Текст книги "Античная наркомафия 4"

Автор книги: Безбашенный

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 37 страниц)

– Счастливчики! – позавидовала нам и Ларит, жена Фабриция, – Мне кажется, я не видела уже Карфагена целую вечность! А Спурий – и вообще не видел.

– Он слишком мал, досточтимая, и не стоит подвергать его трудностям долгого плавания, – сказал я ей в утешение, – Мой вдвое старше, но и его я без крайней нужды через море не потащу. Позже, когда подрастёт ещё, а мне будет куда перевезти семью…

Спурий – это их с Фабрицием первенец, годовалый с небольшим смешной карапуз, родившийся в Гадесе. Пожалуй, оно и к лучшему – здесь всё-таки сгруппирован основной этрусско-турдетанский костяк клана Тарквиниев, и это немаловажный фактор, если учесть, что мать пацанёнка – чистопородная карфагенская финикиянка, да ещё и из олигархического семейства. Мелкий ведь сейчас как губка впитывает в себя менталитет окружающего его микросоциума, и это гораздо важнее такого чисто внешнего признака, как данное ему при рождении этрусское имя. Мой-то спиногрыз по имени тоже этруск. А по менталитету? Ой, что-то сильно сомневаюсь!

– Ты собираешься переселиться в Оссонобу?! – ужаснулась Ларит, – Мне и Гадес после Карфагена захолустной дырой кажется, а уж Оссоноба… Я там не была ни разу, но что-то и не хочется. По рассказам Фабриция, даже по сравнению с Гадесом – деревня деревней! Как там вообще можно жить?

– Ну, нам случалось видеть и ещё более глухое захолустье, – сообщил ей с видом бывалого знатока Велтур, – Но и там люди живут, и не так уж плохо.

– Ты про эту деревянно-глиняную дыру за Морем Мрака? Ужас! Разве это жизнь? Никаких удобств и никаких развлечений!

Я глазами указал Велтуру на снующих по дому слуг, и шурин, мигом въехав, едва сдержал смех. Какие ей ещё нужны удобства? Можно подумать, она сама воду с источника для своей ванны кувшинами таскает! При наличии такого количества рабов ничуть не худший уровень удобств можно иметь даже в палатке нашего военного лагеря у Оссонобы. Причём, я говорю не о здоровенном «дворцовом» шатре Миликона, а именно о палатках – не солдатских, конечно, а командного состава, в которых обитаем там и мы сами. Теснее, не такие красивые занавески, нет эстетичных, но малофункциональных безделушек, но речь-то об удобствах, а не о роскоши. Развлечения – другое дело. Понятно, что махать мечом на тренировочной площадке она не будет. За тренировками солдат наблюдать, слушая скабрезные комментарии таких же солдат из числа зрителей – тоже. Тем более – слушать у костра похабные солдатские байки. А ни театра, ни цирка в лагере как-то не завелось, так что с рафинированными элитными развлечениями – согласен, ни разу не Карфаген. Полноценный город на месте военного лагеря отгрохать – это не один год, если по уму строить, а не спешить к очередной официозной праздничной дате…

– Макс, ты не забыл, что за тобой помощь? – напомнил мне Володя, кивая в сторону фабрицмевского карапуза.

– Ты прямо сходу собрался делать? – первая у него девка получилась, и он теперь хочет, чтобы я ему биоэнергетический фон на пацана настроил.

– А хрен ли резину тянуть? Ты ж потом ещё и в Рим слиняешь?

– Да, если Марций там, то надо будет сплавать и закончить наше дельце, а заодно и насчёт вас всех найти с кем договориться, – самое время было «освобождаться» из фиктивного рабства, и если всё пройдёт без накладок и без подстав, то и остальных наших надо таким же манером римскими вольноотпущенниками сделать.

– А с этим твоим Марцием нельзя, что ли?

– Можно. Только тогда все одинаково именоваться будем. Оно нам надо?

– А чего, разными именами нельзя?

– С одним хозяином – нельзя. Традиция-с. В списках граждан нас всех Гнеями Марциями пропишут, и различаться только когноменами будем – третьими именами. А их в устных обращениях и при переписке часто опускают. Вот прикинь, придёт кому из нас письмо из Рима, а когномен не указан, просто Гнею Марцию, и как мы разберёмся, кому оно адресовано?

– Млять! Ну всё у них не как у людей!

– Ага, дикари-с. Поэтому и надо, чтоб фиктивный хозяин у каждого свой был.

– Так я ж разве против? Но ты тогда, получается, надолго слиняешь, а мне что, опять рисковать? – у его Наташки в нашем прежнем мире братьев не было, а была сестра, как и у него, так что опасения, как бы она не повадилась одних девок ему рожать, пожалуй, небеспочвенны.

– Ты ж понимаешь, надеюсь, что тут никаких гарантий быть не может?

– Ну так с Хренио же получилось.

– У евонной Антигоны брат есть, и шансы были пятьдесят на пятьдесят – тут и небольшого сдвига вероятности достаточно. А у тебя – тяжёлый случай, запросто могу и облажаться. Попробуем, конечно, но гарантировать ничего не могу.

– Понял, – тяжко вздохнул спецназер, – Ну, постарайся хотя бы. А там уж – что выйдет, претензий к тебе не будет.

– Я постараюсь, – пообещал я ему, – Раз уж мы отрываемся, да ещё и надолго, от здешних дел – надо извлечь из этого максимум пользы.

– А что там такого важного, с чем не справятся и без нас? – поинтересовался Васкес, – Или ты о наших собственных делах? Мы же, вроде, договорились с Фабрицием?

– Да, он обещал, что не позволит Миликону начать раздачу земель под латифундии, пока мы не вернёмся, чтобы участвовать в их распределении. Но это, пожалуй, и всё, чем он может нам помочь…

– А тебе этого мало? – не обиделся, но изумился наш непосредственный.

– Земля – это основа, а хорошая земля – хорошая основа, и это уже немало, – пояснил я, – Но на этой основе много чего надо будет построить такого, что сможем только мы сами. Ну, не своими руками, конечно…

– Это я понял. С рабами тоже помогу. И с рабами, и со скотом, и со строительными материалами – всё, что понадобится. Будут и архитекторы – отец обещал найти, нанять и прислать лучших. Вам достаточно будет только поставить им задачу.

– И за это будем премного благодарны, досточтимый. Но я сейчас говорю не об этом. Там ведь ещё и производство нужно будет разворачивать, настоящее полноценное производство.

– Так там же достаточно мастеров. А мало будет – попрошу отца, ещё пришлёт.

– Нет, я говорю о настоящем производстве, а не о ремесленничестве.

– А, понял! Большие мастерские с рабами, на которых – как ты это называешь? Отдельная работа?

– Ага, разделение труда.

– Как в той твоей мастерской, где делают косскую ткань? Что тут сложного?

– Так не только ж это, Фабриций! Металлургия нормальная нужна, а не это… гм… не обижайся, но – убожество.

– Чем она плоха? Ведь лучшие же кузнецы во всём мире!

– Я и не говорю, что хреновые. Но вот сколько дней твой хвалёный кузнец куёт хороший меч?

– Ну, если очень хороший, то и не дней – тут на месяцы счёт может идти. Но ведь и работа того стоит!

– Не сомневаюсь. Но вот сколько лет при таком производстве уйдёт на вооружение всех трёх турдетанских легионов, когда все они будут развёрнуты до полной положенной им численности? Мечи должны быть такими, чтобы ни мне, ни тебе, ни легатам Миликона, ни ему самому не стыдно было в руки взять. Все военачальники от центуриона до царя должны в идеале на войне носить простой солдатский меч, дабы каждый солдат видел и понимал, что вооружён достойно. А ведь им надо дать не только мечи, им надо дать и шлемы, и кольчуги, и всё это должно быть очень хорошего качества. Тут нужна уже совсем другая металлургия и немного другая обработка этого металла. Я знаю, как это сделать, но для этого мы сами должны находиться там до тех пор, пока не будут построены печи и прочее и пока мы не обучим мастеров.

– Печи можно и без вас построить…

– Не такие, как ты думаешь. Очень большие и иначе устроенные – здесь таких нет ни у кого, – я имел в виду, конечно, не мартен и даже не доменную печь, но и позднесредневековый штукофен – невообразимый хайтек для классического античного Средиземноморья. А ведь это – тот минимум, без которого совершенно немыслима даже тигельная плавка стали…

– Дались вам эти железяки! – капризно заметила Ларит, – Ты, Максим, лучше поскорее расширяй производство косской ткани!

– Кто о чём, а женщина – о тряпках, – прокомментировало начальство жену, когда мы все отсмеялись, – Металл – это всё.

– Да и Серёгу спасать надо, пока Юлька его там совсем не запилила, – добавил Володя, – Промышленности сырьё нужно, и мы его хотя бы по основной специальности наконец задействуем. Будет в законные служебные командировки от своей смываться.

– Так есть же сырьё, и много. Если нужно какое-то особое – скажите, что именно, и я прикажу, чтоб разыскали, – предложил Фабриций.

– Вот для этого как раз и нужен Серёга, – объяснил я ему, – Он во всех этих каменюках побольше нас соображает. Ну, разве только белую глину – это, наверное, если ты прикажешь, то и без нас найдут.

– А зачем она нужна?

– Огнеупор, досточтимый. Для плавки железа простая глина не годится – она раньше расплавится сама. А белая – тугоплавкая, как раз из неё плавильные печи и тигли будем делать.

– А зачем вам железо плавить? Чем вам плохо кованое?

– Угля можно добавить при плавке, чтоб лучше закаливалось, да меди, чтоб не ржавело. С углём можно даже такой состав подобрать, чтобы пружинило после закалки.

– Так это просто получше проковать надо.

– И сколько ковать? Холодным способом, уже закалённую заготовку – ты представляешь, что это за работа? – мне-то отец Нирула рассказывал все эти тонкости, когда объяснял, отчего хороший испанский меч стоит таких чудовищных деньжищ, – А как нержавеющий клинок получают, знаешь?

– Ну, на несколько лет крицу в землю закапывают, чтоб слабое железо ржавчина съела, а из оставшегося сильного потом куют.

– Значит, ждать годы и тратить большую часть железа, которого потом ещё и в окалину при ковке уйдёт немало? И таким способом – легионы вооружать?

– Ну, если ты считаешь, что через плавку может получиться быстрее и дешевле – тогда, конечно, надо пробовать. Но если честно, то – не понимаю. Зачем такие сложности, когда вся Испания полна железа и искусных кузнецов?

– А ты, Велтур? – вкрадчиво спросил я шурина, общавшегося с нами больше и теснее и нахватавшегося уже от нас уж всяко поболе.

– А что я? – не въехал тот.

– Ты – понимаешь?

– Ну… гм… Если совсем честно, то тоже как-то не совсем…

– Вот это – хорошо, – осклабился я с довольным видом.

– И что же тут хорошего? – не въехал Фабриций.

– Вы, Тарквинии, на редкость башковиты, и раз уж даже вы с Велтуром не понимаете – римляне тем более не поймут. Можно смело разворачивать нашу хитрую металлургию прямо в Испании, а то на Азоры руду с углём возить – боюсь, накладно выйдет.

– Ясно. Белая глина, говоришь? Кроме цвета она ещё чем-нибудь от обычной отличается?

– Больше ничем, вроде, на вид и на ощупь отличаться не должна. Цвет может быть и не совсем белым, такая редко встречается, может быть сероватым или коричневатым, но должен быть очень светлым. Чем светлее – тем лучше.

– Ладно, если окажется в окрестностях – найдём, – пообещало начальство, – Меня больше другое беспокоит – пока вы в Карфагене с семьями прохлаждаться будете, Нобилиор с нашими вспомогательными отрядами уже на Толетум выступил, и у него, по сведениям нашей разведки, немалые шансы вернуться с победой. Хорошо ли то, что никого из нас при тех отрядах нет, и вся кампания без нашего участия пройдёт?

– Не очень хорошо, – согласился я, – Но в этом году он взять Толетум, вроде, ещё не должен, а на следующий год я уже вернусь аж целым римским гражданином, – ещё перед отправкой в Испанию для участия в операции «Ублюдок» я уточнил по юлькиной выжимке из Тита Ливия, что Нобилиор возьмёт Толетум только на второй год своего наместничества, на который ему продлят полномочия. Как раз во втором походе мы и поможем ему уже получше – чтоб знал, кому обязан окончательным успехом…

5
Пикничок на Карфагенщине

– Я бы и больше сделал, но она ж мне совершенно экспериментировать не даёт, – жаловался Серёга.

– Я тебе поэкспериментирую, косорукий! Доэкспериментировался уже! Чуть всю квартиру мне не взорвал! Сначала чуть не отравил меня, а потом чуть не взорвал! – тут же вмешалась Юлька.

– Чем ты её травануть-то ухитрился? – насчёт взрыва я уже слыхал, но вот насчёт отравления – это уже что-то новенькое.

– Да бзик у неё очередной…

– Это у кого бзик?! Сам-то чем думаешь, головой или задницей?! Макс, ну хоть ты ему объясни, что это же хлор! Он же ядовитый!

– Ясно, – я едва сдерживал рвущийся наружу смех.

– Я ей три раза разжёвывал, что хлор сразу же расходуется при реакции, но до неё хрен доходит…

– Повыражайся мне тут ещё! Это у нормальных людей может и расходуется, а не у косоруких вроде тебя!

– Ну, завелась, – страдальчески простонал Серёга.

– Юля, уймись, – кое-как проговорил я, управившись со смехом, – Чтоб тебя тем хлором травануть, электролиз надо в бассейне проводить, а не в горшке.

– Ещё не хватало! Мне волноваться нельзя, а он тут дом взрывает! А всё ты! Нашёл, чем моего косорукого занять!

Удивляться тут, собственно, нечему. Юлька и в нормальном-то – ну, для неё – состоянии стерва ещё та, а уж на последней стадии беременности, когда рожать уже со дня на день, вообще с нарезов сорванная. Я в данном случае – ага, в теории – виноватый в том, что это на моей флэшке оказался рецепт электролиза бертолетовой соли и получения пистонного состава на её основе. Детские пистоны знаете? Вот это как раз их состав и есть – бертолетова соль и красный фосфор. С фосфором – отдельная эпопея, и она на порядок токсичнее того несчастного электролиза. Белый фосфор, который промежуточным продуктом является – отрава похлеще этих микроскопических пузырьков хлора. Счастье Серёги в том, что процедура получения фосфора громоздка, так что вся полностью в моих мастерских проводилась, и Юлька о её подробностях – ни сном, ни духом. Собственно, и электролиз-то тоже там делался, но про хлор наш бедолага неосторожно проболтался, а она ж в этом ни бельмеса, чистая гуманитарша, да ещё и на сносях, и её на том хлоре переклинило, а тут у него ещё и порция смеси шарахнула, гы-гы! Ну, как тот детский пистон примерно – порция-то с гулькин хрен, взрыв – одно название, но хлопок при этом солидный, и даже дымок заметен. Нахрена он домой готовые реактивы приволок и дома их перемешивал, прямо на обеденном столе – я так и не въехал. Что я ему, в мастерских подходящего стола не поставил бы? Бабы вообще обычно пиротехники шугаются, а это ж ещё и Юлька! Раздуть из жирной матёрой мухи махонького такого североафриканского лесного слонёнка её учить не надо – сама, кого хошь, научит.

Но сейчас это всё играет свою роль исключительно в теории, потому как без меня происходило. Мы ведь в Испании в это время действовали-злодействовали, а чтобы в параллель с этим и в Карфагене хоть что-то делалось, я как раз Серёгу с рецептом пистонного состава и ознакомил, а Диокла озадачил в мастерских ему посодействовать. И явно не зря, раз получены и красный фосфор, и бертолетова соль. Похрен, что мизерные количества, главное – рецепт проверен и оказался не туфтовым. Серёга ж – геолог, а химия – смежная дисциплина, да и пиротехника тоже, так что соображает он в этом деле уж всяко поболе меня. Кого ещё и задействовать было на этих экспериментах, если не его? Не Юльку же с Наташкой, верно? Да и добрый месяц уже после того несчастного взрыва прошёл, просто Юльке по делу догребаться больше не до чего, а не по делу – совсем другое её бесит. Мои бабы и потомство, как мне почему-то сильно кажется…

Софониба ещё зимой благополучно разродилась крепеньким мальчуганом и давно уж от родов оправилась. Здоровая античная порода, широкобёдрая, выносить и родить ребёнка – никаких проблем. Встанет у скалы, картинно обопрётся – красота, кто понимает. Она и до беременности-то фигуристая была, а теперь и в бёдрах ещё маленько раздалась, и верхние выпуклости, и ранее-то не маленькие, ещё крупнее стали, а Юлька, хоть и тоже по своему сексапильна, но стати у неё совсем не те, и на фоне роскошной бастулонки она выглядит весьма бледно. Тем более – с таким брюхом. А ещё ж и рожать скоро, а порода ведь – ни разу не античная, и неизвестно ещё, как ей эти роды дадутся, а главное – кого родит. Пятимесячный Икер уже и ворочается активно, на днях разок у меня на глазах сам со спины на живот перевернулся. На четвереньках ползает не особо – пока всё больше на животе по-пластунски, но тоже пробует. А при купании и плавать пробует – Софониба ведь, когда Велии с Волнием возиться помогала, всё подмечала и запоминала, да и Велия теперь помогала ей с Икером, и купания стали неотъемлемой частью его быта. Я разрешил бывшей наложнице, если родится мальчик, назвать его в честь её отца, чистого бастетана без малейшей финикийской примеси. Русские имена давать тем, кому в античном социуме жить – это только лишние проблемы им создавать, да и не склонен я верить в то, что конкретное имя конкретные характер и судьбу предопределяют. Пятерых собственных тёзок знавал, так один заметно побашковитее меня был, другой примерно вровень со мной, а трое – млять, и как только таких тормозов тупорылых земля выдерживает! Так что хрень это всё, и куда важнее, как воспитываться и чему учиться пацан будет. Вот и сейчас, из воды вылазили, я мальца на пальцах буквально в волнах побултыхал, так тот ещё и покидать воду не хотел, когда Софониба его на руки брала. Пока непонятно, унаследовал ли он от меня что-то из моих специфических способностей, но они ведь и у Волния проявились не сразу.

Так разве ж одно только это? Тут, оказывается, и тесть мой успел втянуться в наши пикнички на морском берегу. Не в зимние, конечно, это для средиземноморцев, пожалуй, на уровне экстрима, но в летние – как сейчас – вполне. Велия сперва мать свою в это дело втянула, а вдвоём с ней – уже и отца. Он как раз из поездки в Малый Лептис вернулся, куда ездил в составе карфагенской делегации на переговоры с Масиниссой и сенатской комиссией из Рима – ну, по поводу злостного хулиганства нумидийского с отчекрыживанием у Карфагена земель Эмпория на побережье Малого Сирта. Но об этом позже, а пока – хрен с ним, с тем Эмпорием, не суть важно. Мы уж неделю тут, только из Гадеса прибыли, только доложиться Арунтию успели, как его Совет Ста Четырех в ту делегацию включил, и ему пришлось ехать – вчера только домой и вернулся. Передохнул маленько, короче, да и с нами на пикничок увязался – мы аж в осадок выпали. И это, как выяснилось, не в первый уже раз, а чуть ли не в пятый. Теперь и место уже другое – несколько дальше нашего старого места бухточка небольшая укромная между известняковых скал имеется, так мы теперь у той бухточки и отдыхаем. Но дело-то, конечно, не в самом Арунтии. И даже не в том, что он не только Волния – родного внука как-никак, но даже и Икера разок на руках подержать соизволил. Это Юлька вынесла бы, как привыкла уже выносить и то, что сама Велия и к Софонибе, и к её ребёнку относится совершенно нормально. Но засада в том, что на этот раз с отцом увязалась и гостящая у него Мириам. А Мириам – это нечто.

Хоть и не такая стервозина, как Юлька, но в некоторых отношениях оторва похлеще её – были случаи убедиться. Как и подобает воспитанной в лучших финикийских традициях дочери карфагенского олигарха, Мириам изнежена и избалована сверх всякой разумной меры. А здесь она ещё и вдали от глаз законного супруга, олигарха из Утики, который, кстати, на будущий год городским суффетом избираться намеревается, а раз так – надо полагать, что изберётся. У таких людей обычно всё схвачено – ну, в торговле и политике, по крайней мере. В собственной семье – не всегда. Вот и этому супружница досталась не из тех, с кем порядок в семье будет. Мало того, что бэушная с довеском – весьма избалованному довеску Миркану от её первого брака уже примерно пять с половиной лет, и уже видно, что головной боли с ним будет немеряно – так ещё и весьма своеобразно понимающая свой супружеский долг. Типа, дома-то положение обязывает быть примерной супругой важного и уважаемого в Утике человека, а вот в Карфагене, в гостях у отца, можно вспомнить весёлую беспутную молодость и тряхнуть стариной. А от этого ведь, если не предохраняться, дети бывают! Вот она и решила, что раз новый супруг детей хочет, то будут ему дети – ага, от кого ей самой захочется. А захотелось ей от меня, и заделал я ей где-то примерно в одно время с Софонибой, как раз перед отплытием в заокеанскую командировку. Только с Мириам я облажался, сделав ей девку, и хотя от своей пятимесячной Энушат она тоже в восторге, Арунтий уже намекнул мне, что я бракодел, и это – не в счёт. Типа, за мной должок. Но это, само собой, опосля, а пока примерная супруга будущего суффета Утики балует свою дочурку, реальное отцовство которой ни для кого в нашей компании не секрет, а как устанет от неё – перепоручает служанкам, а сама – купаться, и весь ейный купальник при этом состоит из одной только весьма недешёвой, но абсолютно ничего не закрывающей бижутерии. А баба она тоже очень даже эффектная, и эффект свой направляет в полном соответствии с будущими детородными планами, так и норовя искупаться вместе с нами. Типа, наедине со мной солидной замужней женщине неприлично, а за компанию с моими бабами – совсем другое дело. Ну, если, конечно, лапать её только под водой, дабы с берега видно не было – ага, для приличия. Только всем ведь всё понятно, и Юльке в том числе.

Но Велия, само собой – на первом месте. Фигурой уже Софонибу догнала, хоть и не нынешнюю, конечно, а прежнюю, но финикийской примеси в ней – ни малейшей, чисто этрусско-турдетанская порода. И без финикийской примеси хороша и при этом и умнее, и уравновешеннее. Вся в мать в этом плане, и в её случае это ни разу не попрёк, а серьёзный и главное – правдивый комплимент. Не так расфуфырена, как Мириам, и уж точно не избалована, но настоящая аристократка, не манерно-показушная. Финикийцы всё-таки по этой части – обезьяны обезьянами. К сожалению, не только финикийцы. На Велию Юлька зыркает особенно недовольно. Я сперва даже и не въехал, что за хрень, а когда супружница рассказала – ржал до упаду. Она ж у меня ещё до моего последнего отъезда Дольника осилила и во всех этих обезьяньих инстинктивных тонкостях человеческого поведения разобралась, да так, что определяет и то, о чём сам мэтр этологии человека умолчал. Ну и определила как-то раз – умора, млять! У Арунтия тогда чего-то праздновалось, ну и их всех тоже пригласили. То, что Юлька заявилась завёрнутой в самый блестящий шёлк, какой только откопала в своих сундуках, и увешанной ещё более блестящими побрякушками на манер новогодней ёлки – это ещё ладно. Не всем же хороший вкус дан от природы, да и простительно беременной, так что все только хмыкнули и переглянулись. Её ярко-зелёных ногтей с блёстками тоже дипломатично «не заметили», так что не в этом была проблема. Мероприятие на вторую половину дня намечено было. Утром Велия послала к ней служанку предложить на рынок вместе прогуляться, а та не может – причёску укладывает. В смысле – сидит перед зеркалом, изображая манекен и раздавая двум рабыням ценные указания, а они – ага, над причёской ейной колдуют, подправляя что-то настолько малозаметное, что служанка моей вообще никакой разницы не увидела. Так это нормальными БАБЬИМИ глазами со стороны, а что там Юлька в посеребрённое бронзовое зеркало разглядеть ухитрялась – это её надо спрашивать.

Ну сколько там укладываться-то можно? Ну полчаса, ну час – куда ж дольше-то? У самой Велии на самые навороченные причёски редко когда больше получаса уходило, да и то, проштудировав Дольника и въехав в суть, она и сама со смехом признавалась мне, что из этого получаса от силы половина шла на саму укладку волос, а вторая половина посвящалась исключительно обезьяньему выискиванию. Я ведь упоминал уже как-то давненько, что один из мегарских соседей Арунтия держит в саду своего особняка павианов? Так вот, на них это видно весьма наглядно, когда они шерсть друг другу перебирают, особенно – косматые гривы. Вообще-то они при этом вшей со всякими прочими блохами друг у друга вылавливают, но заодно это и ритуал, завязанный на обезьяньи ранговые заморочки. Высокоранговые особи низкоранговых не выискивают, равные выискивают друг друга в порядке взаимной любезности, а низкоранговые высокоранговых выискивать обязаны. И по сути многочасовой поход наших современных баб в парикмахерскую – это не столько стрижка с укладкой, сколько ощущение себя крутой высокоранговой особью, которую выискивают часами. Вот за это ощущение они и платят такие деньжищи, на которые просто постричься и уложиться раз пять, наверное, можно было бы. И вот, значит, собираются они наконец на то мероприятие, и моя – не в самом зале, конечно, а у входа – возьми, да подгребни Юльку – сколько ж искаться-то можно, гы-гы! Той бы приколоться или хотя бы просто промолчать, и обошлось бы, но она сдуру обиду включила и этим привлекла внимание, а дорога ведь к особняку Арунтия как раз мимо того соседа с павианами, и кто-то въехал в суть намёка, заржал и прочих просветил. В общем, конфуз вышел ещё тот.

А тут ещё и ладная фигура, и волосы погуще юлькиных, и потомство соответствующее. Волний-мелкий в свои два года не просто уверенно ходит, но ещё и как я, эдакими «летящими» полупрыжками. Если кто первого «Хищника» не смотрел, то рекомендую – вот примерно так же, только не за счёт дурной силы, а на антиграве. Ну или как космонавты на Луне с её пониженным тяготением – один из моих знакомых мой шаг как-то раз «космическим» назвал. Такого рода походку, хоть и не до такой степени, и сама Велия уже давно освоила, но наш спиногрыз, сдаётся мне, в этом плане и меня с годами переплюнет. Носиться как угорелому ему рановато, но ему это не очень-то и нужно – не всякий бегает так, как он ходит. А уж плавает – ну, не как тюлень, конечно, но что-то вроде того. Но главное – мозги. Ленка наташкина где-то на пару месяцев только и младше его, но в песке только и делает, что башенки детским ведёрком формует, а Волний уже ступенчатую пирамидальную насыпь неподалёку сооружает. Я ведь, как мы из Вест-Индии вернулись, рассказывал ему и про земляные пирамидальные холмы Чанов, и про настоящие ступенчатые пирамиды ольмеков, которых, правда, не видел, но и слыхал о них, и читал. Ну и на песке ему их показывал – простенькие, в пару-тройку ярусов. А он теперь по их образу и подобию многоярусную выстраивает – не уверен, были ли такие навороченные у реальных мексиканских гойкомитичей. И ведь сам додумался, я намеренно не подсказывал. Достроил, начал камешки подходящие для украшения выбирать, да к себе подтаскивать – ага, телекинезом – не интересно ему просто рукой, хоть и легче. Рядом такого же примерно возраста детвора наших бойцов толпится, и он им архитектурные тонкости песчаного пирамидостроения объясняет – по-русски, что самое прикольное…

– Всё, как вы и предсказывали, – подтвердил Арунтий, – Масинисса напирает на то, что финикийцы – пришельцы на африканской земле, и вся она по праву должна принадлежать нумидийцам как коренным африканцам. А когда мы доказываем, что никакой Нумидии ещё не существовало в те дни, когда строился Карфаген, этот разбойник тут же поминает нам – в присутствии римлян, конечно – и нарушение мира Ганнибалом, и его поход в Италию, и нашу помощь ему – как будто бы он сам в то время не служил Баркидам! А когда мы напоминаем ему об этом, он тут же переводит разговор на тирийца Аристона, посланного к нам Ганнибалом – и снова про ганнибалову войну против Рима. И обвиняет нас в подготовке новой войны, от которой он, оказывается, спасает и Нумидию, и своих римских друзей. Ладно Нумидию, тут, будь у нас прежняя армия, мы могли бы ещё напасть на него, но Рим! Каким образом, спрашивается, с нашими-то десятью триремами? Что толку от перевозящих солдат пузатых и тихоходных «купцов», если их нечем защитить от римского военного флота? Ну какая от нас сейчас угроза Риму? Любому непредвзятому судье было бы ясно, что перед ним разыгрывается фарс, но это же римляне! Гай Корнелий Цетег – цензор прошлого года и верный сторонник Сципиона, но Марк Минуций Руф – сын носившего то же имя начальника конницы при диктаторе Фабии Максиме Медлителе, позднее погибшего при Каннах, так что у него личные счёты и к Баркидам, и к Карфагену, а как плебей он ближе к клике Катона, и его присутствие связывает обоих Корнелиев по рукам и ногам. Надо ли объяснять, как беззастенчиво пользуется этим Масинисса? Ведь один только Малый Лептис платил Карфагену со своей торговли талант серебра в ДЕНЬ! Вдумайтесь – это же триста шестьдесят пять талантов в год, которых теперь недополучит карфагенская казна. Правда, и Масиниссе столько не достанется – ведь его дикари разорили все окрестности, и теперь торговля там будет уже совсем не та, но это слабое утешение. Я понимаю, что это неизбежно, что покорность – единственный шанс спасти город, и сам этому способствую, но когда я вижу, с какой наглостью и бесцеремонностью этот дикарский царёк грабит Карфаген – хочется убить его собственными руками…

– А Сципион Африканский? Разве не он главный в римской сенатской комиссии? – вмешалась Юлька, которой – не как бабе, конечно, а как нашей историчке – в порядке исключения дозволялось встревать в подобные беседы о политике.

– Да, Публий Корнелий Сципион Африканский. А что толку? Да, он завоеватель Испании и победитель Ганнибала, бывший цензор, а после прошлого года – уже двукратный консул и принцепс сената. Но даже такому человеку – первому человеку в Риме, как они сами таких называют – опасно прослыть другом Карфагена. Видели бы вы Сципиона! Я помню его тогдашнего, сразу после Замы! Твёрдого, величественного, уверенного в собственной правоте! А сейчас он прячет глаза от стыда! Он же всё прекрасно видит и понимает, но ровным счётом ничего не может сделать. Ясно же, что сенат потребовал от своих посланцев подыгрывать нумидийцам, и даже сам Сципион не может позволить себе действовать наперекор одобренной сенатом политике. Нет, он, конечно, поговорил с Масиниссой с глазу на глаз и негласно пообещал нам, что новых захватов больше не будет, но и только. Всё, что уже захвачено им – присуждается ему и для Карфагена потеряно безвозвратно.

– Будут и ещё захваты, – напомнила Юлька, – Позже, после смерти Сципиона.

– Лет через десять, кажется? – уточнил я.

– Да, десять лет, – подтвердила она с такой тоской в голосе, что кажется, даже обида на меня и на моих баб отступила у неё на второй план.

– Так это же ещё вагон времени! – махнул рукой Серёга.

– Молчал бы уж лучше – за умного сошёл бы! – тут же накинулась она на него, – Много ты понимаешь! Сципион НИКОГДА больше не побывает в Карфагене! Это ты в состоянии понять своей дурной башкой?!