулась японца.

– Поаккуратнее можно?!

– ЧТО??

– Что-что? Поаккуратнее можно, говорю?

Наглый вид... что за претензия? Что ответить-то... Ну его к черту... Мишель!

– Давай, не тормози, садись, – снова шлепнула рукой по своей подушке. – У нас тут весело.

– Да уж... Мишель... что тут происходит?

– Не пищи, котенок, сейчас объясню. Представляю, что у тебя сейчас в голове:)

– Полный бардак!

– Смотри, видишь? – Мишель откуда-то достала блокнот, повертела его перед моим носом. Ты обратила внимание на то, что он всегда при мне?

– Нет.

– Сидя здесь, перед телеком, жуя яблоко, делая дебильное лицо, я постоянно осуществляю практику эмоциональной полировки, понимаешь? Непрерывно! Потому что если хоть на миг расслабиться, то негативная эмоция возникнет непременно. В этом коттедже мы создали особые условия, и все они предназначены только для одного – спровоцировать человека на негативные эмоции путем порождения в нем бытового довольства или наоборот – бытового недовольства. Здесь есть подборка самой дебильной попсы, которую только можно вообразить, – Мишель махнула в сторону магнитофона. – Здесь есть подборка самых тупых книг, самых тупых фильмов, здесь собираются люди, пьют чай, разговаривают о погоде, о политике, ссорятся между собой, кричат, выражают претензии, и все это так натурально, что ни один посторонний человек не сможет назвать это притворством, а если кто-то не вполне натурально изображает глупость, это означает, что в нем есть какое-то омрачение, и он начинает его разыскивать.

– Какое же омрачение в том, что ты не можешь натурально изобразить идиота??

– Да какое угодно. Например, самое простое – озабоченность мнением людей. Ты боишься, что они и в самом деле подумают, что ты дебил, поэтому начинаешь играть чуть ненатурально, чтобы как бы дать им понять, что на самом деле ты другой. Здесь, среди своих, это лишь первый этап, настоящая тренировка начинается, когда ты выходишь в общество, и среди обычных людей ведешь себя как дебил – так, чтобы они поверили в это. Это очень сложно – устранять озабоченность мнением людей в условиях реальной жизни, но усилия, прилагаемые в таких условиях, намного эффективнее «диванной практики». Мы называем эту часть работы «социальными экспериментами». И с помощью социальных экспериментов мы отрабатываем очень многие усилия по устранению омрачений. Я добиваюсь безупречного устранения негативных эмоций, это моя ближайшая цель, ради которой я отдам все.

– Мне нравится твоя отчаянная решимость.

– Мне есть что с чем сравнивать. Чем ближе ты к безупречному устранению негативных эмоций, тем чаще и ярче проявляются Переживания, и знаешь... когда возникают всплески Переживаний... возврат обратно к обыденному состоянию – это как маленькая смерть, и я борюсь со смертью. Люди думают, что они умирают тогда, когда перестает биться их сердце, но это ужасная ошибка – они умирают каждый раз по чуть-чуть, когда испытывают негативную эмоцию.

Я снова вспомнила, как мы сидели на полянке в Бодхгайе, Сарт рассказывал что-то, и все окружающие слушали его, как в первый раз. Сейчас мне удалось ясно понять – почему они так слушали – они хотели понять не только рассудком, но и всем своим существом. Мишель сейчас не сказала ничего принципиально нового, и тем не менее я совершенно отчетливо чувствую, как понимание вливается в меня – понимание того, что каждая негативная эмоция – это маленькая смерть, постепенно складывающаяся в болезнь, старость и окончательную смерть.

– Так ведь каждый умирает, Мишель...

– Привет, бабуля!! – Мишель взвыла дурным голосом и заржала, как паровоз. Я обратила внимание, что японец даже не изменился в лице – сидел с одним и тем же недовольным выражением. Очень натурально, надо сказать... неужели всего лишь игра?...

– Почему «бабуля»?

– Ты, наверное, слышала эту фразу тысячу раз от бабушек, дедушек, и прочих живых трупов. Что ты знаешь о смерти? Для тебя «смерть» – это пустое слово. Ты видишь, как люди умирают, но что ты знаешь о том – что они при этом испытывают? Что ты знаешь о том – что такое смерть для каждого из них? Ничего не знаешь, поэтому тебе нечего сказать о смерти. А я могу сказать, что смерть – она такая же разная, как и жизнь. Ведь можно указать на меня и на обычного дарамсальского туриста, прокурившего свои мозги, и сказать – вы оба живете. Да, мы оба живем. Но мы по-разному живем, его жизнь и моя жизнь – это совершенно разные формы существования, и в этом факте ничего не меняет то, что это называют одним и тем же словом «жизнь». То же и со смертью – смерть смерти рознь. Смерть – это конец всего только для тех, для кого вся жизнь была таким же концом всего – простым фосфоресцированием механических восприятий.

Даже перехватило дыхание... слово «смерть» обрушилось, и вслед за ним полетела к черту целая гнилая скала всякой всячины, связанной с этим фантомом. Надо будет посидеть потом и внимательно разобраться со всеми своим представлениями, связанными со смертью... прямо как будто в бездну заглянула... да... то же самое ощущение, когда взглянула в глаза Каму – стремительное падение в бездну. Мгновенный восторг, что-то распахивается, в груди спазм... нет, не спазм – словно образовалась воронка и меня всасывает в нее...

– Физическое переживание?

– Что?

– Я говорю – испытываешь что-то необычное в теле? – Мишель ткнула прямо в то место, где был всплеск этой «воронки».

– Да, точно.

Мне хотелось посидеть – молча, без слов, без мыслей, просто посидеть и позволить как-то улечься тому пониманию, которое родилось после слов Мишель о смерти. Сейчас я почти ФИЗИЧЕСКИ ощущала это понимание – потрясающее ощущение... но нет, конечно же это не ощущение, просто рассудок по привычке называет это привычным словом, я чувствую это не телом, но это и не эмоция, это и не мысль... что же это?!

Испуг навалился и мгновенно стер даже следы того, что происходило во мне. Вот сволочь!! Зачем я испытала этот испуг! Это было так важно, так... так особенно важно – то, что происходило... Мишель внимательно следила за мной, не смотря куда-то конкретно, а словно елозя по мне боковым зрением. Я стала говорить о том, что со мной произошло, но на середине рассказа она меня перебила.

– Прямо сейчас, Майя, когда ты рассказываешь, ты испытываешь жалость к себе, жалость потери, злость на возникший испуг и так далее, и таким образом ты окончательно прихлопываешь сверху свой опыт.

– Что же делать?

– Что делать? Да все то же самое – устранять негативные эмоции всегда, когда они возникают. Параллельно – именно «параллельно», а не «вместо», лучше даже после акта устранения, искать концепции, связанные с ними. Ты сейчас пережила опыт – это был опыт нового восприятия! Именно нового, его невозможно свести ни к чему тому, что когда-либо ты испытывала. Таков эффект практики прямого пути. По мере того, как ты устраняешь омрачения и стремишься к тем состояниям, которые тебе нравятся, в тебе начинают проявляться совершенно новые восприятия, новые оттенки, и ты снова получаешь возможность к ним стремиться и открывать все новые и новые пространства состояний. Ты пережила опыт, и самое худшее, что можно теперь предпринять – это начать испытывать жалость от того, что миг был слишком краток, злость на страх, который закрыл доступ переживанию и так далее. Ты уже пережила этот опыт! Пойми это и повесь себе большой плакат дома на стене – «Я ПЕРЕЖИЛА ЭТОТ ОПЫТ», и этого у тебя уже никому никогда не отнять. И практика состоит в том, чтобы стремиться снова и снова попасть в состояние, которое тебе нравится, накапливать момент за моментом, ведь опыт переживания этих моментов именно накапливается, как возраст. Тебя ведь не удивляет, что когда тебе исполняется двенадцать, тело резко меняется, начинаются менструации, растет грудь? С переживаниями – точно также. Когда накапливается определенный «возраст» их проявления – они меняются, они меняют свое качество, становятся яркими, захватывают все твое существо, трансформируют его, открывают новые возможности. Накапливай секунда за секундой свои мгновения, борись за каждый миг, ведь прямо сейчас ты могла бы не испытывать негативные эмоции, а устранить их и пережить еще миг этих переживаний, еще, еще! А потом мгновения начнут сливаться в группы мгновений, и переживание продлится уже несколько секунд, потом – несколько минут! Это переживается как рождение заново, это и есть рождение заново, но это не описать – это надо пережить.

Минут десять мы сидели молча, я переваривала услышанное и прочувствованное, Мишель с японцем продолжали свое дело, время от времени доставая свои блокноты и делая там какие-то пометки.

– То есть вот все то, что я тут вижу – это игра...

– Да, это игра. Хочешь поиграть?:)

– Нет, пока нет...

– Как только ты сделаешь лицо дебила, ты в тот же миг начнешь превращаться в него, как только ты начинаешь вести себя как тупица – говорить тупые слова, быть приторно вежливым и так далее, так сразу ты начинаешь превращаться в тупицу, в голову лезут тупые мысли, скопом возникают негативные эмоции. Вот и получается тренировка. Могу поклясться на яйцах этого красавца, – Мишель махнула рукой в сторону японца, – что ты уже испытала двадцать ярких негативных эмоций, пока прошла от двери до меня.